Приводим из официальной «Конгресс-Цейтунг» полный текст заявления сделанного В. Е. Жаботинским с трибуны конгресса в ответ на слова д-ра Вейцмана о роли Жаботинского в подписании согласия на «Белую книгу». Речь идет, как известно, о «Белой книге» 1922 г., автором которой был сэр Герберт Сэмюэль и в которой содержалось унизительное для сионизма толкование мандата. Г. Уинстон Черчилль, тогдашний министр колоний, а с ним и г. Сэмюэль, потребовали от сионистской экзекутивы выражения согласия с «Белой книгой», грозя в противном случае изменить текст мандата (это было за месяц до ратификации мандата) и отнять у сион. организации права Еврейского Агентства. Экзекутива уступила, и письмо, выражающее эту уступку и подписанное д-ром Вейцманом, датировано 18-тым июня 1922 года.
Вот подлинный текст заявления В. Е. Жаботинского («Конгресс — Цейтунг», № 7, от 7-го сентября 1927 г.):
«Г. д-р Вейцман произнес в своей речи следующие фразы: „Когда г. Жаботинский был поставлен, как и мы все перед тяжелым испытанием — перед необходимостью подписать Белую книгу, — тогда он не произнес такой речи, какую произнес здесь. Почему он тогда не попытался выступить перед Премьер-министром Англии или перед Сэмюэлем или перед министром колоний и произнести ту самую речь, которую он произнес здесь?“
В ответ на это я считаю нужным установить следующее:
17-го июня 1922-го года, в 4 или 5 часов пополудни, я прибыл в Лондон из Америки, где в течение 8 месяцев вел работу для Керен-Гайесод. Секретарь, ожидавший меня на вокзале, сказал мне, что я должен сейчас же ехать в бюро экзекутивы. В бюро д-р Вейцмана показал мне правительственный меморандум от 3-го июня, который мы теперь называем „Белой книгой“, и сообщил мне, что правительство требует согласия экзекутивы на этот документ, и что таковое согласие должно быть вручено правительству уже на следующее утро, 18 июня: иначе нам грозят внести в текст мандата резкие и серьезные изменения в духе, неблагоприятном для сионистской организации. При этом д-р Вейцмана заверил меня, что со стороны экзекутивы предприняты были самые энергичные шаги, дабы отговорить правительство от этого требования или, по крайней мере, хоть смягчить некоторые места этого документа; но что все это не помогло, и что министерство колоний настаивает на своем ультиматуме: или согласие завтра утром, или текст мандата будет изменен. Заседание экзекутивы, усиленной в своем составе приглашенными членами А. С. назначено было таким образом на тот же вечер, и должно было принять свое решение еще до следующего утра.
Ясно, что при таких условиях у меня уже не было ни времени, ни возможности самому предпринять какие бы то ни было шаги, как это выражает д-р Вейцмана в более понравившейся ему форме, „произнести речь перед премьер-министром Англии“. Правда, у меня оставалась еще одна очень заманчивая возможность — уклониться от всякого участия в предстоящем решении, снять с себя всякую ответственность за него и потом уйти из экзекутивы. Но я считал, что нравственный долг мой требует от меня разделить с моими коллегами даже стыд поражения, — несмотря на то, что я в этом сражении никакого участия не принимал, проиграно оно было в мое отсутствие, и я о нем еще за несколько часов вообще ничего не знал. Поэтому я решил принять объяснения д-ра Вейцмана не только как субъективную (что само собою понятно), но и как объективную истину: даровать ему, а также и другим членам экзекутивы, мое полное доверие в том, что они действительно предприняли все возможные шаги к устранению ультиматума; и лояльно принять на себя долю тяжелой ответственности, принадлежавшей моим коллегам.
Ныне, выслушав вышеприведенные слова д-ра Вейцмана, я сожалею об этом своем решении. Лояльность есть вещь, с которой, как я теперь вижу, надо быть очень экономным. Если бы дело было наоборот, — если бы сражение проиграл я, а другой в последнюю минуту узнал бы от меня положение вещей, принял бы мой рассказ на веру с полным доверием и без расследования, и дал бы мне свое имя, готовый нести со мною мое поражение, — то я бы тому человеку никогда в жизни не поставил бы этого в укор; а если бы кто нибудь третий упрекнул его за это, я бы встал и заявил, что ответственность на мне. Д-р Вейцман другого мнения — что я констатирую с большим сожалением и предоставляют оценке общественного мнения».