Замечания о соединении государств и смешении народов
правитьЛюди сведущие в политике и в истории государств согласно утверждают, что не всякая конституция и не всякая форма правления равно годятся для того или другого государства, для того или другого народа; но что конституция и форма правления необходимо должны соответствовать свойству народа, обычаям его и отношениям. Государство, состоящее только из одного народа, следственно имеющее отношения простые и неразнообразные, пользуется немаловажными преимуществами, будучи управляемо самым легким способом. Напротив того гораздо труднее управлять государством, составленным из народов и областей, коих выгоды несходны между собою. Потребно особливое благоразумие, чтобы согласить выгоды различные и часто противоположные, чтобы перемешать разные народы, и чтобы из всех составить одно политическое тело. Не будем упоминать о прежней Германии, сложенной из многих частей разнородных. Германия с давних лет не была уже единым целым государством, или по крайней мере она была составом безобразным. В конституции Немецкой империи при многих впрочем важных преимуществах скрывался зародыш ее разрушения. Когда Фридрих Великий сравнил Пруссию с государствами первостепенными, и сделал ее счастливою соперницею Австрии; с тех пор Германия не существует. Союз немецких князей был не иным чем, как только на время облегчительным лекарством, и при тогдашнем состоянии дел политических мог служить ненадежною подпорою. Бедственное направление французской революционной войны ускорило минуту погибели для Германии.
Другие государства равным образом представляют доказательства сколь необходимо, или сколь полезно политическое смешение. Взгляните, например, на Австрийскую монархию со времени французской войны революционной. Прозорливый Иосиф II очень хорошо знал слабость своей империи, от разделения и разнообразности частей ее происходящую, знал и всячески старался поправить ее несовершенство. Опыт был несчастлив для отважного и деятельного преобразователя. Тогдашнее время не благоприятствовало открытой силе; сверх того Иосиф был не полководец, и не хотел оружием покорить свое государство. История учит нас, что государство, основанное посредством завоевания, дотоле в целости пребывает, пока система завоеваний удачно продолжается.
Система соединения государств и смешения народов находится теперь на самой высокой степени своего совершенства; император Наполеон действует по ней неутомимо. Он имеет под своею властью шесть разных народов, в числе коих полагать должно и испанцев. Важнейшая задача ныне в том состоит, чтобы соединить все сии части; вот и главные средства, которыми успеть можно в сем великом намерении: 1) внешняя безопасность; 2) родственный союз правителей; 3) однообразная конституция; 4) сходство во внутреннем управлении; 5) однообразие во внешних отношениях; 6) равномерное употребление военной силы; 7) безусловное владычество и преимущества господствующего народа.
I. Государство тогда находится в состоянии внешней безопасности, когда нет чуждой державы, которая могла бы напасть на него в чаянии успеха. Пока государство таким образом извне не обеспечено, до тех пор все великие перемены внутри будут иметь ход самый медленный, а польза от них может быть самая ненадежная. История французской революции подтверждает сию истину. Хотя Франция вмещала в себе один народ и одно государство, однако принять можно за достоверное, что новая конституция утверждена не прежде 1801 года, когда Наполеон ослабил все неприязненные державы, и когда заключил договоры в Люневилле и Амьене. Отнюдь не должно сравнивать Французской республики после мира Кампо-Формийского с нынешнею Французскою империею. Германия (по крайней мере по наружности), нижняя Италия, Швейцария тогда еще были независимыми государствами; а что и Испания тогда не совсем еще ослабела, тому служат доказательством вновь случившиеся происшествия во время последовавшей там перемены в правительстве. Ныне все оные государства принадлежат ко Французской империи. Как прежняя Франция укрепилась чрез революцию, так и для нынешней обширной империи Наполеона однообразное управление должно быть надежным охранительным средством. Потому-то и требуется, чтобы не было другого государства, которое дерзнуло бы препятствовать Наполеону в исполнении великих намерений, какого бы ни были он рода, или которое могло бы возбудить опасения в случае открывшегося мятежа в какой либо части его империи. Сие успел он сделать как силою оружия, так и средствами тонкой политики. На твердой земле в Европе находятся еще три независимые государства: Россия, Турция и Австрия. Чрезвычайные усилия венского двора показывают по крайней мере, что он сам Австрийскую монархию почитает государством самостоятельным и независимым, но император Наполеон объявил, что между Франциею и Севером существует тесный союз наступательный и оборонительный, и что он со стороны Австрии совершенно безопасен; иначе не вывел бы он почти всех войск своих из Германии и верхней Италии, и не послал бы их за Пиренейские горы. Если б Наполеон приметил перемену в расположениях северного кабинета, то конечно не замедлил бы поступить с Австрийскою монархиею так точно, как с Пруссиею.
Следствия показывают, что народ турецкий, при всех усилиях нового правительства, не может быть страшным неприятелем, а особливо по причине внутренних мятежей, непрерывно продолжающихся внутри государства. Итак, Наполеонова империя со всех сторон извне ограждена безопасностью.
II. Когда правители многих государств союзом родства сопряжены между собою, то общая польза их непременно требует, чтобы они взаимно помогали один другому. Сия общая их польза иногда берет верх даже над пользою государства; примером тому служит история дома Бурбонов, сидевших на престолах Испании и Франции. — Кром короля саксонского все правители знатнейших государств союзной империи, а именно короли испанский, неаполитанский, голландский, вестфальский, виртембергский, баварский, наследники Италийского королевства и гросс-герцогства Баденского принадлежат к одной фамилии, коей глава есть французский император. Он предоставил себе все права начальника фамилии: без его согласия никто не волен заключать брачных союзов; он примиряет семейственные распри; по его мановению правители нисходят с одних престолов и на других посаждаются. Многие из сих королей носят на себе звания чиновников двора императорского. Зато уже три брата Наполеона и потомство их мужского пола имеют право получить по наследству императорское достоинство. Само собою разумеется, что при столь тесных и выгодных связях своих, правители союзных государств имеют непременный долг всемерно помогать один другому и быть преданными императору. Никогда еще государи не были сопряжены столь тесным союзом: по родственному договору Бурбонов один член мог не принимать участия в войне, начатой другим; члены олденбургского дома пренебрегли общую свою пользу, нередко воевали друг против друга, взаимно старались один другого свергнуть с престола или подчинить своей власти.
III. Конституция Франции служит образцом для всех государств союзных. Хотя некоторые из них не сходствуют между собою в образе управления; однако надеяться можно, что сии несходства мало-помалу исчезнут, и что наконец все конституции устроены будут по французской. Такое однообразие сблизит различные народы, и облегчит средства к смешению оных. Наступит время, когда например жители Вестфальского королевства не станут беспокоиться о том, в Касселе или в Париже находится их правительство, в Касселе или в Париже заседают их депутаты, французскими ли законами или вестфальскими они управляются. Довольно и того, ежели они знать будут, что всякий вновь издаваемый закон предварительно рассмотрен их депутатами.
ІV. Что замечено выше о конституции и законах, то же самое сказать можно и о системе внутреннего управления. Не нужно приводить примеры, что в союзных государствах существует такой же внутренний порядок, какой во Франции. Правила для военной части и для гражданской здесь и там одинаковы. То же разуметь должно о торговле и о денежных оборотах в государств. Такое однообразие действует на умы и на расположение жителей. Находя у соседей одинаковый порядок в управлении, одинаковое устройство, они почти готовы составить с ними одно политическое тело; напротив того народы, управляемые по несходным, а иногда и противоположным планам, чувствуют сильное побуждение предаться чуждому владычеству. Приятно ли например жителям такой земли, где дозволено свободное книгопечатание, находиться под правительством, которое поставило для себя священным правилом иметь строжайшую цензуру? Будут ли довольны жители страны, где записывают в солдаты по желанию, очутившись под таким правительством, которое ставит под военные знамена всех без изъятия?
О соединении государств и смешении народов: [Антифр. памфлет] / [Пер. с нем. М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1809. — Ч. 44, N 8. — С. 304-312.
О соединении государств и смешении народов
правитьV. Однообразием во внешних отношениях называем постоянное, по предположенным правилам, стремление народа или правительства к достижению своей цели относительно к другим государствам. Такое стремление может принадлежать целому народу, или только правителю. В истории государств и народов находим многие примеры того и другого, у римлян стремление народное направлено было к точке овладения всем известным тогда светом. Римская империя и бытием своим и возраставшим величием обязана была принятой системе завоеваний. Каждый раз при покорении новой области народ пользовался новыми выгодами. Наконец уже огромный колосс обрушился от собственной своей тяжести, — у кочевых народов, разоривших Западную Римскую империю, народным стремлением была охота бродить с места на место. Аравитяне и турки по стремлению своему сходны с римлянами. — Карл Великий вел беспрестанную войну не по жадности к завоеваниям, но потому что столицу свою хотел оградить безопасностью. Было бы несправедливо обвинять его в намерении учредить всемирную империю. Просвещение других государств было целью, к которой он стремился.
Римско-католическая иерархия имела в виду всемирное господство; а как и все члены оной пламенели одинаковым желанием, то и стремление сие надлежит называть народным, а не личным. — Славный союз Ганзейских городов равным образом имел народное стремление к расширению торговли и к просвещению мира. — Изуверство произвело в испанцах народное стремление в изгнанию мавров; говорю народное стремление, потому что оно распространялось на сословия и на лица. При Карле пятом испанцы стремились ко всемирной монархии; однако стремление сие было не народное, но только личное. Испанский народ не обещал себе никаких выгод от того, что Карл воевал в Италии и в Нидерландах, и не принимал участия в желании его сделаться обладателем Германии. — Народ голландский стремился к завоеваниям вне Европы, и в то же время к распространению обширной своей торговли: на сем основании утвержден был целый состав тогдашней новой Голландской республики. — Усилия императора Фердинанда II клонились к восстановлению старинных преимуществ императорского достоинства в Германии и к угнетению протестантского исповедания; но ни то, ни другое не имело связи со благом собственных его владений. — Равным образом Людовик XIV всемерно старался дать перевес Франции преимущественно против всех держав твердой земли в Европе. Пруссия со времени великого своего курфюрста отличалась народным стремлением возвыситься на степень государств первоклассных. Бытие и благо ее того необходимо требовали. По сей-то причине семилетняя война была для Пруссии войною народною. — Петр Великий предположил в своем плане расширить пределы империи до Балтийского моря. Хотя план сей начертан собственною его мудростью и духом завоевания; однако он соответствовал и народному стремлению. — Излишне было бы доказывать, что Англия стремится к распространению владений своих в других частях света, и что ее стремление есть народное.
За десять лет перед сим один недавно умерший славный писатель сделал замечание, что Франция стремится расширить свои пределы с восточной стороны государства. Правда, что Франция весьма с давних лет приобретает новые владения на востоке; однако забывать не должно, что большая часть завоеванных земель некогда Франции принадлежала, а потом была отторжена от нее разными случаями; не должно забывать, что язык, обычаи, внутренние распоряжения были точно те же, что и во Франции. Могло статься, что народ французский имел, так сказать, естественное стремление приобрести оные земли. Что же касается до других важных приобретений, то они уже были удачным следствием политической системы обладателя. Между тем не невозможно, а особливо в государстве воинственном, что правило, государем принятое, со временем делается правилом всего народа! Личное желание Наполеона быть повелителем держав на твердой земле может распространиться на весь народ французский. Сие двойное стремление хотят теперь присвоить и подчиненным областям. Как пространство Французской империи увеличивается новыми завоеваниями; так точно и подвластные государства, например Саксония, Бавария, Голландия и другие, получают приращение. Богатства, войною приобретаемые, разливаются на все части империи, например, добыча, от Австрии полученная, досталась Баварии. Таким образом жители союзных государств, а особливо государи их мало-помалу привыкают свои собственные выгоды соединять с выгодами Франции и почитать их нераздельными,
VІ. Ныне военное состояние почитается, может быть не без причины, первым в обществе гражданском и важнейшим предметом государственного управления. Правда, что деспотизм иногда утверждает на нем свое владычество; однако и существенная от него польза очевидна. Люди военного звания господствуют над целым народом; расположение мыслей их имеет великую силу над людьми всех других состояний. Действовать на умы посредством войска — вот главное правило, которое Наполеон имеет в виду, располагая войсками государств союзных. Португальцев посылает он в Италию, испанцев и голландцев через Немецкую землю и Данию против шведов. Саксонцы должны охранять новых поляков; поляки, немцы, итальянцы и голландцы сражаются в Испании с тамошними мятежниками, между тем как французские войска оберегают ганзейские города от неприятельского нашествия, защищают важнейшую пограничную крепость великой империи, приготовляются в Неаполе к нападению на Сицилию, а в Далмации содержат в страхе турок и черногорцев. Таким образом разноплеменные солдаты привыкают ко взаимному знакомству между собою, таким образом приучаются они уважать одно благо общее, драгоценное для сердца великого их повелителя. Каждый из них почитает себя не защитником частного своего отечества, но воином Наполеоновой империи. Возвратясь на родину, они сообщат сии понятия землякам своим, которые и без того уже берут участие в судьбе отдаленных друзей своих и братьев, а следственно и в общем благе, за которое они сражаются.
VII. Наполеон дает преимущество французам перед всеми другими народами, под властью его состоящими. Не должно приписывать сего одному только чувству признательности к собственному народу; нет, здесь открывается еще весьма благоразумное и сильное средство к достижению великой цели. Все подвластные племена привыкают чрез то почитать французский народ господствующим, брать его за образ в своих действиях и составлять вместе с ним единое нераздельное тело. Итальянец и немец мало-помалу отвыкнут от желания быть тем, чем они были, и захотят называться французами. Римляне следовали такому же правилу. Было в обыкновении все должности в покоренных странах поверять одним только природным римлянам, которые во всяком случае пользовались преимуществами перед жителями до тех пор, пока, они не превратились в римлян. То же видим и теперь во многих союзных государствах: министерство составлено частью из французов; язык введен в употребление французский; первые должности военные поручены французам; приказы в строю даются на французском языке; лучшие волости пожалованы французским полководцам за оказанные ими услуги,
Такими столь хорошо обдуманными способами император Наполеон без сомнения достигнет великой своей цели. Правда, что еще много дела впереди остается, еще многие препятствия находятся; однако ему преодолеть их нетрудно. Одно из сих препятствий, ежели не ошибаюсь, состоит в несходстве языков. Но не в его ли власти сделать, чтобы все языки оставались только простонародным наречием? Велика ли беда, ежели Виланд, Гете, Рихтер славные произведения ума своего сообщать будут не чрез посредство языка немецкого? Велика ли беда, ежели не услышим из уст немецкого патриота, каков например Архенгольц и другие, жалобных стонов об упадке Германии! Языки древних греков и римлян в наше время почти исчезли. История богата примерами, и ничуть не должно удивляться, ежели будущие поколения забудут, что некогда существовали немцы и Германия! Где теперь языки всех народов, побежденных и порабощенных римлянами? Правда, что их не должно сравнивать с обработанным, с прекрасным языком немецким; но тем более удовольствия для завоевателей света, которые и в сем отношении превзошли римлян, своих образцовых героев!
Другое препятствие к совершенному смешению народов, скипетру французскому подвластных, должно полагать, как нам кажется, в том, что остались еще владетели в Германии. Но разве Наполеон докончил великий свой подвиг? Кто подумает, чтобы он остановился среди своего течения? Неужели закрыто от дальновидного взора его, что разные правительства в государствах, Рейнский союз составляющих, не устроят народного блага, которое Наполеон предположил целью всех бесконечных своих подвигов? Можно ли сомневаться, что он, при столь чудесной рассудительности, всех нынешних бессильных королей и гросс-герцогов для общего блага не превратит во князей Французской империи, что не уделит им на содержание пристойных участков, и что владений их не присоединит ко Французской империи? И что лучше быть может для сих государей, как наслаждаться жизнью спокойно и беззаботно, не чувствовать бремени правления и передать оное тому, кого Провидение предназначило для обновления мира и для устроения блага роду человеческому? Неужели князья Нассауский, Гогенцоллернский, Ангальтский, Лейенский и король Виртембергский имеют на владения свои большее право, нежели курфюрст Гессенский, князья Брауйшвейгский, Оранский, Гогенлоге, Фиретенберг, наследный принц Этрурийский и другие? Никакому сомнению не подвержено, что жители малых государств много выиграли, быв присоединены ко Франции; примером тому служит гросс-герцогство Бергское, в котором таможни переведены с берегов Рейнских на противоположную границу; следственно открыто свободнейшее сообщение между Франциею и сим гросс-герцогством, с тех пор как оно присоединено к собственным владениям Наполеона, от него самого непосредственно управляемым. Вообще, народы прежней Германии имеют основательные причины нетерпеливо ждать той минуты, когда в отечестве их уменьшено будет число таможен.
Различие исповеданий во Французской империи есть также препятствие к смешению обитающих в ней народов. Правда, что трудно согласить разные мнения до веры относящиеся; однако для великого ума нет ничего невозможного. Надобно всем исповеданиям предоставить одинаковые права гражданские, обряды причислить к гражданским установлениям, и для всех католиков и протестантов издать одно церковное право.
В нынешних протестантских землях можно объявить всеобщую и неограниченную терпимость. Народное просвещение должно быть на отчете правительства; немецкие школы учредить по французским узаконениям; в них будет преподаваемо точно то, на что дастся особое дозволение. После сих приготовлений останется только объявить себя главою всех исповеданий, предписать для всех общую веру, и взять со всех жителей присягу в беспрекословном повиновении. О как благодарить станут будущие поколения великого преобразителя за сей акт мира и соединения веры!
Были некогда времена прехождения народов; ныне настало время преобразования государств. Франция подала пример; многие, прежде независимые, правительства одно после другого начали следовать ей — каждое смотря по своим нуждам и отношениям.
(С немецкого. Из немецкого журнала, печатаемого в Гамбурге под французскою цензурою. Окончания не помещаем; оно не соответствует началу, и само по себе неважно. Сего довольно, чтобы иметь понятие о том, как некоторые люди сообщают другим свои мысли.) К.
О соединении государств и смешении народов: (С немецкаго. Из немецкаго журнала, печатаемаго в Гамбурге под французскою цензурою. Окончания не помещаем…): (Окончание) / [Пер.] К. [М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1809. — Ч. 45, N 10. —