Закон Бальдера (Хирьяков)/ДО
| Законъ Бальдера : Норвежская легенда |
| Источникъ: Хирьяковъ А. М. Легенды любви. — СПб.: «Издатель», 1898. — С. 3. |
Ярко сіяетъ осеннее солнце. Ласково плещутъ зеленыя волны фіорда, ударяя въ гранитныя скалы. Тихо и важно киваютъ вершинами старыя сосны.
Весело смотритъ могучій конунгъ Ваулундъ, встрѣчая своихъ сыновей, и не хочетъ скрывать своей радости. Онъ велитъ готовить большой пиръ, созываетъ старыхъ товарищей ратныхъ, широко растворяетъ двери своего дома и велитъ всѣхъ звать на пиръ, чтобы всѣ видѣли его радость и чтобы всѣ радовались.
И сидитъ, пируетъ старый конунгъ Ваулундъ и по правую руку его сидитъ старшій сынъ Дракесфоръ, а по лѣвую сидитъ Бефріаръ, его младшій сынъ. Оба стройны, какъ сосны, оба могучи, какъ дубы, и оба одинаково дороги отцовскому сердцу. Пируютъ-шумятъ веселые гости, веселъ и старый Ваулундъ, и звонъ кубковъ, и говоръ, и смѣхъ пирующихъ несутся въ вышину, къ чертогамъ Одина.
И говоритъ старый конунгъ Ваулундъ, богатырь, покрытый сѣдинами, и ясная улыбка играетъ на его лицѣ, какъ заря на утесахъ Сѣвера.
— Разскажите же мнѣ сыновья мои, ты Дракесфоръ и ты Бефріаръ, разскажите, какія моря бороздила ваша ладья, какіе народы узнали крѣпость вашихъ мечей и пусть послушаютъ и гости наши. А ты, дѣвушка съ ясными очами, не оставляй безъ меду ни одного кубка. Да скажи, чтобы бросили еще сучьевъ сосновыхъ на очагъ, потому что уже звѣзды смотрятъ на насъ и туманъ покрываетъ волны фіорда.
Затихли гости и слышался только трескъ сучьевъ да изрѣдка звякалъ сосудъ, наполняемый медомъ, да шуршала солома подъ ногой прислужницы, дѣвушки съ ясными очами, да гдѣ-то журчалъ и звенѣлъ неугомонный ключъ.
Сталъ разсказывать Дракесфоръ о грозныхъ буряхъ, о жаркихъ сѣчахъ, о далекихъ странахъ, о народахъ дикихъ и бѣдныхъ и о народахъ съ богатымъ обычаемъ. Много разсказывалъ Дракесфоръ и слова его находили откликъ въ сердцахъ гостей, хмурились сѣдыя брови и глаза метали молніи, а руки невольно искали оружія. Умолкъ воитель и громкіе хвалебные клики нарушили ночную тишину. Понеслись клики восторга къ чертогу Одина, понеслись вширь и вдаль… Дрогнули скалы прибрежныя, шелохнулся камышъ, встрепенулся дикій гусь, спрятавшій голову подъ крыло, шарахнулся въ испугѣ быстроногій олень и помчался въ лѣсную даль.
Огнемъ горятъ очи стараго конунга Ваулунда, съ гордой любовью смотритъ онъ на старшаго сына и прыгаетъ въ груди конунга старое сердце, какъ жеребенокъ, выпущенный въ поле…
— Что же ты, Бефріаръ, молчишь? — говоритъ старый конунгъ Ваулундъ. — Что же ты ничего не разскажешь намъ о своихъ подвигахъ? Вѣдь ты вмѣстѣ съ братомъ бороздилъ сѣдые гребни волнъ, вмѣстѣ встрѣчалъ удары враговъ и вмѣстѣ тупилъ свой мечъ о вражескую кольчугу.
Умолкли веселые гости, смотрятъ на Бефріара и ждутъ, что онъ скажетъ. Покраснѣлъ Бефріаръ, какъ дѣвушка, внезапно увидѣвшая свое отраженіе въ свѣтломъ щитѣ, покраснѣлъ, опустилъ голову и такъ отвѣчалъ:
— Что могу я разсказать вамъ, чего бы вы не знали. Я сражался вмѣстѣ съ братомъ, вмѣстѣ боролся съ бурями, вмѣстѣ дѣлилъ и трудъ, и отдыхъ, но обо всемъ этомъ вы сотни разъ слышали отъ другихъ, но все это вы сотни разъ испытали сами. Знаете всѣ вы, какъ съ племенемъ злыхъ великановъ бились могучіе Асы — наши великіе боги. Знаете, какъ отягченные цѣнной добычей и окрыленные славой побѣдной, они возвращались въ Валгаллу и въ шумныхъ пирахъ вспоминали минувшія славныя битвы. Отъ тебя, мой отецъ, я слыхалъ про отца твоего, про могучаго дѣда Сварторма, какъ онъ одинъ побѣждалъ и знаменитыхъ бойцовъ, и страшныхъ чудовищъ. И самъ ты, отецъ мой, и вы, наши гости, не мало побѣдъ одержали, не мало видѣли странъ и народовъ и всюду мечами своими прославили Сѣверъ. Также и мы по слѣдамъ нашихъ предковъ и Асовъ могучихъ пѣнили бурныя воды пустынныхъ морей, бились съ врагами и много богатой добычи мы привезли и прославились всюду, а слава, конечно, дороже всякой добычи. Такъ завѣщали намъ предки и такъ же мечталъ я о подвигахъ славныхъ, когда за кормой моего корабля впервые въ туманѣ родимыя скалы тонули. Теперь же и самъ я не знаю, что сталось со мною. Мнѣ скучны пиры, мнѣ наскучили битвы и скоро мой мечъ покроется ржавчиной. Тамъ, гдѣ могучія сосны растутъ, упираясь вершинами въ небо, тамъ не рости молодой низкорослой березѣ. Тамъ, гдѣ гремитъ еще слава бойцовъ знаменитыхъ, тамъ не найти себѣ славы ихъ слабому сыну. Сколько бы я ни сражался, сколько бы я ни привезъ драгоцѣнной добычи, — скальдъ мнѣ разскажетъ любой про подвиги викинговъ прежнихъ, ихъ назоветъ имена… и куда моя слава дѣвалась. Жалкая, бѣдная слава! Тѣнь отъ бѣгущаго облака!..
Думы такія родились однажды въ моей головѣ, когда я лежалъ у костра тихой ночью, а рядомъ лежали спокойно товарищи, сномъ наслаждаясь. А я спать не могъ и думы одна за другою, какъ волны морскія вставали: неужели вѣчно всѣмъ намъ суждено покорно идти вслѣдъ за нашими славными предками, идти проторенной дорогой. Неужели, — думалъ я, — мы не найдемъ себѣ новой дороги? Неужели новый путь жизни себѣ проложить не съумѣемъ? Неужели рабской толпой мы тащиться за предками будемъ и будетъ ненужная жизнь проходить только въ битвахъ съ врагами, да въ шумныхъ пирахъ? Тяжкія, тяжкія думы! И черной холодной змѣею тоска охватила мнѣ сердце. И вспомнилось мнѣ, что даже и смерть не откроетъ мнѣ новой дороги, что и въ прекрасной Валгаллѣ, куда отлетаютъ души погибшихъ бойцовъ, даже въ свѣтлой обители Асовъ битвы смѣняютъ пиры и пирами смѣняются битвы…
Долго лежалъ я въ тоскѣ, пока не сомкнулись очи и сонъ не пришелъ избавитель. А во снѣ я увидѣлъ, будто кто-то склонился ко мнѣ и тихо промолвилъ: «Встань, Бефріаръ, отгони мрачныя думы отъ сердца, не будь малодушною дѣвой, будь мужемъ и мудрымъ и смѣлымъ, ищи и надѣйся и Бальдеръ свѣтлокудрявый будетъ тебѣ помогать…»
Когда я проснулся, свѣтало, костеръ догоралъ, товарищи спали, и все было тихо, лишь вѣтеръ гналъ по небу тучи и старыя сосны качалъ, да волны плескались о скалы и бѣлая пѣна кипѣла…
Но я не могу отогнать отъ себя моихъ думъ, не могу я, какъ прежде, безпечно сражаться. Какъ соколъ, посаженный въ клѣтку, вѣчно рвется на волю, такъ мое сердце съ той ночи тоскуетъ, не зная покоя. Хочется новыя страны увидѣть, которыхъ не видѣли славные викинги наши, хочется новыхъ неслыханныхъ подвиговъ славныхъ, какихъ не видали и предки. Скучно идти по дорогѣ, пробитой другими. Новой дороги хочу я, новой борьбы я хочу, новой невѣдомой жизни!
Умолкъ Бефріаръ. Легкій смѣхъ пробѣжалъ по рядамъ гостей, какъ шумъ отдаленнаго прибоя. Усмѣхнулся старый конунгъ Ваулундъ и отвѣчалъ сыну:
— Молодость говоритъ въ тебѣ, Бефріаръ, никогда ты не найдешь на землѣ ничего новаго. Новы листья весной, но эта новизна повторяется каждую весну. Новые лучи посылаетъ намъ солнце утромъ, но оно посылало ихъ вчера, пошлетъ ихъ и завтра. Ты не найдешь на свѣтѣ ничего новаго. День смѣняется ночью, лѣто — зимой, юность — зрѣлымъ возрастомъ, зрѣлый возрастъ смѣняется старостью, старость — смертью, а смерть расчищаетъ дорогу для новой жизни. И такъ было, и такъ будетъ, на то воля Одина. Лѣсная пташка поѣдаетъ мошекъ, сова поѣдаетъ лѣсныхъ пташекъ, орелъ бьетъ сову, а человѣкъ убиваетъ и мошку, и пташекъ, и сову, и орла, и человѣка. И такъ было, и такъ будетъ, на то воля Одина. Обруби канатъ у своей ладьи, изборозди всѣ моря, посѣти всѣ страны земныя и ты не найдешь такого мѣста, гдѣ бы день не смѣнялся ночью, гдѣ бы лѣто не смѣнялось зимою, гдѣ бы человѣкъ не убивалъ человѣка. Потому что такъ всегда было, и такъ будетъ, на то воля Одина. А пока ты еще съ нами, брось свои думы, пей съ нами сладкій медъ и пусть намъ споютъ свои пѣсни мудрые скальды.
И снова зазвенѣли кубки, запѣнился медъ, и говоръ и смѣхъ зазвучали. И по слову стараго конунга Ваулунда вышелъ сѣдой скальдъ и запѣлъ. Онъ запѣлъ о свѣтломъ Бальдерѣ и о братѣ его слѣпомъ Гедерѣ и зломъ Локи. Онъ пѣлъ о томъ, какъ палъ свѣтлокудрявый Бальдеръ подъ ударомъ слѣпаго брата, и какъ смѣялся злобный Локи. Онъ пѣлъ о томъ, какъ всѣ существа міра должны были плакать, чтобы вымолить пощаду Бальдеру, чтобы вырвать его изъ царства тѣней, — и все зарыдало, всѣ голоса міра слились въ одинъ стонъ, но не заплакала одна старая женщина, въ которой узнали ненавистнаго Локи.
И въ отвѣтъ скальду хмурились сѣдыя брови героевъ, а руки невольно тянулись къ оружію. И пѣлъ мудрый скальдъ о томъ, какъ со смертью Бальдера стала меркнуть слава Асовъ, а на землѣ воцарились раздоръ и насиліе. И никли въ молчаньи старыя головы героевъ и хмурились сѣдыя брови. И пѣлъ скальдъ о томъ, что возстанетъ братъ на брата и сынъ на отца, и ледяной покровъ будетъ лежать на груди земли три года. И разомъ запоютъ три пѣтуха: золотой въ Валгаллѣ, огненный на землѣ и блѣдный въ преисподней. И поколеблется міръ и возстанетъ Черный Великанъ въ огненомъ плащѣ, и мечъ его будетъ сіять ярче солнца. И побѣдитъ Черный Великанъ со своею дружиной и могучаго Одина, и всѣхъ великихъ Асовъ. И погибнутъ Асы, и померкнутъ свѣтила небесныя, и море зальетъ весь міръ.
Замолкъ мудрый скальдъ и тихо перебиралъ струны своей арфы. Но вотъ онъ поднялъ свою сѣдую голову, тряхнулъ серебристыми кудрями и снова запѣлъ. Запѣлъ онъ, что изъ волнъ морскихъ родится новый міръ прекраснѣе прежняго, воскреснетъ свѣтлокудрявый Бальдеръ и въ новомъ мірѣ будетъ вѣчное царство любви и правды.
Тихо шумятъ старыя сосны. Мраченъ сидитъ старый конунгъ Ваулундъ, одинокій старикъ. Сидитъ старый на прибрежномъ утесѣ и смотритъ, все смотритъ въ морскую даль, не покажется ли знакомый парусъ. Три года прошло, какъ умчался Бефріаръ и все нѣтъ его. Уже два раза привязывалъ Дракесфоръ канатъ своего корабля къ прибрежнымъ соснамъ Норвегіи и оба раза возвращался съ богатой добычей. А Бефріара все нѣтъ. И сидитъ старый конунгъ Ваулундъ на прибрежномъ утесѣ и зорко всматривается въ туманную даль.
Четыре года прошло, вернулся наконецъ Бефріаръ. Мрачный, задумчивый, молчаливый.
— Ну что, сынокъ, далеко ли ѣздилъ? Нашелъ ли страну, гдѣ бы лѣто не смѣнялось зимою, гдѣ бы день не смѣнялся ночью, и гдѣ бы человѣкъ не убивалъ человѣка? Нашелъ ли, сынокъ? — и ласковая усмѣшка озаряетъ лицо стараго конунга Ваулунда.
Низко опустилъ голову Бефріаръ и стономъ вылетѣло изъ груди его:
— Нѣтъ!
— И не найдешь, сынъ мой, и не ищи.
Ничего не сказалъ Бефріаръ, не приподнялъ головы, тихо пошелъ къ дому и только рукоять меча знала, какъ сильно стиснула ее рука молодого викинга…
— Найду, найду, — шепчетъ Бефріаръ и одинокой тѣнью бродитъ между скалъ, чуждый и скаламъ и соснамъ и ласковымъ волнамъ фіорда…
И вотъ снова распускаетъ свой парусъ Бефріаръ и, разсѣкая сѣдые валы, несется въ туманную даль.
Мирно спитъ непробуднымъ сномъ старый конунгъ Ваулундъ. Густая трава покрываетъ высокій могильный холмъ. Съ тихимъ плескомъ катятся волны фіорда и лепечутъ старому конунгу невѣдомыя рѣчи, бросая къ подножью холма свою бѣлую пѣну.
Уже много лѣтъ правитъ народомъ суровый конунгъ Дракесфоръ, знаменитый боецъ и гремитъ его имя во всѣхъ концахъ Сѣвера. Знаютъ сосѣди широкій мечъ Дракесфора, знаютъ сосѣди, какъ тяжелы удары славнаго конунга. Но не знаетъ никто, куда ушелъ безпокойный Бефріаръ, какія моря бороздитъ его крылатая ладья, съ какими врагами борется сынъ Ваулунда… Но бѣгутъ, бѣгутъ годы, какъ стадо рѣзвыхъ оленей, и вотъ стоитъ передъ суровымъ конунгомъ Дракесфоромъ, стоитъ безпокойный скиталецъ Бефріаръ. Весело смотритъ скиталецъ, горятъ его голубыя очи, ласково смотритъ онъ въ лицо конунгу и нѣжно говоритъ ему:
— Братъ, я нашелъ… я не даромъ скитался по свѣту… радуйся вмѣстѣ со мною!..
— Пойдемъ, — промолвилъ Дракесфоръ и рука его легла на плечо брата. И они пошли вмѣстѣ, мрачный конунгъ и свѣтлый скиталецъ, и казалось, что это идетъ суровая зима и съ ней веселое жаркое лѣто. И они взошли на высокій утесъ, тамъ, гдѣ море сливалось съ фіордомъ, и гдѣ часто сидѣлъ ихъ отецъ, поджидая своихъ сыновей.
— Долго же ты пропадалъ, Бефріаръ, заждались мы тебя. Много-ль добычи привезъ?
— Много, много добычи! Такъ много, что скорѣе хочется подѣлиться съ тобою. Я нашелъ то, чего искалъ, нашелъ самое драгоцѣнное сокровище. Я нашелъ царство Бальдера! Въ этомъ царствѣ день не смѣняется ночью, потому что любовь свѣтлаго Бальдера освѣщаетъ всякую тьму. Лѣто не смѣняется зимою, потому что горячее сердце прекраснаго Бальдера побѣждаетъ зимнія вьюги. Въ царствѣ кроткаго Бальдера человѣкъ не убиваетъ человѣка. Понимаешь, Дракесфоръ, Бальдеръ свѣтлокудрявый живъ, онъ живетъ въ моемъ сердцѣ и въ сердцѣ каждаго, кто любитъ. Настало время, чтобы царство Бальдера охватило всѣ страны земныя. Я пришелъ на родимый Сѣверъ, чтобы возвѣстить вамъ законъ прекраснаго Бальдера. Этотъ законъ разгонитъ ночную тьму, въ которой бродятъ дѣти Сѣвера. Этотъ законъ разгонитъ зимнія вьюги, которыя бушуютъ въ вашихъ сердцахъ. Этотъ законъ разобьетъ ледяныя цѣпи ненависти, которыми сковали васъ раздоры и насилье. Я принесъ вамъ свободу, я принесъ вамъ законъ Бальдера. Этотъ законъ — любовь безконечная!
— Ты много словъ наговорилъ, — сурово сказалъ Дракесфоръ, — мало толку въ твоихъ рѣчахъ. Законы Бальдера хороши для робкихъ женщинъ и слабыхъ дѣтей, а доблестный викингъ слушаетъ совѣтовъ могучаго Тора, потому что могучій Торъ даетъ силу въ битвѣ и мужество.
— Нѣтъ, нѣтъ, Дракесфоръ, вспомни слова стараго скальда; не спасли Асовъ ни мудрость Одина, ни сила могучаго Тора, когда не стало кроткаго Бальдера, потому что сила жизни въ любви, безъ любви же ни мудрость, ни сила, ничто не спасетъ отъ погибели. Я пойду къ народамъ Сѣвера и возвѣщу имъ царство Бальдера, а мечомъ моимъ пусть владѣютъ морскія чудовища.
Засвистѣлъ въ воздухѣ широкій мечъ Бефріара, съ плескомъ разсѣкъ волну морскую и пошелъ ко дну. Вынулъ свой мечъ Дракесфоръ и сказалъ:
— Не хочу, чтобы про сына Ваулунда говорили: онъ не викингъ; не позволю тебѣ коварными рѣчами смущать мой народъ. Здѣсь царство могучаго Тора и нѣтъ мѣста Бальдеру.
И взмахнулъ мечомъ Дракесфоръ и ударилъ Бефріара. Пошатнулся Бефріаръ, размахнулъ руками, какъ птица крыльями, опрокинулся и упалъ со скалы прямо въ холодныя волны. Обагрилась кровью бѣлая пѣна, высоко къ небу полетѣли соленыя брызги, разступились холодныя волны и сомкнулись.
Вложилъ мечъ въ ножны Дракесфоръ и медленной поступью направился къ дому, а изъ подъ нахмуренныхъ бровей его сверкали гнѣвныя очи. Такъ свинцовая туча плыветъ по небесному своду, а изъ мрачной глубины ея вырываются молніи.
Горячей струей хлынула кровь Бефріара, когда палъ онъ подъ ударомъ брата. Далеко разлетѣлись во всѣ стороны кровавыя брызги. Одна капля упала въ разсѣлину утеса, гдѣ лежало древесное сѣмя, занесенное вѣтромъ, и здѣсь выросло могучее дерево; оно подняло высоко къ небу свою вершину и, тихо кивая вѣтвями, шептало: «любите, любите!»
Другая капля крови упала на крыло морской чайки, и полетѣла дикая птица; летитъ надъ морями, надъ озерами, надъ рѣками широкими, и всюду слышенъ ея крикъ: «любите, любите!»
Послѣдній вздохъ Бефріара полетѣлъ высоко къ небу и повстрѣчался съ облакомъ и облако приняло его въ свои нѣдра. И летѣло, неслось облако и частымъ дождемъ кропило землю, и всюду, гдѣ падали капли дождя, изъ земли выростали колосья, грѣлись и зрѣли на солнцѣ и тихо шептали: «любите, любите!»