Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария». Июнь 1909 г.
Партиздат, 1934
{* Печатается по автографу А. А. Богданова. Вверху надпись В. И. Ленина: «((Школа)). К п[ункту] 7 порядка дня». Ред.}
[31 мая 1909 г.]
По поводу обвинения меня в нелойяльности по отношению К коллегии Большевистского Центра, обвинения, возникшего благодаря тому факту, что со своим особым мнением в деле о партийной школе за границей я раньше ознакомил Центральное Областное Бюро и организаторов школы, чем коллегию Большевистского Центра,[1] я считаю необходимым заявить следующее:
Я охотно признал бы наличность в данном случае формального упущения с моей стороны и принял бы всяческое порицание за него, если бы самую коллегию было возможно считать в это время нормально функционирующей, единой, а меня самого — связанным с нею не только чисто формально, но и морально. Ни того, ни другого не было, и притом абсолютно не по моей вине.
Внутри коллегии Большевистского Центра существует оформленная другая организация, к которой принадлежит нынешнее большинство ее членов. Волею этой организации я давно уже морально исключен из коллегии Большевистского Центра. Все это совершенно неоспоримо доказывается нижеследующими фактами.
Еще в январе нынешнего года я натолкнулся на несомненные[2], как мне казалось, данные о существовании такой организации и написал проект обращения по этому поводу в Большевистский Центр, который и привожу здесь дословно.
{* На полях справа зачеркнутая синим карандашом надпись рукой неизвестного: «(Не подано, факт посылки Б[атурина] теперь подтвержден»). Ред.}
Уважаемые товарищи, находясь в Италии, я получил от т. Марата письмо с сообщением о делах Большевистского Центра, членом которого я состою. В письме было, между прочим, сказано:
"… могу сообщить, что попытки учинить раскол делаются. Так, в Москву послан уралец Б[атурин] читать доклад о конференции…120 Что Б[атурина] послали в Москву, я узнал случайно. Б[атурин] взял у меня деньги на дорогу. Через два дня он пришел еще за деньгами; я отказался дать, мотивируя тем, что дал ему достаточно до Урала. На это он мне заявил, что ему надо ехать в Питер и Москву. Я заявил, что ему по дороге, быть может, нужно ехать и в Ниццу, но на такие поездки я денег дать не могу. Тогда он мне сказал, что его Большевистский Центр посылает в Москву читать доклад о конференции. Я ему заявил, что Большевистский Центр таких назначений не делал, и потребовал представления записки о том, что он едет по поручению Большевистского Центра. Через несколько часов он принес мне записку Григория, который просил еще дать ему денег (50 francs), a он начал извиняться передо мною, — действительно-де я напутал, Большевистский Центр меня не посылал: было частное совещание Ленина, Григория и Каменева; они посылали его в Москву: «а если Вас не пустят в организации, скажите, что Вас послал Б. Ц.»… (Письмо от 27/I 1909),
Из этого сообщения с несомненностью усматривается следующее:
1) Существует сепаратная организация, в состав которой входят члены редакции «Пролетария», товарищи Ленин, Григорий и Каменев, — организация, которая посылает по России агентов со специальными поручениями, и пользуется для этого средствами Большевистского Центра.
2) Организация эта, которую я, в виду антйбойкотистского оттенка ее членов, буду для краткости называть в дальнейшем «Антибойкотистским Центром» (точное же ее название мне неизвестно), действует конспиративно по отношению к Большевистскому Центру и товарищам в России: она то называет себя «частным совещанием», то прикрывается (более, чем незаконно, разумеется) именем Большевистского Центра. Делегату ее дается инструкция не говорить без необходимости в Москве, от какой организации он послан, и только в случае крайности сказать, что от Большевистского Центра… Деньги же на частное политическое предприятие «Антибойкотистским Центром» были получены от кассира Большевистского Центра в данном случае посредством записки товарища Григория, как члена Большевистского Центра.
3) Образование нового Антйбойкотистского Центра находится в очевидной связи со срывом большевистской конференции в первых числах января, — так как в составе Антйбойкотистского Центра, поскольку он выяснен, оказываются те же товарищи, которые голосовали за непризнание большевистской конференции121.
Считая эти факты страшно важными в силу заключающейся в них угрозы основным жизненным интересам большевизма, я предлагаю Большевистскому Центру временно отложить все прочие, более мелкие дела, чтобы заняться следующими задачами:
a) Выяснение организации и деятельности Антйбойкотистского Центра.
b) Прекращение того раскола в большевизме, который по существу и формально создается уже самым существованием Антйбойкотистского Центра.
c) Прекращение попыток распространить этот раскол, к счастью пока еще только, повидимому, заграничный, на русские местные организации.
4 февраля 1909 г. (нового стиля).
Прежде, чем подать это заявление, я решил посоветоваться с теми членами Большевистского Центра, которые к тайной коллегии не принадлежали, — с т. Маратом и т. Н[икольским]. Они мне сказали: «Из этого ничего не выйдет. Кто устраивает раскол, те сумеют отрицать факты. Против свидетельства одного будет отрицание[3] четырех. Тут ничего не поделаешь. Надо ждать». Я признал верность этих соображений и заявления не подал.
Впоследствии факт посылки т. Б[атурина] был подтвержден, — не только тем, что он на самом деле поехал в Москву, но и прямым указанием одного из посылавших, — товарища Григория. Именно, когда в заседании 23 февраля122 т. Марат, протестуя против резолюции об исключении двух членов Большевистского Центра, рассказал всю историю с т. Б[атуриным], то т. Григорий возразил: «нечего считаться, кто кого посылал; вот вы посылали т. Лядова». Возражение было по существу неудачно, ибо Лядов был послан коллегией Большевистского Центра совершенно официально; но оно заключало в себе полное подтверждение данных т. Марата. Но тут же были даны еще более серьезные доказательства существования внутреннего раскола.
В заседание 23 февраля три члена Большевистского Центра — Григорий, Каменев, В[иктор] — принесли готовую резолюцию, в которой я и т. Н[икольский] объявлялись присвоителями партийного имущества и клеветниками, нам предлагалась неделя на раскаяние, а затем назначался созыв более полного собрания Большевистского Центра, — для решения вопроса об исключении нас из коллегии. В этой же резолюции подчеркивался «коренной» и «принципиальный» характер разногласий в большевистской фракции, каковой плеоназм имел явной целью указанием[4] на неизбежность раскола оправдать неслыханный образ действий[5] авторов резолюции. Что ее принятие было заранее решено в другой коллегии, можно было видеть по поведению т. В[иктора], который немедленно после прочтения резолюции предложил голосовать ее без прений. Другие решили[6] допустить прения, но, конечно, резолюция без изменений была принята теми же тремя голосами (т. Ленин отсутствовал, как было сообщено, «по болезни»).
С этого времени я имел все основания считать себя «морально» исключенным из Большевистского Центра, но подчиниться этому я не мог и, как представитель, выбранный съездом, был даже не в праве подчиниться.
Затем последовали новые факты.
В редакции «Пролетария» оказалось, что т. Марата приглашают на заседания лишь для того, чтобы формальным голосованием санкционировать кем-то уже принятые и выполненные решения. Так, он сначала имел удовольствие видеть уже отпечатанной и сброшюрованной статью т. Григория о всероссийской конференции (или, вернее, о необходимости раскола среди большевиков)123, а затем в заседании редакции участвовать в обсуждении и решении вопроса о том, не надо ли ее напечатать. В другой раз его собственная статья, по заказу редакции им написанная, была без разговоров с ним[7] кем-то отвергнута и заменена написанной еще кем-то по чьему-то новому заказу.
Наконец, когда около 20 апреля не входящие в тайную коллегию члены Большевистского Центра потребовали собрания, то неожиданно они получили от четырех членов — товарища Ленина, товарища В[иктора], тт. Каменева и Григория — ответ, что они, означенные четыре, решили собраний до пленума не устраивать, ибо в этих собраниях нет толку благодаря «оппозиции», которая-де там занимается «сплетнями и клеветой»124. Тайная коллегия выступила открыто.
Между прочим этим ее выступлением в значительной мере обусловлено мое опоздание с подачей особого мнения по вопросу о школе. Я подал бы его на том собрании, которое было сорвано коллегией четырех (впрочем, сколько их там, я в точности не знаю); а подавать не на собрании, т. е. в эту самую тайную коллегию, у меня как-то не было охоты.
Но это не так важно. Существо дела ясно. Если те, кто снимает голову у фракции, плачут по выдранным мною при защите партийного же дела нескольким волосам, то это есть лицемерие, и ничего больше. Чтобы констатировать это лицемерие, я и предложил свою поправку в соответственном месте направленного против меня письма большинства Большевистского Центра к членам фракции125; там, где говорится: «мы обращаемся ко всем, желающим единства фракции», я советовал вставить, для точности, следующее определение к этому «мы»:
«Мы, устроившие внутри Большевистского Центра особую организацию, действующую его именем и присвоившую его функции»[8]…
Перехожу к существу письма. Прежде всего отмечу в нем грубое искажение основных фактов. О письме т. Михаила, переданном в редакцию «Пролетария», там говорится, что оно «было лишь простой корреспонденцией….. и заключало в себе академическое лишь предложение обсудить в местных организациях вопрос о нужности или ненужности партийных школ». Это — прямая неправда. В обращении т. Михаила нет вопроса о «ненужности» школ, а прямо констатируется, что они необходимы, и оканчивается оно следующими, отнюдь не «академическими», а практическими вопросами:
«1. Какие требования к такой школе ставит организация, т. е. какого характера работников она желала бы видеть выпущенными из этой школы: агитатора, организатора, пропагандиста, работника по профессиональному или аграрному движению?
2. Есть ли у нее на примете товарищи-рабочие, которых она сможет послать в партийную школу?»
И заканчивается обращение словами:
«Желательно, чтобы организация резолютивно закрепила свое отношение к проекту организации партийной школы и копию прислала нам» — из чего ясно, что обращение, присланное в редакцию, рассматривается как проект организации школы.
Злостный характер того задержания, которому обращение подверглось в редакции, теперь вполне доказан тем фактом, что эта якобы «академическая корреспонденция» была специально скопирована до ее возвращения автору, — о чем проговорился на собрании Большевистского Центра т. Григорий. Прямую неправду представляет также то место письма, где говорится, что женевцы, вырабатывая план школы, «не имели в виду специальной посылки учеников из России». Они хотели набрать учеников за границей лишь для начала, а посылка их из России в дальнейшем предполагалась, о чем засвидетельствовал на собрании Большевистского Центра знакомый с делами Женевской группы и специально с этим делом т. Марат.
При явно враждебном отношении редакции «Пролетария» к начинанию, выразившемуся в обращении т. Михаила, при вышибательной ее тактике, объектом которой уже раньше оказался один из инициаторов школы, т. Алексинский, какой же оставался путь для выполнения необходимого дела, как не содействие и утверждение со стороны местных большевистских организаций? Редакция «Пролетария» находит, что и тогда надо было придти к ней; передать ей на зарез все дело, да за одно и собранные средства. За кого же она считает товарищей большевиков? За толстовских непротивленцев? или просто за баранов? Во всяком случае, я глубоко убежден, что они не таковы.
С революционным социал-демократическим приветом
120 В. Л. Шанцер называет H. H. Батурина «уральцем», поскольку он был делегатом на Парижской конференции Р.С.-Д.Р.П. (январь 1909 г.) от Уральской организации. —160.
121 После Парижской конференции в январе 1909 г. А. А. Богданов и В. Л. Шанцер написали в Большевистский Центр письмо, в котором протестовали против «срыва» большевистской конференции и превращения ее в «какое-то совещание Большевистского Центра с делегатами». Они предлагали после окончания общепартийной конференции — открыть большевистскую конференцию, предоставив право решающего голоса лишь делегатам с мест. (Архив ИМЭЛ, 27104). —161.
122 Протокол этого заседания редакции «Пролетария» в архиве ИМЭЛ не имеется. —162.
123 Речь идет о статье Г. Е. Зиновьева «Всероссийская конференция Р.С.-Д.Р.П.», напечатанной в №№ 42 и 43 «Пролетария» от 25(12) февраля и 6 марта (21 февраля) 1909 года. —163.
124 А. А. Богданов имеет в виду письмо членов Большевистского Центра за подписью Л. Б. Каменева, В. И. Ленина, Г. Е. Зиновьева и В. К. Таратуты, написанное в двадцатых числах апреля 1909 года, в ответ на требование А. "А. Богданова, В, Л. Шанцера, M. H. Покровского о немедленном созыве Большевистского Центра в наличном составе для решения вопроса о времени созыва расширенного собрания Большевистского Центра. Текст этого письма следующий:
"[Член]ам Б. Ц. — тт. Максимову, Марату и Домову.
[В ответ] на Ваше предложение о созыве сейчас Б. Ц. считаем нужным сообщить следующее:
1) Ряд предшествующих собраний Б. Ц. показал, что целая группа более или менее существенных вопросов, возбуждающихся на этих заседаниях, оказывается в явной связи с вопросами более общего характера, для решения которых созывается ныне расширенное собрание Б. Ц. Разрешение этой группы вопросов до вырешения общего вопроса о том, в каком направлении должна вестись вся принципиальная и практическая политика Б. Ц., как руководящего органа Большевистской фракции, при таких условиях — или невозможна или на деле превращается в склоку и усиливает ее элементы. При том же отношении к решениям Б. Ц., которое нам приходится наблюдать со стороны «оппозиции», товарищеское обсуждение дел превращается в ряд вылазок этих товарищей против отдельных членов Б. Ц., в бездоказательное повторение сплетней и клевет.
2) В виду этого Б. Ц., констатировав, что некоторые члены Б. Ц. стали на раскольнический путь, принял уже постановление о допустимости до созыва пленума для решения не терпящих отлагательства практических вопросов опроса членов Б. Ц. Посему мы не видим сейчас надобности в созыве Б. Ц. в составе находящихся сейчас в Париже членов, тем более, что ближайший повод к нему — определение срока созыва расширенного собрания — может быть выяснен только путем запроса всем членам Б. Ц., главным образом, находящимся в России. Соответственные запросы всем им посланы, и ответы ожидаются и будут сообщены Вам секретарем. Вопрос о приглашении представителей от областей не требует особого обсуждения, так как присутствие этих представителей обязательно на расширенном собрании Б. Ц.
Заявление т. Никольского о желательном для него сроке, конечно, было бы [серьезней]шим образом принято во внимание даже и тогда, если бы оно было им передано и не через трех [дру]гих членов.
С товарищеским приветом
В ответ на это В. Л. Шанцер, А. А. Богданов и M. H. Покровский написали 27 апреля 1909 г. заявление в расширенную редакцию «Пролетария», в котором, настаивая на созыве пленума наличных членов Большевистского Центра, писали:
"В расширенную редакцию «Пролетария» (Большевистский Центр Р.С-Д.Р.П.)
Мы, нижеподписавшиеся, обратились на прошлой неделе в коллегию Б. Ц. с просьбой немедленно собрать ее наличный состав для точного определения срока собрания пленарного, которое созывается, согласно вынесенной 23 февраля сего года резолюции, чтобы разрешить вопрос об исключении двух членов Б. Ц., Максимова и Никольского, и другие важные вопросы. Сегодня мы получили через секретаря Б. Ц. сообщение, которое, насколько можно видеть из его содержания, должно, по мысли подписавших его четырех товарищей, служить ответом на нашу просьбу, но в действительности таковым ответом не является и вообще представляет из себя нечто в высокой степени загадочное.
На просьбу, адресованную в коллегию Б. Ц., нам отвечают четыре члена Б. Ц. В этом невероятном с формальной стороны факте ничего, разумеется, не изменяет ссылка означенных четырех товарищей на решение Б. Ц. об опросе заграничных членов коллегии, ибо такого опроса ни мы не предлагали, ни авторы документа не требуют, а в ответ на нашу официальную просьбу нам сообщается личное мнение юридически отдельных товарищей; никакой определенно формулированной резолюции нам на голосование не ставят, и нас голосовать ее не просят. Единственный вывод, какой, повидимому, из этого документа возможен, — это существование я Б. Ц. какой-то особой коллегии, которая, неизвестно почему, присвоила] [себе] право общей коллегии и за нее нам отвечает.
По существу же, означенный документ заключает в себе отказ в созыве собрания коллегии, причем мотивировка отказа сводится к голословным, оскорбительным для трех членов Б. Ц. заявлениям, по поводу которых мы будем иметь дело с означенными четырьмя товарищами особо.
При том же документе имеется никем не подписанное приложение следующего содержания:
«По вопросу о суде между Каменевым и Максимовым, а сменно по вопросу о предоставлении Максимову и Каменеву использовать в пределах обвинения требующийся ему материал из жизни Б. Ц. — мы голосуем в положительном смысле, полагая, что в том объеме, который требуется характером обвинения, ему предъявленного, т. Максимов может пользоваться нужными ему материалами».
Происхождение этой приписки для [нас неизвестно], и мы не знаем, в каком отношении находится она к вопросу о сроке пленарного собрания.
С товарищеским приветом
27 апреля 1909 г. [Архив ИМЭЛ № 36749]. —163.
- ↑ См. стр. 194. Ред.
- ↑ Первоначально было: «неоспоримые». Ред.
- ↑ Первоначально было: „свидетельство“. Ред.
- ↑ Первоначально было: «признанием». Ред.
- ↑ Первоначально было: «неслыханные действия». Ред.
- ↑ Зачеркнуто: «для формы». Ред.
- ↑ Дальше зачеркнуто: «и без официального». Ред.
- ↑ Дальше следует зачеркнутое: "О самом же письме я теперь ничего сказать не могу, ибо несмотря на то, что оно отпечатано уже более недели тому назад… и как мне известно рассылается кому следует, несмотря на мои просьбы через товарищей, я до сих пор (31 мая) его не получил. Повидимому это делается во исполнение принятой 23 февраля резолюций «сократить до минимума официальные сношения» со мною и т. Н[икольским]. Ред.