Журналист Суворин (Дорошевич)

Журналист Суворин
автор Влас Михайлович Дорошевич
Опубл.: 1909. Источник: az.lib.ru

Дорошевич В. М. Воспоминания

М., «Новое литературное обозрение», 2008.

ЖУРНАЛИСТ СУВОРИН

править

— Тут не без дьявола! — сказал бы Мережковский.

— Пожалуй, не без него! — приходится согласиться.

Это история о том, как в одной стране появился талантливый журналист. Блестящий журналист.

А «враг рода человеческого» взял да его и скрал. Точь-в-точь как он крадет блестящий месяц в гоголевской «Ночи под Рождество».

История начинается как французский роман.

Это было в 1876 году.

Поздно вечером, за полночь, по берегу Фонтанки шли три человека, кутаясь в шубы.

Один — в великолепную, двое других — в плохонькие.

Это были: фельетонист «Петербургских ведомостей» — Незнакомец, фельетоны которого гремели, А. С. Суворин1, журналист М. П. Федоров и, — он был не журналист, и инициалов я его не знаю, — петербургский городской голова Лихачев2.

Они засиделись поздно в гостях, вышли вместе, извозчиков не было, и шли к Невскому по набережной Фонтанки.

Фельетонист, как русский человек, проклинал свою профессию.

На белом льду Фонтанки чернели проруби.

— Взять да головой в прорубь! — сказал фельетонист.

— А почему бы вам, Алексий Сергеевич, не издавать своей газеты? — спросил городской голова.

— На какие деньги? В кармане три рубля. А завтра на рынок надо выдать пять!

— Ну, средства-то можно найти!

Михаил Павлович Федоров, — как подобает Мефистофелю, он был хромой, — «вынырнул» с боку у Лихачева:

— Вот бы вы средства и дали! А?

— Что же! Об этом можно подумать! — сказал городской голова. Разговор прервался.

Они вышли на Невский, взяли извозчиков и разъехались. На следующее утро Суворин только что еще встал, как к нему «приковылял» М. П. Федоров с плохой сигарой.

— Ну-с, Алексей Сергеевич, как же насчет газеты?

— Какой газеты?

— А о которой вчера говорили с Лихачевым!

— Ну, голубчик! Если б все, что говорится на улицах, исполнялось!..

— Нет, этого дела так оставить нельзя.

И М. П. Федоров «похромал» к Лихачеву.

— Ну-с, как же насчет газеты?

— Какой газеты?

— А вчера говорили! Алексей Сергеевич даст свой талант, вы — средства. Мы соберем сотрудников. Газета при его популярности!..

Через час Михаил Павлович, припадая на ногу, спешил к Суворину:

— Лихачев согласен!

Через полчаса он «со всех полутора ног» летел к Лихачеву:

— Суворин согласен!

Отправились к литературному старьевщику г. Трубникову.

— Нет ли газетки в запасе?

— Пожалуйте-с. Есть. Малодержаная. «Новое время»! Одно название чего стоит!

Интересный был тип! Со сладкой речью, мягкими шагами.

Этими мягкими шагами он входил в Главное управление по делам печати, сладко плакал:

— Дозвольте газетку!

Получал право на издание газеты и затем это право продавал желающему. Тем и жил.

Газета у г. Трубникова была куплена3.

Так «враг рода человеческого» украл у русской публики журналиста Суворина.

Чехов терпеть не мог «Нового времени» и очень любил А. С. Суворина4. Однажды у Чехова на даче мы беседовали о «старике».

— Суворину не следовало издавать газеты. Большая ошибка! Ему надо было оставаться журналистом! — заботливо осматривая свои крошечные кипарисы по колено, по обыкновению, мрачно буркнул Чехов.

А Чехов был не просто умный человек. В Чехове было нечто «от мудреца».

Уверяют, что для публики Суворин так и остался Незнакомцем. Те, кто лично знает А. С. Суворина, говорят в один голос, что лично он стоит головой выше автора «Маленьких писем»5, а с «Новым временем»:

— Не имеет ничего общего.

В трудную минуту покойный фон Плеве пригласил к себе Суворина.

— Разговор не для оглашения в печати. Но вполне откровенный. Ни на вас, конечно, ни на газете то, что вы скажете, не отразится. Что, по вашему мнению, нужно России?

Суворин ответил:

— Конституция.

Фон Плеве, как говорится в старинных историях, — «отпустил его, ничего ему не сделав».

Издал, конечно, какой-нибудь новый приказ:

— Об усилении полиции.

А «Новое время» от этого приказа пришло в восторг:

— Именно это и нужно было!

И вот между этим «лично Сувориным» и «Новым временем» бился, колотился, угасал и погас журналист Суворин.

Когда-то Валуев, тогда министр, сказал в частном разговоре г. Буренину:

— Печать, титулующая себя «общественным мнением», — это самозванец!

Г-н Буренин огрызнулся:

— Но его вам не задушить так же, как ваши предки задушили первого самозванца6.

Резко, — как у Буренина.

Неправда, — как у Буренина.

Однажды «всесильный» министр гр. Толстой вызвал к себе:

— Ответственного редактора «Нового времени». М. П. Федорова.

И начал кричать.

При первой же высокой ноте М. П. Федоров повернулся к министру спиной и вышел.

«Новое время» напечатало, — кажется, в 1901 году, — что раз рабочий вопрос существует:

— Разрешать его надо сверху, чтобы он не начал разрешаться снизу.

Покойный Сипягин «определил»:

— Воспретить «Новое время» на неделю.

И Суворин покорился7.

— Что он мог сделать?

Что?

Телеграфировать своему парижскому, своему берлинскому корреспонденту:

— Немедленно выпускайте «Новое время». Шрифт какой придется.

Содержание — те же статьи «Нового времени», переданные по телеграфу.

И передовая статья.

Хоть английским телеграфом через Лондон.

— Ввиду того, что в России нет возможности издавать даже «Новое время», — на срок приостановки «Новое время» будет выходить за границей.

За подписью:

— А. Суворин.

Это был бы мировой скандал.

Перед которым остановился бы сам Сипягин, даже Сипягин. Большей услуги Суворин не мог бы оказать русской печати. Лучшей иллюстрации не могло бы быть:

— Вот до чего дошло.

Это заставило бы в Петербурге задуматься.

Он действительно ничего общего не имеет с «Новым временем».

Он не знает, что такое «Новое время».

По своим скитаньям я знаю, к сожалению, что такое «Новое время».

В Сан-Франциско, в Иокогаме:

— Что такое русская печать?

— «Новое время».

Во всем мире, — увы! — знают только «Новое время».

Король Эдуард не станет интервьюироваться с корреспондентом:

— Даже «Нового времени».

Но за Вильгельма II можно ручаться.

Увы! К сожалению! Но это так.

На весь мир, — а весь мир о России знает столько же, сколько и о Китае.

На весь мир запрещение «Нового времени» произвело бы впечатление:

— Запрещения книгопечатания в России.

Суворин — не издатель газеты.

Чехов был прав.

В издатели ему не следовало идти.

М. Н. Катков имел в нужную минуту находчивость и смелость:

— Не подчиниться.

И не платить наложенного на него штрафа8. Отстаивая свою самостоятельность.

И. С. Аксаков на предостережение за «недостаток патриотизма» ответил громовой статьей:

— Министр внутренних дел — самый старший полицейский в стране. И не в компетенции полиции разбирать, у кого какой патриотизм9.

Это были издатели газет. Суворин безмолвно подчинил «Новое время» распоряжению.

Заставил слона стать на колени.

— Садитесь.

«Вы все можете».

Этот робкий издатель, любящий все «маленькое».

— Маленькая хроника. Маленький фельетон. Маленькие письма.

Стоя во главе «Нового времени», заявил:

— Мы — люди маленькие!

Что хотите, то с нами и сделаете.

«Сохранить газету».

Вы помните отличные слова Берне, которые приводит Гейне:

— Я был смелым писателем, пока у меня не было фарфорового сервиза. Я писал как хотел, совсем не думая, что меня попросят уехать через двадцать четыре часа. Взял — и уехал! Но вот кто-то, — я подозреваю, что это интриги Меттерниха, — подарил мне фарфоровый сервиз. Вы знаете, что значит уложить фарфоровый сервиз? И теперь, когда я пишу, я должен все время думать о фарфоровом сервизе. А что будет с моим фарфоровым сервизом, если придется уезжать в двадцать четыре часа?10

Можно только удивляться тем журналистам, которые делаются издателями или редакторами.

Поистине, они напоминают ту глупую лошадь, которая ржала перед Аллахом:

— Почему у меня нет седла? Лошадь — и без седла!

Аллах рассердился и сделал ее верблюдом.

И журналистом-то быть у нас только-только впору.

Идешь, как Блонден по канату через Ниагару.

А тут еще «немец в мешке» за спиною!

Его не урони.

Сам расшибешься, — зачем за такое дело взялся?

Но за что же немец-то, ни в чем не повинный, погибнет?

«Сохранить газету».

Не о материальной только стороне дела идет речь.

Но сегодня рискнуть, — а завтра эта газета может понадобиться на защиту какого-нибудь важного, полезного, честного, хорошего дела.

Завтра именно она может оказаться нужной, необходимой.

Да и читатели.

У нас, в России, ведь нужно считать на каждый экземпляр газеты по десяти читателей.

Если газета расходится в сотне тысяч, — это уже миллионная аудитория.

Расстаться с нею!

Куда пойдет этот читатель? Наш читатель!

Знаете ли вы, что с прекращением «левых» газет в Петербурге страшно увеличился тираж… «Петербургской газеты»11.

Да и материальная сторона!

Нелегко одним почерком пера выкинуть на улицу сотни людей, делающих газету.

Обездолить сотни семейств.

Ведь катастрофа с газетой в Петербурге отзовется на семьях людей, живущих в Вене, Берлине, Лондоне, Париже.

Нелегко заставить людей, ваших товарищей, привыкших работать в известных условиях, с известными людьми, заставить в один прекрасный день идти искать:

— Чего-нибудь нового.

И вот человек хранит-хранит, сохраняет-сохраняет газету, а потом, — глядь! — окажется, что получилась такая дрянь, которой и хранить-то не стоило.

Это та же история, что с нашей Думой.

Покойный Победоносцев говорил:

— В России есть две газеты. В Петербурге — «Новое время». В Москве — «Русские ведомости».

И добавлял:

— Больше и не нужно.

— Вот вам и пример!

«Сохранили» же себя «Русские ведомости». Есть прекрасный способ «сохранения себя»:

— Молчание.

Но у журналиста Суворина не тот темперамент, чтобы консервировать себя, как консервировались «Русские ведомости».

Молчать сполгоря для профессора.

Журналистика для него:

Побочное занятие.

Он не может сказать того, что он хочет, в газете, — зато он говорит то, что нужно, с кафедры.

У журналиста иной кафедры нет.

Для него молчание в газете не полумолчание, а немота.

Да и были ли «Русские ведомости» в те трудные времена газетой?

Это был паспорт.

Либеральный паспорт.

Весьма необходимая вещь в провинции.

Как «Московские ведомости» или «Гражданин».

Вы человек новый. Знакомитесь. Делаете визиты.

Насчет исправника сомненья нет.

Но акцизник?12

Акцизник может быть кем угодно — от эсдека до союзника.

Вы приходили и смотрели:

— Что у него на столе? «Гражданин»?

Вы любезно, но сухо говорили:

— Политика? Этот вопрос, знаете, меня не занимает! «Русские ведомости»?

Вы хлопали его по колену и говорили:

— А? Что, батенька, скажете? Каково времечко?

Ну, тоже, чтобы издавать ежедневный паспорт, надо иметь особый темперамент.

И чтоб молчать, — особый ораторский дар!

У журналиста Суворина не было этого темперамента. Жизнь зажигала его со всех сторон. Говорить хотелось обо всем.

А тут чиновники, присосавшиеся к «Новому времени», к его сотрудникам, со своими пуганьями:

— Об этом нельзя!

— Об этом можно только так-то!

— Об этом нужно так-то!

— Об этом необходимо так-то!

В голове мысль:

— Сохранить!

Со всех сторон один крик:

— Погибнете!

Сознание, что:

— Мы — люди маленькие!

Темперамент журналиста, требующий:

— Хоть как-нибудь отозваться!

И вот.

Суворин «лично» требует:

— Конституции.

«Новое время» сохраняет себя:

— Достаточно и приказа по полиции.

А журналист пишет «Маленькое письмо»:

— Конечно, силе покоряться всегда несколько неприятно. Но, знаете ли, сила все-таки лучше бессилия. Потому что, знаете, сила, она, конечно, может напортить, но она может и поправить. А бессилье-то только в состоянии напортить, а поправить ничего не может13.

Писал-писал, да и совсем бросил.

Журналиста жаль.

А, в частности, фельетонисту фельетониста до глубины души жаль. Зачем вы бросили наше лихое дело? Мы контрабандисты.

Как весело нагрузить свою лодчонку запретными мыслями, запрятать их между строк, между слов, прикрыть все хорошенько, — и айда! Одна рука на руле, в другой веревка от паруса. То потравил, то отдал. И несись, моя лодчонка! По стремнине, меж камней, обегая мели, на самых глазах у дозора.

— Ничего такого не везу! Проскочил!

Мы — контрабандисты, мы — ловкие венецианцы.

В Венеции, в соборе св. Марка, я узнал, как мощи апостола были привезены в Венецию.

Венецианцы вывезли их из «турецкой земли», нагрузив сверху свиного мяса.

Не станут же турки рыться в свинине!

И, выйдя из собора, я на две лиры кинул кукурузных зерен голубям св. Марка:

— Ешьте за упокой души бестий-венецианцев.

Вот настоящий фельетон!

И вот настал день итога.

Юбилей14.

У юбиляра есть:

— Все.

Но все это вроде дачи в Феодосии, в которой Суворин никогда не живет.

«Новое время», с которым он ничего не имеет общего, театр — плохой театр…15

Вы слышите, как дьявол, укравши блестящий месяц, хохочет, кривляясь и держась за бока?

— Все!

В честь него закрывается Государственная дума, и приветствовать его от печати является «Петербургский листок»16.

Три тысячи людей.

Хомяков и Кавальери17.

Только одного нет на пятидесятилетнем юбилее литератора.

Литераторов.

Я не преувеличиваю значения гг. литераторов.

Но когда судят — хочется видеть в зале лица «своих».

Без этого суд превращается в казнь.

КОММЕНТАРИИ

править

Впервые: Рус. слово. 1909. 1 марта.

1 А. С. Суворин сотрудничал в газете «Санкт-Петербургские ведомости» в 1863—1875 гг., под псевдонимом Незнакомец он выступал на ее страницах с острыми критическими материалами.

2 В. И. Лихачев стал петербургским городским головой только в 1885 г.

3 К. В. Трубников был издателем газеты «Новое время» с декабря 1874 г., с этого же времени ее редактором был М. П. Федоров. А. С. Суворин стал издателем «Нового времени» с 29 февраля 1876 г.

4 См. очерк «А. П. Чехов».

5 «Маленькие письма» — публицистическая рубрика, которую Суворин вел в «Новом времени».

6 Имеется в виду Лжедмитрий I, самозванец, выдававший себя за сына Ивана IV, русский царь в 1605—1606 гг., он был убит заговорщиками.

7 11 мая 1901 г. Суворин записал в дневнике: «Сегодня в 2 ч. меня позвал князь Шаховской, начальник по делам печати, и объявил, что Сипягин приказал закрыть газету на одну неделю за статью А. П. Никольского „По поводу рабочих беспорядков“ (№ 9051), ибо она нарушает циркуляр 1899 г., в котором сказано, что газетам воспрещается говорить о рабочих беспорядках и отношениях рабочих к хозяевам. Князь Шаховской пробовал защищать статью и предлагал или дать газете предостережение, или закрыть розничную продажу. Но министр сказал, что предостережения даются за вредное направление, а в „Новом времени“ он такого не видит, а в запрещениях розничной продажи не упоминается статьи, за которую продажа запрещена, а он, министр, непременно хочет, чтобы статья была упомянута, потому что он желает, чтобы „Новое время“ было запрещено на 2 месяца. После того как князь Шаховской старался доказать, что это будет только разорение газеты, Сипягин согласился запретить на одну неделю» (Дневник Алексея Сергеевича Суворина. М., 1999. С. 413).

8 Имеется в виду разгоревшийся в 1866 г. конфликт между М. Н. Катковым и министром внутренних дел П. А. Валуевым, суть которого состояла в том, что газета первого «Московские ведомости» в ту пору претендовала на роль «истинного» выразителя национально-государственных интересов России, в связи с чем позволяла себе достаточно резко критиковать правительство, в то время как второй считал, что такая ситуация является покушением на полномочия высшей власти. 29 марта Министерство внутренних дел за опубликованную 20 марта статью А. И. Георгиевского, посвященную военным приготовлениям Австрии и Пруссии, вынесло предостережение «Московским ведомостям». По закону от 6 апреля 1865 г. редактор, получивший предостережение, обязан был напечатать его в ближайшем номере своего издания. Если это не исполнялось, издание подвергалось штрафу за каждый номер в течение трех месяцев и по их истечении прекращалось. Катков отказался печатать текст предостережения, сославшись на необходимость согласования с Московским университетом вопросов, касающихся судьбы газеты (на издание газеты существовал контракт с университетом), и одновременно заявил о готовности платить ежедневно штраф в 25 рублей за нарушение закона о печати (см. передовую статью в «Московских ведомостях» за 3 апреля). Газета, по сути не подчинившаяся закону о печати, продолжала выходить еще полмесяца. Валуев сначала не решался что-либо предпринять, но вскоре получил санкцию царя на объявление «Московским ведомостям» двух предупреждений подряд (6 и 7 мая), после чего газета была приостановлена на два месяца.

9 Газета И. С. Аксакова «Русь» получила предостережение в конце 1885 г. "Оно было мотивировано тем, что «Русь» «обсуждает текущие события тоном, несовместимым с истинным патриотизмом, и стремится возбудить неуважение к правительству». Понятно, с каким негодованием и какою скорбью И. С. Аксаков, приближавшийся тогда к концу своей жизни (он умер в январе 1886-го года), должен был выслушать упрек в недостатке патриотизма, столь мало им заслуженный" (Арсеньев К. К. Законодательство о печати. СПб., 1903. С. 138—139). В публицистических заметках «Москва, 6 декабря» издатель «Руси» писал: «…мы позволяем себе утверждать, что <…> закон не уполномочивает Главное Управление по делам печати на подобную формулу обвинения; не предоставляет полиции, хотя бы и высшей, делать кому-либо внушения по части „патриотизма“. Говорим: „полиции“, потому что Министерство внутренних дел, в ведение которого передана в 1863 г. из Министерства народного просвещения русская литература, есть по преимуществу министерство государственной полиции и обязано ведать литературу лишь с точки зрения полицейской. <…> Мы тщательно пересмотрели все параграфы того специального узаконения, на которое ссылается и данное „Руси“ предостережение. В статьях от 12 до 30-й перечислены все те провинности печати, которые могут служить поводом Главному Управлению для принятия упомянутой меры, но ни о „патриотизме“ вообще, ни, в частности, о „патриотизме истинном“ в этих статьях нет ни слова, ни даже намека. Равномерно не встречается подобной „квалификации“ литературных поступков ни в Уголовном Уложении, ни во всем Своде Законов <…>. В самом деле, что такое „истинный“ и „неистинный патриотизм“? Где надежные признаки того и другого? Где критерий для оценки и даже распознавания? С нашей точки зрения, например, истинный патриотизм для публициста заключается в том, чтобы мужественно, по крайнему разумению, высказывать правительству правду, как бы горька и жестка она ни была, а для правительства — в том, чтоб выслушивать даже и горькую, жесткую правду. По мнению же многих в так называемых высших сферах, наиистиннейший патриотизм — в подобострастном молчании…» (Аксаков И. С. Соч. Славянский вопрос. 1860—1886. М" 1886. С. 730—732).

10 Пересказ фрагмента книги Г. Гейне «Людвиг Берне» (1840). См.: Гейне Г. Полн. собр. соч.: В 12 т. М.; Л., 1949. Т. 8. С. 9-10.

11 «Петербургская газета» не имела политического отдела и ограничивалась городской информацией и литературным материалом.

12 Акцизник — акцизный чиновник.

13 Эта позиция Суворина более подробно охарактеризована в опубликованной в «Русском слове» за два дня до фельетона Дорошевича статье А. Измайлова «Юбилей Януса. К 50-летию литературной деятельности А. С. Суворина» (Рус. слово. 1909. 27 февр.), в которой, в частности, говорится: «Кто нашел Чехова, Розанова, Терпигорева, Амфитеатрова, создал положение Стрепетовой, в значительной мере Савиной? Кто открыл малороссов? Кто обогатил русский книжный рынок и русскую историческую литературу целым рядом великолепных изданий и серьезным, подлинно историческим журналом? Суворин.

…Суворин, Суворин, Суворин, — этот человек, рожденный для большого дела, но досадно поверивший Шопенгауэру, что к истине не одна дорога по прямой линии и что к ней можно идти и по кривой. Кто был более прав в понимании истины — он или те, кто верил иначе, — это рассудит история».

В 1896 г. Дорошевич откликнулся на 25-летний юбилей «Нового времени»: «…нельзя все же не приветствовать одну из немногих на Руси газет, издающихся действительным журналистом, а не каким-нибудь „титулярным советником“, ничего общего с печатью не имеющим» (За день // Одесский листок. 1896. 2 марта).

14 27 февраля 1909 г. отмечалось 50-летие литературной деятельности А. С. Суворина. Торжественный акт с чтением приветственных адресов, пением соединенных хоров Архангельского и Славянского, речью архиерея Евлогия проходил в Дворянском собрании. Крупных журналистов и писателей (за исключением сотрудников «Нового времени») там практически не было.

15 Театр Литературно-художественного кружка (Малый или Суворинский театр).

16 От собратьев по профессии Суворина приветствовало лишь такое бесцветное издание, как газета «Петербургский листок».

17 Вечером того же дня в Малом театре в честь Суворина был сыгран третий акт его пьесы «Татьяна Репина» (с М. Г. Савиной в главной роли), танцевали балерины М. Ф. Кшесинская и А. П. Павлова. Была поставлена «живая картина» — «Трудовой день в типографии „Нового времени“». Ее апофеозом стала фантастическая группа красивых юношей, поднявших на руки певицу Лину Кавальери с пылающим факелом в руках. На состоявшемся в ресторане «Медведь» юбилейном ужине с участием пятисот приглашенных первый тост «за государя императора» по поручению юбиляра произнес Н. А. Хомяков.