Я сплю иль нѣтъ?… Что̀ это ночь иль день?
Пора-ли встать? Иль медленная лѣнь
Дастъ мнѣ понѣжиться и члены порасправитъ
И полусонный мозгъ на волю грёзъ оставить?…
День безъ утра, илъ утро безъ зари…
Опять туманъ! Куда ни посмотри—
Сырое рѣянье въ протяжномъ колебаньи…
Все зыбь—какъ на морѣ. Я, точно на яву,
Куда-то вдаль на кораблѣ плыву—
Съ волны и на волну въ размѣренномъ качаньи.
Исчезли берега, въ туманѣ небеса,
И только плескъ кругомъ, все только плескъ безсвязный,
Безостановочный, глухой, однообразный,
Да вѣтеръ свищетъ въ паруса.
* * *
Куда плыву? Съ чего сердечный трепетъ?
Не близки-ли знакомые края?
И ты не лжешь—надежды тайный лепетъ?
Чу—въ воздухѣ морозная струя!
Туманъ упалъ подъ ледянымъ дыханьемъ
И ярко блещетъ день ликующимъ сіяньемъ.
Передо мной лежитъ и искрится вдали
Равнина бѣлая въ серебреной пыли;
По ней, гдѣ кучками, а гдѣ по одиночкѣ,
Чернѣются разсѣянныя точки—
Дома, деревни, города,
И люди жмутся, какъ стада.
* * *
Прощай, пловучій домъ съ свободнымъ, краснымъ флагомъ!....
На ледъ прибережный ступилъ я скользкимъ шагомъ
И, пробирался утоптанной тропой,
Я миновалъ сугробъ, мятелью нанесённый,
И выхожу на путь санями улощённый…
Печаленъ плоскій край съ замёрзшею рѣкой!
Безвѣстнымъ странникомъ вхожу я въ городъ людный,
Прямыя улицы, высокіе дома̀…
Знакомый мнѣ дворецъ, знакомая тюрьма,
И мѣдный богатырь, въ посадкѣ многотрудной
Сто лѣтъ уже взмощённый на гранитъ,
На мѣдной лошади безмолвіе хранить.
А люди около мелькаютъ постоянно:
Курьеры вскачь спѣшатъ, какъ на пожаръ,
Летитъ жандармъ—архангелъ царскихъ каръ;
Чернильный мученикъ—чиновникъ безталанный,
Пѣшкомъ усердствуетъ со связкою бумагъ;
Идутъ ряды солдатъ—сто ногъ въ единый шагъ,
И всюду суета, да грохотъ барабанный.....
Лишь рѣдкій гость—брадатый рабъ, мужикъ—
Сторонится и головой поникъ,
Глядя въ уныніи на городъ чужестранный.
Бывало тоже гость, невольный иль незванный,
Тоскуя проклиналъ я блѣдный небосклонъ,
Мундиры и гранитъ, весь новый Вавилонъ,
И мѣрилъ съ ужасомъ его тупую силу…
Теперь, я знаю, онъ—торопится въ могилу.
* * *
Толпа стоитъ безъ шляпъ—и въ санкахъ проскакалъ,
Въ шинели до ушей, какой-то генералъ—
Видъ озабоченный, военная посадка,
И зыбкость помысла и робкая оглядка…
Знакомымъ призракомъ онъ показался мнѣ,
Его, мнѣ помнится, я видѣлъ—но во снѣ.
То было въ ночь, темно сошедшую въ молчаньи
Надъ цѣлою страной, томившейся въ страданьи,
То было въ ночь вослѣдъ за незабвеннымъ днёмъ,
Когда всѣ въ траурѣ, съ торжественнымъ пѣньёмъ,
Огромнаго, вѣнчаннаго злодѣя
Похоронили, не жалѣя:
Въ ту ночь, во снѣ, передо мной стоялъ,
Въ порфирѣ и вѣнцѣ, вотъ ототъ генералъ…
Ступай себѣ пока!… а мнѣ своя дорога.
* * *
И я на тройкѣ быстроногой
Скачу по скатамъ и холмамъ,
Да по бревенчатымъ мостамъ,
То полемъ безрубежно-бѣлымъ,
То боромъ мрачно-посѣдѣлымъ.
По глади снѣжной тройка мчитъ,
Черезъ ухабъ, нырнувъ, летитъ,
Мятётъ и жмётся по сугробью
И колокольчикъ мелкой дробью
И замираетъ и звенитъ.
И гаснетъ день, и звѣзды ночи—
Небесъ безчисленныя очи—
Сквозь тьму глядять на бѣлый путь,
Но мнѣ не время отдохнуть.
Пусть дни и ночи, свѣтъ со тьмою,
Бѣгутъ, чредуясь межь собою,—
Не успокоюсь до конца,
Съ упорствомъ вѣчнаго гонца;
Пренебрегу, покуда можно,
Пока не слёгъ въ тиши гробовъ,
Дороги усталью тревожной,
Сѣдою усталью годовъ.
* * *
И идутъ дни, и слѣдомъ идутъ ночи,
Ужъ холодъ сдалъ, и слышу я весну;
Посыпалъ дождь въ замѣну мокрыхъ клочій
И рыхлый снѣгь утратилъ бѣлизну.
Полозья въ земь ударились съ упоромъ…
Сѣдлай коня! и дальше въ путь!
И въ топь и вплавь, по кочкамъ и зажорамъ—
Я проберуся какь-нибудь!
Чернѣетъ почва изъ подъ снѣгу,
Ручьи сбѣгаютъ въ глубь долинъ
И рѣчка мутная съ разбѣгу
Уносить въ даль обломки льдинъ.
Уже поля рядиться стали
Въ зеленый пологъ озимей,
Листомъ по рощѣ зашептали
Побѣги свѣжіе вѣтвей;
Ужъ первый громъ затихъ съ раскатомъ,
Облёкся вечеръ мирнымъ златомъ;
При лунномъ трепетѣ лучей
Защёлкалъ первый соловей.
* * *
О! какъ баюкаетъ томленьемъ сладострастья—
Весенней нѣги мягкій звукъ?
Но мнѣ не до него! я выросъ вонъ изъ счастья,
Мнѣ нуженъ толкъ да сила рукъ.
Мой путь съ утра идетъ дремучимъ боромъ…
А вотъ и ночь, и скатъ береговой,
Рѣка—что море—не окинешь взоромъ,
И мѣсяцъ всплылъ надъ синей мглой.
Внизу у отмели пологой
Стоитъ бурлакъ съ ладьёй убогой.
Бурлакъ, вези! пора пришла!
Ладья скользить и волны мчатся,
И брызги искрами дробятся
Подъ взмахомъ мощнаго весла.
Плыву, молчу отъ ожиданья,
Отъ нетерпѣнья и желанья,
А тутъ и волны, и луна,
И плескъ, и блескъ и тишина…
* * *
Свѣжѣетъ воздухъ, ночь блѣднѣетъ
И сумракъ трепетный рѣдѣетъ.
Заря! заря! Я различить могу
Кусты на дальнемъ берегу.
И вижу я: стоить толпа народа,
Кричать—“скорѣй! сюда! сюда! свобода!“
И голосъ, точно дальній зовъ,
Поётъ… и пѣсня такъ знакома!…
И подхватили съ силой грома
Её сто тысячъ голосовъ:—
”Изъ за матушки за Волги,
Со широкаго раздолья,
Поднялась толпой-народомъ
Сила русская, сплошная.
Поднялась спокойнымъ строемъ
Да какъ кликнетъ громкимъ кличемъ:
Добры молодцы идите,
Добры молодцы сбирайтесь—
Съ Бѣла-моря ледянаго,
Со степнаго Черноморья,
По родной великой Руси,
По Украйнѣ по казацкой,
Отстоимъ мы нашу землю,
Отстоимъ мы нашу волю,
Чтобъ земля намъ да осталась,
Воля вольная сложилась,
Барской злобы не пугалась,
Властью царской не томилась!…“
* * *
Ладья причалила, я выпрыгнулъ на берегь…
«Полярная Звѣзда». Кн. 7. — Лондонъ: Вольная Русская Типографія, 1861. 