Замечания на новую книгу Опыт о науке быть счастливым (*)
правитьНаучить людей быть счастливыми, значит оказать важную услугу человечеству — если только можно тому научиться.
Г. Дроз, известный уже по некоторым трудам своим, а особливо по роману под титулом Лина, не побоялся писать о счастье, несмотря ни на множество сочинений о сем предмете, ни на бесполезность подобных сочинений.
Автор удивляется, что до сих пор не заведены академии и коллегии, в которых была бы преподаваема наука сделаться счастливым, и что не назначены награды для распространения сей науки, столь необходимой для человеческого рода. Не ошибается ли г. автор? Все академии основаны именно с тем намерением, чтобы по возможности доставить сколько-нибудь счастья человечеству. Все награды, назначаемые за науки, за полезные изобретения, за труды механические, что иное суть, как не награды за распространение науки счастья?
Все трактаты о нравственности, начиная со времен Эпиктета и Плутарха до наших дней, суть в самом деле трактаты о способах быть счастливым. Можно написать множество превосходных правил относительно к сему предмету; но счастье зависит не от того, как мы о нем думаем, а от того, как поступаем. Сия истина очень проста; мы все уверены в ней, хотя не все соображаем с нею свое поведение. Разум показывает дорогу; страсти, обстоятельства, привычки, ежеминутно заставляют нас от нее уклоняться.
Video meliora probo que --
Deteriora sequor.
В чем состоит счастье? Все философы и г. Дроз отвечают: в добродетели. В чем состоит добродетель? В навыке делать добро. Из того следует, что человек, имеющий хорошие привычки, есть счастливейший. Но всегда поступать по хорошим своим привычкам очень трудно, а в том все дело!
Между тем каждый из нас смотрит на счастье с особой точки зрения; переменив место, видим счастье в другом образе. Маркиза Дюшатле, например, которая оставила нам свои рассуждения о счастье, говорит о себе, что она «пишет для светских людей, имеющих верный хороший доход, — словом, для людей, которые не стыдясь могут оставаться при своем состоянии…» — Она советует, если они охотники до вкусных блюд, как можно более объедаться, потом от несварения в желудке лечиться воздержанием; это средство быть счастливым!
Итак, бедная маркиза уверена, что небогатый человек не стыдясь, не может оставаться при своем состоянии…. Она девяносто девять частей человеческого рода осуждает к стыду и несчастью. Хотя мораль ее господствует в наше время, хотя алчность к богатству сделалась жесточайшею горячкою; несмотря на то, есть еще люди, не заразившиеся ею, которые не стыдятся быть небогатыми, и тем не меньше наслаждаются счастьем.
Г. Дроз полагает, что почти каждый может иметь удел свой в счастье; требуется только пять необходимых принадлежностей, которые, правду сказать, редко бывают вместе, и которых большая часть от нас не зависит. Вот он: спокойствие духа, свобода, довольство, здоровье, привязанность к некоторым из подобных себе.
Гораций почти в том же полагает счастье.
Quid voveat dulci nutricula majus alumno,
Quam sapere еt fari ut possit quae sеntiat; uque
Gratia, fama, valetudo contingat abunde,
Et mundus victus, non deficiente crumenâ?
В другом месте он просит для себя здоровья и достатка, обещаясь постараться с своей стороны о спокойствии духа.
Dеt vitam, det opes; animum aequum mî ipse parabo.
Кажется, Вольтер судил еще справедливее, приписывая счастье всем сословиям гражданским и утверждая, что истинное равенство людей состоит в возможности быть счастливым.
Avoir les mêms droits à la félicité,
Voilà la veritable е féule égalité.
Коллень д’Арлевиль в своем Оптимисте говорит:
A’lez; le ciel est juste,
Et l’ouvrier actif, lé paysan robuste
Ont ausfi. leurs plaisirs, plaisirs purs, naturels.
Конечно все люди могут быть счастливы, — но не многие умеют сделаться такими.
Вообще правила г-на Дроза весьма благоразумны; слог его чист, и даже возвышен. В самых его мечтах видна доброта сердца. Прочитав книгу г-на Дроза, каждый захочет иметь его своим другом.
Об его философии, правилах и стиле можно судить по следующей главе О довольстве.
«Довольство и тогда было бы для нас бесценным благом, когда бы имело только одну выгоду — споспешествование к сохранению независимости. Благоразумный человек, который может удовлетворять умеренные нужды свои, ни от кого не зависит; его свобода, спокойствие, добродетель — находятся в безопасности. Сохрани Бог, чтобы я хотел ослабить презрение, заслуживаемое людьми, которые спокойствием совести жертвуют приобретению достатка! Это безумцы, не умеющие из двух зол выбрать меньшего….
При нынешнем состоянии общежития, человек самый умеренный имеет множество потребностей; привычка и примеры не позволяют довольствоваться только необходимым, и без достатка нельзя наслаждаться утехами в жизни. Человек, находящийся в состоянии смежном с нищетою, всегда беспокоится, не может обогащать познаниями ум свой, и должен проводить все время свое в трудной работе. Если к такой тягости присоединится еще печаль об участи бедного семейства, то нет состояния, которое было бы сего ужаснее.
Кто хочет счастливо провести жизнь свою, тот должен сперва вычислить, сколько доходу надобно ему, чтоб наслаждаться довольством; и если имение оказывается недостаточным, поспешить трудами своими дополнить недостающее количество. Но если, достигнув предположенной цели, еще желает приобретения, даже, малого — то он погиб: соблазняясь примерами, и предпочитая деньги спокойствию, он меняет счастье на способы доставать себе забавы.
Довольство бесполезно для многих людей, получивших оное: сии жертвы легкомыслия, вместо того чтоб наслаждаться временем, губят его своими усилиями копить сокровища. Я всегда удивляюсь, для чего люди смешивают идеи, несходственные между собою. Цель нашей жизни есть счастье; богатство есть одно из средств к достижению счастья. Для чего же многие люди почитают средство за цель? Смотря на заботы их подумаете, что они рождены на свет не для того, чтоб быть счастливыми, но чтоб обогащаться.
К чему столько трудов, столько усилий? Можно биться об заклад, что человек и с пятьюстами тысяч ливров годового дохода скучает, и я смело утверждаю, что богачи более других обременены жизнью.
Разделяю богатых людей на два класса: к первому причисляю тех, которые занимаются управлением своего имения; ко второму — которые расточают свои доходы.
Нельзя исчислить всех забот, всех трудностей, всех неудовольствий, сопряженных с управлением большого имения. Множество разных предметов требует беспрестанного наблюдения; надобно то предпринимать путешествия, то начинать перестройки, то заключать договоры, то отдавать приказания, то хлопотать с должниками, там град опустошил нивы, здесь пожар причинил убытки; проходит ли хотя один год без тяжбы? Не будучи угнетаем нищетою, я никогда не соглашусь принять великого богатства с тем условием, чтобы самому управлять оным.
Не говорю вообще, чтобы люди, занимающееся прибыточными хлопотами, были несчастны. Банкир находит некоторое удовольствие от утра до вечера сидеть над счетными книгами; видя успех в делах своих, он часто забывает беспокойство, труды и рабство. Но сторонний человек, уверенный, что должно пользоваться жизнью, увидав, каких удовольствий лишается богач сей, не захочет обладать его сокровищами.
Другие богатые люди — как я сказал расточают свои доходы: это еще хуже; первые после трудов находят некоторое удовольствие в отдыхе; напротив того сих праздность все отнимает.
Я долго старался понять, почему люди, имеющие множество способов наслаждаться разнообразными удовольствиями, беспрестанно скучают. Несчастное воспитание тому причиною: ум их остался необразованным; с самого малолетства предупреждали их желания; слабые родители, коварные наставники, жадные слуги наперерыв старались забавами притуплять их способности, утомясь от излишества суетных забав, и не обретая в самих себе никаких средств к подкреплению, они приходят в бедственное положение — они не могут желать!
Терпя недостаток, утешаемся надеждою; пресыщение не знает надежды — сие мучительное зло, неизвестное посредственности, есть неразлучный спутник богатства. Не видим ли в театре, когда играют превосходные драмы с искусством совершенным, — не видим ли людей, во глубине ложи дремлющих от скуки, и только протяжным зеванием подающих знак, что они существа живые? Это богачи. Посмотрите на зрителей, которые с живейшим чувство наслаждаются представлением: это любители изящности; они в течение недели откладывали по нескольку денег, чтобы в воскресенье купить билет для входу в партер.
Семейство, довольствующееся умеренным достатком, живее наслаждается утехами, потому что они приобретаются посредством наблюдения порядка и с некоторыми пожертвованиями. Например, хотят украсит комнату новыми уборами; бережливость в издержках на другие вещи для покупки уборов уже некоторым образом доставляет часть удовольствия, которым будут наслаждаться по исполнении желания. Предполагая дать скромный праздник, сзывают друзей своих, и едут с ними за город на целый день. Рассчетистая бережливость готовит издержки для сей вожделенной эпохи; еще заблаговременно вычисляют, когда быть празднику, заблаговременно приглашают собеседников; самое ожидание имеет свои прелести, а особливо если срок предполагаемых удовольствий близок, и если уверены, что он наступит непременно.
Что могло быть приятнее вечеров, которые Жан-Жак Руссо и Кондильяк проводили вместе? Оба они были бедны; каждый издерживал не более пятнадцати су, но от разговоров умеренные ужины их длились, и собеседники наслаждались счастливейшими часами! Не гений, не обширные познания нужны для того, кто хочет вкушать подобные удовольствия; дружба, любовь к наукам — и довольно.
Члены семейства не богатого, но достаточного, по большей части живут вместе; кажется, дли них сотворены домашние удовольствия. Осыпьте их богатством, увидите, что они менее уже будут наслаждаться домашним счастьем, хотя бы сердца их и не переменились. Новые обязанности, новые забавы отнимут у них часть времени, которая посвящаема была истинным удовольствиям. Посещая разные общества, редко будут жить с домашними; часто принимая гостей, редко будут видаться с друзьями. Тысячи предметов новых, возбудив желание в сих людях, заставят почувствовать, что они еще многого не имеют; а сие беспокойство прежде едва ли было им известно!
Скажут мне: богатство доставляет нам уважение в свете; напротив того посредственность часто бывает принуждена сносить презрение. Так знаю, что многие почитают человека, смотря по его достатку; таких людей нельзя уверить, что иногда глупость ездит в пышной карете, между тем как достоинство ходит пешком: но станет ли человек благомыслящий заботиться, как думают о нем невежды?
Когда в собрании, где богатство выказывает себя со всею пышностью, вы готовы будете застыдиться, взглянув на простую свою одежду, спросите сами себя, захотели ль бы вы с председящими богачами поменяться образом жизни, душевными свойствами, дарованиями, — спросите говорю, себя, и одушевитесь благородною гордостью, приличною честному человеку.
Женщинам и молодым мужчинам я почти не советую сравнивать свою долю с судьбою богачей; они не выдержат сего опыта. Но человек твердого характера, уверенный в выгодах посредственного довольства, взглянув вокруг себя, усугубит меру своего счастья. Среди блестящей толпы он с гордостью повторит в душе своей: Сколько вещей, в которых я не имею нужды!
Говоря о действиях избыточества, я совсем не имел намерение оскорблять богатых; совсем не думал, будто оно есть непобедимое препятствие на пути к счастью. Нет! Для богатых открыто обширнейшее поле. Без сомнения, не каждый может, подобно Бюффону и Лавуазьеру, пожертвовать своим имением для ученой славы; но каждый может ободрять людей, занимающихся науками — ободрять не обедами, не академическими пиршествами: на то есть другие способы. Пусть богач предложит помощь молодым людям, в которых замечены дарования много обещающие, но которым бедность не дозволяет оные обработать; пусть с благоразумною осторожностью облегчит судьбу старика, который, посвятив жизнь свою наукам, и занимавшись обогащением человечества полезными открытиями, не имел времени помышлять о приобретении достатка. Богатые люди, не умножая своих расходов, могут направлять искусства к благородной цели. Группа, представляющая добродетельный подвиг, верно не дороже группы нимф и сатиров; последняя показывает только искусство ваятеля, первая вдруг напоминает имена героя, художника, покровителя художеств и добродетели. Еще прекраснейшее поприще открыто для богатых: помогая бедным, сколько они иссушат источников слез и пороков! Кто питает в молодом человеке охоту к словесным наукам или искусствам, тот иногда оказывает им пагубную услугу; но кто отдает бедного ребенка учиться, тот истинно одолжает человека, семейство, целое общество. О! Богач может счастливым быть, если только сам захочет он может предать имя свое бессмертию и — что еще лучше — заставить несчастных благословлять свое имя. Такие удовольствия неистощимы; никогда не притупится способность ими наслаждаться — даже и тогда, как все другие наскучат».
Замечания на новую книгу: Опыт о науке быть счастливым: [«Essai sur l’art d’etre heureux». Par Joseph Droz. Paris, 1806]: (Из франц. журн.) // Вестн. Европы. — 1806. — Ч. 28, N 15. — С. 183-195.