М. Н. Катков
правитьЗначение народного образования
Условия, облегчающие дело народного обучения. Настоятельная потребность в народных школах
править
Ниже приводим мы из прусской «Провинциальной Корреспонденции» очень поучительную выдержку, где блистательные успехи Пруссии в прошлогоднюю кампанию официально поставляются в связь с делом народного обучения и воздается честь тем скромным труженикам, которые посвящают свою жизнь этому важному делу. Еще недавно мы сообщали о заявлении австрийского правительства, что для усиления Австрии в военном отношении непременно нужно поднять народные школы: это убеждение куплено дорогим опытом. При сравнении военных сил Франции и Германии неоднократно высказывалось, что в этом отношении Франция поставлено менее выгодно, чем Германия. Но Франция в последнее время старалась помочь этому горю. Из официального донесения, обнародованного деятельным французским министром народного просвещения г. Дюрюи (который постоянно хлопочет о постепенном введении обязательного посещения школ), видно, что теперь из числа 37 548 общин, на которые разделяется Франция, только в 634 нет народных училищ, а из 4 миллионов детей от 7 до 13 лет 440 000, следовательно, 11 процентов, остаются без обучения; но около 2 миллионов обучаются в школах бесплатно. И, однако же, теперь это считается недостаточным. Учебные курсы для взрослых благодетельно и сильно способствовали в Англии распространению образования между рабочими. Франция, где в 1864 году было 5600 таких учебных курсов для взрослых, имеет их теперь около 30 000, и ими пользуются 600 000 человек.
Россия для образования своего народа имеет перед Францией и Англией то большое практическое преимущество, что русская орфография очень проста, а пред Германией то, что русские письменные и печатные буквы более сходны между собою. Эта весьма важная для начальных школ выгода дала бы русскому народу возможность догнать западные народы в деле народного обучения через какие-нибудь два поколения. Сколько затруднений представляет английское правописание в начальных школах Англии и Северной Америки для первоначального образования и сколько времени, а следовательно, и денег надобно истратить там на то, чтобы выучиться читать и правильно писать! У немцев, правда, правописание проще, но в народных школах немецкий учитель должен ознакомить учеников сперва с крупным и мелким готическим алфавитом, а потом с письменным, вовсе не похожим на печатный (поэтому у них изучение чтения и письма — два различные занятия); к этому присоединяется еще письменный и печатный, крупный и мелкий латинский алфавит, составляющий необходимое условие немецкой грамотности. Русскому же крестьянскому мальчику, в сущности, достаточно затвердить буквы одной азбуки, так как печатные буквы очень сходны с письменными, а прописные — с строчными. Вследствие этого русский ученик и у плохого учителя может в два месяца уйти вперед далее, чем немецкий ученик чуть не в течение года.
Вот причины, почему у нас, несмотря на все затруднения, возможно в короткое время и повсеместно открыть первоначальное обучение. Само собой, впрочем, разумеется, что и для первого, в сущности легкого, шага должны быть приняты некоторые чрезвычайные меры, частью губернскими и уездными земскими учреждениями, частью министерством народного просвещения и святейшим синодом, частью приходскими и сельскими общинами, причем весьма многое зависело бы от содействия мировых посредников. Ничем лучшим не мог бы этот институт увенчать свою деятельность, которой уже так многим обязана Россия.
Для России народное обучение есть одна из главнейших потребностей и должно быть предметом наших самых настоятельных забот. Оно для нас тем важнее, чем многочисленнее у нас крестьянское население сравнительно с другими классами. Доселе умственная жизнь русского народа питалась силами самой незначительной части его. Из официальных сведений видно, что из числа 28 429 воспитанников, состоявших 15 сентября 1864 года в 96 гимназиях, 19 640, следовательно, почти 70 процентов, были из дворян и обер-офицерских детей, 6020 (21 процент) из мещан, 1114 крестьянского происхождения, 984 духовного звания и 671 из иностранцев. Цифры за позднейшее время оказывают почти тот же результат. Не свидетельствует ли это о крайне неравномерном распределении образования в России, какому нет примера во всей Европе, особенно если примем во внимание, что и домашнее обучение у нас наиболее распространено только в небольшом классе помещиков и чиновников? Необходимым следствием такого неестественного положения дел оказывается та односторонность в общем ходе нашего развития, которой отрицать нельзя. Положение это улучшается весьма медленно. В 1833 г. в 39 гимназиях считалось между 7495 учениками 79 процентов из дворян, 2 процента из духовного звания и 19 из податных сословий; в 1863 году первых — 72 процента, вторых — 3 процента, третьих — 25 процентов. Везде в других образованных государствах дети помещиков и чиновников давно уже составляют меньшинство учеников в общественных школах, за исключением некоторых университетских факультетов, каков, например, юридический. Но у нас к 15 сентября 1864 года между 4084 студентами всех русских университетов было 2744 (то есть 68 процентов) дворянских и обер-офицерских сыновей, 388 (9 1/2 процентов) из духовного звания, 364 (9 процентов) горожан, 570 (14 процентов) поселян; да и из этой последней цифры почти 2/3 приходятся только на университеты Дерптский (199) и Московский (162). Откуда же при таком ходе развития могут взяться у нас годные учители, которые с молодости назначили бы себя к этому званию и серьезно готовились бы к нему в наших средних и высших учебных заведениях? Педагогическое сословие нигде не пополняется из высших и достаточных классов. Скромный труд этого сословия, его скромное общественное положение не могут служить приманкой для молодых людей, ищущих карьеры. В особенности теперь, когда гражданская служба получает все большее и большее значение и когда частные предприятия начинают доставлять блистательное вознаграждение за труд не очень тяжелый, учебная часть нуждается в расширении круга лиц, которые были бы расположены посвящать себя ей и ею довольствоваться, не засматриваясь на другие карьеры. У нас часто удивляются, почему наши филологические факультеты так малочисленны. Кроме других причин, довольно легко устранимых, есть еще несомненная, на которую указывают данные о происхождении учеников в наших гимназиях.
В уездных училищах замечается легкое направление к естественному порядку вещей; здесь в упомянутый момент времени мы находим в 413 учебных заведениях между 25 658 учениками 57 процентов мещан, 28 процентов дворян, 13 процентов крестьян и 2 процента детей духовных лиц. Но при этом надобно заметить, что 5/6 долей учеников в уездных училищах (21 000) не доходят далее второго низшего класса, и 50 проц. — далее первого низшего класса, и при недостатках воспитания в нашем мещанском и крестьянском сословиях весьма немногие из учеников могут получить правильное развитие своих умственных сил. При таких обстоятельствах у нас более чем где бы то ни было необходимы народные школы, из которых могли бы выходить дельные, способные педагоги. При хороших способностях и та малая доля образования, которую дает народная школа, достаточна для того, чтоб одушевить ученика, как некогда Ломоносова, мужественным желанием искать средств для дальнейшего образования; без народной школы и величайшие гении должны пропадать даром, если им не поможет чудесное стечение случайностей.
Москва, 6 марта 1867
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1867. 7 марта. № 52.