Обсуждаем проблемы драматургии. Драматургия — тоже литература, ее высший и сложный жанр. Она не может остаться вне нашего внимания.
— А судьи кто? — слышны голоса драматургов, — нет критики драматургии как литературного жанра, нет глубоких творческих бесед. А если обсуждают постановку, то не вскрывают глубину драматического произведения, его идею, его язык, его композицию, его стиль.
…А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему.
Поспорят, пошумят и… разойдутся.
Много горькой правды.
Критика должна быть впереди творческой практики, освещать ее путь, указывать направление, предупреждать от опасностей. Когда пламя критики позади, писателю, драматургу часто приходится жертвовать затылком, и, шарахаясь от своей тени, он не может вы; браться на верную дорогу.
Критика драматургии как литературного жанра еще в зачаточном состоянии.
Масса проблем ждет разработки и разрешения. Писатели, драматурги, театры в праве говорить о слабости критики. Но отрицать целый ряд достоинств и достижений нашей критики никак нельзя. Наша критика не только далека от буржуазной, лживой, лицемерной, продажной критики, которая и осла об’явит балериной, если он навьючен золотом или стоит в хлеве «сильного мира сего», но она, по своему мировоззренческому, идейно-политическому уровню стоит довольно высоко. Она еще недостаточно овладела спецификой отдельных видов искусств, в данном случае драматургии, и поэтому она бывает мало конкретной и часто поверхностной. Но критика драматургии за последнее время все-таки продвигается вперед. В одном Методцентре Всеросскомдрама имеется ряд книг, монографий по творчеству отдельных драматургов, развивается своеобразная форма критики — творческие беседы в процессе творческой работы над произведением. Критика — тоже литература, ее составная часть. Критик без художественного таланта и литературного дарования — не критик, а читатель, рассуждающий по поводу искусства и литературы. Имена Дидро, Лессинга, Тана, Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Плеханова, Луначарского и др. с таким же правом принадлежат литературе, как имена крупных писателей и художников слова. На развитие литературы, драматургии, искусства большей частью влияют именно те критики, которые сами являются творчески одаренными людьми, могущими во осей полноте вскрыть творчество художника.
Критик должен находиться в двусторонней проверке: со стороны писателя-драматурга и со стороны читателя, зрителя. Оп должен быть мостом, а не пропастью между писателем и читателем, облегчающим развитие и того и другого, помогающим их сближению, мостом, ведущим и писателя и читателя на более высокую ступень. Некогда критик чувствовал себя в роли верховного судьи, который выносил приговор автору по статьям уголовного кодекса литературных организаций, где весами правосудия было прокрустово ложе творческих резолюций, а мечом — административное могущество. Сегодня критик и автор в равных условиях, сегодня мы можем биться на равных правах, взаимно, вскрывать ошибки, чтобы помогать развитию нашей литературы и драматургии. Нам ненужна критика хвалебная, ласкательная, панегирическая. Такая критика нам чужда, — какая цена похвале, если она возложена как обязанность, — марксистско-ленинская критика никогда не была и не может быть лицемерной, салонно-слащавой. Мы хотим критики настоящей, боевой, страстной. Мы можем сказать писателям, драматургам:
— Вчера мы вас били и кричать не давали. Теперь кто же вам мешает, кричите и бейте нас.
— Я здесь — в полной боевой готовности, — выступает В. Вишневский и усиленно бомбардирует баррикады критиков (см. его статью в сегодняшнем номере «ЛГ»)" расходует весь свой пороховой запас и, увы… ни одного убитого. Почему? Потому что у В Вишневского, вместо аргумента — возмущение, вместо) критики — крик, вместо товарищеского отношения к критикам — смешная поза пренебрежения. Слышишь и не веришь: неужели язык переместился от головы и печени — откуда же столько поверхностных направленных против всей критики фраз.
В. Вишневского возмущает «удручающая конкретность» критики, когда анализу подвергается только отдельная книга или спектакль, и критик не устанавливает места данное художника в системе художественной культуры. Но было бы хорошо, если бы В. Вишневский взял выступления своих критиков Анисимова, Амаглобели, Свирина, Юзовского и др., которые достаточно «неконкретно» его критиковали и, кстати сказать, судя по его публичным заявлениям, помогали его творческому росту, — и показал бы, в чем они ошибались и что они не досказали.
Для того чтобы спорить, нужно рассуждать конкретно, с аргументами в руках, а не отделываться общей фразой об отставании критики.
Мы хотим от драматургов резкой принципиальной критики наших ошибок, но просим не унаследовать от нас худшие черты — смелость от невежества, шельмование от страсти к уклонопришивательству, барская поза — от необоснованного сознания своего превосходства.
Рынок буржуазной культуры, создаваемый по принципу индивидуалистического хозяйства — с секретами производства, с борьбой между конкурирующими сторонами, с гибелью одних и торжеством других — в корне чужд развитию нашей культуры. Мы — творцы новой социалистической культуры. Наш «рынок» национально не ограничен. Он обнимает все народы одной шестой части мира и охватывает абсолютное большинство человечества, весь мировой пролетариат. В процессе созидания социалистической культуры по-новому ставится вопрос взаимоотношений художника с художником, художника с обществом, критика и художника и наоборот. Вместо анархической конкуренции между художниками, регулируемой буржуазным рынком и продажной критикой, мы уже осуществляем взаимную помощь, обмен творческим опытом, товарищескую критику в целях. преодоления ошибок в взаимной поддержки для достижения тех высот, на которые . человеческая культура еще никогда не подымалась.
Можно ли рассматривать выступление П. Маркиша (см. статью в сегодняшнем номере «ЛГ»), его критику творчества Погодина, уясняющим творческий путь драматурга и правильно оценивающим его последнюю пьесу «Мой друг»? К сожалению, нет. П. Маркиш исходит из противоположных творческих установок и приходит к нигилистическому отрицанию творческой практики Погодина. Требовать от художника произведения, построенного по противоположным его творческим установкам принципам, значит отрезать себе путь к пониманию данного художника и со взломом открывать двери его творческой лаборатории.
Художника нужно критиковать с учетом его творческих особенностей, нужно указывать на его слабости и поощрять его достижения. Это, конечно, не значит, что для критики данного художника, данной творческой системы нужно принять эту систему как мерило ценности. Для взаимной критики необходима творческая терпимость и политическая широта мысли, которая позволит об’ективно оценить произведение и помочь творцу, с учетом его творческой индивидуальности, подняться на более высокую ступень в процессе развития социалистической культуры.
П. Маркиш в пьесе «Мой друг» Погодина не находит ничего положительного. Он не обнаруживает основного качества этой пьесы, проходит мимо ее достоинств и преувеличивает отдельные ошибки.
В чем достоинство пьесы «Мой друг»? Почему она в этом сезоне представляет наиболее крупное явление? Потому ли, что язык пьесы недостаточно богат? Потому ли, что, кроме основного образа Гая, командира пятилетки и «руководящего лица», остальные образы сделаны поверхностно и трафаретно? Потому ли, что композиция и архитектоника пьесы раздроблена, начинав от философствующего американского капиталиста и тоскующего по русской песне белоэмигранта на борту парохода, до перегрузки, в основном, прекрасной сцены с женами специалистов и плакатного апофеоза финальной сцены? Можно было бы продолжить перечисление недостатков пьесы и детальнее их обосновать, но все это абсолютно не пригодится для подтверждения положений П. Маркиша.
Основное достоинство пьесы «Мой друг» заключается в том, что здесь без риторического пафоса и плакатной условности, без трагической маски и сантиментальной идеализации впервые так выпукло, ярко и многогранно показан герой пятилетки Гай и «руководящее лицо», один из руководителей социалистической стройки, и этим выявлен пафос социалистического строительства.
При наличии другого характера в «Время» вперед!" Катаева, отображая пафос социалистического строительства, показывая яркие, живые образы настоящих героев ваших великих будней, где создаются крепости социалистического хозяйства и формируется новый человек, является достижением нашей драматургии.
В советском искусстве, в частности советской драматургии, становление социалистического стиля идет по линии выражения пафоса гражданской войны, когда пролетариат утверждал свое господство, и по линии выражения пафоса социалистического строительства, когда пролетариат строит новое бесклассовое общество. Эти линии не только создают галлерею образов-героев гражданской войны и социалистического строительства, но по-новому ставят все проблемы во всех областях общественной жизни.
П. Маркиш останавливается на мелочах и не видит крупнейших достоинств пьесы «Мой друг». Одним взмахом пера он хочет вообще разделаться с советской драматургией. По его утверждению. за пятнадцать лет мы имеем лишь резонный репертуар… «но мы совсем не имеем драматургии». Эго утверждение напоминает крик испуганного трудностями человека. По советской драматургии нечего пугаться: у нее достаточно достижений в настоящем и достаточно сил для будущих больших побед.
Мы не имеем никакого основания утверждать, что сложный и богатый путь, пройденный нашей драматургией за пятнадцать лет, не затмил, как дореволюционную драматургию упадочного символизма и мистического декадентства, так и западную драматургию сегодняшнего дня с ее мистической «идейностью» и «формотворческим» кривляньем. При нашей линии отставания драматургии от социалистического строительства советская драматургия все же является передовой драматургией мира как по своим идейным устремлениям, так и по своему художественному качеству.
Мы ждем от наших драматургов как произведений большой философско-политической глубины, так и их серьезных выступлений по творческим вопросам, которые будут способствовать развитию нашей критики. Мы уверены, что участие драматургов в обсуждении вопросов драматургии даст нам значительней вклад в развитие кашей теоретической мысли.