Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 3: «Городок».
М., Лаком, 1998.
Житие Петра Иваныча скорбное. Тяжелое житие. И если бы не был он по натуре своей спортсменом, то жития этого вынести не смог бы и либо форму, либо сущность его прикончил.
Но благодаря спортивной складке своего духа сделал он из трудных дней своих живую игру. Смысл и толк этой игры заключался в том, чтобы как можно ловчее уклониться от встречи с родными, знакомыми и прочими лицами, которые могли бы попросить у него денег.
Он был, так сказать, охотник навыворот. Не преследовал, а удирал; заячий спорт, но если в него вживешься — довольно завлекательный.
Спорт этот потребовал все-таки некоторых затрат: консьержу выдавалось ежемесячное специальное жалованье для того, чтобы гнать всякого, кто без особого пароля о нем, Петре Иваныче, осведомлялся. Жалованье это Петр Иваныч с грустной улыбкой называл «прогонные суммы». Те же прогонные суммы выдавались мальчикам в банке, где состоял Петр Иваныч.
Секретари, и банковский, и домашний, прогонных не получали, но просто всегда говорили, что ни день, ни час пребывания Петра Иваныча на службе неизвестны. Это входило в круг их обязанностей.
На улице подымался воротник. Вечером на окна опускались тяжелые густые драпировки.
В своем любимом ресторане, от которого отказаться не мог, потому что был обжора, он садился в угол за ширму. Особую жуткую радость испытывал он, когда видел в щель у стены знакомую физиономию, которая его не видела. При случайных встречах с опасными людьми он умел делать такое «чужое» лицо, что почти никто не решался узнать его. Долго смотрели вслед и думали:
— Уд-дивительная игра природы! Такое сходство!
В театре при встрече с людьми неопасными, он говорил очень громко, чтобы слышали опасные:
— Да, сегодня я решил последний раз позволить себе эту роскошь — пойти в театр. Я роздал все свое состояние милым родственникам, которые, как и принято, меня же бранят.
В дом допускался без лозунгов и паролей только старый университетский товарищ, который был богаче Петра Иваныча и потому не страшен абсолютно.
Сидели у камина, слушали граммофон.
— Ты обидишься, если я у тебя спрошу, — сказал раз товарищ. — Вот ты теперь нажил на новом деле изрядный куш, для чего тебе все это? Ну, так — без обиды, откровенно.
Петр Иваныч подумал.
— Не знаю… Для жиру, для подагры… не знаю!
— Ну, а представь себе, что явилась бы к тебе сама очаровательная Магу, которой ты так восхищался в прошлом году. Пришла и сказала бы: «Дайте пять тысяч pour mes pauvres {на бедность (фр.).}». Что бы ты тогда? А?
Петр Иваныч подумал, сильно побледнел и, подняв глаза темные, почти вдохновенные, тихо сказал:
— Что бы я сделал? Я бы убил и себя, и ее.
Житие Петра Иваныча. Впервые: «Звено». — 1924. — 25 февраля. — № 56. — С. 3.