ЖИЗНЬ ЧИНОВНИКА
правитьПериод первый
правитьСлужить? иль не служить? да, вот вопрос!
Как сильно он мою тревожит душу!
Не я ль мечтал для общей пользы жить?
Ужель теперь я свой обет нарушу?
Но службою достигну ль цели я?
Но благородные движенья,
Тревожная деятельность моя
Найдут ли в ней себе вознагражденье?
Отраду ли пошлет в моей глуши
То поприще, что предо мной открылось?
Спокоит ли стремление души?
В груди моей всегда так много билось!
Будешь жить спокойно, кругло и счастливо;
Лучше лавра гордого мирная олива!
Пылкие и смелые рушатся мечты,
Так с судьбой заранее примирися ты.
Сам достопочтенный, ревностный чиновник,
Подчиненных счастья будешь ты виновник.
И начальство высшее, дорожа тобой,
Грудь украсит лентою, осенит звездой!
Не ища фортуны милости случайной,
Будешь ты Действительный, будешь ты и Тайный!
Не толкуя о вещах превратно
И любя приличие и мир,
Приходи на службу аккуратно,
Надевай зеленый вицмундир.
Лишь войдешь в присутствие — учтиво
Всех приветствуй, прочь отбросив спесь;
А взойдет начальник — торопливо
Ты почтительный поклон отвесь…
На столе реестры и таблицы
Взор привычный манят на себя;
Букв чернильных белые страницы
Просят жадно-жадно у тебя!
Благородной службою довольный,
На бумагах нумера отметь,
Свой реестр перебери настольный:
Надо всюду зоркий глаз иметь!
Вечером с супругою достойной,
Чуждый всех бессмысленных тревог,
Будешь чай вкушать с душой спокойной, —
А малютки резвятся у ног!..
Год за годом так промчится мимо,
Чин за чином станет приходить,
И, начальством и судьбой хранимый,
Будешь долго в лоне мира жить!
И когда наступит год урочный,
В сердце той же ревностью горя,
Обретешь знак службы беспорочной,
Пенсион по милости царя.
Да! поверь! Сатурном убеленный,
Жизнь свою на службу посвятив,
Гражданин полезный и почтенный,
Будешь ввек в архивных списках жив!
Не буйная радость,
Веселье и шум
Тревожили младость,
Пленяли мой ум:
Сил юных отвага,
Дум гордых полет,
Цель — общее благо —
Высоких забот!..
И грудь воздымалась,
Ждал пламенно я,
Чтобы оправдалась
Надежда моя!
Мне грустно: ужели
Из сердца изгнать,
О чем с колыбели
Привык я мечтать?
Прекрасного в тебе таится много:
Ты божьей искрой свыше наделен,
И жизни пошлой битая дорога
Не твой удел: к иному ты сужден!
Да, с ранних лет в тебе жила тревога,
Стремление твой волновало сон,
Иную цель, цель высших наслаждений
Тебе давно предназначал твой гений!
Остановись! и для мертвящей жизни
Не отдавай младой души своей:
Чтоб не внушило поздней укоризны
Сознание ничтожности твоей!
На поприще служебном для отчизны
Не будешь ты полезней и славней.
Еще в тебе так силы свежи, новы:
Ужель на них оденешь ты оковы?
О, верь же мне! грядущее богато
Вознаградит прошедшие года!
Ничтожных выгод жалкая утрата
Раскаянья не вызовет следа!
Смелей же в путь, с надеждою крылатой
На поприще и славы и труда!
Всем существом стремися безвозвратно,
Чтобы достичь до цели благодатной!
Голос пленительный, голос лукавый,
Много сулишь ты мне чести и славы!
Было б отрадно мне верить тебе,
Что предназначен иной я судьбе!
Кто же мне верною будет порукой,
Что не окончу бесславьем и мукой?
Чем за мечтою гоняться пустой,
В жизни не лучше ль бесстрастный покой?
Оставь тревожные мечты,
Услышь совет благоразумный,
Признайся сам мне: в праве ль ты
Судьбы искать блестящей, шумной?
Полно самолюбивых дум,
Волнуется младое племя,
Кипит свободный, гордый ум
И мыслит: будет наше время;
Узнаем мы народный плеск,
И гром похвал и славы блеск!
Но время твердою стопой
Наружу истину выводит,
И свет ее мечтаний рой
Отгонит прочь. Туман проходит,
И, с настоящим примирясь,
Ватага прежняя безумцев
Нисходит в жизненную грязь,
В ханжей, в рабов из вольнодумцев!
Поглотит их толпа людей
Обычной пошлостью своей!
К превосходительным чинам
Стремятся Бруты, Александры!..
Внемли же ты моим словам,
Услышь пророчество Кассандры!
Немного я в тебе нашел:
Ты не из ярких исключений,
Не слишком добр, не слишком зол,
Не то чтоб глуп, не то чтоб гений!
Так избери солидный быт,
Где был бы счастлив ты и сыт!
Горе мне! какие звуки!
В душу голос твой проник,
И уж вижу я в тумане
Свой чиновнический лик!
(Придвигается к столу и пишет просьбу о принятии его на службу.)
Период второй
правитьНам любо и мило
Средь грязных палат,
Где брызжут чернила,
Где перья скрипят!
Согнувши где спины,
Мы вечно сидим.
Огромной машины
Колеса вертим!
Здесь нашему брату
Отрадный приют,
И добрую плату
Берем мы за труд!
Богач ли спесивый,
Бедняк ли зайдет,
От всех нам пожива
И дань и почет!
И казнь и прощенье,
И радость и страх —
Всё в нашем владеньи,
Всё в наших руках!
Петр Карпыч! будьте мне полезны.
В чем-с? рад служить, дозволит лишь закон…
Чего же?
Табачку, любезный!
В знак благодарности усердный мой поклон.
Скажите, Марк Ильич, ну кто так скверно пишет?
Всё думаете вы: сойдет и так авось!
Нет-с, Секретарь у нас всё видит и всё слышит,
И этот приговор теперь хоть даром брось!
Отметьте здесь регистратуры номер,
Бумаги все сложите к сорту сорт.
Скажите, правда ли, что Марк Терентьев помер?
Есть, говорят, из Грузии рапорт?
Да, вот он налицо.
Благодарю, мой боже!
Так дело кончено. Доложим дня сего же!
Что это! новые таблицы,
Плод министерского ума,
Для арестантов! Эки птицы!
Да нам-то каково: ведь их такая тьма!
Об них монарших повелений
Мы удостоились в апреле до двух сот!
Мошенники не стоят попечений,
А здесь за них трудись, потей честной народ!
Его превосходительство,
Вот видишь, опомнясь,
Про чье-то покровительство
Просить изволил князь.
А наш его сиятельству
На это говорит,
Что в жертву он приятельству
Душой не покривит.
Однако нынче мнение
Велел мне сочинить.
Чтоб это преступление
Законно извинить!
Да всё, брат, недосужливо…
Mon cher,[1] что много врать?
Закон у нас услужливый,
Так долго ль написать!
Смотрите: Демина они велели высечь!
Вот вздор подчас изволят городить!
И слушать не хотят! Да этак сотни тысяч
И скоро нас самих придется им судить.
То строги чересчур, то чересчур уж слабы,
Какой на них найдет, извольте видеть, час!
Эх, будь-ка я министр, Лука Ильич, так я бы…
Пиши, брат, приговор! да заготовь указ!
Ребята! за дело.
Пишите дружней!
Что только поспело,
Давайте скорей.
Готовы ли перья?
Готовы.
Вонми:
Крестьянка Лукерья
Сечется плетьми!
Ах, бестия Будылкин, — снова с просьбой!
Побили дурака, и поделом. А он
Бесчестия просить изволит; видишь,
Обижен, говорит, честь страждет, впрочем, что ж?
Кажись, не всё по форме. Дай-ка справлюсь.
И впрямь, вот тут четырнадцатый пункт
Не соблюден, — так с надписью, приятель,
Назад ее получишь! Но сперва
Ты подождешь за это в наказанье.
У вас какие неисправности —
С прискорбием замечу вам:
Писцы без всякой благонравности,
Без уважения к чинам!
Признайтесь мне, — не отмечаете
Настольный вовсе вы регистр?
Вы так по службе потеряете:
Что, ежели б узнал министр?
По высочайшим повелениям
Печатный шлете вы указ!
Да, повторяю с сожалением,
Не ждал я этого от вас!
Завален, право, я работою: .
Дела в три тысячи листов!
Поверьте мне: со всей охотою, —
А не могу быть в срок готов.
Мне дела нет, — министр наш требует,
Чтоб только полон был итог!
Я предварил вас так, как следует.
Я сделал всё, что только мог!..
Твоего касаюсь слуха
Вновь теперь, как прежде, я.
Это ль деятельность духа,
Это ль цель была твоя?
Где ж движенье, где же благо,
Сердца искренний призыв,
Благородных дум отвага,
Прежних лет твоих порыв?
Ты не тот, каким был прежде,
С строго-честною душой
Доверявшийся надежде,
Обольщавшийся мечтой!
Нет души той в прежнем теле,
Пламень светлый в ней погас:
Ты растратил в мертвом деле
Свежих сил своих запас!
Ты отвергнул путь спасенья,
Был ты глух на голос мой, —
Прозябай же без стремленья
И косней своей душой!
Пятнадцать лет служу я; каждый день
Хожу в присутствие; и с совестью спокойной
Могу сказать, что долг служебный свой
Я исполнял усердно и достойно!
И счастлив я: моя прекрасная жена
Толпой резвящихся детей окружена!
Лишь орден бы еще мне дали для почета,
Да денег от казны, да генеральский чин —
Тогда б я стал служить без скучного расчета,
Чиновник ревностный и добрый семьянин!
А праздник нынче! все толпятся на гулянье:
Туда и модники, туда бородачи!
Вот сколько молодых в курьезном одеяньи,
Спесивый всё народ и, верно, богачи!
Я их не жалую: они народ ученый,
И смотрят всё на нас, как будто, право, мы
Здесь бесполезный класс, на плутни лишь смышленый.
Что ж их работают великие умы?
Болтают целый день да ни об чем не тужат,
А между тем, туда ж, о пользе говорят.
Служить не так легко: зато они не служат,
А нашу братию безжалостно бранят!
Они кружатся в вихре света
Толпою жалкою невежд,
И полны их младые лета
Пустых речей, пустых надежд!
Любовь к отчизне производит
И в их сердцах какой-то жар.
Но их без пользы жизнь проходит,
Но их любви бесплоден дар!
Они отчизне стали чужды,
Не постигая меж собой
Ее действительные нужды!
Привычно им страны родной, —
Среди поверхностных суждений
О том, что стыдно им не знать, —
Ткань многосложных учреждений
Безумной речью порицать!
И, расточая даром время,
Всё осмеянью обреча,
Трудов правительственных бремя
Не возлагают на плеча!
Но если грозный час настанет,
Раздвинет мрак, рассеет сон,
И над безумцами прогрянет
Словами вещими закон, —
Перед тобой тогда во прахе,
Поняв ничтожество свое,
Сознают в трепете и страхе,
Закон, могущество твое!
Да, в них сердца надменны, души гнилы…
Чиновник выше их, блуждающих во мгле,
Орудие правительственной силы
И правосудия служитель на земле!
Гражданское ты ведаешь устройство,
И тщательно тобой изучены
Законодательства все стороны и свойства,
Их приложение к обычаям страны!
Жрец истины, в том слове проявленной,
Покорен дух в тебе, но веселится он,
Когда гремит, на благо устремленный,
С неотразимой силою закон!
Да, это так; служа по части судной,
Могу сказать аминь, но что-то я
Работой утомился многотрудной,
И отдых, верно, подкрепит меня.
Эх, хорошо б теперь на миг забыться
От деловых бумаг в приятном, легком сне…
Чтоб рой приятных грез приснился,
Отрадный след оставив мне!
Нет! не помысл благородный
Движет весь чиновный люд,
Вызывает ум холодный
На полезный мнимо труд!
Мысль о славе, о бесславье
Не волнует вашу кровь,
В вас живет одно тщеславье,
Мелких почестей любовь!
О тебе мы пожалеем,
Ты работой утомлен,
Поласкаем, полелеем
И пошлем приятный сон!
Что тебе пророчить смею,
Примешь к сердцу горячо:
Анны крест тебе на шею,
Станислав через плечо!
И другого жди патента,
Только службе верен будь:
Ляжет Аннинская лента
Широко тебе на грудь.
Будь Фемиды обороной
И получишь знак иной:
С императорской короной,
С осьмигранною звездой.
Простирает он объятья,
Лент и звезд желает он!
Мы ему послали, братья,
Улыбающийся сон!
Его сиятельство прислал меня с пакетом.
Его сиятельство? с пакетом? дай сюда…
Что может заключаться в этом?
Награда ль моего недавнего труда —
Иль приказание? иль выговор, быть может?
Последнее меня чувствительно тревожит!
Что, если выговор?
Часы бегут пока…
Дай распечатаю… дрожит моя рука…
Что это! Боже мой! глазам своим не верю!
На шею? Анны крест! Давай же я примерю!
Вот радостный сюрприз! как благодарен я
Его сиятельству и вся моя семья!
Надеть его… вот так… чтоб был он виден целый
На черном галстухе и на манишке белой!..
С монаршей милостью…
Спасибо, брат курьер!
Вот красная тебе: пей за мое здоровье.
Ну! зависть Трухмина теперь не знает мер:
Он всё без ордена: терпение воловье!
Однако написать к Суханову скорей,
Чтобы прислал аршин он орденской мне ленты.
А полученные сегодня мной патенты
Пойду и принесу туда, к жене моей!..
Нет, что ж это, дурак, я даром время трачу?
К его сиятельству скорей, скорей на дачу
Благодарить его… Я будто бы во сне
Всё вижу… Прошка, эй! поди сюда ко мне!
Ты эту отнесешь к Суханову бумагу
И приготовишь мне мундир, жилет и шпагу.
Период третий
правитьМой путь свершен. И на краю могилы
Я вспоминаю всё, о чем давно забыл!
Куда бывалые свои растратил силы,
С какою целию и для чего я жил?
Когда назад я мыслью обращаюсь,
Прошедшее окину взором я,
Скорблю тогда и духом я смущаюсь:
Какая жизнь ничтожная моя!
Бесцветной я и ровною тропою
Шел за другими вслед и так же, как они,
С летами дождался, чего по службе стою:
Пустые, мертвые лишь почести одни!
Да! Счастье пошлое судьба мне даровала,
Занятья дельные мой иссушили ум,
И грудь чиновника ничто не волновало:
Лишь служба — вот предмет моих привычных дум.
А памятны мне прежние те годы,
Когда был молод я и на своем пути
Так смело выжидал житейские невзгоды…
Но жизнь прожить — не поле перейти!
Душа тогда прекрасное любила,
Порывы доблести мне волновали грудь!
Но жизнь бумажная в ней свежесть погубила,
И вот к чему привел избранный мною путь.
И грустно думать мне, что тщетно я трудился,
Что даром отдал жизнь на жертву службе я,
Что тружеником здесь напрасным я явился,
Что не своей я шел дорогой бытия!
Что от моей усердной долгой жизни.
От моего служебного труда
Ни пользы никому, ни блага для отчизны,
Ни светлой памяти, ни ясного следа!
О, тяжело! во мне проснулись снова
Все прежние движения души!
Я будто слышу вновь таинственное слово,
Давно будившее меня в ночной тиши!
Да! вновь к тебе я слово обращаю,
И в грудь твою проникнет речь моя,
Поймешь теперь, что я тебе вещаю
И что тебе вещал, бывало, я!
Еще не весь ты очерствел в покое
Убийственно однообразных лет!
В тебе опять проснулося живое,
И я опять найду себе ответ!
Называют люди счастьем
Жизнь, подобную твоей,
Не смущенную ненастьем,
Не знававшую страстей!
По плечу им счастье это,
Любят души их покой,
И сердца не жаждут света
Истин мудрости живой!
Но губительно влиянье
Той надменной слепоты;
Но опасно обаянье
Безмятежной пустоты!
В ком она — тот толос шумный
Заглушит в груди своей,
Умертвит, благоразумный,
Всё трепещущее в ней!
Отдал ты за горький опыт
Жизни лучшие лета,
И теперь невольный ропот
Издают твои уста!
Ты к иному был назначен;
Жребий тот тобой утрачен!
И постигнуть не умел
Ты свой истинный удел!
Помню я: живое чувство,
И науки и искусства,
Бескорыстная любовь
Волновали сильно кровь!
Если б первого призванья
Ты послушался влиянья,
Может быть, твои труды
Дали б вечные плоды.
Не терзался бы сознаньем,
Что ничтожным ты созданьем,
Чадом пошлой суеты
На земле явился ты!
И взамен служебной муки
Ты под знаменем науки
Славы, может быть, венец
Приобрел бы наконец!
Много сладостных мгновений,
Много чистых наслаждений
С чувством легким бытия
Испытала б жизнь твоя!
Поздно всё, перед собою
Видишь даром прожитою
Жизнь свою! Отрады нет,
Не воротишь прежних лет!
В обширном поприще служебного труда
Есть много отраслей и деятелей много…
Но к достижению великого плода
Ведет различная дорога.
Одни (и много их) — правительственных дум
Орудья верные, смиренные пружины:
Полезен их всегда покорный ум
Для государственной, в движении, машины!..
Так, если божий храм художник создает,
Потребен каменщик с испытанным терпеньем:
Он жизнь творению художника дает
Работы мертвой исполненьем!..
И счастье мирное их наполняет грудь,
Вне гордых помыслов, волнения (и страсти;
Но не для них иной, богатый славой путь,
Не им удел правления и власти!
Тот удел — удел немногих,
Свыше избранных людей!
Духом твердых, духом строгих,
Цели преданных своей.
Благородной страсти жаром
Сердце в них воспалено,
И чело высоким даром
От небес озарено!
Благодетельные мысли
Воплотить они спешат,
Не смущаясь — глубь ли, высь ли
Им преградою лежат!
Много в них судьба вместила,
Вознесла их высоко;
Им привычны власть и сила,
Двигать массой им легко.
Доступны им труды большого
Объема числ,
Законодательного слова
Глубокий смысл!
Их подвиг тяжкий, но полезный,
Всегда дает
Добытый волею железной,
Великий плод.
Им чужды легкие забавы,
Их труден путь;
Для блага общего и славы
Их бьется грудь.
Зато, лишившись личных в жизни
Утех, они
Все на алтарь своей отчизны
Приносят дни!..
Но если не горит в груди тот дивный дар,
Но если в сердце нет призванья
И пыл стремления — лишь юной крови жар,
Хладеющий от испытанья…
Но если кто служить орудием слепым
Не может, о пустом значеньи не хлопочет,
Живет стремлением иным,
А счастья мирного душ дюжинных не хочет,
То пусть служебного тот поприща бежит
Далеко от его однообразной муки,
Пусть свежестью души и чувством дорожит
Под сению искусства иль науки!
Да! ясно мне теперь утраченное мною,
Невозвратимое ничем уж на земле!
Я, с чувством пламенным, с тревожною душою,
Призванью чуждому пожертвовал собою,
Сам провлачил всю жизнь в какой-то жалкой мгле;
Теперь ужасное свершилось лробужденье,
И правды поздний блеск мне очи просветил:
Благоразумия слепого заблужденье
Я дорогой ценою искупил…
Так разреши мне смерть, зачем, к чему я жил?.
Эпилог
правитьЭ! как знатно! должно быть, важный!
На подушках несут звезды… верно, чиновный…
А ведь говорят, был так, простой дворянчик, дослужился. Ну, да не всякому такое счастье!
Кто покойник, как слышно?
Не знаю; по приходу хвалят.
Ну, царство ему небесное!
Покойный его превосходительство нам всем пример. Служил, трудился, и что ж? До всего дошел, всего достиг, счастие узнал полное.
Нам всем пример! тебе, брат, хорошо так говорить. Ты молод, впереди еще хоть лет сорок службы, всего можешь надеяться; а я, что я?..
Благородный человек покойник. Сколько лет, с каким усердием послужил царю и отечеству! и как добр и вежлив был: придут, бывало, просители, оборванные, грязные, нищие… что ж, выйдет, бывало, говорит, бывало, со всяким: рад был бы, говорит, душевно рад сделать доброе дело, да нельзя, не могу, долг службы не позволяет, закон препятствует. Да, всякого, бывало, обласкает!..
Добрый был генерал. Впрочем, унывать не надо. За богом молитва, а за царем служба не пропадет.
А скажите, батюшка, кто был покойный?
Черт его знает; так себе какой-нибудь!..
Нет-с. Почет велик. Понимать должно, что важный чиновник.
Чиновник, точно. А что, если правду сказать, ведь, верно, был такой же мошенник!..
1843
КОММЕНТАРИИ
правитьЖизнь чиновника. Впервые в изданном Вольной русской типографией в Лондоне сборнике «Русская потаенная литература XIX столетия» (1861), где напечатана без имени автора. Значительные пропуски и ошибки в тексте публикации делают маловероятным предположение о том, что поэма была передана Герцену самим А. О взаимоотношениях А. с Герценом-издателем см. «Литературное наследство» № 41—42, М., 1941, стр. 581. В России впервые в Сб. 1886, стр. 153. Попытка опубликовать поэму в 1846 г. не увенчалась успехом, она не была пропущена цензурой (П., т. 1, стр. 379). Несколько списков и неполных автографов в ПД. Установление наиболее авторитетного текста «мистерии» — задача весьма сложная и при существующих рукописных источниках до конца не разрешимая. При отсутствии авторизованного издания или полного рукописного авторского свода ни один из известных ныне текстов поэмы, заметно отличающихся друг от друга, не может с уверенностью считаться самым точным, не может быть принят за выражение последней авторской воли. На основе сопоставления всех имеющихся разночтений и вариантов и выявления наиболее авторитетных за основной текст поэмы в настоящем издании принят текст хранящейся в ПД рукописи поэмы, представляющей собой частично автограф, частично правленный рукой А. список (архив Аксаковых, ф. 3. оп. 1, № 2). Однако данное в этой рукописи название поэмы («Ernst und Scherz,[2] или Жизнь чиновника») не перенесено в основной текст, так как оно ни разу более не встречается в автографах и списках. По сравнению с Сб. 1886, в тексте настоящего издания есть существенные различия и дополнения. Отметим наиболее значительные из них. В «периоде втором» в монологе Чиновника в очках вы. прежнего «новые таблицы, плоды глубокого ума» — «плод министерского ума», вм. «строжайших повелений» — «монарших повелений». Там же Главный начальник говорит о «высочайших повелениях» вм. «высших строгих», вм. «начальство требует» — «министр наш требует». В этом же «периоде», после «перемены декорации», при вручении курьером пакета герою поэмы, в его реплике имеется иной текст:
Что если выговор?.. Вот будет мне тоска!
За что бы, кажется? дрожит моя рука!
(Сб. 1886)
Что если выговор?
Часы бегут пока…
Дай распечатаю… дрожит моя рука…
(Наст. издание)
В «Периоде третьем», в обращении таинственного голоса, 12-я строфа читается иначе. Ср. в Сб. 1886:
И, быть может, вместо муки,
Службы тягостной науки,
Здесь на поприще другом
Славным шел бы ты путем!
Там же, в словах Демона службы, добавлены строки 25—28 и 53—56. Последние три строки читаются иначе. Ср. в Сб. 1886:
…То пусть служебного тот поприща бежит
Далеко от его однообразной муки.
Пусть наслаждением высоким дорожит
На поприще другом — искусства иль науки!
Последние слова Чиновника в Сб. 1886: «Я даром жил! я даром жил!» В эпилоге, во второй реплике Молодого чиновника, в Сб. 1886: «послужил отечеству» вм. «послужил царю и отечеству». Последние слова поэмы в Сб. 1886 (голос из толпы): «…верно, был такой же мошенник!.. Впрочем, бывают всякие…»
Возможно, что наряду с разночтениями, опирающимися на имеющиеся списки, в тексте Сб. 1886 имеются поправки издательницы — А. Ф. Аксаковой. Другие варианты и дополнения имеются в некоторых других автографах и списках ПД, а также в книге «Русская потаенная литература». Приводим все случаи, имеющие принципиальное значение. В одном лишь случае дается эпиграф:
Die Menschheit wechselt zwischen Lust und Weinen
Und mit dem Ernstè gattet sich der Scherz!1
1 В жизни человеческой чередуются радость с горестью и шутливое сочетается с серьезным! (нем.) — Ред.
Реплика Другого секретаря («Период второй») имеет вариант:
Э, братец! мелешь вздор!
Закон под всё подходит,
Ты знаешь с давних пор!
После второй реплики Столоначальника-старика иногда встречается следующее добавление:
«В это время в другом углу слышен голос другого столоначальника, диктующего писцам:
— Пишите: показания крестьянской девки Матрены Невареной: у исповеди и святого причастия бывает ежегодно, имеет незаконнорожденного сына, прижитого от неизвестного мужчины в поле…». В «Русской потаенной литературе» перед эпилогом даны слова Таинственного голоса:
Мир тебе! не путь избранный
Был твой истинный удел,
И талант, от бога данный,
Ты направить не умел!
В эпилоге, после слов Молодого чиновника: «придут, бывало, просители, оборванные, грязные, нищие» встречается (после двоеточия): «у кого сына в Сибирь шлют, другого от детей отлучают, третьего судья ограбил…».
Написанная в 1843 г. в Москве, «Жизнь чиновника» скоро получила широкое распространение в списках и за пределами города, где А. начинал свою служебную деятельность (об этом см. П., т. 1, стр. 136—137, 288). Сам А. очень неохотно знакомил желающих с текстом "мистерии* (о его отношении к ней см. еще там же, стр. 157, 276).
Служить? иль не служить? да, вот вопрос! — Шутливое подражание началу знаменитого монолога Гамлета «Быть или не быть? Вот в чем вопрос!» (д. III, сцена 1) в переводе Н. А. Полевого. Будешь ты Действительный, будешь ты и Тайный! — русские гражданские чины четвертого (действительный статский советник) и третьего (тайный советник) классов, соответствующие генерал-майору и генерал-лейтенанту. Зеленый вицмундир — форменный фрак чиновников судебного ведомства. Сатурном убеленный. Сатурн — древнеримский бог, соответствующий древнегреческому Кроносу. В позднейшие времена возникло представление о С. как о боге времени, вследствие созвучия имени Кроноса с греч. Хронос (время). К превосходительным чинам Стремятся Бруты, Александры!.. Превосходительные чины («ваше превосходительство») — высшие гражданские чины, начиная с действительного статского советника, соответствующие генеральским. Брут — древнеримский политический деятель, один из борцов за республику, участник заговора против Юлия Цезаря и убийства его. Александр — Александр Македонский. Услышь пророчество Кассандры! Кассандра — легендарная троянская царевна, дочь Приама и Гекабы. Влюбленный в К. Аполлон наделил ее пророческим даром, но, отвергнутый К., сделал так, что ее пророчествам, несмотря на их справедливость, никто не верил. Горе мне! какие звуки! и т. д. — реминисценция из «Орлеанской девы» Шиллера в переводе В. А. Жуковского:
Горе мне! какие звуки!
Пламень душу всю проник,
Милый слышится мне голос,
Милый видится мне лик.
(д. IV, явл. 1. Слова Иоанны). «Роберт-Дьявол» — опера Мейербера, впервые поставленная на сцене в Париже в 1831 г. Опомнясь (обл.) — недавно, несколько лет тому назад. Роется в X томе. Ссылка на 14-й пункт X тома «Свода законов» произвольная. В действительности этот пункт касается разрешения на брак удельным крестьянкам. По высочайшим повелениям Печатный шлете вы указ! К этим строкам в списке ПД из онегинского собрания есть примечание А.: «Был ордер министра, чтоб по высочайшим повелениям не отправлялись указы, писанные на печатных бланках, так как форма уже известна, ибо „такие указы не столь уважаются“. А подобных указов приходится в месяц отправлять до 200 и больше». Анны крест тебе на шею — орден св. Анны 2-й степени. Станислав через плечо — орден св. Станислава 1-й степени. Ляжет Аннинская лента широко тебе на грудь — орден св. Анны 1-й степени. Будь Фемиды обороной И получишь знак иной: С императорской короной, С осьмигранною звездой. Фемида — в древнегреческой мифологии богиня правосудия. Знак иной — орден св. Андрея Первозванного, высший орден Российской империи. Вот красная тебе. Красная — десятирублевая ассигнация.