Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть пятая (Скотт)/ДО

Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть пятая
авторъ Вальтер Скотт, пер. С. де Шаплета

Оригинал: англ. The Life of Napoleon Buonaparte, опубл.: 1827. — Перевод опубл.: 1832. Источникъ: az.lib.ru • Глава I—Глава VIII.

ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТЕ
ИМПЕРАТОРА ФРАНЦУЗОВЪ.

Сочиненіе Сира Вальтеръ-Скотта. Перевелъ съ Англійскаго С. де Шаплетъ. ЧАСТЬ ПЯТАЯ. САНКТПЕТЕРБУРГЪ. Въ Типографіи Александра Смирдина.

1832.

Печатать позволяется,

съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи представлены, были въ Цензурный Комитетъ три экземпляра.

С. Петербургъ, 29 Ноября, 1831 года.

Цензоръ В. Семеновъ.

ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТЕ.

ГЛАВА I.

Различныя понятія Англійскаго Министерства и Перваго Консула на счетъ исполненія Аміейскаго трактата. — Обманутый кликами Лондонской черни, Наполеонъ ошибочно заключаетъ о настоящихъ чувствахъ Англійскаго народа. — Онъ продолжаетъ посягать на независимость Европы. — Поступки его со Швейцаріею. Онъ безъ всякаго приглашенія вмѣшивается въ политическія дѣла ея. Необычайное воззваніе его къ Швейцарцамъ. Ней вступаетъ въ Швейцарію съ сорока тысячною арміею. — Патріотъ Редингъ распускаетъ свои войска, и заключенъ въ темницу. — Швейцарія принуждена дать Франціи шестнадцати-тысячную вспомогательную армію. — Первый Консулъ принимаетъ титулъ Великаго Посредника Гельветической Республики.

Взоры Европы были теперь устремлены на Бонапарте, какъ на владыку судьбы образованнаго свѣта, которому онъ могъ по своему произволу даровать всеобщій миръ или вновь погрузить его во всѣ бѣдствія ужасной войны. Высокія качества Наполеона подавали надежду, что онъ употребитъ ихъ къ своей собственной чести и ко благу народовъ, надъ которыми онъ пріобрѣлъ такую безпредѣльную власть. Что же касается до пятенъ его характера, то они затмѣвались блескомъ побѣдъ его, или были извиняемы затруднительностью его положенія. Убійство въ Яффѣ было мало извѣстно; оно произошло въ отдаленномъ краю, и могло почитаться дѣломъ военной строгости, которое отчасти извинялось обстоятельствами.

И такъ думали, что Наполеонъ, пресытясь побѣдами, въ которыхъ никто еще его не превзошелъ, обратитъ вниманіе на мирныя искуства, могущія доставить ему, хотя не столь шумную, но не менѣе почетную славу. Миръ царствовалъ вокругъ его, и продолженія онаго ему стоило только пожелать; самое время благопріятствовало тому, чтобы опочить отъ трудовъ. Но Наполеонъ готовился уже доказать, что отъ Пирра и до нашихъ временъ, честолюбіе всегда болѣе плѣнялось опасностями и тревогою войны, чѣмъ счастливымъ окончаніемъ оной. Необъятная власть, которою Бонапарте уже пользовался, казалось, тѣмъ только имѣла цѣну въ глазахъ его, что она могла доставить ему средства къ пріобрѣтенію еще большей, и подобно горячему, отчаянному игроку, онъ не переставалъ удвоивать свою ставку до тѣхъ поръ, пока Фортуна, столь долго ему благопріятствовавшая, наконецъ возстала противъ него и вовлекла его въ совершенную погибель. Его главнымъ, господствующимъ недостаткомъ было честолюбіе; мы бы назвали его единственнымъ, если бъ честолюбіе, когда оно основано на эгоизмѣ, не заключало въ себѣ столь много другихъ пороковъ.

Кажется, будетъ здѣсь кстати, продолжая нашу исторію, изобразишь сперва событія, которыя обманули всеобщія ожиданія Европы, и послѣ ненадежнаго, кратковременнаго перемирія, продолжавшагося не много болѣе года, возобновили ужасы воины. Послѣ чего мы опять возвратимся ко внутренней исторіи Франціи и ея владыки.

Хотя двѣ договаривающіяся Державы и согласились въ главныхъ статьяхъ Аміенскаго трактата, но онѣ чрезвычайно какъ различествовали въ понятіяхъ своихъ на счетъ свойствъ всеобщаго мира и отношеній, учреждаемыхъ онымъ между двумя независимыми государствами. Англійскій Министръ, человѣкъ отличный по своимъ достоинствамъ и честности, нимало не сомнѣвался въ томъ, что миръ произведетъ свои обыкновенныя послѣдствія, возстановивъ дружескую связь между Франціею и Англіею; я что въ дѣлахъ ихъ общихъ союзниковъ и въ положеніи всѣхъ Европейскихъ правительствъ, послѣдняя Держава, вложивъ мечъ свой въ ножны, сохранила право дружескихъ совѣтовъ и возраженій. Но Г. Аддингтонъ не долженъ былъ надѣяться возстановить равновѣсіе Европы, за которое уже такъ много было пролито крови въ осьмнадцатомъ столѣтіи. Стрѣлка и чаши вѣсовъ были разбиты въ дребезги, и Бонапарте попиралъ ихъ ногами. Но Британія не была еще предъ нимъ повержена. Она продолжала держать въ рукѣ своей Нептуновъ трезубецъ, и никакою неудачею въ послѣдней борьбѣ не была принуждена отказаться отъ права возставать противъ насильства и несправедливости и покровительствовать слабымъ, сколько дозволятъ обстоятельства.

Но понятіи Наполеона объ исполненіи Аміенскаго трактата были совсѣмъ иныя. Договоръ сей, по его мнѣнію, заключалъ въ себѣ все, чего Великобританія могла ожидать для себя и для своихъ союзниковъ, и согласіе на оный лишало ее правъ на всякое дальнѣйшее посредство въ дѣлахъ Европы. Онъ считалъ его обязательствомъ, заключающимъ права того, кому оно было предписано въ опредѣленныхъ границахъ, за которыя онъ не смѣлъ уже ни въ какомъ случаѣ преступать. Посему вся Европа долженствовала находишься въ распоряженіяхъ Франціи; государства могли быть созидаемы, уничтожаемы и преобразуемы по ея произволу, если только Англія не помѣстила въ Аміенскомъ трактатѣ статьи, воспрещающей сіи мѣры. «Англія» говорилъ Монитпаръ учительскимъ слогомъ: «будетъ имѣть Аміенскій трактатъ, цѣлый Аніенскій трактатъ, и ничего больше, какъ Аміенскій трактатъ!» Такимъ образомъ трактатъ сей, относительно Англіи, долженствовалъ рѣшать, и притомъ въ пользу Франціи, всѣ споры, могущіе въ послѣдствіи времени возникнуть между сими двумя землями; тогда, какъ по всѣмъ законамъ справедливости и здраваго смысла, онъ могъ считаться только средствомъ къ прекращенію между двумя сторонами вражды, существовавшей до заключенія мира.

Отдѣльное положеніе Англіи на острову было нелѣпо выставлено причиною, по которой ей не слѣдовало Рѣшаться въ политику твердой земли; какъ будто взаимныя отношенія между государствами не тѣ же самыя, если они раздѣлены моремъ или цѣпью горъ. Именно но этому-то отдѣльному положенію, одинъ изъ нашихъ поэтовъ, столь же краснорѣчиво, какъ и основательно, присвоилъ Англіи право посредства, какъ менѣе подверженной переворотамъ, происходящихъ на твердой землѣ войнъ и болѣе безпристрастной въ разборѣ притязаній, для нея постороннихъ. Франція же, опираясь на слова Виргилія, который сказалъ, что Британцы отдѣльный отъ прочихъ народъ, выкинула Англію изъ Европейскаго свѣта, и отказала ей въ правѣ принимать участіе въ самыхъ важнѣйшихъ дѣлахъ онаго.

Такому униженію Британія не могла покориться. Принимаемый въ этомъ смыслѣ Аміенскій трактатъ уподоблялся договору Циклопа съ Улиссомъ, который по оному долженствовалъ быть пожранъ послѣднимъ. Если бъ Британія осталась съ окованными руками безмолвною, равнодушною зрительницею порабощенія Фракціею твердой земли, то какой же иной участи ей слѣдовало ожидать наконецъ для самой себя? Мы ниже опишемъ распри, возникшія относительно исполненія сего трактата. Можетъ быть, что въ этомъ какъ нибудь бы и сошлись, если бъ самовольный толкъ, который Первый Консулъ давалъ сему договору, не былъ совершенно не совмѣстенъ съ честью, благосостояніемъ и независимостью Великобританія.

Весьма вѣроятнымъ кажется, что сильная радость, обнаруженная Лондонскою чернью при заключеніи предварительныхъ мирныхъ условій, почести, оказанныя ею Лористону, котораго она везла на себѣ карету и восклицанія оной: "Да здравствуетъ Бонапарте! « внушили повелителю Франціи ложную мысль, что миръ для Англіи необходимъ; ибо, ошибаясь, подобно другимъ чужестранцамъ, на счетъ свойствъ нашего народнаго правленія, Бонапарте могъ принять восклицанія Лондонской черни за гласъ Британскаго народа. Министры также по видимому удерживались въ Парламентѣ, только съ тѣмъ условіемъ, чтобы заключить и сохранишь миръ; и Бонапарте могъ приписать безсилію то, что было у нихъ духомъ искренности и уступчивости. Если бъ имъ не владѣло такое впечатлѣніе, то онъ вѣроятно отложилъ бы до окончательнаго заключенія Аміенскаго мира, исполинскій шагъ къ распространенію своей власти, который онъ, не колеблясь, сдѣлалъ по подписаніи предварительныхъ условій я въ продолженіе самыхъ переговоровъ.

Въ предъидущей части мы сказали, что Наполеонъ принялъ званіе Президента Цизальпинской Республики, которую онъ теперь наименовалъ Италіянского, какъ будто ей въ послѣдствіи предназначалось заключить въ себѣ весь полуостровъ Италію. Тайнымъ договоромъ съ Португалліею, онъ пріобрѣлъ все, принадлежавшее сей державѣ въ области Гвіанѣ. По другому условію, заключенному съ Испаніей», онъ захватилъ себѣ ея часть Луизіаны, и, что могло имѣть худшія послѣдствія — Герцогство Парму и островъ Ельбу, важную приморскую гавань.

На Германскомъ Сеймѣ, собравшемся для того, чтобы назначить вознагражденія разнымъ Имперскимъ Принцамъ, которые лишились земель чрезъ послѣднія событія и въ особенности чрезъ Люневильскій трактатъ, вліяніе Франціи такъ было велико, что оно угрожало совершеннымъ разрушеніемъ этому древнему союзу. Можно здѣсь вообще замѣтить, что города, земли и области переходили изъ рукъ въ руки, подобно картамъ на игорномъ столѣ; и Европейскія Державы вторично увидѣли предосудительную передачу земель отъ одного правительства къ другому, не взирая ни на желаніе. жителей, ни на обычаи ихъ, ни на привычки, какъ будто бы дѣло шло о скотахъ. Пагубная передача сія произвела великія бѣдствія: она прервала всѣ узы любви между владѣльцами и подданными, и истребила преданность послѣднихъ къ первымъ, оставя только союзъ, наложенный силою и принятый по необходимости.

При этомъ переводѣ земель и правительствъ, Король Прусскій получилъ удовлетворительное вознагражденіе за Герцогство Клевское и другія, уступленныя Франціи области, лежащія на лѣвомъ берегу Рейна. Нейтралитетъ сего Государя принесъ Франціи наивеличайшую пользу въ продолженіе послѣднихъ кровопролитныхъ войнъ, я слѣдовало его за оный наградить. Мелкіе Имперскіе владѣльцы, особенно областей, лежащихъ по правому берегу Рейна, добровольно отдавшіеся подъ покровительство Франціи, также были щедро надѣлены прибавкою земель; между тѣмъ, какъ Австрія, которой упорное сопротивленіе очень помнили, за ея домогательства власти и независимости получила вознагражденія, столь же ограниченныя, сколько дарованныя друзьямъ Франціи были обширны.

Эти различныя выгоды, это приращеніе власти и вліянія, были доставлены Франціи большею частью чрезъ дипломатическое искуство при веденіи переговоровъ. Но вскорѣ послѣ подписанія Аміенскаго трактата, Бонапарте показалъ свѣту, что тамъ, гдѣ дипломатическіе происки недостаточны, мечъ его всегда готовъ поддерживать и распространять его посягательства. Нападеніе Директоріи на Швейцарскіе Кантоны всегда считалось явнымъ и грубымъ нарушеніемъ народныхъ правъ, какимъ признавалъ его и самъ Бонапарте. Онъ однако жъ удержалъ за собою Швейцарію, продолжая занимать ее Французскими войсками; и народъ сей, хотя негодующій за разрушеніе его древней славы и свободы, не могъ противопоставить никакого отпора иначе, какъ цѣною своего совершеннаго уничтоженія.

Одиннадцатая статья Люневильскаго трактата, казалось, подавала Швейцарцамъ надежду избавиться отъ сего рабства; но это было лишь на словахъ. Объявили, что трактатъ касается только Башавской, Гельветической, Цизальпинской и Лигурійской Республикъ. "Договаривающіяся Державы обеспечиваютъ независимость упомянутыхъ Республикъ, « сказано въ трактатѣ: „и право народамъ, оныя составляющимъ, учредить у себя такой образъ правленія, какой они пожелаютъ.“ Мы уже видѣли, какія выгоды Цизальпинская Республика получила отъ сего объявленія независимости; со Швейцаріею поступлено еще гораздо ужаснѣе.

Швейцарскіе Кантоны различествовали въ политическихъ мнѣніяхъ на счетъ образа правленія, которое они предполагали у себя учредишь, и о семъ торжественно было разсуждаемо на Сеймѣ, созванномъ въ Бернѣ. Большинство голосовъ клонилось къ Конституціи, основанной на правилахъ прежняго ихъ Союзнаго Правленія, въ слѣдствіе чего былъ составленъ и одобренъ планъ такой Конституціи. Алоизу Редингу, мужу, знаменитому по своей мудрости, храбрости и любви къ отечеству, было поручено исполненіе онаго. Онъ увидѣлъ необходимость исходатайствовать утвержденіе Франціи, дабы соотечественники его могли безпрепятственно пользоваться избранною ими Конституціею, и самъ отправился въ Парижъ, чтобы испросишь на оную согласіе Наполеона. Сіе согласіе было дано съ условіемъ, чтобы Швейцарское правительство допустило къ своимъ засѣданіямъ шесть членовъ противной стороны, которые, будучи поддерживаемы Франціей), требовали Конституціи по образцу, утвержденной для Французской Республики.

Члены сіи, допущенные къ совѣщаніямъ по волѣ Перваго Консула, кончили вѣроломствомъ, которое вѣроятно Бонапарте предвидѣлъ. Воспользовавшись распущеніемъ Сейма по случаю праздника Пасхи, Французская партія сдѣлала свое собраніе, въ которомъ прочіе члены не находились, и составила другую Конституцію, совершенно ниспровергающую всѣ уложенія, подъ котроыми Швейцарцы такъ долго жили въ свободѣ, счастіи и славѣ. Бонапарте поздравилъ ихъ съ такимъ мудрымъ выборомъ. Оный конечно долженствовалъ заслужить его одобреніе, ибо сіе ниспроверженіе всѣхъ прежнихъ народныхъ постановленій давало ему возможность ввести въ новую систему сообразныя съ его политикою перемѣны; и притомъ новое правленіе ввѣрялось людямъ, которые, будучи обязаны Первому Консулу за свое возвышеніе, долженствовали покорствовать его волѣ. И такъ поздравя ихъ съ избраніемъ новой, свободной и независимой Конституціи, онъ объявилъ, что выведетъ войска свои во Францію, что и дѣйствительно исполнилъ. Сей, по видимому благородный поступокъ возбудилъ въ Швейцарцахъ великую благодарность, отъ которой они бы повоздержались если бъ знали, что Бонапарте при семъ руководствовался болѣе политикою, чѣмъ великодушіемъ. Во-первыхъ, ему слѣдовало, хоть по наружности, показать видъ, что онъ оставляетъ Швейцарцамъ ихъ свободу; а во-вторыхъ, онъ былъ увѣрень, что въ странѣ сей скоро произойдутъ событія, которыя доставятъ ему благовидный предлогъ опять вступить въ нее вооруженною рукою.

Аристократическіе Кантоны древняго Швейцарскаго Союза были довольны Конституціею, составленною единомышленниками Французовъ для страны ихъ, но не то говорили демократическіе или малые Кантоны, которые объявили, что, скорѣе чѣмъ согласятся на оную, они отдѣлятся отъ общаго союза, вновь учрежденнаго Французами, и составятъ съ прежними своими законами отдѣльный союзъ. Въ семъ числѣ находились Кантоны Швейцъ, Ури и Ултервальденъ, лѣсныя и гористыя страны, которыхъ жители менѣе измѣнились въ простыхъ и мужественныхъ нравахъ своихъ предковъ. Тотчасъ запылала междоусобная брань, въ продолженіе которой обнаружилось, что въ народномъ духѣ, равно какъ и въ любви къ отечеству, учрежденное Французами правительство Гельвеціи совершенно уступало этимъ храбрымъ обитателямъ лѣсовъ.

Главнымъ ихъ вождемъ былъ мужественный Редингъ, который усиливался, но тщетно, освободить свое несчастное отечество. Незаконное правительство было изгнано изъ Берна; войска его повсюду опрокинуты, и ополчившіеся союзники были вездѣ принимаемы съ изъявленіемъ величайшей радости своими соотечественниками, изъ коихъ почти никто не держалъ сторону хищниковъ власти, кромѣ малаго числа тѣхъ, которыхъ привязывала къ нимъ выгода.

Но между тѣмъ, какъ Редингъ и Швейцарскіе патріоты радовались возставленію своей древней Конституціи со всѣми ея правами и преимуществами, могущественная длань простиралась уже надъ ними, дабы подавить ихъ благородныя усилія.

Роковая вѣсть о томъ, что Франція самовольно вмѣшивается въ это дѣло, дотла чрезъ Наполеонова адъютанта, Раппа, который неожиданно прибылъ съ письмомъ къ осьмнадцати Швейцарскимъ Кантонамъ. Сіе воззваніе было самаго необычайнаго рода. Бонапарте укорялъ Швейцарцевъ за трехъ-годовое междоусобіе, забывъ, что сіе междоусобіе не произошло бы, если бъ Французы не вторглись въ страну ихъ. Онъ говорилъ, что едва только Франція согласилась вывести отъ нихъ свои войска, какъ они тотчасъ подняли другъ противъ друга оружіе. Такія рѣчи отъ одного независимаго правительства другому сами по себѣ довольно странны. Но то, что слѣдуетъ, еще гораздо страннѣе. „Вы были въ ссорѣ три года, не понимая другъ друга; если дать вамъ волю, то вы еще три года безъ всякой пользы будете рѣзаться. Исторія ваша доказываетъ, что ваши междоусобныя распри никогда не оканчивались безъ дѣятельнаго посредства Франціи. Правда, что я положилъ себѣ не вмѣшиваться больше въ ваши дѣла; ибо различныя ваши правительства безпрестанно просили у меня совѣтовъ, съ тѣмъ, чтобы имъ не слѣдовать, а иногда употребляли во зло даже имя мое сообразно со своими выгодами или страстями. Но я не могу, я не долженъ оставаться нечувствительнымъ къ бѣдствію, васъ угнетающему; отмѣняю мое предположеніе, и возьмусь разобрать ваши ссоры; но я не стану шутить моимъ посредствомъ, которое должно быть прилично великимъ народамъ, отъ имени которыхъ я къ вамъ взываю.“

Этотъ оскорбительный слогъ, которымъ безъ всякаго приглашенія, и какъ будто еще оказывая милость, Первый Консулъ присвоивалъ себѣ самовластную управу надъ вольнымъ, независимымъ народомъ, столь же замѣчателенъ и въ концѣ манифеста. Онымъ повелѣвается послать въ Парижъ уполномоченныхъ для совѣщанія съ Первымъ Консуломъ, который въ заключеніе говорилъ: „Я имѣю право надѣяться, что никакой городъ, присутственное мѣсто или сословіе не предпримутъ ничего противнаго мѣрамъ, мною предназначаемымъ.“ Для подкрѣпленія этикъ доводовъ, которые послѣдній школьникъ могъ бы опровергнуть, Ней съ сорока-тысячною арміею вступилъ съ разныхъ сторонъ въ Швейцарію.

Видя невозможность противостать такимъ силамъ, Алоизъ Редингъ и его храбрые сподвижники принуждены были распустить свои войска послѣ трогательнаго къ нимъ воззванія. Швейцарскій Сеймъ также разошелся, объявивъ, что онъ дѣлаетъ сіе въ слѣдствіе присвоенной себѣ чужестранными войсками управа вы, которой бѣдственное положеніе земли ихъ не позволяло противишься.

И такъ Швейцарія еще разъ была занята Французскими солдатами. Патріоты, отличившіеся защитою правъ своихъ, были отысканы и заключены въ темницы. Алоиза Рединга уговаривали скрыться, но онъ не захотѣлъ сего» сдѣлать; и на упреки Французскаго офицера, пришедшаго взять его подъ стражу, что онъ начальствовалъ бунтомъ, — онъ съ благородствомъ отвѣтствовалъ: «Я повиновался гласу моей совѣсти и моего отечества; вы исполняйте приказанія вашего повелителя.» Его посадили въ Аарсбургскій замокъ.

Сопротивленіе сихъ достойныхъ сыновъ отечества, ихъ твердость, благородство и мужество, простыя и трогательныя ихъ жалобы на притѣсненія сильнаго врага, хотя и не доставили той пользы, которой они надѣялись для страны ихъ, но не были потеряны для свѣта и для дѣла свободы. Жалобы сіи были читаны въ уединеннѣйшихъ долинахъ, и возбудили негодованіе противъ насильствъ Франціи въ тѣхъ людяхъ, которые до сихъ поръ удивлялись побѣдамъ Республики. При другихъ вторженіяхъ, можно было сослаться на опасность бунта, на законы войны и на необходимость; но занятіе войсками Швейцаріи столько же было не заслужено, сколько несправедливо и предосудительно. Имена Кантоновъ, съ которыми соединялось такъ много воспоминаній о прежнемъ благородствѣ духа, мужествѣ, простотѣ и независимости, еще болѣе усиливали участіе, возбужденное бѣдствіями страны сей; и никакое общественное дѣло не повредило столько Наполеону въ глазахъ Европы, какъ поступокъ его со Швейцаріею.

Благородный отпоръ Швейцарцевъ, слава ихъ храбрости и опасеніе, чтобы не довести ихъ до отчаянія, подѣйствовали даже на самого Перваго Консула; и при окончательномъ распоряженіи, которымъ онъ избавлялъ ихъ отъ труда составлять себѣ Конституцію, онъ дозволилъ имъ Союзное Правленіе. Дополнительнымъ договоромъ Кантоны обязывались не пропускать чрезъ свои владѣнія войскъ, воюющихъ съ Фракціею Державъ и на сей предметъ долженствовали имѣть нѣсколько тысячъ солдатъ. Сверхъ того Швейцарія давала Франціи шестнадцати-тысячную вспомогательную армію, содержимую отъ Французскаго правительства. Но твердость, обнаруженная сими обитателями горъ, спасла ихъ отъ поголовнаго набора, дѣлаемаго во всѣхъ земляхъ, подпавшихъ владычеству Франціи.

Не смотря на эти смягченія, очевидно было, что человѣкъ, самовольно присвоившій себѣ званіе Посредника въ дѣлахъ Швейцаріи, дѣйствительно царствовалъ надъ нею, подобно какъ во Франціи и въ Сѣверной Италіи; не никто не посмѣлъ возражать противъ этого страшнаго приращенія власти. Одна только Англія, принимая въ этомъ дѣлѣ участіе, послала уполномоченнаго (Г. Мура) къ Швейцарскому Сейму освѣдомиться, какими средствами она можетъ оказать Швейцарцамъ помощь для отысканія ихъ независимости; но еще прежде прибытія его туда, движеніе Нея сдѣлало всякое дальнѣйшее сопротивленіе невозможнымъ. Сдѣланный Англіею Французскому правительству запросъ на счетъ утѣсненія безъ всякихъ причинъ свободы независимаго народа, остался безъ отвѣта, кромѣ помѣченнаго въ Монитёрѣ отзыва, гдѣ желаніе Британіи войти въ посредство дѣлъ твердой земли, было осмѣяно. Съ сего времени Наполеонъ принялъ и продолжалъ носить титулъ Великаго Посредника Гельветической Республики, безъ сомнѣнія въ доказательство присвоеннаго имъ себѣ права, мѣшаться въ дѣла ея всякой разъ, какъ ему заблагоразсудится.

ГЛАВА II.

Возрастающія неудовольствія между Франціею и Англіею. — Новыя посягательства и обиды со стороны первой. — Необычайныя наставленія, данныя Первымъ Консуломъ его коммерческимъ агентамъ въ Британскихъ портахъ. — Англійское Правительство объявляетъ, что липа, которыя явятся въ семъ званіи, будутъ высланы. — Брань въ журналахъ Англійскихъ и Французскихъ. — Знаменитое повременное изданіе роялиста Пельтіе: L’Ambigu (Двусмысленный). — Бонапарте отвѣтствуетъ въ Монитерѣ.-- Требованія, сдѣланныя чрезъ Г. Отто. — Отвѣтъ на оныя Лорда Гакесбіори. — Пельтіе позванъ къ суду за Сатиру на Перваго Консула — обвиненъ; — но приговоръ не исполненъ. — Негодованіе Наполеона увеличивается. — Сильные споры на счетъ Аміенскаго трактата. — Мальта. — Оскорбительное донесеніе Генерала Севастіани. — Принятыя въ слѣдствіе онаго Британскимъ Правительствомъ мѣры. — Свиданія Бонапарте съ Лордомъ Витвортомъ. — Предложеніе Короля Парламенту объ усиленіи войскъ. — Ссора Наполеона съ Лордомъ Витвортомъ на придворномъ съѣздѣ. — Негодованіе Англіи по сему случаю. Новые споры о Мальтѣ. — Причины, заставившія Бонапарте желать прекращенія переговоровъ. — Англія объявляетъ Франціи войну 18-го Мая 1803 года.

Этотъ шагъ ко всесвѣтному владычеству, сдѣланный Наполеономъ въ то самое время, когда мирныя условія, предварительно постановленныя и потомъ утвержденныя Аміенскимъ трактатомъ, долженствовали быть окончательно исполнены, возбудилъ справедливыя опасенія Англіи. Она не привыкла слиткомъ полагаться на искренность Франціи; а свойства настоящаго ея повелителя, столь честолюбиваго, столь отважнаго и счастливаго въ своихъ предпріятіяхъ, не могли внушить ей большей противъ прежняго довѣрчивости. Съ другой стороны, Бонапарте, кажется, считалъ личною себѣ обидою питаемую Англіею недовѣрчивость; и вмѣсто того, чтобы уничтожить оную, какъ того требовала политика;, уступчивостью и миролюбивыми мѣрами, онъ хотѣлъ обуздать ее, и даже наказать ее за оную такими средствами, которыя обнаруживали его досаду и раздражительность. Съ этой поры прекратилось всякое дружелюбіе въ сношеніяхъ между сими двумя Державами, и онѣ начали искать въ обоюдныхъ поступкахъ поводовъ къ неудовольствіямъ, скорѣе, чѣмъ средствъ къ устраненію оныхъ.

Англичане имѣли многія причины къ жалобамъ противъ Франціи, кромѣ безпрестаннаго посягательства оной на свободу Европы. Во времена буйнаго владычества якобинцевъ былъ изданъ законъ, дозволяющій брать въ добычу всякое судно ниже ста тонновъ, нагруженное Англійскими товарами и встрѣченное менѣе, чѣмъ въ четырехъ миляхъ отъ береговъ Франціи. Бонапарте заблагоразсудилъ, при саномъ заключеніи мира, воспользоваться исполненіемъ сего, столь непріязненнаго закона, изданнаго во время войны, веденной съ безпримѣрнымъ ожесточеніемъ. Многіе Англійскіе корабли были взяты; капитаны ихъ лишены свободы, грузъ отобранъ, и во всякомъ удовлетвореніи отказано. Нѣкоторые изъ сихъ кораблей были прибиты бурею къ берегамъ Франціи; но даже и эта крайность не послужила имъ исключеніемъ. Случилось, что Англійское судно пришло съ балластомъ въ Шарантъ для того, чтобы взять грузъ водки. Весьма естественно, что посуда, ножи и вилки, употребляемые капитаномъ, были Англійскихъ Фабрикъ, и сіе сочлось достаточнымъ для того, чтобы захватить корабль. Самыя убѣдительныя представленія не уменьшали сихъ насильствъ; и по всему казалось, что Франція дѣйствуетъ по системѣ притѣсненіи и обидъ, часто предшествующей войнѣ, но очень рѣдко употребляемой при заключеніи мира. Поступки Франціи казались тѣмъ болѣе несправедливыми, что всѣ преграды ея торговлѣ, наложенныя въ продолженіе войны, были сняты Великобританісю тотчасъ по утвержденіи мира. Равнымъ образомъ, статья Аміенскаго трактата, освобождающая отъ всякаго секвестра, наложеннаго на собственность Французовъ и Англичанъ въ земляхъ двухъ воевавшихъ державъ, была немедленно пополнена Британіею, по отсрочена и не уважена Фракціею.

Такія притѣснительныя и обидныя мѣры показывали мало уваженія къ Англійскому Правительству, и никакого желанія пріобрѣсть его дружбу. Можетъ быть, Первый Консулъ употреблялъ оныя въ надеждѣ припудить Британію къ сдѣланію нѣкоторыхъ уступокъ, для полученія зато коммерческаго трактата, котораго выгоды, по мнѣнію его объ Англійскомъ народѣ, достаточны были, дабы заставить его забыть унизительныя стѣсненія, отъ коихъ торговля его чрезъ оный бы избавилась. Если таковы были его политическія заключенія, то онъ очень мало зналъ свойства народа, о которомъ онъ ихъ дѣлалъ. Только лѣнивый волъ требуетъ побужденія. Но наиболѣе оскорбило Британію и возбудило ея опасенія то, что Бонапарте, отнимая у Англійской торговли ея преимущества, не смотря на то, хотѣлъ учредишь во всѣхъ портахъ Англіи коммерческихъ агентовъ, которыхъ явная обязанность состояла въ наблюденіи за торговлею, мало поощряемою Первымъ Консуломъ, но которыхъ настоящее назначеніе очень походило на должность уполномоченныхъ и покровительствуемыхъ Правительствомъ шпіоновъ. Чиновники сіи, сообразно съ данными имъ наставленіями, должны были, не только собирать всѣ возможныя на счетъ торговли свѣдѣнія, но составлять планы портовъ каждой области, съ означеніемъ, какъ оные глубоки, при какихъ вѣтрахъ удобнѣе въ нихъ входить и оттуда выходишь, и въ какое время прилива могли входить въ оные большіе корабли. Опасенія, возбужденныя учрежденіемъ сихъ агентовъ, увеличились, когда узнали, что въ эти должности назначены военные и Инженеры.

Эти вновь учрежденные Консулы прибыли въ Англію, но не успѣли еще они вступить въ исправленіе своей должности, какъ Британское Правительство, освѣдомись о свойствѣ ихъ назначенія, объявило, что всякому, кто явится въ этомъ званіи въ какомъ либо портѣ Англіи, тотчасъ будетъ приказано изъ оной выѣхать. Скрытность, съ которою агентамъ симъ предписывалось вести себя, такъ была велика, что одного изъ нихъ, по имени Фовеле, назначеннаго въ должность коммерческаго агента въ Дублинѣ, и прибывшаго туда прежде, чѣмъ настоящая цѣль его званія сдѣлалась извѣстною, никакъ не могли отыскать нѣкоторые люди, желавшіе сдѣлать подъ присягою объявленіе въ присутствіи Французскаго Консула. Не должно удивляться, что Великобританія возъимѣла самыя сильныя подозрѣнія на счетъ дальнѣйшихъ замысловъ своихъ прежнихъ непріятелей, когда очевидно было, что они стараются воспользоваться первыми минутами возстановленія мира для того, чтобы пріобрѣсти скрытными и весьма подозрительными средствами свѣдѣнія, долженствующія принести значительную пользу Франціи и весьма опасныя для Англіи въ случаѣ возобновленія войны.

Между тѣмъ, какъ эти опасенія тревожили Англію, повременныя изданія, столь сильно дѣйствующія на общественное мнѣніе, и сами служащія отголоскомъ онаго, жестоко бранились. Личныя свойства Перваго Консула были въ нихъ строго осуждаемы) его сильно обвиняли за честолюбивые замыслы, и обнаруживали посягательства его на независимость Франціи, Италіи, а въ особенности Швейцаріи, исчисляя притомъ всѣ дѣлаемыя имъ торговлѣ и подданнымъ Англіи притѣсненія въ доказательство сильной, его ненависти къ единственной землѣ, имѣвшей волю и власть остановить его стремленіе ко всеобщему владычеству Европою.

Въ это время, въ Англіи находилось много Французскихъ роялистовъ, которые, не желая возвратиться во Францію или будучи исключены изъ общаго прощенія, считали Наполеона своимъ личнымъ врагомъ и главною препоною къ возстановленію Бурбоновъ, къ чему, если бъ только не онъ, то Французскій народъ показалъ бы болѣе расположенія, нежели въ какую бы то ни было эпоху съ начала Революціи. Сіи роялисты нашли ревностнаго защитника своего дѣла въ Г. Пельтіе, который, будучи самъ эмигрантомъ и усерднымъ роялистомъ, обладалъ тою живостью ума и быстротою сужденіи, которыя въ особенности нужны для повременныхъ изданій. Онъ возсталъ противъ демократовъ при началѣ Революціи въ сочиненіи своемъ: Дѣлнія Апостоловъ, въ которомъ такъ успѣшно осмѣялъ и обругалъ поступки, притязанія и правила тогдашнихъ владыкъ, что, по словамъ Бриссота, онъ одинъ больше повредилъ дѣлу Революціи, чѣмъ всѣ союзныя арміи вмѣстѣ. При настоящихъ обстоятельствахъ, онъ началъ издавать въ Лондонѣ еженедѣльный журналъ на Французскомъ языкѣ, подъ названіемъ: L’Ambigu (Двусмысленный). Въ заглавіи листа была виньетка, изображающая голову Наполеона на тѣлѣ Сфинкса. Въ слѣдствіе сдѣланнаго на сіе издателю замѣчанія, но выпускѣ двухъ или трехъ номеровъ, Сфинксъ явился безъ головы; но со всѣми консульскими символами, и продолжая симъ намекать, какъ на Египетъ, такъ и на двуличность Перваго Консула. Страницы сего журнала наполнялись жестокими выходками противъ Бонапарте и Французскаго Правительства; и какъ онъ весьма понравился по согласію духа онаго съ чувствами Англійскаго народа, то и нашелъ многочисленныхъ читателей.

Эти сатиры и ругательства, изрыгаемыя Англійскими и Англо-Французскими журналами, не могли не раздражить того, который былъ главнымъ оныхъ предметомъ. Въ Англіи мы такъ привыкли къ безпрестаннымъ нападкамъ повременныхъ изданій на самыхъ безвинныхъ и достойнѣйшихъ уваженія особъ, что мы бы пожалѣли о глупости того человѣка, который, не заслуживъ такой брани, обратилъ бы на нея болѣе вниманія, чѣмъ на лай собакъ, раздающійся при малѣйшемъ шумѣ. Но это равнодушіе пріобрѣтено нами, частью чрезъ привычку, а частью по увѣренности, что эти преходящія оскорбленія нисколько не дѣйствуютъ на общественное мнѣніе. Такого равнодушія нельзя ожидать отъ иностранцевъ, подобныхъ въ этомъ отношеніи конямъ, которые, будучи приведены первый разъ въ лѣсной край, приходятъ въ бѣшенство отъ ужаленія оводовъ, между тѣмъ, какъ тамошнія лошади, отъ привычки, почти къ оному нечувствительны.

Если это можно сказать обо всѣхъ вообще иностранцахъ, то легко себѣ представишь, что Наполеонъ Бонапарте, всегда строго наблюдавшій за цензурою и сдѣлавшійся еще болѣе взыскательнымъ и раздражительнымъ отъ пріобрѣтенныхъ имъ во всѣхъ отношеніяхъ успѣховъ, не могъ хладнокровно переносишь жестокихъ и безпрестанныхъ нападеній на его особу и Правительство, дѣлаемыхъ въ Англійскихъ журналахъ и въ Двусмысленномъ Пельтіе. Онъ всегда, какъ мы уже имѣли случай замѣтишь, считалъ весьма важнымъ вліяніе книгопечатанія, которое въ Парижѣ онъ взялъ подъ свой непосредственный надзоръ, и часто снисходилъ до того, что самъ исправлялъ и сочинялъ статьи для газетъ. Осаждаемый такимъ образомъ цѣлымъ отрядомъ Англійскихъ журналовъ, почти столь же многочисленныхъ, какъ ихъ морскія силы, онъ потерялъ всякое терпѣніе, и совершенно предался противъ Англіи тѣмъ непріязненнымъ чувствамъ, которыя по причинамъ, нами объясненнымъ, Британская публика питала уже противъ Франціи и ея повелителя.

Наполеонъ между тѣмъ старался отвѣчать въ томъ же смыслѣ; и въ Moнитёрѣ появлялись многія жестокія, бранныя статьи противъ Англіи. Отвѣты, возраженія и отпоры быстро перелетали взадъ и впередъ чрезъ капалъ, болѣе и болѣе воспламеняя вражду, которую двѣ страны сіи одна противъ другой питали. Но Наполеонъ имѣлъ на своей сторонѣ величайшую невыгоду тѣмъ, что онъ не могъ, подобно Англіи, сложить вину такой соблазнительной войны на свободу книгопечатанія; ибо всѣмъ было извѣстно, что Французскія повременныя изданія, состоя подъ строгимъ надзоромъ цензуры, не могли ничего печатать иначе, какъ съ предварительнымъ одобреніемъ Правительства. Въ слѣдствіе сего, всѣ выходки противъ Англіи во Французскихъ журналахъ были считаемы выраженіемъ личныхъ чувствъ Перваго Консула, который, уничтоживъ во Франціи свободу книгопечатанія, подвергъ самого себя отвѣтственности за всякую предосудительную вольность, Въ ономъ допускаемую.

Скоро обнаружилось, что Наполеону трудно остаться побѣдителемъ въ этой борьбѣ и поддержать литературную войну съ безъименными соперниками. Въ слѣдствіе сего онъ обратился къ Британскому Правительству, и послѣ нѣсколькихъ, довольно умѣренныхъ представленій, поручилъ своему уполномоченному, Г. Отто, изложить въ оффиціяльной нотѣ Слѣдующія причины неудовольствія: — Во-первыхъ: Постоянное оскорбленіе особы Перваго Консула, и препятствія государственнымъ его мѣрамъ посредствомъ книгопечатанія. Во-вторыхъ: дозволеніе нѣкоторымъ изъ Принцевъ Бурбонскаго Дома и ихъ приверженцамъ проживать въ Англіи, съ тою цѣлью, (какъ было сказано), чтобы составлять и поощрять замыслы противъ жизни и правленія Перваго Консула. Почему онъ настоятельно требовалъ: 1-е. Чтобы Британское Правительство запретило печатаніе статей, оскорбительныхъ для Главы Французской Республики. 2-е. Чтобы эмигранты, живучіе въ Жерсеѣ, были высланы изъ Англіи, равно какъ Епископы, отказавшіеся сложить съ себя санъ свой: чтобы Жоржъ Кадудаль былъ отправленъ въ Канаду; чтобы Принцевъ Бурбонскаго Дома пригласили переѣхать въ Варшаву, гдѣ имѣлъ пребываніе глаза ихъ Фамиліи, и наконецъ, чтобы тѣмъ эмигрантамъ, которые продолжали носить знаки и ордена бывшаго Французскаго Двора, также приказано было оставить Англію. Опасаясь, чтобы Англійскіе Министры не сослались на то, что Конституція земли ихъ препятствуетъ имъ удовлетворить желаніямъ Перваго Консула, Г. Отто предупредилъ ихъ возраженія, напомнивъ имъ, что законъ Alien Act даетъ имъ полное право высылать чужестранцевъ изъ Великобританіи по ихъ усмотрѣнію.

На это повелительное требованіе, Лордъ Гакесбюри, тогдашній Министръ Иностранныхъ Дѣлъ, поручилъ Британскому Агенту, Г. Мерри, дать отвѣтъ вмѣстѣ и твердый и миролюбивый, избѣгая гнѣвнаго, оскорбительнаго слога, какимъ была написана Французская нота, но поддерживая честь народа, имъ предолавляемаго. Въ семъ отзывѣ излагалось, что если Французское Правительство имѣетъ причины жаловаться на вольности статей, помѣщаемыхъ въ Англійскихъ журналахъ, то и Британское Правительство не меньше имѣетъ права негодовать на бранныя выходки Парижскихъ повременныхъ изданія, съ тою притомъ замѣчательною разницею, что Англійскій Министръ не имѣетъ я не желаетъ имѣть надзора за свободою Британскаго книгопечатанія; между тѣмъ, какъ Монитеръ, въ коемъ помѣщались выходки противъ Англіи, есть оффиціяльный отголосокъ Французскаго Правительства; но что Британскій Монархъ не можетъ удовлетворишь требованіямъ чужестранной Державы, пожертвовавъ для сего своими постановленіями. Если въ журналахъ помѣщались статьи оскорбительныя и поносныя, то сочинителей и издателей оныхъ можно преслѣдовать судомъ, къ чему будетъ дано всякое законное содѣйствіе. На общее требованіе, касательно эмигрантовъ, Лордъ Гакесбюри отвѣтствовалъ отдѣльно для каждаго класса оныхъ; но заключилъ вообще, что Его Британское Величество никогда не поощряетъ замысловъ, составленныхъ противъ Французскаго Правительства, и даже не думаетъ, чтобы оные существовали; что пока эти несчастные Принцы и приближенные ихъ будутъ жить по законамъ Великобританіи, и не подавая Державамъ, съ которыми она въ мирѣ, никакого существеннаго и достаточнаго повода къ неудовольствію, до тѣхъ поръ Его Величество сочтетъ несовмѣстнымъ со своимъ саномъ, честью и общими законами гостепріимства отнимать у нихъ покровительство, котораго всякій живущій въ Британскихъ владѣніяхъ можетъ лишиться не иначе, какъ чрезъ какую либо вину свою.

Дабы отвѣтъ сей, единственный, какой Англійскій Министръ могъ сдѣлать на требованія Франціи, показался хотя нѣсколько Наполеону удовлетворительнымъ, Пельтіе былъ преданъ суду за ругательную статью противъ Перваго Консула, по докладу Генералъ-Прокурора. Его защищалъ Г. Макинтошъ превосходнѣйшею рѣчью, какая когда либо была произнесена предъ судомъ или присутственнымъ мѣстомъ.

Подсудимый былъ обвиненъ; но сіе обвиненіе можно было назвать торжествомъ.^[1] Такимъ образомъ все сіе дѣло только болѣе раздражило Наполеона. Онъ не желалъ получить удовлетворенія по Англійскимъ законамъ, но посредствомъ особой, сильной мѣры. Всенародность сего судопроизводства, умъ и краснорѣчіе адвоката не способны были укротить гнѣвъ Перваго Консула, который слиткомъ хорошо зналъ людскія свойства, и незаконность своего владычества, дабы предположить, что общенародный судъ можетъ принести ему пользу. Онъ требовалъ мрака, а Англійское Правительство отвѣтствовало ему свѣтомъ) онъ желалъ, подобно всѣмъ, чувствующимъ себя виновными, прекратить всякое порицаніе его поступковъ, а судомъ надъ Пельтіе, Британскіе Министры обратили изслѣдованіе по такимъ дѣламъ въ законную необходимость. Первый Консулъ почувствовалъ, что самъ онъ, скорѣе чѣмъ Пельтіе, былъ выставленъ предъ всенародный судъ Англійской публики, что не могло повсюду не разгласиться. Не только не считая себя обязаннымъ за сдѣланное ему удовлетвореніе, онъ призналъ оное сильнѣйшею прежнихъ обидою, и прямо приписалъ ее Англійскимъ Министрамъ, которымъ никакъ не удалось увѣрить его, что они употребили въ пользу его единственную мѣру, бывшую въ ихъ власти.

Враждебныя статьи противъ Англіи въ Монитёрть продолжалисьз Англійскій журналъ, названный Аргусомъ и издаваемый въ Парижѣ Ирландскими выходцами, былъ дозволенъ Правительствомъ, для усиленія нападеній на Британію; между тѣмъ, какъ огонь былъ возвращаемъ Англійскими батареями чрезъ каналъ съ двойнымъ жаромъ и съ десятернымъ успѣхомъ. Это не предвѣщало прочнаго мира, и причины къ неудовольствіямъ ежедневно усиливались.

Новыя распри наиболѣе относились къ исполненію Аміенскаго трактата, въ чемъ Англійское Правительство не показывало большой торопливости. Правда, что большая часть Французскихъ колоній была возвращена; по Мысъ Доброй Надежды, и многія Батавскія поселенія, а въ особенности островъ Мальта, была еще заняты Британскими силами. По обыкновеннымъ законамъ, если можно такъ выразиться, Англія должна была немедленно исполнить по договору свои обязательства и отдать сіи владѣнія. Но по всей справедливости она имѣла причины отъ сего уклониться, ибо ея собственныя и всей Европы выгоды къ тому ее побуждали.

Послѣднія пріобрѣтенія, сдѣланныя Фракціею на твердой землѣ, служили къ сему поводомъ. По Аміенскому трактату было положено, чтобы Великобританія, изъ завоеванныхъ ею чужихъ колоній удержала сколько нужно для уравновѣшенія нѣкоторымъ образомъ власти, пріобрѣтенной Франціею въ Европѣ. На этомъ, основаніи Аміенскій договоръ относился къ существовавшему тогда порядку вещей; но какъ послѣ того Франція распространила свое владычество на Италію и Піемонтъ, то и Англія получала право удержать лишнее вознагражденіе, соразмѣрно съ прибавочнымъ пріобрѣтеніемъ Франціи. Таково было простое и настоящее существо дѣда; Франція перемѣняла положеніе вещей, существовавшее при заключеніи трактата, а потому и Англія по справедливости могла уклониться отъ исполненіи самаго трактата, не отдавая того, что было обѣщано при другихъ, совершенно различныхъ обстоятельствахъ. Можетъ быть, лучше было бы, если бъ Англія, основываясь на этомъ ясномъ правилѣ, просто отказалась отдать находившіяся въ ея власти земли до тѣхъ поръ, пока Франція отступится отъ власти, захваченной ею на твердой землѣ. Это однако жъ произвело бы немедленную войну; а Министрамъ весьма естественно не хотѣлось ниспровергнуть всѣ надежды на сохраненіе мира и зачеркнуть перомъ своимъ Аміенскій трактатъ, когда чернила, которыми онъ былъ писанъ, почти еще не засохли. И потому они прибѣгнули къ сильнымъ мѣрамъ. Мысъ Доброй Надежды и Голландскія колоніи были отданы, Александрія очищена войсками, и Министры ограничили свои распри съ Франціею однимъ только островомъ Мальтою; они еще далѣе простерли свою уступчивость, объявивъ, что готовы отдать и это спорное мѣсто, какъ только получатъ достаточное удостовѣреніе, что сія важная цитадель Средиземнаго моря будетъ сдана въ вѣдѣніе нейтральной державы. Самъ Орденъ не могъ служишь обеспеченіемъ сего; а на счетъ предложеннаго Первымъ Консуломъ Неаполитанскаго гарнизона (наименѣе заслуживающаго довѣренности во всѣхъ отношеніяхъ), Франція, своими неправедными присвоеніями въ Италіи, сдѣлалась столь близкимъ и столь страшнымъ сосѣдомъ Королю Неаполитанскому, что первою угрозою занять его столицу, она бы могла принудить его немедленно отдать Мальту. Все сіе было выставлено Британіею. Французское Министерство, со своей стороны, требовало точнаго исполненія трактата. Послѣ нѣсколькихъ дипломатическихъ переговоровъ, казалось, что отдача сія долѣе не замедлится, какъ вдругъ въ Мониторъ напечатали документъ, возбудившій въ высшей степени опасенія и негодованіе Британскаго народа.

Документъ, о которомъ упомянуто, былъ рапортъ Генерала Себастьяни. Офицеръ ссй былъ посылавъ Первымъ Консуломъ къ разнымъ Магометанскимъ Дворамъ въ Азіи и въ Африкѣ, съ тою повидимому цѣлью, чтобы не только превозносишь величіе своего владыки, но давать ложное понятіе объ Англіи и унижать оную. Онъ объѣхалъ Египетъ, подробно осмотрѣвъ его крѣпости и войска, оный защищающія. Потомъ посѣтилъ онъ Джезарь-Нашу, и лестнымъ образомъ отзывается о сдѣланномъ ему пріемѣ и о высокомъ уваженіи, питаемомъ Джезаромъ къ Первому Консулу, котораго дружбою онъ имѣлъ столько причинъ дорожить. На Іонійскихъ островахъ, онъ говорилъ къ жителямъ рѣчь, увѣряя ихъ въ покровительствѣ Наполеона. Весь рапортъ наполненъ самыми непріязненными выраженіями на счетъ Англіи, и Генералъ Стуартъ обвиненъ въ немъ, какъ будто бы онъ склонялъ Турокъ къ умерщвленію Себастіани. Куда сей послѣдній ни пріѣзжалъ, вездѣ онъ вмѣшивался въ мѣстныя дѣла и распри; онъ освѣдомлялся о силѣ партій, возобновлялъ прежнія свои связи и дѣлалъ новыя съ главными лицами; превозносилъ власть своего повелителя, и щедро обнадеживалъ помощью Франціи. Онъ заключаетъ тѣмъ, что шести-тысячной Французской арміи будетъ достаточно для завоеванія Египта, и что Іонійскіе острова тотчасъ готовы объявить себя за Францію.

Обнародованіемъ сего рапорта, Наполеонъ, казалось, хотѣлъ возвѣстить свѣту свою неизмѣнную рѣшительность завоевать Востокъ и учредить тамъ колоніи, почему Англійскіе Министры сдѣлались бы виновными противъ государственныхъ выгодъ, если бъ отдачею Мальты они доставили ему способы къ исполненію сего гигантскаго замысла честолюбія, котораго окончательною и, можетъ быть, наиболѣе желаемою цѣлью было уничтоженіе въ Индіи Британской торговли.

Какъ будто бы для поддержки хвастливаго донесенія Себастіани, подробный Обзоръ силъ и естественныхъ способовъ Франціи былъ обнародованъ въ это самое время, и дабы не сомнѣвались о цѣли появленія онаго въ такую критическую минуту, въ заключеніе онаго было сказано: «что Британія не въ состояніи одна бороться съ Франціею.» Этотъ явный вызовъ на брань, оффиціяльно изложенный въ такую эпоху, не мало усилилъ негодованіе Англійскаго народа, не привыкшаго уклоняться отъ борьбы или переносишь обиды.

При появленіи сего Обзора силъ Франціи и рапорта Себастіани, изъ коихъ послѣдній, будучи сочиненъ и подписанъ состоящимъ на службѣ Генераломъ, заключалъ въ себѣ невѣрныя показанія, обнаруживая замыслы, несовмѣстные съ сохраненіемъ мира и съ цѣлью заключенія онаго, — Британское Министерство объявило, что Король прекращаетъ всякіе дальнѣйшіе переговоры на счетъ Мальты, до тѣхъ порѣ, пока Его Величество не получитъ полнаго удовлетвореніи за эту новую и странную обиду.

Между тѣмъ, какъ обстоятельства такимъ образомъ быстро клонились къ разрыву, Первый Консулъ принялъ необычайное намѣреніе лично объясниться съ Британскимъ Посланникомъ. Онъ вѣроятно рѣшился на сіе, руководствуясь тѣми же понятіями, по которымъ онъ пренебрегъ наружныя приличія, когда вступалъ или желалъ вступить въ непосредственное сношеніе съ Государями, съ которыми имѣлъ нужду вести переговоры. При такомъ уклоненіи отъ установленныхъ правилъ дѣлопроизводства, онъ по видимому имѣлъ цѣль показать, что онъ превыше обыкновенныхъ законовъ, и воображалъ себѣ, что оно доставитъ ему случай озадачишь Британскаго Посланника однимъ изъ тѣхъ внезапныхъ порывовъ запальчивости, которые ему со многими удавались.

Гораздо благоразумнѣе было бы, если бъ Наполеонъ предоставилъ это дѣло Талейрану. Государь не можетъ входить лично въ такіе переговоры, безъ твердой рѣшительности настоять въ томъ, что онъ однажды предложилъ. Ему нельзя, не унижая своего достоинства, торговаться, договариваться или даже спорить, и слѣдовательно ему не позволено употреблять обыкновенное, даже необходимое орудіе договаривающихся. Если Наполеонъ надѣялся горячимъ, повелительнымъ объявленіемъ своей воли опровергнуть всѣ доводы и пресѣчь всѣ возраженія, то ему бы слѣдовало вспомнить, что онъ тутъ не былъ, какъ въ другихъ случаяхъ, побѣдоноснымъ вождемъ, предписывающимъ условія разбитому непріятелю; но что имѣлъ дѣло на равной ногѣ съ Британіею, владычицею морей, которой силы были столь же грозны, какъ и его, хотя въ другомъ родѣ, и которой Государь и народъ скорѣе бы за сіе вознегодовали, чѣмъ испугались угрозъ, внушенныхъ ему его запальчивостью.

Характеръ Англійскаго посланника столь же не благопріятствовалъ видамъ Перваго Консула, какъ и свойства народа, имъ представляемаго. Лордъ Витвортъ, съ отличною опытностью я прозорливостью соединялъ признанное всѣми безкорыстіе и благородство; и при величайшей твердости, онъ былъ одаренъ непоколебимымъ хладнокровіемъ, дающимъ ему большой перевѣсъ во всякомъ спорѣ съ надменнымъ, нетерпѣливымъ и горячимъ соперникомъ.

Мы не станемъ извиняться въ томъ, что распространимся насчетъ подробностей свиданій Перваго Консула съ Лордомъ Витвортомъ; ибо въ нихъ разительно обнаруживается характеръ Наполеона, и притомъ послѣдствія сихъ свиданій имѣли рѣшительное вліяніе на судьбу его и цѣлаго свѣта.

Первый ихъ политическій разговоръ происходилъ въ Тюльери 17-го Февраля 1803 года. Бонапарте началъ объявленіемъ, что цѣль его при семъ свиданія состоитъ въ томъ, чтобы сообщить Королю Англійскому свои чувства яснымъ, утвердительнымъ образомъ. Послѣ сего онъ говорилъ безостановочно около двухъ часовъ, сбиваясь иногда въ рѣчахъ своихъ отъ гнѣва, воспламеняющагося при исчисленіи причинъ неудовольствій его противъ Англіи; но остерегаясь впрочемъ выйти изъ границъ должной къ Посланнику вѣжливости.

Онъ жаловался на медленность Британіи въ отдачѣ Александріи и Мальты; сказавъ на отрѣзъ касательно послѣдней, что онъ такъ же легко согласится, чтобы Англичане владѣли предвѣстіемъ Св. Антонія, какъ и этимъ островомъ. Потомъ упомянулъ объ оскорбительныхъ статьяхъ, помѣчаемыхъ противъ него въ Англійскихъ повременныхъ изданіяхъ и особенно во Французскомъ Журналѣ, въ Лондонѣ издаваемомъ. Онъ утверждалъ, что Жоржъ И другіе Шуанскіе вожди, умышлявшіе противъ его Жизни, находили себѣ убѣжище и помощь въ Англіи; и что въ Нормандіи Пойманы два злодѣя, присланные Французскими эмигрантами съ тѣмъ, чтобы его умертвить. "Это, " сказалъ онъ: «всенародно докажется посредствомъ суда.» Тутъ онъ обратился къ Египту, увѣряя, что онъ могъ овладѣть имъ, когда хотѣлъ; По что онъ слиткомъ мало дорожитъ Этимъ завоеваніемъ для того, чтобы за Него возобновлять войну. Однако жъ, коснувшись этого предмета, онъ обнаружилъ, что намѣреніе опять пріобрѣсти сію любимую землю, было имъ только отложено, но не оставлено. "Египетъ, " сказалъ онъ: «долженъ рано или поздно принадлежать Франціи, или чрезъ совершенное паденіе Турецкаго Правительства или по договору съ Портою.» Въ доказательство миролюбія своихъ намѣреній, онъ сознался, что ему нѣтъ выгоды начинать войну, поелику онъ не можетъ иначе напасть на Англію, какъ посредствомъ высадки, опасность которой онъ самъ признавалъ. "Невыгоды противъ меня, " сказалъ онъ: "содержатся какъ сто противъ одного; но однако жъ эта попытка будетъ сдѣлана, если меня принудятъ къ войнѣ. Онъ превознесъ силы обѣихъ Державъ. "Французская армія, " сказалъ онъ: "скоро будетъ доведена наборомъ рекрутъ до четырехъ сотъ осьмидесяти тысячъ человѣкъ; а Англійскій Флотъ таковъ, что я не надѣюсь и чрезъ десять лѣтъ имѣть подобнаго оному. Соединивъ свои силы и дѣйствуя согласно, эти двѣ Державы овладѣли бы цѣлымъ свѣтомъ. "Если бъ я видѣлъ, " продолжалъ онъ: «малѣйшую пріязнь со стороны Англіи, то она получила бы себѣ вознагражденіе на Твердой Землѣ, торговые трактаты и все, чего бы она только пожелала.» Но онъ сознался, что несогласія съ каждымъ днемъ возрастаютъ, ибо вѣющій изъ Англіи вѣтръ приносилъ ему одну только вражду и ненависть.

Отступивъ отъ главнаго предмета, онъ перебралъ всѣ Европейскія Державы, утверждая, что Англія не можетъ надѣяться на помощь ни одной изъ нихъ, воюя съ Франціею. Въ заключеніе всего, онъ требовалъ немедленнаго исполненія Аміенскаго трактата и запрещенія бранныхъ статей въ Англійскихъ журналахъ. Въ противномъ случаѣ слѣдовало быть войнѣ.

Въ продолженіе этой длинной рѣчи, которую Первый Консулъ произнесъ съ чрезвычайною скоростью, Лордъ Витвортъ, не смотря на то, что свиданіе продлилось два часа, едва имѣлъ время сказать нѣсколько словъ въ отвѣтъ или въ объясненіе. Когда же онъ началъ излагать новыя причины опасеніи, заставлявшія Англійскаго Короля требовать болѣе выгодныхъ условій, ссылаясь на вновь пріобрѣтенныя Франціей) земли и власть, то Наполеонъ прервалъ его — "Полагаю, что вы разумѣете подъ этимъ Піемонть и Швейцарію, " сказалъ онъ: «это такія бездѣлки, которыя должно бы предвидѣть въ продолженіе переговоровъ. Теперь ужъ вы не имѣете права за нихъ вступаться.» Касательно предлагаемаго Англіею вознагражденія изъ отнятой у Европы общей добычи, если она вступитъ въ дружество съ Наполеономъ, Лордъ Витвортъ благородно отвѣтствовалъ, что честолюбіе Англійскаго Короля ограничивается тѣмъ, чтобы сохранить то, что ему принадлежитъ, не трогая чужой собственности. — Они разстались вѣжливо, но Лордъ Витвортъ заключилъ, что Бонапарте ни зачто не откажется отъ притязаній своихъ на Мальту.

Британское Министерство было того же самаго мнѣнія; и Его Величество предложилъ Палатѣ Депутатовъ, необходимость увеличить военныя силы для защиты его владѣній въ случаѣ предполагаемаго со стороны Франціи вторженія. Однако жъ, приведенныя министрами причины имъ самимъ повредили, ибо онѣ не подтверждались дѣломъ; — опасенія ихъ, говорили они, возникали отъ морскихъ пріуготовленій, дѣлаемыхъ въ разныхъ портахъ Франціи. Но они ничего не возражали противъ сихъ пріуготовленій, во время продолжавшихся между Англіею и Франціею переговоровъ, да и дѣйствительно ничего важнаго въ этомъ отношеніи не происходило, — чѣмъ Англійскіе Министры дали надъ собою Французскимъ перевѣсъ, не соблюдя въ дѣлѣ своемъ строгой истины. Всѣ однако жъ видѣли существенную основательность ихъ поступка, оправдываемаго хищнымъ и безпредѣльнымъ честолюбіемъ Повелителя Франціи и чувствами ненависти и вражды, которыя онъ, казалось, питалъ къ Великобританіи.

По торжественномъ отреченіи Франціи отъ обвиненія на счетъ будто бы дѣлаемыхъ ею морскихъ пріуготовленій, Талейрану было поручено объяснить Лорду Витворту средства, которыми въ случаѣ разрыва, Франція могла поразить Англію, хоть и не прямо, но нападеніемъ на такія Европейскія Державы, которыя она желала видѣть, если не совершенно независимыми, то по крайней мѣрѣ свободными отъ военныхъ притѣсненій. "Естественно, " говорилъ Талейранъ въ своей нотѣ: «что если Англія въ слѣдствіе Королевскаго предложенія ополчится, то и Франція также Возьметъ оружіе, что она пошлетъ армію въ Голландію — поставитъ лагерь на границахъ Ганновера — удержитъ войска свои въ Швейцаріи — отправитъ отрядъ въ южную Италію, и наконецъ расположитъ наблюдательную армію по берегамъ моря.» Всѣ сіи угрозы, кромѣ послѣдней, относились къ отдаленнымъ и нейтральнымъ Державамъ, которыя ни въ чемъ противъ Франціи не провинились; но которыя теперь долженствовали подвергнуться военному вторженію, и притѣсненіямъ потому, что Британія желала видѣть ихъ счастливыми и независимыми, и потому, что угнетеніемъ оныхъ можно было сдѣлать ей неудовольствіе. Это былъ совершенно новый способъ, чрезъ притѣсненіе беззащитныхъ и нейтральныхъ сосѣдокъ вести войну противъ непріязненной Державы, на которую мало было возможности сдѣлать прямое нападеніе.

Вскорѣ послѣ отсылки сей ноты, Бонапарте, раздраженный предложеніемъ Короля Парламенту, кажется, рѣшился вдругъ кончить эти столь медленные переговоры между Франціею и Англіею; но избранное имъ для сего время, мѣсто и средства были равно необычайны. На торжественномъ съѣздѣ въ Тюльери, 13 Марша 1603 года, Первый Консулъ подошелъ къ Лорду Витворту, въ сильномъ волненіи, и сказалъ такъ громко, что всѣ окружающіе могли слышать: — «И такъ вы рѣшились воевать!» Послѣ чего, не слушая отвѣта Англійскаго Посланника, онъ продолжалъ: — «Мы дрались пятнадцать лѣтъ — вы хотите еще пятнадцать лѣтъ драться — и вы меня къ этому принуждаете.» Потомъ онъ обратился къ Графу Моркову и къ кавалеру Аззарѣ — «Англичане хотятъ войны; но если они первые обнажатъ мечъ, то я послѣдній вложу его въ ножны. Они не соблюдаютъ трактатовъ, такъ задернемъ же ихъ чернымъ крепомъ!» Послѣ сего онъ опять заговорилъ съ Лордомъ Витвортомъ: — «Къ чѣму эти Вооруженія? Противъ кого вы берете такія мѣры предосторожности? У меня нѣтъ ни одного линѣйнаго корабля въ портахъ Франціи. Но если вы возьмете оружіе, то и я возьму его — если вы хотите драться, то я буду драться — вы можете истребить Францію, но не испугать ее.»

— «Мы не хотимъ ни того, ни другаго;» отвѣчалъ спокойно Лордъ Витвортъ: «Мы желаемъ жить съ нею въ добромъ согласіи.»

"Такъ соблюдайте трактаты, " сказалъ Бонапарте съ гнѣвомъ. «Горе тѣмъ, которые ихъ нарушаютъ! Они будутъ отвѣчать за послѣдствія предъ цѣлою Европою.»

Сказавъ сіе и повторивъ два раза свои послѣднія слова, онъ вышелъ изъ собранія, весьма удивленнаго неприличіемъ и неумѣстностью такой сцены.

Эта необычайная вспышка легко можетъ быть объяснена, если приписать оную единственно нетерпѣливости запальчиваго нрава, сдѣлавшагося отъ безпрерывныхъ успѣховъ еще болѣе раздражительнымъ при малѣйшей преградѣ, поставляемой его любимымъ замысламъ; но по свидѣтельству тѣхъ, которые имѣли случай хорошо знать Наполеона, эти порывы запальчивости, которымъ онъ иногда предавался, были у него менѣе слѣдствіемъ невольной и болѣзненной раздражительности, чѣмъ средствомъ, заранѣе обдуманнымъ для того, чтобы озадачить и испугать тѣхъ, съ которыми онъ имѣлъ дѣло. Слѣдовательно можетъ быть, что политика участвовала въ этомъ гнѣвѣ Перваго Консула, и что онъ вспомнилъ совершенный успѣхъ поступка своего съ Кобенцелемъ, когда онъ съ горяча разбилъ его Фарфоровый сервизъ передъ подписаніемъ Кампо-Формійскаго трактата. Но Британія находилась совсѣмъ не въ томъ положеніи, какъ Австрія, и онъ могъ перебить весь Сен-Клудскій Фарфоръ, не произведя ни малѣйшаго впечатлѣнія на непоколебимое хладнокровіе Лорда Витворта. И такъ эта гнѣвная выходка не послужила ни къ чему, кромѣ того, что она разрушила слабый остатокъ надежды на миръ, показавъ запальчивость и упорство того человѣка, отъ разсудка или отъ прихоти котораго, судьба Европы въ эту опасную минуту по несчастію зависѣла. Сіе происшествіе, оскорбившее Британію въ лицѣ ея посланника и въ присутствіи представителей цѣлой Европы, чрезвычайно какъ усилило всеобщій духъ негодованія въ Англія.

Талейранъ, у котораго Лордъ Витвортъ потребовалъ объясненія этой странной сцены, отвѣтствовалъ только, что Первый Консулъ, будучи всенародно оскорбленъ, желалъ, какъ онъ полагаетъ, оправдаться въ присутствіи Министровъ всѣхъ Европейскихъ Державъ. Война или миръ зависѣли теперь отъ Мальты. Удержаніе сей крѣпости Англичанами не заключало въ себѣ ничего страшнаго для Франціи; между тѣмъ какъ при отдачѣ оной безъ достаточнаго обеспеченія, вѣроятность, что она перейдетъ въ руки Франціи, долженствовала возбудить справедливыя опасенія Британіи, которой всегда слѣдовало почитать занятіе Мальты предварительнымъ шагомъ къ овладѣнію Египтомъ. И такъ казалось, что Наполеонъ благоразумно бы сдѣлалъ, уступивъ въ этой статьѣ и доставя чрезъ то Франціи отсрочку, въ коей она имѣла нужду для того, чтобы возстановить свои колоніи, поправить торговлю, снарядить вновь свой флотъ, почти совершенно истребленный войною и со временемъ противостать Англіи на стихіи, которую она исключительно называла своею собственностью. Сообразно, съ симъ, приписывали Талейрану мнѣніе, что удовлетворивъ Англію Мальтою, Наполеону слѣдовало усыпить тѣмъ ея опасенія.

Однако жъ, кромѣ Наполеонова воинственнаго духа, существовали сильныя причины, заставлявшія Перваго Консула желать разрыва переговоровъ. Владычество его основывалось на всеобщемъ мнѣніи о его непреклонности и о неизмѣнномъ счастіи всѣхъ его предпріятій, какъ въ политикѣ, такъ и на ратномъ полѣ. Уступивъ Англіи въ дѣлѣ, которое она оспоривала у него предъ лицемъ цѣлой Европы, онъ нѣкоторымъ образомъ послаблялъ притязанія свои на санъ самодержца просвѣщеннаго міра. Въ этомъ отношеніи онъ не могъ оказать уступчивости. Сознаться, что за вторженіе его въ Швейцарію и въ Піемонтъ необходимо вознаградить Англію оставленіемъ за нею Мальты, значило бы допустить предположеніе, что Британія имѣетъ еще право вмѣшиваться въ дѣла твердой земли и указать ее народамъ, желающимъ свергнуть съ себя Французское иго, какъ единственную Державу, къ посредству коей Франція имѣетъ еще нѣкоторое уваженіе. Причины сіи сами по себѣ были довольно важны, а въ соединеніи съ природною запальчивостью Наполеонова права, раздражаемаго и подстрекаемаго безпрестанными нападками на него Англійскихъ журналовъ, вѣроятно побудили его къ этимъ вспышкамъ негодованія, которыми отъ хотѣлъ пресѣчь споръ, подобно какъ онъ вводилъ въ бой свою гвардію, дабы рѣшить судьбу долго оспориваемаго сраженія.

Нѣкоторыя слабыя и тщетныя попытки были еще сдѣланы къ возобновленію переговоровъ. Англійское Министерство соглашалось, вмѣсто вѣчнаго владѣнія Мальтою, принять право удержанія оной на десять лѣтъ. Съ другой стороны Бонапарте не хотѣлъ и слышать ни о какихъ измѣненіяхъ Аміенскаго трактата, но предлагалъ, поелику обеспеченіе, представляемое занятіемъ сего острова Неаполитанскими войсками, было не принято, помѣстить на немъ гарнизонъ Русскій или Австрійскій. На это предложеніе Британія не согласилась. Лордъ Витвортъ выѣхалъ изъ Парижа — и 18 Мая 1803 года Британія объявила Франціи войну.

Прежде, чѣмъ мы приступимъ къ описанію подробностей сей достопамятной борьбы, должно обратить взоры наши назадъ для обозрѣнія важныхъ событій, происшедшихъ во Франціи со времени заключенія Аміенскаго трактата.

ГЛАВА III.

Взглядъ на предшествовавшія событія. Сен-Доминго. — Негры, побѣдивъ Бѣлыхъ и Мулатовъ, раздѣляются на отряды подъ предводительствомъ различныхъ вождей. Туссенъ-Лувертюръ, знаменитѣйшій изъ нихъ. Предположенія его улучшить жребій своихъ подданныхъ. — Онъ учреждаетъ, по примѣру Франціи, консульское Правленіе. — Франція посылаетъ противъ Сен-Доминго войско, подъ начальствомъ Генерала Леклерка, въ Декабрѣ мѣсяцѣ 1801 года; оно побѣждаетъ и Туссенъ покоренъ. — Вскорѣ послѣ сего онъ отправленъ во Францію, и умираетъ въ тяжкомъ заточеніи. — Французы, постигнутые желтою лихорадкою, атакованы Неграми, и война вновь возгорается съ ужасною яростью. — Леклеркъ умираетъ сею болѣзнью, и мѣсто его заступаетъ Рошамбо. — Французы наконецъ принуждены сдаться Англійской эскадрѣ 1-го Декабря 1805 года. — Планъ Наполеона для утвержденія своей власти во Франціи. — Консульская гвардія увеличена до 6000 человѣкъ. — Описаніе оной. — Почетный Легіонъ. — Оппозиція, составленная по примѣру Англійской противъ Консульскаго Правленія. Она сопротивляется учрежденію Почетнаго Легіона, который однако жъ установленъ. — Предложеніе Графу Прованскому (Лудовику XVIII) отказаться отъ короны — отвергнуто.

Когда Аміенскій трактатъ повидимому водворилъ миръ въ Европѣ, то Наполеонъ вознамѣрился пріобрѣсть опять Французскія владѣнія на обширномъ, богатомъ и плодоносномъ островѣ Сен-Доминго, котораго бѣдствія составляютъ ужасный эпизодъ въ военной Исторіи.

Потрясенія Французской Революціи достигли до Сен-Доминго, и, подобно искрѣ, сообщенной горючимъ веществамъ, зажгли жестокій раздоръ между Бѣлыми жителями острова и Мулатами, изъ которыхъ послѣдніе требовали освобожденія отъ податей и предоставленныхъ первымъ преимуществъ, основываясь на томъ, что вновь установленныя права человѣка не полагали различія по цвѣтамъ. Между тѣмъ, какъ Бѣлые и Мулаты враждовали, Негры невольники, составляющіе самый угнетенный и многочисленный классъ жителей, возстали противъ ихъ обоихъ, и распространили по всему острову пожары и кровопролитіе. Небольшое число оставшихся поселенцевъ просило помощи у Британскихъ войскъ, которымъ легко было одержать временной успѣхъ. Но Европейскіе солдаты такъ скоро гибли отъ непривычки къ тамошнему климату, что въ 1798 году Англичане рады были, какъ бы только поскорѣе убраться съ острова, который сдѣлался могилою такого множества ихъ лучшихъ и храбрѣйшихъ воиновъ, падшихъ безъ боя и безъ славы.

Негры, оставшись на своей волѣ, раздѣлились на нѣсколько шаекъ, подъ начальствомъ вождей, болѣе или менѣе одинъ отъ другаго независимыхъ, и изъ которыхъ многіе отличились своими талантами. Главный изъ сихъ вождей былъ Туссенъ-Лувертюръ, который, воевавъ какъ дикарь, употребилъ пріобрѣтенную имъ чрезъ побѣды власть съ большимъ благоразуміемъ. Не смотря на то, что самъ былъ Негръ, онъ однако жъ имѣлъ довольно прозорливости, дабы видѣть, сколь необходимо для просвѣщенія его подданныхъ не лишать ихъ свѣдѣній и примѣровъ промышлености, которые она могли заимствовать отъ Бѣлыхъ. Посему онъ оказывалъ послѣднимъ покровительство и поощренія, постановивъ правиломъ, чтобы Черные, хотя и сдѣлавшіеся свободными, продолжали обработывать земли Бѣлыхъ поселенцевъ, съ тѣмъ, чтобы собираемая жатва была раздѣляема въ извѣстной соразмѣрности между Бѣлымъ владѣльцемъ и Чернымъ работникомъ.

Малѣйшее нарушеніе сихъ законовъ наказывалъ онъ съ Африканскою свирѣпостью. Однажды Бѣлая женщина, владѣтельница селенія, была умерщвлена работавшими у ней Неграми, прежними ея невольниками. Туссенъ отправился на мѣсто съ отрядомъ своей конной стражи, собралъ принадлежащихъ къ тому селенію Негровъ, и окруживъ ихъ своими черными всадниками, послѣ краткаго изслѣдованія дѣла, приказалъ изрубить ихъ въ куски, что намъ сообщено очевидцемъ сей казни. Чрезъ неослабную свою строгость и природную прозорливость, Туссенъ скоро достигъ главнаго начальства надъ всемъ островомъ, и воспользовавшись заключеннымъ на моряхъ миромъ, утвердилъ власть свою, учредивъ у себя Конституцію по образцу послѣдне одобренной во Франціи, то есть Осьмаго Года, состоящей изъ Консульскаго правленія. Само собою разумѣется, что Туссенъ не пропустилъ присвоить себѣ верховную власть и право назначенія преемника. Все сіе представляло совершенную пародію дѣйствій Наполеона, которому безъ сомнѣнія это не очень нравилось; ибо есть обстоятельства, при коихъ подражаніе нашимъ поступкамъ служитъ не похвалою, а ѣдкою сатирою. Сен-Домингская Конституція тотчасъ была приведена въ исполненіе, хотя по остатку уваженія къ Франціи и торжественно испрашивалось утвержденія отъ ея правительства. Очевидно было, что Африканецъ, хотя и готовый признать нѣкоторую поверхностную зависимость отъ Франціи, рѣшился удержать въ своихъ рукахъ существенную власть надъ колоніями; но это нисколько не соотвѣтствовало замысламъ Наполеона, который нетерпѣливо желалъ возвратить Франціи то, него ее лишило превосходство Британскихъ морскихъ силъ, а именно: колоніи, Флотъ и торговлю.

Сильный Флотъ былъ вооруженъ въ гаваняхъ Брестѣ, Лоріенѣ и Рошфорѣ съ тою цѣлью, чтобы совершенно покорить Сен-Доминго Французской Державѣ. Флотъ сей состоялъ изъ тридцатичетырехъ сорока-пушечныхъ кораблей, кромѣ двадцати фрегатовъ и достаточнаго числа мелкихъ военныхъ судовъ. На нихъ посадили около двадцати тысячъ человѣкъ, и Генералъ Леклеркъ, зять Перваго Консула, былъ назначенъ главнымъ начальникомъ сей экспедиціи, имѣя у себя Штабъ, составленный изъ искуснѣйшихъ и храбрѣйшихъ офицеровъ.

Говорятъ, что Бонапарте умѣлъ послать большую часть войскъ, служившихъ на Рейнѣ подъ начальствомъ Моро, въ этотъ дальній походъ въ нездоровомъ климатѣ. Онъ однако жъ не желалъ, чтобы тутъ предполагали малѣйшую опасность; и поступкомъ со своею родною сестрою старался показать, что таковы "точно его чувства. Сестра его, прекрасная Полина, бывшая въ послѣдствіи за мужемъ за Принцемъ Боргезе, никакъ не хотѣла сопутствовать тогдашнему своему супругу, Генералу Леклерку, въ этомъ походѣ, и не иначе сѣла на корабль, какъ по настоятельному приказанію Перваго Консула, который, не смотря на то, что очень любилъ ее, скорѣе рѣшился подвергнуть ее съ прочими опасности, чѣмъ, позволивъ ей остаться, подать поводъ къ заключенію, что самъ онъ предвидитъ дурныя послѣдствія отъ сего похода.

Флотъ снялся съ якоря 14 Декабря 1801 года, между тѣмъ, какъ Англійская эскадра, не постигая его намѣреній и наблюдая за нимъ, проводила его до Западной Индіи. Леклеркъ пришелъ со своимъ отрядомъ къ Французскому Мысу 29 Генваря 1802 года.

Туссенъ, отъ котораго потребовали сдали, сначала показалъ готовность къ соглашенію, будучи вѣроятно устрашенъ грозною силою, которую развѣ одно только время и климатъ доставили бы Неграмъ возможность побѣдили. Ему вручили отъ имени Перваго Консула письмо, въ уважительныхъ выраженіяхъ къ его особѣ написанное; и Генералъ Леклеркъ предложилъ ему самыя выгодныя условія со званіемъ Вице-Губернатора. Подъ конецъ однако же Туссенъ не рѣшился ввѣриться Французамъ, и потому началъ войну, которую велъ съ большимъ искуствомъ. Не смотря однако же на то, тактика Европейцевъ и превосходное ихъ знаніе ратнаго дѣла скоро преодолѣли сопротивленіе Туссена и его сподвижниковъ. Вожди, одинъ за другимъ покорились Генералу Леклерку. Наконецъ и самъ Туссенъ-Лувертюръ повидимому потерялъ надежду на дальнѣйшій успѣхъ своего сопротивленія. Онъ сдался и подучилъ отъ Генерала Леклерка прощеніе, съ тѣмъ уговоромъ, что удалится въ селеніе Гонаивъ и не выѣдетъ изъ онаго безъ позволенія Главнокомандующаго.

Недолго Французы владѣли Островомъ, какъ они открыли, или вообразили себѣ, будто бы открыли между Неграми заговоръ, и Туссенъ, подъ самымъ пустымъ предлогомъ, былъ обвиненъ въ поощреніи бунта. На этомъ основаніи, которому единственнымъ доказательствомъ служило письмо, могущее быть растолковано и въ благопріятную сторону, несчастный вождь былъ схваченъ со всѣмъ его семействомъ, и отправленъ на кораблѣ во Францію. О судьбѣ его ничего достовѣрнаго не объявлено, кромѣ того, что онъ былъ заключенъ въ 3вмокъ Ж.у во Франтъ-Конте, гдѣ злополучный Африканецъ палъ жертвою чуждаго ему климата и суровости заточенія. Поступокъ сей часто былъ приводимъ, какъ одно изъ самыхъ предосудительныхъ дѣлъ Наполеона, которому бы слѣдовало, если не по справедливости, то хоть изъ великодушія, имѣть состраданіе къ человѣку, коего судьба во многихъ отношеніяхъ имѣла сходство съ его собственною. Это служитъ сильнымъ доказательствомъ, что хотя человѣколюбіе часто было у Бонапарте на устахъ и даже иногда обнаруживалось въ его поступкахъ, но что добродѣтель сія рѣдко побуждала его избавлять тѣхъ, кого онъ ненавидѣлъ или страшился, отъ жребія, на который тираны обыкновенно осуждаютъ свои жертвы: сперва тайное похищеніе со свѣта, а потомъ тѣсное, подобное могилѣ заточеніе въ темницу, откуда неслышны никакія жалобы и гдѣ онѣ медленно ожидаютъ смерти, какъ будто заживо погребенныя.

Вѣроломство, съ которымъ Французы поступили съ Туссенемъ, вскорѣ получило свое возмездіе. Желтая лихорадка, бичъ Европейцевъ, распространилась въ ихъ войскѣ, похитивъ съ невѣроятною быстротою Генерала Леклерка и многихъ изъ его отличнѣйшихъ офицеровъ и храбрѣйшихъ солдатъ. Негры, раздраженные поступкомъ Губернатора съ Туссенемъ и ободренные свирѣпствующею во Французской арміи болѣзнью, повсюду взбунтовались. Возникла борьба, столь бѣдственная и ужасная въ своихъ подробностяхъ, что мы счастливыми себя считаемъ, не будучи обязаны оныя описывать. Жестокости, которыхъ можно было ожидать отъ дикихъ Африканцевъ, только что освободившихся отъ цѣпей рабства, сообщились и образованнымъ Французамъ. Первые вырывали своимъ плѣнникамъ глаза, а послѣдніе топили захватываемыхъ ими Негровъ цѣлыми сотнями, называя сіе подражаніе Карріерову Республиканскому крещенію: «ссылкою въ море.» Иногда многочисленныя толпы Негровъ были сажаемы на ветхія суда, гдѣ ихъ удушали сѣрнымъ дымомъ. Слѣдствіемъ сей адской войны было то, что жестокости Французовъ довели до бѣшенства ихъ дикихъ соперниковъ, вмѣсто того, чтобы устрашить ихъ; и наконецъ число первыхъ, безпрестанно уменьшающееся чрезъ болѣзни и сшибки, сдѣлалось недостаточнымъ даже для защиты укрѣпленныхъ городовъ острова, а ужъ не для завоеванія онаго. Генералъ Ротамбо, заступившій послѣ Леклерка мѣсто Главнокомандующаго, наконецъ принужденъ былъ для спасенія жалкихъ остатковъ этой превосходной арміи, сдаться Англійской эскадрѣ 1 Декабря 1803 года. Такимъ образомъ Франція лишилась богатѣйшей колоніи въ Западной Индіи. Оставшись совершенно во владѣніи Чернаго племени, Сен-Доминго со временемъ покажетъ, до какой степени Африканскіе уроженцы, имѣвшіе случай пріобрѣсти Европейскую образованность, въ состояніи учредить государство, управляемое обыкновенными политическими законами.

Между тѣмъ какъ Бонапарте такъ старался возвратить Франціи сію прекрасную область, можно себѣ представить, что онъ не терялъ изъ вида утвержденія собственной своей власти на основаніи, болѣе прочномъ. Настоявшее его положеніе, подобно какъ и всякое другое въ жизни, казалось ему не совсѣмъ удовлетворительнымъ, хотя оно несказанно превышало все, что бы можно имѣть въ виду при самыхъ неограниченныхъ желаніяхъ. Онъ пользовался всѣми преимуществами Королевской власти, и съ тѣхъ поръ какъ ему предоставили на всю жизнь званіе, имъ занимаемое, онъ съ каждымъ днемъ болѣе выказывалъ пышности и обрядовъ, принадлежащихъ Царскому сану. Тюльери былъ вновь обставленъ караулами, и внутри онаго учреждены торжественные съѣзды и выходы. Придворная чинность возстановилась, и Бонапарте, хорошо зная людей, не пренебрегалъ ни малѣйшимъ изъ обстоятельствъ, которыми Государи обыкновенно поддерживаютъ свое владычество. Но еще многое оставалось сдѣлать. Онъ пользовался Царскою властью, какъ бы пожизненнымъ содержаніемъ. Онъ конечно могъ располагать ею въ своей духовной, по послѣдняя воля даже и настоящихъ Государей часто не уважается; и во всѣхъ отношеніяхъ преимущество его мало значило въ сравненіи съ тѣмъ, которое присвоивалось наслѣдственной коронѣ, переходящей по родовому праву отъ одного владѣльца къ другому и доставляющей въ этомъ отношеніи безсмертіе царственной династіи. Бонапарте зналъ также силу названій. Титулъ Перваго Консула не представлялъ нераздѣльнаго понятія о Царскихъ нравахъ — онъ могъ означать все или ничего — въ просторѣчіи онъ могъ быть примѣняемъ и къ владыкамъ Римской Республики, которые повелѣвали свѣтомъ, и къ тѣмъ незначительнымъ чиновникамъ, которые въ портахъ наблюдаютъ за торговыми дѣлами. Онъ не заключалъ въ себѣ опредѣлительнаго понятія о власти или о правахъ. Сверхъ того Бонапарте имѣлъ и другія причины не быть довольнымъ своимъ настоящимъ саномъ. Титулъ Перваго Консула напоминалъ о существованіи двухъ другихъ, — конечно далекихъ отъ того, чтобы равняться съ Наполеономъ, но занимающихъ болѣе возвышенное мѣсто на ступеняхъ трона, и болѣе приближенныхъ къ его особѣ, чѣмъ сколько бы онъ желалъ. Притомъ названіе сіе напоминало слуху, даже въ принятомъ тогда смыслѣ онаго, что оно принадлежитъ къ Правительству, вновь учрежденному, и что оно Республиканскаго происхожденія, а Наполеону не хотѣлось возбуждать въ народѣ такія воспоминанія; ибо то, что не давно было воздвигнуто, легко могло быть ниспровергнуто, и власть, только что вышедшая изъ революціоннаго горнила, могла быть уничтожена другою, сильнѣйшею властью, подобно какъ въ Макбетѣ одно привидѣніе прогоняетъ другое, ему предшествовавшее. Благоразуміе совѣтовало ему возвратиться къ тѣмъ стариннымъ Формамъ, которыя Европа съ давнихъ временъ привыкла уважать; ввести образъ правленія, лучше извѣстный и долѣе существующій въ большей части свѣта; и воспріявъ титулъ и права Монарха, занять мѣсто между древними и законными Государями Европы.

Наивеличайшая осторожность требовалась для сей новизны, долженствующей, въ случаѣ успѣха, показать преступное легкомысліе Французовъ, которые умертвили потомка своихъ древнихъ Королей, свершили тму злодѣйствъ, и подверглись неслыханнымъ бѣдствіямъ для того, чтобы разрушишь корону, которая теперь возлагалась на чело счастливаго солдата! И потому, прежде, чѣмъ пуститься на этотъ смѣлый подвигъ, въ которомъ, хотя бы только изъ одного стыда слѣдовало ожидать сильнаго сопротивленія, Бонапарте старался, всѣми средствами, бывшими въ его власти, утвердить свое правительство.

Армія была тщательно преобразована, такимъ образомъ, чтобы ее какъ можно болѣе привязать къ себѣ; и Французскіе солдаты, считавшіе власть Наполеона плодомъ своихъ собственныхъ побѣдъ, вообще были ему преданы, не смотря на славу Моро, который имѣлъ еще между ними приверженцевъ. Консульская Гвардія, отборное войско, имѣвшее особыя преимущества, была увеличена до шести тысячъ человѣкъ. Этотъ сильный отрядъ, заключавшій въ себѣ разныхъ родовъ войска, былъ постепенно составленъ и увеличенъ на правилахъ Корпуса Вожатыхъ (corps des guides), учрежденнаго Наполеономъ въ первый Италіянскій походъ, для всегдашняго нахожденія при его особѣ и для предупрежденія бывшихъ съ нимъ раза два случаевъ, когда онъ неожиданно встрѣчался съ бѣгущими непріятельскими толпами. Но обязанности нынѣшней Гвардіи, увеличенной въ числѣ, сдѣлались гораздо важнѣе. Это были отборные люди, привыкшіе считать себя превыше прочихъ войскъ и пользующіеся большимъ жалованьемъ и особенными преимуществами. Когда прочія войска терпѣли въ чемъ нужду или принуждены были переносить трудности, то Гвардію старались сколько можно отъ сего предохранишь, держа ее во всегдашней готовности къ дѣйствію. Ее употребляли въ дѣло только въ самыхъ важныхъ крайностяхъ, и рѣдко при началѣ сраженія, гдѣ она всегда составляла резервъ подъ глазами самого Наполеона. Обыкновенно посредствомъ своей Гвардіи Наполеонъ наносилъ окончательный и рѣшительный ударъ, чѣмъ часто пріобрѣталъ побѣду, которая по видимому склонялась къ непріятелю. Считая себя гораздо выше всѣхъ прочихъ войскъ и привыкшая состоять подъ непосредственнымъ предводительствомъ самого Наполеона, Гвардія его была совершенно ему предана; и отрядъ такихъ отличныхъ воиновъ могъ быть сочтенъ грознымъ оплотомъ престола, на который онъ замышлялъ вступить.

Привязанность сихъ отборныхъ тѣлохранителей и вообще всѣхъ войскъ, составляла основаніе власти Наполеона, о которомъ можно сказать, скорѣе чѣмъ о другихъ Государяхъ, когда либо достигавшихъ самодержавія, что онъ царствовалъ посредствомъ побѣдъ и меча своего. Но онъ окружилъ себя еще другаго рода приверженцами. Почетный Легіонъ имѣлъ цѣлью составить особое, отдѣльное сословіе лицъ, которыхъ, посредствомъ предоставленныхъ имъ почестей и преимуществъ, онъ вознамѣрился привязать къ своимъ выгодамъ.

Это учрежденіе, пріобрѣтшее великую политическую важность, родилось отъ введеннаго прежде еще Наполеономъ обычая давать войнамъ всякихъ чиновъ шпаги, ружья или другое оружіе отъ имени отечества, въ знакъ признательности и въ воспоминаніе какого нибудь особеннаго, храбраго дѣла. Весьма естественно что такія публичныя награды имѣли большое вліяніе. Онѣ поощряли получившихъ оныя къ наивозможнымъ усиліямъ поддержать славу, ими пріобрѣтенную, возбуждая соревнованіе въ сотняхъ, въ тысячахъ, желавшихъ удостоишься такого же отличія. И такъ Бонапарте вздумалъ собрать людей, получившихъ такія награды, въ сословіе, подобное во многихъ отношеніяхъ тѣмъ рыцарскимъ Орденамъ или Братствамъ, которыми въ средніе вѣки феодальные владѣльцы Европы себя окружали и которые еще донынѣ существуютъ, хотя въ другихъ, измѣнившихся видахъ. Сіи послѣдніе однако жъ всѣ были основываны на Феодальныхъ правилахъ, и отличія, имъ даваемыя, ограничивались особами извѣстныхъ чиновъ или званіи; но Наполеонъ предполагалъ распространишь сей родъ почетнаго отличія на всѣ чины, соотвѣтственно со званіемъ каждаго, подобно какъ раздаваемыя различнымъ сословіямъ народа медали выбиваются изъ разныхъ металловъ, но съ одинаковымъ изображеніемъ. Главныя правила сего учрежденія были слѣдующія.

Почетный Легіонъ долженствовалъ состоять изъ. Верховнаго Правительственнаго Совѣта и изъ пятнадцати Когортъ, имѣющихъ каждая свою особую Штабъ-Квартиру въ одномъ изъ главныхъ городовъ Республики. Правительственный Совѣтъ составлялся изъ трехъ Консуловъ и четырехъ другихъ Членовъ: Сенатора, Члена Законодательнаго Корпуса, Члена Трибуната и Члена Государственнаго Совѣта, избранныхъ каждый изъ своего сословія. Орденъ жаловался за отличіе, какъ по военной, такъ и по гражданской службѣ; и различныя правила были установлены для того, на какомъ основаніи давать оный.

Первый Консулъ былъ, по праву своего званія, Главою Легіона и Предсѣдателемъ Совѣта Правительственнаго. Каждая Когорта состояла изъ семи Великихъ Офицеровъ, двадцати Командировъ, тридцати Офицеровъ и трехъ сотъ пятидесяти кавалеровъ (Légionnaires). Они были жалуемы по смерть, и имъ назначалось весьма большое содержаніе. Великіе Офицеры получали ежегоднаго пансіона по 5000 франковъ, Командоры по 2500, Офицеры по 1000 франковъ, а простые кавалеры по 250. Они давали присягу защищать Правительство Франціи и охранять неприкосновенность ея владѣній, противиться всѣми законными средствами возстановленію феодальныхъ учрежденій, и содѣйствовать къ поддержанію свободы и равенства.

Не смотря на сіи послѣднія слова, по смыслу ихъ очень громкія, но употребленныя во Франціи сначала для прикрытія величайшихъ жестокостей, а потомъ совершенно потерявшія свое истинное значеніе, друзья свободы не были ослѣплены ими на счетъ цѣли новаго учрежденія. Число сихъ людей значительно уменьшилось; но за то они воспользовались уроками благоразумія и опытности; почему, оставя напыщенныя, мечтательныя и нелѣпыя притязанія, причинившія столько безпорядковъ, они, повидимому вознамѣрились надлежащимъ образомъ, съ умѣренностью, защищать существенную и полезную свободу, противопоставляя дозволенное Конституціею сопротивленіе чрезъ посредство Трибуната и Законодательнаго Корпуса.

Между государственными людьми, соединившимися для составленія оппозиціи, которая, на подобіе Англійской, долженствовала поступать противъ исполнительной власти, какъ съ заблуждающимся другомъ, котораго желаютъ навести на истинный путь, а не какъ съ непріятелемъ, котораго думаютъ погубить — были Бенжаменъ-Констанъ, рано отличившійся своими талантами и краснорѣчіемъ; Шенье, Савуа-Ролленъ, Шовеленъ и другіе, между коими имя Карно въ особенности отличалось. Они вѣроятно разсудили, что въ мірскихъ дѣлахъ лучше искать выгодъ меньшихъ, по возможныхъ, чѣмъ добиваться недосягаемаго совершенства. По мнѣнію большей части изъ нихъ, правленіе Наполеона было необходимое зло, безъ котораго или безъ чего нибудь другаго, ему равносильнаго, для обузданія терзающихъ Францію крамолъ, она опять сдѣлалась бы добычею безначалія, едва было ее не погубившаго. Почему, они не составляли никакихъ заговоровъ, видя отечество свое въ положеніи раненаго воина, который принужденъ на время отказаться отъ правъ своихъ и отъ оружія; но надѣялись, что Франція, воспріявъ силы свои и мужество послѣ краткаго успокоенія, съ лучшимъ противъ прежняго успѣхомъ потребуетъ освобожденія отъ военнаго ига. Между тѣмъ они обязанностью считали, при соблюденіи должнаго уваженія къ Правительству и къ главѣ онаго, сколько возможно поддерживать народный духъ, и противиться посягательствахъ Перваго Консула. Имъ не долго позволили итти по сей полезной стезѣ; но никогда еще общенародныя пренія во Франціи не были ведены съ такимъ приличіемъ я почтительностью, какъ въ эту эпоху.

Оппозиція, какъ ее можно назвать, не противилась назначенію Наполеона Консуломъ на всю жизнь. Вѣроятно она не желала подать вида къ личному его оскорбленію, зная, что мало найдетъ себѣ поддержки и что борьба съ такою цѣлью, которой нельзя было достигнуть, не произведетъ въ существѣ никакихъ добрыхъ послѣдствій. Учрежденіе Почетнаго Легіона представило ей лучшій случай сдѣлать опытъ своего новаго противодѣйствія.

Государственный Совѣтникъ Рёдереръ, которому поручено было предложить проектъ сего постановленія Трибунату, старался выставить оный въ благопріятнѣйшемъ видѣ. "Оно основывается, " сказалъ онъ: «на статьѣ Конституціи, которою постановлено давать народныя награды воинамъ, отличившимся на службѣ отечеству.» Онъ прибавилъ, что предлагаемый Орденъ есть нравственное учрежденіе, придуманное для того, чтобы усилить до высочайшей степени любовь къ отечеству и храбрость Французскаго народа. "Это монета, " заключилъ онъ: «совсѣмъ другаго свойства и гораздо драгоцѣннѣйшая, чѣмъ выходящая изъ казначейства, — сокровище, котораго достоинство не можетъ понизиться и количество не можетъ истощишься, ибо источникъ онаго существуетъ въ чувствѣ народной чести.»

На эти благовидные доводы Савуа-Ролленъ и другіе возразили, что учрежденіе сіе опасно для общественной свободы. "Это ложное истолкованіе, " говорили они: «Конституціонной статьи, на которую опираются, ибо сею мѣрою, чрезъ учрежденіе многочисленнаго Сословія, истончается запасъ наградъ, которыя по смыслу той статьи долженствовали быть раздаваемы съ умѣренностью въ возмездіе могущихъ произойти отличій. Если отдашь все за прежнія заслуги, то что же останется для награжденія будущихъ храбрыхъ подвиговъ, кромѣ надежды когда нибудь поступить на упраздненныя мѣста?» Но въ особенности выставляли на видъ, что учрежденіе военнаго Сословія отличеннаго большими преимуществами и значительнымъ жалованьемъ отъ всѣхъ прочихъ народныхъ силъ, есть явное нарушеніе законовъ равенства. Нѣкоторые охуждали сопричисленіе гражданскихъ чиновниковъ къ военному ордену. Другіе были того мнѣнія, что требуемая онымъ присяга излишня, и даже странна; ибо почему Члены Почетнаго Легіона болѣе обязаны служить государству или блюсти за Конституціею, чѣмъ прочіe граждане? и какія средства они употребятъ для достиженія сей цѣли? Приводили еще разныя другія возраженія, по самое сильное изъ никъ было только, подразумеваемо, а не выставлено. Это было чрезвычайное увеличеніе силы, которое долженствовалъ пріобрѣсти Первый Консулъ, имѣя въ своей власти раздачу новыхъ почестей, и получая чрезъ то способъ учредить дружину тѣлохранителей, совершенно отъ него зависящихъ и тщательно избранныхъ изъ храбрѣйшихъ и искуснѣйшихъ людей въ государствѣ.

Учрежденіе Почетнаго Легіона было наконецъ одобрено Трибунатомъ по большинству пятидесяти шести голосовъ противъ тридцати осьми, и утверждено въ Законодательномъ Корпусѣ это шестьдесятъ шестью голосами противъ ста десяти. Сильное возраженіе оппозиціи при этомъ затруднительномъ случаѣ показало большое величіе духа; но она была такъ отдѣлена отъ публики вообще и такъ совершенно лишена всѣхъ конституціонныхъ обеспеченій для защиты свободы, что обнаруженное ея членами сопротивленіе, хотя дѣлающее имъ много чести, не произвело никакихъ существенныхъ послѣдствій и не доставило никакихъ выгодъ народу.

Между тѣмъ Бонапарте употреблялъ разнаго рода происки, дабы утвердить власть, имъ пріобрѣтенную, и придать ей болѣе сходства съ Самодержавіемъ прочихъ Европейскихъ Монарховъ. Съ этою цѣлью, Прусскій Министръ Гаугвицъ, чрезъ посредство Г. Мейера, Предсѣдателя Варшавскаго Правительства, обратился къ Графу Прованскому (въ послѣдствіи "Дудовику XVIII) съ предложеніемъ, чтобы онъ уступилъ права свои на Французскій престолъ, занимающему оный счастливому полководцу, въ какомъ случаѣ изгнаннымъ Принцамъ дадутся владѣнія въ Италіи и назначится блистательное содержаніе. Отвѣтъ Лудовика былъ ознаменованъ умѣренностью, благоразуміемъ и твердостью духа, достойными его знаменитаго рода и высокихъ правъ. "Я не равняю господина Бонапарте, " сказалъ изгнанный Монархъ: «съ тѣми, которые ему предшествовали; уважаю его храбрость и воинскіе таланты. Я даже одобряю многія распоряженія его правительства: ибо не могу быть равнодушнымъ къ добру, сдѣланному моему народу; но онъ ошибается, если думаетъ, что я стану договариваться и торговаться о правахъ моихъ. Предложеніе, имъ мнѣ дѣлаемое, одно уже достаточно для доказательства ихъ законности, если бъ въ ней и можно было усомниться. Не знаю что предназначено Провидѣніемъ мнѣ и моему семейству, но помню обязанности, налагаемыя на меня саномъ, въ которомъ Ему угодно было произвесть меня на свѣтъ. Какъ Христіанинъ, я буду исполнять сіи обязанности до послѣдняго моего издыханія; какъ потомокъ Лудовика Святаго, я по примѣру его сохраню къ самому себѣ уваженіе даже въ оковахъ; какъ преемникъ Франциска I, я желаю, подобно ему, всегда быть въ правѣ сказать: Все потеряно, кромѣ чести.»

Такъ вообще говорятъ Принцы Бурбонскаго Дома объ этомъ дѣлѣ, прошедшемъ въ Февралѣ мѣсяцѣ 1803 года. Правда, что Бонапарте отпирается отъ всякаго въ немъ участія, и довольно основательно говоритъ, что искать пріобрѣтенія правъ Бурбоновъ посредствомъ сдѣлки значило бы съ его стороны сознаться, что собственная власть его, происшедшая по его словамъ отъ народа, была неправильна и требовала поддержки. Въ слѣдствіе чего онъ отрицается отъ всякаго съ его стороны содѣйствія къ такимъ переговорамъ.

Но, во-первыхъ, нельзя предполагать, чтобы такое предложеніе было объявлено Королевско-Бурбонскою Фамиліею, не будучи сдѣлано Мейеромъ; а также не вѣроятно, чтобы Гаугвицъ или Мейеръ дерзнули вступить въ такіе переговоры безъ соизволенія на то Наполеона, который одинъ ногъ выполнить предлагаемыя отъ его имени условія и воспользоваться проистекающими изъ того выгодами. Во-вторыхъ, не разбирая того, увеличилась ли бы присвоенная Наполеономъ себѣ верховная власть чрезъ отреченіе, сдѣланное въ его пользу Граномъ Прованскимъ, все таки для него весьма важно было пріобрѣсть уступку правъ Бурбонскаго Дома, которыя все еще признавались законными въ большей части государства. Слѣдовательно стоило сдѣлать попытку къ переговорамъ, могшимъ имѣть столь важныя послѣдствія; хотя; когда оные оказались безуспѣшными, Наполеонъ и имѣлъ сильныя причины отрицаться отъ участія въ поступкѣ, который показывалъ съ его стороны какъ будто недовѣрчивость къ его собственнымъ правамъ и признаніе нѣкоторымъ образомъ правъ изгнаннаго Государя.

Замѣтимъ еще, что до сихъ поръ Наполеонъ не показывалъ никакой непріязни къ Фамиліи Бурбоновъ. Напротивъ того, онъ поступалъ съ приверженцами ихъ снисходительно и отзывался пристойнымъ образомъ на счетъ правъ ихъ. Но отказъ вступишь въ переговоры съ господиномъ Бонапарте, хотя и вѣжливо написанный, по основательному предположенію, очень раздражилъ его, и, можетъ статься, былъ причиною трагедіи, которой трудно найти другой примѣръ, а именно, умерщвленія Герцога Ангенскаго. Но прежде чѣмъ мы войдемъ въ сіи прискорбныя подробности исторіи Наполеона, должно изобразить событія, послѣдовавшія за Возобновленіемъ войны.

ГЛАВА IV.

Взаимныя чувства Наполеона и Британій при возобновленіи войны. — Первыя враждебныя мѣры съ обѣихъ сторонъ. Англія налагаетъ запрещеніе на Французскіе корабли, находящіеся въ ея гаваняхъ. — Наполеонъ, въ отплату за сіе, задерживаетъ во Франціи британскихъ подданныхъ. — Слѣдствія сего необычайнаго поступка. — Ганноверъ и другія земли заняты Французами. — Возобновленный умыселъ вторженія. — Описаніе Наполеоновыхъ пріуготовленій. — Оборонительныя мѣры Англіи. — Размышленія.

Кровопролитная война, послѣдовавшая за краткимъ Аміенскимъ миромъ, произошла, по словамъ одного сатирика, отъ брани, соперничества и опасеній. Распря сія не имѣла никакой существенной и опредѣлительной причины, которую можно бы устранить посредствомъ объясненія, извиненій или уступки.

Англія, видя исполинскіе шаги, дѣлаемые Наполеономъ ко всемірному владычеству, не безъ причины опасалась дальнѣйшихъ замысловъ Правителя Франціи, и требовала обеспеченія противъ посягательствъ, ее устрашавшихъ; а дать такое обеспеченіе казалось ему унизительнымъ для его сана. При переговорахъ о семъ предметѣ, Первый Консулъ обнаружилъ чрезвычайную запальчивость и неумѣренность; и какъ онъ считалъ Англичанъ своими личными врагами, такъ и они со своей стороны начали признавать его владычество совершенно несовмѣстнымъ съ миромъ Европы и съ независимостью Британіи. По мнѣнію Наполеона, Англійскій народъ, составленный, какъ онъ выражался, изъ купцевъ и лавочниковъ, присвоивалъ себѣ въ Европѣ важность, совершенно ему не принадлежащую. Онъ былъ волнуемъ чувствами, подобными тѣмъ, съ которыми Аманъ смотрѣлъ на Мардохея, сидящаго у вратъ царскихъ чертоговъ; ничто не могло удовлетворить его, пока Англія продолжала занимать столь важную степень между народами, не изъявивъ ему подобострастной покорности. Англійскій народъ въ свою очередь считалъ его надменнымъ и гордымъ притѣснителемъ, который имѣлъ, если не власть, то по крайней мѣрѣ желаніе исключить Британію изъ числа Державъ и довести ее до унизительной зависимости.

И такъ, когда сіи два народа ополчились на брань, то они были подобны двумъ соперникамъ, ожесточеннымъ уже прежде одинъ противъ другаго взаимными оскорбленіями. Каждый изъ нихъ прибѣгнулъ къ мѣрамъ, наиболѣе гибельнымъ для непріятеля.

Англія имѣла въ своей власти грозное средство истребленія, доставляемое ей отличнымъ ея флотомъ, и приняла мѣры свои съ рѣшительностью, которой требовала крайность обстоятельствъ. Немедленно были посланы повелѣнія, не только остановить отдачу колоній, назначенныхъ къ уступкѣ по Аміенскому трактату, но и постараться внезапно овладѣть тѣми, которыя были уже сданы Французамъ и заняты ими. Франція, съ своей стороны, въ слѣдствіе того же превосходства своихъ сухопутныхъ Силъ, собрала на морскихъ берегахъ своихъ многочисленную армію, какъ бы приготовляясь исполнить замыселъ вторженія своего повелителя. Въ то же время, Бонапарте безъ всякихъ околичностей занялъ Неаполь, Голландію и другія земли, которыя Англія страшилась видѣть въ его рукахъ, и тѣмъ исполнилъ угрозы, сдѣланныя Талейраномъ въ его достопамятной нотѣ.

Но не довольствуясь всѣми средствами истребленія, дозволяемыми обыкновенными законами, Бонапарте преступилъ за предѣлы оныхъ, прибѣгнувъ къ страннымъ, необычайнымъ мѣрамъ притѣсненія, неизвѣстнымъ до сихъ поръ между просвѣщенными народами, удовлетворявшимъ только его личной мести и увеличившимъ бѣдствія войны, безъ того уже многочисленныя.

Англичане, по вообще принятому обычаю, наложили запрещеніе на всѣ Французскіе корабли, находившіеся въ ихъ портахъ при объявленіи воины, чрезъ что Франція понесла значительную потерю. Бонапарте придумалъ страннаго рода возмездіе, забравъ подъ стражу Англичанъ всѣхъ званіи, которымъ на то время случилось быть въ Парижѣ или путешествовать по Французскимъ владѣніямъ, и которые, въ надеждѣ на права народныя, до сихъ поръ наблюдаемыя всѣми просвѣщенными Державами, вовсе не ожидали такого посягательства на ихъ личную свободу. Нелѣпое оправданіе сего необычайнаго нарушенія правъ человѣчества и справедливости состояло въ томъ, что многіе изъ сихъ людей могли вступить въ службу въ Англійское войско, и что потому ихъ должно было считать военноплѣнными. Но этотъ пустой предлогъ не могъ извинить задержанія Англичанъ всѣхъ чиновъ, званій и лѣтъ. Въ принятіи сей мѣры не участвовали Министры Перваго Консула; такъ по крайней мѣрѣ мы должны полагать, ибо самъ Талейранъ склонилъ многихъ особъ остаться послѣ отъѣзда Британскаго посланника изъ Парижа, обѣщаніемъ безопасности, котораго онъ послѣ не въ состояніи былъ выполнить. И такъ въ этомъ должно видѣть только мстительность горделиваго владыки, котораго нравъ, какъ мы уже часто имѣли случай замѣчать, сдѣлался раздражительнымъ отъ безпрерывныхъ успѣховъ, и котораго сопротивленіе доводило до поступковъ, близкихъ къ бѣшенству.

Съ людьми, подвергшимися сему своенравному и тиранскому дѣйствію самовластія, было поступлено во всѣхъ отношеніяхъ какъ съ военноплѣнными, и они заключены, кромѣ тѣхъ, которые обязались жить въ назначенныхъ имъ городахъ, не выѣзжая изъ опредѣленныхъ границъ.

Количество частныхъ золъ, причиненныхъ сею жестокою мѣрою, было чрезвычайно велико. Двѣнадцать лѣтъ, значительная чаешь человѣческой жизни, были отняты у сихъ заключенныхъ, какъ ихъ называли. По домашнимъ дѣламъ ихъ, для многихъ сей промежутокъ погубилъ всѣ виды и надежды; другіе привыкли къ праздной жизни, и совершенно отстали отъ своихъ всегдашнихъ занятій, или полезной промышленности. Нѣжнѣйшіе узы были разорваны симъ насильственнымъ задержаніемъ; пагубнѣйшее охлажденіе произведено въ семейственныхъ чувствахъ этою долговременною разлукою между дѣтьми и родителями, мужьями и женами — въ самыхъ тѣснѣйшихъ и пріятнѣйшихъ домашнихъ связяхъ. Словомъ сказать, если Бонапарте: желалъ жесточайшимъ образомъ наказать нѣкоторое число людей единственно за то, что они родились въ Британіи, то. онъ достигъ своей цѣли. Если; же онъ надѣялся получишь чрезъ сіе; что нибудь другое, то онъ совершенно ошибся; и когда онъ лицемѣрно приписываетъ страданія сихъ заключенныхъ упорству Англійскихъ Министровъ, то отговорка его походитъ на того разбойничьяго атамана въ Италіи, который умерщвлялъ своихъ плѣнниковъ и слагалъ вину своего злодѣянія на друзей убитыхъ имъ, не внесшихъ требуемаго выкупа. Оправданіе его не болѣе основательно, когда онъ говоритъ, что сія мѣра была принята для воспрепятствованія Англичанамъ впредь по старинному обычаю захватывать находящіеся въ ихъ гаваняхъ корабли. И потому это, жестокое насиліе должно быть приписано одному только свойственному Наполеону упорству, которому онъ предавался вопреки чести и даже въ противность истиннымъ своимъ выгодамъ.. Задержаніе частныхъ людей гражданскаго званія и беззащитныхъ было нарушеніемъ правъ, долженствующихъ почитаться священными, поелику они уменьшаютъ ужасы войны. Занятіе Ганновера произошло вопреки уставамъ Германской Конституціи. Сему владѣнію нашихъ Государей въ прежнія войны предоставлялись выгоды нейтралитета, по справедливому различію, которое полагали между Курфирстомъ Ганновера, какъ однимъ изъ Принцевъ Имперіи и тою же особою въ лицѣ Короля Англійскаго; въ этомъ только послѣднемъ качествѣ онъ воевалъ съ Франціею. Но Бонапарте не расположенъ былъ признавать эти утонченности, притомъ же ни одинъ изъ Германскихъ владѣльцевъ не посмѣлъ бы навлечь на себя его негодованіе, сославшись на Конституцію и права Имперіи. Австрія слишкомъ дорого заплатила за первыя свои попытки борьбы съ Республикою, дабы позволить себѣ что либо, кромѣ слабаго возраженія, а другія государства Германіи слиткомъ давно уже руководствовались колеблющеюся и покорною политикою для того, чтобы дерзнуть вдругъ поссориться съ Наполеономъ.

Такъ какъ въ Германіи все благопріятствовало видамъ Наполеона, то Мортье, собравшій уже арміи въ Голландіи и на Германскихъ границахъ, двинулся къ Ганноверу. Противъ него выставили значительныя силы, подъ начальствомъ Его Королевскаго Высочества Герцога Кембриджскаго и Генерала Вальмодена. Но скоро оказалось, что Ганноверъ, предоставленный своимъ собственнымъ способамъ и, неподдерживаемый Англіею или Имперскими войсками, не могъ успѣшно сопротивляться; и что всякое тщетное покушеніе къ защитѣ онаго только увеличило бы бѣдствія, подвергнувъ жителей ужасами войны. И такъ, изъ состраданія къ Ганноверцамъ, Герцогъ Кембриджскій принужденнымъ нашелся оставить наслѣдственныя владѣнія своего Дома, а Генералъ Вальмоденъ съ огорченіемъ увидѣлъ себя въ необходимости заключить договоръ, по которому столица Курфиршества и всѣ прочія укрѣпленныя мѣста долженствовали быть отданы Французамъ, а Ганноверской арміи слѣдовало отступишь за Ельбу, съ условіемъ не служишь противъ Франціи и ея союзниковъ до размѣна плѣнныхъ.

Поелику Британское Правительство отказалось утвердить этотъ договоръ, названный Солингенскимъ, то отъ Ганноверской арміи потребовали, чтобы она сдалась военноплѣнною: суровое условіе, которое по рѣшительному сопротивленію Вальмодена было смягчено только тѣмъ, что эти вѣрныя войска были распущены, сдавъ свое оружіе, артиллерію, лошадей и воинскіе снаряды. Въ письмѣ своемъ къ Первому Консулу, Мортье доноситъ, что онъ смягчилъ такимъ образомъ свои первоначальныя требованія изъ уваженія къ несчастному и храброму непріятелю, описывая въ выраженіяхъ, дѣлающихъ ему честь, огорченіе Генерала Вальмодена и отчаяніе превосходнаго полка Ганноверской гвардіи, когда онъ спѣшился для того, чтобы сдашь лошадей: своихъ Французамъ.

Кромѣ занятія Ганновера, Французы, воспользовавшись вторженіемъ своимъ въ Германію, обложили насильственными займами и другими поборами вольные города.

Одинъ только Датскій Кронпринцъ возсталъ какъ слѣдовало противъ такихъ притѣсненій. Онъ собралъ въ Голштиніи тридцати-тысячную армію; но не будучи подкрѣпленъ никакою другою Державою, вскорѣ принужденъ былъ оставить свои непріязненныя пріуготовленія. Австрія удовольствовалась объявленіемъ Франціи, что занимая Ганноверъ, она не намѣревается присвоить себѣ оный въ видѣ завоеванія; но что она беретъ сіе Курфиршество только въ залогъ за островъ Мальту, который Англія, въ противность договора, какъ было сказано, у себя удерживаетъ. Пруссія, хотя и негодуя за сіи насильственныя пріобрѣтенія Французовъ въ ея сосѣдствѣ, принужденною нашлась удовольствоваться тѣмъ же объясненіемъ.

Правитель Франціи не ограничился завоеваніемъ Ганновера. Тарентъ и другія приморскія гавани во владѣніяхъ Короля Неаполитанскаго были захвачены подъ тѣмъ же предлогомъ, будто бы въ залогъ возвращенія Мальты. Въ самомъ же дѣлѣ, разставляя такимъ образомъ по чужимъ землямъ свои войска, и принуждая ихъ содержать и одѣвать оныя, Наполеонъ въ самой войнѣ находилъ средства вести оную и избавлялъ Францію отъ большей части бремени содержать многочисленную армію; между тѣмъ, какъ огромные налоги, не только на торговые города, но на Испанію, Португаллію, Неаполь и другія нейтральныя земли, подъ видомъ займовъ, обогащали казну его и давали ему возможность исполнить его дорогіе замыслы.

Каждое изъ этихъ отдѣльныхъ, дѣйствій, нами описанныхъ до сей страшной войны, показалось бы достаточнымъ предметомъ для продолжительнаго похода. Но Бонапарте считалъ все сіе лишь косвенными средствами вредить Великобританіи чрезъ занятіе удѣльныхъ владѣній ея Монарха, чрезъ стѣсненіе ея торговли, или чрезъ уничтоженіе остальной независимости Державъ твердой земли. Ему оставалось еще нанести главный, рѣшительный ударъ, исполнивъ умыселъ вторженія, на который онъ такъ сильно намекнулъ въ гнѣвномъ разговорѣ своемъ съ Лордомъ Витвортомъ. Здѣсь, можетъ быть, однажды въ своей жизни, Бонапарте, внявъ благоразумію, выждалъ надлежащее время для обеспеченія наивозможнаго успѣха своему отважному предпріятію.

Современники должны вспомнить, что, можетъ статься, никогда еще Великобританія не была менѣе готова отразить врага, какъ при началѣ сей второй борьбы; и что отправленная изъ Голландскихъ портовъ, тотчасъ по открытіи войны экспедиція, могла бы избѣгнуть нашихъ блокирующихъ эскадръ и по крайней мѣрѣ показала бы, что въ состояніи сдѣлать Французская армія на Британской землѣ въ минуту всеобщей тревоги, и когда страна сія не приняла еще надлежащихъ оборонительныхъ мѣръ. Но вѣроятно, что самъ Бонапарте не лучше Англичанъ приготовился къ внезапному нарушенію Аміенскаго трактата, произведенному скорѣе порывомъ гнѣва, чѣмъ политическими соображеніями, и что послѣдствія сего столько же мало были предвидѣны Наполеономъ, какъ и Великобританіею. Сверхъ того, онъ не скрывалъ отъ самого себя опасность предпріятія, въ которомъ онъ отваживалъ воинскую свою славу, пріобрѣтенную его успѣхами власть, а можетъ статься и самую жизнь; почему вторично уже пускаясь на сіе дѣло, онъ еще не дерзалъ приступить къ оному.

Наконецъ онъ рѣшился сдѣлать начало, употребивъ всю силу своего генія и всѣ способы своего государства для исполненія сего великаго, рѣшительнаго предпріятія. Канонерскія лодки въ Гибралтарскомъ заливѣ, гдѣ часто бываетъ безвѣтріе, нанесли въ продолженіе послѣдней войны значительный вредъ Англійскимъ военнымъ кораблямъ, тогда какъ оные не могли употреблять парусовъ своихъ. Полагая, что эти мелкія суда могутъ содѣйствовать высадкѣ, построили множество оныхъ въ разныхъ гаваняхъ и собрали вмѣстѣ, проведя ихъ около Французскихъ береговъ подъ прикрытіемъ сухопутныхъ батарей, защищавшихъ каждый мысъ, приморскаго берега Франціи въ Каналѣ, такъ что онъ походилъ на стѣны осажденнаго города. Булонь былъ назначенъ главнымъ сборнымъ мѣстомъ, откуда предполагалось отплыть Флоту. Посредствомъ неимовѣрныхъ усилій, Бонапарте успѣлъ собрать въ его гавани и на рейдѣ двѣ тысячи судовъ разнаго рода. Меньшіе порты Вимерё, Амбльтёзъ, Эшапль, Діепъ, Гавръ, Сен-Валери, Каенъ, Гравелинъ и Дюнкирхенъ, также наполнились судами. Въ Флессингѣ и Остендѣ стояла отдѣльная эскадра. Въ Брестѣ, Тулонѣ и Рошфорѣ находились главныя морскія силы Франціи.

Собралась сухопутная армія, стратная какъ по храбрости солдатъ, ее составляющихъ, такъ по многочисленности оной и по отличному устройству. Берегъ отъ устья Сены до Текселя покрылся войсками; и Сультъ, Ней, Даву и Викторъ, коихъ имена составляли славу и ужасъ битвъ, были назначены предводительствовать Англійскою арміею (которой опять было дано еіе грозное названіе) и привести въ исполненіе начертанные Наполеономъ планы, коихъ цѣль состояла въ томъ, чтобы исключить Британію изъ числа независимыхъ Державъ.

Нимало не испугавшись сихъ страшныхъ сборовъ, Англія приготовилась къ отпору съ мужествомъ, приличнымъ ея давней славѣ въ Европѣ, и превзошла своими усиліями все, что до сихъ поръ представляли ея воинскія лѣтописи. Къ имѣющейся у нея, почти сто-тысячной арміи, она присовокупила болѣе осьмидесяти тысячъ человѣкъ земскаго войска, которое едва ли уступало первой въ своемъ устройствѣ. Добровольное ополченіе, къ которому всѣ граждане были приглашены для защиты отечества, было гораздо многочисленнѣе, лучше устроено и дѣятельнѣе, чѣмъ въ послѣднюю войну. Оно простиралось до трехъ сотъ пятидесяти тысячъ человѣкъ, которые, принимая въ соображеніе краткость времени и родъ службы, довольно искусно уже владѣли оружіемъ. Люди другихъ сословій составили отряды піонеръ, повозчиковъ, и приняли на себя иныя, подобныя сему обязанности. Мгновенно вся страна превратилась въ обширный лагерь, все народонаселеніе въ воиновъ, и самъ добрый, старый Король въ Полководца. Всѣ мирныя занятія, казалось, на время были отложены; и гласъ, призывающій народъ къ защитѣ его драгоцѣннѣйшихъ правъ, раздавался, не только въ Парламентѣ и въ собраніяхъ, созванныхъ для принятія оборонительныхъ мѣръ, но въ мѣстахъ народныхъ увеселеніи, и присоединялся къ мольбамъ — что конечно было прилично, ибо защищать отечество, значитъ защищать и вѣру.

По всему острову на возвышеніяхъ были устроены сигналы, и денно и ночно всѣ взоры устремлялись на нихъ въ ожиданіи страшнаго знака. Нѣсколько ложныхъ тревогъ произошло въ разныхъ мѣстахъ отъ ошибокъ, неразлучныхъ съ такими обстоятельствами; и храбрая готовность сразиться, обнаруженная собравшимися на сіи тревоги разныхъ родовъ войсками, подала самыя благопріятныя надежды, удостовѣривъ, что каждый шелъ грудью за свою отчизну.

При сихъ сухопутныхъ приготовленіяхъ, Англія не пренебрегла принять оборонительныя мѣры и на той стихіи, которую она называетъ своею собственною. Океанъ покрылся пятью стами семидесятью военными судами разной величины. Отряды Англійскаго флота обложили всѣ Французскія гавани въ Каналѣ; и армія, назначенная къ высадкѣ на берега наши, могла видѣть, что Британскіе фляги, развѣваясь во всѣхъ направленіяхъ по горизонту, стрегутъ выходъ оной въ море, подобно хищнымъ птицамъ, парящимъ въ воздухѣ надъ добычею, на которую онѣ намѣреваются устремишься. Иногда Англійскіе Фрегаты и шлюпы, приближаясь къ берегамъ, громили ядрами и бомбами Гавръ, Діепъ, Гранвиль и даже Булонь. По временамъ матросы наши дѣлали высадки, захватывали суда, уничтожали сигналы, и разрушали батареи. Дѣла сіи сами по себѣ были ничтожны, и жаль, что они стоили жизни множеству храбрыхъ людей; но хотя они и не произвели прямо значительныхъ послѣдствій, однако жъ были полезны тѣмъ, что одушевили мужество нашихъ мореходцевъ, и уменьшили увѣренность непріятеля, который наконецъ началъ, болѣе съ опасеніемъ, чѣмъ съ надеждою, помышлять о вторженіи своемъ въ Англію, когда уже величайшая бдительность не могла предохранить его отъ набѣговъ на собственные берега его.

Въ продолженіе сихъ наступательныхъ и оборонительныхъ пріуготовленій, Бонапарте самъ пріѣхалъ въ Булонь, дабы какъ можно болѣе одушевить солдатъ своихъ къ сему великому подвигу. Онъ дѣлалъ имъ чрезвычайные смотры, пріучалъ ихъ къ разнымъ ночнымъ движеніямъ, и приказывалъ примѣрно сажать войска на суда, и свозишь съ оныхъ, дабы сіе производилось съ надлежащею быстротою. Прибѣгли къ разнымъ предзнаменованіямъ, дабы поддержать восторгъ, естественно возбужденный присутствіемъ Перваго Консула. Говорили, что Римская сѣкира найдена въ землѣ матомъ мѣстѣ, гдѣ ставили Наполеонову палатку, и что нѣсколько медалей Вильгельма Завоевателя попалось также въ этой священной почвѣ. Такія предзнаменованія конечно были лестны; но врядъ ли они могли совершенно разсѣять опасенія солдатъ, знавшихъ, что ихъ посадятъ на эти плохія суда, и пошлютъ подъ огонь непріятеля, столь превосходнаго на морѣ. Даже однажды, въ то время, какъ Первый Консулъ осматривалъ укрѣпленія, Англійскіе Фрегаты осмѣлились подойти къ берегу, и начали стрѣлять по немъ и по сопровождавшимъ его, какъ въ цѣль. Люди, преодолѣвшіе опасности Альпъ и степей Египетскихъ, конечно могли ощутить страхъ при видѣ неизбѣжной опасности, которую они не могли отразить силою оружія.

Трудно было питать надежду на успѣхъ сего предпріятія, видя удобство, съ которымъ Англичане безпрестанно наблюдали за всѣми дѣйствіями своихъ соперниковъ въ Булонскомъ портѣ. Maлѣйшее движеніе къ посадкѣ на суда войскъ, или къ выходу въ море, тотчасъ дѣлалось извѣстнымъ на Англійскихъ берегахъ посредствомъ сигналовъ, и множество Британскихъ судовъ мгновенно являлось для стражи. Еще въ продолженіе послѣдней войны, Нельсонъ объявилъ, что выходъ непріятельской эскадры изъ Булони есть предпріятіе отчаянное, какъ по пересѣченію тутъ прилива и отлива, такъ и по другимъ препятствіямъ, соединеннымъ съ опасностью лишиться флота, если вѣтръ подуетъ отъ вестъ-нордъ-веста. На веслахъ же итти, по его мнѣнію, никакъ было нельзя. "Должно взять мѣры предосторожности противъ безразсуднаго Правительства, " продолжаетъ сей превосходный судья морскихъ движеній: «но съ силами, мнѣ ввѣренными, я могу поручишься въ томъ, что вторженіе къ намъ непріятеля почти невозможно.»

Бонапарте продолжалъ до конца утверждать, что онъ дѣйствительно намѣревался сдѣлать высадку въ Великобританію; и что сіе предпріятіе очень удобоисполнимо. Въ послѣдствіи однако жъ онъ не говорилъ уже о томъ, чтобы проложить себѣ путь со своими канонерскими лодками и мелкими судами въ виду непріятельскаго флота; эта хвастовская выходка, произнесенная имъ въ присутствіи Лорда Витворта, была слишкомъ ненадежна для того, чтобы онъ могъ на нея отважиться. Чрезъ долгое время послѣ того, разговаривая съ товарищами своего изгнанія, онъ приписывалъ самымъ ничтожнымъ препятствіямъ неуспѣхъ сего замысла; но когда онъ основательно и подробно судитъ объ этомъ предметѣ, то видно, что онъ надѣялся достичь своей цѣли и успѣть сдѣлать высадку не иначе, какъ собравъ такой флотъ, который могъ бы доставить ему временно владѣніе водами Британскаго Канала. Флотъ сей состоялъ изъ снаряженныхъ, въ различныхъ портахъ Франціи и Испаніи, пятидесяти кораблей, которымъ слѣдовало соединиться въ Мартиникѣ и, приплывъ оттуда въ Британскій Каналъ, принять подъ свою защиту флотилію, на которую предназначалось посадить сто шестьдесятъ тысячъ человѣкъ. Наполеонъ ошибся въ своихъ расчетахъ, ибо Адмиралъ Карнваллисъ сталъ предъ Брестомъ, Пелью стерегъ Испанскія гавани, а Нельсонъ наблюдалъ Тулонъ и Генуу; такъ что Французскимъ и Испанскимъ кораблямъ пришлось бы пробиваться сквозь сіи эскадры для того, чтобы произвесть соединеніе въ Мартиникѣ.

Удивительно, до какой степени самые великіе умы дѣлаются неспособными къ правильному заключенію о причинахъ, ниспровергшихъ любимые ихъ замыслы, когда коснется до ихъ личныхъ выгодъ и тщеславія. Разсуждая о неудачѣ своего плана вторженія, Наполеонъ не шутя говорилъ Ласъ-Казу: «Препятствія, которыя мнѣ помѣшали, произошли не отъ людей — это была вина стихіи. На Югѣ, море разстроило мои плацы; на Сѣверѣ, Московскій пожаръ, снѣгъ и морозы меня погубили. Такимъ образомъ вода, воздухъ, огонь, короче сказать вся природа возстала противъ всеобщаго преобразованія, ею же повелѣваемаго. Пути Провидѣнія неисповѣдимы.»

Не говоря уже о тщеславіи, съ которымъ человѣкъ, одаренный безспорно величайшимъ геніемъ, по все таки рожденный женщиною, ставитъ себя превыше всѣхъ прочихъ людей, признавая себя побѣжденнымъ однѣми только стихіями, — достойна замѣчанія несообразность его сужденіи. Море ли воспрепятствовало ему плыть въ Англію, или Англійскіе корабли и матросы? Онъ также бы могъ утверждать, что гора Сен-Діанъ и Суаньисскій лѣсъ, а не армія Веллингтона, преградили ему путь въ Брисесль.

Прежде, чѣмъ оставимъ предметъ сей, замѣтимъ еще, что Бонапарте, кажется, былъ увѣренъ въ успѣхѣ, если бъ только ему удалось высадить свою армію. Одно общее сраженіе, предполагалъ онъ, рѣшило бы судьбу Англія. Дошедъ въ пять дней до Лондона, Наполеонъ преобразовалъ бы правленіе Вильгельма III, но съ великодушіемъ и съ безкорыстіемъ. Созвавъ жителей, онъ возвратилъ бы имъ права ихъ и уничтожилъ бы олигархическія козии. Не прошло бы нѣсколькихъ мѣсяцевъ, какъ, по мнѣнію его, сіи два народа, столь недавно еще питавшіе другъ ко другу сильнѣйшую вражду, соединились бы Въ своихъ понятіяхъ, въ своихъ правилахъ и выгодахъ. Полное объясненіе сего вранья (ибо иначе нельзя назвать его, хотя оно и произнесено устами Наполеона) находится еще въ другомъ мѣстѣ, гдѣ онъ выражается искреннѣе, чѣмъ въ Монитерѣ и въ бюлетеняхъ. «Съ моею Франціею» говоритъ онъ: «Англія неизбѣжно должна была сдѣлаться ея принадлежностью. Природа сотворила ее однимъ изъ нашихъ острововъ, такъ же какъ Олеронъ и Корсику.»

Нельзя не слѣдовать за Наполеономъ въ сужденіяхъ его съ товарниками его изгнанія на островѣ Св. Елены. Когда Англія была бы завоевана и соединена съ Франціей) въ своихъ понятіяхъ и въ правилахъ, по одному изъ его выраженій, или сдѣлалась бы ея принадлежностью, какъ онъ говоритъ въ другомъ мѣстѣ, то читатель могъ бы предположить, что предназначеніе Наполеона бы исполнилось. Увы! оно бы развѣ только что началось. "Послѣ сего, (т. е. послѣ покоренія Англіи), говоритъ онъ: «я бы пошелъ отъ Юга къ Сѣверу, производить подъ Республиканскими знаменами (ибо я былъ тогда Первымъ Консуломъ) преобразованіе Европы (т. е. распространеніе его собственной, деспотической власти), которое я въ послѣдствіи едва было не совершилъ подъ Монархическими формами.» Видя, что такія мысли царствовали еще въ воображеніи Наполеона и срывались съ языка его даже послѣ невозвратнаго его паденія, нельзя не воскликнуть: «Производило ли честолюбіе когда либо столь сумазбродныя мечты, и оканчивались ли когда либо мечты сіи столь гибельнымъ и унизительнымъ образомъ!»

Слѣдуетъ еще сказать здѣсь нѣчто о средствахъ, по которымъ Британія могла надѣяться съ успѣхомъ противостать вторженію вражескихъ силъ. Мы сознаемся, что опасность была весьма велика, я что Бонапарте, съ его геніемъ и съ его арміей, могъ бы причинишь много бѣдствій странѣ, которая столь долго наслаждалась благодѣяніями мира. По народъ единодушно ополчился къ ея защитѣ) и силы оной были такихъ свойствъ, что самъ Бонапарте отдалъ имъ справедливость, когда онъ короче съ ними познакомился. Изъ трехъ Британскихъ народовъ Англичане доказали, что они все еще одушевлены того же непоколебимою храбростью, посредствомъ которой они побѣдили на поляхъ при Кресси и Азенкурѣ, при Бленгеймѣ и Минденѣ; Ирландцы, — что они не лишились той благородной пылкости, которая всегда отличала ихъ во всѣхъ Европейскихъ странахъ, а Шотландцы, — что они не забыли того непобѣдимаго мужества, съ которымъ предки ихъ двѣ тысячи лѣтъ сопротивлялись превосходному числомъ непріятелю. Даже если бъ и Лондонъ былъ взятъ, то не смотря на сіе великое бѣдствіе, мы не отчаялись бы объ освобожденіи страны нашей; ибо тогда война, по всѣмъ вѣроятностямъ, приняла бы народный, всеобщій духъ, посредствомъ котораго рано или поздо, а наконецъ изгоняется вторгнувшійся непріятель. Увѣренность, съ которою Бонапарте полагался на выигрышъ перваго сраженія, столь же мало кажется основательною. Мы, по крайней мѣрѣ, знаемъ, что вся Англія была готова мужественно встрѣтишь ударъ сей; и люди, которымъ памятны эти времена, могутъ засвидѣтельствовать, что всѣ сословія вообще желали, дабы Французы сдѣлали сію попытку, ибо имѣли основательныя причины надѣяться, что послѣдствія оной будутъ таковы, что впредь непріятель никогда уже не посмѣетъ угрожать своимъ вторженіемъ.

ГЛАВА. V.

Неудовольствіе противъ Наполеона начинаетъ возникать между солдатами. Умыселъ противопоставить ему Моро. — Характеръ сего Генерала. — Причины его нерасположенія къ Наполеону. — Пишегрю. — Герцогъ Ангенскій. — Жоржъ Кадудаль, Пишегрю и другіе Роялисты пріѣзжаютъ во Францію. — Отчаянное предпріятіе Жоржа; — оно не удается. — Взятіе подъ стражу Моро. — Пишегрю — и Жоржа. — Капитанъ Райтъ. — Герцогъ Ангенскій схваченъ въ Эттенгеймѣ, привезенъ въ Парижъ; перевезенъ въ Венсеннъ, — отданъ подъ Военный Судъ; — осужденъ — и казненъ. — Всеобщее негодованіе Франціи и Европы. — Бонапарте оправдываетъ свой поступокъ. Разборъ сего оправданія. — Пишегрю найденъ мертвый въ темницѣ. — Смерть его приписываютъ самоубійству. — Капитанъ Райтъ найденъ съ перерѣзаннымъ горломъ. — Его также обвиняютъ въ самоубійствѣ. — Жоржъ и другіе заговорщики отданы подъ судъ осуждены и казнены. — Роялисты принуждены въ молчанію. — Моро сосланъ.

Между тѣмъ, какъ Бонапарте замышлялъ овладѣть всею Европою, покоривъ _сперва Британію, а потомъ Сѣверныя Державы, неудовольствіе противъ его правленія и лично противъ его особы начало возникать даже между солдатами. Назначеніе его Консуломъ на всю жизнь считалось смертельнымъ ударомъ, нанесеннымъ Республикѣ, къ имени которой многіе изъ главнѣйшихъ Офицеровъ арміи, обязанные Революціи своимъ возвышеніемъ, питали еще благодарную привязанность. Неудовольствіе этихъ военныхъ людей было тѣмъ естественнѣе, что нѣкоторые изъ нихъ могли видѣть въ Наполеонѣ только счастливаго прошлеца, который, возвысясь надъ своими товарищами, требовалъ отъ нихъ покорности. Отъ ропота они скоро перешли къ угрозамъ; и на пиршествѣ, на которомъ были преступлены предѣлы умѣренности, одинъ гусарскій Полковникъ вызвался быть Брутомъ для избавленія отъ этого новаго Кесаря. Искусно стрѣляя изъ пистолета, онъ располагалъ въ пятидесяти шагахъ попасть въ свою цѣль на одномъ изъ смотровъ, безпрестанно происходившихъ въ присутствіи Перваго Консула. Это дѣло дошло до свѣдѣнія Полиціи; но тотчасъ было заглушено искуствомъ Фуше, который видѣлъ, что Наполеону можетъ повредить обнародованіе такой угрозы, произнесенной даже безъ намѣренія ее исполнить.

Неудовольствіе распространилось и было тайно подстрекаемо агентами Бурбонскаго Дома; такъ что кромѣ Конституціонной оппозиціи, которой голосъ по временамъ былъ слышимъ въ Законодательномъ Корпусѣ и въ Трибунатѣ, существовало два рода недовольныхъ, изъ которыхъ одни считали Наполеона врагомъ общещественной свободы, а другіе видѣли въ немъ единственную преграду къ возстановленію Бурбоновъ, и самые жаркіе изъ нихъ начали уже замышлять, какъ бы отъ него избавишься, хотя бъ то было самыми насильственными и скрытными средствами. Буйные республиканцы и пламенные роялисты, питавшіе такія чувства, безъ сомнѣнія извиняли себя тѣмъ, что Наполеонъ уничтожилъ народную свободу и похитилъ верховную власть; но этимъ они могли развѣ только прикрыть злодѣяніе, котораго ничѣмъ нельзя было оправдать.

Впрочемъ, гораздо больше, чѣмъ этихъ ревнителей, существовало между Французами такихъ людей, которые, негодуя на похищеніе Наполеономъ власти и будучи расположены, если представится возможность его низвергнуть, считали однако жъ долгомъ воздержаться отъ всякихъ скрытныхъ, косвенныхъ покушеній на его жизнь. Въ предположеніи ниспровергнуть власть его тѣмъ же самымъ способомъ, которымъ она была достигнута, первая и главная забота этой партіи недовольныхъ состояла въ томъ, чтобы пріискать полководца, котораго воинская слава могла бы быть противопоставленною славѣ Наполеона; и никто другой, кромѣ Моро, не могъ имѣть притязаній на такое отличіе. Если подвиги его уступали военнымъ дѣйствіямъ его соперника въ блескѣ, въ быстротѣ и въ смѣлости соображенія, на коемъ они основывались, то они были исполнены съ меньшею потерею войскъ и расположены съ большимъ обеспеченіемъ на случай неудачи. Моро не менѣе славился отступленіемъ своимъ чрезъ тѣснины Чернаго Лѣса въ 1796 году, какъ блистательною и рѣшительною побѣдою при Гогенлинденѣ.

Моро былъ отъ природы кроткаго, учтиваго и сговорчиваго права — человѣкъ, конечно съ большими способностями, но не обладавшій смѣлостью и рѣшительностью, необходимыми для того, кто въ такія времена, каковы были нами описываемыя, хочетъ сдѣлаться главою партіи въ государствѣ. Въ самомъ дѣлѣ казалось, что онъ скорѣе былъ принужденъ вступить въ эту высокую степень въ угодность общему мнѣнію и по обстоятельствамъ, чѣмъ по своей собственной волѣ. Онъ былъ сынъ Бретанскаго Юрисконсульта, и по всѣмъ отношеніямъ вышелъ въ люди чрезъ Революцію. Слѣдовательно онъ не могъ быть расположенъ къ Бурбонамъ; однако жъ, когда сношенія Пишегрю съ изгнаннымъ ихъ Домомъ въ П95 году сдѣлались ему извѣстными чрезъ перехваченную имъ переписку; то Моро нѣсколько мѣсяцевъ сохранялъ сіе въ тайнѣ до тѣхъ поръ, пока Пишегрю съ остальными своими единомышленниками не погибъ чрезъ революцію 18 Фруктидора, основавшую Директорство Барраса, Ренбеля и Ла Ревельера. Послѣ сего Моро, женясь на особѣ, преданной Бурбонамъ, кажется, самъ началъ колебаться въ своихъ политическихъ мнѣніяхъ.

Моро помогалъ Наполеону и служилъ ему мечемъ своимъ 18 Брюмера; но онъ скоро вознегодовалъ на ненасытное честолюбіе новаго владыки Франціи, и они постепенно другъ ко другу охладѣли. Въ этомъ не былъ виноватъ Бонапарте, который, весьма естественно желая приврать къ себѣ столь великаго полководца, показывалъ ему особенное уваженіе, и жаловался на то, что онъ отвѣтствуетъ ему холодностью. Однажды пара прекрасныхъ пистолетовъ была прислана Первому Консулу. "Они очень кстати пришли, « сказалъ онъ, поднеся ихъ въ подарокъ ЗІоро, который въ самое это время входилъ въ горницу. Моро принялъ эту вѣжливость съ такимъ видомъ, какъ будто бы онъ очень желалъ отъ нея избавиться. Ничѣмъ другимъ не изъявивъ своей признательности, кромѣ холоднаго поклона, онъ тотчасъ вышелъ вонъ.

При учрежденіи Почетнаго Легіона, одинъ изъ Большихъ Крестовъ былъ ему предложенъ. „Глупецъ!“ сказалъ Моро: развѣ онъ не знаетъ, что я ужъ прежде этого двѣнадцать лѣтъ служу въ почетныхъ рядахъ?» Другая шутка на этотъ же предметъ, очень оскорбившая Наполеона, была сдѣлана обѣдавшими у Моро Офицерами, которые опредѣлили наградить генеральскаго повара Почетною Кострюлею за искуство его въ приготовленіи нѣкоторыхъ блюдъ. Такимъ образомъ, отдаляясь отъ Бонапарте, Моро наконецъ былъ сочтенъ главою недовольныхъ во Франціи; и взоры всѣхъ, ненавидѣвшихъ Наполеона или его правленіе, устремились на него, какъ на единственнаго человѣка, котораго вліяніе могло быть противопоставлено могуществу Перваго Консула.

Между тѣмъ, по разрывѣ Аміенскаго мира, Британское Правительство, слѣдуя внушенію естественной политики, хотѣло извлечь для себя пользу изъ народнаго духа во Франціи, и начало подстрекать Королевскихъ приверженцевъ къ новымъ нападкамъ на Консульское правленіе. Вѣроятно, что Англійскіе Министры отчасти ошиблись на счетъ силы сей партіи, очень уменьшенной принятыми Наполеономъ мѣрами, и слишкомъ слѣпо повѣрили обѣщаніямъ и предположеніямъ агентовъ, которые, будучи сами воспламенены, не видѣли настоящаго положенія вещей, и преувеличили даже собственныя свои надежды при сообщеніи оныхъ Англійскому Правительству. Кажется, полагали, что мало можно ожидать успѣховъ, пока Моро не приметъ участія въ заговорѣ. Склонить его къ тому считали возможнымъ, и не смотря на неудовольствія личныя и политическія, существовавшія между имъ и Пишегрю, сей послѣдній повидимому вознамѣрился сдѣлаться орудіемъ сближенія Моро съ Роялистами. Убѣжавъ изъ степей Кайены, куда онъ былъ сосланъ, Пишегрю нашелъ въ Лондонѣ убѣжище и помощниковъ, и явно обнаружилъ свои роялистскія правила, по которымъ онъ такъ долго дѣйствовалъ въ тайнѣ.

Составили планъ возмутить Роялистовъ на Западѣ, куда долженствовалъ прибыть Герцогъ Беррійскій на берега Пикардіи для содѣйствія сему возстанію. Герцогъ Ангенскій, внукъ Принца Конде, жидъ подъ покровительствомъ Маркграфа Баденскаго въ Эштепгенмскомъ замкѣ, вѣроятно съ тою цѣлью, чтобъ быть въ готовности принять начальство надъ Роялистами въ восточной части Франціи, или даже, если представится случай, я въ самомъ Парижѣ. Сей Принцъ Бурбонскаго Дома, предназначенный наслѣдникъ имени великаго Конде, былъ въ цвѣтѣ юности, красивъ собою, храбръ и великодушенъ. Онъ отличился мужествомъ своимъ въ эмигрантской арміи, предводительствуемой его дѣдомъ. Его храбростью одержана побѣда при Бортогеймѣ; и когда солдаты его, которымъ Французскіе Республиканцы не оказывали пощады, хотѣли было отмстить за сіе на своихъ плѣнникахъ, то онъ бросился между ими, и удержалъ ихъ отъ насилія. "Эти люди Французы, " сказалъ онъ: «они несчастны — отдаю ихъ подъ защиту вашей чести и вашего человѣколюбія.» Таковъ былъ сей юный Принцъ, котораго имя вписано кровавыми буквами въ эту часть Наполеоновой исторіи.

Между тѣмъ, какъ Французскіе Принцы ожидали на границахъ послѣдствія возмущеній во внутренности Франціи, Пишегрю, Жоржъ Кадудаль и около тридцати самыхъ отчаянныхъ Роялистовъ были тайно высажены на Французскіе берега, пробрались въ столицу, и успѣли укрыться тамъ отъ всевидящей Полиціи. Нѣтъ причины сомнѣваться, что часть этихъ агентовъ, и въ особенности Жоржъ, видѣли главную препону своему предпріятію въ существованіи Наполеона, и рѣшились начать умерщвленіемъ его. Пишегрю, который постоянно находился въ сообществѣ Жоржа, не могъ не знать объ этомъ умыслѣ, хотя болѣе пряничномъ свирѣпому вождю Шуановъ, чѣмъ завоевателю Голландіи.

Пока сіе продолжалось, Пишегрю успѣлъ войти въ желаемыя сношенія съ Моро, считаемымъ тогда, какъ мы сказали, главою недовольныхъ въ войскѣ и явнымъ врагомъ Наполеона. Они видѣлись не менѣе двухъ разъ; и достовѣрно, что въ одно изъ этихъ свиданій, Пишегрю привелъ съ собою Жоржа Кадудаля, на котораго Моро не могъ смотрѣть безъ ужаса, и просилъ Пишегрю не приводить больше съ собою этого бѣшенаго дикаря. Причиною сего отвращенія конечно должно предполагать свойство предложенныхъ Жоржемъ мѣръ, къ которымъ такой храбрый и благородный воинъ, какъ Моро, вѣрно не скоро бы рѣшился прибѣгнуть; но Бонапарте въ мнимомъ своемъ отчетѣ о томъ, что происходило между Моро и Пишегрю, представляетъ поступки перваго совсѣмъ въ иномъ видѣ. Моро по этому показанію будто бы говорилъ Пишегрю, что пока Первый Консулъ живъ, онъ не можетъ имѣть ни малѣйшей власти надъ войсками, и что даже собственные его адъютанты не пойдутъ противъ Наполеона; но если Бонапарте будетъ устраненъ, то Моро увѣрялъ, что всѣ взоры обратятся на него одного — что онъ сдѣлается Первымъ Консуломъ — а Пишегрю будетъ Вторымъ; и продолжалъ распространяться на счетъ дальнѣйшихъ распор яженій, какъ вдругъ Жоржъ съ яростью прервалъ ихъ разговоръ, обвиняя двухъ Генераловъ въ томъ, что они больше заботятся о своемъ собственномъ возвышеніи, чѣмъ о возстановленіи Короля, и объявилъ, что если уже придется выбирать между синимъ и синимъ (названіе, которое Вандейцы давали Республиканцамъ), то ему все равно видѣть главою правленія Наполеона или Моро, и въ заключеніе требовалъ себѣ покранней мѣрѣ мѣста Третьяго Консула. По сему объясненію, Моро не ужаснулся свирѣпости Жоржева предпріятія, коего онъ первый призналъ необходимость; а ему только не понравилась часть, которую Шуанскій вождь хотѣлъ взять себѣ при раздѣлѣ добычи. Но мы нисколько не вѣримъ этому показанію. Хотя ничто не было въ то время для Перваго Консула столь важно, какъ доказать прямое участіе Моро въ заговорѣ противъ его жизни, но э.то никогда ничѣмъ не было доказано; и потому намъ кажется вѣроятнымъ, что это объясненіе составлено послѣ, такъ какъ Бонапарте могъ предполагать и какъ онъ желалъ, чтобы другіе повѣрили, а не основываясь на достовѣрныхъ свѣдѣніяхъ или на несомнѣнныхъ показаніяхъ свидѣтелей.

Полиція тотчасъ встревожилась и начала дѣйствовать. Она получила извѣстіе, что тайна Роялистовъ прибыла въ столицу, по прошло нѣсколько времени, прежде чѣмъ ей удалось ихъ захватить. Жоржъ между тѣмъ старался привести въ исполненіе умыселъ свой противъ Перваго Консула, и полагаютъ, что однажды, переодѣвшись слугою, онъ успѣлъ пробраться въ Тюльери и даже въ покои Наполеона, но никакъ не нашелъ случая нанести ударъ, который его необыкновенная сила и отчаянное намѣреніе сдѣлали бы рѣшительнымъ. Всѣ заставы были заперты, и отрядъ Наполеоновой Гвардіи содержалъ крѣпкую стражу для воспрепятствованія кому бы то ни было выйти изъ города. Постепенно были собраны достаточныя свѣдѣнія, которыя привели Правительство въ возможность сообщить публикѣ существованіе и цѣль заговора) что сдѣлалось особенно необходимымъ, когда было рѣшено взять подъ стражу самого Моро. Это произошло 15 Февраля 1804 года. Онъ былъ схваченъ безъ всякаго труда и сопротивленія, въ загородномъ его домѣ. На другой день, въ дневномъ приказѣ, подписанномъ Мюратомъ, тогдашнимъ Парижскимъ Губернаторомъ, было объявлено объ этомъ происшествіи жителямъ, съ прибавленіемъ къ тому, что Моро участвовалъ въ заговорѣ съ Пишегрю, Жоржемъ и другими людьми, тщательно преслѣдуемыми Полиціею.

Вѣсть о взятіи Моро подъ стражу произвела сильное впечатлѣніе въ Парижѣ; и распространившіеся объ этомъ предметѣ слухи нимало не благопріятствовали Наполеону. Нѣкоторые вовсе не вѣрили существованію заговора; между тѣмъ какъ другіе, менѣе сомнѣвающіеся, полагали, что Первыя Консулъ въ пеудавшемся предпріятіи Пишегрю и Жоржа ищетъ предлога для того, чтобы погубишь Моро, вмѣстѣ и соперника его воинской славы, и явнаго врага его правительства. Говорили даже, будто бы тайные агенты. Наполеона въ Лондонѣ сильно подстрекали первыхъ зачинщиковъ заговора, съ тѣмъ, чтобы вовлечь въ оный человѣка, котораго Первый Консулъ и ненавидѣлъ и боялся. На это нѣтъ никакихъ доказательствъ; но сіи и подобныя имъ мрачныя подозрѣнія овладѣли умами, и взоры всѣхъ съ безпокойствомъ устремились на послѣдствія предназначеннаго розыска.

17 Февраля, Министръ Юстиціи въ докладѣ своемъ, сообщенномъ Сенату, Законодательному Корпусу и Трибунату, объявилъ, что Пишегрю, Жоржъ и другіе люди возвратились во Францію изъ своей ссылки съ намѣреніемъ ниспровергнуть Правительство и умертвить Перваго Консула, обвиняя Моро въ томъ, что онъ имѣлъ съ ними сообщеніе. Когда донесеніе сіе было прочтено въ Трибунатѣ, то братъ Моро всталъ, и напомнивъ оказанныя Генераломъ важныя услуги, жаловался на жестокость сего обвиненія безъ доказательствъ, и просилъ для него всенароднаго суда.

«Какой прекрасный порывъ чувствительности!» сказалъ Кюре, одинъ изъ Трибуновъ, въ насмѣшку надъ поступкомъ, столь естественнымъ въ такую тяжкую минуту.

"Это порывъ негодованія, " возразилъ братъ Моро; и вышелъ изъ суда.

Присутственныя Мѣста сдѣлали то, чего отъ никъ можно было ожидать, и повергли къ подножію Консульскаго престола напыщенныя выраженія участія, принимаемаго ими въ жизни и въ безопасности сидящаго на немъ.

Между тѣмъ чрезъ дѣятельность Полиціи, и употребленныя сю чрезвычайныя средства успѣли забрать подъ стражу почти всѣхъ участниковъ заговора. Коварный другъ, которому Пишегрю совершенно ввѣрился, измѣнилъ ему за большія деньги, и ввелъ жандармовъ въ его горницу тогда, какъ онъ еще спалъ. Они сперва забрали его оружіе, а потомъ схватили и его самого послѣ сильнаго сопротивленія. Жоржъ Кадудаль, котораго поимка была, можетъ быть, еще важнѣе, вскорѣ послѣ этого попалъ въ руки Полиціи. Его такъ тщательно преслѣдовали, что наконецъ онъ не смѣлъ войти ни въ одинъ домъ, и большую часть дня и ночи проводилъ на улицахъ въ кабріолетѣ. При взятіи его, онъ застрѣлилъ одного жандарма, другаго смертельно ранилъ, и едва было не ускользнулъ отъ остальныхъ. Прочіе заговорщики, въ томъ числѣ и такіе, которыхъ обвиняли въ одобреніи сего замысла, были захвачены въ числѣ сорока человѣкъ, разныхъ званій и сословій; иные изъ нихъ были товарищи и сообщники Жоржа, а другіе принадлежали къ древнему дворянству. Между послѣдними находились Гг. Арманъ и Юлій Полиньяки, Карлъ де да Ривіеръ и другіе знатные Роялисты. Случай повергъ во власть Наполеона еще другую жертву. Капитанъ Райтъ, командиръ Англійскаго военнаго брига, обязался перевезти на Нормандскіе берега Пишегрю и нѣкоторыхъ изъ его товарищей. Вскорѣ послѣ того бригъ его былъ взятъ Французскимъ кораблемъ, превышавшимъ его силою. Подъ предлогомъ, будто бы очная съ нимъ ставка нужна для улики Французскихъ заговорщиковъ, онъ былъ привезенъ въ Парижъ, посаженъ въ Тампль и содержанъ съ суровостью, предшествовавшею кровавой развязкѣ.

Казалось бы, что изъ столь великаго количества заключенныхъ, довольно жертвъ могло быть выбрано для заплаты жизнью за возмущеніе, въ которомъ ихъ обвиняли, и даже за умыселъ умертвить Перваго Консула. Къ несчастію для своей славы, Наполеонъ думалъ иначе; и по причинамъ, которыя мы разберемъ ниже, онъ вознамѣрился распространить свое мщеніе на большее число людей, чѣмъ сколько состояло въ спискѣ его плѣнниковъ, хотя между имя находились и многія знатныя особы.

Мы замѣтили, что пребываніе Герцога Ангенскаго на Французскихъ границахъ имѣло нѣкоторую связь съ предпріятіемъ Пишегрю, но только относительно ополченія Роялистовъ въ Парижѣ. Мы говоримъ сіе, основываясь на сознаніи самого Принца, что онъ жилъ въ Эшенгеймѣ, надѣясь въ скоромъ времени играть важную ролю во Франціи.^[2] Это совершенно оправдывалось его положеніемъ и связями. Но чтобы Герцогъ, хоть сколько нибудь участвовалъ въ умыслѣ покушенія на жизнь Наполеона или одобрялъ оное, это такая клевета, которая ничѣмъ не подтверждена, а напротивъ того всѣмъ опровергается я въ особенности чувствами, внушенными ему его дѣдомъ, Принцемъ Конде.^[3] Онъ жилъ очень уединенно, и болѣе всего забавлялся охотою. Пансіонъ, производимый ему Англіею, былъ единственнымъ его средствомъ къ существованію.

Вечеромъ, 14 Марша, отрядъ Французскихъ солдатъ и жандармовъ, предводительствуемый Полковникомъ Орданне подъ главнымъ начальствомъ Коленкура, въ послѣдствіи Герцога Виченскаго, вдругъ вступилъ во владѣнія Бадена, бывшаго съ Франціею въ мирѣ, и окружилъ замокъ, въ которомъ имѣлъ жительство несчастный Принцъ. Потомокъ Конде схватилъ было оружіе, но былъ удержанъ отъ дѣйствія онымъ однимъ изъ его приближенныхъ, замѣтившимъ, что нападающіе слишкомъ многочисленны для того, чтобы имъ можно было воспротивишься. Солдаты ворвались въ горницу съ пистолетами въ рукахъ, и спросили, кто Герцогъ Ангенскій? "Если вамъ поручено взять его, " сказалъ Герцогъ: «то въ приказѣ вашемъ должны быть прописаны его примѣты.» — "Когда такъ, то мы заберемъ всѣхъ васъ, " возразилъ начальствовавшій офицеръ; и Принцъ съ немногими, находившимися при немъ людьми, былъ взятъ подъ стражу и посаженъ неподалеку отъ замка на мельницу, откуда ему позволили послать за платьемъ и другими необходимыми вещами. Когда же его тамъ узнали, то онъ былъ переведенъ съ его приближенными въ Страсбургскую цитадель, и вскорѣ послѣ того разлученъ со всѣми своими людьми, кромѣ Барона Сен-Жака, его адъютанта. Приняли всѣ мѣры, чтобы онъ ни съ кѣмъ не могъ имѣть сообщенія, и три дня продержали его подъ крѣпкою стражею; но 18 числа, во второмъ часу ночи, его принудили встать и наскоро одѣться, объявивъ только, что онъ тотчасъ отправится въ дорогу. Онъ потребовалъ своего камердинера; но ему отвѣчали, что это не нужно. Бѣлье, которое ему позволили взять съ собою, состояло только изъ двухъ рубашекъ; съ такою точностью было расчислено и опредѣлено то, въ чемъ онъ могъ еще имѣть нужду до своего послѣдняго часа. Онъ былъ тайно перевезенъ съ наивеличайшею поспѣшностью въ Парижъ, куда прибылъ 20-го числа, и просидѣвъ лишь нѣсколько часовъ въ Тамплѣ, былъ перемѣщенъ въ древній готическій замокъ Венсеннъ, находящійся миляхъ въ четырехъ отъ города, который давно уже служилъ государственною темницею, но коего стѣны никогда еще не заключали въ себѣ столь знаменитой и столь невинной жертвы. Тамъ ему дали нѣсколько отдохнуть; но какъ будто бы эта милость была оказана только съ тѣмъ, чтобы оную отнять, его разбудили въ полночь и повели къ допросу, отъ котораго долженствовала зависѣть, его жизнь и на который онъ отвѣтствовалъ съ величайшимъ присутствіемъ духа. Въ слѣдующую ночь, въ тотъ же роковой часъ онъ былъ позванъ къ суду- Законъ позволялъ ему имѣть по своему дѣлу защитника. Но ему онаго дано не было.

Инквизиторы, предъ которыхъ его приведи, составляли военный судъ, подъ предсѣдательствомъ Генерала Гюллена. Они была назначены, какъ изъ дѣла видно, Наполеоновымъ зятемъ Мюр атомъ, Губернаторомъ Парижскимъ. Хотя изнуренный усталостью и лишеніемъ сна, Герцогъ Ангенскій показалъ себя въ эту ужасную минуту достойнымъ потомкомъ Великаго Конде. Объявивъ имя и санъ свой, онъ сознался въ участіи, которое принималъ въ войнѣ противъ Франціи, но отрекся отъ знанія Пишегрю или его заговора. По окончаніи допроса, онъ потребовалъ свиданія съ Первымъ Консуломъ. "Имя мое, " сказалъ онъ: «званіе, чувства и въ особенности бѣдственное мое положеніе, даютъ мнѣ надежду, что въ просьбѣ моей не будетъ отказано.»

Судьи задумались и поколебались; и хотя безъ сомнѣнія избранные по способности своей къ исполненію сего дѣла, они однако жъ были тронуты поведеніемъ и въ особенности непоколебимостью несчастнаго Принца. Но Савари, тогдашній начальникъ Полиціи, стоялъ за креслами предсѣдателя и заглушилъ въ нихъ чувство состраданія. Когда они предложили исходатайствовать по просьбѣ плѣнника свиданіе съ Первымъ Консуломъ, онъ прервалъ ихъ, сказавъ, что это будетъ безполезно. Наконецъ они объявили свое мнѣніе, что Герцогъ Ангенскія признанъ виновнымъ въ томъ, что сражался противъ Республики, имѣлъ сношенія съ Англіею, и заводилъ связи въ Страсбургѣ съ тѣмъ, чтобы — овладѣть симъ городомъ; большая часть изъ этихъ обвиненій и въ особенности послѣднее было совершенно противно единственному оныхъ доказательству, а именно сознанію самого плѣнника. Когда военносудное дѣло было отправлено къ Наполеону, дабы узнать его послѣднюю волю, то судьи, вмѣсто отвѣта, получили обратно собственное ихъ донесеніе съ краткою надписью: Осужденъ кг смерти. Сатрапы Наполеона повиновались ему съ Персидскимъ раболѣпствомъ. Приговоръ былъ объявленъ, и подсудимыя выслушалъ его съ тою же непоколебимою твердостью, которую онъ показалъ въ продолженіе всего этого кровожаднаго дѣла. Онъ потребовалъ себѣ духовника. «Развѣ вы хотите умереть, какъ монахъ?» нагло отвѣчали ему. Герцогъ, не обративъ вниманія на эту обиду, преклонилъ на минуту колѣна, и казался погруженнымъ въ глубокія размышленія.

"Пойдемте, " сказалъ онъ, вставъ. Все было готово для казни, и какъ будто бы въ насмѣшку надъ судомъ, могилу вырыли прежде, чѣмъ приговоръ былъ произнесенъ.^[4] Вышедъ изъ горницы, гдѣ засѣдалъ этотъ мнимый судъ, Принца при свѣтѣ факеловъ повели внизъ по круглой лѣстницѣ, которая, казалось, вела въ подземелья древняго замка.

«Не въ вѣчную ли я долженъ сойти темницу?» спросилъ онъ, вспомнивъ про эти гробы, на которые осуждали живыхъ. — "Нѣтъ, Ваша Свѣтлость, " отвѣчалъ солдатъ, къ которому онъ обратился, прерывающимся отъ рыданій голосомъ: «на этотъ счетъ будьте покойны.» Лѣстница вела къ калиткѣ, отворявшейся въ замковой ровъ, гдѣ какъ мы уже сказали, была вырыта могила, подлѣ которой стоялъ отрядъ жандармовъ. Это было около шести часовъ утра и начинало разсвѣтать. Но какъ густой туманъ покрывалъ землю, то нѣсколько факеловъ и фонарей сливали блѣдный и зловѣщій свѣтъ свой съ мерцаніемъ утренней зари, — обстоятельство, которое, кажется, дало поводъ къ ложному слуху, будто бы Фонарь былъ повѣшенъ на грудь жертвы для того, чтобы убійцы могли вѣрнѣе въ него цѣлить. Савари и тутъ также присутствовалъ, стоя на валу, съ котораго было видно мѣсто казни. Жертва была поставлена, гибельный знакъ поданъ будущимъ Герцогомъ Ровиго, послѣдовалъ выстрѣлъ, и Принцъ палъ. Тѣло, во всей одеждѣ, безъ малѣйшаго соблюденія обыкновенныхъ при погребеніи обрядовъ, было брошено въ могилу съ такими же малыми околичностями, какъ разбойники обходятся съ трупами умерщвленныхъ ими людей.

Парижъ съ изумленіемъ и ужасомъ узналъ объ этой необычайной казни, произведенной такъ близко отъ стѣнъ его. Никакое событіе не возбуждало столь всеобщаго негодованія, какъ во Франціи, такъ и въ другихъ земляхъ, и никакое не оставило такого неизгладимаго пятна на памяти Наполеона. Если бъ нужны были еще доказательства, дабы подтвердишь всеобщее на этотъ счетъ мнѣніе, то заботливость Савари, Гюллена и другихъ низшихъ участниковъ въ этомъ постыдномъ дѣлѣ, — уменьшить вину свою въ ономъ или свалить ее на другихъ, очевидно показываетъ, какою тяжкою отвѣтственностью они чувствовали себя обремененными.

Справедливость требуетъ однакоже выслушать, какимъ образомъ Наполеонъ защищался въ этомъ на островѣ Св. Елены, особенно потому, что сіе защищеніе, кажется, совершенно убѣдило Ласъ-Каза, его спутника, который, хотя и примиренный со всѣми поступками своего властелина, продолжалъ считать смерть Герцога Ангенскаго такимъ для Наполеона пятномъ, что онъ всегда краснѣлъ, когда самъ Бонапарте заводилъ объ этомъ рѣчь.^[5]

Оправданіе его повидимому измѣнялось даже до противорѣчія, смотря по тому, къ кому оно было обращаемо. Въ кругу своихъ искреннихъ друзей и приверженцевъ, онъ говорилъ, что это сдѣлано не по его волѣ, но по согласію, исторгнутому у него на сіе Министрами. "Я сидѣлъ одинъ, « говорилъ онъ: „и допивалъ кофе, какъ они вошли съ объявленіемъ объ открытіи новыхъ умысловъ. Они представили мнѣ, что пора прекратить эти ужасныя покушенія, обагрившись въ крови одного изъ Бурбоновъ; и положили, что Герцога Апгенскаго должно принесть въ жертву.“ Бонапарте говоритъ еще, что онъ въ точности не зналъ, гдѣ находился тогда Герцогъ Ангенскій, а еще меньше того, что онъ такъ близко отъ Франціи, только въ трехъ миляхъ отъ Рейна. Ему это донесли. „Въ такомъ случаѣ,“ сказалъ Наполеонъ: „его должно задержать.“ Предусмотрительные Министры его напередъ уже предвидѣли отвѣтъ сей. Всѣ мѣры были приняты, и бумаги изготовлены къ подписанію Наполеону; такъ что по Словамъ его, онъ былъ вовлеченъ въ этотъ ужасный поступокъ усердіемъ окружающихъ его или, можетъ быть, въ слѣдствіе ихъ частныхъ видовъ и тайныхъ козней. Онъ также обвиняетъ Талейрана въ скрытіи отъ него письма, которымъ злополучный Принцъ предлагалъ ему свои услуги, и которое было перехвачено симъ Министромъ. Если бъ письмо сіе, какъ онъ говоритъ, до него во время достигло, то онъ пощадилъ бы жизнь Принца. Дабы придать сему показанію болѣе вѣроятія, онъ отрицаетъ, что Іозефина сильно упрашивала его пощадить Герцога; хотя сіе утверждается такими свидѣтелями, которые объявляютъ, что слышали о томъ изъ устъ самой Императрицы.

Къ несчастію для этого показанія и для оправданія, которое оно въ себѣ содержитъ, ни Талейранъ, ни какой другой человѣкъ въ мірѣ, кромѣ Бонапарте, не имѣлъ ни малѣйшей выгоды въ смерти Герцога Ангенскаго. Что Наполеонъ былъ раздраженъ, узнавъ о заговорѣ Жоржа и Пишегрю; что онъ хотѣлъ отмстить за личную опасность, которой онъ подвергался; и что онъ желалъ устрашить Бурбоновъ, обагрившись, какъ онъ самъ говоритъ, въ крови одного изъ членовъ ихъ Дома, — все это довольно правдодобно. Но чтобы прозорливый Талейранъ посягнулъ на жестокое дѣло, не представлявшее ему ни малѣйшей выгоды, столько же невѣроятно, какъ и то, что даже и желавъ сіе сдѣлать, онъ бы могъ получить отъ Наполеона необходимое полномочіе для столь важнаго рѣшенія безъ того, чтобы повелитель его разсмотрѣлъ дѣло во всѣхъ его отношеніяхъ и съ наивеличайшимъ вниманіемъ. Замѣтимъ также, что кромѣ желанія сложить на другаго хоть часть вины своей, Бонапарте могъ быть расположенъ отмстить Талейрану, всклепавъ на него съ острова Св. Елены злодѣяніе, ненавистное въ глазахъ новаго его Государя изъ Бурбонскаго Дома. Наконецъ, существованіе письма, о которомъ выше упомянуто, никогда не было доказано, и оно несовмѣстно съ образомъ мыслей и съ чувствами Герцога Ангенскаго. Сверхъ того сказано, что оно писано изъ Страсбурга; а Герцоговъ адъютантъ, Баронъ Сен-Жакъ, свидѣтельствуетъ, что онъ ни на минуту не отлучался отъ Принца въ продолженіе заключенія его въ сей цитадели, и что Герцогъ не писалъ никакого письма ни къ Наполеону, ни къ кому либо другому. За всѣмъ тѣмъ, если Бонапарте и дѣйствительно посягнулъ на это лютое дѣло по внушенію Талейрана, нельзя отвергнуть того, что какъ человѣкъ, способный различать самъ правду отъ несправедливости, онъ не могъ надѣяться сложить на своего совѣтника вину мѣры, принятой имъ по его представленію. Убійство сіе, подобно возмущенію Авессалома, все таки должно счесть злодѣяніемъ, даже и предположивъ, что оно было внушено и исполнено по вѣроломнымъ наущеніямъ новаго Ахитофела.

Даже и самъ Наполеонъ не ограничивается этимъ защищеніемъ; но сказавъ прежде, будто бы онъ сдѣлалъ сіе по внушенію Талейрана, при другомъ случаѣ онъ подробно и смѣло объявляетъ, что мѣра сія была справедлива и нужна$ что Герцогъ Ангенскій осужденъ по законамъ и пріялъ казнь сообразно съ оными.

Легко доказать, что даже по Французскимъ законамъ, строгимъ и неумолимымъ въ подобныхъ случаяхъ, ничто не давало права лишить Герцога жизни. Правда, что онъ былъ эмигрантъ, и законъ осуждалъ на смерть тѣхъ изъ нихъ, которые возвращались во Францію съ оружіемъ въ рукахъ. Но Герцогъ не такимъ образомъ туда возвратился — напротивъ того возвращеніе его произошло не по собственной его волѣ, а въ слѣдствіе насилія, ему учиненнаго. Онъ находился въ положеніи, даже болѣе благопріятномъ, чѣмъ тѣ эмигранты, которыхъ буря выбросила на отечественный берегъ и къ которымъ самъ Бонапарте изъявилъ состраданіе, а не наказалъ ихъ. Онъ конечно воевалъ противъ Франціи; но какъ членъ Бурбонскаго Дома, онъ не былъ и не могъ быть сочтенъ подданнымъ Наполеона, выѣхавъ изъ Франціи прежде, чѣмъ объ имени его было тамъ слышно; также не могъ онъ быть причисленъ къ неявившимся на призывъ Правительства: ибо, подобно всѣмъ прочимъ членамъ Королевской Фамиліи, онъ былъ именно исключенъ изъ милости всепрощенія, призывавшаго обратно всѣхъ прочихъ эмигрантовъ. Средства, которыми онъ былъ захваченъ и ввезенъ во владѣнія Франціи, но непредалъ ея законамъ, были явнымъ нарушеніемъ народныхъ правъ; равно какъ поспѣшность мнимаго суда тотчасъ послѣ задержанія и казнь его по суду сему, были оскорбленіемъ человѣчества. При допросѣ не былъ призванъ ни одинъ свидѣтель, и не было взято никакой справки, кромѣ показанія подсудимаго. Слѣдовательно всѣ статьи обвиненія, въ которыхъ Герцогъ самъ не сознался, должны быть признаны отнюдь не доказанными. Не взирая на сіе однако жъ, этотъ неправедный судъ не только обвинилъ Герцога въ поднятіи оружія противъ Республики, въ чемъ онъ безпрекословно сознался, но еще въ томъ, будто бы онъ начальствовалъ надъ подкупленными Англіею эмигрантами и умышлялъ завладѣть посредствомъ вѣроломства городомъ Страсбургомъ; обвиненія, отъ которыхъ Принцъ рѣшительно отрекся, и которыя не были подтверждены никакими доказательствами.

Бонапарте, очень хорошо зная незаконность судопроизводства въ этомъ необычайномъ случаѣ, кажется, благоразумно отказался защищать дѣло, которое, по его собственному убѣжденію, невозможно было извинить, и старался оправдать себя причинами, которыя стоятъ того, чтобы о нихъ упомянуть. Говоря о смерти Герцога Ангенскаго со своими приближенными, онъ всегда выставлялъ ее дѣломъ, произведеннымъ по обыкновеннымъ обрядамъ закона, въ которомъ весь порядокъ былъ соблюденъ, и что если его можно обвинять въ строгости, то нельзя сказать, чтобы онъ нарушилъ правосудіе. Такъ можно ему было говорить тѣмъ людямъ, отъ которыхъ онъ не ожидалъ себѣ возраженія, или противорѣчія; и тупы» видно со стороны человѣка, чувствующаго себя по совѣсти виновнымъ, покушеніе разными доводами доказать свою невинность, опровергаемую дѣломъ. Но съ чужими, которые могли его оспоривать, Наполеонъ на счетъ этого болѣе распространялся. Онъ выставлялъ смерть Герцога Ангенскаго мѣрою государственной политики, дѣломъ личной защиты, сообразнымъ съ естественными правами, которыя дозволяютъ человѣку, для сохраненія своей собственной жизни, отнимать жизнь у другаго. "Я былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ, " говорилъ онъ; «врагами, которыхъ подстрекали противъ меня Бурбоны, я подвергался ихъ духовымъ ружьямъ, адскимъ машинамъ и убійственнымъ хитростямъ всякаго рода. На землѣ не было суда, у котораго я бы могъ искать себѣ защиты, а потому я имѣлъ право самъ себя защищать, и погубивъ одного изъ тѣхъ, которыхъ приверженцы угрожали моей жизни, я могъ внушить другимъ спасительный для меня страхъ.»

Мы не сомнѣваемся, что этимъ доводомъ, пространно выведеннымъ въ книгѣ Ласъ-Каза, Бонапарте обнаруживаетъ свои настоящія причины; къ нимъ развѣ можно было бы только прибавить упорную его злобу или непримиримую ненависть. Но всѣ убѣжденія основываются на этой мнимой государственной необходимости, справедливо названной отговоркою тирановъ, и которую всегда приводили въ оправданіе или лучше сказать въ извиненіе величайшихъ злодѣяній. Можно пожалѣть о Монархѣ, котораго междоусобныя смятенія подвергаютъ кинжаламъ убійцъ, но опасность сія не даетъ ему права употреблять тоже оружіе даже противъ человѣка, ему угрожающаго. Тѣмъ еще менѣе какія бы то ни было покушенія буйныхъ приверженцевъ Бурбонскаго Дома, давали. Первому Консулу права, посредствомъ пристрастнаго суда и поспѣшнаго дѣлопроизводства, отнять жизнь у юнаго Принца, противъ коего никогда не было обвиненія, а и того менѣе доказательствъ въ заговорѣ, на который Наполеонъ ссылается. Во всѣхъ отношеніяхъ, это дѣло есть не что иное, какъ убійство, и пятно крови Герцога Ангенскаго неизгладимо осталось на памяти Наполеона Бонапарте.

Съ такою же лживостью покушался онъ извинить нарушеніе правъ нейтральныхъ Баденскихъ владѣнія, его посланными, для того, чтобы захватишь сію злополучную жертву. Это зло, по словамъ Наполеона, было чуждо дѣлу Герцога Ангепскаго, и касалось только одного Баденскаго Государя. "А какъ Принцъ сей не жаловался на сіе насиліе, " продолжаетъ онъ: «то никто не имѣетъ права за него взыскивать.» Эти слова приличествовали тому, кто имѣлъ власть дѣлать зло. Кому Герцогъ Баденскій могъ жаловаться, или какого онъ могъ ожидать удовлетворенія, если бъ онъ сіе и сдѣлалъ? Онъ былъ въ положеніи бѣдняка, который терпитъ притѣсненія богатаго сосѣда по тому, что онъ не имѣетъ средствъ искать на него по суду, но котораго принужденная готовность сносить обиды не измѣняетъ свойствъ оныхъ и не даетъ права назвать справедливымъ насиліе, противное всякой справедливости* Это обстоятельство можетъ быть замѣчено, какъ показывающее несчастное расположеніе Наполеона судить о общественныхъ мѣрахъ не по непреложнымъ законамъ правды и зла, но по выгодамъ, которыя слабость одного государства представляетъ превосходнымъ силамъ другаго.

По всей справедливости можно прибавить, что даже и весьма удобная ссылка на государственную необходимость нисколько не оправдывала этого пагубнаго поступка. Задержаніе Герцога Ангенскаго плѣнникомъ, какъ залогъ, отвѣтствующій за умыслы Роялистовъ, было бы еще нѣкоторымъ образомъ позволительною мѣрою; но убійство юнаго и храбраго Принца такимъ скрытнымъ и свирѣпымъ образомъ произвело сильное нравственное впечатлѣніе на всю Европу и возбудило ненависть противъ Бонапарте вездѣ, куда только дошелъ о томъ слухъ. По извѣстному выраженію на этотъ счетъ Фуше, казнь Герцога была хуже, чѣмъ нравственное приступаете, — это была политическая ошибка. Она имѣла тѣмъ несчастливѣйшія для Наполеона послѣдствія, что обличила въ немъ свойства кровожадности и непримиримости; расположила общественное мнѣніе къ впечатлѣніямъ, еще болѣе неблагопріятнымъ, и дала право на самыя мрачныя подозрѣнія, когда ужасныя дѣла еще болѣе таинственнаго свойства послѣдовали за умерщвленіемъ послѣдняго потомка племени Конде.

Казнь Герцога Ангенскаго свершилась 21 Марта; 7 числа слѣдующаго Апрѣля мѣсяца, Генералъ Пишегрю найденъ мертвымъ въ тюрьмѣ своей. Черный галстукъ былъ туго затянутъ у него на шеѣ посредствомъ короткой завертки, прикрѣпленной къ одному изъ концевъ. Объявили, что Генералъ самъ крутилъ завертку до тѣхъ поръ, пока задохся; я что тогда опустивъ голову на подушку, онъ оставилъ завертку въ этомъ положеніи. Не избѣгло всеобщаго вниманія, что этотъ способъ лишать себя жизни скорѣе могъ быть произведенъ чужими руками, чѣмъ самимъ покойникомъ. Сыскали лекарей, но какъ говорятъ, людей неизвѣстныхъ, которые составили свидѣтельство о положеніи тѣла, утверждая въ ономъ, что нишегрю самъ лишилъ себя жизни; однако жъ какъ онъ долженъ былъ лишиться чувствъ въ ту минуту, какъ затянулъ себѣ дыханіе, то удивительно, что онъ не выпустилъ изъ руки пагубной завертки, употребленной имъ для лишенія себя жизни? Въ такомъ случаѣ давленіе долженствовало бы прекратиться и гибельный умыселъ остаться неисполненнымъ. Никакое человѣческое око не могло проникнуть въ мрачные вертепы государственной темницы, но не было однако жъ недостатка въ людяхъ, которые отнюдь не вѣрили самоубійству Пишегрю. Разсуждали, что Первый Консулъ не посмѣлъ призвать на общенародный судъ, ни снять допросъ съ человѣка столь отважнаго и плѣннаго такое присутствіе духа, какъ Пишегрю — говорили также, что его сужденіе было бы совершенно благопріятно для Моро — что многіе изъ Парижскихъ гражданъ были привязаны къ Пишегрю — что солдаты не забыли еще его воинской славы — и наконецъ заключали, что по всѣмъ этимъ обстоятельствамъ, было признано за лучшее лишить его жизни въ тюрьмѣ. Всеобщая молва даже называла исполнителями сего злодѣянія четырехъ изъ тѣхъ Мамелюковъ, которыхъ небольшой отрядъ Бонапарте привезъ изъ Египта и которые находились при его особѣ на торжествахъ. Этотъ послѣдній слухъ произвелъ сильное впечатлѣніе на толпу, которая любитъ говорить о нѣмыхъ и о петляхъ Восточныхъ деспотовъ; но людямъ просвѣщеннымъ сіе обвиненіе конечно покажется не заслуживающимъ вѣроятія. Въ государственныхъ темницахъ Франціи нашлось бы довольное число служителей, столь же безжалостныхъ и искусныхъ въ дѣлахъ такого рода, какъ и эти Восточные иноземцы, которыхъ необыкновенное появленіе въ сихъ мрачныхъ обителяхъ обнаружило бы гибельный замыселъ и дало бы каждому поводъ приписать оный Наполеону.

Другое страшное событіе, почти того же рода, усилило своимъ сходствомъ подозрѣнія, возникшія на счетъ обстоятельствъ смерти Пишегрю.

Капитанъ Райтъ, на бригѣ котораго Пишегрю и его товарищи переѣхали во Францію, былъ взятъ въ плѣнъ, какъ мы уже сказали, Французскимъ кораблемъ, превосходящимъ его силою, и послѣ самаго отчаяннаго сопротивленія. Подъ предлогомъ, что очная съ нимъ ставка необходима для улики Пишегрю и Жоржа, онъ былъ привезенъ въ Парижъ и посаженъ въ Тамильскую темницу. Надобно замѣтишь, что Капитанъ Райтъ служилъ Офицеромъ подъ начальствомъ Сира Сиднея Смита и что Бонапарте никогда не прощалъ тѣмъ, которые участвовали въ ниспроверженія его любимыхъ замысловъ, или въ уменьшенія и помраченіи его воинской славы, наиболѣе для него драгоцѣнной. Поступокъ съ Капитаномъ Райтомъ былъ бы суровъ и тогда, если бъ онъ ограничился тюремнымъ заключеніемъ; но слухи носились, будто бы употребили и пытку для исторженія у этого храбраго мореходца показаній, сообразныхъ съ видами Французскаго Правительства. Мнѣніе сіе сдѣлалось обидимъ, когда услыхали, что Райтъ, подобно какъ и Пишегрю, былъ найденъ мертвый въ своей темницѣ съ перерѣзаннымъ до ушей горломъ; что, по объявленію Правительства, онъ сдѣлалъ надъ собою самъ отъ нетерпѣливости и отчаянія. Это офиціяльное объявленіе о второмъ самоубійствѣ, совершенномъ государственнымъ плѣнникомъ, усилило и утвердило мнѣніе, возникшее о смерти Пишегрю, на которую оно такъ много походило. Заключали, что злополучный Капитанъ Райтъ былъ принесенъ въ жертву, частью низкому мщенію Наполеона, а главное для того, чтобы погребеніи въ стѣнахъ Тампля наружные знаки, которые онъ представилъ бы на всенародный судъ таинственныхъ и свирѣпыхъ средствъ, употребленныхъ съ тѣмъ, чтобы исторгнуть у него признаніе.

Бонапарте всегда говорилъ, что онъ ничего не знаетъ о судьбѣ Пишегрю и Райта, утверждая, что они, сколько ему извѣстно, погибли отъ собственныхъ своихъ рукъ, а не отъ убійцъ. Противъ сего показанія не существуетъ никакихъ доводовъ, и оно остается только подъ сильнымъ подозрѣніемъ. Но странно, что эта страсть къ самоубійству вдругъ обуяла государственныхъ плѣнниковъ въ Парижѣ, и что оба эти человѣка, злѣйшіе враги Императора, вздумали лишить себя жизни именно тогда, какъ это было наиболѣе выгодно для ихъ гонителя. Сверхъ того, должно сознаться, что поступкомъ своимъ съ Герцогомъ Актонскимъ, Бонапарте потерялъ право ссылаться на свою добрую славу, что бы онъ конечно сдѣлалъ въ отвѣтъ на обвиненія, противъ него возникшія. Человѣкъ, который, подъ предлогомъ государственной необходимости, осмѣлился такъ явно нарушить законы правосудія, не молотъ жаловаться, когда его при всякомъ подозрительномъ случаѣ сочтутъ способнымъ пожертвовать правами человѣчества своимъ страстямъ или выгодами. Онъ самъ соглашается, что Райтъ умеръ задолго до того, какъ это было объявлено, но не объясняетъ, по какимъ причинамъ на счетъ этого хранили молчаніе. Герцогъ Ровиго, также говоря, что ему ничего не извѣстно на счетъ смерти Райта, сознается, что это дѣло покрыто мрачною таинственностью, и намекаетъ, что Фуше зналъ развязку этой трагедіи. Въ дѣйствительныхъ или мнимыхъ Запискахъ Фуше объ этомъ происшествіи ничего не упомянуто. Мы оставимъ во мракѣ, его окружающемъ, сіе страшное событіе, котораго подробности вѣроятно не откроются до тѣхъ поръ, пока не будутъ обнаружены тайны всѣхъ сердецъ.

Избавясь отъ Пишегрю чрезъ самоубійство или руками его тюремщиковъ, правительству Наполеона осталось раздѣлаться только съ Жоржемъ и съ его соумышленниками, да съ Генераломъ Моро. Что касается до перваго, то это легко было сдѣлать, ибо Шуанскій вождь сохранилъ предъ уголовнымъ судомъ ту же безбоязненную дерзость, которую онъ обнаружилъ сначала. Онъ признался, что прибылъ въ Парижъ съ личнымъ противъ Наполеона умысломъ, и, казалось, жалѣлъ о своемъ заключеніи только потому, что оно мѣшало исполненію его предпріятія. Онъ показывалъ судьямъ холодное презрѣніе, и забавлялся, называя Предсѣдателя Суда Тюрго, прежняго Якобинца, Господиномъ Цареубійцею (Monsieur Tue-Roi). Не трудно было приговорить къ смерти Жоржа и девятнадцать его соумышленниковъ, между коими находился Графъ Арманъ де Полиньякъ, за жизнь котораго братъ его великодушно предложилъ свою собственную. Однако же Арманъ де Полиньякъ, съ семью другими, былъ прощенъ Наполеономъ, то есть, что ссылка для однихъ и тюрьма для другихъ замѣнили смертную казнь. Жоржъ и остальные были казнены и умерли съ наивеличайшею твердостью.

Открытіе и уничтоженіе сего заговора произвели повидимому большую часть тѣхъ послѣдствіи, коихъ ожидалъ отъ нихъ Бонапарте. Королевскіе приверженцы замолкли и покорились, такъ что, кромѣ ненависти ихъ къ владычеству Наполеона, обнаруживавшейся въ сатирахъ, острыхъ словахъ и насмѣшкахъ при ихъ вечернихъ сборищахъ, едва модно было подозрѣвать ихъ существованіе. Наполеону предлагали избавить его отъ остальныхъ Бурбоновъ за великую сумму денегъ; но съ большею разсудительностью, чѣмъ при прежнихъ своихъ поступкахъ, онъ отвергъ сіи предложенія. Онъ видѣлъ, что для него будетъ выгоднѣе довести изгнанное семейство до ничтожнаго положенія, чѣмъ обративъ всеобщее вниманіе жестокимъ, насильственнымъ поступкомъ, возбудишь въ людяхъ участіе къ страдальцамъ и ненависть къ ихъ могущественному гонителю. Съ этою цѣлью, вскорѣ послѣ сего времени, имена Принцевъ изгнаннаго Дома были тщательно исключены изо всѣхъ повременныхъ изданій, и кромѣ одного или двухъ разъ, во Французскихъ газетахъ вовсе не было упоминаемо о ихъ существованіи; и мѣра сія конечно была благоразумна съ народомъ, столь легкомысленнымъ, и столь сильно привязаннымъ къ современнымъ дѣламъ, какъ Французы, для которыхъ настоящее есть великая вещь, будущее маловажно, а прошедшее совершенно ничего не значитъ.

Судъ намъ Моро представлялъ гораздо болѣе затрудненій, нѣмъ Жоржевъ. Невозможно было пріискать противъ него никакихъ доказательствъ, кромѣ собственнаго его признанія, что онъ два раза видѣлся съ Пишегрю, по совершенно отрицаясь въ томъ, что принималъ участіе въ его замыслахъ. Большая часть судей была склонна къ тому, чтобы совершенно оправдать его, но предсѣдатель Гемаръ предостерегъ ихъ, замѣтивъ, что поступивъ такимъ образомъ, они принудятъ Правительство къ насильственнымъ мѣрамъ. Понявъ этотъ намекъ и желая избрать среднюю дорогу, они объявили Моро виновнымъ, но не столько, чтобы онъ заслуживалъ смертную казнь. Онъ былъ осужденъ на двухгодовое заключеніе; но какъ солдаты продолжали обнаруживать сильное участіе къ судьбѣ его, то Футе, сдѣланный около этого времени опять Министромъ Полиціи, началъ сильно за него ходатайствовать, и подкрѣпилъ своимъ посредствомъ просьбу госпожи Моро о смягченіи произнесеннаго надъ ея нуженъ приговора. Въ слѣдствіе сего заключеніе было запѣнено ему ссылкою, — наказаніе, гораздо для Моро безопаснѣйшее, принимая въ соображеніе то, что недавно случилось въ государственныхъ темницахъ, и болѣе выгодное для Наполеона тѣнь, что оно совершенно похищало изъ мыслей республиканцевъ и солдатъ вождя, котораго воинскіе таланты могли быть сравниваемы съ его собственными, и на котораго весьма естественнымъ образомъ устремились бы взоры публики, если бъ какая либо причина неудовольствія противъ настоящаго Правительства заставила ихъ обратиться въ другую сторону. Такимъ-то образомъ Бонапарте избѣгъ послѣдствій сего опаснаго заговора; и, подобно больному, котораго недугъ достигаетъ счастливаго перелома чрезъ прорваніе нарыва, онъ пріобрѣлъ еще болѣе могущества чрезъ ниспроверженіе сихъ тайныхъ враговъ своихъ.

ГЛАВА VI.

Всеобщее негодованіе Европы, возбужденное убійствомъ Герцога Ангенскаго. — Россія обращается къ Талейрану, вступясь за нарушеніе правъ Бадена; и вмѣстѣ со Швеціею излагаетъ свои жалобы предъ Германскимъ Сеймомъ — но безполезно — Наполеонъ обвиняетъ Г-дъ Драке и Спенсера Смита — которые, въ слѣдствіе сего, отозваны отъ Дворовъ Мнихенскаго и Штутгардскаго. — Взятіе подъ стражу, заключеніе, и высылка Сира Жоржа Румбольда, Британскаго посланника въ Нижнеи Саксоніи. — Вѣроломство, употребленное противъ Лорда Эльгина агентами Наполеона. — Оно уничтожено примѣрною осторожностью сего Вельможи. — Дѣло сіе представлено Палатѣ Депутатовъ и совершенно опровергнуто Канцлеромъ Казначейства.

Бонапарте, какъ мы видѣли, весьма увеличилъ власть свою чрезъ послѣдствія заговора Пишегрю. Но за то онъ много потерялъ въ общемъ мнѣніи чрезъ похищеніе и убійство Герцога Ангенскаго и чрезъ мрачныя подозрѣнія, возбужденныя таинственною смертью Пишегрю и Райта. Онъ ужъ теперь не въ правѣ былъ пользоваться уваженіемъ, принадлежащимъ побѣдоносному законодателю, ибо ясно показалъ, что порывы гнѣва или постыдное чувство личной ненависти могли вовлекать его въ самыя низкія и кровожадныя средства мщенія. Сильное негодованіе возникло во всѣхъ государствахъ твердой земли, хотя одна только Россія я Швеція осмѣлились объявить свое неудовольствіе на поступокъ, столь противный народнымъ правамъ. При Петербургскомъ Дворѣ, по случаю смерти Герцога Ангенскаго, былъ наложенъ трауръ, и между тѣмъ, какъ Русскій Министръ въ Парижѣ подалъ Талейрану ноту съ жалобою о нарушеніи правъ Баденскаго Герцогства, уполномоченному отъ Россіи въ Ратисбонѣ приказано было обратиться съ представленіемъ на счетъ сего же предмета къ Имперскому Сейму. Шведскій Посланникъ сдѣлалъ тоже самое. Отвѣтъ Французскаго Министра былъ непріязненъ и оскорбителенъ. Онъ нашелъ неумѣстнымъ, что Россія вмѣшивается въ дѣла Франціи и Германіи, и обвинилъ Державу сію въ желаніи возжечь пламя войны въ Европѣ. Сіи переговоры очень усилили неудовольствіе, существовавшее уже между Фракціею и Россіею, и были одною изъ главныхъ причинъ, вновь вовлекшихъ Францію въ воину съ симъ могущественнымъ непріятелемъ.

Представленія Русскаго и Шведскаго Посланниковъ остались безъ всякаго дѣйствія. Австрія была слиткомъ разстроена. Пруссія слишкомъ тѣсно связана съ Франціею для того, чтобы за сіе вступиться, и нельзя было предполагать, чтобы которая либо изъ мелкихъ Державъ осмѣлилась подвергнуть себя гнѣву Перваго Консула, принявъ участіе въ жалобахъ о нарушеніи правъ Бадена. Кровь Герцога Ангенскаго не осталась однако же пролитою безъ отмщенія въ мрачныхъ стѣнахъ Венсеннскихъ. Самъ Герцогъ Баденскій просилъ, чтобы это дѣло было предано забвенію; но многіе изъ Германскихъ Государей чувствовали какъ люди то, чего по слабости своей, они не дерзнули объявить, какъ Принцы. Это былъ предметъ, на который они неоднократно и съ силою опирались всякой разъ, когда представлялся случай воспротивишься всемірному завоевателю. Вѣроломство и жестокость сего поступка безпрестанно навлекали Наполеону новыхъ враговъ, до тѣхъ поръ, пока они довольно усилились для того, чтобъ его ниспровергнуть. Различныя и противорѣчащія причины, которыя Бонапарте приводилъ на счетъ своего поступка, то для оправданія онаго, то стараясь сложить на другихъ злодѣяніе, которое могло принесть пользу только ему одному, доказываютъ, что онъ самъ считалъ смерть Герцога Ангенскаго самымъ предосудительнымъ и противнымъ политикѣ дѣломъ своей жизни.

Удостовѣрясь во всеобщемъ негодованіи, возбужденномъ симъ злодѣйствомъ, Бонапарте хотѣлъ было увѣрить всѣхъ, что Англія, устроивая и поощряя гнусные замыслы противъ его жизни, принудила его къ такой необычайной мѣрѣ, которую онъ старался выставишь въ видѣ возмездія. Странныя средства были употреблены имъ для того, чтобы утвердить мнѣніе, которое онъ желалъ распространить по Европѣ. Неосторожность — какъ по крайней мѣрѣ кажется — Г-на Драке, Британскаго уполномоченнаго въ Минхенѣ, доставила Наполеону способъ придать своимъ обвиненіямъ противъ Англіи нѣкоторую вѣроятность. Сей повѣренный Англійскаго Правительства завелъ тайную переписку съ безчестнымъ человѣкомъ, по имени Меге де ла Тушемъ, который, притворившись Роялистомъ и непріятелемъ Бонапарте, былъ на самомъ дѣлѣ употребленъ Первымъ Консуломъ для того, чтобы выпытать у Г. Драке что нибудь предосудительное для уполномочившихъ его Англійскихъ Министровъ и могущее послужить основою обвиненія, которыя Бонапарте на нихъ взводилъ. Кажется, что Г. Драке старался чрезъ посредство де да Туша возмутить Роялистовъ или другихъ враговъ Наполеона, съ которымъ отечество его было тогда въ воинѣ; и въ этомъ онъ поступалъ сообразно съ обычаемъ всѣхъ воюющихъ Державъ, которыя всегда стараются заводить связи съ людьми, недовольными непріятельскимъ правительствомъ. Но, не толкуя превратно словъ и выраженій, въ письмахъ Г. Драке нельзя найти ничего такого, что бы доказывало* что онъ старался поощрять тѣхъ, которыхъ онъ считалъ своими сообщниками, къ убійству или ко всякой другой мірѣ, противной правамъ народнымъ и осуждаемой просвѣщенными Правительствами. Ошибка Г. Драке состояла только въ томъ, что онъ слиткомъ много положился на искренность своего повѣреннаго. Г. Спенсеръ Смитъ, Британскій Посланникъ въ Штутгардтѣ, былъ завлеченъ въ такія же сѣти, повидимому также устроенныя Французскимъ Правительствомъ.

Бонапарте не пропустилъ извлечь всего, что только было возможно, изъ сихъ мнимыхъ открытій, которыя были объявлены съ великою торжественностью Главнымъ Судьею Ренье. Онъ взывалъ къ правосудію народовъ, какъ будто бы Герцогъ Ангенскій еще спокойно жилъ въ Эттенгеймѣ, и жаловался на замыслы убійства, какъ будто бы своды его государственныхъ темницъ могли скрыть смерть Пишегрю. Снисходительные владѣльцы Мнихена или Штутгарда немедленно приказали Гг. Смиту и Драке оставить Дворы ихъ, и послѣдній былъ принужденъ отправиться пѣшкомъ проселочными дорогами, дабы не попасть въ руки къ Французскимъ жандармамъ.

Судьба, которой страшился Г. Драке, и которой онъ, можетъ быть, едва избѣгнулъ, постигла Сира Георга Румбольда, находившагося въ вольномъ Германскомъ городѣ Гамбургѣ, Посланникомъ Его Британскаго Величества въ Нижней Саксоніи. Ночью 25 Октября, въ противность народнымъ правамъ, присвоеннымъ особамъ Посланниковъ и нейтральнымъ землямъ, онъ былъ схваченъ отрядомъ Французскихъ войскъ, перешедшимъ для сего чрезъ Эльбу. Посланникъ, вмѣстѣ съ бумагами его, былъ отправленъ подъ крѣпкою стражею въ Парижъ и посаженъ въ роковой Тампль. Большое безпокойство возникло даже между Наполеоновыми Министрами, которые страшились, чтобы это задержаніе не было преддверіемъ къ другимъ насильствамъ. Фуше и Талейранъ употребили все вліяніе, которое они имѣли на умъ Наполеона, дабы предупредить дѣйствія, которыхъ они страшились. Король Прусскій также вошелъ въ дѣятельное посредство; и въ слѣдствіе сего Сиръ Георгъ Румбольдъ, послѣ двухдневнаго заключенія, былъ отпущенъ въ Англію, по взятіи съ него обязательства, что онъ не поѣдетъ въ Гамбургъ. Хотя Монитеръ, называя сего сановника достойнымъ сообщникомъ Драке и Спенсера Смита, и говоритъ о сдѣланныхъ въ его бумагахъ открытіяхъ, долженствующихъ обнаружить предъ публикою политическія козни Англіи; однако жъ кажется, что ничего опредѣлительнаго противъ него не отыскалось, даже и для того, чтобы извинить сдѣланное ему Французскимъ владыкою насиліе.

Другой поступокъ Наполеона со знатнымъ Англійскимъ вельможею, хотя и оказавшійся неудачнымъ по прозорливости благороднаго Лорда, служитъ разительнымъ доказательствомъ козней, которыя употребляла Французская полиція, и доставляетъ намъ возможность сдѣлать основательное заключеніе о свойствѣ доводовъ, приводимыхъ Наполеономъ въ подтвержденіе ложныхъ обвиненій, которыми онъ старался очернить Британію и ея подданныхъ.

Графъ Ельгинъ, послѣдній Великобританскій. Посолъ при Портѣ, въ противность уставамъ образованныхъ народовъ, былъ задержанъ съ семействомъ, при проѣздѣ его чрезъ Французскія владѣнія; и въ то время, о которомъ мы говоримъ, онъ жилъ какъ заключенный на честное слово, въ Южной Франціи близь По. Вскорѣ послѣ взятія подъ стражу Моро, Жоржа и прочихъ, прислано было повелѣніе заключить Лорда, въ отплату, какъ говорили, за строгость, оказанную въ Англіи Французскому Генералу Бойе; между тѣмъ какъ дѣло Генерала Бойе было удовлетворительно объяснено Французскому Правительству. Въ Парижскихъ журналахъ, напротивъ того, заключеніе Лорда было приписано жестокости, которую онъ будто бы возбуждалъ противъ Французскихъ военноплѣнныхъ въ Турціи — обвиненіе, совершенно неосновательное. Не смотря на то, Лорда Ельгина отвезли въ крѣпкій замокъ Лурдъ, лежащій при подножіи Пиренейскихъ горъ, гдѣ Комендантъ, хотя и бывшій прежде съ нимъ въ короткихъ связяхъ, принялъ его съ такою осторожностью и холодностью, какъ человѣкъ совершенно ему незнакомый. Комендантъ сей и его помощникъ всячески старались раздражить человѣка, и безъ того уже огорченнаго разлукою съ семействомъ и крѣпкимъ заточеніемъ. Имъ однако жъ не удалось вынудить у своего плѣнника никакого выраженія, обнаруживающаго гнѣвъ его, или нетерпѣливость, хотя онъ и имѣлъ на то право, судя по тому, какъ съ нимъ поступали.

Чрезъ нѣсколько дней послѣ заключенія Лорда Ельгина, караульный сержантъ вручилъ ему письмо, которымъ писавшій оное увѣдомлялъ его, что будучи подобно ему плѣнникомъ и содержась въ отдѣльной темницѣ, онъ сожалѣлъ, что не могъ самъ придти къ Лорду; но что когда Его Превосходительство будетъ прогуливаться по двору, то онъ можетъ переговорить съ нимъ въ окно тюрьмы своей. Справедливо сочтя сіе извѣщеніе подозрительнымъ, Лордъ Ельгинъ изорвалъ письмо; и давъ сержанту луидоръ, сказалъ ему, что если онъ или кто изъ его товарищей опять принесетъ ему тайное письмо, то онъ объявитъ о семъ Коменданту. Вскорѣ послѣ сего, Комендантъ крѣпости, разговаривая съ Лордомъ Ельгиномъ, упомянулъ объ этомъ заключенномъ, какъ о человѣкѣ, имѣющемъ нужду въ движеніи для здоровья; и въ слѣдующій день Лордъ увидѣлъ его прохаживающагося на дворѣ подъ его окнами. Онъ всячески показывалъ желаніе вступить съ Лордомъ Ельгиномъ въ разговоръ, отъ котораго однако жъ послѣднему удалось уклонишься.

Чрезъ нѣсколько недѣль послѣ того, и претерпѣвъ въ продолженіе сего времени многія притѣсненія, Лордъ Ельгинъ получилъ позволеніе возвратиться въ По. По онъ еще не совершенно избѣгнулъ сѣтей, разставляемыхъ ему коварною полиціею Французскаго Правительства. Однажды утромъ, придисрница. дома, въ которомъ онъ жилъ, подала ему письмо, принесенное по словамъ ея одною поселянкою, которая придетъ за отвѣтомъ. Съ тою же осторожностью, какъ въ Лурдѣ, Лордъ Ельгинъ удержалъ придверницу въ своей комнатѣ, и прочитавъ при ней письмо, увидѣлъ, что оно отъ того же вышеупомянутаго государственнаго плѣнника, который говорилъ, что онъ заключенъ подъ стражу за намѣреніе сжечь Французскій Флотъ, увѣряя, что располагаетъ еще исполнить свой умыселъ и представляя оный въ видѣ, наиболѣе по его мнѣнію привлекательномъ для Англичанина. Въ конвертѣ находились также письма къ Графу д’Артуа и къ другимъ знатнымъ чужестранцамъ, которыя Лорда Ельгина просили при первой возможности до ставить. Лордъ Ельгинъ бросилъ всѣ сіи письма въ огонь въ присутствіи придверницы, и удержалъ ее у себя до тѣхъ поръ, пока онѣ совершенно сгорѣли, объявивъ ей въ то же время, что всѣ письма, дошедшія къ нему иначе, какъ чрезъ почту, тотчасъ будутъ представлены имъ мѣстному начальству. Его Превосходительство счелъ притомъ обязанностью сообщить Префекту о заключающемся въ письмѣ умыслѣ, съ тѣмъ однако же условіемъ, что никакихъ посему мѣръ не будетъ принято, если сіе дѣло не откроется другимъ путемъ.

Вскорѣ послѣ сего, когда Бонапарте приготовлялся надѣть Императорскую корону и когда надѣялись, что всеобщее прощеніе откроетъ заключеннымъ темницы, человѣкъ, содержавшійся съ Лордомъ Ельгипомъ въ Лурдѣ, будучи точно плѣнникомъ и съ тѣмъ вмѣстѣ шпіономъ, въ надеждѣ воспользоваться на свою долю всемилостивейшимъ прощеніемъ, всенародно признался во всемъ, что онъ дѣлалъ и умышлялъ противъ выгодъ Наполеона. Лордъ Ельгинъ весьма естественно полюбопытствовалъ прочитать сіе признаніе, которое явилось въ Монитёрѣ, и крайне удивился, не нашедъ въ этомъ объявленіи, впрочемъ весьма подробномъ, ничего касательно умысла сжечь флотъ въ Брестѣ. Не теряя времени, онъ обстоятельно отписалъ въ Парижъ о томъ, что съ нимъ произошло, къ одному изъ друзей СВОНКЪ, который сообщилъ сіе господину Фаргу, Сенатору Беарнской области, до коего сей умыселъ наиболѣе долженъ былъ касаться, ибо его предполагалось произвесть въ предѣлахъ, ему подвѣдомственныхъ. Прочитавъ письмо Лорда Ельгина, Сенаторъ сей измѣнился въ лицѣ, и въ первомъ движеніи вскричалъ, что само Провидѣніе спасло Лорда Ельгина. Послѣ сего онъ признался, хоть и запинаясь, что все это были сѣти для завлеченія Лорда Ельгина, что письма были писаны въ Парижѣ, и отправлены въ Беарнъ чрезъ тайнаго агента, въ надеждѣ послѣ найти оныя между бумагами Лорда. Это подтвердилъ и Лурдскій Комендантъ, съ которымъ Лордъ Ельгинъ имѣлъ въ послѣдствіи откровенный разговоръ и который, переставъ тогда быть тюремщикомъ, опять обратился къ прежней своей вѣжливости. Онъ приписывалъ освобожденіе Лорда Ельгина благопріятному отзыву, сдѣланному имъ и его помощникомъ, о благородной твердости, съ которою Его Превосходительство устоялъ противъ всѣхъ хитростей, употребленныхъ съ тою цѣлью, чтобы раздражить его и вынудить у него какое либо двусмысленное выраженіе противъ Франціи и ея правителя, что бы доставило предлогъ поступить съ нимъ съ суровостью и вовлечь Англійское Правительство въ отвѣтственность за неосторожность одного изъ вельможъ онаго, облеченнаго въ дипломатическій санъ.^[6]

Вышеписанныя обстоятельства озаряютъ яркимъ свѣтомъ обвиненія, взведенныя на Гг. Драке и Спенсера Смита, а въ послѣдствіи на Сира Георга Румбольда, онѣ также объясняютъ причины заключенія несчастнаго Капитана Райта. Съ меньшею осторожностью и присутствіемъ духа, Лордъ Ельгинъ попалъ бы въ сѣти, столь вѣроломно ему разставленныя. Если бъ онъ даже хоть десять минутъ поговорилъ съ подлымъ шпіономъ и зажигателенъ, то бездѣльникъ могъ бы донести^ объ этомъ по своему произволу. Или если, бъ Лордъ хоть на полчаса удержалъ у себя конвертъ съ письмами, что онъ бы могъ сдѣлать совершенно безвиннымъ образомъ, то вѣроятно, что ихъ бы у него захватили; и тогда ему не возможно бы оправдаться отъ обвиненія, которое Бонапарте конечно вывелъ бы, опираясь на такое подозрительное обстоятельство.

Между тѣмъ, какъ Наполеонъ употреблялъ столь вѣроломныя средства съ тою цѣлью, дабы всклепать, если могло, на Британскаго Посланника обвиненіе о умыслахъ противъ его особы, Англійскіе Министры съ благороднымъ негодованіемъ отвергали постыдные слухи, разсѣваемые на ихъ счетъ въ Европѣ Когда предметъ сей былъ представленъ Лордомъ Мопертомъ Палатѣ Депутатовъ относительно переписки Г. Драке, то Канцлеръ Казначейства сказалъ: "Благодарю благороднаго Лорда, доставляющаго мнѣ случай опровергнуть открыто и съ твердостью одно изъ самыхъ грубыхъ и гнусныхъ обвиненій, могущихъ когда либо быть изобрѣтенными образованнымъ народомъ въ предосужденіе другаго. Утверждаю, что никакого уполномочія не было дано, и- никакихъ наставленій не было послано Правительствомъ никакому лицу, для дѣйствія противно законамъ общественнымъ. Еще утверждаю именемъ моимъ и всѣхъ моихъ товарищей, что мы ни одного человѣка не уполномочивали дѣйствовать противно чести нашей отчизны или уставамъ человѣчества.

Сіе опредѣлительное объявленіе, сдѣланное Британскими Министрами въ такомъ положеніи, когда обнаруженный обманъ подвергъ бы опасности составившихъ оный, — мы противопоставляемъ кипамъ переписки, которую Французы достали насильственными, противозаконными средствами, и которая никогда бы не существовала безъ вѣроломнаго къ тому содѣйствія ихъ собственныхъ агентовъ.

ГЛАВА VII.

Наполеонъ намѣревается перемѣнить титулъ Перваго Консула на Императорскій. — Предложеніе о томъ Трибунату. — Карно противъ него возражаетъ. — Оно утверждено Сенатомъ и Трибунатомъ. — Краткое обозрѣніе покой системы, холодно принятой народомъ. — Наполеонъ посѣщаетъ Булонь, Ахенъ и границы Германіи, гдѣ его встрѣчаютъ съ уваженіемъ. — Коронація. — Пій VII вызванъ для сего обряда изъ Рима въ Парижъ. — Подробности. — Размышленія. — Перемѣны, происшедшія въ Италіи. — Наполеонъ наименованъ Королемъ Италіянскимъ и коронованъ въ Миланѣ. Генуа присоединена къ Франціи.

Наполеонъ разсудилъ, что время уже приступить къ окончательной развязкѣ великой политической драмы, которую онъ до сихъ поръ разъигрывалъ съ такимъ искуствомъ, смѣлостью и успѣхомъ. Соперники его были большею частью низложены. Смерть Герцога Ангенскаго и Пишегрю устрашила Роялистовъ, а ссылка Моро оставила Республиканцевъ безъ предводителя.

Сіи событія, уменьшивъ личное уваженіе къ Наполеону, чрезвычайно какъ усилили понятіе о его могуществѣ, и о томъ, что онъ готовъ прибѣгать къ наивеличайшимъ крайностямъ съ тѣми, кто бы вздумалъ ему воспротивиться. Посему эта минута всеобщей покорности и страха была самая удобная для перемѣны его Консульскаго жезла на скипетръ, подобный скипетрамъ прочихъ Европейскихъ Государей; и человѣкъ, который по своему произволу располагалъ Франціею, оставалось только опредѣлить формы и символы своего новаго сапа.

Титулъ Короля самъ собою ему представлялся; но онъ слиткомъ много имѣлъ отношеній къ притязаніямъ Бурбоновъ, о которыхъ Бонапарте, какъ искусный политикъ, не хотѣлъ напоминать. Санъ Императора заключалъ въ себѣ болѣе обширную мысль самодержавія, и не могъ быть оспоренъ никакимъ соперникомъ. Притомъ же это была новизна, которая нравилась любящимъ перемѣны Французамъ; и хотя въ существѣ, учрежденіе Имперіи было несовмѣстно со многими клятвами, произнесенными противъ Королевскаго Правленія, однако жъ по названію своему оно не находилось въ прямомъ противорѣчіи онымъ. Какъ возстановленіе Монархіи, оно было пріятно тѣмъ, которые, можетъ статься, желали не исполнить своихъ обѣтовъ, но избѣгнуть хоть по наружности обвиненія, что они имъ измѣнили. Для слуха самого Наполеона, слово Король казалось неблагозвучнымъ и какъ будто бы ограничивало его могущество предѣлами прежней Королевской власти; между тѣмъ какъ титулъ Императора могъ заключать въ себѣ обширнѣйшую державу, подобную древнему Риму, и одни только предѣлы обитаемаго міра могли быть сочтены ограничивающими владѣнія оной.

Поелику большая часть народа быда, волею или неволею, равнодушна, то не много предстояло околичностей съ Конституціонными Сословіями, которыхъ члены, избранные самимъ Наполеономъ, получающіе отъ него жалованье и сохраняющіе мѣста свои по его произволенію, должны были всего ожидать, содѣйствуя его видамъ, а противясь ему, страшиться всѣхъ бѣдъ, изъ коихъ меньшимъ было бы отрѣшеніе.

30 Апрѣля 1804 года, Кюре, ораторъ не весьма знаменитый (и, можетъ статься, нарочно съ тѣмъ избранный, чтобы отъ него можно было отречься въ случаѣ неожиданнаго сопротивленія), предложилъ сію мѣру, долженствующую уничтожить послѣдніе, слабые и хоть по названію только существующіе признаки свободной Конституціи, которые Франція сохранила еще при настоящемъ ея образѣ правленія. "Время проститься, " сказалъ онъ: «съ политическими мечтами. Внутреннее спокойствіе Франціи утверждено, внѣшній миръ обеспеченъ нашими побѣдами; финансы государства поправлены, законы его возстановлены и приведены въ дѣйствіе. Обеспечимъ для потомства наслажденіе сими благами.» И ораторъ не видѣлъ другаго средства достичь до сего, какъ предоставя верховную власть въ наслѣдіе особѣ и семейству Наполеона, которому Франція была обязана симъ доказательствомъ признательности. "Это, " прибавилъ онъ: "есть единогласное желаніе войска и народа " Въ слѣдствіе сего онъ предложилъ Трибунату удовлетворишь всеобщему желанію и привѣтствовать Наполеона титломъ Императора, какъ наиболѣе достойнымъ величія народа.

Члены Трибуната соперничали одинъ передъ другимъ, какъ бы болѣе превознести заслуги Наполеона и доказать всевозможными оборотами краснорѣчія и логики превосходство самодержавной власти предъ всѣми различными образами народнаго или ограниченнаго правленія. Но одинъ человѣкъ, Карно, имѣлъ смѣлость воспротивиться этому разливу умствованіи и ласкательствъ. Имя сіе, къ несчастію, встрѣчается между именами сотрудниковъ Робеспьера въ Революціонномъ Комитетѣ, равно какъ и между тѣми, которые осудили на смерть добраго и злополучнаго Лудовика XVI; однако жъ благородное поведеніе его въ критическомъ случаѣ, который мы теперь описываемъ, доказываетъ, что любовь къ отечеству, доведшая его до такихъ крайностей, была истинна и чистосердечна; и что въ твердости Карно равнялся съ древними патріотами, коихъ онъ принялъ себѣ образцами. Рѣчь его была столь же умѣренна, какъ и убѣдительна. Онъ сознавался, что Бонапарте, присвоивъ себѣ верховную власть, спасъ Францію; но заключилъ изъ того только, что для исцѣленія сильныхъ болѣзней, коимъ подвергаются государства, нужны сильныя средства. Онъ признавалъ настоящаго главу Республики диктаторомъ; но въ томъ же смыслѣ какими были издревле Фабій, Камиллъ и Цинциннатъ, которые возвратились въ званіе частныхъ гражданъ, какъ только достигли исполненія цѣли, для которой была имъ ввѣрена временная власть. Того же слѣдовало ожидать и отъ Наполеона, принявшаго бразды правленія съ Республиканскими формами, которыя онъ поклялся блюсти и которыя Кюре, своимъ предложеніемъ, приглашалъ его нарушить. Сказавъ, что различныя Республиканскія формы Франціи оказались непрочными, отъ того, что онѣ были составлены и учреждены людьми, волнуемыми политическимъ буйствомъ и неспособными къ основательному, спокойному размышленію, онъ представилъ Соединенные Американскіе Штаты въ примѣръ демократическаго правленія, вмѣстѣ мудраго, сильнаго и прочнаго. Признавая добродѣтели и таланты настоящаго правителя Франціи, онъ представлялъ, что сего еще не достаточно для сдѣланія престола наслѣдственнымъ. Онъ напоминалъ Трибунату, что Домиціанъ былъ сынъ мудраго Веспасіана, Калигула сынъ Германика, а Коммодъ сынъ Марка Аврелія. Далѣе спрашивалъ онъ, не помрачится ли слава Наполеона, если замѣнить другимъ титло, которое онъ сдѣлалъ столь знаменитымь и если подвергнуть его искушенію сдѣлаться орудіемъ разрушенія Конституціи той земли, которой онъ оказалъ столь неоцѣненныя услуги? Наконецъ онъ выводилъ сіе неоспоримое заключеніе, что сколь бы ни велики были услуги, оказанныя гражданиномъ своему отечеству, но что существуютъ предѣлы общественной признательности, предписываемые честью и разсудкомъ. Если гражданинъ спасъ свою землю, возстановилъ общественную свободу, то слѣдуетъ ли отдавать ему въ награду сію же самую свободу, имъ возстановленную? Какой славы, спрашивалъ онъ, можешь ожидать себялюбецъ, который потребовалъ бы пожертвованія свободою своей отчизны въ возмездіе услугъ своихъ, и захотѣлъ бы превратить страну, спасенную его талантами въ свое частное достояніе?

Карно заключилъ свою мужественную, патріотическую рѣчь объявленіемъ, что хотя онъ и счелъ обязанностью по совѣсти воспротивиться предложенной перемѣнѣ правленія, но что если оная будетъ принята народомъ, то и онъ готовъ безпрекословно ей покориться. Онъ сдержалъ свое слово, и жилъ въ бѣдности, почетной для Сановника, занимавшаго первостепенныя званія въ государствѣ и имѣвшаго въ своихъ рукахъ всѣ средства къ обогащенію.

По произнесеніи сей рѣчи, раболѣпные ораторы начали другъ предъ другомъ соперничать въ томъ, чтобы опровергнуть доводы Карно. Скучно было бы излагать всѣ ихъ лжеумствованія. Они въ особенности опирались на таланты Наполеона, на услуги, оказанныя имъ Франціи, и на необходимость воздать за оныя соотвѣтственную награду. Ихъ краснорѣчіе чрезвычайно какъ сходствовало съ доводами старой развратницы, которая старается убѣдить какую нибудь простенькую молодую дѣвушку въ томъ что услуги, оказываемыя ей щедрымъ волокитою, могутъ быть вознаграждены только пожертвованіемъ ея чести. Эти разсказы (ибо ихъ нельзя назвать преніями или сужденіями) продолжалась три дня, по истеченіи которыхъ предложеніе Кюре было принято Трибунатомъ единогласно, за исключеніемъ одного только непреклоннаго Карно.

Сенатъ, которому Трибунатъ поспѣшилъ представить сей проектъ учрежденія самодержавія подъ его настоящимъ именемъ, не замедлилъ издать указъ о новомъ учрежденіи Конституціи Франціи. Сущность сего указа — ибо къ чему бы послужило изображать подробности плана, начертаннаго на пескѣ и долженствовавшаго быть ниспровергнутымъ первою политическою бурею? — была слѣдующая:

1. Наполеонъ Бонапарте объявленъ Императоромъ Французовъ. Императорское достоинство дѣлалось наслѣдственнымъ въ прямомъ, естественномъ и законномъ мужескомъ потомствѣ Наполеона Бонапарте по старшинству первородства. За неимѣніемъ прямыхъ наслѣдниковъ, Наполеонъ могъ принимать сыновей или внуковъ своихъ братьевъ для. наслѣдія ему, въ порядкѣ, имъ опредѣленномъ. Въ случаѣ же неимѣнія и таковыхъ наслѣдниковъ, Іосифъ, а за нимъ Лудовикъ Бонапарте, объявлены законными наслѣдниками Имперіи. Луціанъ и Іеронимъ были исключены отъ сего богатаго наслѣдія, ибо они прогнѣвали Наполеона, женясь противъ его воли.

2. Члены Императорской Фамиліи принимали титулъ Принцевъ крови. Тѣмъ же указомъ учреждались званія Великаго Избирателя, Архиканцлера Имперіи, Государственнаго Архиканцлера, Великаго Коннетабля и Генералъ-Адмирала, какъ необходимые чины Имперіи. Сановники сіи, назначаемые самимъ Императоромъ и избираемые изъ его родственниковъ, приближенныхъ и усерднѣйшихъ приверженцевъ, составляли его Верховный Совѣтъ. Чинъ Маршала Имперіи былъ данъ семнадцати отличнѣйшимъ Генераламъ, въ числѣ коихъ находились Журданъ, Ожеро и другіе, бывшіе прежде ревностными республиканцами. Дюрокъ былъ наименованъ Оберъ Гофмаршаломъ; Коленкурь Оберъ-Шталмейстеромъ; Бертье Оберъ-Егермейстеромъ; а Графъ Сегюръ, вельможа прежняго Двора, Церемоніймейстеромъ.

Такимъ образомъ республиканскія формы были наконецъ навѣки уничтожены монархическими установленіями; и народъ, который не могъ удовольствоваться никакого умѣренною или разсудительною свободою, теперь съ радостью, или по крайней мѣрѣ безпрекословно покорился игу военнаго владыки. Франція, въ 1792 году, походила на дикаго слона, который въ припадкѣ ярости разрушаетъ все, ему встрѣчающее ея; въ 1804, она была тѣмъ же, только усмиреннымъ и покорнымъ звѣремъ, который становится на колѣни и позволяетъ на себѣ ѣздить солдату, водящему его въ сраженіе.

Приняли мѣры, подобно какъ и въ прежнихъ случаяхъ, чтобы получить по крайней мѣрѣ хоть для виду народное согласіе на эту важную государственную перемѣну. Правительство однако жъ было уже напередъ удостовѣрено въ его одобреніи, въ коемъ онъ точно не отказывалъ ни одной изъ множества разнородныхъ Конституцій, такъ быстро слѣдовавшихъ одна за другою. Обеспеченный съ этой стороны, Бонапарте провозгласилъ себя Императоромъ съ наивеличайшею торжественностью, не ожидая, чтобы народъ изъявилъ свои благопріятныя или противныя сему чувства. Манифестъ былъ холодно принятъ, и даже въ черни возбудилъ мало восторга. Казалось, по словамъ нѣкоторыхъ писателей, какъ будто тѣни Герцога Ангенскаго и Пишегрю невидимо носились, затемняя туманомъ свершеніе обряда. Императоръ былъ признанъ солдатами съ большимъ жаромъ. Онъ отправился въ Булонскія лагерь, по видимому съ тою надеждою, что войска провозгласятъ его такимъ же образомъ, какъ древніе Франки провозглашали Королей своихъ, поднимая ихъ на щиты. Онъ возсѣлъ на желѣзномъ тронѣ, принадлежавшемъ, какъ сказываютъ, Королю Дагобершу, между двумя обширными лагерями, имѣя передъ собою Каналъ к враждебные берега Англіи. Погода, какъ увѣряютъ, была пасмурная, но едва только Императоръ возсѣлъ на тронъ для принятія поздравленій отъ своего ликующаго воинства, какъ небо прояснилось, вѣтръ утихъ и осталось одно только легкое дуновеніе, развѣвающее знамена. Даже всѣ стихіи, казалось, признавали Императорское достоинство, кромѣ моря, которое волновалось у ногъ Наполеона съ такою же непокорностью, какую оно нѣкогда показало Кануту Датскому.

Императоръ, въ сопровожденія Императрицы, которая въ новомъ санѣ своемъ показывала столько же пріятности, какъ и скромности, отправился въ Ахенъ и на границы Германіи. Они получили поздравленіе о восшествіи своемъ на престолъ отъ всѣхъ Европейскихъ Державъ, кромѣ Англіи, Россіи я Швеціи; а Германскіе Принцы, которымъ должно было всего надѣяться или страшиться отъ такого опаснаго сосѣда, поспѣшили лично привѣтствовать Наполеона; Государи же, болѣе отдаленные, исполнили сіе чрезъ своихъ Посланниковъ.

Но самымъ пышнымъ и всенароднымъ признаніемъ его новаго сана, долженствовала быть коронація, въ которой Наполеонъ вознамѣрился блеснуть наивозможною пышностью, какую показывали могущественнѣйшіе Государи минувшихъ вѣковъ. Въ немъ часто обнаруживалось желаніе возобновлять для выгодъ своихъ нѣкоторые обряды прежнихъ временъ, какъ будто бы новыя притязанія его дѣлались болѣе почтенными, облекаясь въ древнія Формы; такимъ образомъ, человѣкъ низкаго происхожденія, разбогатѣвъ и попавъ въ знать, старается иногда прикрыть простой родъ свой блистательными гербами. Вспомнивъ, что Папа Леонъ возложилъ златый вѣнецъ на главу Карломана и провозгласилъ его Римскимъ Императоромъ, онъ захотѣлъ, чтобы Пій VII сдѣлалъ тоже самое для Государя, гораздо болѣе могущественнаго, чѣмъ былъ Карломанъ; но Карломанъ самъ отправился вѣримъ для принятія вѣнца изъ рукъ Главы Церкви, а Наполеонъ рѣшилъ, чтобы тотъ, который носилъ высокій, хотя въ глазахъ Протестанта и святотатственный, титулъ Намѣстника Іисуса Христа, самъ прибылъ во Францію для коронованія счастливаго полководца, которымъ Римскій Престолъ былъ неоднократно покоренъ, разграбленъ и доведенъ до нищеты, но которымъ также власть онаго была возобновлена и возстановлена, не только во Франціи, но и въ Италіи.

Такая снисходительность къ желанію Наполеона долженствовала показаться унизительною набожнымъ Католикамъ; но Пій VII столько уже принесъ въ жертву власти и преимуществъ Римскаго Престола, для полученія Конкордата, что его трудно было бы оправдать, если бъ онъ потерялъ выгоды договора, столь дорогою цѣною купленнаго, уклонясь отъ нѣсколькихъ личныхъ безпокойствъ, или, можно сказать, отъ нѣкотораго личнаго смиренія. Пала и Кардиналы, съ коими онъ совѣтовался, испрашивали у Неба внушенія, какъ имъ поступить; но строгій гласъ необходимости говорилъ имъ, что не подвергаясь опасности произвести отпаденіе Французской Церкви, нельзя было отказать требованію Наполеона. И такъ Папа выѣхалъ изъ Рима 5 Ноября. На дорогѣ, онъ вездѣ былъ принимаемъ съ величайшею почтительностью и съ глубочайшимъ благоговѣніемъ; Альпійскія пропасти были ограждены перилами вездѣ, гдѣ святый Отецъ Католической Церкви могъ подвергнуться опасности или даже только устрашиться. 25 Ноября, онъ былъ встрѣченъ Наполеономъ въ Фонтенбло, и Императоръ обходился съ нимъ съ такимъ же тщательнымъ почтеніемъ, какое Карломанъ, котораго онъ любилъ называть своимъ предшественникомъ, могъ оказывать Леону.

2 Декабря свершился обрядъ коронованія въ древнемъ Соборѣ Св. Богородицы, со всею пышностью, которую можно было придать сему торжеству. Вамъ однако же сказывали, что народъ де принялъ сего вѣнчанія съ тѣмъ восторгомъ, который обнаруживаютъ жители всѣхъ столицъ и въ особенности Парижа, при подобныхъ случаяхъ. Они въ немногіе годы столько насмотрѣлись обрядовъ, торжествъ и зрѣлищъ, имѣющихъ совершенно противоположныя основанія, и которыя хотя и были объявлены прочными и неизмѣнными, но ниспровергались новыми понятіями, что они считали коронацію Наполеона также обманчивымъ призракомъ, которыя въ свою очередь исчезнетъ. Самъ Бонапарте казался разсѣяннымъ и мрачнымъ до тѣхъ поръ, пока онъ былъ призванъ къ чувству своего величія возгласами иного численныхъ депутатовъ и сановниковъ, присланныхъ изъ разныхъ областей Франціи для того, чтобы присутствовать при коронаціи. Люди сіи были избраны сообразно съ ихъ политическими мнѣніями; и какъ многіе изъ нихъ получили мѣста отъ Правительства или надѣялись милостей отъ Императора, то они вознаградили пылкимъ изъявленіемъ своего усердія и своими рукоплесканіями холодность добрыхъ Парижскихъ гражданъ.

Императоръ произнесъ присягу коронованія, по установленному для такихъ случаевъ порядку, положивъ руку на Евангеліе и повторяя слова, которыя говорилъ ему Папа. Но самое коронованіе было замѣчательно по уклоненію отъ вообще принятыхъ обрядовъ, — уклоненію, показывающему человѣка, время и обстоятельства. При всѣхъ другихъ торжествахъ такого рода, корона надѣвается на главу вѣнценосца старшею духовною особою, какъ представляющею Божество, чрезъ которое Государи владычествуютъ. Но даже и отъ Главы Католической Церкви, Бонапарте не захотѣлъ принять златаго символа своего Царскаго достоинства, коимъ онъ былъ обязанъ безпримѣрной цѣпи воинскихъ и гражданскихъ успѣховъ. По освященіи короны Папою, Наполеонъ взялъ се съ алтаря и собственноручно возложилъ оную на чело свое. Послѣ сего онъ надѣлъ вѣнецъ на главу Императрицы, какъ бы желая показать, что ея владычество отъ него происходитъ. Многолѣтіе было провозглашено; герольды (ибо они также опять вошли въ моду), возвѣстили, «что достославный и всеавгустѣйшій Императоръ Французовъ коронованъ и возведенъ на престолъ.» Такъ кончилось достопамятное торжество сіе. Присутствовавшіе при ономъ конечно должны были усомнишься, на яву ли они его видѣли или воображеніе ихъ сотворило сей призракъ, столь блистательный по своему виду, столь необычайный по своему происхожденію и столь кратковременно существовавшій.

Наканунѣ коронаціи (т. е. 1 Декабря) Сенатъ представилъ Императору, собранные въ Департаментахъ голоса, которыхъ не ожидали для того, чтобы дѣйствовать. Болѣе трехъ миліоновъ пяти сотъ тысячъ гражданъ подали голоса свои; и изъ нихъ только около трехъ тысячъ пяти сотъ объявили себя противъ. Вице-Президентъ Нёшато объявилъ «что Сенатъ и народъ единогласно утверждаютъ сіе назначеніе, и что никакое Правительство не могло основываться на правахъ, болѣе неоспоримыхъ.»

Слогъ сей быль въ то время вообще принятъ, но когда ораторъ, продолжая свою рѣчь, прибавилъ, что мѣра сія послужитъ Наполеону ко введенію въ гавань корабля Республики, то можно было подумать, что это сказано больше въ насмѣшку, чѣмъ изъ лести.

Наполеонъ отвѣтствовалъ, обѣщаясь употребить власть, ввѣренную ему всеобщимъ согласіемъ Сената, народа и войскъ ко благу той страны, которую онъ, съ поля битвы, первый привѣтствовалъ названіемъ Великой. Сверхъ того онъ объявилъ отъ имени своей династіи, что дѣти его будутъ подпорами престола, служа вмѣстѣ и первыми воинами въ арміи, и первыми судьями въ гражданствѣ.

Какъ всякое слово, при подобномъ случаѣ, было питательно взвѣшено и разсмотрѣно, то онымъ показалось, что этотъ обѣтъ Наполеона за дѣтей, еще несуществующихъ, обнаруживалъ намѣреніе развестись, ибо отъ настоящей своей супруги онъ потерялъ уже надежду имѣть наслѣдниковъ. Другіе осуждали пророческую увѣренность, съ которою онъ опредѣлялъ судьбу и дѣянія существъ, еще не рожденныхъ, и говоря о царствованіи, едва начинающемся, употреблялъ слово династія, присвоиваемое обыкновенно длинному поколѣнію Принцевъ.

Остановимся на минуту, дабы разсмотрѣть этотъ актъ одобренія народомъ новаго правительства, ибо онъ только представляетъ намъ нѣчто въ родѣ законнаго права, на основаніи котораго Наполеонъ могъ требовать себѣ повиновенія. Самъ онъ, разсуждая послѣ своего паденія, о правахъ своихъ быть признаваемымъ законнымъ Монархомъ, всегда опирается на то, что онъ былъ призванъ на тронъ гласомъ народа.

Не станемъ подробно разбирать того, какимъ образомъ списки, содержащіе въ себѣ голоса гражданъ, составлялись чиновниками, которымъ сіе было поручено, — замѣтимъ лишь мимоходомъ, что всѣ сіи чиновники зависѣли отъ правительства, и что не было никакой возможности провѣрить точность ихъ донесеній. Не будемъ также повторятъ, что не дождавшись народнаго избранія, Наполеонъ принялъ уже Государство отъ Сената, и въ слѣдствіе сего былъ провозглашенъ Императоромъ. Оставя всѣ сіи обстоятельства, мы вспомнимъ только, что во Франціи обыкновенно считается болѣе тридцати милліоновъ жителей, и что изъ нихъ только три милліона пять сотъ тысячъ подали голоса свои. Тутъ не было и третьей части, за исключеніемъ женщинъ и дѣтей, изъ имѣющихъ право объявлять свое мнѣніе тамъ, гдѣ шло дѣло о наивеличайшей перемѣнѣ, которой могло подвергнуться государство; и должно сознаться, что воля столь малочисленной части народа слишкомъ была слаба для того, чтобы обязать собою всѣхъ прочихъ. Говорили, правда, что какъ вопросъ сей былъ предложенъ всему народу вообще, то каждый имѣлъ обязанность дашь свой частный отвѣтъ, и что не объявившихъ голосовъ своихъ, должно было считать согласными съ мнѣніемъ большинства. Но доводъ сей совершенно противенъ духу законоположеній въ подобныхъ случаяхъ и столь же мало можетъ быть уваженъ, какъ оправданіе того солдата, который, будучи обвиненъ въ похищеніи ожерелья съ образа Богоматери, при допросѣ показалъ, что онъ прежде испрашивалъ на сіе у Святой Дѣвы позволенія, и, не получивъ отъ нея отвѣта, принялъ молчаніе за согласіе.

Съ другой стороны должно взять въ соображеніе, что сей выборъ голосами, на основаніи котораго Наполеонъ присвоивалъ себѣ полное, неотъемлемое право на свободу Франціи, былъ нисколько не торжественнѣе тѣхъ, которыми до сего народъ утвердилъ Конституціонную Монархію въ 1791 году, Республику въ 1792, Директорію въ 1793 и Консульское Правленіе въ 1799. И такъ, или всѣ сіи постановленія долженствовали быть неизмѣнно соблюдаемы, или народъ могъ по произволу отмѣнять ихъ. Въ первомъ случаѣ народъ не имѣлъ права, въ 1804 году, отбирать назадъ голосовъ своихъ и нарушать клятву, которою онъ присягнулъ Правительству, установленному 1791 года. Слѣдовательно всѣ прочія правительства, имъ учрежденныя, были противозаконны, а въ особенности то, которое теперь учреждалось, ибо три Конституціи, основанныя на согласіи народа, были онымъ ниспровергнуты и три клятвы нарушены для введенія новаго правленія. Если же, напротивъ того, народъ, присягнувъ какой нибудь Конституціи, удерживалъ право принять вмѣсто оной, когда ему заблагоразсудится, другую: то и Конституція Имперіи столь же была ненадежна, какъ и прочія, ей предшествовавшія. На чемъ же тогда Бонапарте могъ основывать неприкосновенность своей власти, которую онъ себѣ такъ исключительно присвоивалъ и которую онъ впередъ уже передавалъ своимъ потомкамъ, не испрашивая на сіе воли народной? Династія, которую онъ считалъ сѣдящею уже на тронѣ, нисколько не походила, какъ онъ воображалъ, на крѣпкій дубъ; по завися отъ прихоти непостояннаго народа, скорѣе уподоблялась волчецу, котораго ненадежная верхушка держится на стеблѣ своемъ только до тѣхъ поръ, пока первымъ порывомъ вѣтра, не сорветъ ея.

Но мы оставимъ эти отношенія; не будемъ даже спрашивать, сколько въ числѣ трехъ съ половиною милліоновъ, подавшихъ голоса свои, было такихъ, которые сдѣлали сіе противъ воли, и отказались бы подписаться, если бъ смѣли; и сколько было людей, считавшихъ сіе одобреніе только снисходительнымъ обрядомъ, котораго каждое правительство могло потребовать въ свою очередь и который обязывалъ подданныхъ къ повиновенію только до тѣхъ поръ, пока Правитель имѣлъ средства заставлять себѣ повиноваться. Противъ этой мнимой отдачи свободы Франціи остается еще другое, болѣе сильное возраженіе, которое оную уничтожаетъ и лишаетъ всякой дѣйствительности. Это есть такъ называемый законовѣдцами Factum in illicite (Договоръ о вещахъ противозаконныхъ): ибо народъ даль то, чего онъ не имѣлъ права дать, а Бонапарте принялъ то, чего онъ не въ правѣ былъ брать. Въ случаѣ похищенія самодержавія, почти всегда бываешь, какъ съ Кесаремъ, что народъ дѣлается орудіемъ своего собственнаго рабства; и самъ куетъ себѣ цѣпи, руководимый хитрымъ гласомъ демагога, дѣйствующаго его именемъ. Хотя такое согласіе со стороны народа, происходящее отъ чрезмѣрной довѣренности, или отъ признательности, и облегчаетъ путь къ похищенію свободы, но оно никогда не можетъ сдѣлать онаго болѣе законнымъ. Права народа принадлежатъ ему съ тѣмъ, чтобы онъ ими пользовался, но не съ тѣмъ, чтобы онъ передавалъ или продавалъ ихъ. Народъ, въ этомъ отношеніи подобенъ несовершеннолѣтнему человѣку, которому законы обеспечиваютъ его собственность, но не даютъ ему права отдавать или расточать оную; народныя преимущества суть достояніе, которое переходитъ изъ рода въ родъ и никогда не можетъ быть подарено, промѣняно или уступлено тѣми, которые только пользуются выгодами онаго и временнымъ владѣніемъ. Никакой человѣкъ не въ правѣ располагать даже своего особою, на томъ основаніи, что онъ не можетъ отдать жизни своей или членовъ другому; и договоръ Венеціянскаго купца былъ бы отвергнутъ всѣми Европейскими судами.^[7] Тѣмъ еще болѣе избраніе Наполеона, въ 1804 году, долженствовало быть признано совершенно недѣйствительнымъ, ибо оно заставляло Французскій народъ отдать то, что для него гораздо было дороже и труднѣе могло быть отдано, чѣмъ фунтъ мяса отъ сердца, или даже самое сердце.

Поелику Французскій народъ не имѣлъ права отказаться отъ свободы за себя и за свое потомство навѣки, то и Бонапарте не могъ законнымъ образомъ присвоивать себѣ этой несовмѣстной и безразсудной уступки. Если слѣпецъ дастъ золотую монету ошибкою, вмѣсто серебряной; то получившій оную не пріобрѣтаетъ законнаго права на излишне переданныя ему деньги. Если незнающій дѣлъ по невѣдѣнію заключитъ противозаконный договоръ, то подпись его, хотя и добровольная, ни къ чему его не обязываетъ. Правда, что Бонапарте оказалъ Франціи величайшія услуги, сперва своими Италіянскими походами, а въ послѣдствіи чудною цѣпью побѣдъ, ознаменовавшихъ возвращеніе его изъ Египта; однако жъ заслуги, оказанныя человѣкомъ своей отчизнѣ, подобно обязанности, исполненной сыномъ для сьоего родителя, не могутъ обязать оную къ заплатѣ ему сверхъ того, что она законно можетъ ему предложить. Если Франція получила отъ Наполеона великія услуги, то она возвела его столь высоко, какъ только можетъ возвыситься подданный, и признательность ея къ нему такъ была неограниченна, что она отдала ему или допустила его взять себѣ верховную власть, которую актъ, нами изображаемый, долженствовалъ упрочить и освятить подъ именемъ Имперіи. Заключимъ здѣсь пяти доводы тѣмъ, что мнимое избраніе народа долженствуетъ считаться совершенно недѣйствительнымъ, какъ относительно къ подданнымъ, уступившимъ свои преимущества, такъ и къ Императору, принявшему ихъ уступку. Первые не могли отдать правъ, которыхъ уступка противозаконна; а послѣдній не могъ принять противозаконной власти.

Самъ Бонапарте и его ревностнѣйшіе приверженцы старались оправдать или извинить его хищничество слѣдующими доводами, коимъ мы оставляемъ всю силу, могущую въ нихъ заключаться. Они говорили, весьма основательно, что Бонапарте, соображая вообще его поступки, не былъ себялюбивый похититель власти, и что средство, чрезъ которое онъ пріобрѣлъ ее, искуплялось употребленіемъ, которое онъ изъ нея сдѣлалъ. Это правда; ибо мы не хотимъ унижать достоинствъ Наполеона замѣчаніемъ, что по мнѣнію искуснѣйшихъ политиковъ, Государи, коихъ права на власть сомнительны обязаны, хотя бъ только для своей собственной пользы, царствовать такимъ образомъ, чтобы земля ихъ чувствовала выгоды, состоя подъ ихъ державою. Мы охотно подтвердимъ, что во многихъ дѣлахъ своего внутренняго управленія Бонапарте показалъ, что онъ желаетъ считать свои выгоды нераздѣльными съ выгодами Франціи; что онъ тѣсно соединяетъ благо ея со своею славою; и что онъ тратилъ свои сокровища на украшеніе государства, а не на свои собственные расходы. Мы не сомнѣваемся, что ему гораздо пріятнѣе было видѣть образцовыя произведенія искуствъ, собранными въ Музеумѣ, чѣмъ имѣть ихъ на стѣнахъ собственнаго дворца своего; и что онъ отъ искренняго сердца упрекалъ Іозефину за то, что она дорогою цѣною покупала растенія для своего Мальмезонскаго сада; ибо склонность ея причиняла ущербъ Общественному Ботаническому Саду въ Парижѣ. Мы допускаемъ, что Бонапарте совершенно прилѣпился къ землѣ, надъ которою онъ царствовалъ, и что онъ желалъ доставить ей своими исполинскими планами наибольшій внѣшній блескъ и наивеличайшее внутреннее благосостояніе. Безъ сомнѣнія можно сказать, по тѣсной связи всякой страны съ ея владыкою, что какъ Франція не имѣла ничего, непринадлежащаго ея Императору, то онъ трудился собственно для себя, воздвигая въ государствѣ великолѣпныя зданія, и не болѣе терялъ изъ вида свои выгоды, какъ помѣщикъ, который, пренебрегая садъ свой, занимается украшеніемъ своего парка. Но не должно слиткомъ строго заглядывать въ сокровеннѣйшія чувства человѣка, гдѣ часто можно найти нѣчто, подобное эгоизму. Достаточно сказать, что эгоизмъ, обнимающій выгоды цѣлаго государства, столь благороденъ, высокъ и чистъ въ своихъ свойствахъ, что онъ близокъ къ патріотизму; и добрыя измѣренія Бонапарте для Франціи, которою онъ самовластно управлялъ, не болѣе могутъ подлежать сомнѣнію, какъ любовь самовластнаго отца, который желаетъ сдѣлать сына своего счастливымъ, предписывая ему единственнымъ условіемъ совершенную покорность его волѣ. Бѣда только въ томъ, что неограниченная власть, какъ въ государствѣ, такъ и въ семействѣ, зависитъ иногда болѣе. отъ прихоти, чѣмъ отъ разсудка, и дѣлается сѣтью для того, кто имѣетъ оную въ рукахъ своихъ, и бременемъ для тѣхъ, на кого она простирается. Отецъ, напримѣръ, желая видѣть своего сына счастливымъ и устроить его состояніе, принуждаетъ молодаго человѣка жениться по расчету противно его склонности; и Бонапарте полагалъ, что онъ трудится для блага и для расширенія Франціи, тогда какъ, предпочитая блескъ побѣдъ благословенному миру, онъ велъ цвѣтъ ея юношества на смерть въ чужія земли, и погубивъ оный, предалъ ее въ руки иноземныхъ завоевателей, раздраженныхъ его честолюбіемъ.

Таковы размышленія, которыя сами собою возникаютъ при разборѣ признаннаго всѣми похищенія Наполеономъ самодержавной власти, коею онъ уже въ полной мѣрѣ пользовался со времени назначенія его по смерть Первымъ Консуломъ. Вскорѣ послѣ того обнаружилось, что Франція, съ приращеніемъ владѣній и могущества, доставленнаго ей Наполеономъ, была слиткомъ тѣснымъ поприщемъ для его честолюбія. Италія представила собою первое, разительное тому доказательство.

Сѣверныя государства Италіи слѣдовали промѣру Франціи во всѣхъ измѣненіяхъ ея правительствъ. Онѣ сдѣлались Республиками съ Директоріею, когда Наполеонъ мечемъ своимъ завоевалъ ихъ у Австрійцевъ, и преобразовались въ родъ Консульскаго Правленія, когда такое же было учреждено въ Парижѣ 18 Брюмера. А теперь имъ предстояло сдѣлать у себя Королемъ того, который пользовался уже надъ ними Царскою властью, подъ титуломъ Президента.

Сановники Италілиской (недавно еще Цизальпинской) Республики предчувствовали, чего отъ нихъ ожидаютъ. Они отправила въ Парижъ депутатовъ съ представленіемъ ощущаемой ими необходимости учредить у нихъ Монархическое наслѣдственное правленіе. И Марта, бывъ допущены на аудіенцію къ Императору, они объявили ему единогласное желаніе своихъ соотечественниковъ, чтобы Наполеонъ, основатель Италія не кой Республики, сдѣлался Монархомъ Италіанскаго Королевства. Ему предоставлялась власть избрать по себѣ наслѣдника, Француза или Италіянца. Однако жъ, будто бы по остатку чувствъ независимости, сочинители сего униженнаго представленія не прашивали, чтобы короны Французская и Италіянская, исключая настоящій случай, никогда не были соединены на главѣ одного Монарха. Наполеонъ ногъ, въ продолженіе своей жизни, отдать Италіянское Королевство одному изъ своихъ наслѣдниковъ, отъ него ли рожденному или имъ усыновленному, но особеннымъ условіемъ постановлялось, чтобы уступка сія не могла сдѣлаться, пока Французы будутъ занимать Неаполитанскія владѣнія, Россіяне Корфу, а Англичане Мальту.

Бонапарте исполнилъ просьбу народовъ Италіи, и соблаговолилъ уважить ихъ опасенія. Соглашаясь съ ними въ томъ, что раздѣленіе коронъ Французской и Италіянской, могущее быть очень полезно ихъ потомкамъ, подвергло бы большой опасности ихъ самихъ, онъ принималъ сіе новое бремя, налагаемое на него ихъ любовію и довѣренностью, покрайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока выгоды его Италіянскихъ подданныхъ дозволятъ ему возложить корону на Государя, болѣе юнаго, который, руководствуясь его же духомъ, всегда будетъ готовъ пожертвовать своею жизнью для народа, надъ хоимъ онъ будетъ призванъ царствовать Провидѣніемъ, Конституціею земли сек и волею Наполеона. Возвѣщая объ этомъ новомъ пріобрѣтеніи Французскому Сенату, Бонапарте употребилъ выраженіе, столь необыкновенно смѣлое, что для произнесенія онаго, ему вѣроятно столько же требовалось имѣть мужества, какъ для самаго отважнаго похода. "Сила и величіе Французской Имперіи, « сказалъ онъ: „превзойдены умѣренностью, царствующею во всѣхъ ея политическихъ дѣлахъ.“

11 Апрѣля, Наполеонъ съ Императрицею отправился короноваться Государемъ Италіи. Обрядъ сей почти совершенно походилъ на вѣнчаніе его Императоромъ. Папу однако жъ вторично не потребовали для свершенія онаго, хотя Пій VII, находясь на обратномъ пути въ Римъ, конечно бы не отказался по просьбѣ Наполеона заѣхать для сего въ Миланъ. Можетъ быть, показалось слишкомъ жестокимъ потребовать отъ Первосвященника коронованія Короля Италіянскаго, котораго одинъ уже титулъ показывалъ возможность того, что при распространеніи его владѣніи, нѣкогда и достояніе Св. Петра можетъ войти въ оныя. Можетъ быть, — и это кажется намъ болѣе вѣроятнымъ — какая нибудь причина несогласія существовала уже между Наполеономъ и Піемъ VII. Какъ бы то ни было, а служеніе Архіепископа Миланскаго сочли достаточнымъ для этого случая, и онъ благословилъ знаменитую Желѣзную Корону, которая, какъ сказываютъ, была возлагаема на чело древнихъ Ломбардскихъ Королей. Бонапарте, подобно какъ въ Парижѣ, надѣлъ сію древнюю регалію собственноручно, и громко произнесъ горделивое провозглашеніе прежнихъ ея владѣльцевъ: Богъ даетъ мнѣ ее; горе тому, кто до нея коснется!

Новое Королевство было во всѣхъ отношеніяхъ устроено по образцу Французской Имперіи. Орденъ Желѣзной Короны былъ учрежденъ наподобіе Почетнаго Легіона. Многочисленное Французское войско оставлено на содержаніи Италія; а Евгеній Богарне, сынъ Іозефины отъ перваго брака, который пользовался довѣренностью своего вотчима и заслуживалъ оную, былъ сдѣланъ Вице-Королемъ, дабы представлять въ семъ санѣ лице Наполеона.

Наполеонъ не выѣхалъ изъ Италіи, не распространивъ еще предѣловъ своего Государства. Генуа, нѣкогда гордая и могущественная, принесла въ жертву свою независимость, и Дожъ ея подалъ Императору просьбу о томъ чтобы Лигурійская Республика, состоящая на особыхъ правахъ, была причислена къ Франціи. Незадолго предъ тѣмъ, Бонапарте объявилъ Сенату, что границы Франціи окончательно опредѣлены, и что оныя не будутъ распространяемы посредствомъ новыхъ завоеваній. Topжественныхъ договоромъ съ Фракціею, Гену а отдала свои арсеналы и гавани во власть Французскаго Правительства; обязалась вспомоществовать своей могущественной союзницѣ шестью тысячами матросъ и вооруженными на ея счетъ десятью линѣйными кораблями; за что независимость ея, или покрайней мѣрѣ тѣнь сего неоцѣненнаго преимущества, оставшаяся послѣ союза съ сею грозною Державою, была обеспечена Франціею. Но, ни боязнь нарушишь свои собственныя всенародныя объявленія, ни торжественный договоръ, признавшій Лигурійскую Республику, не воспрепятствовали Наполеону воспользоваться предлогомъ, доставляемымъ ему просьбою Дожа. Казалось приличнымъ склониться на желаніе города и Правительства Генуи о причисленіи ихъ къ Великому Народу. Бонапарте очень хорошо зналъ, что сдѣлавъ ее областью Франціи, онъ увеличитъ тѣмъ негодованіе Россіи и Австріи, которыя начинали уже угрожать ему; но посѣтивъ пышный градъ Доріевъ и удивляясь его мраморнымъ дворцамъ и великолѣпнымъ гаванямъ, онъ не могъ не воскликнуть, что такое пріобрѣтеніе стоитъ того, чтобы отважиться на войну. Успѣхъ одного великаго умысла внушалъ ему составленіе другаго, и хотя Наполеонъ зналъ, что вся Европа смотритъ на него окомъ зависти и подозрѣнія, но не могъ удержать порывовъ своего честолюбія, которые усиливали и укореняли всеобщую къ нему непріязнь.

ГЛАВА VIII.

Наполеонъ пишетъ второе письмо прямо къ Англійскому Королю. — Разсужденіе о неудобствахъ и о неприличіи сей новизны. — Отвѣтъ Британскаго Министра Талейрану. — Союзъ, заключенный между Россіею и Англіею. Пруссія остается нейтральною, и Императоръ Александръ посѣщаетъ Берлинъ. — Австрія готовится къ войнъ, и вводитъ войска свои въ Баварію. — Неблагоразуміе, съ которымъ она слишкомъ рано начала враждебныя дѣйствія, и поступки ея въ Баваріи. — Неспособность Австрійскаго Генерала Мака. — Курфирсты Баварскій, Виртембергсій и Герцогъ Баденскій присоединяются къ Наполеону. — Искусныя дѣйствія Французскихъ военачальниковъ и постоянныя потери Австрійцевъ. — Наполеонъ нарушаетъ Нейтралитетъ Пруссіи, прошедъ чрезъ земли Аншпаха и Барейта. — Новыя пораженія Австрійскихъ Генераловъ, и возникшія между ими, въ слѣдствіе оныхъ, несогласія. — Макъ запертъ въ Ульмѣ. — Онъ пишетъ грозное объявленіе 16 Октября — а на другой день сдается. — Пагубныя слѣдствія его трусости, неспособности, а можетъ быть и измѣны.

Бонапарте, будучи Консуломъ, старался доказать свое искреннее желаніе заключить миръ, вошедъ въ непосредственныя, личныя сношенія съ Королемъ Великобританскимъ. Сдѣлавшись Императоромъ, по собственнымъ словамъ его, онъ восшествіемъ своимъ на престолъ изгладилъ всѣ злодѣйства Революціи и навсегда разсѣялъ обманчивые призраки свободы и равенства, страшные для тѣхъ Правительствъ, коихъ власть основана на правахъ законности. Однимъ словомъ, онъ полагалъ, что въ системѣ его сохранено все, что Республика произвела хорошаго, и откинуто все зло, которое она могла сдѣлать.

Съ такими притязаніями, не говоря уже о его необъятномъ могуществѣ, онъ поспѣшилъ занять мѣсто между признанными Государями Европы; и во второй разъ (27 Генваря 1805 года) написалъ письмо прямо къ Королю Георгу, наименовавъ его „Ваше Величество, братъ мой.“ Въ этомъ письмѣ онъ всячески старался доказать выгоды мира предъ войною, обоюдное величіе Франціи и Англіи, возведенныхъ на высшую степень благосостоянія — и наконецъ необходимость прекращенія войны между сими двумя землями.

Мы ужъ говорили о неудобствахъ, неразлучныхъ съ этимъ уклоненіемъ отъ вообще принятаго порядка сношеній между Державами, и о страсти вступать въ переговоры, обыкновенно поручаемые низшимъ агентамъ, прямо съ царствующими особами. Но если Наполеонъ дѣйствительно желалъ мира, и если онъ имѣлъ какую либо причину обратиться прямо къ Англійскому Королю, а не къ Правительству, то ему бы слѣдовало объясниться опредѣлительнѣе, а не наполнять письма своего общими доводами, которые, будучи приведены съ одной стороны и ничѣмъ не опровергнуты съ другой, оставляли спорныя статьи между двумя воюющими Державами столько же нерѣшенными, какъ и прежде. Дѣло шло не о томъ, чтобы доказать преимущество мира предъ войною, но о томъ, на какихъ условіяхъ миръ сей предлагался, и на какихъ условіяхъ можно было получить его. Если бъ Бонапарте, — въ то же самое время, какъ онъ утверждалъ, что Англія напрасно страшится приращенія его могущества, — для спокойствія Европы, для блага обоихъ народовъ и изъ уваженія къ Монарху, къ которому онъ писалъ, — согласился оставить Мальту навсегда или на опредѣленное время въ рукахъ Британіи, то поступокъ его имѣлъ бы еще нѣкоторыя видъ искренности, а безъ сего онъ столько же былъ неясенъ на счетъ своей цѣли, какъ и несообразенъ съ обычаями.

Въ-отвѣтъ на сіе письмо, Британскій Государственный Секретарь увѣдомилъ Талейрана, что Англія не можетъ опредѣлительно отвѣтствовать на предложеніе о мирѣ, заключающееся въ письмѣ Наполеона, до тѣхъ поръ, пока снесется о семь съ союзниками своими на твердой землѣ и въ особенности съ Императоромъ Россійскимъ.

Намекъ сей относился къ тому, о чемъ Наполеонъ ужъ очень хорошо зналъ, а именно къ бурѣ, которая сбиралась на твердой землѣ противъ его могущества. Въ этомъ случаѣ Россія была душею союза. Съ тѣхъ поръ, какъ по смерти Павла, обширными Его владѣніями правилъ Государь мудрый, образованный и отлично воспитанный, политика Россіи сдѣлалась благородною, разсудительною и умѣренною. Она предлагала двумъ непріязненнымъ Державамъ свое посредство, охотно принятое Великобританіей, но горделиво отвергнутое Франціею, которой Правитель конечно съ неудовольствіемъ видѣлъ въ рукахъ искуснаго и прозорливаго Монарха власть, изъ коей прежде онъ извлекалъ себѣ такую пользу.

Съ этого времени возникла холодность между Французскимъ и Россійскимъ Правительствами. Убійство Герцога Ангенскаго усилило сію непріязнь. Россійскій Императоръ былъ слишкомъ высокъ духомъ для того, чтобы безмолвно смотрѣть на сей вѣроломный, насильственный поступокъ; и какъ Онъ не только обнаружилъ на счетъ сего Свое мнѣніе Наполеону, но и жаловался Германскому Сейму на нарушеніе правъ Имперскихъ владѣній: то Бонапарте, непривыкшій къ тому, чтобы поступки его были разбираемы и порицаемы другими, хотя и могущественными особами, повидимому началъ съ тѣхъ поръ лично ненавидѣть Императора Александра. Россія, Швеція и Монархи ихъ сдѣлались предметами сатиръ и насмѣшекъ въ Монитеръ — а какъ всякому извѣстно, такія стрѣлы никогда не были пускаемы безъ особеннаго одобренія Наполеона. Король Шведскій отозвалъ Посланника своего изъ Парижа и въ нотѣ, сообщенной Французскому Повѣренному въ Стокгольмѣ, изъявилъ свое удивленіе о неприличныхъ и странныхъ оскорбленіяхъ, которыя Господинъ Наполеонъ Бонапарте дозволяетъ помѣщать въ Moнитерѣ.» Правда, что Густавъ былъ раздражителенъ, опрометчивъ и готовъ на замыслы, для исполненія коихъ недостало бы силъ его государства; но онъ врядъ ли бы осмѣлился выразиться столь неуважительно о самомъ страшномъ Государѣ въ Европѣ, если бъ онъ не былъ увѣренъ въ помощи Царя. И дѣйствительно, 10 Генваря 1805 года, Король Шведскій подписалъ договорныя статьи союза съ Россіею, а въ слѣдствіе онаго, 31 числа слѣдующаго Октября, объявилъ Франціи войну, въ выраженіяхъ, лично оскорбительныхъ для Наполеона.

Россія и Англія между тѣмъ согласились составить на твердой землѣ союзъ, котораго главною цѣлью было то, чтобы общими силами принудить Французское Правительство къ возстановленію равновѣсія Европы. Союзъ сей имѣлъ въ предметѣ независимость Голландіи и Швейцаріи; выведеніе изъ Ганновера и изъ Сѣверной Германіи Французскихъ войскъ; возвращеніе Піемонша Королю Сардинскому, и совершенный выходъ Французовъ изъ Италіи.

Такіе великіе замыслы требовали и соотвѣтственныхъ онымъ усилій. Предполагалось употребить на сіе пяти сотъ тысячъ человѣкъ; и Британія, кромѣ содѣйствія своими морскими и сухопутными силами, обязывалась дать значительныя суммы на содержаніе союзныхъ армій.

Великобританія я Россія были глазами сего новаго союза противъ Франціи; но соображая отдѣльное положеніе на островѣ первой Державы и отдаленность второй, нельзя было надѣяться, чтобы онѣ однѣ, безъ содѣйствія Императора Австрійскаго и Короля Прусскаго, могли успѣшно воевать съ Фракціею. Въ слѣдствіе сего были сдѣланы всевозможныя усилія, дабы вразумить сихъ двухъ Государей о чрезвычайной опасности, которой Они подвергались чрезъ безпрерывныя посягательства Наполеона и чрезъ быстрое распространеніе его Имперія.

Но со времени неудачной кампаніи 1792 года, Пруссія соблюдала строгій и осторожный нейтралитетъ. Она, можетъ быть не безъ тайнаго удовольствія, видѣла униженіе Австріи, ея естественной соперницы въ Германіи, и воспользовалась нѣкоторыми случаями для пріобрѣтенія разныхъ мелочныхъ выгодъ при происшедшихъ на твердой землѣ перемѣнахъ такъ что повидимому она находила себѣ пользу въ успѣхахъ Франціи. Предполагали также, что Бонапарте нашелъ себѣ между главными Прусскими сановниками усердныхъ приверженцевъ. Однако жъ мнѣніе сихъ Министровъ не было раздѣляемо народомъ. Насильственныя завладѣнія въ Германской Имперіи непосредственно касались безопасности Пруссіи, и народъ въ упадкѣ вліянія Австріи видѣлъ образованіе и усиленіе въ Германіи сильной партіи, благопріятствующей Франціи, которой Баварія, Виртембергъ и почти всѣ мелкія Державы на Реннѣ и въ окрестностяхъ начали оказывать подобострастное уваженіе, изъявляемое ими до сихъ поръ однѣмъ только великимъ Державамъ Австріи и Пруссіи. Подданные Фридриха Великаго вспоминали также многочисленныя его побѣды, и гордясь арміею, имъ устроенною и оставленною его преемнику, не ощущали ни страха, ни неохоты при мысли помѣряться силами съ Диктаторомъ Европы. Посему въ Прусскомъ Кабинетѣ мнѣнія были раздѣлены; и хотя люди, благопріятствующіе Французамъ, успѣли воспрепятствовать немедленному приступленію Пруссіи къ союзу, однако жъ приведеніемъ своей "арміи въ военное положеніе и приближеніемъ войскъ своихъ къ предполагаемому поприщу брани, Пруссія очевидно показывала, что продолженіе ея нейтралитета будетъ зависѣть отъ обстоятельствъ, а болѣе всего горделивая рѣшительность Кабинета, замѣчательнаго настойчивостью, съ которою онъ держался и дѣйствовалъ по принятымъ однажды правиламъ, заставили ея Правительство присоединиться къ союзу Россіи съ Великобританіею. Австрія еще не забыла успѣховъ, пріобрѣтенныхъ ея полководцами и арміями, когда они сражались подъ предводительствомъ Суворова, и могла надѣяться возобновленія побѣдъ при Нови и Требіи. Въ слѣдствіе сего она повсюду усилила свои войска; и между тѣмъ какъ Эрцгерцогъ Карлъ принялъ начальство надъ осьмидесятью тысячами въ Италіи, на которую Австрія всегда взирала вожделѣнными глазами, другія восемьдесятъ тысячъ, коимъ предназначалось дѣйствовать на Лехѣ, а можетъ быть, какъ надѣялись, и на Рейнѣ, были ввѣрены предводительству Генерала Мака, котораго ложная и незаслуженная воинская слава поддержалась еще, къ несчастію для Австріи, не смотря на его жалкій Неаполитанскій походъ въ il99 году. Эрцгерцогъ Фердинандъ, Принцъ, отлично Храбрый и подававшій о себѣ великія надежды, начальствовалъ по поверхности надъ этою послѣднею арміею, но настоящее управленіе оною находилось въ рукахъ сего стараго я пустоголоваго профессора тактики. Въ заключеніе подробностей сихъ пріуготовленій скажемъ, что Эрцгерцогъ Іоаннъ былъ назначенъ предводителемъ въ Тироль.

Оставалось еще испытать способъ переговоровъ прежде окончательнаго приступа къ военнымъ крайностямъ. Не трудно было найти предлогъ къ войнѣ, долженствовавшей вновь возгорѣться. Послѣднимъ Люневильскимъ трактатомъ, заключеннымъ между Австріею и Фракціею, независимость Италіянской, Гельветической и Батавской Республикъ была утверждена; но вмѣсто того, чтобы держаться сихъ постановленій, Наполеонъ сдѣлался Великимъ Посредникомъ Швейцаріи и Королемъ Италіи, ввелъ въ Голландію войска, и такъ занялъ сіи три земли, что онѣ дѣйствительно сдѣлались областями, вполнѣ зависящими отъ Франціи.

На жалобы Австріи, касательно сего предмета, Франція отвѣтствовала непріязненно, обвиняя съ своей стороны Австрію въ недостаткѣ довѣренности и въ томъ, что она ополчалась въ мирное время. Императоръ Россійскій вступилъ въ посредство, и отправилъ чрезвычайнаго Посла въ Парижъ съ тѣмъ, чтобы устроить миролюбиво, если будетъ возможно, спокойствіе Европы. Но прежде, чѣмъ Новосильцевъ достигъ мѣста своего назначенія, присоединеніе Генуи къ Франціи было объявлено; а овладѣніе оною, при вліяніи Наполеона на Швейцарію, совершенно открывало сѣверо-западныя границы Италіи Французскимъ арміямъ; чрезъ что уничтожились всѣ надежды на возстановленіе свободы сей прекрасной страны, даже и въ такомъ случаѣ, если бы корона ея была и не на главѣ Правителя Франціи.

Узнавъ о семъ новомъ посягательствѣ, сдѣланномъ въ то самое время, какъ Европа возставала противъ прежняго распространенія Наполеоновой власти, Россія отозвала обратно своего посланника; а Австрія, послѣ колкой переписки, приступила къ смѣлому своему предпріятію, двинувъ сильное войско въ Баварію. Вѣроятно лучше было бы, если бъ Императоръ Францискъ помедлилъ принятіемъ сей рѣшительной мѣры, и продлилъ бы, если можно, переговоры до тѣхъ поръ, пока двѣ вспомогательныя Русскія арміи, состоящія каждая изъ пятидесяти тысячъ, прибыли бы для содѣйствія своимъ союзникамъ; или, пока приближающійся переворотъ кончилъ бы нерѣшительность Прусскаго Кабинета и заставилъ бы Короля приступишь къ союзу. То или другое изъ сихъ событій, а еще гораздо дѣйствительнѣе оба вмѣстѣ, могли бы дать совершенно другой оборотъ сему бѣдственному походу.

Но Австрію можно было осудить не только за поспѣшность начатія войны — а и за образъ веденія оной. Занявъ Баварію многочисленными силами, она потребовала, чтобы Курфирстъ оной приступилъ къ союзу. Максимиліанъ Баварскій не уклонялся отъ того, чтобы присоединить силы свои къ защитникамъ Германіи; но онъ представилъ на уваженіе, что сынъ его, путешествовавшій тогда во Франціи, можетъ пострадать, если онъ приступитъ къ союзу. "На колѣнахъ, « говорилъ онъ въ письмѣ своемъ къ Императору Франциску: „умоляю васъ о позволеніи остаться нейтральнымъ.“ Его основательная просьба была отвергнута, и отъ Курфирста вторично потребовали, чтобы онъ присоединился къ походу съ насильственною настойчивостью, столь же несправедливою, какъ и противною политикѣ. Ему сверхъ того объявили, что войскамъ его не будетъ позволено дѣйствовать отдѣльно, но что они должны войти въ составъ Австрійской арміи. Условія сіи столь были суровы, что даже ненадежный союзъ съ Фракціею дѣлался предпочтительнѣе покоренію онымъ. Максимиліанъ, выѣхавъ изъ столицы своей, Минхена, въ Вирцбургъ, и выведя войска свои во Франконію, все еще старался испросишь себѣ нейтралитетъ. Ему было съ надменностью отказано; и между тѣмъ, какъ Австрійское Правительство настаивало о присоединеніи къ нему Курфирста со всѣми его силами, Австрійскимъ войскамъ позволялось вести себя совершенно какъ въ завоеванной землѣ; налоги и другія подобныя тому мѣры доказывали, что хищники помнили еще. старинныя ссоры, такъ давно существовавшія между Баваріею и Австріею. Весьма естественно, что Баварскій Владѣтель, раздраженный сими поступками, долженъ былъ счесть союзниковъ своихъ врагами, и ждалъ Французовъ, какъ освободителей.

Военныя дѣйствія Австрійской арміи были не болѣе искусны, какъ поступки ея съ нейтральною Баварскою Державою были справедливы и благоразумны. Есть двѣ погрѣшности, равно пагубныя, въ которыя обыкновенно впадаетъ Полководецъ ограниченныхъ способностей, при встрѣчѣ съ соперникомъ великаго ума. Если надменность соединяется въ немъ съ неспособностью, то онъ берется расчитывать предполагаемыя движенія своего противника, и воображая, что угадалъ оныя, старается предупредить ихъ и воспрепятствовать онымъ, подвергая самъ себя великой бѣдѣ въ случаѣ, если онъ ошибется въ своихъ предположеніяхъ. Буде же онъ устрашенъ славою идущаго противъ него вождя, то останется въ бездѣйствіи и нерѣшительности до тѣхъ поръ, пока движенія непріятеля обнаружатъ цѣль его, тогда какъ ужъ вѣроятно, нельзя будетъ оной воспрепятствовать. Генералу Маку предопредѣлено было, въ продолженіе его краткаго похода, впасть въ обѣ сіи погрѣшности: показавъ сперва опрометчивость и самохвальство, онъ въ послѣдствія обнаружилъ нерѣшительность и трусость.

Мало требовалось опытности для соображенія, что послѣ двухъ, отмѣнно несчастныхъ походовъ, слѣдовало взять всѣ возможныя предосторожности, дабы вывесть Австрійскія войска противъ непріятеля, не иначе, какъ при такомъ превосходствѣ мѣстоположенія и числа, которое могло бы перевѣсить чувство робости, свойственное самому храброму воину, послѣ столь безпрерывныхъ и постоянныхъ пораженій, что онѣ казались какъ будто предназначенными рокомъ. По этому отношенію, Австрійскую армію должно было бы остановить на ея земляхъ при рѣкѣ Иннѣ, образующей сильную оборонительную линію, отъ Тироля до Дуная, въ который рѣка Иннъ впадаетъ при Пассау. Предположивъ, что Маковы многочисленныя войска сосредоточились бы такимъ образомъ, имѣя передъ собою столь падежный оплотъ, кажется, что Австрійцы легко бы могли удержаться въ своей оборонительной позиціи до прихода къ нимъ на помощь Россійскихъ войскъ.

Если, рѣшась насильственно я несправедливо притѣснить Баварію, Генералъ Макъ счелъ нужнымъ подвинуться болѣе къ западу и перейти за Иннъ съ тою цѣлью, чтобы обеспечить занятіе Баваріи, то и тогда рѣка Лехъ представляла ему позицію, въ которой онъ могъ бы дождаться Русскихъ, хотя соединеніе ихъ съ нимъ замедлилось бы, соразмѣрно съ движеніемъ его впередъ. Но этотъ жалкій тактикъ предпочелъ оставить Баварію у себя въ тылу и, при близясь къ границамъ Франціи, завладѣлъ Ульмомъ, Меммингеномъ и линіею Иллера и Дуная, гдѣ онъ тщательно укрѣпился, какъ будто для того, чтобы стеречь выходы изъ Чернаго Лѣса. Въ оправданіе намѣреній Мака можно сказать только то, что какъ тѣснины сего знаменитаго Лѣса часто были путемъ, которымъ Французы вторгались въ Германію, то онъ заключилъ, что ужъ конечно по этой дорогѣ, а не по другой должно и въ настоящемъ случаѣ ожидать ихъ прихода. Зная, съ кѣмъ ему приходилось имѣть дѣло, Австрійскія Генералъ долженъ бы предполагать совершенно тому противное, ибо движенія Наполеона столько же отличались искуствомъ своимъ, какъ разнообразіемъ и новизною.

Невѣроятно, чтобы столь великое ополченіе могло захватить въ расплохъ того, который имѣлъ такъ много причинъ быть всегда бдительнымъ. Австрійскія войка, столь быстро выступившія въ походъ, не прежде поспѣли на поле битвы, какъ и многочисленныя арміи Французской Имперіи. Булонскому лагерю, столь давно собранному на берегахъ Канала, предписано было выйти изъ своего бездѣйствія, и не взирая на великую опасность, отзывающую войска сіи въ другое мѣсто, Наполеону, можетъ быть, не непріятно было найти благовидный предлогъ отказаться отъ вторженія, на которое самъ онъ довольно опрометчиво рѣшился. Сія страшная громада силъ, оставя наименованіе Англійской арміи, была уже названа Большою Арміею. Въ то же время двинулись войска, находившіяся въ Голландіи и въ Сѣверной Германіи.

Въ этотъ достопамятный походъ Бонапарте первый разъ началъ издавать офиціяльные бюлетени для возвѣщенія Французскому народу его успѣховъ, справедливыхъ новостей, которыя онъ желалъ ему сообщить, и лжей, въ которыхъ онъ хотѣлъ его увѣрить. Наполеонъ имѣлъ исключительное, неограниченное право говорить, что ему угодно, безъ всякихъ противорѣчій, и вполнѣ пользовался этою свободою, которую никто не могъ у него оспорить. Не смотря на то, бюлетени его сушь драгоцѣнные историческіе документы, равно какъ и статьи Монитера, которыя онъ часто самъ сочинялъ или исправлялъ. Въ нихъ конечно много истины; а то, что и не совсѣмъ справедливо, любопытно тѣмъ, что показываетъ, если не совершенную правду, то покрайней мѣрѣ то, что Наполеонъ желалъ выдавать за правду, и озаряетъ свѣтомъ его замыслы и свойства.

Бонапарте возвѣстилъ Сенату о начатіи войны 22 Сентября указомъ, которымъ, сообщая причины распри между имъ и союзными Державами, онъ испрашивалъ, и, какъ можно было ожидать, получилъ два опредѣленія: первое о наборѣ осьмидесяти тысячъ конскриптовъ, а другое объ учрежденіи Народной Гвардіи. Послѣ сего онъ отправился самъ къ принятію начальства надъ войсками, и началъ уничтожать Макову армію, не такъ какъ Меласову при Маренго, общимъ сраженіемъ, но посредствомъ большихъ маневровъ и необходимыхъ для исполненія оныхъ частныхъ сшибокъ, кои дѣлали сопротивленіе и отступленіе равно невозможными. Мы представимъ здѣсь одно только общее начертаніе сихъ маневровъ, которые не могутъ быть совершенно объяснены безъ пособія карты.

Между тѣмъ, какъ Макъ ожидалъ приближенія Французовъ спереди, Бонапарте принялъ смѣлое намѣреніе обойти флангъ Австрійскаго Генерала, пресѣчь его внутреннія сообщенія и подвозъ припасовъ, и довести его до необходимости или сдаться, или вступить въ бой, безъ всякой надежды успѣха. Для исполненія сего великаго замысла, Французская армія была раздѣлена на шесть главныхъ отрядовъ. Корпусъ Бернадота, вышедъ изъ Ганновера, доселѣ имъ занимаемаго, и пройдя чрезъ Гессенъ, невидимому намѣревался присоединиться к Главной арміи, перешедшей уже чрезъ Рейнъ. Но настоящее назначеніе его скоро обнаружилось, когда, повернувъ въ лѣво, Бернадотъ потянулся вверхъ по Майну, и въ Вирцбургѣ соединился съ Курфирстомъ Баварскимъ, который немедленно объявилъ себя за Французовъ.

Курфирстъ Виртембергскій и Герцогъ Баденскій послѣдовали его примѣру, такимъ образомъ Австрія вооружила противъ себя тѣхъ самыхъ Германскихъ Государей, которыхъ умѣренность въ поступкахъ съ Баваріею могла бы сдѣлать нейтральными; ибо Франція, въ минуту начатія брани, врядъ ли была бы въ состояніи принудить ихъ присоединиться къ ея знаменамъ. Прочія пять колоннъ Французской арміи, подъ предводительствомъ Нея, Сальта, Даву, Вандамма и Мармонта, перешли въ разныхъ мѣстахъ чрезъ Рейнъ и вступили въ Германію съ сѣверной стороны Маковой позиціи; между тѣмъ какъ Мюратъ, переправившійся въ Келѣ, подошедъ къ Черному Лѣсу, производилъ движенія, утверждавшія Мака въ той мысли, что главная атака будетъ сдѣлана съ этой стороны. Но направленіе, данное всѣмъ прочимъ дивизіямъ, явно показывало цѣль Французскаго Императора обойти правое крыло Австрійцевъ, слѣдуя по сѣверной или лѣвой сторонѣ Дуная, и по переправѣ чрезъ сію рѣку, стать въ тылъ Маковой арміи, отрѣзавъ ее отъ Вѣны. Съ этимъ намѣреніемъ Сультъ, перешедшій чрезъ Рейнъ въ Спирѣ, направилъ путь свой къ Аугсбургу; между тѣмъ какъ для пресѣченія сообщенія между еимъ городомъ и Ульмомъ, главною Австрійскою квартирою, Мюратъ и Ланнъ двинулись къ Вертингену, гдѣ произошло жаркое дѣло. Австрійцы потеряли всѣ свои пушки и, какъ говорятъ, четыре тысячи человѣкъ — неблагопріятное начало похода! Дѣло сіе можно бы назвать сраженіемъ, если бъ арміи были малочисленнѣе; но громада силъ съ обѣихъ сторонъ такъ была велика, что его поставили въ число стычекъ.

Съ тою же цѣлью, потревожишь Мака» въ его главной квартирѣ и отвлечь его вниманіе отъ того, что происходило на лѣвомъ его Флангѣ и въ тылу, Ней, шедшій отъ Штутгарда, напалъ въ Гунищбургѣ на Дунайскіе мосты, которые были храбро, но безуспѣшно защищаемы Эрцгерцогомъ Фердинандомъ, двинувшимся къ сему мѣсту изъ Ульма. Эрцгерцогъ потерялъ много орудій и около трехъ тысячъ человѣкъ.

Въ это время произошло движеніе, показавшее разительнымъ образомъ непреклонную рѣшительность Наполеона въ его замыслахъ. Дабы успѣшно отрѣзать Мака отъ всѣхъ пособій и подкрѣпленій Австрійскихъ и Русскихъ, къ нему приближающихся, необходимо было направишь всѣ Французскія дивизіи къ Нордлингену; особенно же отрядъ Бернадота, въ составъ коего вошли Баварскія войска, долженствовалъ быстро двинуться по этому направленію. Но Генералъ сей не поспѣлъ бы во время къ мѣсту своего назначенія иначе, какъ нарушивъ нейтралитетъ Пруссіи и прошедъ прямого дорогою чрезъ Аншпахскія и Барейтскія земли, принадлежащія сей Державѣ. Менѣе смѣлый вождь, болѣе робкій политикъ, чѣмъ Наполеонъ, не посмѣлъ бы произвесть сіе насиліе въ такую опасную минуту. Извѣстно было, что Пруссія, хотя и колеблющаяся въ своихъ дѣйствіяхъ, питала противъ Франціи враждебныя чувства; и оскорбленіе этого рода могло до такой степени возбудить въ народѣ негодованіе, что Гаугвацу съ его единомышленниками не удалось бы унять оное. Присоединеніе же Пруссіи къ союзникамъ въ такое критическое время могло бы рѣшить въ ихъ пользу жребій войны, и еще хорошо, если бъ только тѣмъ кончилось.

Однако жъ, имѣя въ виду всѣ сіи послѣдствія, Бонапарте зналъ также, что не недостатокъ предлоговъ къ объявленію войны препятствовалъ Пруссіи обнажить мечъ, но опасеніе того, что силы союзниковъ не въ состояніи будутъ воспротивишься оружію и счастію Фратріи. И такъ онъ основательно заключалъ, что если прошедъ насильственно чрезъ Прусскія владѣнія, онъ приведетъ себя тѣмъ въ возможность нанести союзникамъ внезапный и жестокій ударъ, то Берлинскій Дворъ болѣе будетъ изумленъ его успѣхомъ, чѣмъ оскорбленъ средствами, принятыми имъ для достиженія онаго. Въ слѣдствіе сего Бернадотъ получилъ отъ Императора приказъ итти чрезъ Аншпахскія и Барейтскія владѣнія, которыя были защищены только тщетными возраженіями и требованіями о соблюденія правъ нейтралитета. Извѣстіе объ этомъ насильствѣ сильно раздражило Берлинскій Дворъ; и желаніе войны, которая одна только могла отмстить за оскорбленную честь, сдѣлалось почти всеобщимъ. Но между тѣмъ, какъ это раздраженіе, которое Бонапарте очень предвидѣлъ, возникало съ одной стороны, успѣхи, одерживаемые имъ съ другой надъ Австрійцами, сильно содѣйствовали къ охлажденію сего жара.

Духъ предпріимчивости оставилъ Мака, какъ только начались настоящія дѣйствія. По свойственной всѣмъ Австрійскимъ полководцамъ погрѣшности, онъ непомѣрно растянулъ свою боевую линію и занялъ слишкомъ много оборонительныхъ точекъ, чрезъ что затруднилъ свои сообщенія, и доставилъ Наполеону удобство употребить любимый его способъ атаковать и истреблять по одиначкѣ, стоящіе противъ него отряды. Пораженіе при Гунтцбургѣ заставило наконецъ Мака сосредоточить свою армію въ окрестностяхъ Ульма: но Баварія и Швабія находились уже во власти Французовъ; а Австрійскій Генералъ Шпангенбергъ, окруженный въ Меммингенѣ, принужденъ былъ положить оружіе съ пятью тысячами человѣкъ. Французы перешли чрезъ Рейнъ около 26 Сентября; теперь было 13 Октября; кампанія едва еще только открылась, а они въ разныхъ мѣстахъ взяли уже не менѣе двадцати тысячъ плѣнныхъ. Наполеонъ однако жъ ожидалъ, что Макъ съ отчаянія будетъ сопротивляться, къ чему не могли его склонишь никакія другія причины, и возвѣстилъ своей арміи предстоящую битву. Онъ возбуждалъ солдатъ своихъ выместить на Австрійцахъ то, что имъ не удалось разграбить Лондонъ, которымъ бы они ужъ овладѣли, веди бъ не эта новая война на твердой землѣ. Онъ сказалъ имъ, что, подобно какъ при Маренго, непріятель отрѣзанъ отъ всѣхъ своихъ подкрѣпленій и пособій, убѣждая ихъ ознаменовать Ульмъ битвою, еще болѣе рѣшительною.

Не смотря на то, однако жъ, тутъ де произошло общаго дѣла, а лить нѣсколько кровопролитныхъ, частныхъ сшибокъ, которыя всѣ кончились неблагопріятнымъ образомъ для Австрійцевъ. Въ сіе время, между ихъ вождями возникло несогласіе. Эрцгерцогъ Фердинандъ, Шварценбергь, коему въ послѣдствіи было предназначено играть столь значительную ролю въ Исторіи, съ Колловратомъ и другими, видя, что они попали какъ въ тенета, которымъ ихъ ежедневно болѣе и болѣе спутывали, рѣшились оставить армію Мака и проложить себѣ путь въ Богемію съ имѣющеюся у нихъ конницею. Эрцгерцогъ исполнилъ сіе движеніе съ наивеличайшею храбростью, но не безъ значительной потери. Дѣйствительно, Австрійскіе Принцы въ эту кровопролитную годину войнъ вели себя такъ, какъ будто бы судьба хотѣла смягчить бѣдствія Императорской Фамиліи, обнаруживъ таланты и мужество сего древняго Дома и доказавъ, что хотя Фортуна ему и измѣнила, но Честь при немъ осталась. Фердинандъ, послѣ многихъ упорныхъ стычекъ, наконецъ успѣлъ привести шесть тысячъ человѣкъ конницы въ Егру, въ Богеміи.

Между тѣмъ Макъ съ остатками своей арміи былъ окруженъ въ Ульмѣ, подобно какъ Вурмзеръ въ Мантуѣ. Отданнымъ отъ него приказомъ, онъ объявлялъ намѣреніе свое подражать геройскому сопротивленію сего полководца. Онъ запретилъ упоминать о сдачѣ — возвѣстилъ скорое прибытіе двухъ сильныхъ армій, Австрійской и Русской, которыя заставятъ непріятеля снять осаду — и говорилъ, что скорѣе рѣшится ѣсть лошадиное мясо, чѣмъ вступитъ въ переговоры. 8шо хвастовство явилось 16 Октября, а условія сдачи были подписаны Макомъ на другой день, и вѣроятно, что онъ уже сочинялъ ихъ въ то самое время, какъ такимъ образомъ провозглашалъ свою рѣшительность сопротивляться.

Сія цѣпь неудачъ, нами изображенная, при всей своей странности, можетъ быть приписана безразсудству или неспособности Мака, хотя и должно сознаться, что въ глазахъ свѣдущихъ людей, неспособность сія кажется близкою къ измѣнѣ. Остается упомянуть еще объ одномъ обстоятельствѣ, которое сильно доказываетъ, что сей, нѣкогда славившійся и пользовавшійся довѣренностью вождь, присоединилъ вѣроломство къ своему неумѣнью. Договоромъ, подписаннымъ 17 Октября, было положено перемиріе, до полуночи 26 Октября; съ тѣмъ, что если въ теченіе сего времени Австрійская или Русская армія подойдетъ на помощь къ осажденнымъ, то Ульмскимъ войскамъ предоставляется право присоединишься къ оной съ оружіемъ и багажомъ. Сіе условіе давало Австрійцамъ еще нѣкоторую надежду, и во всякомъ случаѣ, оно прерывало успѣхи Наполеона, удерживая главную часть его арміи въ окрестностяхъ Ульма до истеченія девятидневнаго срока. Но Макъ согласился на такую перемѣну въ сихъ условіяхъ, которую врядъ ли можно было бы предложить благородномыслящему человѣку, и подписалъ 19 числа другой договоръ, коимъ онъ обязался выйти изъ Ульма на слѣдующій день, уменьшивъ такимъ образомъ, въ столь критическую минуту, всѣ выгоды прямыя или случайныя, которыя Австрійцы могли извлечь изъ первоначально условленнаго срока. Причины сего соглашенія никогда не были объяснены. Правда, что Бонапарте имѣлъ свиданіе съ Макомъ передъ подписаніемъ сего дополнительнаго условія, и какія онъ употребилъ доводы для его убѣжденія, можно только догадываться. Макова трусость, неспособность, а вѣроятно и измѣна, произвели для Французовъ тѣ же послѣдствія, какъ бы великая побѣда. Они получили множество артиллеріи, багажу и воинскихъ снарядовъ. Восемь Генераловъ сдались на честное слово, и болѣе 20.000 военноплѣнныхъ отправлено во Францію. Число плѣнниковъ, взятыхъ въ эту кампанію, такъ было велико, что Бонапарте роздалъ ихъ земледѣльцамъ въ замѣнъ отторгнутыхъ отъ полевыхъ работъ конскриптовъ. Опытъ сей удался: покорность Нѣмцевъ и веселый духъ Французовъ, ихъ хозяевъ, сдѣлавъ сей новый родъ рабства пріятнымъ для тѣхъ и другихъ, смягчили нѣсколько бѣдственныя послѣдствія воины; ибо поле сраженія, покрытое ранеными и убитыми, не столь страшно для глазъ человѣколюбія, какъ сухопутные и морскіе остроги, въ которыхъ сотни, тысячи плѣнниковъ, осужденные къ праздности и ко всѣмъ бѣдствіямъ, ею пораждаемымъ, нерѣдко подвергаются болѣзнямъ и самой смерти. Бонапарте желалъ было ввести это измѣненіе воинскихъ обычаевъ въ большемъ размѣрѣ, составивъ изъ плѣнныхъ полки, для употребленія ихъ къ общественнымъ работамъ; но законовѣдцы его объявили, что сеи замыселъ противенъ правамъ народовъ. Это препятствіе могло бы быть устранено, употребляя для сего однихъ только охотниковъ, чрезъ что оно бы также потеряло сходство свое съ варварскими временами, когда плѣнникъ меча дѣлался рабомъ своего побѣдителя. Но народный духъ во многихъ случаяхъ помѣшалъ бы исполненію сего плана. При сдѣланіи опыта съ Испанскими плѣнниками, дабы заставить ихъ такимъ образомъ работать, они часто обращались въ бѣгство, а иногда, бунтуясь, убивали своихъ надзирателей. Французскій солдатъ, также былъ бы дурнымъ работникомъ у Англійскаго мызника, а Англійскій плѣнникъ еще того менѣе сталъ бы покорствовать Французскому земледѣльцу; въ обоихъ случаяхъ, выгоды сравнительной свободы были бы перевѣшены чувствомъ личнаго униженія.

Когда Австрійскіе Генералы были представлены Французскому Императору, то онъ благосклонно обошелся съ Кленау и съ другими, которыхъ зналъ по дѣламъ ихъ въ Италіи. Но онъ осуждалъ политику ихъ Двора, принудившаго его, какъ онъ говорилъ, воевать неизвѣстно за что. Онъ предсказывалъ паденіе Австрійскаго Дома, если Императоръ, братъ его, не поспѣшитъ заключить пиръ и назвалъ неблагоразумнымъ приглашеніе суровыхъ Россіянъ для посредства въ дѣлахъ земель, болѣе обработанныхъ, чѣмъ ихъ собственныя. Макъ^[8] имѣлъ неосторожность возразятъ, что Императоръ Австрійскій былъ принужденъ къ войнѣ Россіею. "Если такъ, " сказалъ Наполеонъ: «то вы не будете долѣе существовать, какъ независимая Держава.» Разговоръ сей былъ помѣщенъ въ 9-мъ Бюлетенѣ, гдѣ также сдѣланъ намекъ, мало вѣроятный, будто бы Австрійскіе Офицеры и солдаты вообще съ неудовольствіемъ видѣли дружество ихъ Императора съ Александромъ. Изъ сего мы заключаемъ, что союзъ между сими двумя могущественными Государями, даже при величайшихъ успѣхахъ, тревожилъ Наполеона, котораго офиціяльныя объявленія иногда показывали великодушіе къ побѣжденнымъ, ему покорившимся, но всегда дышали гнѣвомъ и обидою противъ тѣхъ, отъ которыхъ онъ еще страшился упорнаго сопротивленія.

КОНЕЦЪ ПЯТОЙ ЧАСТИ.

---

1. Приговоръ надъ нимъ не былъ исполненъ, ибо распри наши съ Франціею вскорѣ произвели совершенный разрывъ.
2. Свѣдѣніе сіе находится въ Оправдательныхъ Запискахъ Герцога Ровиго (Савари); но въ напечатанномъ допросѣ Принца объ этомъ сознаніи ничего не упомянуто. Говорятъ также, что Герцогъ, въ бытность свою еще въ Эшенгеймѣ, услыша въ первый разъ о заговорѣ Пишегрю, объявилъ, что это извѣстіе должно быть ложное. "Если бъ такой заговоръ дѣйствительно существовалъ, " сказалъ онъ: «то отецъ мой и дѣдъ увѣдомили бы меня объ немъ, чтобы я позаботился о моей безопасности.» Можно прибавишь, что если бъ онъ точно участвовалъ въ этомъ заговорѣ, то вѣроятно удалился бы отъ границъ Франціи, узнавъ, что умыселъ обнаруженъ.
3. Достопримѣчательное письмо Принца Конде къ Графу д’Артуа отъ 24 Генваря 1802 года, содержитъ въ себѣ слѣдующее: «Шевалье де Ролль извѣститъ васъ о томъ, что произошло здѣсь вчера. Человѣкъ весьма простой, но замѣчательной наружности прибылъ сюда въ прошедшую ночь; по словамъ его, онъ пѣшкомъ дошелъ изъ Парижа въ Кале. А принялъ его около одиннадцати часовъ утра; онъ въ ясныхъ выраженіяхъ предложилъ мнѣ избавить насъ отъ похитителя самымъ дѣйствительнымъ средствомъ, А не допустилъ его продолжать, съ ужасомъ отвергнувъ его предложеніе и увѣривъ его, что вы, на моемъ мѣстѣ, точно также бы поступило. А объявилъ ему, что мы будемъ врагами человѣка, присвоившаго себѣ права престолъ нашихъ предковъ, до тѣхъ поръ, пока онъ ихъ не возвратитъ; что мы сражались противъ него открытою силою, и готовы сдѣлать опять тоже, если случаи представится; по что мы никогда не прибѣгнемъ къ средствамъ, приличнымъ Якобинской партіи; что партія сія можетъ имѣть такой злодѣйскій умыселъ; но что мы никогда не примемъ въ немъ участія.» Принцъ повторилъ сіи слова незнакомцу въ присутствіи Шевалье де Ролля, повѣреннаго Графа д’Артуа, и рѣшительно совѣтовалъ ему выѣхать изъ Англіи, ибо если бъ случилось, что его задержали, то онъ не будетъ за него ходатайствовать. Тотъ, кому Принцъ Копде говорилъ слова сіи, достойныя его предка, былъ въ послѣдствіи признанъ агентомъ Наполеона. Ему было поручено выпытать мнѣніе Принцевъ Бурбонскаго Дома, и вовлечь ихъ, если можно, въ гнусны и умыселъ, долженствовавшій возбудить противъ ихъ всеобщее негодованіе.
4. Савари отрицаетъ сіе обстоятельство, впрочемъ неважное. Противозаконное взятіе подъ стражу — торопливость суда, наряженнаго только для вида — несообразность доказательствъ съ приговоромъ — поспѣшность казни — все доказываетъ, что злополучный Принцъ былъ осужденъ къ смерти гораздо прежде, чѣмъ онъ предсталъ предъ военный судъ.
5. Разсужденія и мысли Наполеона объ этомъ предметѣ взяты изъ книги Ласъ-Каза, Часть VIT, стр. 427—40, гдѣ онѣ подробно изложены.
6. Подробности сіи извлечены изъ достоверной рукописи, сообщенной нимъ Лордомъ Ельгиномъ.
7. Авторъ разумѣетъ здѣсь обязательство, котораго Жидъ Шейлокъ требуетъ отъ Антоніо въ обеспеченіе занимаемыхъ имъ у него трехъ тысячъ червонцевъ. «Если чрезъ три мѣсяца Антоніо оныхъ не заплатитъ, то онъ долженъ быль дать фунтъ своего собственнаго мяса.» Венеціянкій купецъ. Дѣйствія I и IV.
8. Мы не станемъ впредь упоминать имени этого человѣка, которое безъ сомнѣнія столько же надоѣло катимъ читателямъ, какъ и намъ самимъ. Онъ былъ заключенъ въ государственную темницу во внутренности Австрійскихъ владѣній; и умеръ ли въ своемъ заточеніи, или былъ освобожденъ, мы не знаемъ, да и не желаемъ знать.