Островский A. H. Полное собрание сочинений. В 12-ти т.
Т. 9. Переводы и переделки. (1865—1886).
М., «Искусство», 1978.
ЗАБЛУДШИЕ ОВЦЫ
правитьВИКТОР АПОЛЛОНОВИЧ ЖАВОРОНКОВ, поэт.
ЛЮБОВЬ ИВАНОВНА, жена его.
ИВАН ФОМИЧ ЧЕРНОВ.
ПЕТР ПЕТРОВИЧ ЗЯБЛИКОВ, племянник его.
КНЯЗЬ КИРГИЗОВ.
БАРОН ПОМПЕЙ БОГДАНОВИЧ ФОН БАЦ.
ЛИДИЯ СЕМЕНОВНА, его жена.
ИВАН.
ЧЕЛОВЕК БАРОНА.
ДАМА.
КАВАЛЕР.
ГОСТИ ОБОЕГО ПОЛА.
СЛУГИ БЕЗ РЕЧЕЙ.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
правитьВиктор (вполголоса).
«О милый ангел, не зови
Моей печали непонятной!
То сердца вздох, но вздох приятный,
То меланхолия любви».
Виктор (отдает ему конверт). Снеси в типографию.
Любовь (встает тихо, подходит к нему и кладет ему на плечо руку). Виктор!
Виктор. Ну?
Любовь. Я хочу попросить тебя, хочу…
Виктор. Ехать в театр, что ли? Сегодня я не могу. Я обещал приятелям быть в клубе.
Любовь. Да нет, совсем не о том…
Виктор (с нетерпением). Ну, так об чем же?
Любовь. Если ты дашь мне слово не сердиться…
Виктор. Даю слово не сердиться.
Любовь. Эта рукопись, которую ты послал в типографию …
Виктор. Эта рукопись… Есть рукопись.
Любовь. Там стихи?
Виктор. Там стихи.
Любовь. Посвященные…
Виктор. Ну, посвященные; что ж дальше?
Любовь (робко). Посвященные женщине.
Виктор (с гневом). Ну, а если и так?
Любовь. Ты обещал не сердиться.
Виктор (стараясь не сердиться). А если и так?
Любовь. Если так, Виктор…
Виктор. Дальше, дальше!
Любовь. Мне кажется, я умру с отчаяния.
Виктор. Любовь Ивановна!
Любовь (обнимая его). Ах! Радость моя! Жизнь моя!
Виктор. Пожалуйста, без аханья. Что за ребячество! Твоя ревность и бабья подозрительность наконец мне надоедят. Изредка куда еще ни шло; но целый-то божий день мучить меня смешными расспросами и подозрениями: этого уж терпеть нельзя. Я тебя предупреждаю отныне навсегда: или ты перестань, или мне нужно будет принять какие-нибудь меры на будущее время.
Любовь (отходит, совершенно убитая). Ты никогда так не говорил со мной.
Виктор. Ты сама доводишь, пеняй на себя.
Любовь (снова садясь к столу). Хорошо, хорошо.
Я виновата. Я бедная, воспитана в деревне, по-старому; у меня только и есть в голове, что любовь к мужу. Твое дело образовать меня по-столичному, чтобы я была похожа на тех ваших дам, которые изучают семейные обязанности по модным картинкам или по французским романам. К тому же супружеская любовь не имеет ничего пленительного, ничего обаятельного: жена писателя не имеет права требовать, чтобы муж для семейного спокойствия отказывался от восторгов публики. Он человек гениальный, ему нужно всеобщее поклонение, а ты, глупенькая, думала, что с него довольно твоих поцелуев. Тем хуже для тебя, что ты не умела понять, что значит гениальные люди.
Виктор (берет стул и садится возле жены). Вы кончили?
Любовь (со слезами). Терпи и покорись судьбе своей.
Виктор. Если вы кончили, начну я; и прежде всего
попрошу вас вспомнить вечер 24-го июля 1865 года, то есть вечер нашей свадьбы. Мы были в деревне у вашего отца, на берегу Волги. Помните, ясное небо, чистый воздух, вдали песня, ну и прочее… Вы мне сказали тогда: «Виктор, этим высоким небывалым счастьем я обязана тебе. С этих пор я вполне верю душе твоей! Если когда-нибудь случится, что мне придет в голову какое-нибудь подозрение или я готова буду произнести жалобу или упрек тебе, ты напомни жене своей вечер 24-го июля». Ну вот я вам напоминаю. (Встает.)
Любовь. О, если б можно было воротить это время, эти места, Виктор! Жить опять так же, как прежде.
Виктор. Пока вы были девушкой, вы так и жили; а теперь уж пора вам быть женщиной солидной и благоразумной.
Любовь (подходя к мужу). Да ну же! Не сердись на меня. Помиримся, помиримся! И давай так жить, как бог велит; два тела — одна душа. Прочь эти вздоры, подозрения, ревность! Я буду делать только то, что тебе нравится. А ты, сокровище мое, прощай мои слабости и люби меня. Не правда ли, ты любишь меня?
Виктор (с досадой). Это мой долг.
Любовь. И ты поедешь со мной погулять в Зоологический сад?
Виктор (с большой досадой). Ну, в Зоологический сад, но потом?
Любовь. И не будешь писать стихов для хорошеньких женщин?
Виктор (нетерпеливо). Ну, еще что?
Любовь (топая ногой). Вот какая скверная память! Ты прав — я глупа. Сейчас только обещала и сейчас же забыла, это ужасно!
Иван. Петр Петрович пришли-с.
Любовь. Ах, тоска! Нас дома нет.
Виктор. Что ты, в уме ли? Проси!
Я не хочу прятаться ни от кого, а тем более от твоего брата. Он отличный малый.
Любовь. Ветреник.
Виктор. Ветреник? Почему? Потому только, что любит шампанское и знаком с танцовщицами? Вся молодежь нынче такова.
Зябликов (в дверях). Извини, кузина, но при одном градусе тепла по мешало бы в передней поменьше вентиляции. Впрочем, надо переплыть ледовитое море, чтоб доплыть до Северного полюса. С добрым утром, сестрица!
Любовь. Прощайте, Петр Петрович.
Зябликов (Виктору). Можно пожать руку вашему парнасскому сиятельству?
Виктор. Еще бы! (Подаст ему руку.) Однако столица вас изменила порядочно. Что за учтивость, что за галантерейность!
Зябликов. Вам кажется! (Про себя.) Кабы его черт унес куда-нибудь!
Виктор. Ну да, как же! И деревенский загар прошел, и вообще видеть вас большое удовольствие.
Зябликов. Покорнейше благодарю. Теперь позвольте мне снять пальто. В деревне я переходил от тепла к холоду и наоборот без всякой опасности, а здесь берегусь; здесь сейчас кашель от малейшей перемены воздуха.
Виктор. Э! Друг мой, ужины после театра особенно вредны для многих.
Зябликов. Эпиграммы на мой счет; ну, да это ничего. Ах, Фанни! Легкая, эластичная Фанни! Ну, что хотите, нельзя не иметь слабости к этим воздушным женщинам. Было время, когда я пленялся деревенскими красавицами в хороводах, теперь предпочитаю балетных красавиц, в трико и розовых юбочках. Другой образ жизни, другие требования.
Любовь (продолжая, работать). Ты шутишь, Петя: ты что-то уж слишком прельщаешься столицей! В провинции у тебя была сестра, были знакомые, некоторые тебя любили, было одно существо, которое могло бы украсить твою пустую жизнь. В провинции ты был румян, здоров, весел и спокоен совестью. А здесь ты учтив, бледен, в перчатках, надушен, но едва ли ты доволен здешней шумной и дорогой жизнью.
Виктор. Петр Петрович, не заступиться ли за вас?
Зябликов. Она была всегда такова. Что ж делать-то, я сам виноват. Я с самого начала сделал фальшивый шаг; мне хотелось, чтоб меня заметили, чтобы об моем вкусе и остроумии говорили в Москве. Ну вот, таким-то манером я в два года потерял и состояние и аппетит; то есть расстроил и состояние и аппетит. (Виктору.) Вы смеетесь? Ну, что ж. Вы правы: поэты могут питаться воздухом и славой, а я нет. Я не сочиняю гимнов луне.
Иван. К вам, сударь, письмо. (Подает Виктору.)
Виктор. Кто принес?
Иван. Человек от…
Виктор (взглянув адрес). Ну, довольно, знаю.
Иван. Мне идти прикажете?
Виктор. Подожди! (Читает письмо.)
Зябликов. Ты ведь знаешь немножко этого ангела Лидочку?
Любовь (машинально). Да, знаю немножко.
Зябликов. Не правда ли, она до сих пор еще хороша?
Любовь. Да, хороша.
Виктор (кладет письмо в карман халата). Иван!
Иван. Что прикажете?
Виктор. Шляпу и пальто из кабинета.
Иван. Слушаю-с!
Виктор. Постой! В гардеробе два чемодана. Ты возьми маленький и положи туда что нужно дня на два. Поскорее!
Любовь. Что это значит, Виктор?
Зябликов. Да, сударь, что это значит?
Виктор (несколько сконфузясь). Ничего не значит. Мне непременно нужно в Тверь.
Любовь. В Тверь?
Виктор. Да, очень важное дело, выгодное. Ты, Люба, не беспокойся: я мигом. Поеду сегодня и послезавтра вернусь. Я поеду с почтовым поездом в два часа. (Смотрит на часы.) Теперь час, полчаса на проезд. Будь же веселее, не серди меня!
Любовь (улыбаясь). Да я очень весела.
Виктор. Если сегодня тебе вздумается в театр: Петр Петрович тебя проводит. Вы сделаете для меня эту услугу?
Зябликов. Что касается до услуг, только приказывайте. Я рожден для услуг.
Виктор. Потом вы мне расскажете, каково прошла пьеса.
Что ты копаешься! (Торопливо одевается перед зеркалом. Халат кладет на стул.)
Зябликов (в сторону). Вот чудак!
Виктор (небрежно). Извините! Я без церемонии.
Зябликов. Скажите пожалуйста! Это удивительно! Да сделайте одолжение, будьте как дома.
Виктор (Ивану). Снеси чемодан вниз.
Иван. Слушаю-с! (Уходит.)
Виктор. Люба! Что это еще за новости? Что тут такого необыкновенного?
Любовь. Ничего.
Виктор. С чего же это ты надулась?
Любовь. Я надулась! Ты ошибаешься.
Виктор. Разве я не могу делать то, что мне нужно или что мне нравится? Неужели о всякой малости подавать тебе прошение и составлять протокол?
Зябликов (про себя). Ого! Это новости!
Любовь. Кто тебе говорит об этом. Я от тебя ничего не требую.
Виктор (сердито). Так и не вытягивай физиономию.
Любовь (презрительно). Это ты вытянул физиономию.
Виктор. Ну, довольно! (Смотрит с угрозой на жену.)
Зябликов (про себя). Это называется брак по страсти. (Громко.) Если я не ошибаюсь, у вашего подъезда остановилась карета. Кто-нибудь с визитом. Я этикета не люблю и потому скрываюсь. Если захочешь в театр, пришли за мной, я все на той же квартире. В пять я обедаю, до шести отдыхаю, а после к твоим услугам. (Хочет идти.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
правитьИван. Барон и баронесса!
Любовь (удивленная). Баронесса?
Барон (не замечая Зяблииова). Да здравствует Любовь Ивановна в святилище муз! Дорогой наш поэт! (Кладет руку на плечо Виктора.)
Виктор. Имею честь кланяться, барон!
Барон. Что такие за слова: «Имею честь… Барон»…
Называйте меня по имени, — имя мое самое историческое и стоит десяти баронств. Помпей Богданыч! Помпей! Сделайте милость, попробуйте произнести это имя, как оно широко и кругло выходит. Кроме шуток, это, батюшка, был первый человек своего времени.
Зябликов (приближаясь). Да, но только после Цезаря, барон.
Барон. Та, та, та! Это вы, мой любезный! Извините, я вас не заметил. Руку, руку! Целый век мы не видали вас. Баронесса погибает с тоски по вас.
Зябликов (довольный). Погибает?
Виктор (с неудовольствием). Это что-то уж слишком.
Барон. Не правда ли, Лидочка, ты погибаешь с тоски от того, что господин Зябликов редко бывает у нас?
Баронесса. Погибаю? Ну, не скажу. (Продолжает разговор с Любовью.)
Барон. Она шутит, притворяется; я верно знаю, что она скучает. А насчет Цезаря, мой любезный, ученые еще спорят. Мне не далее как третьего дня друг мой, профессор политической экономии, говорил, что недавно вышло много замечательных сочинений, которые бросают новый свет на эту темную эпоху римской истории. Между прочим, книга одного француза… Какого это француза?.. Ну, уж эти французы! Никогда их не запомнишь. Помогите мне, Виктор Аполлоныч!
Виктор (рассеянно). Не могу вам сказать, барон. Может быть, эта книга: Юлий Цезарь Ламартина.
Барон. Браво! Именно Юлий Цезарь Ламартипа, да, Ламартина. Еще он, кажется, участвовал в «Сыне Отечества». Не угодно ли? (Подает табакерку Зябикову.)
Зябликов. Благодарю, я не нюхаю.
Барона. Как, не нюхаете? Вот не ожидал! Как же мне говорили, что вы имеете решительно все пороки?
Зябликов (низко кланяясь). Премного вам благодарен.
Барон. Я совсем не хочу вас обидеть. Между пороками есть различия: одни пороки — действительно пороки, а другие — собственно не пороки.
Зябликов. Пороки порочные и пороки беспорочные.
Барон. Ну, да, да, да! Именно так, превосходно!
Баронесса (подходя к Виктору). Знаете ли, Виктор, я нахожу, что ваша жена так свежа (смотрит на нее), что досадно. Совершенно розовый бутон. Мы с ней поговорили, теперь с вами. (Подает Виктору руку, которую тот целует.)
Виктор. Я очень тронут вашим вниманием к нашему семейству.
Баронесса (тихо). Поедете?
Виктор (тихо). Поеду.
Любовь (про себя). Это она!
Зябликов (про себя). Это он!
Баронесса (подходя к Любови Ивановне). А ведь мы к вам, милая и добрая Любовь Ивановна, с большой просьбой…
Барон (перебивая). Да, да, милая и добрая Любовь Ивановна, с очень большой просьбой.
Баронесса. В субботу вечером у нас будет небольшой кружок друзей. Самое избранное и умное общество. Я рассчитываю на вас. Ваше присутствие будет так приятно для наших знакомых.
Любовь (кланяясь). Благодарю вас, баронесса! Я еще не успела привыкнуть к обществу. Я немного робка, воспитана по-деревенски. Во всяком случае, как будет угодно мужу.
Баронесса. В нем-то мы вполне уверены. (Виктору.) Вы приедете, не правда ли?
Виктор. С величайшей благодарностью принимаем ваше приглашение. Мы с женой не знаем, чем заплатить вам за ваши милости. Не угодно ли садиться?
Баронесса. Благодарю! Если бы в другое время, я бы с удовольствием. Нас ждет карета, нам пора на железную дорогу. Представьте себе, мой муж вздумал прогуляться в Тверь.
Любовь (с испугом). В Тверь?
Зябликов. Переселение гуртом.
Баронесса. Это вас удивляет? Но что ж делать. Нам нужно купить цветов, а там дешево продается целая оранжерея, — а также и фруктовые деревья. Можно бы эту покупку поручить кому-нибудь из знакомых, но свои глаз все-таки лучше.
Барон. Вот я говорю супруге моей, баронессе: Лидочка, давай-ка смастерим это дело сами. Пять часов туда, пять часов оттуда. Выберешь камелии, какие тебе понравятся. Сказано — сделано: велел Алешке закладывать серых — и марш. Если у вас есть какие-нибудь поручения, приказывайте. Послезавтра мы назад.
Виктор. Знаете ли, барон, какое счастье? Ведь и мне нужно в Тверь.
Барон. Бесподобно! А с каким поездом вы едете?
Виктор. В два часа.
Барон. Ну и прекрасно, едем вместе: вы будете развлекать мою супругу, баронессу. На меня этот проклятый пар производит страшное действие: только в вагон — сейчас же и засну, как тюлень.
Зябликов. Это что-то на меня похоже.
Барон. Как, и вы тоже? Ну, честь имею поздравить.
Зябликов. Железная дорога, портер и трагедия погружают меня в мертвый сон.
Барон. Да, вот, кстати, о трагедиях-то, любезнейший Петр Петрович, я было и забыл вам сказать: пожалуйте к нам в субботу вечером, премного обяжете. (Жене.) Так я говорю, Лидочка?
Баронесса. Конечна. Петр Петрович так любит танцы.
Зябликов. Пощадите, баронесса!
Баронесса. А танцовщиц еще более.
Зябликов (про себя). Шпильки пошли.
Баронесса (Виктору). Вы можете доехать до станции с нами в карете.
Виктор. Я боюсь вас стеснить, баронесса.
Зябликов. Теперь нет сомнения, это он.
Барон. Что за стеснение! В нашей карете десять человек усядутся. Теперь поклон да и вон, а то мы опоздаем.
Баронесса (прощаясь с Любовью). Прощайте и не сердитесь, что я увожу вашего мужа.
Любовь. Сердиться! Что вы! Виктор так занят, много работает, маленькое развлечение ему здорово. (Виктору.) Прощай, мой друг; погода хорошая, общество отличное: это возвратит тебе хорошее расположение духа.
Виктор (тихо). Ну, не делай сцены!
Любовь. До свидания, баронесса!
Баронесса. Еще раз прощайте, моя дорогая!
Барон. Надо же и кончить когда-нибудь. Честь имею! кланяться, сударыня!
Любовь. До свидания, барон!
Барон (Зябликову). Счастливо оставаться!
Зябликов. Покойной ночи, приятного сна!
Барон. Ах, разбойник!
Виктор (Зябликову). Так я на вас надеюсь.
Зябликов. Насчет театра? Будьте покойны.
Зябликов (рассуждает сам с собой). Как глуп я был! Надобно было, надобно было… да… при продолжительной и правильной осаде крепость должна была сдаться. Надо признаться, что я еще не совсем искусен. Я еще не умею с успехом доводить до конца завоевания баронесс. У меня нет высших соображений" А у поэта, кажется, есть эти высшие соображения.
Любовь (кончив читать, вскрикивает с отчаянием). Нет!
Зябликов (испугавшись). Ай, батюшки мои!
Любовь (жмет в руке письмо и в волнении ходит по сцене). Нет, я не могу стерпеть такого оскорбления.
Зябликов. Любочка!
Любовь (не замечая его). Нет, я им не игрушка!
Зябликов. Любочка!
Любовь. Обманывать меня и потом смеяться надо мною, как над дурой!
Зябликов (про себя). Я начинаю понимать.
Любовь. Увидим, кто над кем посмеется!
Зябликов (берет ее sa руку). Сестрица!
Любовь (отталкивает его). Убирайся!
Зябликов. Благодарю покорно! (Хочет уйти.)
Любовь. Постой! (Подумав.) Довольно, Любовь Ивановна, довольно. Пора кончить супружеские нежности. Глупо быть такой деревенской простотой и невинностью. Надо быть дамой современной, без предрассудков и без совести. Надо и тебе играть свою роль в этой смешной комедии, которую мы называем светом. Петя!
Зябликов. Здесь!
Любовь. В последний раз ты мне говорил о своем друге князе Киргизове. Зябликов. Говорил.
Любовь. Ты говорил, что он неотступно просил тебя познакомить со мной?
Зябликов. Говорил.
Любовь. Ты говорил, что он мое знакомство предпочитает всем другим?
Зябликов. Говорил.
Любовь. Ну, прекрасно: слушай теперь.
Зябликов. Слушаю и не дышу.
Любовь. Хорош князь Киргизов?
Зябликов. Греческий профиль.
Любовь. Богат?
Зябликов. Мотает и играет, как Монте-Кристо.
Любовь. Ловок?
Зябликов. Первый лев.
Любовь. Ну, и прекрасно. Прошлый раз я тебе сказала, что ни под каким видом не желаю его видеть.
Зябликов. Правда.
Любовь. Теперь я другого мнения.
Зябликов. Обстоятельства переменяют людей.
Любовь (дает ему руку). Ну, так по рукам?
Зябликов. По рукам.
Любовь. Представь мне сегодня вечером князя Киргизова. (Уходит.)
Зябликов. Прощайте! Первый человек, который мне попался навстречу, был горбатый. Древний римлянин возвратился бы домой. Ну, делать нечего. Пойдем искать князя Киргизова.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
правитьИван. Пожалуйте, сударь!
Чернов. Иду.
Иван (подавая стул). Не угодно ли садиться?
Чернов. Сяду.
Иван. Откуда, сударь, приехать изволили?
Чернов. Из Нижнего.
Иван. Вы не родня ли нашей барыне?
Чернов. Нет.
Иван. Оне скоро будут. Оне почти что никогда и из дому-то не выходят: да сегодня у нас были кавалеры, такие веселые, так взманили их променаж сделать.
Чернов. А муж?
Иван. Виктор Аполлонович?
Чернов. Да.
Иван. Они теперича в Твери, хотели через день вернуться; а вот третий день их нет. К вечеру-с ждем непременно.
Чернов. Ты давно ли здесь служишь?
Иван. Два месяца, сударь.
Чернов. Отходить не думаешь?
Иван. Подумываю. Барыня у пас, надобно говорить, как есть настоящий ангел.
Чернов. Я знаю.
Иван. Не придираются за всякую малость. А барин так совсем другое дело: ужасти как горяч; чуть что не по нем, так совсем, как тигр, сделается! Сами барыня и то иногда не знают, что с ним делать.
Чернов. Что ты говоришь?
Иван. Верно говорю. А уж барыня наша, кажется, с кем хочешь уживется. Никак, звонят у подъезда? Мне, сударь, бежать надо.
Чернов. Постой на минуту!
Иван. Некогда, сударь.
Чернов. Не говори обо мне ни слова! Я хочу сюрприз сделать.
Иван. Слушаю, сударь! (Уходит.)
Чернов (один). Изволите видеть: мужа нет дома, жена променаж делает с кавалерами. Что я говорил, то и вышло. Вот они, поэты! Ну, что ж, милая моя, сама захотела. Все барышни на один манер; представится им хорошая партия, человек солидный, благомыслящий, без пустяков в голове, того им не надобно. А набежит откуда-нибудь тощий стихоплет, бедный, без гроша в кармане, — ну, сходят с ума, точно бог знает какое сокровище. (Вынимает из кармана письмо.) А сокровище-то вот какие штуки выкидывает.
Кажется, компания-то веселая. Куда бы спрятаться… да вот… и отлично! (Уходит в дверь направо.)
Князь (за сценой). Вот прекрасно! Rions donc![1]
Любовь (за сценой). Как ты глуп!
Зябликов (за сценой). Это я сегодня уж в другой раз слышу.
Киргизов. Идите потише, а то он совсем оторвет всю юбку. C’est magnifique![2]
Зябликов. Magnifique! Это со всяким может случиться.
Киргизов. Вы ошибаетесь. Люди хорошего тона не ходят ногами по подолам.
Зябликов. Что ж, они руками ходят?
Любовь. Сделайте одолжение, князь, на моем столике булавки. Подайте их.
Киргизов (подавая булавки). Вот вам булавки, оне пронзительны, но не так, как ваши глаза.
Зябликов (помогая Любови Ивановне закалывать платье). Вот вам комплимент из времен царя Гороха.
Любовь. Вот и готово. Посмотрите, князь, как мы умеем поправлять то, что мужчины испортят. (Садится на кресло: справа князь, слева Зябликов, оба стоя.)
Зябликов. Согласись, Любочка, что в деревне подобных скандалов не бывает. В деревне гуляют тихо, по дорогам широким, просторным; в столице все пути и стези гораздо опаснее.
Киргизов. Ну, я не согласен. Вы тоже, я думаю, моего мнения, de mon avis?
Любовь. Без сомнения. Смею ли я иметь другое мнение, кроме вашего, князь?
Зябликов. Браво! Смею ли я иметь другое мнение?
Князь, у вас пятьдесят тысяч дохода; поверьте, что с вами все будут соглашаться. Когда я, к великому моему несчастью, приехал в Москву, я тогда имел еще хорошее состояние: леса, поля и пастбища. Тогда говорили, что я подаю большие надежды, и со мной тоже все соглашались. Теперь, когда я употребил, с помощью друзей, уже две трети моего состояния в виде рейнвейна, шампанского и прочего, теперь уж мне говорят, что я все ошибаюсь.
«Чтит бога земного,
Тельца золотого,
Весь нынешний свет,
Смотри и лей слезы, поэт!»
Эти стихи, хоть и не очень хороши, но зато совершенно справедливы: их писал твой муж. Прежде чем он женился на тебе, у него в голове была бездна идей и одна другой ядовитее. После свадьбы, когда он получил приданое, эта строгость к людям у него прошла. Он уж теперь не плачет в стихах, а сам поклоняется золотому тельцу.
Любовь. Слышите, князь? Мой милый кузин острит над моим милым мужем.
Киргизов. Да, да, над милым мужем.
Любовь. Что с вами? Разве при вас нельзя произносить слово «муж»? Отчего вы надулись?
Князь (несколько смешавшись). C’est tout naturel, madame[3]; я должен с некоторым трепетом помышлять о товарище ваших дней. Любовь. О товарище чьих-нибудь других дней, а не моих. Вы, может быть, думаете, что у меня муж дюжинный, провинциальный, который не стыдится целовать свою жену при посторонних? Ошибаетесь, князь. У меня муж по последней моде, муж столичный, высшего сорта.
Зябликов. Муж усовершенствованный.
Любовь. Когда я была невестой и жила в деревне, я была для Виктора девушкой и грациозно обворожительной, и небесно чистой; я имела все обольщения красоты, все задатки счастья. Виктор в своих стихах величал меня то утренней звездой, то сиреной, то девой с очами серафима. Он клялся по три раза в день, что наша любовь будет бессмертна, как наши души; наша верность крепка, как гранит. Когда мы стали мужем и женой и переехали в Москву, все это стало смешно. Виктор постоянно в обществе, между дамами, и совершенно уверен, что человек с дарованием должен смотреть на жену, как на лишнюю мебель.
Зябликов (про себя). Вражда открытая.
Киргизов. Это возмутительно. Gela m'étonne[4]. И вы это равнодушно переносите?
Любовь. Что ж делать? Неужели мне плакать оттого, что муж мой не бывает дома? Что он предпочитает моей болтовне разговор светских дам? Неужели я должна приходить в отчаяние и взывать о помощи оттого, что муж мой позволяет мне быть в обществе милых и приятных молодых людей? (Нежно смотрит на князя.) Только в провинции плачутся на такие мелочи, потому что там не умеют жить порядочно: в столице стоны жертв превращаются в смех и шутки. Мы с мужем сошлись на этот счет. Мы оставили в деревне излишние супружеские нежности и привезли в Москву ту долю порядочности, которая позволяет нам разделиться на две половины, как депутатам в парламенте. Муж налево, жена направо. (Показывая на боковые двери.)
Киргизов. Я консерватор: я — направо в вашу партию.
Зябликов. Уж это не слишком ли? Пользуясь правом родства, я призываю вас к порядку.
Любовь (с чувством, князю). А вы меня понимаете, кажется?
Князь. Mon Dieu![5] Вас-то не понять!
Любовь. С этих пор я рассчитываю на вашу дружбу, на вашу преданность. (Жмет ему руку.)
Киргизов. Ваш навсегда, a toujours![6] (Целует руку.)
Любовь. Который час, Петя?
Зябликов. Час, в который пора все это кончить.
Любовь (встает, треплет Зябликова по щеке). Ты, кажется, мой миленький, не в духе?
Зябликов. Нет, но двусмысленные положения мне расстраивают нервы. Ну, князь, я ухожу. Если вы расположены следовать по моим стопам, так пожалуйте. (Подходит к двери.)
Киргизов. Он шутник.
Любовь. До свиданья, князь!
Киргизов. До свиданья!
Любовь. Вспоминайте меня, и поскорее!
Киргизов. Вы очаровательны.
Любовь. Муж почти каждый вечер в театре.
Киргизов. Ah! J’ai compris[7]. Еще раз прощайте!
Зябликов. Пойдете вы или нет, наконец?
Киргизов. Иду. Какой вы горячий!
Зябликов. Горячий? Прогорелый разве? Пожалуйте!
Киргизов. Allons![8] (Уходит.)
Любовь (садится к рабочему столику, склоняет голову на руки и плачет, не замечая Чернова, который тихо выходит из дверей и становится за ее стулом). Не могу, не могу, это выше сил моих! Я чувствую, что мое сердце разрывается. А что, если я ошибаюсь, если это только моя фантазия? (Вынимает письмо из кармана.) Я десять раз перечитываю это письмо, и всякий раз ищу, нет ли там чего-нибудь нового. (Читает.) «Виктор Аполлоныч. Моему глупому мужу пришла в голову умная мысль прокатиться в Тверь. Мы едем сегодня в два часа и возвратимся завтра. Сыщите какой-нибудь предлог обмануть жену, и поедемте вместе. Около половины второго я заеду за вами. Лидия!» (С отчаянием.) Найдите предлог обмануть жену! Эту доверчивую дурочку, жену! — да, мой отец был прав. Он говорил мне: выходи, Любочка, за него, если он тебе нравится, если ты его любишь, если ты думаешь, что он составит твое счастье; но знай, что поэтов окружают не столько музы небесные, сколько музы земные. Он говорил это, а едва ли и сам думал, что это сбудется. Что бы он теперь сказал, видя меня в таком положении?
Чернов. Он бы сказал: чему быть, тому не миновать.
Любовь (бросаясь ему на шею). Ах, боже мой! Папенька! Это вы! (Прячет письмо.)
Чернов. Не прячь, не прячь, я все видел.
Любовь. Вы в Москве?
Чернов. Я все слышал.
Любовь. Где же вы были?
Чернов. Там! (Указывает на дверь направо.)
Любовь. И вы слышали… (Опускает голову.)
Чернов. Подыми голову! Что ты покраснела? Ты несчастлива, у тебя горе; ну, так будь смелее, надо с ним бороться. Если ты боишься, что твоих сил мало, я тебе помогу. Положись на меня и действуй смело!
Любовь. Ах, папенька!
Чернов. Я тебе говорил, что этот брак — афера. Ты была хорошенькая картинка, да, кроме того, в золотой рамке. Вот женихи больше и тянулись за рамкой-то. Дело обыкновенное. И Виктор твой тоже.
Любовь. Нет, папенька, нет! Я уж слишком снисходительна к Виктору, а вы уж несправедливы.
Чернов. Хорошо, кабы так.
Любовь (горячо). Ах, папенька! Бывают в жизни женщины такие минуты, когда ей нужен весь ум и вся сила воли. В таком положении теперь я. Вы говорили, что нужно быть смелее, я действую смело. Вы уж знаете, какое оружие я выбрала.
Чернов. Довольно опасное.
Любовь. Что за дело?
Чернов. Можно уколоть пальчики, коли не умеешь владеть им.
Любовь. Э, полноте! Я знаю себя хорошо. Я умею владеть собой. Князь Киргизов…
Чернов (с удивлением). Князь Киргизов!
Любовь. Он сейчас был у меня вместе с Петей. А что?
Чернов. Ничего, ничего. Продолжай!
Любовь. Он пустой волокита, недальнего ума, полуфранцуз, полутатарин. Но мне такого и нужно. Он отлично одевается, борода самая модная, галантерейность первого сорта. Чего же мне лучше? Ну, пусть возвратится теперь мой муж из Твери. Милости просим! Он увидит, что кроткая голубка сделалась львицей! Узнаёте вы теперь свою дочь? Вы видите, что в моих жилах течет горячая кровь Черновых.
Виктор (за сценой). Возьмите скорей чемодан из кареты барона и несите наверх.
Любовь (с испугом). Ах! Он, он…
Чернов. Вот-те и горячая кровь Черновых! Стыдись! Ты ни в чем не виновата! Кого ты испугалась? Ведь он… ведь он… мошенник. Садись! (Сажает ее насильно.)
Любовь. Да, вы правы, не надо выходить из позиции… Ха, ха, ха! (Поет.)
«La donna é mobile,
Qual piuma al vento,
Muta d’accento.
E di pensier».
Виктор (читая газету и не замечая ни Чернова, ни Любови). Важные перемены…
Любовь. Это ты, Виктор? Здравствуй! Я не ждала тебя так скоро.
Виктор (продолжая читать). Я, кажется, обещал воротиться еще вчера.
Любовь. Вчера? А я и забыла.
Виктор. Благодарю!
Любовь. Разве у меня одно это в голове? Ты знаешь,
сколько у женщин забот, поневоле забудешь. Скажи, пожалуйста, весело в Твери?
Виктор. Почему я знаю?
Любовь. Конечно, ты ведь был очень занят делом. Ах,
дела, дела! От них с ума сойдешь!
Виктор. Именно сойдешь.
Любовь. Все-таки ты хорошо прокатился?
Виктор. Отлично!
Любовь. И милая баронесса также?
Виктор. Также.
Любовь. Про барона уж и говорить нечего?
Виктор. Он все спал.
Любовь. Какой милый!
Виктор. Прекрасный человек!
Любовь. Отличный! На нем хоть воду вози. (Меняя тон.) Однако, Виктор, когда ты прочтешь все известия из Калькутты, обрати внимание на папеньку, он желает с тобой познакомиться.
Виктор (удивленный, роняет газету, Любовь ее поднимает). Что ты! Где? (Увидав Чернова, который стоит, без движения.) Боже мой, Иван Фомич в Москве! Наконец-то. И не скажешь ни слова! Хорошо, Иван Фомич!
Чернов. Вы были заняты литературой, я это занятие уважаю.
Виктор. Вы все такой же шутник. Вы меня удивили. А давно ли, позвольте спросить?
Чернов (грубо). Сейчас только.
Виктор. Тем лучше, мне все-таки по так совестно. Надеюсь, что вы у нас погостите.
Чернов. Очень недолго.
Виктор (в сторону). Ну, еще беда не велика. Чернов. Вы знаете, что я без деревни как рыба без воды. Я так привык к деревенским порядкам, что не могу жить без них. Там и жить здоровее, — и воздух чище, да и совесть чище.
Виктор. Все зависит от привычки. Вот мы с Любочкой не можем долго жить в деревне. А кстати, Иван Фомич, как вы нашли вашу дочку? Так же хороша, та же мила и так же любит своего негодного мужа, как и прежде.
Чернов. На мой взгляд, у ней только один недостаток.
Виктор. Догадываюсь: она потолстела немного.
Чернов. Нет, а то, что она очень вас любит.
Виктор. Какой вы проказник!
Любовь (хохочет, читая газету). Вот мило! Я этого не ожидала… Виктор.
Виктор. Что, моя радость? (Смотрит на нее с удивлением, на платье и туалет ее.)
Любовь. Что ты на меня так смотришь?
Виктор. Ничего… но я не понимаю.
Любовь. Чего не понимаешь?
Виктор. Вы выходили куда-нибудь? Выходили?
Любовь. Еще бы! Я ходила гулять с братом и еще с одним господином.
Виктор (удивленный). Еще с одним господином?
Любовь. Да. Он давно желал со мной познакомиться; вчера Петя мне его представил. Он очень хороший молодой человек, немножко ломаный, немножко глупенек… но он очень мил и интересен…
Виктор. Люба!
Любовь. Что?
Виктор. Ты или шутишь, или я не знаю, что такое.
Любовь. Что за шутка!
Виктор. Знакомство, прогулки, наряды…
Любовь. Ты это платье видел… Что ж такого, я нарядилась — я хочу правиться и иметь обожателей. Наконец, что тут удивительного, что жена твоя хочет быть красивой и показываться в публику прилично одетой. Все это так просто, обыкновенно. Как вы скажете, папенька?
Чернов. В этом пока нет ничего дурного.
Виктор. Но этот господин милый, интересный.
Любовь. Этот господин есть господин.
Виктор (громко). Но как его имя?
Любовь. У него 15 тысяч дохода, очень хороший голос, тенор…
Виктор (громче). Имя? Я тебя спрашиваю.
Любовь. Лошади, экипажи: все это прелесть.
Виктор (с гневом). Но имя, имя? Глуха, что ли, ты? Его имя?
Иван. Князь Киргизов.
Любовь. Ну, вот он!
Виктор (в сторону). Ах, черт его возьми!
Любовь. Ты его знаешь?
Виктор. Нас нет дома.
Любовь. Что ты, в уме ли? Я не прячусь ни от кого, это твои же слова. (Ивану.) Проси!
Виктор (с гневом, Ивану). Нет дома, говорят тебе.
Любовь. Тебя нет, так я дома. Я приму его в зале. (Уходит.)
Виктор. Несчастная! (Хочет идти за нею.)
Чернов (останавливая его). Постойте!
Виктор (сердито вырывается). Оставьте!
Чернов. Остановитесь, я вам говорю. Если князь вас увидит, он может сказать вам: заплатите деньги и деритесь.
Виктор (пораженный). Как?
Чернов. Ну, теперь идите, коли хотите.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
правитьБарон (предлагая Зябликову чашку чаю). Не угодно ли?
Зябликов. Благодарю, барон, — я не охотник. (Продолжает читать.)
Барон. Тем хуже для вас. (Берет поднос с конфектами и подносит дамам. Потом подходит к Виктору.) Поэты должны любить сласти.
Виктор. Меня увольте.
Барон (ставя поднос на стол). Что же касается до моей жены, то и говорить нечего — она ненавидит сладкое. Мы оба любим друг друга как голуби, а вкусы наши диаметрально противоположны. Я люблю пирожки, а она их видеть не может. Ей по вкусу устрицы, а по мне хоть бы их и на свете не было. Я все ем с сахаром, а она с уксусом или с перцем.
Зябликов (прерывая чтение). Очень понятно.
Барон. Что понятно, мой милый Петр Петрович?
Зябликов. Барон — сахар.
Барон. Сахар?
Зябликов. А баронесса — перец.
Барон. Перец?
Баронесса. Благодарю за комплимент.
Зябликов. Всегда к вашим услугам.
Баронесса. Прекрасный и оригинальный комплимент, так что можно подумать, что сейчас вычитали в «Будильнике».
Зябликов. Извините, я теперь читаю «Дамский журнал».
Баронесса. Прекрасно! Вероятно, статью «Искусство
нравиться женщинам. Нравоучение для нищих духом»?
Зябликов. Нет! Тут есть две интересные статьи. (Читает.) Первая называется: «Головное украшение моего мужа», а вторая: «Лирические полеты мотылька».
Баронесса (про себя). Наглец!
Зябликов. Тут еще стихи.
Барон. Серьезные или смешные?
Зябликов. Не умею сказать. Заглавие обещает много: «Еще один поцелуй, и умереть».
Баронесса (Виктору). Ваши?
Виктор (тихо). Осторожнее!
Барон. Еще один поцелуй, и умереть: что-нибудь смешное. Сделайте одолжение, прочтите.
Человек (докладывает). Госпожа Жаворонкова и князь Киргизов.
Виктор. Это невозможно.
Барон. Ничего невозможного нет на свете.
Любовь. Мне очень совестно, я нарушила вашу беседу.
Киргизов. Oh, le beau salon! C’est superbe![9]
Барон. Вы нам сделали превосходный сюрприз. А уж мы были в отчаянии: ваш негодный муж совсем отнял у нас надежду видеть вас.
Любовь (баронессе). Хорошо ли я сделала?
Баронесса. Что ж тут дурного! Вы нам сделали дорогой подарок. Мы очень благодарны князю. Садитесь. (Сажает подле себя на диван.)
Барон (подавая руку князю). Позвольте мне поздравить вас с успехами, которые вы делаете в завоевании сердец наших красавиц.
Киргизов. Это моя слабость… C’est mon affaire[10]. (Разговаривает тихо с бароном.)
Виктор (тихо, Зябликову). Бы знаете?
Зябликов. Кое-что.
Виктор. Вы все знаете, я вам повторяю.
Зябликов. Как вам угодно.
Виктор. Я у вас потребую объяснения по этому случаю.
Баронесса (рассматривает букет). Превосходный букет! Посмотрите, Виктор Аполлоныч, — какой прекрасный вкус у вашей жены.
Любовь. Букет составлен со вкусом, но я в этом не виновата, это подарок князя.
Виктор (с неудовольствием). Князя?
Киргизов (барону). Я вам говорю: нет.
Барон (князю). Ну, как хотите, а тут что-нибудь должно быть.
Киргизов. Rien[11], честное слово… sur ma foi[12].
Баронесса. О чем вы там говорите? Я слышу какие-то клятвы.
Барон. Есть одно дельце, касающееся князя. Князь запирается, а я знаю, что это так же верно, как меня зовут Помпеем.
Зябликов. Я держу пари, что угадал. Вы говорите о пиковой девятке.
Виктор (с волнением). Что такое?
Барон. Браво, Петр Петрович! о девятке пик.
Киргизов (важно). Извините, господа. Я должен прекратить всякий разговор об этом предмете.
Барон. Оставим девятки и обратимся к дамам. Петр Петрович, берите даму и не заставляйте вас ждать.
Зябликов. Кузина, позвольте разорвать вам другое платье.
Любовь. Опоздали: я обещала первую кадриль князю.
Князь. Извините, первая обещана мне. (Подает руку Любови Ивановне и уходит в залу.)
Зябликов. Обещана ему! Роптать грех! (Подает руку баронессе.) Баронесса…
Баронесса. Извините! Я не могу. Я боюсь сделать фальшивый шаг.
Зябликов Неужели!
Баронесса. В той комнате играют, я советую вам попытать счастья в игре, потому что кто несчастлив в любви… знаете?
Зябликов. Советам опытных (с ударением на этом слове) дам я всегда следую. Пойду искать счастья. (Виктору, тихо.) Смотрите за князем. (Уходит.)
Баронесса. Вот и этот глупенький тоже ухаживает за мной.
Виктор. Скажите лучше, что и этот глупенький тоже жертва вашего кокетства.
Баронесса. Когда Зябликов приехал в Москву, он имел вид провинциала: в нем была и робость и простота, которые так нравятся женщинам, когда им успеют надоесть изысканные позы наших присяжных волокит. Тогда он мне нравился, но потом он изменился, стал похож на всех, и с тех пор он мне противен.
Виктор. И вы ему сказали очень учтиво: подите прочь.
Баронесса. Не сказала, но дала понять. Притом же в эту эпоху в моем сердце произошел радикальный переворот. Знакомства легкие, мимолетные мне надоели. Я почувствовала необходимость глубокой, бурной привязанности, — необходимость сильной страсти. Ваши стихи, Виктор, зазвучали в моих ушах, как прелюдия музыки серьезной, торжественной. Мне суждено было полюбить вас, и я вас полюбила.
Виктор. С тем чтобы бросить меня при первом удобном случае.
Баронесса. Вы несправедливы к себе; вы не имеете веры в свои достоинства.
Виктор. Перестанемте забавляться. Мы находимся в фальшивом положении. Мы оба не знаем, сколько действительного и сколько притворного в нашей любви. Мы как будто с вами играем две трагических роли в смешной комедии. Баронесса. Вы прежде так не говорили со мной. Виктор (напыщенно). Я люблю в вас светскую даму, люблю сферу, в которой вы находитесь, драгоценный ореол, который вас окружает. Но даже и этого не довольно для моего романа: в моем воображении я окружаю вас обаянием и властью, я сажаю вас на трон и издали любуюсь, как вы милуете и караете, даете жизнь и смерть. Да, баронесса, иной раз я с ума схожу. Мне кажется, что вы всемогущая царица; я говорю себе: бедный поэт, пой красоту твоей повелительницы!
Баронесса. Послушайте меня, Виктор: спуститесь на землю.
Виктор (не слушая ее). А вы, баронесса, что вы любите во мне? Вы не любите меня как человека: вы любите во мне только поэта, любите мои фантазии, мои идеи. Что вы хороши и увлекательны, что вы умны и грациозны, вы слышали сотни раз, но в прозе — в выражениях слишком обыкновенных; вам нужно, чтобы все это было повторено в стихах. И вот вы мне говорите: я снисхожу до тебя, покрываю тебя крылом своим, счастливлю тебя своей улыбкой, шепчу тебе на ухо сладкие слова любви. Поэт, зови Камену и пой хвалы мне, баронессе.
Баронесса. Довольно, довольно!
Виктор (переменив тон). Мы, баронесса, главные лица картины, но в глубине, в тени, другие фигуры, которых мы не можем спрятать от нас самих: добрый человек, который с улыбкою жмет мою руку, — ваш муж, бедная женщина, которая целует вас со слезами, — моя жена, и еще строгий и неподкупный судья: это публика.
Баронесса. Довольно, говорю я вам. Вы нынче нестерпимы. Вам бы остаться дома и рассуждать о суете мира сего. Впрочем, я догадываюсь. После появления вашей жены с князем я заметила в вас большую перемену. Вы дрожите, бледнеете. Короче: если к вам опять вернулась супружеская любовь, да еще в сопровождении ревности, так вы мне скажите заранее, чтобы я могла написать на дверях моего сердца: «заперто, по случаю смерти хозяина».
Виктор. Ах!..
Баронесса. Ну что?
Виктор. Вы шутите над вещами самыми серьезными.
Баронесса. Напротив — вы принимаете за серьезное самые пустые вещи.
Виктор. Если вы меня любите, вы должны прочесть в душе моей…
Баронесса. Что там читать-то?
Виктор. Беспокойство, подозрение, боязнь, укор самому себе…
Баронесса. Ну, я не имею счастья понимать вас. Или вы, или я нездоровы сегодня. Надо привести в равновесие наши чувства, пойдемте танцевать.
Барон (суетливо). Люди… Иван… Петр! Скорее мороженого, пуншу, одеколону…
Баронесса. Что сделалось?
Барон. Это ужасно!
Виктор. Ужасно?
Любовь. Не беспокойте никого, прошу вас.
Баронесса. Но что же…
Любовь. Ничего, ничего… маленькая дурнота, головокружение… Танцы… Жарко… Я, право, не знаю… Ну, вот и все прошло: я дышу свободно.
Барон. Вы дышите свободно. Ну, вот и отлично, и я тоже свободно дышу. (Вздыхает.)
Киргизов. Садитесь… (Сажает Любовь Ивановну на диван.) Cela va bien[13].
Любовь. Мне совестно, я произвожу беспорядок. Баронесса, сделайте для меня одолжение — займите в кадрили с Виктором то место, которое мы с князем должны были занимать.
Барон. Что за одолжение? Что за одолжение? Баронессе это даже будет приятно. (Жене.) Не правда ли, тебе будет приятно?
Виктор. Но как же она?
Барон. Ваша жена не имеет в вас никакой нужды, она чувствует себя очень хорошо. И кроме того, здесь князь, который может ей прислуживать. Положитесь на него, как на каменную стену! Пойдемте! (Уводит сцену и Виктора.)
Киргизов. Я очень опечален.
Любовь. Чем?
Киргизов. Не столько за вас, сколько за себя. Я признаюсь, я эгоист… Я опечален тем, что вы прервали лучший момент моей жизни. (Вздыхает.)
Любовь. Мечты, князь, мечты.
Киргизов. Нет, не мечты. Я видел в вас Терпсихору, порхающую между небом и землею.
Любовь (смеется). Вы переберете весь Олимп. Вчера я была грациозна, как Венера, и умна, как Минерва, сегодня у меня крылья Терпсихоры, завтра, вероятно, вы мне отдадите скипетр Юноны…
Киргизов. Все это значит…
Любовь. Все это значит, что вы любите мифологию.
Киргизов. Все это значит, что я дурак и что je vous aime[14]. (С сильными жестами.)
Любовь (встает). Ах, боже мой! Говорите тише, вас могут услышать.
Киргизов. Не будьте жестоки, не презирайте мольбы души страстной… frénétique[15].
Любовь (отходя). Тише, говорю вам! Мы после поговорим.
Киргизов (преследуя ее). Ах, где же?
Любовь (хочет идти). У меня дома.
Киргизов (преследуя ее). Когда?
Любовь. Завтра.
Киргизов. Час?
Любовь. В шесть.
Зябликов (про себя). То были цветочки, теперь ягодки.
Киргизов (падая на колени). Merci… merci…[16] (Увидав Зябликова, быстро встает.)
Зябликов. Ничего, стойте, нужды нет.
Любовь. Петр Петрович!
Зябликов. Я так мимоходом. Я проигрался, иду искать утешения. (Идет в залу.)
Любовь. Остановись, мне тебя нужно!
Зябликов. Извините меня…
Любовь (тихо). Останься, иначе он может меня скомпрометировать. (Подходит к Киргизову и тихо говорит с ним.)
Зябликов (про себя). Он может ее скомпрометировать? Тем лучше. Мне этого и хочется. Надо во что бы то ни стало отмстить этому поэту. (Размышляет.) Надо отнять у пего жену. (Делает жесты.)
Любовь (князю). Вы мне верите?
Киргизов. Если вы меня обнадежите…
Любовь. Па этот раз я подаю вам надежду.
Киргизов. Vraiment?[17]
Любовь. Да.
Киргизов. Très bien![18] Вы меня воскрешаете
Зябликов (топая ногой). Отлично!
Киргизов (испугавшись). Mon Dieu![19]
Любовь. Что с тобой?
Зябликов. Ничего… это у меня нервное. Это со мной
всегда, как надену белый галстук.
Киргизов. Так вы сядьте, mon ami[20].
Зябликов. Merci, mon ami![21] Не мешайте мне стоять на ногах, я ведь не мешаю вам стоять на коленях.
Киргизов. Ваш кузен всегда говорит глупости… toujours fou![22]
Зябликов. Прекрасно, — значит, я глуп, что… а вы умны, что… Мы таким образом дойдем до того, что волки станут баранами, а бараны волками.
Баронесса. Кто же будут волки и кто бараны? Зябликов. Волки те, которые позволяют себя кушать, а бараны те, которые будут кушать. (Тихо, Виктору.) Ваша жена назначила князю свидание завтра в шесть часов.
Виктор. Что вы говорите?
Зябликов. Мне это не нравится, но что же делать! Все мы смертны.
Виктор. Она?
Зябликов. Конечно, она. У нее такая голубиная душа. Будьте благоразумны и не выдавайте меня!
Баронесса. Ну, вот, вы опять расцвели.
Киргизов. Розы опять возвратились на свое место… à sa place[23].
Любовь. Это так: ничего, просто глупость! Во всяком случае, я благодарю вас за дружбу, которую вы мне оказываете.
Баронесса. Благодарите лучше князя, он показал истинно рыцарскую услужливость.
Киргизов. Ah, c’est mon devoir[24].
Любовь (про себя). Ну, погоди ж ты. (Громко.) Да, князю нужно отдать справедливость. Его благородство напоминает времена крестовых походов и рыцарей «Круглого стола».
Виктор (про себя). Несчастная!
Зябликов (Виктору). Успокойтесь.
Любовь. Вы, баронесса, должны знать, как мы, женщины, дорого ценим преданность благородного сердца. (Вздыхает.)
Виктор. Это уж слишком.
Зябликов. Вы поберегите себя до завтра, до шести часов.
Баронесса. Я очень рада, что моя близость делает такие перемены в дамах, которым я делаю честь принимать у себя. Какой-нибудь час вы у меня в доме и уж сделали удивительные успехи. (Про себя.) Вот тебе!
Любовь. Каков учитель, таковы и ученики.
Баронесса. Вы сделались и грациознее, и находчивее, и остроумнее. Одним словом, если б у меня был любовник, я только его и ревновала бы к вашим улыбкам и к вашим нежным вздохам.
Любовь. А если бы у меня был, я охотно уступила бы его вам в полной уверенности, что он был бы совершенно счастлив под обаянием ваших прелестей и титулов.
Баронесса (про себя). Деревня!
Любовь (про себя). Ругательница!
Зябликов. Перестрелка. (Увидя барона.) А вот подвижной лазарет подбирает мертвых.
Барон (отирая пот, Зябликову). Что с вами? Вы как будто чем-то недовольны.
Зябликов. Глядя…
Барон. Глядя по чему?
Зябликов. Глядя по погоде. Я подозреваю, что теперь северный ветер. Для меня северный ветер — то же, что безотвязный кредитор. Я боюсь северного ветра, как семи смертных грехов.
Барон. Вам надо было танцевать.
Зябликов. Я не мог по неимению средств.
Барон. По неимению средств?
Зябликов. Я вам объясню. Я хотел танцевать с милой сестрицей — но милая сестрица предпочла князя. Я хотел танцевать с баронессой, вашей супругой, но баронесса, ваша супруга, предпочла поэта. Таким образом, я остался как рак на мели.
Барон. Поцелуйте меня.
Зябликов. С удовольствием.
Барон. Я узнаю в вас второе издание меня самого: и я в подобных обстоятельствах всегда остаюсь как рак на мели.
Баронесса. Какие претензии! Господин Зябликов из тех людей, которые всегда требуют, а сами ничего не дают. Если вам угодно, чтоб Любовь Ивановна выбрала вас своим кавалером, вы должны были иметь столько же любезности, сколько князь.
Киргизов. Ah! Oui, c’est bon[25] — любезности.
Баронесса. Вы должны были посвятить себя ей, подарить великолепный букет, быть обольстительным до такой степени, чтобы вырвать из объятий родительских и привести к нам танцевать.
Любовь. Ну вот, братец, вот тебе драгоценные уроки, умей ими воспользоваться при случае. Баронесса по этой части знает очень много, pi ей без спору принадлежит титул воспитательницы.
Баронесса. Много чести для меня.
Любовь. Только справедливость, баронесса!
Киргизов (про себя). Je suis fâché, c’est un complot cela[26].
Барон (Зябликову). Поняли?
Зябликов. Еще бы!
Барон. Моя жена — единственная женщина во всей Москве.
Зябликов. Единственная.
Барон. И достоинства ее во всей их глубине и обширности знаем только мы двое: я и он. (Показывая на Виктора.)
Зябликов. Вы со стороны прозы, а он со стороны поэзии.
Барон. А кстати, Виктор Аполлоныч, мы вас не выпустим сегодня без маленькой контрибуции. Стихов нам нужно, стихов. Я обещал моим благородным друзьям, что они услышат ваши произведения, — и они услышат.
Виктор. Сегодня я решительно не могу.
Барон. Ну уж нет, я дал моим гостям честное слово.
Виктор. Спросите у вашей жены, могу ли я читать сегодня.
Зябликов. И на него, должно быть, действует северный ветер.
Барон. Ну, если не поэму, так идиллию, если не две тысячи стихов, так хоть двести, сто, пятьдесят, двадцать, один, наконец, но мы услышим. Лидочка, ты имеешь власть над поэтами, скажи ему одно словечко, задень его за живое.
Баронесса. Когда идет речь о том, чтоб исполнить желание публики, я думаю, что Виктор не заставит себя просить.
Виктор. Но, баронесса…
Баронесса. Ну, будьте же любезны. (Тихо.) Я хочу вас испытать.
Любовь. Послушай, мой друг, если баронесса приказывает, нужно исполнить.
Зябликов. Таким требованиям не отказывают. Разве
Петрарка мог отказать в чем-нибудь Лауре?
Виктор (про себя). Я задыхаюсь от бешенства!
Баронесса. Читайте, я так хочу.
Барон. Итак…
Зябликов. Начнем.
Киргизов. Allons donc?[27]
Зябликов (взяв газету). Вот! Если не хотите читать своих стихов, прочитайте чужие. «Еще поцелуй, и умереть», — стихотворение неизвестного.
Барон. Превосходно! Еще поцелуй, и умереть. А я-то и забыл совсем.
Киргизов. И умереть. Il y a de la tragédie là-dedans?[28]
Любовь. А вот послушаем, так узнаем.
Зябликов (подает газету Виктору). Ученому и книги в руки.
Виктор (про себя). Что за мучение!
Баронесса (тихо). Боитесь?.. Читайте.
Виктор (читает).
«О милый ангел, не зови
Моей печали непонятной!
То сердца вздох, по вздох приятный,
То меланхолия любви».
Барон. Браво, браво! Вот это стихи! «То сердца вздох». Как это натурально!
Зябликов. Вздох глубокий, как артезианский колодец.
Любовь. Бедный поэт! Как заметно, что он в сей юдоли плача только и живет для запаха лилии и журчанья ручейков. (Киргизову.) Что вы скажете, князь?
Киргизов. Я всегда говорю то же, что и вы.
Баронесса. Читайте, не выдавайте себя.
Виктор (читает с большим чувством).
«Когда тебя воображу я
В тот незабвенный, чудный миг,
Когда всю сладость поцелуя
Я, осчастливленный, постиг:
Я жгучей жаждою сгораю;
На пламенных устах моих
Я ту же сладость ощущаю,
Твой поцелуй горит на них».
Барон. Превосходно, превосходно! (Берет чашку чаю и держит в руках.)
Зябликов.
«На пламенных устах моих
Я ту же сладость ощущаю,
Твой поцелуй горит на них».
Вот это поцелуй!
Виктор (читает).
«Одни мы были, сердца трепет
Любви признанья заглушал,
И лишь неясный робкий лепет
Всю силу страсти выражал».
Любовь (громко хохочет). Ха! ха! ха! ха, ха, ха!
Виктор (громко). Ну, довольно же наконец. (Бросает газету.)
Барон. Боже мой! Что случилось? (Роняет чашку.)
Зябликов. Ничего. Разбилась. (Показывает чашку.)
Виктор. Князь Киргизов, мне нужно сказать вам несколько слов.
Киргизов. A vos ordres[29]. (Подходит к нему.)
Виктор (тихо). Вы знаете мой адрес. Я вас жду завтра в шесть часов.
Киргизов. Слушаю.
Виктор. Нам надо кончить наши счеты.
Киргизов. Кончимте.
Виктор. Любовь Ивановна, батюшка нас ждет. Я прошу извинения, господа, что нарушаю вашу компанию. С вашего позволения, баронесса. Честь имею кланяться, барон. (Уходит с женой.)
1-й кавалер (даме). Что вы скажете?
Дама. Скандал, больше ничего.
Барон. Во сне это или наяву? Князь, прошу вас дать мне объяснение по этому случаю. Киргизов. Mon Dieu![30] Почем я знаю? Господин
Зябликов должен знать что-нибудь об этом. Честь имею кланяться. (Уходит.)
Барон. Что это значит, любезнейший Петр Петрович?
Зябликов. Меня не спрашивайте. Я невинен, как устрица. Баронесса должна знать что-нибудь. Честь имею кланяться… (Уходит.)
Барон. Лидочка!
Баронесса. Оставьте меня, вы мне давно надоели! Я иду спать. Занимайте ваше прекрасное общество.
Барон (стоит, задумавшись). Пойду занимать общество.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
правитьЧернов. Проклятые эти лестницы! (Кладет палку и шляпу на стул.)
Любовь. Что вы, папаша? Вы гуляли?
Чернов. Гулял. Народу, народу! И все-то бегут, скачут, точно сумасшедшие. Поди-ка сюда!
Любовь (подходит). Что вам угодно?
Чернов. Ты что-то как будто повеселее стала.
Любовь. Вам кажется?
Чернов. Давай бог! Нет ли каких новостей, для тебя приятных?
Любовь. Очень приятные.
Чернов. Поделись с отцом!
Любовь. Меня очень потешил Виктор: он ушел с грозным видом и в глубоком молчании.
Чернов. Смотри, дочка! Это шутки плохие.
Любовь. Нет, я знаю, что делаю; я начала и должна
кончить. Останавливаться нельзя; эта попытка стоила мне многих слез и унижения.
Чернов. Но твой муж, несчастная?
Любовь. Он исправится.
Чернов. Он?
Любовь. Исправится, говорю вам. Я в этом деле медик, а к медикам нужно иметь доверие.
Чернов. Ну, если ты медик, так медики должны знать все, — от них ничего скрывать не должно.
Любовь. Что такое? Вы меня пугаете.
Чернов (дает ей письмо). Читай!
Любовь (читает). «Друг мой, Иван Фомич, я обещал тебя уведомлять о поведении твоего зятя в Москве и всегда делал это с охотою. Но сегодня я бы с удовольствием сложил эту обязанность на кого-нибудь другого: так она мне тяжела и неприятна. В ночь 4-го февраля…». (Читает про себя и потом несколько времени остается в задумчивости.) Это жестоко, папаша!
Чернов. Что жестоко? Но я ли жесток?
Любовь. Вы лишаете меня последней надежды.
Чернов. А хорошие медики никогда не отчаиваются. Будь смелее!
Любовь. Ах, папаша! Смелее. Смелость у меня есть, но…
Чернов. Что же «но»?
Любовь. Медик-то я хороший, да медикаментов-то у меня нет.
Чернов. Каких это медикаментов?
Любовь. Догадайтесь, папа! (Ласкаясь к нему.)
Чернов. Пилюль — только золотых.
Любовь. Ну, вот вы и догадались.
Чернов. Ну, так прописывай, а уж я, так и быть, отпущу.
Любовь (обнимая). Ах, как я вам благодарна!
Чернов. Тише! Кажется, он идет. Я тебя с ним оставлю. Займись работой и не подавай ему виду. Любовь. Не беспокойтесь, я свое дело знаю.
Виктор. Теперь шесть часов без четверти, видите? (Показывая часы.)
Любовь. Ну, так что же?
Виктор. Я хочу сказать, что тот, кого вы ждете, должен явиться скоро.
Любовь. Я никого не жду.
Виктор. Вы, милостивая государыня, слишком равнодушно относитесь к вашим приглашениям.
Любовь. Приглашениям?
Виктор. А князь Киргизов?
Любовь (смеется). Да, вы правы. Бедный князь! Он у меня из головы вон.
Виктор. Я вас предупреждаю, что я сегодня не расположен смеяться.
Любовь. А я напротив. Если вы думаете, что я непременно должна разделять вашу меланхолию, так вы ошибаетесь.
Виктор. Вот видите ли, по странному стечению обстоятельств, я тоже жду князя и именно в этот час.
Любовь. Тем лучше.
Виктор. Мне нужно с ним объясниться.
Любовь. И отлично.
Виктор. Мы будем драться, сударыня.
Любовь. Ну, вот этому я не верю.
Виктор. Я повторяю, что мы будем драться,
Любовь. А я повторяю, что не верю. Если б вы имели это намерение, так вы бы дрались на другой день после ночи 4-го февраля.
Виктор. Что?
Любовь. Уберите это оружие! Если вы тогда не имели настолько благородства, чтобы взять его в руки, когда вас оскорбляли, на что теперь оно?
Виктор. Ночь 4-го февраля!
Любовь. Да; эта ночь была позором для вас, для меня и для всех, кто хотел уважать вас, не зная вашего унижения.
Виктор. Молчите!
Любовь (встает). Вот вам: стол, покрытый серебром и золотом, карты! Князь Киргизов держит банк. Человек с важным видом, со святым вдохновением на челе, с возвышенными фразами на устах, одним словом, поэт, увлекся блеском презренного металла, ставит карту, проигрывает, другую тоже, шесть, десять, двадцать. Человек со вдохновением на челе теряет рассудок, даже стыд. Он проигрывает шестьсот, тысячу рублей на слово князю Киргизову. Тут одна карта случайно упала на пол… Прекрасный случай, фантазия нашего поэта разыгрывается. «Князь Киргизов, девятка пик упала из вашего рукава». «Что вы говорите, несчастный!» — «Я говорю, что вы шулер!» — «Я сейчас же требую от вас удовлетворения». — «Я не дерусь с шулерами». И человек с вдохновением на челе имел столько храбрости, что бежал из дому, при оскорблениях и насмешках своего кредитора и при свистках всей компании. Для всякого другого это было бы не простой карточной ссорой, а вопросом совести и чести; но для детей Аполлона это ничего, мы забываем стыд и поем.
Виктор. Довольно, довольно! Разве ты не видишь, что я умираю? Не видишь ты, что у меня на лице отчаяние и смерть?
Любовь. Ну, вот, теперь я поверю, что вы будете драться.
Виктор. Ты хочешь, чтоб я был убит?
Любовь. Ах, нет! напротив, я хочу, чтоб ты остался жив. К тебе возвращаются благородные инстинкты: это хорошая перемена; можно надеяться, что ты вообще исправишься.
Слуга. Князь Киргизов.
Любовь. Проси!
А вы уходите вот сюда. (Показывает налево.)
Виктор. Я?
Любовь. Уходите!
Виктор. Но…
Любовь. Ну же! Здесь нас только двое! У одного из нас совесть чиста. Если это вы: поднимите голову и смотрите мне в глаза прямо. Если нет — уходите.
Киргизов. Madame!
Любовь (любезно). Князь!
Киргизов. Одни?
Любовь. Одна с вами.
Киргизов. Одни!
Любовь. Что ж, разве вам это не нравится?
Киргизов. Нет, mon Dieu, но…
Любовь. Но что же?
Киргизов. Вот видите ли, ваш муж…
Любовь. Вы боитесь моего мужа? Мой муж не гиена.
Во всяком случае, будьте покойны: Виктора нет дома, и он прежде ночи не возвратится.
Киргизов. А! Нет дома?
Любовь. Да.
Киргизов. И прежде ночи не возвратится?
Любовь. Да.
Киргизов (про себя). Он шутит со мной. C’est horrible[31]. Итак, тем лучше, я пользуюсь счастливым обстоятельством, чтоб изъявить вам чувства моего… de mon cœur[32]… чтобы сказать вам, сколько я страдал и какие питал надежды, чтоб повторять вам бесконечно, что я вас люблю, que je vous aime[33] и что жду от вас слова, в утешение… (Становится на колени.)
Любовь. Князь, вот уж другой раз в одни сутки я вижу вас в таком положении. Это уж слишком…
Киргизов. Я не тронусь с места! Ваше слово, ваше слово! Любовь. Позвольте. Князь, вы негодный человек!
Киргизов. Ах! (Встает.)
Любовь. На мой взгляд, вы негодный человек.
Киргизов. В каком смысле?
Любовь. Берите стул и садитесь.
Киргизов (берет стул). Я вас слушаю.
Любовь. Поговорим откровенно. Вы представьте себе, что разговариваете с сестрой.
Киргизов. О, извольте! (В сторону.) Je m’agite[34].
Любовь. Вы встречаете на улице, в театре или где-нибудь красивую женщину, желаете с ней познакомиться, сблизиться, это очень естественно. Но только что она учтиво допустила вас в свой дом, только что дружески протянула вам свою руку, — вы уж сейчас думаете, что имеете право сомневаться в ее чести. Я очень хорошо знаю, что по-светски все это ничего не значит; но на языке обыкновенных честных людей такие поступки называются прямо своим именем, то есть: дурными и бесчестными.
Киргизов (встает с неудовольствием). C’est juste[35]. Ваша проповедь очень хороша, но ко мне не относится.
Любовь. Почему же?
Киргизов. Потому что я не люблю вас.
Любовь (смеется). Я это знаю.
Киргизов. Вы знаете?
Любовь. Да как же не знать. Милый мой, любовь сказывается в глазах, а не в коленях. Она выражается молчанием, а не объяснением. А вы уж слишком много преклоняли колена и объяснялись.
Киргизов. Madame!
Любовь. Что вам угодно?
Киргизов. Я начинаю думать…
Любовь. О чем думать, князь?
Киргизов. О том, что вы очень хорошая женщина, une véritable femme[36].
Любовь. Неужели? Ну, так садитесь и поговорим немного.
Киргизов (про себя). Mais, c’est un démon![37]
Любовь. Если вы меня не любите, зачем же вы приезжаете ко мне и компрометируете имя и репутацию честной женщины?
Киргизов. Зачем? Ну, я вам этого сказать не могу.
Любовь. Ну, так я вам скажу. Тут очень дурной, очень злой умысел, недостойный благородного человека. Мой муж виноват перед вами, очень виноват! Не удивляйтесь, я все знаю. Он должен был дать вам удовлетворение и отказался. Вы хотели отомстить ему. Вы сказали себе: Виктор оскорбил мою честь в четырех стенах и при небольшом числе свидетелей. Ну, так оскорбление за оскорбление: я ему заплачу во сто раз, я внесу стыд в его дом и разглашу по площадям его бесчестье. Вы это сказали, князь, и хотели сделать. Сегодня идут разговоры по Москве: «Вчера был скандал у барона. Кто? Как? Отчего? Застали князя Киргизова на коленях перед женой Виктора Жаворонкова». (Встает.) Благодарю, князь, благодарю! Если вы и теперь желаете удовлетворения, мы согласны. Выбирайте секунданта, у мужа я буду секундантом.
Виктор. Ты ангел! Я тебя не стою.
Киргизов. Vraiment![38] Я и вы не стоим одного ее пальца.
Виктор. Я обещал вам кончить свои счеты с вами. Мы оба друг у друга в долгу; как же мы рассчитаемся?
Киргизов. А вот как будет угодно вашей жене. Я все предоставляю ей.
Любовь. Неужели, князь?
Киргизов. Oui, madame[39].
Любовь. Доверие ко мне полное?
Киргизов. Полное.
Любовь. Безграничное?
Киргизов. Безграничное.
Любовь. Ну, так слушайте. Ваши счеты равны, и я их разрываю.
Киргизов (Виктору). Вашу руку!
Любовь. Погодите, князь! Мы кончили счеты моральные, теперь остаются долги денежные, которые нужно платить непременно.
Виктор. Ах, это он еще здесь!
Киргизов. Кто этот господин?
Любовь. Этот господин мой отец.
Киргизов. Что ему угодно?
Любовь. Увидим.
Чернов (подавая Киргизову переводное письмо). Князь Киргизов, деньги заплачены. Киргизов (читает). «По сему переводному письму… Иван Чернов».
Виктор. Благодетель мой!
Киргизов. Я не принимаю этого письма, господин Чернов.
Чернов. Карточные долги нужно платить, князь.
Киргизов. Эти деньги не пойдут в прок, как сказал Вольтер, а я ему верю.
Любовь. Князь, не спорьте: вы доверились мне.
Киргизов. C’est-à-dire?[40]
Любовь. Кладите в карман и не разговаривайте.
Киргизов. Кладу в карман и не разговариваю.
Зябликов (в дверях). Можно войти?
Любовь. Вы очень кстати. Пожалуйте!
Зябликов. Ничего не пожалую. (Становится на колена на пороге.) Это положение не мое, а князя Киргизова, но я нахожу его удобным и принимаю.
Киргизов. Le coquin![41]
Чернов. Ну тебя с глупостями-то!
Зябликов. Дядюшка, вы наш благодетель, я вас люблю, уважаю, почитаю, но не двинусь с места. Я наделал преступлений и ожидаю решения. Если нужно молить богов, молите! Если нужно жертвоприношение — вот жертва! Нужно козла очищения вот козел. Приносите меня в жертву. (Наклоняет голову).
Киргизов. Ah, ah! C’est beau cela![42]
Любовь. Ну, негодный, в силу данного мне полномочия, я вас прощаю и приказываю вам встать на ноги.
Зябликов. Значит, амнистия?
Любовь. Амнистия.
Зябликов. В этом случае я принимаю опять перпендикулярное положение и спешу облобызать милующую меня руку. (Увидав пистолеты.)
Киргизов. Опять?
Зябликов. Любезный братец, во-первых, поэты должны петь, а не драться; во-вторых, дуэль вещь возмутительная. Кому принадлежит этот артиллерийский парк?
Виктор. Кому они принадлежали, тот уж сдался на капитуляцию.
Иван. Карета барона.
Любовь. Вовремя.
Барон (за кулисами). Где они? Здоровы ли? (Входит.) Ах, слава богу! Иди, Лидочка, иди, они все живы.
Представьте: мы сегодня весь день как на иголках. По Москве идут бог знает какие толки о вчерашнем происшествии в моем доме. Но все бы это ничего, мы бы не обратили внимания, но Алексей, наш кучер, встретил сегодня нашего общего друга на улице с пистолетами в руках. Пистолеты! Уж я не говорю, как мы испугались: я и это бедное создание. (Показывая на баронессу.) Надо было узнать, увидать, убедиться, услышать своими ушами, ощупать своими руками. И вот через две минуты мы здесь и желаем получить необходимые сведения об этом печальном эпизоде нашей жизни.
Что ж это значит, Лидочка: они смеются?
Баронесса. В самом деле, это очень загадочно.
Любовь. Загадка тут есть.
Зябликов. Есть.
Киргизов. Есть.
Любовь. Но она легко отгадывается: мы все шутили.
Зябликов. Шутили.
Барон. Как, как, как? Сцена прошлой ночью?
Любовь. Шутка.
Зябликов. Шутка.
Киргизов. Une plaisanterie[43].
Барон. А пистолеты?
Любовь. Шутка.
Зябликов. Шутка.
Киргизов. Une plaisanterie?
Баронесса (тихо). А ваша ревность?
Любовь. Тоже шутка — как и ваша любовь.
Барон. Сударыня, я не жалуюсь, я не делаю вам упреков. Но общественное мнение, но строгий суд света?
Любовь. Успокойтесь! То, что происходило в вашем доме, до вас нисколько не касается.
Зябликов. Нисколько.
Любовь. О баронессе кто же имеет говорить что-нибудь?
Зябликов. Никто.
Киргизов. Personne[44].
Любовь. Мой братец Зябликов не боится строгого суда света. Князь выше предрассудков.
Киргизов. Oui, madame[45].
Любовь. Остаемся Виктор и я… а мы поищем спасения от злословия и клеветы где-нибудь подальше, хоть на берегах Волги. (Обнимает отца.)
Чернов. Так-то вот лучше.
Зябликов. На подножный корм.
Баронесса (Виктору, тихо). Это правда? Вы оставляете Москву?
Виктор (тихо). Меня похищает жена.
Баронесса (про себя). Ребенок!
Барон (тихо). Madame, позвольте мне исполнить долг дружбы. Говорят, что вчерашние стихи писал ваш муж. (Подает ей газету.)
Любовь. Барон, позвольте мне исполнить долг благодарности. Это писала ваша жена.
Киргизов (Зябликову). Qu’est ce que c’est que èa?[46]
Зябликов. Увидишь.
Любовь (читает). «Еще поцелуй, и умереть…».
Барон (читает). «Этот дурак, мой муж…». (Читает про себя.)
Виктор. Что это такое?
Любовь. Ничего. Шарада. Мы ее разгадаем в деревне.
Баронесса (барону). Что это такое?
Барон. Ничего, шарада. Мы ее разгадаем в карете.
Баронесса (Зябликову). Вашу руку.
Зябликов. Извините, я боюсь сделать фальшивый шаг.
Баронесса (князю). Вашу руку, князь!
Киргизов. Pardon, y меня есть важное дело.
Баронесса (мужу). Вашу руку, негодный!
Барон. Это я слышу в первый раз в жизни.
Баронесса. Я задыхаюсь от бешенства! (Уходит, таща за собой барона).
Любовь. Ну, папаша, что же вы скажете?
Чернов. Скажу, что в Москву ехать мне было скучно, а из Москвы будет весело.
Виктор. Вместе с детьми.
Чернов. Хорошо бы!
Зябликов. И с племянником.
Любовь. И ты тоже?
Зябликов. Да, еду в деревню — возвратить рассудок и поправить аппетит.
Любовь. И увидишь Лизу, которая все еще тебя любит.
Зябликов. Меня любит? Ну, так я женюсь на ней. А вы, князь, вы остаетесь в Москве; так если какая-нибудь баронесса или танцовщица спросит вас об Викторе или обо мне — вы скажете: «Заблудшие овцы возвратились в овчарню».
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПьеса, являющаяся переделкой комедии итальянского драматурга XIX века Теобальдо Чикони, впервые опубликована в собрании «Драматические переводы А. Н. Островского», Спб., изд. С. В. Звонарева, 1872.
8 1886 году была перепечатана в двухтомнике А. Н. Островского «Собрание драматических переводов» (Спб., изд. Н. Г. Мартынова).
Печатается по тексту издания С. В. Звонарева с некоторыми исправлениями по карандашному черновому автографу, датированному 1867 годом (ПД).
Работу над этим переводом-переделкой Островский вел летом 1867 года в Щелыкове по изданию «Teatro italiano», t. 2, Milano, 1864.
«Заблудшие овцы» добротный перевод с некоторыми вольностями, небольшими неточностями и с сокращениями реплик. Оговаривать их не имеет смысла, так как формально перелицовка Островского не может рассматриваться на правах собственно перевода.
Первая постановка пьесы была осуществлена в Малом театре 24 февраля 1869 года и до конца года выдержала пять спектаклей.
9 мая 1869 года она была поставлена на сцене Александрийского театра в бенефис московского актера С. В. Шумского. В Петербурге было сыграно три спектакля.
В дальнейшем пьеса ставилась уже не на казенной сцене. Так, в январе 1879 года она была показана в «Клубе приказчиков». На этот спектакль газета «Новости» (1879, 23 января) откликнулась отрицательным отзывом и о самой комедии и о ее постановке.
В год смерти Островского в «Правительственном вестнике» (1886, № 228) была напечатана статья за подписью «Библиограф», в которой положительно оценивались переводы Островского (Шекспира, Джакометти и Итало Франки), но о пьесах «приспособленных» («Заблудшие овцы», «Рабство мужей») автор отозвался весьма сдержанно.
Лица.-- Персонажи те же, что и в оригинале. Но все они получили русские имена. Некоторые из них схожи с итальянскими. Так, Вптторио, муж героини, превращен в Виктора Аполлоновича, Томмазо Негрони, отец героини — в Ивана Фомича Чернова (Томмазо — Фомич, Негрони — Чернов), граф Помпео ди Кастельветро — в барона Помпея Богдановича Фон Баца, слуга Джованни — в Ивана. Приемом «перевода» имен и фамилий Островский пользовался и в других переводах-переделках.
…вечер 24 июля 1865 года…-- В оригинале это происходило 27 сентября 1854 года. А место действия перенесено с озера Лаго-Маджоре на Волгу.
«La donna è mobile…» — ария Герцога из оперы Верди «Риголетто».
Камена — муза поэзии,
…рыцарей «Круглого стола».-- См. прим. к стр. 308—309.
Разве Петрарка мог отказать в чем-нибудь Лауре? — Петрарка Франческо (1304—1374) — итальянский поэт; его «Книга песен», в которой воспевалась любовь к Лауре, получила широкую известность.
- ↑ Так посмеемся! (франц.).
- ↑ Это прекрасно! (франц.).
- ↑ Это очень понятно, мадам (франц.).
- ↑ Это удивляет меня (франц.)
- ↑ Боже! (франц.).
- ↑ Навсегда! (франц.).
- ↑ А! Я понял! (франц.).
- ↑ Пошли! (франц.).
- ↑ О, какой восхитительный салон! Превосходный! (франц.).
- ↑ Это моя забота (франц.).
- ↑ Ничего (франц.).
- ↑ Честное слово (франц.).
- ↑ Вот и хорошо (франц.).
- ↑ Я люблю вас (франц.).
- ↑ Пылкой, страстной (франц.).
- ↑ Спасибо… спасибо… (франц.).
- ↑ В самом деле? (франц.).
- ↑ Отлично! (франц.).
- ↑ Боже! (франц.).
- ↑ Мой друг (франц.).
- ↑ Спасибо, мой друг! (франц.).
- ↑ Всегда не в себе! (франц.).
- ↑ На свое место (франц.).
- ↑ Ах, это мой долг (франц.).
- ↑ Здесь — Верно, верно (франц.).
- ↑ Черт возьми, да это заговор (франц.)
- ↑ Начали? (франц.).
- ↑ А что там, трагедия? (франц.).
- ↑ К вашим услугам (франц.)
- ↑ Боже! (франц.).
- ↑ Это ужасно (франц.).
- ↑ Моего сердца (франц.).
- ↑ Что я вас люблю (франц.).
- ↑ Я взволнован (франц.).
- ↑ Справедливо, вы правы (франц.).
- ↑ Настоящая женщина (франц.).
- ↑ Да ведь это черт! (франц.).
- ↑ В самом деле! (франц.).
- ↑ Да, сударыня (франц.).
- ↑ То есть как? (франц.).
- ↑ Ах, плут! (франц.).
- ↑ Вот именно! (франц.).
- ↑ Шутка (насмешка) (франц.).
- ↑ Никто (франц.).
- ↑ Да, сударыня (франц.).
- ↑ Это еще что такое? (франц.).