Печатая здесь письмо, написанное в ответ нам «представителями комитетов» Уфимского, Средне-Уральского и Пермского, мы, — оставляя в стороне вопрос о том, почему нам отвечают представители комитетов, а не сами комитеты, — считаем полезным сделать от себя несколько замечаний.
I. Авторы письма упрекают «Рабочее Дело» в том, что «не оно учило партию, а партия его учила». Это значит, что, по их мнению, орган, претендующий на сколько-нибудь серьезное значение, должен иметь смелость руководить партией и не бояться давать подчас некоторым ее «представителям» более или менее суровые уроки. Мы думаем, что это мнение справедливо особенно в применении к центральному органу, которому, по уставу, принадлежит идейное руководство партией. Вот почему мы прямо и откровенно скажем авторам письма, что их рассуждения о событиях 1848 г. и о Парижской Коммуне отличаются сбивчивостью, предполагающей до последней степени скудные исторические сведения. Люди, объясняющие слабость Франкфуртского парламента тем, что в нем были представлены «все революционные течения Германии 1848 года», хорошо сделали бы, если бы, вместо того, чтобы «представлять» те или другие комитеты, решились поучиться. В противном случае они ничего хорошего не скажут тому рабочему классу, «впереди» которого им хочется шествовать. Мы знаем, что авторы письма могут, позабыв свое собственное мнение, обидеться на нас за наш прямой совет и даже, по свойственной им решительности, пожелать так или иначе «раскассировать» нас. Но, как ни страшен нам их гнев, а нечего делать: долг прежде всего.
II. Авторы письма, характеризуя «экономистов», говорят: «На интеллигенцию, т. е. на революционную социал-демократию, они смотрят свысока». Это «то есть» очень замечательно. В головах авторов письма понятие: «революционная социал-демократия», очевидно, покрывается понятием: «интеллигенция». Тут — несомненнейшая ересь и притом такая ересь, на какую способен теперь далеко не всякий социалист-«революционер». Чтобы, «нимало сумняшеся», держаться такой ереси, надо обеими ногами встать на точку зрения «интеллигенции», т. е. мелкой буржуазии, занимающейся «свободными профессиями». А между тем, авторы письма воображают себя ортодоксами. О, дети, как опасны ваши лета! Бедный товарищ Ленин! Хороши же его «ортодоксальные» сторонники!
III. Просак, в который попали авторы письма, ясно показывает нам, что совершенно прав был П. Аксельрод, утверждавший в одном из своих недавних фельетонов, что организационные взгляды некоторой части наших товарищей грозят, в конце концов, вплотную подвести их к воззрениям буржуазной демократии. П. Аксельрод, вероятно, совсем не рад тому, что его опасения так скоро начали оправдываться.
IV. Авторы письма, по-видимому, думают, что статья «Красный съезд в красной стране», напечатанная в № 49 «Искры», написана Лениным. На самом же деле она принадлежит пишущему эти строки. И ему же принадлежит статья «Чего не делать», напечатанная в № 52 нашего органа. Названных товарищей очень удивит это открытие, и они обвинят нас в непоследовательности. Но такое обвинение только покажет нам лишний раз, до какой степени низкопробна их собственная последовательность. Немецкие ревизионисты совсем не похожи теперь на наших бывших «экономистов». Нынешнее положение их в партии тоже совсем иное. Неудивительно поэтому, что теперь и относиться к ним приходится иначе, чем к «экономистам». Казалось бы, это понятно само собою. Но авторы письма видят предметы сквозь такой густой туман, что для них остаются непонятными самые бесспорные истины. Чтобы хоть несколько рассеять этот туман, необходимы довольно длинные, хотя и весьма элементарные, рассуждения; недостаток места вынуждает нас отложить их до следующего номера; теперь же мы ограничимся высказыванием следующей мысли, справедливость которой, надеемся, несомненна даже и для автора письма: наша последовательность, последовательность марксистов, заслуживающих этого названия, т. е. усвоивших себе известные понятия и способных оперировать ими, отнюдь, никогда и нимало не должна походить на «дикую непреклонность убеждений» той партии крепкоголовых (в «Помпадурах» Щедрина), которая славилась уменьем «зыком наводить трепет на противников» и вся политическая мудрость которой сводилась к убеждению в том, что «для предводителя нужно одно: чтобы он шел неуклонно». Sapienti sat.