Закон Бальдера (Хирьяков)

Закон Бальдера : Норвежская легенда
автор Александр Модестович Хирьяков
Источник: Хирьяков А. М. Легенды любви. — СПб.: «Издатель», 1898. — С. 3.

Ярко сияет осеннее солнце. Ласково плещут зелёные волны фиорда, ударяя в гранитные скалы. Тихо и важно кивают вершинами старые сосны.

Весело смотрит могучий конунг Ваулунд, встречая своих сыновей, и не хочет скрывать своей радости. Он велит готовить большой пир, созывает старых товарищей ратных, широко растворяет двери своего дома и велит всех звать на пир, чтобы все видели его радость и чтобы все радовались.

И сидит, пирует старый конунг Ваулунд и по правую руку его сидит старший сын Дракесфор, а по левую сидит Бефриар, его младший сын. Оба стройны, как сосны, оба могучи, как дубы, и оба одинаково дороги отцовскому сердцу. Пируют-шумят весёлые гости, весел и старый Ваулунд, и звон кубков, и говор, и смех пирующих несутся в вышину, к чертогам Одина.

И говорит старый конунг Ваулунд, богатырь, покрытый сединами, и ясная улыбка играет на его лице, как заря на утёсах Севера.

— Расскажите же мне сыновья мои, ты Дракесфор и ты Бефриар, расскажите, какие моря бороздила ваша ладья, какие народы узнали крепость ваших мечей и пусть послушают и гости наши. А ты, девушка с ясными очами, не оставляй без мёду ни одного кубка. Да скажи, чтобы бросили ещё сучьев сосновых на очаг, потому что уже звёзды смотрят на нас и туман покрывает волны фиорда.

Затихли гости и слышался только треск сучьев да изредка звякал сосуд, наполняемый мёдом, да шуршала солома под ногой прислужницы, девушки с ясными очами, да где-то журчал и звенел неугомонный ключ.

Стал рассказывать Дракесфор о грозных бурях, о жарких сечах, о далёких странах, о народах диких и бедных и о народах с богатым обычаем. Много рассказывал Дракесфор и слова его находили отклик в сердцах гостей, хмурились седые брови и глаза метали молнии, а руки невольно искали оружия. Умолк воитель и громкие хвалебные клики нарушили ночную тишину. Понеслись клики восторга к чертогу Одина, понеслись вширь и вдаль… Дрогнули скалы прибрежные, шелохнулся камыш, встрепенулся дикий гусь, спрятавший голову под крыло, шарахнулся в испуге быстроногий олень и помчался в лесную даль.

Огнем горят очи старого конунга Ваулунда, с гордой любовью смотрит он на старшего сына и прыгает в груди конунга старое сердце, как жеребёнок, выпущенный в поле…

— Что же ты, Бефриар, молчишь? — говорит старый конунг Ваулунд. — Что же ты ничего не расскажешь нам о своих подвигах? Ведь ты вместе с братом бороздил седые гребни волн, вместе встречал удары врагов и вместе тупил свой меч о вражескую кольчугу.

Умолкли весёлые гости, смотрят на Бефриара и ждут, что он скажет. Покраснел Бефриар, как девушка, внезапно увидевшая своё отражение в светлом щите, покраснел, опустил голову и так отвечал:

— Что могу я рассказать вам, чего бы вы не знали. Я сражался вместе с братом, вместе боролся с бурями, вместе делил и труд, и отдых, но обо всём этом вы сотни раз слышали от других, но всё это вы сотни раз испытали сами. Знаете все вы, как с племенем злых великанов бились могучие Асы — наши великие боги. Знаете, как отягчённые ценной добычей и окрылённые славой победной, они возвращались в Валгаллу и в шумных пирах вспоминали минувшие славные битвы. От тебя, мой отец, я слыхал про отца твоего, про могучего деда Сварторма, как он один побеждал и знаменитых бойцов, и страшных чудовищ. И сам ты, отец мой, и вы, наши гости, немало побед одержали, немало видели стран и народов и всюду мечами своими прославили Север. Также и мы по следам наших предков и Асов могучих пенили бурные воды пустынных морей, бились с врагами и много богатой добычи мы привезли и прославились всюду, а слава, конечно, дороже всякой добычи. Так завещали нам предки и так же мечтал я о подвигах славных, когда за кормой моего корабля впервые в тумане родимые скалы тонули. Теперь же и сам я не знаю, что сталось со мною. Мне скучны пиры, мне наскучили битвы и скоро мой меч покроется ржавчиной. Там, где могучие сосны растут, упираясь вершинами в небо, там не расти молодой низкорослой берёзе. Там, где гремит ещё слава бойцов знаменитых, там не найти себе славы их слабому сыну. Сколько бы я ни сражался, сколько бы я ни привёз драгоценной добычи, — скальд мне расскажет любой про подвиги викингов прежних, их назовёт имена… и куда моя слава девалась. Жалкая, бедная слава! Тень от бегущего облака!..

Думы такие родились однажды в моей голове, когда я лежал у костра тихой ночью, а рядом лежали спокойно товарищи, сном наслаждаясь. А я спать не мог и думы одна за другою, как волны морские вставали: неужели вечно всем нам суждено покорно идти вслед за нашими славными предками, идти проторенной дорогой. Неужели, — думал я, — мы не найдём себе новой дороги? Неужели новый путь жизни себе проложить не сумеем? Неужели рабской толпой мы тащиться за предками будем и будет ненужная жизнь проходить только в битвах с врагами, да в шумных пирах? Тяжкие, тяжкие думы! И чёрной холодной змеёю тоска охватила мне сердце. И вспомнилось мне, что даже и смерть не откроет мне новой дороги, что и в прекрасной Валгалле, куда отлетают души погибших бойцов, даже в светлой обители Асов битвы сменяют пиры и пирами сменяются битвы…

Долго лежал я в тоске, пока не сомкнулись очи и сон не пришёл избавитель. А во сне я увидел, будто кто-то склонился ко мне и тихо промолвил: «Встань, Бефриар, отгони мрачные думы от сердца, не будь малодушною девой, будь мужем и мудрым и смелым, ищи и надейся и Бальдер светлокудрявый будет тебе помогать…»

Когда я проснулся, светало, костёр догорал, товарищи спали, и всё было тихо, лишь ветер гнал по небу тучи и старые сосны качал, да волны плескались о скалы и белая пена кипела…

Но я не могу отогнать от себя моих дум, не могу я, как прежде, беспечно сражаться. Как сокол, посаженный в клетку, вечно рвётся на волю, так моё сердце с той ночи тоскует, не зная покоя. Хочется новые страны увидеть, которых не видели славные викинги наши, хочется новых неслыханных подвигов славных, каких не видали и предки. Скучно идти по дороге, пробитой другими. Новой дороги хочу я, новой борьбы я хочу, новой неведомой жизни!

Умолк Бефриар. Лёгкий смех пробежал по рядам гостей, как шум отдалённого прибоя. Усмехнулся старый конунг Ваулунд и отвечал сыну:

— Молодость говорит в тебе, Бефриар, никогда ты не найдёшь на земле ничего нового. Новы листья весной, но эта новизна повторяется каждую весну. Новые лучи посылает нам солнце утром, но оно посылало их вчера, пошлёт их и завтра. Ты не найдёшь на свете ничего нового. День сменяется ночью, лето — зимой, юность — зрелым возрастом, зрелый возраст сменяется старостью, старость — смертью, а смерть расчищает дорогу для новой жизни. И так было, и так будет, на то воля Одина. Лесная пташка поедает мошек, сова поедает лесных пташек, орёл бьёт сову, а человек убивает и мошку, и пташек, и сову, и орла, и человека. И так было, и так будет, на то воля Одина. Обруби канат у своей ладьи, изборозди все моря, посети все страны земные и ты не найдёшь такого места, где бы день не сменялся ночью, где бы лето не сменялось зимою, где бы человек не убивал человека. Потому что так всегда было, и так будет, на то воля Одина. А пока ты ещё с нами, брось свои думы, пей с нами сладкий мёд и пусть нам споют свои песни мудрые скальды.

И снова зазвенели кубки, запенился мёд, и говор и смех зазвучали. И по слову старого конунга Ваулунда вышел седой скальд и запел. Он запел о светлом Бальдере и о брате его слепом Гедере и злом Локи. Он пел о том, как пал светлокудрявый Бальдер под ударом слепого брата, и как смеялся злобный Локи. Он пел о том, как все существа мира должны были плакать, чтобы вымолить пощаду Бальдеру, чтобы вырвать его из царства теней, — и всё зарыдало, все голоса мира слились в один стон, но не заплакала одна старая женщина, в которой узнали ненавистного Локи.

И в ответ скальду хмурились седые брови героев, а руки невольно тянулись к оружию. И пел мудрый скальд о том, как со смертью Бальдера стала меркнуть слава Асов, а на земле воцарились раздор и насилие. И никли в молчании старые головы героев и хмурились седые брови. И пел скальд о том, что восстанет брат на брата и сын на отца, и ледяной покров будет лежать на груди земли три года. И разом запоют три петуха: золотой в Валгалле, огненный на земле и бледный в преисподней. И поколеблется мир и восстанет Чёрный Великан в огненном плаще, и меч его будет сиять ярче солнца. И победит Чёрный Великан со своею дружиной и могучего Одина, и всех великих Асов. И погибнут Асы, и померкнут светила небесные, и море зальёт весь мир.

Замолк мудрый скальд и тихо перебирал струны своей арфы. Но вот он поднял свою седую голову, тряхнул серебристыми кудрями и снова запел. Запел он, что из волн морских родится новый мир прекраснее прежнего, воскреснет светлокудрявый Бальдер и в новом мире будет вечное царство любви и правды.


Тихо шумят старые сосны. Мрачен сидит старый конунг Ваулунд, одинокий старик. Сидит старый на прибрежном утёсе и смотрит, всё смотрит в морскую даль, не покажется ли знакомый парус. Три года прошло, как умчался Бефриар и всё нет его. Уже два раза привязывал Дракесфор канат своего корабля к прибрежным соснам Норвегии и оба раза возвращался с богатой добычей. А Бефриара всё нет. И сидит старый конунг Ваулунд на прибрежном утёсе и зорко всматривается в туманную даль.

Четыре года прошло, вернулся наконец Бефриар. Мрачный, задумчивый, молчаливый.

— Ну что, сынок, далеко ли ездил? Нашёл ли страну, где бы лето не сменялось зимою, где бы день не сменялся ночью, и где бы человек не убивал человека? Нашёл ли, сынок? — и ласковая усмешка озаряет лицо старого конунга Ваулунда.

Низко опустил голову Бефриар и стоном вылетело из груди его:

— Нет!

— И не найдёшь, сын мой, и не ищи.

Ничего не сказал Бефриар, не приподнял головы, тихо пошёл к дому и только рукоять меча знала, как сильно стиснула её рука молодого викинга…

— Найду, найду, — шепчет Бефриар и одинокой тенью бродит между скал, чуждый и скалам и соснам и ласковым волнам фиорда…

И вот снова распускает свой парус Бефриар и, рассекая седые валы, несётся в туманную даль.

Мирно спит непробудным сном старый конунг Ваулунд. Густая трава покрывает высокий могильный холм. С тихим плеском катятся волны фиорда и лепечут старому конунгу неведомые речи, бросая к подножью холма свою белую пену.

Уже много лет правит народом суровый конунг Дракесфор, знаменитый боец и гремит его имя во всех концах Севера. Знают соседи широкий меч Дракесфора, знают соседи, как тяжелы удары славного конунга. Но не знает никто, куда ушёл беспокойный Бефриар, какие моря бороздит его крылатая ладья, с какими врагами борется сын Ваулунда… Но бегут, бегут годы, как стадо резвых оленей, и вот стоит перед суровым конунгом Дракесфором, стоит беспокойный скиталец Бефриар. Весело смотрит скиталец, горят его голубые очи, ласково смотрит он в лицо конунгу и нежно говорит ему:

— Брат, я нашёл… я не даром скитался по свету… радуйся вместе со мною!..

— Пойдём, — промолвил Дракесфор и рука его легла на плечо брата. И они пошли вместе, мрачный конунг и светлый скиталец, и казалось, что это идёт суровая зима и с ней весёлое жаркое лето. И они взошли на высокий утёс, там, где море сливалось с фиордом, и где часто сидел их отец, поджидая своих сыновей.

— Долго же ты пропадал, Бефриар, заждались мы тебя. Много ль добычи привёз?

— Много, много добычи! Так много, что скорее хочется поделиться с тобою. Я нашёл то, чего искал, нашёл самое драгоценное сокровище. Я нашёл царство Бальдера! В этом царстве день не сменяется ночью, потому что любовь светлого Бальдера освещает всякую тьму. Лето не сменяется зимою, потому что горячее сердце прекрасного Бальдера побеждает зимние вьюги. В царстве кроткого Бальдера человек не убивает человека. Понимаешь, Дракесфор, Бальдер светлокудрявый жив, он живёт в моём сердце и в сердце каждого, кто любит. Настало время, чтобы царство Бальдера охватило все страны земные. Я пришёл на родимый Север, чтобы возвестить вам закон прекрасного Бальдера. Этот закон разгонит ночную тьму, в которой бродят дети Севера. Этот закон разгонит зимние вьюги, которые бушуют в ваших сердцах. Этот закон разобьёт ледяные цепи ненависти, которыми сковали вас раздоры и насилие. Я принёс вам свободу, я принёс вам закон Бальдера. Этот закон — любовь бесконечная!

— Ты много слов наговорил, — сурово сказал Дракесфор, — мало толку в твоих речах. Законы Бальдера хороши для робких женщин и слабых детей, а доблестный викинг слушает советов могучего Тора, потому что могучий Тор даёт силу в битве и мужество.

— Нет, нет, Дракесфор, вспомни слова старого скальда; не спасли Асов ни мудрость Одина, ни сила могучего Тора, когда не стало кроткого Бальдера, потому что сила жизни в любви, без любви же ни мудрость, ни сила, ничто не спасёт от погибели. Я пойду к народам Севера и возвещу им царство Бальдера, а мечом моим пусть владеют морские чудовища.

Засвистел в воздухе широкий меч Бефриара, с плеском рассёк волну морскую и пошёл ко дну. Вынул свой меч Дракесфор и сказал:

— Не хочу, чтобы про сына Ваулунда говорили: он не викинг; не позволю тебе коварными речами смущать мой народ. Здесь царство могучего Тора и нет места Бальдеру.

И взмахнул мечом Дракесфор и ударил Бефриара. Пошатнулся Бефриар, размахнул руками, как птица крыльями, опрокинулся и упал со скалы прямо в холодные волны. Обагрилась кровью белая пена, высоко к небу полетели солёные брызги, расступились холодные волны и сомкнулись.

Вложил меч в ножны Дракесфор и медленной поступью направился к дому, а из-под нахмуренных бровей его сверкали гневные очи. Так свинцовая туча плывёт по небесному своду, а из мрачной глубины её вырываются молнии.


Горячей струёй хлынула кровь Бефриара, когда пал он под ударом брата. Далеко разлетелись во все стороны кровавые брызги. Одна капля упала в расселину утёса, где лежало древесное семя, занесённое ветром, и здесь выросло могучее дерево; оно подняло высоко к небу свою вершину и, тихо кивая ветвями, шептало: «любите, любите!»

Другая капля крови упала на крыло морской чайки, и полетела дикая птица; летит над морями, над озёрами, над реками широкими, и всюду слышен её крик: «любите, любите!»

Последний вздох Бефриара полетел высоко к небу и повстречался с облаком и облако приняло его в свои недра. И летело, неслось облако и частым дождём кропило землю, и всюду, где падали капли дождя, из земли вырастали колосья, грелись и зрели на солнце и тихо шептали: «любите, любите!»