Записка об А.С. Грибоедове (Бегичев)

Записка об А.С. Грибоедове
автор Степан Никитич Бегичев

Опубл.: 1854. Источник: az.lib.ru

С. Н. Бегичев

Записка об А. С. Грибоедове

А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. Серия литературных мемуаров. М., «Художественная литература», 1980

С душевным удовольствием прочел я статью вашу о незабвенном для меня Грибоедове. Вы вполне поняли и оценили его светлый ум, его благородную душу, страстную любовь к отечеству и огромное дарование. Но вы замечаете справедливо, что в изданных его биографиях многого недостает, а потому вызываете друзей его пополнить эти пробелы.

Конечно, из всех, которые называют себя теперь его друзьями, никто более меня не имеет на это права! Я знал его с юношеских лет, долго жил с ним, следил за каждым его шагом и пользовался неизменной его дружбой до конца жизни. В этом последнем отношении может состязаться со мной только А. А. Жандр:¹ Грибоедов всегда видел в нем истинного друга, любил и душевно уважал его, но Жандр узнал его позднее меня.

Намереваясь написать краткий очерк биографии Грибоедова, против воли моей я вынуждаюсь необходимостью говорить о себе. Без личных, самых откровенных и самых дружеских отношений Грибоедова ко мне, я мог бы только сказать о нем, что он написал превосходную комедию и убит в Персии, но это известно всем.

Грибоедов родился в Москве, 1795 года², мать его³, имевши только сына и дочь⁴, ничего не щадила для их воспитания^[1], и Грибоедов своею понятливостью и любознанием в полной мере удовлетворял ее. Тогда еще не были назначены лета для вступления в университет, и он вступил студентом тринадцати лет, знавши уже совершенно французский, немецкий и английский языки и понимавши свободно в оригинале всех латинских поэтов; в дополнение к этому имел необыкновенную способность к музыке, играл отлично на фортепиано и если б посвятил себя только этому искусству, то, конечно, сделался бы первоклассным артистом. Но на пятнадцатом году его жизни обозначилось уже, что решительное его призвание — поэзия. Он написал в стихах пародию на трагедию «Дмитрий Донской», под названием «Дмитрий Дрянской»⁵, по случаю ссоры русских профессоров с немецкими за залу аудитории, в которой и русские и немецкие профессора хотели иметь кафедру. Начинается так же, как и в трагедии, советом русских, которые хотят изгнать из университета немцев, потом так же кстати, как в трагедии явилась в стан княжна Ксения, пришла в университет Аксиния, и т. п. Все приготовились к бою, но русские одержали победу. Профессор Дмитрий Дрянской, издававший журнал, вышел вперед, начал читать первый номер своего журнала, и немцы все заснули. Тетрадка эта, писанная его рукой, сохраняется у меня. Конечно, это произведение юношеское, но в нем, однако ж, много юмора и счастливых стихов^[2].

<…того вр<емени>… и вышел… солдатом. Он… <пользовался серде>чным уваже<нием>… Иона⁶. Вскоре <около> 1811 года… Штейн <оставил> свое место в отечестве. Нашел в Москве убежище от гонения Напо<леона, который объя>вил его в газетах вне закона (hors la loi)>^[3].

Буль познакомил с Штейном Грибоедова, Штейн приласкал юношу, и Грибоедов несколько раз рассказывал мне с удовольствием о беседах их с Штейном и Булем⁷.

<Затем А. С. Грибоедов, когда неприятель приблизился к границе России, поступил под команду князя Салтыкова⁸, получившего дозволение сформировать гусарский полк>^[4].

Но едва приступили к формированию, как неприятель взошел в Москву. Полк этот получил повеление идти в Казань, а по изгнании неприятелей, в конце того же года, предписано ему было следовать в Брест--Литовск, присоединиться к разбитому иркутскому драгунскому полку и принять название иркутского гусарского. Здесь началось наше знакомство, а вместе с этим истинная и неизменная дружба на всю жизнь. По заключении мира он приехал в отпуск в Петербург и осенью того же года вышел в отставку из гусар, и, кажется, 1815 года причислен к иностранной коллегии⁹. Я служил тогда в гвардии, и мы жили с ним вместе. 19—ти лет написал он в одном действии, в стихах, комедию «Молодые супруги». Содержание взято из французской пьесы («Secret du menage»). Кажется, г. рецензент, это вам неизвестно, но ее тогда часто давали на петербургской сцене, и всегда она была принята публикою очень хорошо¹⁰. В Петербурге, по молодости лет, Грибоедов вел веселую и разгульную жизнь. С его неистощимой веселостью и остротой везде, когда он попадал в круг молодых людей, был он их душой. Всегдашнее же наше и почти неразлучное общество составляли Грибоедов, Жандр, Катенин¹¹, Чипягов¹² и я. Все они, кроме меня, были в душе поэты^[5], много читали, знали хорошо европейскую литературу и отдавали преимущество романтикам. В дружеских беседах часто сообщали они друг другу планы будущих своих сочинений, но мало писали, да и не имели времени для этого от своих служебных занятий. Все мы любили очень театр, часто его посещали и оканчивали наш вечер, т. е. до 2—х и 3—х часов утра, у кн. Шаховского¹³, бывшего тогда директором театра. Хозяин был очень любезен, всегда весел, и разговор его о всех предметах был занимателен и разнообразен, но более любил он говорить о литературе. В доме его встречались разнообразные и разнохарактерные лица. Тут можно было увидеть и литератора, и артиста, и даровитого актера, и хорошенькую актрису, и шалуна офицера, а иногда и ученого академика^[6]. Веселая и беззаботная была тогда жизнь наша! Я, при старости моей, до сих пор с удовольствием вспоминаю об этом времени!

С Хмельницким¹⁴ Грибоедов был знаком только по дому князя Шаховского и ни в одной из его комедий не участвовал. Но по просьбе кн. Шаховского написал он одну сцену в комедии его «Своя семья», и для бенефиса, не помню какого актера, перевели они с Жандром с французского, в несколько дней, маленькую комедию «Притворная неверность». А судя только по этому, вы, г. рецензент, удивляетесь резкому переходу Грибоедова в комедии «Горе от ума» и спрашиваете, «каким образом из школы поверхностно-остроумной и однообразно-забавной на французский лад мог выйти писатель такой, как Грибоедов?». Но при первом знакомстве нашем вкус и мнение Грибоедова о литературе были уже сформированы: это известно мне на мой собственный счет. Из иностранной литературы я знал только французскую, и в творениях Корнеля, Расина и Мольера я видел верх совершенства. Но Грибоедов, отдавая полную справедливость их великим талантам, повторял мне: «Да зачем они вклеили свои дарования в узенькую рамочку трех единств? И не дали воли своему воображению расходиться по широкому полю?»¹⁵ Он первый познакомил меня с «Фаустом» Гете и тогда уже знал почти наизусть Шиллера, Гете и Шекспира. Все творения этих гениальных поэтов я прочел после в французском переводе.

Никогда не говорил мне Грибоедов о виденном им в Персии сне^[7], вследствие которого он написал «Горе от ума»¹⁶, но известно мне, что план этой комедии был у него сделан еще в Петербурге 1816 года, и даже написаны были несколько сцен; но, не знаю, в Персии или Грузии, Грибоедов во многом изменил его и уничтожил некоторые действующие лица, а между прочим жену Фамусова, сантиментальную модницу и аристократку московскую (тогда еще поддельная чувствительность была несколько в ходу у московских дам) и вместе с этим выкинуты и написанные уже сцены¹⁷.

Настал, наконец, 1818 год, с которого жизнь Грибоедова совершенно изменилась и взяла переворот благотворный для его дарования.

К нам ездил часто сослуживец мой по полку, молодой, очень любезный, шалун и ветреник, поручик Ш<ереметев>. В одно утро вбегает он к Грибоедову совершенно расстроенный, жалуется, что танцовщица, в которую он был влюблен, изменила ему для графа З<авадовского>, говорил, что он застрелит его, послал уже к нему вызов и просил Грибоедова быть у него секундантом. Со всем своим красноречием Грибоедов не мог уговорить его, и на другой день Ш<ереметев> был смертельно ранен^[8]. Я был в отсутствии, и Грибоедов писал ко мне в Москву, что на него нашла ужасная тоска, он видит беспрестанно перед глазами умирающего Ш<ереметева> и пребывание в Петербурге сделалось для него невыносимо¹⁸. А в продолжение этого времени познакомился с ним очень замечательный по уму своему Мазарович; он был назначен поверенным по делам в Персию и предложил Грибоедову ехать с ним секретарем посольства¹⁹. Я возвратился из Москвы за несколько дней до их отправления, и горестно было расставание наше!!!

Трехлетнее (если не ошибаюсь)²⁰ пребывание его в Персии и уединенная жизнь в Тебризе^[9] сделали Грибоедову большую пользу. Сильная воля его укрепилась, всегдашнее любознание его не имело уже преграды и рассеяния. Он много читал по всем предметам наук и много учился. Способность его к изучению языков была необыкновенная: он узнал совершенно персидский язык, прочел всех персидских поэтов и сам мог писать стихи на этом языке. Начал также учиться санскритскому языку, но учение это не кончил. Потом был он чиновником при известном генерале и тогдашнем начальнике Грузии и Кавказа, Алексее Петровиче Ермолове, пользовался его благорасположением, бывал с ним в военных экспедициях и до конца жизни отлично уважал его²¹. Из Грузии писал он мне: «Наш Кавказский проконсул гигантского ума!» — и после лично несколько раз повторял мне то же. После пятилетней разлуки с душевной радостью увиделись мы опять с ним в Москве. Он приехал в отпуск в марте 1823 года.

Из комедии его «Горе от ума» написаны были только два действия. Он прочел мне их, на первый акт я сделал ему некоторые замечания, он спорил, и даже показалось мне, что принял это нехорошо. На другой день приехал я к нему ране и застал его только что вставшим с постели: он, неодетый, сидел против растопленной печи и бросал в нее свой первый акт лист по листу²². Я закричал: «Послушай, что ты делаешь?!!» — «Я обдумал, — отвечал он, — ты вчера говорил мне правду, но не беспокойся: все уже готово в голове моей». И через неделю первый акт уже был написан.

В апреле я женился;²³ событие это интересно только для одного меня, и я бы, конечно, об нем умолчал без маленького происшествия, которое характеризует поэтическую натуру Грибоедова. Он был у меня шафером и в церкви стоял возле меня. Перед началом службы священнику вздумалось сказать нам речь, Грибоедов, с обыкновенной своей тогдашней веселостью, перетолковывал мне на ухо эту проповедь, и я насилу мог удержаться от смеха²⁴. Потом он замолчал, но, когда держал венец надо мной, я заметил, что руки его трясутся, и, оглянувшись, увидел его бледным и со слезами на глазах. По окончании службы, на вопрос мой: «Что с тобой сделалось?» — «Глупость, — отвечал он, — мне вообразилось, что тебя отпевают и хоронят».

Я выехал из Москвы в конце мая, но перед отъездом моим, недели за три, я очень редко видел его. Он пустился в большой московский свет, бывал на всех балах, на всех праздниках, пикниках и собраниях, по дачам и проч. и проч.

На замечание мое о перемене его образа жизни Грибоедов всегда отвечал: «Не бойся! время мое не пропадет». Мать его, живши безвыездно всегда в Москве и имевши дочь--невесту, вывозила ее в свет и имела огромное знакомство. Но он прежде никуда почти не ездил! Вслед за мной приехали ко мне в деревню брат мой с семейством и Грибоедов. Последние акты «Горя от ума» написаны в моем саду, в беседке. Вставал он в это время почти с солнцем; являлся к нам к обеду и редко оставался с нами долго после обеда, но почти всегда скоро уходил и приходил к чаю, проводил с нами вечер и читал написанные им сцены. Мы всегда с нетерпением ожидали этого времени. Он хотел оставить мне на память свою пьесу, написанную его рукой, но имел терпение написать только два акта, а остальные заставил писаря. Тетрадь эта у меня сохраняется. В сентябре Грибоедов возвратился со мной в Москву и жил у меня в даме до июня 1824 года, располагая опять провести лето со мной в деревне, но мне случилась надобность ехать совсем в другую сторону, а он отправился в Петербург, где и прожил около года.

Не имею довольно слов объяснить, до чего приятны были для меня частые (а особливо по вечерам) беседы наши вдвоем. Сколько сведений он имел по всем предметам!!! Как увлекателен и одушевлен он был, когда открывал мне, так сказать, нараспашку свои мечты и тайны будущих своих творений или когда разбирал творения гениальных поэтов! Много он рассказывал мне о дворе персидском, нравах и обычаях персиян, их религиозных сценических представлениях на площадях и проч., а также об Алексее Петровиче Ермолове и об экспедициях, в которых он с ним бывал. И как он был любезен и остер, когда бывал в веселом расположении!²⁵

Он был в полном смысле христианином и однажды сказал мне, что ему давно входит в голову мысль явиться в Персию пророком и сделать там совершенное преобразование; я улыбнулся и отвечал: «Бред поэта, любезный друг!» — «Ты смеешься, — сказал он, — но ты не имеешь понятия о восприимчивости и пламенном воображении азиатцев! Магомет успел, отчего же я не успею?» И тут заговорил он таким вдохновенным языком, что я начинал верить возможности осуществить эту мысль.

Из планов будущих своих сочинений, которые он мне передавал, припоминаю я только один. Для открытия нового театра в Москве, осенью 1823 года, располагал он записать в стихах пролог в двух актах, под названием «Юность вещего». При поднятии занавеса юноша--рыбак Ломоносов спит на берегу Ледовитого моря и видит обаятельный сон, сначала разные волшебные явления, потом муз, которые призывают его, и, наконец, весь Олимп во всем его величии. Он просыпается в каком-то очаровании; сон этот не выходит из его памяти, преследует его и в море, и на необитаемом острове, куда с прочими рыбаками отправился он за рыбным промыслом. Душа его получила жажду познания чего-то высшего, им не ведомого, и он убегает из отеческого дома. При открытии занавеса во втором акте Ломоносов в Москве, стоит на Красной площади. Далее я не помню. Но слух об его комедии распространился по Москве, он волею и неволею, читал ее во многих домах. Сначала это льстило самолюбию молодого автора, а потом ужасно ему наскучило и отняло у него много времени. Пролога он написать не успел, а театр открылся.

На возвратном пути из Петербурга 1825 года Грибоедов уже ко мне не заехал и проехал в Грузию через Крым, который желал видеть. А в начале 1826 года отправлен он был генералом Ермоловым по делам службы в Петербург 2в, возвратился оттуда в Москву в конце июля и в начале августа был у меня в деревне на один день: он спешил съехаться с генералом Паскевичем в Воронеже. Известный теперь уже всей Европе князь Варшавский, граф Паскевич--Эриванский, всегда принимал Грибоедова родственно^[10] и почти дружески. Грибоедов служил при нем в персидскую кампанию, был во всех сражениях возле главнокомандующего, исполнял многие его препоручения и преимущественно участвовал в переговорах о мире, потому что знал хорошо Персию и персидский язык. Все это засвидетельствовал граф Эриванский перед государем императором и послал его с донесением о мире. В проезд его через Москву он заезжал ко мне часа на два и, между прочим, сказывал мне, что граф Эриванский спрашивал его, какого награждения он желает. «Я просил графа, — говорил он, — представить меня только к денежному вознаграждению. Дела матери моей расстроены, деньги мне нужны, я приеду на житье к тебе. Все, чем я до сих пор занимался, для меня дела посторонние, призвание мое — кабинетная жизнь, голова моя полна, и я чувствую необходимую потребность писать». Но человек располагает, а бог определяет, говорит французская пословица. По прибытии Грибоедова в Петербург государь император принял его очень милостиво и осыпал награждениями. Он получил и деньги, и чин, и орден св. Анны 2-й степени с бриллиантами, а потом по высочайшей воле министр предложил ему ехать полномочным послом в Персию²⁷. На пути к месту своего назначения Грибоедов пробыл у меня три дня. В разговорах наших, между прочим, спросил я его, не написал ли он еще комедии или нет ли еще нового плана. «Я уже говорил тебе при последнем свидании, — отвечал он, — что комедии больше не напишу, веселость моя исчезла, а без веселости нет хорошей комедии. Но есть у меня написанная трагедия». И тут же рассказал он содержание и прочел наизусть читанные им сцены в Петербурге. Не стану говорить мнения моего об этих сценах, вы его высказали в вашей рецензии. Но на убеждения мои прочесть мне всю трагедию он никак не согласился. «Я теперь еще к ней страстен, — говорил он, — и дал себе слово не читать ее пять лет, а тогда, сделавшись равнодушнее, прочту, как чужое сочинение, и если буду доволен, то отдам в печать»²⁸

Во все время пребывания его у меня он был чрезвычайно мрачен, я ему заметил это, и он, взявши меня за руку, с глубокой горестью сказал: «Прощай, брат Степан, вряд ли мы с тобою более увидимся!!!» — «К чему эти мысли и эта ипохондрия? — возразил я. — Ты бывал и в сражениях, но бог тебя миловал». — «Я знаю персиян, — отвечал он. — Аллаяр-хан^[11] мой личный враг, он меня уходит! Не подарит он мне заключенного с персиянами мира. Старался я отделаться от этого посольства. Министр сначала предложил мне ехать поверенным в делах, я отвечал ему, что там нужно России иметь полномочного посла, чтобы не уступать шагу английскому послу. Министр улыбнулся и замолчал, полагая, что я, по честолюбию, желаю иметь титул посла. А я подумал, что туча прошла мимо и назначат кого-нибудь чиновнее меня, но через несколько дней министр присылает за мной и объявляет, что я по высочайшей воле назначен полномочным послом. Делать было нечего! Отказаться от этого под каким-нибудь предлогом, после всех милостей царских, было бы с моей стороны самая черная неблагодарность. Да и самое назначение меня полномочным послом в моем чине^[12] я должен считать за милость, но предчувствую, что живой из Персии не возвращусь». То же рассказывал мне при свидании А. А. Жандр. Грибоедов прямо от министра приехал к нему поздно вечером, разбудил его и сказал: «Прощай, друг Андрей! Я назначен полномочным послом в Персию, и мы более не увидимся». И, к несчастью, предчувствие это сбылось!!! Он погиб в цвете лет своих, и всем известна его трагическая кончина. Более 25-ти лет прошло после этого события, но и до сих пор я не могу без грусти вспомнить об этом!!! Он был хорошим сыном, хорошим братом, верным другом и всегда по сердцу готовым на помощь ближнему.

Желательно, чтобы вы, г-н рецензент, из изданной уже биографии и этого краткого очерка, с любовью…^[13]

Комментарии

С.Н. БЕГИЧЕВ

Бегичев Степан Никитич (1785{*}—1859) {* По сведениям послужного списка, Бегичев родился в 1790 г. (PC, 1875, т. 7, с. 378).} — ближайший друг Грибоедова с 1813 г., когда они вместе служили адъютантами генерала от кавалерии А. С. Кологривова, командующего кавалерийскими резервами (в Брест-Литовске). После окончания Отечественной войны друзья поселяются в Петербурге, входят в околотеатральное сообщество литераторов. Состоя на службе в кавалергардском полку, Бегичев знакомится с участниками Тайного общества, становится членом одной из ранних декабристских организаций (см. Нечкина, с. 159), а в 1818 году, во время пребывания гвардейских полков в Москве, входит в Союз Благоденствия. К следствию по делу декабристов не привлекался как «отошедший от тайных обществ». Известно 20 писем Грибоедова к Бегичеву 1816—1826 гг. (после декабрьского восстания, опасаясь перлюстрации, друзья переписываются только «по оказии»), к Бегичеву же обращены путевые письма Грибоедова — своеобразный дорожный журнал, который драматург вел в 1818—1821 гг. С 1823 г., выйдя в отставку в чине полковника, Бегичев поселяется в Москве, куда в марте того же года в отпуск приезжает Грибоедов. Летом 1823 г. Грибоедов работает над III и IV действиями «Горя от ума» в тульском имении друга, селе Дмитровском. В мае 1824 г. перед отъездом в Петербург Грибоедов оставляет Бегичеву автограф первоначальной редакции пьесы (ныне хранится в ТИМ, в 1903 г. издан В. Е. Якушкиным). Одним из первых С. Н. Бегичев выступил в защиту комедии «Горе от ума», написав антикритику на пристрастные разборы пьесы М. А. Дмитриевым и А. И. Писаревым (рукопись этой статьи Бегичева Грибоедов оставил у себя, не желая вовлекать его в журнальную перепалку). Арестованный по делу декабристов, по пути в Петербург в начале февраля 1826 г. Грибоедов встречался с Бегичевым, обсуждал с ним тактику поведения на предстоящих допросах. В июне 1828 г., когда Грибоедов останавливался в имении Бегичева проездом по пути на Восток, он передал ему так называемую «Черновую тетрадь» — несколько сот листов с автографами стихотворений, планов и сцен трагедий, путевых записок, заметок по русской истории и т. п. (опубликована Д. А. Смирновым в журн. «Русское слово», 1859, № 4, 5).

В 1838 г. Бегичев в письме к Жандру изложил свои замечания по поводу статьи о Грибоедове, предназначенной для «Энциклопедического лексикона» Плюшара (т. XV, СПб., 1838): «Наконец удосужился я прочесть биографию Грибоедова, которую отдал мне В. Ф. Одоевский перед отъездом из Петербурга. Я обращаю ее к тебе для исправления, в чем я совершенно уполномочен. В суждениях о „Горе от ума“ я не совсем согласен с библиографом. Надобно бы дополнить, что поэтический талант Грибоедова и расположение его к сатире открылись весьма рано. 13-ти лет сделал он пародию из трагедии „Димитрий Донской“, в которой очень много счастливых Стихов. Надобно бы также сказать, что он был отличный музыкант и фантазии его были увлекательны, — словом, надобно все перелить в другую форму: упомянуть об известной трагедии его („Грузинская ночь“) и проч. и дать всему больше души. В хронологии Грибоедова также есть ошибки: родился он 795, а не 793 года. „Горе от ума“ в Грузии написал только два действия (начал в Персии), а остальные действия в Ефремовской моей деревне, селе Дмитровском, в саду, в ветхой беседке, которую я сохраняю. Он всякую новую сцену читал нам; я этого никому не уступлю. Он был от Л. П. Ермолова в то время отпущен в Москву, жил у меня в деревне; был потом в Москве и уже с готового комедиею (кроме конца, переделанного в Петербурге) поехал в Петербург» (ГПБ, ф. 539, он. 2, № 512).

О дружбе Грибоедова с Бегичевым писал Ф. Булгарин, хорошо знавший того и другого: «Здесь (в Брест-Литовске) для Грибоедона началась новая жизнь. Пламенная душа требовала деятельности, ум — пищи, но ни место, ни обстоятельства не могли удовлетворить его желаниям. Надлежало чем-нибудь наполнить пустоту сердца, и юность представила ему в радужных цветах мечты наслаждений, которых истинная цена познается только с летами и опытностью. Дружба спасла Грибоедова от сетей, в которые часто попадают пылкие и благородные, но неопытные юноши, в начале светского поприща. В это время Грибоедов познакомился и подружился с Степаном Никитичем Бегичевым, бывшим тогда адъютантом при генерале Кологривове, и нашел в нем истинного друга и ментора. Дружба эта продолжалась до смерти Грибоедова и длится за гробом. В свете не поверили бы и стали удивляться такой дружбе, какая существовала между Грибоедовым, Бегичевым и еще некоторыми близкими к сердцу покойного. Чувства, мысли, труды, имущество — все было общим в дружбе с Грибоедовым. Нет тех пожертвований, на которые бы не решился Грибоедов для дружбы: всем жертвовали друзья для Грибоедова. Его нельзя было любить иначе, как страстно, с энтузиазмом, потому что пламенная дута его согревала и воспламеняла все вокруг себя. С Грибоедовым благородный человек делался лучше, благороднее. Его нежная привязанность к другу, внимание, искренность, светлые, чистые мысли, высокие чувствования переливались в душу и зарождали ощущение новой, сладостной жизни. Его голос, взгляд, улыбка, приемы имели какую-то необыкновенную прелесть; звук его голоса проникал в душу, убеждение лилось из уст…

Грибоедова любили многие, но, кроме родных, ближе всех к нему были: С. Н. Бегичев, Андрей Андреевич Жандр и я. Познав Грибоедова, я прилепился к нему душою, был совершенно счастлив его дружбою, жил новою жизнью в другом, лучшем мирен осиротел навеки!..

Но первое право на дружбу Грибоедова имел Бегичев. Он узнал его прежде других, прежде постигнул его и в юношеском пламени открыл нетленное сокровище, душу благородную. С. Н. Бегичев разбудил Грибоедова от очарованного сна и обратил к деятельности. Грибоедов писал стихи, еще посещая университет, но не собирал их и не печатал. В Польше он снова обратился к русской словесности и написал комедию „Молодые супруги“, которая была играна в первый раз в С.-Петербурге, сентября 20 1815 года, в пользу актрисы Семеновой-младшей. Грибоедов приехал в Петербург в 1815 году. В Польше познакомился он с князем А. А. Шаховским, а в Петербурге с Н. И. Хмельницким и А. А. Жандром. Связь с сими литераторами заставила его снова приняться за перо и трудиться общими силами для театра, по примеру французских писателей. Грибоедов участвовал с князем А. А. Шаховским и Н. И. Хмельницким в сочинении комедии „Своя семья“, представленной в первый раз на С. — Петербургском театре января 24 1818 года; а с А. А. Жандром перевел с французского комедию „Притворная неверность“, сочинения Барта, представленную в первый раз на С.-Петербургском театре в феврале 1818 года» (Воспоминания, с. 24—25).

О Бегичеве см.: «Сборник биографий кавалергардов, 1801—1826». Составлен под ред. С. Панчулидзева. СПб., 1906, с. 255; Н. А. Милонов. С. Н. Бегичев. — В кн.: «Декабристы-туляки». Тула, 1977.

ЗАПИСКА ОБ А.С. ГРИБОЕДОВЕ

По оттиску из журнала «Русский вестник», 1892, № 8, выправленному Н. К. Пиксановым по несохранившейся копии (ИРЛИ).

«Записка» С. Н. Бегичева — "Ответ господину рецензенту на рецензию его четырех изданий комедии «Горе от ума» в № 4 «Отечественных записок», — как это видно из заглавия, представляет собой отклик на статью С. С. Дудышкина, напечатанную в 1854 г. Рукопись «Записки» была передана Д. А. Смирнову, который пользовался ею, подготавливая свои материалы о Грибоедове. При жизни автора в печати не появлялась, опубликована И. А. Шляпкиным в журнале «Русский вестник» (1892, № 8) с вольным переложением поврежденных мест копии рукописи.

¹ С Л. А. Жандром Грибоедов познакомился в 1815 г. в Петербурге. В письме к П. А. Катенину 10.X.1817 г. Грибоедов писал о нем: «Я его как душу люблю» (ПССГ, т. III, с. 125). В то время чиновник канцелярии комитета министров, А. А. Жандр страстно увлекается театром и литературой. Грибоедов помогал ему в переводе «Семелы» Шиллера и пользовался его помощью в переводе комедии Барта «Притворная неверность» (1818). В 1824 г. Жандр организовал переписку комедии «Горе от ума» в Военно--счетной экспедиции, правителем которой он был, и сохранил авторизованный список пьесы, подаренный ему автором и ставший впоследствии самым авторитетным источником ее текста (хранится в ГИМ). Жандр привлекался к дознанию по делу декабристов «по тому случаю, что вечером 14 декабря, после рассеяния мятежников, принял к себе одного из них, князя Одоевского, и дал ему способ уйти из города, снабдив его платьем и деньгами… Чрез несколько дней после ареста, по высочайшему повелению, освобожден» (Алфавит, с. 81). О ночных посещениях Жандра Грибоедовым в 1826 г. во время ареста последнего см. в записках Д. А. Смирнова (с. 219 наст. изд.). У Жандра же Грибоедов поселился после освобождения из--под ареста.

О А. А. Жандре см.: Пиксанов Н. К. Грибоедов и Жандр. — в кн.: Грибоедов А. С. Горе от ума. Изд. Л. Э. Бухгейм. М., 1912.

² В послужных списках Грибоедова годом его рождения наряду с 1795-м назывался и 1794-й, и 1790-й. См.: Ревякин, с. 113; В. В. Кожинов. Легенды и факты. — РЛ, 1975, № 2, с. 145—148; Н. С. Краснов. Еще раз о дате рождения Грибоедова. — РЛ, 1975, № 4, с. 152—154.

³ Мать Грибоедова, Настасья Федоровна, происходила из рода Грибоедовых (М. И. Семевский. Несколько слов о фамилии Грибоедовых. — Журн. «Москвитянин», 1856, № 12, с. 317). В 1791 г. она вышла замуж за своего однофамильца, секунд--майора в отставке Сергея Ивановича Грибоедова. Жизнь родителей Грибоедова была омрачена семейными раздорами, и отец его жил постоянно в своей владимирской деревне, изредка навещая жену и детей в Москве (Ревякин, с. 124). Давая сыну прекрасное по тем временам образование, Н. Ф. Грибоедова готовила его к служебной карьере и с презреньем относилась к его поэтическим занятиям. Деспотичная по натуре, она требовала безоговорочного подчинения в семье. Столь же круто действовала она и как помещица. Когда доведенные до отчаяния непомерными требованиями крепостные в ее костромской вотчине отказались платить оброк, она сломила их сопротивление силой оружия (Пиксанов, с. 138—139). Грибоедов отзывался о матери всегда с сыновней почтительностью, но, покинув родной дом в 1812 г., предпочитал жить вдали от нее, властной, сумасбродной и тяжелой даже в своей родительской любви. Смерть сына Настасья Федоровна пережила тяжело. «На этих днях, — сообщал В. Л. Пушкин П. А. Вяземскому, — объявляли матери Грибоедова о кончине ее сына. Она в отчаянии рвет на себе волосы и кричит, что гораздо бы лучше было, если бы умерла у нее дочь» (ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, № 2611, л. 110). Это по пометало ей, однако, возбудить судебный процесс против П. и А. Всеволожских, приятелей А. С. Грибоедова (II. С. Краснов, Н. Ф. Грибоедова против Всеволожских. — «Известия Академии наук. Серия литературы и языка», т. 34, 1975, № 1, с. 65—67).

⁴ Грибоедова Мария Сергеевна, в замужестве Дурново. В письме к С. И. Бегичеву Грибоедов писал: «Я враг крикливого пола, но две женщины не выходят у меня из головы: твоя жена и моя сестра» (ПССГ, т. III, с. 157). Устные рассказы М. С. Дурново о брате использованы отчасти в материалах к биографии Грибоедова, подготовленных Д. А. Смирновым (см. с. 366 наст. изд.). После Смерти брата М. С. Дурново вместе с вдовой драматурга Н. А. Грибоедовой стала душеприказчицей А. С. Грибоедова. Об атом было объявлено в «Московских ведомостях» от 11 марта 1831 г.; но истечении годичного срока Черньский уездный суд «решительным определением своим 1832 г. августа 31—го числа согласно указов… к оставшемуся по смерти прописанного статского советника Александра Сергеева сына Грибоедова денежному капиталу, хранящемуся в С. —Петербургском опекунском совете, законными наследниками утвердил жену умершего господина Грибоедова Нину Александровну и родную сестру поручицу Марью Сергеевну дочь Грибоедову по мужу Дурново и если осталась по смерти господина Грибоедова книга комедия „Горе от ума“, то оная принадлежит госпожам Дурново и Грибоедовой» {ВЛ, 1967, № 5, с. 253).

⁵ Рукопись «Дмитрия Дрянского» была передана С. Н. Бегичевым Д. д. Смирнову и погибла при пожаре. В пародийной форме в комедии отражено столкновение между М. Т. Каченовским (Дмитрий Дрянской) с И. Т. Буле (о нем см. ниже) за место профессора теории изящных искусств (С. А. Фомичев. Реконструктивный анализ литературного произведения. Комедия А. С. Грибоедова «Дмитрий Дрянской». — В кн.: «Анализ литературного произведения». Л., 1976, с. 212—225).

⁶ Ион Богдан Иванович — воспитатель А. С. Грибоедова, впоследствии управлявший немецким театром в Петербурге (Арапов, с. 233). Об отношениях Грибоедова и Иона сохранились воспоминания университетского товарища Грибоедова, В. В. Шнейдера, в записи Л. Н. Майкова: «А. С. Грибоедов родился 4 января 1795 года, первоначальное образование он получил в родном семействе сперва под руководством матери, Настасьи Федоровны, женщины очень просвещенной, а потом под наблюдением иностранцев--гувернеров. Первым из них был известный ученый и энциклопедист Петрозилиус, вторым — Богдан Иванович Ион. Последний — человек очень ученый, образованный, дал Александру Сергеевичу классическое образование. В 1811 году превосходно подготовленный Грибоедов поступил на юридический факультет Московского университета^[14]. Но Ион продолжал жить у Грибоедовых и всегда сопровождал своего воспитанника на лекции; это было тогда в обычае у молодых людей богатых фамилий. Уже в это время Грибоедов говорил по-французски, немецки, английски и итальянски и оказывал наклонность к серьезному чтению. Это чтение, вместе с университетскими лекциями, стало впоследствии главным основанием его образования. Будучи студентом, Грибоедов с Ионом читал латинских классиков; любимыми его писателями были комики Плавт и Теренций. Однажды он не поладил со своим наставником и вместо Иона просил одного из своих товарищей, г. (В. В. Шнейдера), помочь ему в чтении Плавтова „Хвастливого воина“. При этом случае г. (В. В. Шиейдер) убедился, что латынь коротко знакома Грибоедову, и г. (В. В. Шнейдеру) приходилось объяснять Александру Сергеевичу только некоторые особенности Плавтова языка.

Благодаря знанию древних языков, Грибоедов почти один из русских был в состоянии следить за лекциями немецких профессоров, читавших по-латыни. Не довольствуясь университетскими лекциями, он частным образом слушал эстетику у профессора Буле на немецком языке.

Литературные занятия будущего автора „Горя от ума“ начались еще в университете. Нередко читал он своим товарищам стихи своего сочинения, большею частью сатиры и эпиграммы. Однажды, в начале 1812 г., он прочел Иону и г. (В. В. Шнейдеру) отрывок из комедии, им задуманной…» (Л. Н. Майков. Заметки об А. С. Грибоедове. — В кн.: «Сборник, издаваемый студентами имп. Петербургского университета», вып. II. СПб., 1860, с. 235—236). Впоследствии Ион получил в Казанском университете степень доктора прав.

⁷ Буле Иоганн Теофил — профессор Московского университета с 1804 по 1810 г. Вместе с братьями Петром и Михаилом Чаадаевыми Грибоедов в 1808 г. слушал приватные лекции Буле. «Курс философии, проходимый на приватных лекциях г-на Буле, профессора при имп. Московском университете, писанный 1808—го года М. Чаадаевым» (на немецком языке) сохранился в архиве Н. К. Пиксанова (ИРЛИ). Товарищ Буле по Геттингенскому университету барон Штейн был в качестве прусского министра одним из идеологов антинаполеоновской коалиции в Европе (см.: Л. Зак. Монархи против народов. М., 1966, с. 18—21). Известны его замечания, направленные против галломании в России, соотносимые с монологом Чацкого «В той комнате незначащая встреча…»: «Хорошо ли поступила Россия, поощрив вторжение чужеземных обычаев? Не следовало бы ли ей положить преграду дальнейшему их распространению? Заимствование европейских общеполезных знаний и учреждений было тут для того, чтобы доставить нации выгоды, сопряженные с научным образованием и разумным управлением; но она могла бы сохранить свои первоначальные нравы, образ жизни, одежду и т. д., а не подкапывать и не портить своей самобытности, изменяя все это. Ей не нужно было ни французской одежды, ни французской кухни, ни иностранного общественного типа; она могла бы из собственного исключить все грубое, не отказываясь от всех его особенностей… Быть может, еще не поздно умерить вторжение иностранных обычаев и придать ему направление более целесообразное. Можно было бы ввести снова столь целесообразную и удобную национальную одежду — кафтан» (РА, 1871, стлб. 0127—0128). О Буле см.: «Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского университета». М., 1855.

8 Грибоедов был зачислен корнетом в формируемый гр. Салтыковым Московский гусарский полк 26 июля 1812 г. и в его составе 1 сентября выступил в поход, к месту новой дислокации, в Казань. На марше он заболел 8 сентября и был эвакуирован во Владимир; 17 декабря 1812 о. Московский гусарский полк соединили с Иркутским драгунским, который получил новое наименование — Иркутский гусарский полк и был подчинен штабу кавалерийских резервов. По спискам личного состава этого полка Грибоедов числился больным вплоть до октября 1813 г. (ЦГВИА, ф. 489, оп. 1, № 2278, лл. 143, об., 170, 196, 227 об.).

⁹ Грибоедов вышел в отставку 24 марта 1816 г. (газ. «Русский инвалид», 1816, № 73, 28 марта), но в Петербурге действительно проживал с середины 1815 г. В Коллегию иностранных дел он был зачислен 9 июня 1817 г. (РО, 1895, № 3, с. 387).

¹⁰ Комедия «Молодые супруги» (переделка пьесы французского драматурга Крезе де Лессера) была впервые представлена в петербургском Малом театре 29 сентября 1815 г. в бенефис Нимфодоры Семеновой. Пьеса оставалась в репертуаре столичных театров до 1828 г.

¹¹ Катенин Павел Александрович — драматург и поэт, активный деятель ранних декабристских обществ, оказал известное влияние на творчество Грибоедова, который сам ему писал об этом в январе 1825 г.: «…я ни перед кем Ее таился и сколько раз повторяю… что тебе обязан зрелостию, объемом и даже оригинальностью моего дарования, если оно есть во мне» (ПССГ, т. III, с. 168). Об отношениях Грибоедова с Катениным Р. Зотов свидетельствовал следующее: «В обществе был он (Грибоедов) небольшой говорун и не блистал остротами. Когда, бывало, у князя Шаховского соберутся литераторы, то в беседах и прениях главенствовал всегда Катенин (автор „Андромахи“). Трудно представить себе такой дар слова, как был у Катенина. Суждения его часто и даже чаще всего основывались на софизмах, но он увлекал, убеждал слушателей и принуждал их согласиться на его доводы, вовсе не замечая, что он сегодня опровергал то, что защищал вчера. Он был всегдашний противник в спорах Грибоедова, который держался романтизма, а Катенин был страстный фанатик французского классицизма» (Р. Зотов. Театральные воспоминания. Автобиографические записки. СПб., 1859, с. 83—84). В 1816 г. Грибоедов опубликовал в «Сыне отечества» статью в защиту перевода Катенина Бюргеровой баллады «Ленора», в 1817 г. они написали в соавторстве комедию «Студент». В 1822 г. Катенин был сослан в его костромское село Шаево и, издали следя за служебными и литературными успехами своего товарища, отзывается о нем в письмах к Н. И. Бахтину и В. А. Каратыгину обычно с раздражением, не приникая реалистических принципов комедии «Горе от ума» и несправедливо обвиняя Грибоедова в невнимании к старым товарищам. Так, в 1828 г. он пишет Н. И. Бахтину: «…случайно довелось мне, однажды, лет десять тому назад, прочитать письмо матери Грибоедова к сыну. Оп тогда, чином титулярный советник, вошел снова в службу и сбирался в Персию с Мазаровичем: мать, радуясь его определению, советовала ему отнюдь не подражать своему приятелю, мне, потому-де, это эдак, прямотой и честностью, не выслужишься, а лучше делай, как твой родственник такой-то, который подлец, как ты знаешь, и все вперед идет; а как же иначе? ведь сам бог, кому мы докучаем своими молитвами, любит, чтоб перед ним мы беспрестанно кувырк да кувырк… Заметьте… что все, тако на путь спасения грядущие, начинают с того, что разрывают все связи со мною, дабы не иметь вперед неприятных встреч» («Письма И. А. Катенина К Н. И. Бахтину». СПб., 1911, с. 121—122). В письме к Катенину от 14 февраля 1825 г. Грибоедов ответил на его «жестокую и вовсе несправедливую критику» «Горя от ума».

¹² Правильно: Чепегов Александр Иванович (1790—1827), чиновник адмиралтейской счетной экспедиции (ЦГИА, ф. 576, оп. 5, № 3418, л, 205; «Петербургский некрополь», т. 4. СПб., 1913, С. 462, — год смерти здесь указан ошибочно; ср.: «Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину», с. 99). Известно, что в 1817 г. Чепегов выступил одним из переводчиков трагедии Корнеля «Гораций» (наряду с Жандром, Шаховским и Катениным); до нас дошло единственное произведение Чепегова — его перевод отрывка из трагедии Расина «Федра» (рассказ Терамена) — в рукописном альбоме Н. С. Голицына (ИРЛИ, ф. 244, он. 8, № 30, лл. 88—90).

¹³ Шаховской Александр Александрович — плодовитый драматург и известный театральный деятель, служивший с 1802 по 1826 г. (с перерывами) репетуарным членом театральной дирекции. Грибоедов познакомился с Шаховским, вероятно, в 1813 г., когда последний сопровождал новобранцев из Риги в Варшаву (М. Ярцев. Князь Александр Александрович Шаховской. — «Ежегодник императорских театров». Сезон 1894/1895. Приложение, кн. 2. СПб., 1896, с. 141). По свидетельству П. Арапова, комедия «Молодые Супруги» была написана Грибоедовым «по совету Шаховского» (Арапов, с. 242, ср. также замечание М. А. Бестужева-Рюмина о том, что драматург писал «Молодых супругов» «ленивый, сонный и притом на срок» — газ. «Северный Меркурий», 1831, № 23, с. 94).

Вместе с Шаховским и Н. И. Хмельницким Грибоедов написал комедию «Своя семья, или Замужняя невеста» (1817). Возвратясь в Петербург в 1824 г., Грибоедов одному из первых читал Шаховскому «Горе от ума», но в эту пору отношения между ними становятся прохладными, хотя Грибоедов по-прежнему бывает «на чердаке» у Шаховского. «Я, — пишет Грибоедов Катенину 17 октября 1824 г., — у него бываю оттого, что все другие его ругают, это в моих глазах придает ему некоторое достоинство» (ПССГ, т. III, С. 162).

¹⁴ Хмельницкий Николай Иванович — драматург и переводчик, успешно работавший в жанре светской комедии, начало которой на русской сцене положил Грибоедов комедией «Молодые супруги». О чтении Грибоедовым «Горя от ума» на литературном обеде Хмельницкого см. в воспоминаниях П. А. Каратыгина, С. 107—108 наст. изд. О Грибоедове Хмельницкий вспоминает в письме к композитору А. Н. Верстовскому от 26 июля 1824 г.: «Грибоедов, который живет в Петербурге, но пропал, куда не знаю, порадовал было меня душевным известием, что вы, плутишка собираетесь к нему в гости. „Верстовский приедет через 3 дня“, — говорил Грибоедов… „Верстовский едет“, — говорили другие, но я зная Алешу, его сборы и прочее, думал — все это дудки, — и вышло по-моему» (ЦГТМ. Альбом Верстовского, письмо № 150).

¹⁵ Ср. также характерное для Грибоедова неприятие классицистической камерности, заявленное им в споре с Катениным. «Всякое многолюдное собрание, например, всегда {в драме — П. К., С. Ф.) неловко и редко когда не смешно… — замечал в 1830 г. Катенин. — Человек умный, теперь покойник, с кем я бывал весьма короток, но чьи понятия о театре во многом с моими несходны, предлагал… поправку в „Британике“: „Какая была бы сцена, когда Британик, отравленный, упадает на ложе, Нерон хладнокровно уверяет, что это ничего, и все собрание в волнении!“ В натуре — весьма ужасная; в хорошем рассказе, прозою Тацита либо стихами Расина, — весьма разительная, в сценическом подражании — весьма негодная…» («Литературная газета», 1830, 12 декабря, № 70, с. 275).

¹⁶ Речь идет о следующем эпизоде, рассказанном Булгариным: «Будучи в Персии, в 182<0> году, Грибоедов мечтал о Петербурге, о Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре, который он любил страстно, и об артистах. Он лег спать в киоске, в саду, и видел сон, представивший ему любезное отечество, со всем, что осталось в нем милого для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о плане комедии, будто им написанной, и даже читает некоторые места из оной. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь начертывает план „Горя от ума“ и сочиняет несколько сцен первого акта. Комедия сия заняла все его досуги, и он кончил ее в Тифлисе в 1822 году. В марте 1823 года он получил отпуск в Москву и Петербург на 4 месяца. Приехав в Москву, Грибоедов стал посещать общества и в то же время почувствовал недостатки своей комедии и начал ее переделывать. Каждый выезд в свет представлял ему новые материалы к усовершенствованию своего труда, и часто случалось, что он, возвратясь поздно домой, писал целые сцены по ночам, так сказать, в один присест. Первый списанный экземпляр сей комедии быстро распространился по России, и ныне нет ни одного малого города, нет дома, где любят словесность, где б не было списка сей комедии, по несчастию, искаженного переписчиками» (Воспоминания, с. 2627).

¹⁷ Вопрос о начале работы Грибоедова над «Горем от ума» является дискуссионным, но в данном случае Бегичев, очевидно, ошибочно за первоначальный план «Горя от ума» принял иной грибоедовский замысел — написанную им совместно с Катениным комедию «Студент», в которой имеется отдаленное сходство с некоторыми сценами и характерами «Горя от ума» (С. А. Фомичев. К творческой предыстории «Горя от ума». Комедия «Студент». — В кн.: "От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона». Л., 1969, с. 88—98). Следует, впрочем, отметить, что некоторые современники Грибоедова свидетельствовали о возникновении замысла «Горя от ума» в юности драматурга. Так, В. В. Шнейдер рассказывал д. Н. Майкову о том, что он слышал от Грибоедова "начатки «Горя от ума» еще в предвоенные годы (см.: «Сборник, издаваемый студентами ими. Петербургского университета», вып. II. СПб., 1860, С. 236). Ср. также воспоминания Д. О. Бебутова: «В конце ноября 1819 года я выехал на родину в отпуск… В это время Военно-грузинская дорога проходила через г. Моздок. В Моздоке тогда был комендантом бывший мой однополчанин майор Котырев. Я пошел к нему, и он меня задержал целую неделю до другой оказии. В продолжение этих дней приехал из крепости Грозной Александр Сергеевич Грибоедов; он был у Алексея Петровича Ермолова, в то время находившегося в экспедиции в Чечне, и возвращался в Тифлис; я с ним познакомился. Грибоедов доставил мне сведения о брате моем Василии, находившемся в той же экспедиции. Итак, от Моздока до Тифлиса мы ехали вместе и коротко познакомились; он мне читал много своих стихов, в том числе, между прочим, н из „Горя от ума“, которое тогда у него еще было в проекте. Всем известно, как он был интересен и уважаем, р полюбил его всею моею душою и по прибытии в Тифлис предложил ему остановиться у нас; он был принят в доме нашем со всем радушием, вскоре и породнился с нами, держа мальчика на купели с моей матерью. Он учился тогда персидскому языку, и так как отец мой не умел говорить по-русски, то он объяснялся с ним по-персидски довольно изрядно» («Кавказский Сборник», т. 23. Тифлис, 1902, с. 51 третьей пагинации).

¹⁸ Подробнее о дуэли Шереметева с Завадовским см. в рассказах Д. А. Смирнова, с. 212—214 наст. изд., и в коммент. к ним.

¹⁹ Пост поверенного в делах Персии учрежден именным указом Коллегии иностранных дел 6 июля 1818 г. В этом звании был утвержден С. И. Мазарович. При нем предусматривались: секретарь, канцелярский служитель и переводчик для восточных языков («Полное собрание законов Российской империи с 1649 г.», т. XXXV. СПб., 1830, с. 330). Грибоедов был назначен секретарем миссии 6—14 июля 1818 г. {РО, 1895, № 3, с. 391; PC, 1874, № 10, с. 278). Сохранился рассказ А. С. Стурдзы, крупного чиновника министерства иностранных дел, относящийся к апрелю — маю 1818 г.: «Я знал Грибоедова при самом начале деятельности его на поприще Словесности и службы. Подобно Батюшкову, он домогался должности дипломатической и с этой целью искал моего знакомства. Светлый ум, крутой нрав и сметливая физиономия Грибоедова полюбились мне. Пользуясь тогдашним положением моим при министерстве иностранных дел, я вступился, сколько мог, за благородного искателя и предложил ему на выбор должности канцелярского чиновника в Филадельфии и Тегеране. Грибоедов колебался; я указывал ему беспристрастно на относительную важность этих посольств, измеряемую связью каждого из них с прямыми выгодами России. Мне хотелось, чтобы и он предпочел Америку Персии, потому только, что более надеялся на правила и образ мыслей нового начальника этой отдаленной миссии, барона Тейля, с которым я подружился на зимних бивуаках 1812 года, при Березине. Однако ж я познакомил Грибоедова лично не только с ним, но и с статским советником Мазаровичем; оба они находились в столице и собирались в путь, каждый сообразно своему назначению. Грибоедов сам решил участь свою и отправился в Персию… Никогда в жизни не случалось со мною быть столь близким очевидцем при выборе самим страдальцем собственного таинственного жребия» (журн. «Москвитянин», 1851, № 21, с. 19). Впрочем, сам Грибоедов в письме к Бегичеву от 15 апреля 1818 г. иначе излагал историю своего определения в персидскую миссию: «Представь себе, что меня непременно хотят послать, куда бы ты думал? — в Персию и чтоб жил там. Как я не отнекиваюсь, ничто не помогает…» (ПССГ, т. III, с. 128).

²⁰ Грибоедов пробыл на Востоке более четырех лет (с сентября 1818 г. по февраль 1823 г.), в том числе непосредственно в Персии почти три с половиной года.

²¹ Об отношениях Грибоедова с А. П. Ермоловым см. с. 153—154, 157—158 наст. изд.

²² Грибоедов уничтожил и потом переписал заново не весь первый акт, а только первые его сцены (Творческая история, с. 88—90).

²³ Бегичев женился на А. И. Барышниковой. Отец ее, И. И. Барышников, происходивший из мещан, купил себе при Екатерине II чин артиллерии майора (Пиксанов, с. 58—59).

²⁴ Вольнодумство молодого Грибоедова, проявляющееся, в частности, в его ироническом отношении к церковной обрядности, отмечали и другие мемуаристы (см. с. 247—248 наст. изд. и Беседы в ОЛРС, с. 7). См. также с. 372 наст. изд.

²⁵ В одном из писем В. Ф. Одоевскому Бегичев писал 2 декабря 1829 г.: «Да, любезный Владимир <Федорович>, было время, которое мы провели с вами весело в Москве, но где тот, который был душою наших бесед? Нам осталось только горестное, смешанное, однако ж, с некоторым наслаждением воспоминание! Станем благодарить судьбу и за кратковременные все радости усеянной всякого рода неприятностями нашей жизни» (ГПВ, ф. 539, оп. 2, № 227).

²⁶ Имеется в виду арест Грибоедова по делу декабристов, препровожденного с фельдъегерем в Петербург. После освобождения из--под ареста летом 1826 г. Грибоедов жил некоторое время на даче у Булгарина. «В это время он жил со мною на даче, — сообщает Булгарин, — в уединенном домике на Выборгской стороне, видался только с близкими людьми, проводил время в чтении, в дружеской беседе, в прогулках и занимался музыкою. Все изящное имело доступ к душе Грибоедова: он страстно любил музыку, будучи сам; искусен в игре на фортепьяно. Фантазии его и импровизации отзывались глубоким чувством меланхолии.

Часто он бывал недоволен собою, говоря, что чувствует, как мало сделал для словесности. „Время летит, любезный друг, — говорил он, — в душе моей горит пламя, в голове рождаются мысли, а между тем я не могу приняться за дело, ибо науки идут вперед, а я не успеваю даже учиться, не только работать. Но я должен что-нибудь сделать… сделаю!..“ Вот как думал Грибоедов. Он не мог без сожаления вспоминать о том, что некоторые наши писатели, особенно поэты, думают, что им должно следовать одному вдохновению и ничему не учиться. Грибоедов указывал на Байрона, Гете, Шиллера, которые оттого именно вознеслись выше своих совместников, что гений их равнялся их учености. Грибоедов судил здраво, беспристрастно и с особенным жаром. У него навертывались слезы, когда он говорил о бесплодной почве нашей словесности. „…Какой результат наших литературных трудов по истечении года, столетия? Что мы сделали и что могли бы сделать!..“ Рассуждая о сих предметах, Грибоедов становился грустен, угрюм, брал шляпу и уходил один гулять в поле или в рощу… Грибоедов любил Россию. Он в полном значении обожал ее. Каждый благородный подвиг, каждое высокое чувство, каждая мысль в русском приводила его в восторг. Если б знали враги его, раздиравшие его литературную славу, как он радовался, находя в них хорошее! Грибоедов, зная столько иностранных языков, любил читать русские книги, особенно переводы (даже самые плохие) великих писателей. Когда я изъявил ему мое удивление на этот счет, он отвечал: „Мне любопытно знать, как изъяснены высокие мысли и наставления мудрецов и может ли понимать их класс народа, не знающий иностранных языков. Это археологические и этнографические изыскания, любезный друг“, — прибавил он с улыбкою. Грибоедов чрезвычайно любил простой русский народ и находил особенное удовольствие в обществе образованных молодых людей, не испорченных еще искательством и светскими приличиями» (Воспоминания, с. 29—31).

²⁷ 25 апреля 1828 г. Грибоедов, несмотря на его желание «некоторое время пробыть без дела официального и предаться любимым… занятиям» (журн. «Дела и дни», кн. II, П., 1921, с. 67), был назначен полномочным министром при дворе персидского шаха. Несомненно, что Грибоедов являлся одним из лучших кандидатов на этот пост: хорошо знал страну, язык, обычаи, находился в курсе всех среднеазиатских проблем. Но все же основной причиной назначения Грибоедова явилось, по-видимому, стремление Николая I удалить подальше от столицы людей, замешанных в движении декабристов. Грибоедов понял двуличие императора, назвав свое назначение «политической ссылкой» (ПССГ, т. III, с. 232). О недоверии к нему со стороны царского правительства свидетельствует и то, что в конце ноября 1828 г. директор Азиатского департамента министерства иностранных дел К. К. Родофиникин организовал за Грибоедовым специальное наблюдение (А. Меньшинский. Из жизни и отношений А. С. Грибоедова. — РВ, 1894, № 3, с. 200).

²⁸ Речь идет о дошедшей до нас в отрывках трагедии «Грузинская ночь». Содержание ее восстанавливается по мемуарам Булгарина: «В последнее пребывание свое в Грузии он сочинил план романтической трагедии и несколько сцен, вольными стихами с рифмами. Трагедию назвал он „Грузинская ночь“; почерпнул предмет оной из народных преданий и основал на характере и нравах грузин. Вот содержание: один грузинский князь за выкуп любимого коня отдал другому князю отрока, раба своего. Это было делом обыкновенным, и потому князь не думал о следствиях. Вдруг является мать отрока, бывшая кормилица князя, няня дочери его, упрекает его в бесчеловечном поступке, припоминает службу свою, и требует или возврата сына, или позволения быть рабою одного господина, и угрожает ему мщением ада. Князь сперва гневается, потом обещает выкупить сына кормилицы и, наконец, по княжескому обычаю, — забывает обещание. Но мать помнит, что у нее отторжено от сердца детище и, как азиятка, умышляет жестокую месть. Она идет в лес, призывает Дели, злых духов Грузии, и составляет адский союз на пагубу рода своего господина. Появляется русский офицер в доме, таинственное существо по чувствам и образу мыслей. Кормилица заставляет Дели вселить любовь к офицеру в питомице своей, дочери князя. Она уходит с любовником из родительского дома. Князь жаждет мести, ищет любовников и видит их на вершине горы св. Давида. Он берет ружье, прицеливается в офицера, но Дели несут пулю в сердце его дочери. Еще не свершилось мщение озлобленной кормилицы! Она требует ружья, чтобы поразить князя, — и убивает своего сына. Бесчеловечный князь наказан небом за презрение чувств родительских и познает цену потери детища. Злобная кормилица наказана за то, что благородное чувство осквернила местью. Они гибнут в отчаянии. Трагедия, основанная, как выше сказано, на народной грузинской сказке, если б была так окончена, как начата, составила бы украшение не только одной русской, но всей европейской литературы. Грибоедов читал нам наизусть отрывки, и самые холодные люди были растроганы жалобами матери, требующей возврата сына у своею господина. Трагедия сия погибла вместе с автором!..» (Воспоминания, с. 35—36).

²⁹ Аллаяр-хан — зять Фет-Али-шаха, первый министр Персии, сторонник сближения с Англией, один из инициаторов русско-персидской войны 1826—1828 гг., во время которой был взят в плен (РА, 1891, № 10, с. 188—189). Грибоедов встречался с ним в июле 1827 г. в лагере персидских войск, куда прибыл для дипломатических переговоров с Аббас-Мирзой. На этой встрече Аллаяр-хан выступил ожесточенным противником сближения Персии с Россией.

---

1. За ней было тогда две тысячи душ, но впоследствии времени дела ее расстроились. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
2. Далее в рукописи оторван угол с двенадцатью строками текста.
3. Так говорили тогда в Москве, во за достоверность этого я не ручаюсь. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
4. Текст в скобках реконструирован И. А. Шляпкиным из отдельных слов десяти строк рукописи, находившихся на обороте оборванного угла.
5. Булгарин в изданной им биографии Грибоедова написал, что он в обществе литераторов был только с 1824 года. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
6. Князь Шаховской был членом Академии и лучшим того времени писателем для сцены. Многие его комедии исполнены комической веселостью, и публика всегда видела их с удовольствием. По страсти своей к театру он сформировал многих хороших актеров. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
7. Булгарин в своей биографии Грибоедова говорит об этом. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
8. Я<кубович>, один из секундантов, оказавшийся по следствию главной причиной этой дуэли, был выписан из гвардии с тем же чином в армейский полк и отправлен в Грузию. А Грибоедов по высочайшей воле оставлен без наказания. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
9. Посланник наш по временам только ездил в Тегеран ко двору шаха, но жил всегда в Тебризе, при тогдашнем наследнике Абасс--Мирзе, любимом сыне шаха и правителя Персии. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
10. Супруга князя Варшавского — двоюродная сестра покойного Грибоедова. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
11. Аллаяр-хан был зять тогдашнего шаха персидского и в большой силе при дворе. Он возбудил шаха к объявлению войны²⁹. (Примеч. С. И. Бегичева.)
12. Он только перед этим произведен был в статские советники. (Примеч. С. Н. Бегичева.)
13. На этом слове рукопись обрывается.
14. О занятиях Грибоедова в университете см. коммент. 6 на с. 349 наст. изд.