H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843—1889)
ГИХЛ, «Москва», 1953
ЖУРНАЛИСТИКА
править<ИЗ № 8 ЖУРНАЛА «ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ», 1854>
править«Исследования о балтийских славянах» г. Гильфердинга1 («Москвитянин» № 10) должны назваться не столько самостоятельными исследованиями, сколько сводом результатов разысканий других славянских историков; это, впрочем, выгодным образом отличает новое произведение молодого писателя от его прежних брошюр, в которых он достигал новизны и оригинальности положений во вред основательности. Прежняя любовь к смелым гипотезам, неопирающимся на факты, проглядывает только в немногих местах, например, в мысли, что Аттила не затем шел на юго-запад из своих степей, чтоб разграбить заманчивые для дикарей богатством и внутреннею слабостью римские области, а затем, чтоб истребить немецкие дружины и очистить от них Восточную Европу; г. Гильфердинг даже верит, что и в Галлию Аттила пошел только затем, чтобы отыскать там бежавших от него готов, что если бы франкские князья выдали ему готов, то он оставил бы в покое их богатые города. Это все равно, что думать, будто бы чингисхановы орды прошли Русь с огнем и мечом не из желания покорить и ограбить ее, а в самом деле из отмщения русским за то, что они укрыли бежавших от татарского отряда половцев. Романтизм в V веке не входил еще в моду ни у готов, ни у авар, ни у гуннов, как неизвестен был и батыевым ордам в XIII столетии. Также бездоказательно предполагает г. Гильфердинг и в славянах сочувствие к Аттиле. Что славян в его державе и войске было множество — это факт; почти несомненно, что они составляли главную массу его войска; но они сделались воинами Ат-тилы, конечно, только по той же причине, как и немцы: они были побеждены и принуждены повиноваться победителю. Что славяне не питали никакого сочувствия к гуннской державе, свидетельствует (кроме естественной нелюбви к свирепым иноплеменным грабителям) уж то, что по смерти Аттилы государство его тотчас распалось по той причине, как мы положительно знаем, что все покоренные племена, немецкие и славянские, совершенно одинаково воспользовались первым замешательством свирепых пришельцев, чтоб сбросить с себя ненавистное иго. Точно так же и немцы во время великого переселения народов очистили страны между Вислою и Эльбою главным образом потому, что тянулись вслед за своими передовыми одноплеменниками на римские области, на богатые юго-восточные земли, а не по какой-нибудь другой причине. Слишком упорной борьбы между славянами и немцами в VI—VIII веках на севере Европы мы не вправе предполагать. И если нам не осталось положительных свидетельств о том, как совершилось занятие славянами прибалтийских областей, то Козьма Пражский сохранил нам достоверные народные предания, что занятие Богемии чехами совершилось мирно или почти мирно; что чехи заняли эту землю потому, что она была пуста, покинута прежними жителями, ушедшими на юг. Напрасно также г. Гильфердинг полагает, что готы были «малочисленная дружина»: мы знаем, что это был очень многочисленный народ; одно только остготское племя, пошедшее в Италию с Теодорихом, состояло из нескольких сот тысяч душ. Если б готы были малочисленны, конечно, им не удалось бы покорить всех восточных славян, дух которых прекрасно высказался в словах Лавретаса: «Не покорялись мы никому и не покоримся, пока будут у нас мечи»г. Г. Гильфердинг основывает свое мнение о малочисленности готов и других немецких племен в Восточной Европе на сказке, что готы приехали в Германию из Скандинавии на трех судах; эта сказка давно признана чистою выдумкою. Готы пришли в Восточную Европу не с северо-запада, а с юго-востока, если не прямо с юга, как думает Гримм, не совершенно бездоказательно признающий готов в гетах. За мнение Гримма сильно стоят диоскоридовы списки дакских названий лекарственных трав3 и очевидное отношение немецкого Ablaut[2] и Lautverschiebung[3], в котором стоят имена Getae и Gothi. He соглашаясь с г. Гильфердингом во всех его гипотезах, мы, однакож, радуемся тому шагу вперед, который он сделал: в новом его исследовании произвольные мнения стоят на втором плане, а не составляют сущности труда, как это бывало прежде4. Еще более будем рады, когда он сделает второй шаг вперед к непредубежденному взгляду на славянские древности и совершенно откажется от пристрастия к Аттиле, гуннам и другим их соревнователям: тогда, при его трудолюбии, славянская наука приобретет в нем полезного деятеля.
«Картина аханного рыболовства при устье Урала», г. И. Железнова5 («Москвитянин» №№ 9 и 10) — довольно живой рассказ о тех страшных опасностях, которым уральцы подвергаются во время своего аханного рыболовства, о той неимоверной смелости и находчивости, с какою борются они против страшных морских, невзгод. В Урале, который прежде называли «золотым дном», ныне ловится рыбы гораздо меньше, и уральцы должны теперь искать себе добычи уже в море. Там на хилом льду ставят они свои «аханы» (сети); чем далее от берега, чем на большей глубине поставишь «аханы», тем богаче будет улов; поэтому смельчаки уезжают очень далеко в море. Но вот поднялся ветер, и лед взволновался: рыболовы спешат к берегу, бросая часто и пойманную рыбу, и сети, и все свои пожитки. Хорошо еще, если им удастся перебраться на крепкий лед, пока щель или полынья не слишком широка; а что будет с ними, если теченье быстро, и льдину, на которой расположились они, в несколько минут унесло далеко от крепкого берегового льда? Их жизнь на волоске; они носятся по открытому морю; однакож они не думают унывать: авось льдину опять принесет к твердому льду прежде, нежели она успеет растаять; но не всегда это бывает; часто льдина носится по морю, не прибиваясь к берегам, пока растает; бывают и другие опасности, кроме весеннего тепла: пловучие льдины беспрестанно сталкиваются и ломаются в мелкие куски. Что делать? Как спастись, когда льдина разбивается или растаивает? И тут смельчаки не унывают: они режут своих лошадей (на которых отвозится пойманная рыба и перевозятся сети), делают из кож «бурдюки», надутые воздухом, привязывают их по три и по четыре к саням, берут уцелевшие съестные припасы и носятся на этих импровизированных миниатюрных плотах по морю. Отчаиваться еще нечего: не ныне — завтра наедут на эти места астраханские промышленники и выручат из беды; а если не встретятся и астраханцы, дело все еще непогибшее: подует южный ветер и прибьет плоты к берегу. Да и как не прибить? Ведь пловцы помогают случаю: неутомимо гребут они веслами, столь же импровизированными, как и плоты; эти «весла» — широкие лопаточные кости убитых лошадей… «Многострадавшему» от волн Одиссею не приходилось испытывать и десятой части этих опасностей; и удивительнее самой твердости духа погибающих то, что большею частью им удается спастись. Г. Железнов очень недурно рисует все эти интересные сцены и, кроме того, успевает передать довольно много подробностей о быте и нравах уральцев. Кого не остановит некоторая цветистость первых страниц его рассказа, тот не пожалеет, что продолжал читать статью, и, наверно, прочтет ее с возрастающим интересом до самого конца.
Не так замечательна другая этнографическая статья «Москвитянина» (№ 11) Кизильские татары, слишком краткая и красноречивая. Но в «Пантеоне» (№ 6) есть рассказ неизвестного автора Костяные копи, почти столь же картинный и живой, как и любопытная статья г. Железнова. Якутский удалой промышленник Иван Иванович слыхивал от знакомого камчадала, старика Сакалара, что в Новой Сибири есть богатые копи мамонтовой кости, никем не посещаемые, и подговаривает старика ехать туда забрать богатство. Опасности пути в Новую Сибирь и оттуда рассказаны очень недурно. Все эти подробности слегка приправлены поэтическою интригою: Иван Иванович решился разбогатеть, чтоб жениться на богатой вдове-красавице, которая не пошла бы за бедняка; но в продолжение двух лет страшного путешествия он привязывается к дочери своего провожатого, из любви к отцу и еще больше к смельчаку-промышленнику решившейся разделять с ними все опасности. Доехав до Колымска, Иван Иванович женится на ней — и хорошо делает, потому что прежняя красавица, не дождавшись его, вышла замуж за нового жениха. Странно, что в рассказе неизвестного автора расстояния считаются не верстами, а английскими милями. Это наводит нас на мысль, не переведен ли рассказ с английского? Недаром не выставлено имени автора… Если так, то совершенно объясняется странное противоречие между высоким слогом некоторых фраз действующих лиц и простотою и естественностью всего рассказа. Надутость выражений были бы просто виною переводчика. Если же наша догадка ошибочна, то мы посоветуем автору заметить в своих «Костяных копях» этот недостаток и вперед остерегаться его: тогда его рассказы будут всем нравиться.
«Москвитянин» довольно часто помещает в извлечении статьи иностранных журналов, более или менее касающиеся настоящей войны6; не всегда выбор или исполнение бывают удачны; но в этом нельзя упрекнуть небольшую статью Европейская Турция в нынешнюю войну («Москвит.» № 9), извлеченную из «Revue britannique». Ничего нового в ней нет, но везде видно знакомство автора с делом.
Более односторонности в статье Торговый флот в Англии («Москвит.» № 9). «Morning Chronicle», из которого извлечены эти сведения, не пользуется особенным доверием и в самой Англии по чрезвычайной эксцентричности своих мнений. Что американские торговые суда лучше английских, что матросы на торговых американских судах получают больше жалованья и содержатся лучше, нежели на английских, что поэтому часто случаются побеги матросов с английских судов на американские — все это факты; но с 1850 или 1848 года, к которому относятся сведения «Morning Chronicle», многое изменилось; теперь странно говорить, как уверял Нэпир несколько лет назад, что французский пароходный флот сильнее английского7. Сам Нэпир говорил это только для того, чтоб англичане не переставали заботиться о средствах к защите против угрожавшей им тогда французской высадки, и преднамеренно описывал силу французского флота слишком яркими красками. Французский флот не так хорош и силен, как кричали в испуге английские газеты; не совсем так теперь и очень многое, выставляемое вперед статьею, переведенною «Москвитянином».
Странна маленькая статейка г. Я. Д., помещенная в том же нумере «Москвитянина»: Переход Александра Великого чрез Гидасп. Автор думает, что описание этого события у Квинта Курция8 представляет очень точную картину перехода русских войск через Дунай. Сходства между тою и другою переправою нет никакого: и местность, и обстоятельства совершенно различны. Не говорим о мелких исторических промахах г-на Я. Д., называющего, например, Пора, одного из множества индийских раджей, обладателем всей Индии (!!), хотя Квинт Курций на той же странице говорит, что и в Пенджабе у Пора были соседи, не менее его сильные. Уже это одно обстоятельство, если б автор захотел вспомнить о нем, могло бы навесть его на мысль, что между иррегулярною армиею князька, сражавшегося отчаянно, и регулярными войсками султана нет ни малейшего сходства. И какое право мы имеем удивившего самого Александра геройскою решимостью Пора, бившегося до последней капли крови, не отступая ни на шаг, унижать сравнением его с турецкими полководцами, которые отступили перед победоносными русскими войсками?
В «Исторических материалах» № 9 «Москвитянина» помещено Письмо Петра Великого к Шафирову9, бывшему послом в Турции, о несообразности требования турецкого правительства, чтоб русские войска на возвратном пути из Померании не касались польских владений, потому что другого пути из Померании в Россию нет. Письмо, по обыкновению, очень кратко и сильно. Вот его сущность: «А что вы говорили… через Дацкую землю (иттить войску) то разве вы разума отбыли? Землю переделать нельзя; а если б и крылья имели, то чрез оную ж землю (Польшу) лететь и для отдохновения на оной же б садитца».
Кроме того, в 9—12 книжках «Москвитянина» заметим: Людовик XVII (окончание в 9-й книжке, начало в 8-й) — перевод очень интересного рассказа о судьбе царственного дитяти, личность которого, энергичная и пробуждающая полное сочувствие, была так мало известна. Последний судебный поединок во Франции, статья, не заслуживавшая чести перевода, одна из сотен тех статеек, которые пишутся для «Moniteur de la mode», «L’Artiste» и других журналов того же разбора; это прикрашенное прелестями фантазии и сентиментальности распространение ничтожного анекдота, не характеризующего ни эпохи, ни людей.
В № 11 «Москвитянина» продолжаются Письма о ботанике Шлейдена, о которых мы уж говорили10. Шлейден известный ботаник и знаменитый в Германии популярный писатель; но часто ему приходит фантазия, для большей живости и разнообразия в популярных сочинениях, прикидываться причудливым и преднамеренно стараться, чтоб его рассказы были бессвязны, метаться повсюду, заговаривать обо всем, ничего не успевая досказать, начинать с середины, с конца и выделывать тысячи фокус-покусов; от этого он часто пишет так, что сбивает с толку читателя. Последнего достигают нередко и его «Письма о ботанике».
Несравненно выше достоинство Двух писем Либиха о химии («Москвит.» № 12); они чрезвычайно популярны и легко написаны, и между тем в них нет ни одного слова пустого, почти ни одного слова, которое не имело бы высокой цены и для специальных ученых; не говорим уж о том, что гениальных и светлых взглядов и в этих «Письмах» так же много, как и во всем, что написал Либих. За перевод их читатели будут благодарны «Москвитянину»11.
Статья Шарля Блана Грёз («Москвит.» № 11) также очень недурна12. От обыкновенных статей о живописи и живописцах, которые так утомительно и бесполезно читать, она отличается тем, что на самом деле понятно и в связи с эстетическим движением современной Грёзу эпохи объясняет значение картин этого живописца. О Грёзе всем известно, что он писал чрезвычайно грациозные и наивные головки молоденьких девушек. Прочитав статью Шарля Блана, отличного знатока живописи, мы увидам, что это была только одна сторона грёзова таланта; общее значение этого живописца в истории французского искусства то, что он в холодную и прикрашенную живопись XVIII века ввел естественность, простоту, стремление писать сцены, близкие сердцу каждого из нас, а не какой-нибудь парисов суд, аллегорически изображающий легкомысленных красавиц, или Ахиллеса, влачащего вокруг стен Трои труп Гектора.
Статья дю-Карне Консульство и Империя (там же) не заслуживала перевода. Дю-Карне один из нынешних французских разглагольствователей о политических вопросах, подобно другим своим сподвижникам, очень небогатый ни мыслями, ни знаниями. Он повторяет Тьера и воображает, что «показал истинное значение 18 брюмера, которого доселе не могли понять» и. т. п. Кроме этого, статья дю-Карне заключает в себе только выписки из общеизвестных книг, нисколько не интересные13.
Нет надобности прибавлять, что в «Москвитянине» продолжается перепечатка Смеси из Московских ведомостей 1795 года, редижированных[4] Карамзиным. За один год «Смесь», перепечатать возможно, хотя и трудно, как это видно из опыта «Москвитянина», уж давно начатого и все еще не пришедшего к желанному концу. Но что было бы делать, если б Карамзин издавал «Московские ведомости» в течение сорока лет? Неужели надобно было бы перепечатывать в «Москвитянине» «Смесь» всех сорока годов? Гегель когда-то издавал два или три года газету14; но ученики, собравшие до последней строчки сочинения своего наставника, не сочли же нужным помещать в число их статейки о том, что «Из Барселоны пишут, будто бы герцог Веллингтон одержал новую победу над французами»; очень можно было бы не перепечатывать и статеек из «Смеси» «Московских ведомостей» о том, что, «по словам испанцев, красавица должна иметь три вещи черные: глаза, брови и волоса; три вещи белые: лицо, зубы и руки; три вещи розовые: губы, щеки и ногти» и т. д.; можно найти и в «Письмовнике Курганова»15 такие рассказы и анекдоты; личности Карамзина как писателя они вовсе не характеризуют.
В «Библиотеке для чтения» бывают иногда очень оригинальные статьи, какие в других журналах попадаются только на обертке, представляющей, как известно, оглавления книжек. Вот, например («Библ. для чт.» № 7), Обозрение Вологодских губернских ведомостей за 16 лет (1838—1853). Это более ничего, как голый список заглавий всех статей, помещенных в «Вологодских ведомостях». Но в оглавлениях отмечается, на какой странице книжки помещены статьи, в этих цифрах и весь смысл оглавлений; оглавление, помещенное в «Библиотеке для чтения» не указывает, где, в каком году и в каком нумере «Ведомостей» находится статья, и потому не может иметь никакой цели. Читатели не поверили бы нам, если бы мы не представили для образца нескольких строк. Вот пример: «Материалы для археологии немногочисленны. Они заключаются в шести статьях. Г. Мельников составил две статьи: о. ценах в Устьсысольске в XVII столетии и в настоящее время и сравнение старых цен на меха пушных зверей в Усть-сысольском уезде с нынешними. Г. Муромцев описал состояние Вологды в 80-х годах XVIII столетия; гг. Сорокин и Левитский написали статьи»… и т. д. Скажите же, где и как отыскать эти статьи в 16 томах и 840 нумерах «Вологодских ведомостей» за 1838—1853 годы? Нельзя не сказать при этом, что материалы для curiosités littéraires[5] в «Библиотеке для чтения» многочисленны: г. Василий Ардашев поместил «Обозрение Вологодских губернских ведомостей», непосредственно вслед за ним сама редакция поместила статью «Доницетти»16, представляющую на нескольких страницах опять голый список заглавий всей сотни мелких и крупных, замечательных и ничтожных произведений этого композитора. Посоветуем «Библиотеке для чтения» поместить еще статьи «Черни» и «Герц»17 — списки их произведений гораздо удобнее для наполнения журнала легким чтением; они займут по нескольку печатных листов. На-днях, думая дочитывать Мечты и действительность, мы прочитали несколько страниц «Музыкального каталога», подвернувшегося под руку вместо июльской книжки «Библиотеки для чтения», не замечая, что это не «Мечты и действительность»; там увидели мы Czerny, Variations brillantes sur le piano-forte, op. 593; Henri Hertz, Variations brillantes, op. 948[6]. Итак, эти композиторы могут быть предметом статей, по объему достойных уж не «Смеси», а «Наук и художеств», как знаменитая статья «Библиотеки для чтения» — «Музыкальная коллекция аббата Спонтини», представлявшая в целых двух нумерах журнала полную опись всей музыкальной библиотеки Спонтини18.
Путешествие в Луристан и в Аравистан (статья первая и вторая, «Библ. для чт.» №№ 6 и 7) недурны; но почему не говорит «Библиотека для чтения» переводные они или оригинальные? Сначала нам показалось, что автор англичанин: он беспрестанно цитует стихи Мура19; потом подумали мы, что он француз: он так подробно говорит о характере какой-то французской старухи, вздумавшей поселиться в Персии, что статья показалась нам писанною для французской публики; наконец мы прочли фразу «персидская степь похожа на сибирскую тундру» — это писал не иностранец; кто же автор? Перевод или оригинальное сочинение «Путешествие в Луристан»?
Сейденгэмский дворец, статья первая, представляет перевод первых из ряда писем, помещавшихся в английском «Атенее» об историко-архитектурных палатах Кристального дворца; перевод, (г. Ушинского) не совсем полон, но хорош; письма очень занимательны. Но дурно предисловие к их переводу, говорящее, что «Сейденгэмский музей — ящик фигляра, из которого вылезает все, что угодно, по воле зрителя», что «шарлатанство с одной стороны и невежество с другой — будут играть значительную роль в этом осьмом чуде света».
В № VII «Библиотеки для чтения» заметим статью г. Сенковского о волосах, по поводу русского перевода книжки Дебэ Полная гигиена волос. В этой статье не много парадоксов, зато, к сожалению, в этой книжке «Библиотеки» нет вовсе Литературной летописи, как будто в июне не вышло ни одной новой русской книги.
Третья статья Записок о киргизах, купца Жаркова, говорит иногда и о киргизах — это довольно приятная новость после второй статьи, не говорившей о киргизах ни слова20.
В июньской 6-й книжке «Пантеона» помещено несколько недурных статей серьезного содержания. Мы уже упоминали о рассказе Костяные копи; скажем еще, что продолжение большой статьи г. Шпилевского Белоруссия в характеристических описаниях и фантастических поверьях21 представляет в июньской книжке интересные и легко читающиеся отрывки о белорусских игрищах, о чарах, заговариваниях и предрассудках, в числе которых записано г. Шпилевским довольно много народных поверий, интересных и для ученого исследователя народности. Так, например, мы не помним, чтоб где-нибудь были уже обнародованы подробности белорусских поверий о ведьмах. По белорусским сказаниям, ведьмы делаются невидимыми, обвиваясь с ног до головы одною ниткою, выпряденною из кудели. Есть и для простого человека средство сделаться невидимым: надобно найти гнездо с воронятами и привязать их к дереву проволокою. Чтоб спасти птенцов, старая ворона приносит на другой день черный камешек, имеющий силу делать своего обладателя невидимым. Между этим средством и известным великорусским — косточкою из черной кошки, только одна точка сходства, цвет: и ворона черного цвета, и камешек черный, и кошка должна быть черная; кот, впрочем, и сам по себе, и без таинственного черного цвета, по сказаниям белоруссов, одарен волшебной силою. Интересны и средства добывать деньги. Для этого надобно поймать летучую мышь и запереть ее в ящик с мелкими дырочками: через тринадцать дней, вместо мыши, в ящике будут деньги. Нетопыря и в великорусских поверьях считают чем-то волшебным, приписывая ему силу вылечивать лихорадку. Клад можно добыть очень просто: надобно только, когда все змеи собираются вместе, подстеречь, как будет ползти сам главный змей, и разостлать перед ним белый платок; в благодарность за такую честь, он обтирает свои золотые ножки о платок, с которым потом отыщешь все клады.
Письма из-за границы (из Германии и Венеции) г. Мундта (в том же No «Пантеона») читаются очень легко. В Парижских письмах Бонавентуры рассказывается много интересных новостей. Это — прекрасный фельетон. Очень недурна и первая статья о Проперции22, взятая из «Westminster Review».
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьВпервые напечатано в «Отечественных записках», 1854, № 8, отдел «Библиографическая хроника», стр. 111—124. Обоснование принадлежности настоящего обзора Чернышевскому см. на стр. 676—678.
1 В 1855 году это исследование Гильфердинга вышло отдельным изданием, и Чернышевский снова отозвался на него в «Современнике» (1856, № 6) подробной рецензией (наст. изд., том III, стр. 543—545),
2 Козьма Пражский — чешский летописец. — Теодорих (ок. 454—526 н. э.) — король остготов, в 488 г. вторгшийся в Италию и в 498 г. объявивший себя ее королем. — Лавретас, точнее Лавритат (Добритат) — один из славянских вождей. По свидетельству византийского историка VI века Менандра, цитируемые здесь слова были сказаны Лавритатом около 580 г. послу аварского кагана, прибывшему с требованием уплаты дани.
3 Имеется в виду приводимое греческим врачом Диоскоридом (I в. н. э.) в его фармакологии «Materia medica» описание лекарственных растений. — Гримм Яков (1785—1863) — филолог и историк немецкого языка.
4 Чернышевский имеет здесь в виду работу Гильфердинга «О сродстве языка славянского с санскритским» (Спб. 1853), в рецензии на которую он отмечал склонность Гильфердинга к не всегда обоснованным выводам и его стремление писать «не столько с целью исследовать… сколько с целью доказать…» (наст. изд., том II, стр. 203).
6 Железнов Иосаф Игнатьевич (1824—1863) — писатель. Основная тематика его произведений — быт и история уральских казаков. Высказывание Чернышевского об уральских казаках см. также в его рецензии на книгу Гакстгаузена «Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России» (наст. изд., том IV, стр. 342—346).
6 Имеются в виду события текущей Восточной войны 1853—1854 гт.
7 Непир Чарльз (1786—1860) — английский адмирал. В 1847—1849-х гг. командовал флотом в Ламанше и по возвращении поместил в «Times» ряд писем о флоте, изданных в 1850 году отдельно («The Navy, its Past and Present State»), в которых он резко критиковал английское морское управление.
8 Чернышевский здесь возражает против попытки неизвестного автора этой статьи, основываясь на чисто формальном сходстве (переправа через реку), провести параллель между следующими историческими событиями: переправой Александра Македонского в июне 326 г. до н. э. через реку Гидасп, на которой он разбил отказавшегося ему покориться царя Павразы Пора, и одним из событий Восточной войны--удачным переходом русских войск через реку Дунай 11(23) марта 1854 года. — Квинт Руф-Курций (ок. I в. н. э.) — автор биографии Александра Македонского (356—323 до н. э.).
9 Во время Северной войны, после неудачной войны с Турцией, русские войска, преследуя шведов, отступивших из Польши, вступили в Померанию. По указанию Англии, Турция потребовала вывода русских войск из Померании, так как перенесение Петром I военных действий в Померанию и германские земли затрагивало английские интересы. В декабре 1711 г. турки предъявили ряд требований, в случае невыполнения которых угрожали новой войной. Турки потребовали в частности, «чтоб русские войска шли из Померании не через Польшу». В ответ на это Петр I в письме к Шафирову писал: «чтоб не захватывая Польши, наши войска шли из Померании в Россию, не иное что, только чтоб, из вас вымуча письмо, иметь причину разорвать». Переговоры между Россией и Турцией шли при посредничестве английского посла, что и обусловило причину их неудачи. В ноябре 1712 г. Турция объявила войну России, но до войны дело не дошло. — Шафиров Петр Павлович (1669—1739) — известный дипломат петровской эпохи.
10 Отзыв Чернышевского о ботанике Шлейдене см. в настоящем томе на стр. 44.
11 Аналогичную оценку Либиха повторил Чернышевский немного позднее («Современник», 1855, № 6) в своей рецензии «Новые письма о химии… Юстуса Либиха» (наст. изд., том II, стр. 731—732).
12 Блан Август-Шарль (1813—1882) — французский художественный критик. — Грез Жан-Батист (1726—1805) — французский художник, представитель сентиментализма в живописи.
13 В резко отрицательном отзыве о статье французского историка Де-Карне Луи (1804—1876) Чернышевский по существу подвергает критике журналы, публикующие переводные произведения без всякого разбора: — Тьер Луи-Адольф (1797—1877) — французский буржуазный историк и политический деятель, палач Парижской Коммуны,
14 В 1807—1808 гг. Гегель редактировал газету «Bamberger Zeitung».
15 Курганов Николай Гаврилович (1725—1796) — литератор, составитель «Письмовника», очень популярного в конце XVIII века.
16 Ардашев Василий — сотрудник «Вологодских губернских ведомостей» 1850-х гг. и «Библиотеки для чтения» 1860 г. — Доницетти Гаэтано (1797—1848) — итальянский оперный композитор.
17 Черни Карл (1791—1857) — немецкий композитор и пианист. — Геру, Генрих (1806—1888) — немецкий пианист и композитор.
18 Спонтини Гаспаро (1774—1851) — итальянский композитор.
19 Мур Томас (1779—1852) — английский поэт.
20 Отзывы Чернышевского на первые две статьи см. в настоящем томе на стр. 38—39 и 45.
21 Рецензию Чернышевского на начало статьи Шпилевского см. в настоящем томе на стр. 47—48.
22 Мундт Николай Петрович (1803—1872) — драматический писатель и переводчик. — Проперций Секст (ок. 45—15 до н. э.) — древнеримский поэт.