Заколдованный остров
правитьНелегко было подвести «Гэмкук» к берегу, так как вода нанесла так много ила, что берега реки выдвинулись на несколько миль в море. Лишь только мы несколько подходили к берегу, как шум прибоя предупреждал нас об опасности. Мы должны были подвигаться вперед с тысячью предосторожностей, пользуясь лишь гротом и фоком и внимательно следя за линией прибоя. Несколько раз мы задевали килем за дно (яхта сидела менее шести футов), но для нас все-таки было довольно места и шансов для прохождения вперед. Наконец, глубина стала быстро увеличиваться. Из крепости нам послали навстречу лодку, чтобы привести нас поближе к острову.
Не доходя двухсот метров к берегу, мы вынуждены были бросить якорь, так как негр знаком показал нам, что ближе подойти невозможно.
Когда я убедился, что мы крепко держались на наших якорях, то решил без проволочки запастись водой, так как окружающая местность, казалось, так и дышала лихорадкою. Огромная река, илистые и блестящие на солнце берега, смертоносная зелень джунглей, насыщенный парами воздух, все это говорило об опасности каждому, кто только ее понимал. Я послал поэтому на берег лодку с двумя бочонками для воды, которой нам должно было хватить, пока мы не приедем в Сен-Поль де Лоэнда.
Что касается меня лично, то я сел в челнок и поплыл к острову, так как заметил там над вершинами пальм развевавшийся английский флаг, который указывал помещение конторы торгового дома Эрмитаж и Вильсон.
Обогнув купу дерев, я заметил и самую контору — длинное побеленное здание с просторной верандою и длинным рядом бочек с пальмовым маслом. У берега стояла целая флотилия барок и лодок и виднелась маленькая пристань. На ней стояли два человека, одетые в белое и подпоясанные красными кушаками. Один из этих людей, поджидавших меня, был высокий плотный мужчина с начинающей седеть бородою, другой — длинный и тонкий, был сбледным и болезненным лицом, которое на половину пряталось под широкой шапкою в форме гриба.
— Рад вас видеть, — встретил меня сердечно последний. — Мое имя Вокер, я представитель дома Эрмитаж и Вильсон. Позвольте мне представить вам доктора Севераля этой же компании. Нам так редко удается видеть частную яхту в этой местности.
— Это «Гэмкук», — ответил я. — Я владелец его и вместе с тем и капитан. Мое имя — Мельдрэм.
— Вы занимаетесь исследованиями? — спросил он.
— Я лепидоптерист, т. е. охотник за бабочками. Я обошел весь западный берег, начиная с Сенегала.
— Удачно охотились? — продолжал спрашивать доктор, медленно повернув ко мне желтоватые глаза.
Во время этого представления и объяснения, мы привязали лодку. Я пошел по направлению к дому в сопровождении обоих спутников, которые не переставали забрасывать меня вопросами, так как прошло уже несколько месяцев, как они не видели ни одного белого.
— Что мы делаем? — промолвил доктор, когда в свою очередь я начал задавать им вопросы. Дела у нас довольно, а в минуты отдыха мы беседуем о политике.
— Да, благодаря особой милости провидения, Севераль — заядлый радикал, между тем как я — убежденный добрый унионист. Вследствие этого мы каждый вечер битых два часа спорим о самоуправлении.
— И потягиваем при этом хинную настойку, — прибавил доктор. — Так что в настоящее время мы пропитаны достаточно, если принять во внимание температуру, которая доходила здесь в прошлом году до 103 градусов.
— Как человек беспристрастный, я не советовал бы вам засиживаться здесь, если только вы не собираете и бактерий, подобно бабочкам. Устье Оговаи никогда не приобретет славу санатория.
Не было ничего прекраснее, как та веселость, с которой эти передовые пионеры цивилизации переносили разные невзгоды жизни. Повсюду, начиная с Сьерра Леоне, я встречал подобные отравленные болота, но подобных людей, заброшенных в уединении, и мучимых лихорадкою, с той же болезненной шутливостью. И мне всегда казалась чем-то приближающим к божеству эта способность людей подыматься выше положения и вышучивать материальные невзгоды.
— Обед будет готов приблизительно через полчаса, — сказал доктор. — Вокер пошел наблюсти за ним. В эту неделю его очередь заведовать кухнею. Мы можем поэтому в это время пройтись, и я вам покажу остров.
Солнце уже спустилось за верхушки пальм и небесный свод, распростертый над нашими головами, походил на внутренность громадной раковины, блещущей нежным пурпуром и легкой лазурью. Никто, кто только не жил в этой стране, где, благодаря жаре, тяжесть салфетки на коленях становится невыносимою, не может представить себе, какое благословенное облегчение приносит здесь с собою вечерняя прохлада. Вдыхая чистый освежающий воздух, мы пошли с доктором кругом острова. Он мне показывал магазины и объяснял ход работ.
— В этом краю мало романтического, — промолвил он в ответ на мои замечания относительно отсутствия веселья в их жизни. — Мы живем здесь словно на границе бесконечного. — С этой стороны, — продолжал он, указывая на северо-запад, — Дю Шалью проник вглубь страны и открыл местопребывание горилл. Это — Габон, страна больших обезьян. В ту сторону — он показал юго-запад, никто еще не заходил далеко. Местность, омываемая этой рекою, совершенно неизвестна европейцам. Каждый кусок дерева, который течение приносит сюда, приплывает из страны еще неисследованной. Мне часто хотелось быть лучшим ботаником, при виде особенных орхидей и растений странного вида, выбрасываемых водою вот сюда, на берег.
Местность, на которую указывал доктор, был залив с темной водой, он весь был наполнен плавучими растениями, а среди них выделялся громадный ствол дерева, темную кору которого облизывали волны.
— Все это приплывает из глубины и останавливается в заливе, пока вода не придет и унесет их в море.
— Что это за дерево? — спросил я, указывая на странный ствол дерева.
— Полагаю, это вид тэка, но по внешнему виду сильно источенный червями. У нас здесь есть все виды твердого дерева, не говоря уже о пальмах. Не пойти ли нам теперь домой?
Он повел меня в длинную постройку, наполненную массою клепок и обручей.
— Здесь наша бочарня. Клепки нам присылают в ящиках, и мы сами собираем бочки. А теперь, не замечаете ли вы чего-нибудь особенного и загадочного в этом здании?
— Я не вижу ничего особенного.
— А между тем здесь происходит нечто необыкновенное. Вы видите эту кровать? Ну, так я намерен провести здесь эту ночь. Я не хочу хвастаться, но думаю, что здесь можно испытать крепость нервов.
— Почему?
— О! Потому, что здесь происходит что-то необыкновенное. Вы говорите о монотонности нашей жизни, но я вас уверяю, что иной раз она полна слишком больших волнений. Однако теперь лучше пойти в комнату, так как после захода солнца лихорадочный туман подымается с болот. Смотрите, он уже стелется над рекою!
Над водою в самом деле тянулись длинные полосы белого пара. Воздух стал сырым и холодным.
— А вот и гонг зовет к обеду, — прибавил доктор. — Если вам интересно, я вам расскажу все после.
Слова доктора меня заинтересовали. Во всей фигуре доктора в пустом сарае были заметны серьезность и какое-то беспокойство, которое поразило меня. Это был человек сильный, смелый, мужественный, а между тем в глазах его, когда они останавливались на мне, я замечал выражение, которое затрудняюсь описать, — не то страха, не то тревоги, как у человека, держащегося к чему-то наготове.
— Кстати! — сказал я, направляясь домой, — Вы мне показали хижины ваших черных работников, но их самих я не видел ни одного.
— Они спят на понтоне на там берегу.
— Да? Так зачем же им тогда хижины?
— О! Они жили в них до последнего времени. Но мы их переместили на понтон, чтобы они немного пришли в себя. Они на половину сошли с ума от страха, так что мы вынуждены были их отпустить. На острове, кроме меня и Вокера, никто больше не ночует.
— Что же их так испугало? — спросил я.
— Ваш вопрос приводит к той же истории. Думаю, что Вокер ничего не будет иметь против, если Вам я расскажу ее. К тому же я не вижу причины держать ее в секрете, хотя, действительно, это весьма печальная история.
Во все время великолепного обеда, приготовленного в честь мою, он больше не проронил ни слова об этой истории. Нам прислуживал черный слуга из Сьерра Леоне. Я хотел уже, было, заметить, что, по крайней мере, этот один еще не сбежал вместе с остальными, как он, поставив десерт и вино на стол, поднес руку к своему тюрбану.
— Я нужен еще, господин Вокер? — спросил он.
— Нет, все хорошо, Мусса! — ответил хозяин. — Но я чувствую себя не совсем хорошо и потому желал бы, чтобы ты остался на острове.
— На лице черного слуги отразилась борьба между страхом и долгом. Кожа его окрасилась в синевато-багровый оттенок, заменяющий у негров бледность, и он начал боязливо озираться.
— Нет! Нет! Господин Вокер! — вскричал он, наконец. — Вы лучше сами идите со мною на понтон. Там я за вами буду лучше ухаживать.
— Это невозможно, Мусса! Белые не убегают с тех постов, где их поставили.
Я снова увидел на лице негра прежнюю борьбу чувств, и он снова начал испускать крики ужаса.
— Нет! Нет! Господин Вокер! — повторял он. — Простите. Я не могу. Если бы это было вчера или завтра!.. Но сегодня как раз третья ночь. Господин, я не могу вынести!
Вокер пожал плечами.
— Будь по-твоему! Ступай. Но когда почтовое судно придет, ты возвратишься вСьерра Леоне, так как мне не нужны слуги, которые покидают меня, когда я больше всего в них нуждаюсь. Я предполагаю, что вам все это кажется странным, — прибавил он, обращаясь ко мне, — если только доктор не рассказал уже вам об этом.
— Я показал сарай капитану Мсльдрэму, но еще ему ни о чем не говорил, — ответил доктор Севераль. — Вам, кажется, нездоровится, Вокер, — прибавил он, смотря на своего товарища. — С вами припадок.
— Да! Меня трясло весь день, и теперь голова у меня словно пушечное ядро. Я принял десять гран хинина, так что в ушах у меня звенит, как в котле. Но я все так же проведу эту ночь в сарае.
— Нет! Нет! Мой старый друг. Вы ляжете сейчас, и капитан Мельдрэм вас извинит. Я сам буду ночевать в сарае и обещаюсь перед завтраком принести вам лекарство.
Было очевидно, что на Вокера напал приступ лихорадки, являющийся настоящей язвою здешних мест. Бледные щеки его покрылись румянцем. Глаза блестели лихорадочно. Усевшись снова, он запел острым голосом, свойственным горячке.
— Идите, идите!
— Мы вас уложим, старый дружище! — сказал доктор. С моей помощью он повел больного в его спальню. Здесь мы его раздели, и он, приняв огромную дозу снотворного средства, погрузился в глубокий сон.
— С него довольно на всю ночь! — сказал доктор, когда мы возвратились на прежнее место и снова наполнили наши стаканы. — Мы поступаем так по очереди, но сегодня мне было бы весьма досадно, если б приступ напал на меня, так как я должен выяснить тайну. Я уже вам сказал, что намерен ночевать эту ночь в сарае?
— Говоря — ночевать, я вовсе не хотел сказать — спать, потому что я вовсе не думаю спать. У нас здесь такая паника, что никто из туземцев не соглашается после заката солнца оставаться на острове, и мне в эту ночь необходимо расследовать, что за причина этого страха. У нас всегда был обычай ставить караульного в сарае, для предупреждения кражи обручей. И вот, шесть дней тому назад, человек, который был туда поставлен на ночь, исчез и мы не нашли даже никаких следов его. Этот случай явился, действительно, чем-то необыкновенным, так как все лодки оказались на лицо, переправляться же вплавь через реку никто не решится, так как она кишит крокодилами. Что случилось с этим человеком? Как он исчез с острова — это для нас осталось загадкою.
Меня и Вокера этот случай только удивил, но негры пришли в ужас и между нами начали циркулировать странные истории. Однако настоящая паника началась только три дня тому назад, когда новый караульный исчез в свою очередь из сарая.
— Что же с ним случилось? — спросил я.
— Мы не только ничего не знаем об этом, но и не можем даже придумать какое либо объяснение. Негры клянутся, что в сарае живет демон, который через каждые три дня похищает по человеку. Они не пожелали дольше оставаться на острове и не слушали никаких убеждений. Даже Мусса, не смотря на всю его преданность, предпочел, как вы сами видели, покинуть своего больного господина, чем провести ночь здесь. Таким образом, для того, чтобы остаться при конторе, нам нужно, прежде всего, разубедить негров, и я не вижу лучшего средства, как самому провести ночь в сарае. Сегодняшняя ночь как раз по счету третья, и я должен провести ее в сарае, что бы ни случилось.
— Нет ли у вас каких-либо указаний? — спросил я. — Не заметили ли вы следов борьбы, отпечатка ног и пятен крови, чего-нибудь такого, что могло хотя бы дать идею об опасности, которой вы хотите подвергнуться?
— Решительно ничего. Человек исчез — и больше ничего.
— В последний раз караульным был старый Али, который служил с основания дома. На него можно было положиться как на скалу, и только что-нибудь необычайное могло заставить его уклониться от долга.
— Хорошо! — ответил я. — Но мне не думается, чтобы то, о чем вы говорите, было делом одного человека. Ваш друг находится теперь под действием лекарства и, в случае нужды, вы рискуете остаться без помощи. Позвольте поэтому мне провести эту ночь с вами в сарае.
— С вашей стороны, Мельдрэм, это благородно, вымолвил доктор, пожимая горячо мою руку. — Я бы никогда не осмелился бы предложить вам это, так как вы здесь случайный гость, но если вы желаете…
— Конечно, желаю! Позвольте только на минуту съездить на «Гэмкук» и предупредить, чтобы меня не ждали.
Когда мы возвращались с береговой насыпи, нас поразила темнота ночи. Громадная туча черно-синего цвета надвигалась со стороны берега. Горячий порывистый ветер обдавал наши лица жаром горнила. Река вздымалась и кипела, выбрасывая на доски пристани клочки белесоватой пены.
— Тысяча чертей! — вскричал доктор Севераль. — В довершение всех наших прелестей, у нас будет еще наводнение. Прибыль воды в реке показывает, что где-то в верховьях ее выпал сильный дождь, и сказать трудно, когда она перестанет прибывать. Мы уже однажды видели весь остров затопленным. Пойдем теперь посмотрим, все ли приготовлено как следует для Вокера, а потом отправимся на наш бивак.
Больной лежал в глубоком сне. Мы поставили около него стакан воды, на случай, если он проснется и захочет пить, и затем пошли среди сверхъестественного мрака в наш сарай. Вода в реке поднялась уже до того, что маленькая бухта заметно изменила свою форму; замыкавшие ее выступы берега были уже почти залиты водою. Собравшиеся в ней обломки дерев, с огромным стволом посредине, подымались и опускались в водоворот течения.
— Вот наводнение, кстати, принесет нам пользу, — заметил доктор. Вода унесет все эти растения, что собрались в бухте. Но вот и наш бивак, вот несколько книг и ящик с табаком. Попробуем провести эту ночь получше.
При свете небольшого фонаря сарай казался весьма мрачным. За исключением бочек и обручей в нем был только еще постланный в углу матрац доктора. Мы устроили из клепок себе два стула, стол и приготовились бодрствовать. Севераль принес для меня револьвер, а сам вооружился двустволкой. Мы зарядили наше оружие и положили его так, чтобы оно было под рукою. Маленький круг света и огромный свод из мрака наводили такую меланхолию, что Севераль вернулся в контору и захватил с собою две свечи. Одна стена сарая была прорезана несколькими отверстиями для окон, но они не были вставлены и потому мы должны были устроить для наших свеч защиту от ветра из досок.
Доктор, который, казалось, обладал стальными нервами, взялся за книгу, но я заметил, что он поминутно опускал ее на колени и внимательно осматривал все кругом. Со своей стороны, попробовав раза два почить, я тоже должен был признаться, что я был не в состоянии сосредоточиться на моей книжке. Мои мысли блуждали в огромной пустоте сарая и в зловещей таинственности, которая окружала его. Мой мозг положительно мучился от усилий найти какую-нибудь теорию для объяснения таинственного исчезновения двух людей. Был только один грубый факт, что эти люди исчезли, но как и при каких обстоятельствах — это оставалось неизвестным, и мы оба сидели теперь на этом и ждали, не имея при этом ни малейшего представления о том, чего мы ждем. Мне казалось, что я был прав, предположив, что это не было делом одного человека. В таком виде дело представлялось мне несколько понятным, но никакая сила не удержала бы меня здесь на месте, если б около меня не было товарища.
Какая бесконечная и утомительная ночь! Снаружи до нас доносились шум и клокотание реки и завывания ветра, который все усиливался. Внутри сарая, кроме нашего дыхания, легкого шелеста, производимого доктором при перелистывании книги, и изредка тихого жужжания комара — тяжелая, глубокая тишина. Вдруг сердце дрогнуло у меня в груди. Книжка выскользнула из рук Севераля на пол, а сам он вскочил со своего места с глазами, устремленными на одно из окон.
— Вы заметили что-нибудь, Мельдрэм?
— Нет! А вы?
— Я? Да, мне показалось, как будто что-то проскользнуло мимо окна.
Он схватил ружье и подошел к окну.
— Нет! — сказал он, — ничего не видно, а между тем, я готов поклясться, что видел как что-то медленно прошло за окном.
— Может быть, лист пальмы, — заметил я, — так как ветер усиливается все более и более.
— Без сомнения! — ответил он и взял снова книгу, но он не переставал наблюдать за окном короткими подозрительными взглядами.
Вдруг буря, которая словно сорвалась с цепи, дала новое направление нашим мыслям. Блеснула ослепительная молния, а вслед за тем раздался громовой удар, потрясший всю постройку. Беспрерывно белые вспышки молнии прорезали мрак, и гремели страшные раскаты, подобно выстрелам из громадных орудий. Затем полил и застучал о железную крышу крупный тропический дождь. Из мрака, снаружи слышалась теперь целая смесь из звуков, там как будто все и кипело, и брызгало, истекало, и капало, — словно целый хаос из звуков, производимых жидкостью, а к всему этому примешивался глухой рев реки… Шум и гул все усиливались…
— Честное слово! Нам грозит на этот раз самое страшное наводнение! Но вот, наконец, благословенный рассвет! Что бы ни было, мы покончили с суеверным страхом третьей ночи.
Рассвет в самом деле проглядывал в окна.
День должен был сейчас начаться. Дождь перестал, но побуревшая река волновалась и ревела, как водопад. Я начал опасаться за якоря «Гэмкука».
— Мне нужно отправиться на яхту, — сказал я, — А то в случае, если ее сорвет с якорей, ей уже больше не удастся войти в реку.
— Ее защищает от напора течения остров, — ответил доктор. — Если хотите, пойдемте лучше пить кофе.
Я до такой степени чувствовал себя усталым и обессилевшим, что с удовольствием принял любезное приглашение. Мы покинули приобретший дурную славу сарай, так и не выяснив его тайны, и побрели в контору.
— Вот спиртовая лампа, — сказал Севераль. — Зажгите ее, пожалуйста, а я пойду пока посмотрю, как чувствует себя Вокер.
Он вышел, но через минуту вернулся с лицом, искаженным ужасом.
— Он мертв! — вскричал он хриплым голосом.
При этих словах по мне прошла дрожь ужаса. Я так и замер с лампою в руке, не спуская глаз с Севераля.
— Да! Он мертв! Посмотрите!
Я последовал за ним, не говоря ни слова.
На пороге комнаты я был поражен видом Вокера, распростертого на кровати в том же сером фланелевом белье, которое я вечером помог ему надеть.
Доктор казался сильно потрясенным. Руки его дрожали, как листья при ветре.
— Он умер уже несколько часов тому назад.
— Неужели от лихорадки? — спросил я.
— От лихорадки? Посмотрите на его ногу!
В самом деле, нога его была совершенно не на месте и как-то ужасно вывернута.
— Великий Боже! Кто же мог сделать это?
Севераль приложил голову к груди трупа.
— Пощупайте! — прошептал он.
Я положил руку на указанное место и не почувствовал никакой упругости. Тело было совершенно мягко, как будто я пожал резиновую куклу.
— Костного остова груди нет вовсе, — заметил Севераль тем же сдавленным голосом. — Он измельчен в крошки. Слава Богу, он хотя бы погиб во сне.
— Но кто же это мог сделать?
— Здесь кроется что-то, чего я не могу понять и вынести, ответил Севераль, покачивая головою. Я не знаю, трусливее ли я других, но это выше моих сил. Если вы отправляетесь на яхту…
— Пойдемте! — сказал я ему.
И мы отправились. Если мы не бежали, так только потому, что каждый из нас хотел показать друг перед другом хоть тень хладнокровия. Было опасно пускаться в путь на легком челноке по взволнованной реке, но мы об этом даже не подумали. С большим усилием мы достигли яхты и очутились, наконец, среди людей.
— На землю мы сойдем теперь часа через два. Я ни за что не согласился бы, чтобы негры меня увидели таким, каким я выглядел минуту тому назад.
Я распорядился приготовить завтрак.
— Потом мы сойдем на берег. Но, Бога ради, доктор, что вы думаете обо всем этом?
— Это превосходит мое понимание! Я слышал, как говорили э чертовщине, о каких-то злых духах и смеялся над этим вместе с другими. Но, бедный Вокер! Чтобы человек XIX века, верующий в Бога, англичанин, член лиги Примроз, погиб такой смертью, без одной целой косточки в теле — это что-то невероятное. Но, посмотрите, Мельдрэм! Этот ваш матрос или пьян или сошел суме? Что с ним?
Старик Петерсон, самый пожилой из моего экипажа, спокойный как пирамида, был поставлен на носу яхты, чтобы отталкивать шестом несшиеся по течению деревья. В эту минуту колени у него подогнулись, глаза расширились, и он дико потрясал рукою.
— Посмотрите на него! Глядите! — кричал он.
В ту же минуту и мы увидели.
Громадный ствол дерева несся по реке. Вода лизала его четную блестящую поверхность, а впереди, фута на три приблизительно, виднелась, изогнутая, словно нос у корабля, ужасная голова, медленно покачивавшаяся направо и налево. Огромная, как пивной бочонок, вздутая, страшная, она была окрашена в желтый цвет. Шея была в желтых и черных пятнах. Когда она плыла мимо нас, я увидела, как из громадного дупла дерева выскользну ж два огромных кольца и страшная голова поднялась вдруг футов на десять вверх, устремив на яхту покрытые кожею глаза. Через мгновение дерево пронеслось мимо нас подобно стреле и помылось со своим страшным пассажиром по направлению к Атлантическому океану.
— Что это такое? — вскричал я.
— Это демон нашего сарая, — сказал доктор Севераль. В одну минуту он превратился снова в того отважного самоуверенного человека, каким я знавал его прежде.
— Да, это демон, который жил на нашем острове. Это большой питон Габона.
Я вспомнил различные истории, которые слышал об этом громадном удаве, его периодической прожорливости и об ужасном действии его смертельных объятий. Тогда сразу мне стало ясно. Неделю тому назад, когда вода сильно прибыла, течение принесло к острову и это громадное дуплистое дерево с его страшным обитателем. Кто знает, из какого отдаленного тропического леса он прибыл. Дерево остановилось в бухте, а от нее ближайшим строением был сарай. Два раза при наступлении голода он похищал караульных. В минувшую ночь он так же, без сомнения, подполз к сараю именно в то время, когда Севералю показалось, что что-то протащилось мимо окна, но свет от свечей заставил его изменить путь. Он пополз дальше и измял Вокера во время сна.
— Но почему он бросил его? — спросил я.
— Должно быть, гром и молния напугали чудовище. Но вот повар, Мельдрэм! Чем скорее мы позавтракаем и чем скорее сойдем на берег, тем это будет лучше, а то некоторые из негров подумают, что мы испугались.