Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть первая (Скотт)/ДО

Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть первая
авторъ Вальтер Скотт, пер. С. де Шаплета

Оригинал: англ. The Life of Napoleon Buonaparte, опубл.: 1827. — Перевод опубл.: 1831. Источникъ: az.lib.ru • Глава I—Глава V.

ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТЕ
ИМПЕРАТОРА ФРАНЦУЗОВЪ.

Сочиненіе Сира Вальтеръ-Скотта. Перевелъ съ Англійскаго С. де Шаплетъ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. САНКТПЕТЕРБУРГЪ. Въ Типографіи Александра Смирдина.

1831.

Печатать позволяется,

съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи представлены, были въ Цензурный Комитетъ три экземпляра.

С. Петербургъ, Мая 12 дня, 1831 года.

Цензоръ В. Семеновъ.

ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТЕ.

ГЛАВА I.

Корсика. — Семейство Бонапарте. — Наполеонъ, родившійся 15 Августа 1769 года. — Его юность. — Онъ помѣщенъ въ Бріеннскую Военную Школу. — Успѣхи его въ Математическихъ наукахъ. — Малознаніе классической Литературы. — Анекдоты во время бытности его въ Школѣ. — Онъ переведенъ въ Главную Парижскую Школу. — На семнадцатомъ году пожалованъ въ Подпоручики Артиллеріи. — Его первыя политическія чувства. — Произведенъ въ Капитаны. — Паскаль Паоли. — Наполеонъ беретъ сторону Французскаго Правительства противъ Паоли. — Вмѣстѣ съ братомъ своимъ, Люціеномъ, онъ изгнанъ изъ Корсики. — Никогда уже туда не возвращался; и не былъ любимъ тамъ.

Остро въ Корсика былъ въ древнія времена достопримѣчателенъ тѣмъ, что онъ служилъ мѣстомъ изгнанія Сенекѣ; а въ послѣднее столѣтіе, онъ отличился сильнымъ отпоромъ, который сдѣлали его жители, защищая свою свободу противъ Генуэзцевъ и Французовъ въ продолженіе войны, показавшей храбрый и неукротимый духъ сихъ островитянъ, соединенный съ буйною мстительностью, свойственною ихъ землѣ и климату.

На семъ-то островѣ, которому было предназначено пріобрѣсти будущую свою знаменитость, въ особенности чрезъ это обстоятельство, родился НАПОЛЕОНЪ БУОНАПАРТЕ или БОНАПАРТЕ^[1]. Фамилія его была дворянская, хотя не весьма знатная и не богатая. Льстецы, въ послѣдствіи, старались возвести имя, имъ прославленное, до отдаленныхъ временъ, и наконецъ, въ старыхъ архивахъ отыскали одного Бонапарте, сочинившаго книгу, и другаго, подписавшаго договоръ; женщину того же имени, бывшую матерью Папы и нѣсколько другихъ мелкихъ притязаніи на отличіе, которыя Наполеонъ справедливо считалъ ничтожными и не заслуживающими вниманія. Онъ отвѣтствовалъ Императору Австрійскому, который вздумалъ производишь родъ своего зятя отъ одного изъ мелкихъ Тревизскихъ владѣльцевъ, что онъ Рудольфъ Габсбургскій своего дома; а генеалогисту, который старался вывесть его происхожденіе отъ какихъ-то древнихъ Готфскихъ Князей, онъ велѣлъ сказать, что считаетъ свою родословную со дня Монтенотской битвы, то есть, съ первой своей побѣды.

Все, что съ достовѣрностью извѣстно о семействѣ Наполеона Бонапарте, можетъ быть сказано въ нѣсколькихъ словахъ. Бонапарте пользовались разными отличіями въ среднихъ вѣкахъ; имя ихъ было вписано въ Тревизскую Золотую Книгу; а гербъ ихъ и теперь еще остался на многихъ зданіяхъ во Флоренціи. Но, приставъ во время междоусобныхъ войнъ къ партіи Джибелиновъ, они подверглись преслѣдованію отъ Гвельфовъ, и были изгнаны изъ Тосканы) тогда одинъ изъ членовъ сей фамиліи нашелъ себѣ убѣжище въ Корсикѣ, и поселился тамъ со своими потомками, которые, считаясь въ числѣ дворянъ сего острова, пользовались всѣми дворянскими преимуществами.

Отецъ Наполеона, Карлъ Бонапарте, былъ главною отраслью сего изгнаннаго семейства. Онъ получилъ хорошее воспитаніе въ Пизѣ, учился правамъ, и, говорятъ, былъ хорошъ собою, краснорѣчивъ, и имѣлъ отличный умъ, переданный имъ сыну. Какъ добрый патріотъ и воинъ, онъ содѣйствовалъ мужественному отпору, который Паоли сдѣлалъ французамъ. Сказываютъ, будто бы онъ намѣревался бѣжать вмѣстѣ съ Паоли, другомъ своимъ и родственникомъ; но былъ отъ сего отклоненъ братомъ отца его, Люціаномъ Бонапарте, Соборнымъ Архидіакономъ въ Аячіо и богатѣйшимъ человѣкомъ въ ихъ семьѣ.

Посреди междоусобій и битвъ, Кардъ Бонапарте женился на Летиціи Рамолини, одной изъ прелестнѣйшихъ дѣвицъ на всемъ островѣ и одаренной великого твердостью духа. Она раздѣляла со своимъ супругомъ опасности междоусобныхъ войнъ, и, говорятъ, сопутствовала ему верхомъ въ нѣсколькихъ походахъ, или, можетъ быть, при отступленіяхъ, незадолго передъ тѣмъ, какъ она родила будущаго Императора. Хотя она осталась вдовою очень въ молодыхъ лѣтахъ, однако жъ родила своему супругу тринадцать дѣтей, изъ которыхъ пять сыновей и три дочери его пережили.

1. Іосифъ, старшій, который хотя и былъ помѣщенъ братомъ своимъ весьма въ затруднительное положеніе незаконнаго Короля Испаніи, сохранилъ однако же славу добраго и умѣреннаго человѣка. 2. самъ Наполеонъ. 3. Люціанъ, едва ли уступавшій своему брату въ честолюбіи и въ талантахъ. 4. Лудовикъ, отличавшійся своею скромностью, и скорѣе согласившійся отказаться отъ короны, чѣмъ притѣснять своихъ подданныхъ. 5. Іеронимъ, который, какъ говорятъ, былъ очень склоненъ къ расточительности. — Дочери были: 1. Марія-Айна, въ послѣдствіи Великая Герцогиня Тосканская, подъ именемъ Элизы. 2. Марія-Аннонсіада, сдѣлавшаяся Маріею-Полиною, Принцессою Боргезского. 3. Шарлотта или Каролина, жена Мюрата и Королева Неаполитанская.

Семейство Бонапарте, примирясь съ французскимъ Правительствомъ послѣ бѣгства Паоли, пользовалось покровительствомъ Графа Марбёфа, французскаго Губернатора въ Корсикѣ, чрезъ содѣйствіе котораго Карлъ былъ помѣщенъ въ число депутатовъ, посланныхъ отъ Корсиканскаго Дворянства къ Лудовику XVI въ 1776 году. Въ слѣдствіе этого порученія, онъ былъ сдѣланъ Совѣтникомъ въ Англійскомъ Судѣ, и жалованье съ сего мѣста доставило ему средства къ содержанію умножающагося его семейства, безъ чего, по небольшому его состоянію и привычкѣ къ расходамъ, положеніе его было бы весьма затруднительно. Карлъ Бонапарте, отецъ Наполеона, умеръ лѣтъ сорока, отъ нарыва въ желудкѣ, 24 февраля, 1785 года. Знаменитый сынъ его палъ жертвою той же самой болѣзни. Во время Наполеонова владычества, Монпельесское Градоначальство изъявило желаніе воздвигнуть памятникъ Карлу Бонапарте. Отвѣтъ его столь же простъ, какъ и разсудителенъ. — "Если бъ я лишился отца моего вчера, " сказалъ онъ: «то конечно, слѣдовало бы уважить его память соотвѣтственно моему настоящему положенію. Но съ тѣхъ поръ прошло уже двадцать лѣтъ, и событіе сіе не изъ тѣхъ, которыя касаются до публики. Оставимъ мертвыхъ въ покоѣ.» Герой нашего повѣствованія родился, по достовѣрнѣйшимъ извѣстіямъ,

15 Августа І769 года, въ Аячіо, въ домѣ отца его, стоящемъ на дворѣ, который выходитъ на Карловскую улицу. Мы съ любопытствомъ читаемъ, что крѣпкое сложеніе его матери и твердость ея духа заставили ее идти къ обѣднѣ въ самый день его рожденія (ибо это было Успеніе), откуда она была принуждена тотчасъ воротиться домой, и какъ не успѣли еще приготовить постели или горницы, то она родила будущаго побѣдителя на устроенномъ для нея временномъ ложѣ, покрытомъ старымъ ковромъ, на которомъ были изображены герои Иліады. Ребенокъ былъ окрещенъ во имя Наполеона, — святаго, находившагося не въ большой славѣ и даже исключеннаго изъ Календаря, такъ, что его соименникъ не зналъ, въ какой день ему праздновать свои именины. Будучи объ этомъ спрошенъ Эпископомъ, при удостоеніи его святаго причастія, онъ смѣло отвѣчалъ, что святыхъ очень много, а что всего триста шестьдесятъ пять дней для раздѣла между ими. Вѣжливость Папы возвысила святаго, въ угодность его соименнику, и Святой Наполеонъ Урсинскій былъ почтенъ праздникомъ. Чтобы сдѣлать еще лестнѣе это угожденіе, которое могъ оказать одинъ только Папа, праздникъ Святаго Наполеона былъ положенъ пятнадцатаго Августа, въ день рожденія Императора и того самаго числа, какъ онъ подписалъ Конкордатъ. Такимъ образовъ Наполеонъ имѣлъ рѣдкую честь возвести въ святые своего соименника.

Молодой Наполеонъ получилъ простое и здоровое воспитаніе, свойственное жителямъ острова, на которомъ онъ родился, и въ дѣтствѣ своемъ былъ замѣчателенъ только живостью духа, своеволіемъ и нетерпѣливостью, которыми дѣти ранняго ума и пылкихъ свойствъ обыкновенно отличаются. Семейство отца его обыкновенно проводило зиму въ Аячіо, гдѣ и теперь еще сохраняютъ и показываютъ, какъ предвѣщательную игрушку Наполеоновой юности, мѣдную пушку, вѣсомъ около тридцати фунтовъ. Предоставляемъ Философамъ разыскать, была ли будущая страсть его къ войнѣ внушена случайнымъ обладаніемъ такою игрушкою, или онъ выбралъ ее по врожденной склонности, или, наконецъ, что свойство этой забавы, согласно со вкусомъ, ее избравшимъ, имѣли другъ на друга взаимное вліяніе, и обоюдно содѣйствовали къ образованію въ немъ столь воинственнаго духа.

Тотъ же самый путешественникъ, который сообщилъ намъ вышеприведенный анекдотъ, очень любопытно описываетъ лѣтнее мѣстопребываніе семейства Бонапарте.

Слѣдуя по морскому берегу отъ Аячіо къ острову Сангиніеро, около мили отъ города, встрѣчаешь два каменные столба, остатки воротъ, ведущихъ къ разрушенной мызѣ, гдѣ нѣкогда жилъ братъ госпожи Бонапарте по матери, котораго Наполеонъ сдѣлалъ послѣ Кардиналомъ Фешемъ^[2]. Къ дому подъѣзжаютъ по алеѣ изъ кактусовъ и другихъ деревьевъ, изобильно растущихъ въ тепломъ климатѣ. При немъ находятся садъ и лужайка, сохранившіе при всемъ запущеніи остатки прежней красоты своей; самый домъ окруженъ кустарниками, которые растутъ въ дикой свободѣ. Это. было лѣтнее мѣстопребываніе госпожи Бонапарте и ея семейства. Почти заросшая дикими оливковыми, кактусовыми и миндальными деревьями гранитная скала, называемая Наполеоновымъ гротомъ, кажется, одна только уцѣлѣла отъ царствующаго вокругъ нея разрушенія. У подножія сей скалы видны остатки небольшаго лѣтняго домика, котораго входъ почти совершенно заслоненъ обширнымъ фиговымъ деревомъ Тамъ часто проводилъ свое время Бонапарте, когда праздники въ Школѣ, гдѣ онъ учился, позволяли ему пріѣзжать домой. Какъ трудится воображеніе, созидая себѣ мечты, которыя, въ этомъ уединенномъ и романическомъ мѣстѣ, должны были представляться взорамъ будущаго героя ста битвъ!

Графъ Марбёфъ, бывшій, какъ мы уже упомянули, Губернаторомъ Корсики, принимая участіе въ юномъ Наполеонѣ, помѣстилъ его въ Королевскую Военную Школу въ Бріеннѣ, содержимую на казенный счетъ для приготовленія молодыхъ людей въ Инженерную и Артиллерійскую службы. Злоба современныхъ историковъ приписала любовнымъ связямъ съ госпожею Бонапарте причину этого участія; но Графъ Марбёфъ былъ уже въ такихъ лѣтахъ, когда нельзя предполагать подобныхъ отношеній, и эта клевета не подтверждена жителями Аячіо.

Ничто не могло быть приличнѣе для юнаго генія Бонапарте, какъ тотъ путь ученія, который къ счастію для него открылся. Склонность его къ отвлеченнымъ наукамъ сдѣлалась страстью, соединяясь въ немъ съ необычайною способностью примѣнять оныя къ военному искуству, между тѣмъ, какъ охота его къ изысканіямъ, которыя сами по себѣ уже занимательны и неистощимы, усиливалась еще отъ его врожденнаго честолюбія и желанія отличишься. Почти всѣ ученые Бріеннскіе наставники, привыкшіе наблюдать за склонностями своихъ питомцевъ и обязанные по службѣ о каждомъ изъ нихъ дѣлать замѣчанія и донесенія, говорили о талантахъ Наполеона и объ успѣхахъ его въ наукахъ съ удивленіемъ. Разнаго рода обстоятельства, преувеличенныя или выдуманныя, были разсказываемы о юности сего столь знаменитаго человѣка. Слѣдующія подробности, нами сообщаемыя, взяты изъ достовѣрныхъ источниковъ^[3].

Наполеонъ велъ себя съ товарищами какъ трудолюбивый и скромный юноша, тщательно занимаясь своимъ образованіемъ и болѣе избѣгая, чѣмъ ища, случаевъ терять время. У него мало было друзей и ни одного искренняго; однако жъ, когда ему хотѣлось, то онъ имѣлъ значительное вліяніе на соучениковъ своихъ; и когда дѣло шло объ исполненіи какого нибудь, вообще придуманнаго ими плана, то его часто избирали диктаторомъ небольшой республики.

Однажды, зимою, Бонапарте уговорилъ своихъ товарищей построишь изъ снѣгу крѣпость, обороняемую рвами и бастіонами, по правиламъ Фортификаціи. Она возбудила удивленіе къ великимъ способностямъ молодаго Инженера, и была защищаема и атакована раздѣлившимися на двѣ стороны учениками, до тѣхъ поръ, пока сраженіе сдѣлалось столь жаркимъ, что наставники сочли нужнымъ провозгласишь перемиріе.

Юный Бонапарте представилъ другое доказательство своего искуства и предпріимчивости въ слѣдующемъ случаѣ. Въ окрестностяхъ Бріенна была ежегодная ярмонка, на которую воспитанники Военной Школы обыкновенно ходили гулять, но, въ слѣдствіе возникшей между ими и жителями ссоры, или по какому-то подобному случаю, начальники Училища положили не выпускать учениковъ въ день ярмонки изъ дома, обнесеннаго стѣною. Не смотря на сіе, подъ руководствомъ молодаго Корсиканца, ученики составили заговоръ, дабы воспользоваться своимъ обыкновеннымъ праздникомъ, Они подкопали стѣну, окружающую дворъ, на который ихъ выпускали играть, съ такимъ искуствомъ и скрытностью, что ихъ работа осталась совершенно незамѣченною до самаго дня ярмонки, въ который утромъ часть стѣны вдругъ обвалилась, и дала заключеннымъ ученикамъ свободный проходъ, коимъ они немедленно воспользовались, отправясь на запрещенное гулянье.

Но хотя въ этомъ и, можетъ быть, въ другихъ случаяхъ, Бонапарте обнаруживалъ, вмѣстѣ съ юношескою веселостью, изобрѣтательный духъ и искуство повелѣвать другими, которымъ онъ въ послѣдствіи отличился; однако жъ вообще онъ велъ себя въ Школѣ, какъ степенный и удаляющійся отъ прочихъ ученикъ, пріобрѣтая своимъ разсудкомъ и собирая въ своей памяти тотъ удивительный запасъ обширныхъ соображеній, посредствомъ которыхъ онъ привелъ себя въ состояніе удобно исполнять самыя затруднительныя и многосложныя предпріятія. Математическій его учитель гордился молодымъ островитяниномъ, какъ украшеніемъ всей Шкоды, и прочіе наставники столько же были имъ довольны.

Въ языкахъ Бонапарте сдѣлалъ менѣе успѣховъ, и никогда не выучился совершенно правильно говоришь и писать на Французскомъ, а еще того менѣе на чужестранныхъ языкахъ. Бріеннскіе монахи не могли также похвалиться успѣхами своего питомца въ классическихъ наукахъ. Какъ всѣ способности ума его были устремлены на подробнѣйшее изученіе того, что относилось къ военному званію, то онъ мало имѣлъ времени и охоты для другихъ предметовъ.

Хотя Бонапарте былъ и Италіянскаго происхожденія, но онъ не имѣлъ рѣшительной склонности къ изящнымъ искуствамъ, и сочиненія его принадлежатъ къ роду важному и высокопарному. Онъ всегда употреблялъ самыя напыщенныя выраженія, и очень рѣдко билютени его представляютъ ту изящность, которая основана на благородствѣ и простотѣ слога.

Не смотря на свое наружное спокойствіе и скромность въ поведеніи, тотъ, который былъ предназначенъ къ столь великимъ дѣламъ, находясь еще въ Бріеннѣ ученикомъ, ощутилъ уже ту страсть къ почестямъ и боязнь стыда, или, въ другихъ словахъ, ту безпокойную и раздражительную любовь къ славѣ, которая подстрекаетъ къ чрезвычайнымъ предпріятіямъ. Искры сего пылкаго характера иногда вспыхивали. Однажды строгій надзиратель наказалъ будущаго Императора за маловажный проступокъ, надѣвъ на него штрафную куртку, исключивъ его отъ общаго стола воспитанниковъ, и посадивъ его особо. Это такъ тронуло его гордость, что съ нимъ сдѣлался жестокій нервическій припадокъ, которымъ, не смотря на свое крѣпкое сложеніе, онъ былъ подверженъ въ случаяхъ необыкновеннаго раздраженія. Отецъ Петроль, его математическій учитель, поспѣшилъ освободить своего любимаго питомца отъ наказанія, которое столь сильно его огорчило.

Говорятъ также, что Бонапарте, находясь еще въ Бріеннѣ, обнаруживалъ раннее расположеніе къ республиканскому образу мыслей. Пишегрю, столь въ послѣдствіи прославившійся и бывшій въ Военной Школѣ его учителемъ (довольно странное обстоятельство), свидѣтельствуетъ о его первоначальныхъ правилахъ, равно какъ о твердости и объ упорствѣ его характера. Будучи спрошенъ, чрезъ долгое послѣ того время, нѣтъ ли какихъ средствъ преклонить вождя Италіянской арміи на Королевскую сторону: — "Стараться объ этомъ, значило бы терять время, " отвѣчалъ Пишегрю. «Я зналъ его въ молодости: нравъ его непреклоненъ — и если онъ однажды рѣшился, то ужъ ни за что не перемѣнится.»

Въ 1783 году, Наполеонъ Бонапарте, имѣвшій тогда еще только четырнадцать лѣтъ, и слѣдовательно недосшигшій опредѣленнаго возраста, былъ назначенъ Г-мъ Кераліо, Инспекторомъ двѣнадцати Военныхъ Школъ, къ переводу для окончанія наукъ въ Главную Парижскую Школу. Милость сія была ему оказана во уваженіе его отличныхъ успѣховъ въ Математикѣ и его постояннаго прилѣжанія. Въ Парижѣ заслужилъ онъ столь же выгодное о себѣ мнѣніе, какъ и въ Бріеинѣ; и въ числѣ прочихъ обществъ, посѣщалъ домъ знаменитаго Аббата Рейналя, гдѣ былъ принятъ въ литературныя собранія. Вкусъ его чрезъ сіе не очистился, но склонность его къ наукамъ всякаго рода значительно возрасла, и не смотря на множество, ежедневно читаемыхъ имъ книгъ, онъ удерживалъ ихъ въ своея памяти, обогащая умъ свой свѣдѣніями, которыми пользовался въ продолженіе дѣятельной своей жизни. Плутархъ былъ его любимый авторъ, и онъ такъ руководствовался имъ въ своихъ мнѣніяхъ и въ образѣ мыслей, что Паоли нѣкогда назвалъ его молодымъ человѣкомъ древней породы, похожимъ на классическихъ героевъ.

Нѣкоторые изъ его біографовъ приписывали ему, бывшій въ это время, случай съ другимъ питомцемъ Военной Школы, который желалъ подняться на воздухъ въ лодочкѣ Бланшардова шара, и такъ былъ огорченъ полученнымъ отказомъ, что хотѣлъ было проколоть шаръ своею шпагою.

Этой исторіи мало вѣрили, и дѣйствительно, она несообразна съ характеромъ героя, который столько же былъ разсудителенъ и прозорливъ, сколько смѣлъ и рѣшителенъ, и вѣроятно не пустился бы на такое пустое и безполезное предпріятіе.

Изъ анекдота, болѣе достовѣрнаго, узнаемъ мы, что около этого времени, онъ непочтительно отозвался о Королѣ въ одномъ изъ писемъ своихъ къ роднымъ. По заведенному въ Школѣ порядку, онъ долженъ былъ представишь письмо свое на разсмотрѣніе господину Домерону, Профессору Словесности, который, замѣтивъ оскорбительныя мѣста, настоялъ, чтобы письмо было сожжено и сдѣлалъ ему строгій выговоръ. Чрезъ долгое послѣ того время, въ 1802 году. Господинъ Домеронъ былъ потребованъ къ Наполеону, который хотѣлъ поручить ему воспитаніе брата своего, Іеронима Бонапарте. Первый Консулъ, смѣясь, напомнилъ тогда своему бывшему наставнику, что времена очень перемѣнились съ тѣхъ поръ, какъ письмо его было сожжено.

Наполеонъ Бонапарте на семнадцатомъ году получилъ первый чинъ Подпоручика Артиллеріи, и почти въ слѣдъ за тѣмъ произведенъ въ Поручики въ полкъ, стоявшій въ Валансіенѣ. По прибытіи своемъ къ полку, онъ началъ гораздо больше прежняго посѣщать общества, принимать участіе въ забавахъ, и показалъ свою способность нравиться, которою онъ обладалъ въ высшей степени, когда былъ расположенъ ее употребить. Его пріятныя и умныя черты лица, стройный, хоть и не высокій станъ, умножали его привлекательность. Обращеніе его нельзя было назвать совершенно ловкимъ, но живостью своею, занимательностью разговора, а часто великимъ умомъ и силою духа, онъ вознаграждалъ то, чего ему не доставало въ пріятностяхъ и ловкости.

Онъ также старался пріобрѣсть литературную славу, и былъ безъименнымъ искателемъ награды, предложенной Ліонскою Академіею за отвѣтъ на вопросъ Рейналевъ: «Какія суть правила и учрежденія, посредствомъ которыхъ можно возвести родъ человѣческій на высшую степень благоденствія?» Награда была присуждена молодому офицеру.

Нельзя не полюбопытствовать о томъ, какихъ мыслей на счетъ образа правленія былъ юноша, который наконецъ достигъ возможности исполнить на дѣлѣ то, что ему нравилось въ теоріи. Вѣроятно, что его первоначальныя понятія не совсѣмъ согласовались съ пріобрѣтенною имъ въ послѣдствіи зрѣлою опытностью; ибо когда Талейранъ, спустя нѣсколько лѣтъ, взявъ сію рукопись изъ Академическаго Архива, возвратилъ оную автору, то Бонапарте, прочтя нѣсколько страницъ, изорвалъ ее. Онъ хотѣлъ было написать путешествіе на гору Цеипсъ въ родѣ Стерна, по, къ счастію, устоялъ противъ этого искушенія. Приторная чувствительность, въ особенности отличающая слогъ Стерна, конечно не сдѣлалась бы занимательнѣе подъ перомъ Наполеона.

Грозныя времена приближались, и все государство было раздѣлено на различныя партіи, порожденныя революціею. Офицеры того полка, въ которомъ служилъ Бонапарте, также раздѣлились на роялистовъ и патріотовъ; и легко можно было себѣ вообразить, что молодой, безпомощный чужеземецъ и искатель счастія пристанетъ къ той сторонѣ, къ которой онъ уже показалъ наклонность, и которая обѣщала болѣе свободное поприще людямъ, основывавшимъ надежды только на своихъ достоинствахъ. — "Если бъ я былъ Генераломъ, " говорятъ, будто бы сказалъ онъ: «то я бы остался на сторонѣ Короля, но, будучи простымъ офицеромъ, присоединяюсь къ патріотамъ.»

Носился слухъ, будто бы, въ спорѣ со своими товарищами, офицерами, на счетъ современной политики, Бонапарте такъ дерзко выразился, что былъ въ сердцахъ брошенъ ими въ Рону, гдѣ едва не погибъ. Но это ложная молва о бывшемъ тогда съ нимъ случаѣ. У него сдѣлалась судорога, во время купанья въ рѣкѣ, и товарищи съ трудомъ спасли его) но опасность сія была совершенно случайная.

Наполеонъ самъ говорилъ, что онъ былъ жаркимъ патріотомъ во все время засѣданій Народнаго Собранія) но что, при учрежденіи Законодательнаго Собранія, онъ поколебался въ своихъ мнѣніяхъ. Если это было такъ, то прежнія его чувства пробудились въ немъ съ новою силою, ибо вскорѣ послѣ того мы видимъ его въ связяхъ съ людьми, занимавшими высшія мѣста революціи.

Въ началѣ 1792 года, Бонапарте произведенъ по старшинству въ Капитаны Артиллеріи, и въ томъ же году, находясь въ Парижѣ, былъ свидѣтелемъ двухъ возмущеніи, 20 Іюня и 10 Августа. Онъ обыкновенно отзывался о бунтовщикахъ, какъ о презрѣннѣйшихъ разбойникахъ, говоря, что рѣшительный офицеръ легко можетъ усмирить эти шайки, повидимому страшныя, но трусливыя и неустроенныя.

Съ какимъ различнымъ чувствомъ участія Наполеонъ смотрѣлъ бы на эту разъяренную чернь, на этихъ твердо стоящихъ, хотя и одолѣваемыхъ многолюдствомъ Швейцарцевъ, и на пылающій дворецъ, если бъ какой нибудь пророкъ шепнулъ ему: «Ты, который будешь Императоромъ! Вся эта кровь и убійства пріуготовляютъ тебѣ будущее твое царство.» Вовсе не предвидя великаго вліянія, которое настоящія событія долженствовали имѣть на собственную судьбу его, Бонапарте, безпокоившійся о положеніи своей матери и семейства, желалъ тогда уѣхать изъ Франціи въ Корсику, гдѣ происходили такія же дѣла, хотя на поприщѣ, менѣе обширномъ.

Однимъ изъ странныхъ дѣйствіи Французской революціи былъ вызовъ знаменитаго Паскаля Паоли, который, будучи давно изгнанъ изъ Корсики, какъ храбрый защитникъ ея независимости, возвратился изъ своей ссылки, съ лестною надеждою увидѣть еще разъ возвращеніе свободы его родинѣ. Проѣзжая чрезъ Парижъ, онъ былъ принятъ съ уваженіемъ, доходившимъ до восторга; Народное Собраніе и Королевская фамилія наперерывъ старались оказывать ему наивозможные знаки отличія. Онъ былъ сдѣланъ Президентомъ Департамента и Начальникомъ Народной Гвардіи своего отечественнаго острова, и употребилъ данную ему власть съ большою мудростью и любовью къ землѣ своей.

Но понятія Паоли о свободѣ различествовали отъ тѣхъ, которыя по несчастію начали распространяться во Франціи. Онъ желалъ утвердить ту свободу, которая покровительствуетъ собственности, а не расхищаетъ оную, и которая имѣетъ цѣлью существенное благоденствіе, а не мечтательное совершенство. Словомъ сказать, онъ старался предохранить Корсику отъ царствующей заразы Якобинскаго вольнодумства, и, въ возмездіе за сіе, былъ оклеветанъ предъ Собраніемъ. Паоли, потребованный по своему дѣлу къ отвѣту, отговорился отъ сего путешествія своими преклонными лѣтами, но предложилъ удалиться съ острова.

Большая часть жителей взяла сторону престарѣлаго защитника ихъ свободы, когда Конвентъ прислалъ отрядъ, подъ предводительствомъ Лакомба-Сенъ-Мишеля и Салисетти, одного изъ Корсиканскихъ Депутатовъ въ Конвентѣ, съ обыкновенными наставленіями для производства грабежа и кровопролитія.

Бонапарте находился въ Корсикѣ въ отпуску изъ своего полка, когда эти событія случились; и хотя онъ до тѣхъ лоръ былъ съ Паоли друженъ, и даже состоялъ съ нимъ въ родственныхъ связяхъ, по молодой Артиллерійскій офицеръ не поколебался въ томъ, какую ему избрать сторону. Онъ съ жаромъ присталъ къ войску Конвента; и первые его военные подвиги были въ междоусобной войнѣ его родины.

Въ 1795 году онъ былъ отправленъ изъ Бастіи, находившейся во власти у Французовъ, для взятія города Аячіо, въ которомъ онъ родился, и который занималъ Паоли со своими сообщниками. Бонапарте былъ временно назначенъ командиромъ баталіона Народной Стражи. Онъ вышелъ на берегъ въ Аячійскомъ заливѣ съ пятидесятью человѣками, дабы завладѣть укрѣпленіемъ, называемымъ Torre di Capоtello, и находящимся на другой сторонѣ залива, почти противъ самаго города. Ему удалось взять сіе укрѣпленіе; но какъ тогда подулъ свѣжій вѣтръ, воспрепятствовавшій сообщенію его съ Фрегатомъ, на которомъ онъ приплылъ, то онъ былъ окруженъ въ завоеванномъ имъ мѣстѣ непріятелями, и доведенъ до такой крайности, что принужденнымъ нашелся, съ малочисленнымъ своимъ гарнизономъ, питаться лошадинымъ мясомъ. По прошествіи пяти дней, фрегатъ освободилъ его, и онъ оставилъ укрѣпленіе, не успѣвъ взорвать его на воздухъ. Toppe ди Капителло и теперь еще представляетъ слѣды претерпѣннаго имъ тогда пораженія, и на развалины онаго можно смотрѣть съ любопытствомъ, какъ на первое воинское поприще того, предъ которымъ въ послѣдствіи падали грады и крѣпости^[4]. Родственникъ Наполеона, по имени Maccepio, успѣшно защищалъ Аячіо противъ осаждавшихъ оный войскъ.

Такъ какъ сила Паоли возрастала, и Англичане сбирались ему вспомоществовать, то Корсика не представляла уже безопаснаго убѣжища для семейства Бонапарте. Дѣйствительно, Наполеонъ и братъ его, "Люціанъ, отличившіеся какъ приверженцы Французовъ, были осуждены къ изгнанію съ ихъ отечественнаго острова; и госпожа Бонапарте съ тремя дочерьми, и съ Іеронимомъ, который былъ тогда еще ребенкомъ, сѣвъ подъ ихъ покровительствомъ на корабль, отправилась сперва въ Ниццу, а потомъ въ Марсель, гдѣ, какъ сказываютъ, семейство сіе терпѣло большую нужду до тѣхъ поръ, пока начавшееся возвышеніе Наполеона доставило ему средства его поддерживать.

Наполеонъ никогда уже послѣ сего не бѣгалъ въ Корсикѣ, и даже не показывалъ къ ней никакого расположенія. Небольшой Фонтанъ въ Аячіо есть единственное украшеніе, которое онъ даровалъ своей родинѣ. Можетъ быть, онъ считалъ противнымъ политикѣ дѣлать что нибудь, могущее напомнить странѣ, надъ которою онъ царствовалъ, что онъ не сынъ ея, и дѣйствительно онъ былъ очень близокъ къ тому, чтобы родиться чужестранцемъ, ибо Корсика присоединена къ Франціи и сдѣлалась ея областью въ Іюнѣ мѣсяцѣ 1769 года, лишь за нѣсколько недѣль до рожденія Наполеона.

Это часто вмѣняли ему въ безчестіе непріятели его, упрекавшіе Французовъ тѣмъ, что они избрали себѣ властелина изъ такой страды, откуда древніе Римляде неохотно брали даже рабовъ; и могло быть, что Наполеонъ, чувствительный къ сему упреку, избѣгалъ даже тѣни расположенія къ мѣсту своей родины, дабы не возбудишь вниманія великаго народа, съ которымъ онъ и семейство его, казалось, неразрывно соединились. Но какъ, по словамъ упомянутаго уже нами путешественника, который болѣе другихъ имѣлъ возможность узнать духъ сихъ гордыхъ островитянъ, Корсиканцы чрезвычайно привязаны къ мѣсту своего рожденія, и какъ по ихъ понятіямъ, пренебреженіе къ отчизнѣ никогда не можетъ быть искуплено другими качествами; то Наполеонъ, конечно по этому, никогда не былъ любимъ въ Корсикѣ, и память его тамъ не уважаема.

Такія чувства были естественны какъ съ той, такъ и съ другой стороны. Наполеонъ, имѣя мало пользы принимать участіе въ своей родинѣ, и надѣясь великихъ выгодъ отъ земли, его усыновившей, гдѣ заключалось все, что онъ могъ пріобрѣсть^[5] или потерять, наблюдалъ въ отношеніи къ Корсикѣ политику, сообразную со своимъ положеніемъ; и можно ли охуждать этихъ гордыхъ островитянъ за то, что видя одного изъ своихъ соотечественниковъ возшедшаго на столь высокую степень и забывающаго свои съ ними сношенія, они платили ему равнодушіемъ и пренебреженіемъ за холодность, которую онъ имъ оказывалъ.

ГЛАВА II.

Осада Тулона. — Бонапарте сдѣланъ баталіоннымъ командиромъ и начальникомъ осадной Артиллеріи. — Онъ находитъ все въ Безпорядкѣ. — Планъ его для овладѣнія крѣпостью. — Анекдоты въ продолженіе осады. — Союзныя войска рѣшаются выдти изъ Тулона. — Ужасы при ихъ выступленіи. — Англія обвиняется въ этомъ случаѣ. — Лордъ Лейндокъ. — Слава Наполеона возрастаетъ, и онъ отправленъ баталіоннымъ командиромъ въ Итальянскую армію. — Прибытіе его въ главную квартиру въ Ниццѣ. — При паденіи Робеспьера, Бонапарте отрѣшенъ отъ должности. — Онъ пріѣзжаетъ въ Парижъ въ Маѣ мѣсяцѣ 1795 года, искать себѣ мѣста. — Не успѣваетъ въ томъ. — Тальма. — Обозрѣніе дѣйствій Народнаго Собратя. — Затрудненія при составленіи новой Конституціи. — Учрежденіе Директоріи. — Двухъ Совѣтовъ: Старѣйшинъ и Пятисотаго. — Большая часть народа, и въ особенности Парижъ, негодуютъ на ихъ притязанія. — Ополченіе Частей города Парижа. — Генералъ Даниканъ назначенъ главнымъ предводителемъ оныхъ. — Директорія поручаетъ Мену обезоружить Народную Гвардію. — Онъ отрѣшенъ за неспособность. — Бонапарте заступаетъ его мѣсто. — День Частей Парижа. — Сраженіе между войсками Конвента подъ предводительствомъ Бонапарте и ополченіемъ городскихъ Частей подъ начальствомъ Даникана. — Послѣднее разбито съ большимъ урономъ. — Бонапарте назначенъ вторымъ начальникомъ внутренней арміи и потомъ главнокомандующимъ. — Женится на Госпожѣ Богарне. — Ея характеръ. — Бонапарте тотчасъ послѣ того отправляется въ Итальянскую армію.

Осада Тулона была первымъ, достопримѣчательнымъ событіемъ, доставившимъ Наполеону возможность отличиться предъ глазами Французскаго Правительства и цѣлаго свѣта.

Всеобщая недовѣрчивость и страхъ, внушенные замыслами Якобинцевъ и кознями Жирондистовъ, были причиною, что послѣ паденія сей послѣдней партіи, многіе изъ главнѣйшихъ городовъ Франціи возстали противъ Конвента или, лучше сказать, противъ Якобинцевъ, пріобрѣтшихъ совершенное владычество въ этомъ собраніи. Тулонъ, избравъ болѣе рѣшительную стезю, чѣмъ Марсель или Ліонъ, объявилъ себя за Короля и за Конституцію 1791 года, прося содѣйствія Англійской и Испанской эскадръ, которыя плавали около береговъ. Въ слѣдствіе сего была сдѣлана высадка, и отрядъ, наскоро составленный изъ Испанцевъ, Сардинцевъ, Неаполитанцевъ и Англичанъ, введенъ въ крѣпость.

Это была одна изъ критическихъ эпохъ, въ которую сильныя мѣры, взятыя союзниками, могли бы имѣть важное вліяніе на жребій воины. Тулонъ есть арсеналъ Франціи, и заключалъ тогда въ себѣ большое количество морскихъ снарядовъ, съ флотомъ изъ семнадцати линейныхъ кораблей, готовыхъ выдти въ море, и изъ тринадцати или четырнадцати судовъ, которыя исправлялись. Владѣніе онымъ было очень важно и съ достаточнымъ гарнизономъ, или, лучше сказать, съ войскомъ, довольно сильнымъ для обороны наиболѣе открытыхъ мѣстъ внѣ города, Англичане могли бы удержаться въ Тулонѣ, такъ какъ они въ послѣдствіи сдѣлали сіе въ Лиссабонѣ и въ Кадиксѣ. Море, чрезъ поддержаніе оборонительной линіи, необходимой для защиты рейда, находилось бы совершенно во власти осажденныхъ, и они могли получать всякаго рода припасы изъ Сициліи или изъ Варварійскихъ Державъ, между тѣмъ, какъ осаждающіе, по существовавшему тогда въ Провансѣ неурожаю, очень бы затруднились на счетъ продовольствія своей арміи. Но дабы пріобрѣсть сіи выгоды, надобно было, вмѣсто нѣсколькихъ баталіоновъ, имѣть армію, предводительствуемую искуснымъ Генераломъ. Это было тѣмъ болѣе необходимо, что Тулонъ, по его мѣстному положенію, слѣдовало защищать посредствомъ малой войны, требующей особенной быстроты, прозорливости и дѣятельности. Съ другой стороны были обстоятельства, весьма благопріятствующія оборонѣ, если бъ только вели оную съ искуствомъ и мужествомъ. Для обложенія Тулона вдругъ съ правой и съ лѣвой стороны, надобно бы употребить двѣ отдѣльныя осадныя арміи, и онѣ врядъ ли бы могли имѣть между собою сообщеніе, по причинѣ цѣпи крутыхъ горъ, называемыхъ Фарономъ, которая бы ихъ раздѣляла. Это доставляло осажденнымъ удобность соединять свои силы и избирать лучшія мѣста для вылазокъ; между тѣмъ, какъ съ другой стороны два осаждающіе отряда не легко могли совокуплять свои дѣйствія при нападеніяхъ или при оборонѣ.

Лордъ Мюльгравъ, начальствовавшій въ крѣпости, не смотря на сборный составъ гарнизона и на другія неблагопріятныя обстоятельства, началъ оборону съ мужествомъ. Сиръ Жоржъ Кейтъ Ельфинстонъ также разбилъ республиканцевъ въ Олліульскомъ ущельѣ. Англичане нѣсколько времени удерживали за собою это важное ущелье, но наконецъ были оттуда вытѣснены. Республиканскій Генералъ Карто, подошелъ съ западной стороны къ Тулону съ многочисленнымъ войскомъ, между тѣмъ, какъ Генералъ Ла Пуапъ осаждалъ городъ съ востока частью Италіянской арміи. Цѣль Французовъ состояла въ томъ, чтобы приблизиться къ Тулону съ обѣихъ сторонъ цѣпи горъ, называемыхъ Фарономъ. Но съ востока городъ былъ защищенъ сильною и правильною крѣпостцою Ла Мальгъ, а съ западной стороны залива другимъ, нѣсколько слабѣйшимъ укрѣпленіемъ, называемымъ Мальбоскетомъ. Дабы усилить Мальбоскетъ и защитить входъ на рейдъ и въ гавань, Англійскіе Инженеры, съ большимъ искуствомъ укрѣпили возвышеніе, называемое Грасскою Высотою (Hauteur de Grasse). Высота сія образуетъ родъ залива, котораго два мыса защищались редутами Эгильетъ и Балагіеръ, имѣвшими сообщеніе съ новымъ укрѣпленіемъ, которое Англичане назвали Мюльгравовымъ Фортомъ,

При нѣсколькихъ вылазкахъ и сшибкахъ, Республиканцы большею частью были разбиты. Генералъ Лейтенантъ О’Гара, прибывъ изъ Гибралтара со свѣжими войсками, вступилъ въ главное начальства.

Нельзя сказать, чтобы большое согласіе царствовало между двумя начальниками въ Тулонѣ, однако жъ всѣ предпринимаемыя ими мѣры увѣнчавались такимъ успѣхомъ, что Французы начали робѣть, видя медленность осады. Недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ ежедневно становился ощутительнѣе; неудовольствія жителей Прованса возрастали; Католики ополчились въ областяхъ Виваре и Нижнемъ-Лангедокѣ, такъ, что Баррасъ и товарищъ его, Фреропъ, писали изъ Марселя Конвенту, что осаду Тулона должно спять, а осадную армію перевесть обратно за Дюрансу^[6]. Но между тѣмъ, какъ эти слабые умы ошчаевались, великій геній пріуготовлялъ средства для овладѣнія Тулономъ.

Бонапарте, по отъѣздѣ своемъ изъ Корсики, пользовался покровительствомъ соотечественника своего Салисетти, который одинъ только изъ Корсиканскихъ Депутатовъ подалъ голосъ на смерть Короля и которому молодой Артиллерійскій офицеръ сдѣлался извѣстенъ въ продолженіе междоусобной войны его отечественнаго острова. Наполеонъ доказалъ, что его образъ мыслей соотвѣтствуетъ духу времени, небольшимъ Якобинскимъ сочиненіемъ, подъ заглавіемъ: Le Souper de Beaucaire, заключающимъ въ себѣ политическій разговоръ между Маратомъ и однимъ Федералистомъ, въ которомъ послѣдній совершенно убѣжденъ доводами и краснорѣчіемъ Друга Народа. Этого произведенія своей юности, Бонапарте въ послѣдствіи такъ стыдился, что приказалъ тщательно собрать и истребить всѣ экземпляры, такъ, что теперь почти не возможно ни одного достать. Странно видѣть, что въ Запискахъ Острова Св. Елены, онъ говоритъ, что въ этомъ сочиненіи, онъ надѣлъ на себя личину Якобинизма единственно для убѣжденія Жирондистовъ и Роялистовъ; что они выбрали неблагопріятное время для возмущенія, и что имъ нельзя было надѣяться на успѣхъ. Онъ прибавляетъ, что ему удалось многихъ убѣдить.

Воинскія способности Наполеона были гораздо надежнѣе его политическаго образа мыслей, хотя онъ и выдавалъ себя за патріота. По замѣчаніямъ, которыя начальники Военныхъ Школъ всегда дѣлаютъ о своихъ питомцахъ, онъ былъ одаренъ первостепеннымъ геніемъ; и единственно своимъ достоинствамъ онъ былъ обязанъ за чинъ баталіоннаго командира и за мѣсто начальника Артиллеріи при осадѣ Тулона.

По прибытіи своемъ на мѣсто дѣйствія и по осмотрѣ положенія осаждающей арміи, онъ нашелъ столько доказательствъ неспособности, что не могъ скрыть своего удивленія. Устроенныя для разбитія Англійскаго флота батареи были поставлены на три пушечные выстрѣла отъ того мѣста, на которое имъ слѣдовало дѣйствовать; каленыя ядра приготовлялись не въ печахъ поблизости пушекъ, но на окрестныхъ мызахъ, лежащихъ въ значительномъ разстояніи, какъ будто такіе снаряды, которые удобно и просто можно было перевозить. Бонапарте съ трудомъ выпросилъ у Генерала Карто позволеніе сдѣлать для опыта одинъ или два выстрѣла, и когда ядра не долетѣли и до половины разстоянія, то Генералъ не нашелъ ничѣмъ больше извиниться, кромѣ того, что началъ бранить аристократовъ, которые, по словамъ его, испортили доброту доставленнаго къ нему пороха.

Молодой Артиллерійскій офицеръ съ благоразуміемъ и съ жаромъ обратился къ Члену Конвента, Гаспарену, бывшему свидѣтелемъ сего опыта, и объяснилъ ему необходимость дѣйствовать съ большею основательностью для полученія какого либо успѣха.

Въ Военномъ Совѣтѣ, подъ предсѣдательствомъ Гаспарена, прочли наставленія Комитета Общественнаго Благосостоянія, по которымъ осада Тулона долженствовала быть начата по обыкновеннымъ правиламъ, обложеніемъ главныхъ укрѣпленій, или въ другихъ словахъ самого города. Повелѣнія Комитета Общественнаго Благосостоянія не могли безнаказанно быть измѣняемы или порицаемы тѣми, которымъ поручалось ихъ исполненіе; однако жъ Бонапарте осмѣлился предложишь нѣкоторое отъ нихъ отступленіе въ этомъ важномъ случаѣ. Его изобрѣтательный геній мгновенно открылъ менѣе прямой, но болѣе надежный способъ для овладѣнія крѣпостью. По его мнѣнію, осаждающіе должны были оставить самый городъ и обратить все свое вниманіе на то, чтобы овладѣвъ Грасскою-Высотою, вытѣснить осажденныхъ изъ крѣпкаго Форша Мюльграва и двухъ редутовъ Эгильета и Балагіера, доставлявшихъ Англичанамъ оборонительную линію для ихъ Флота и рейда.

Крѣпость Мальбоскетъ, лежащую на той же линіи, считалъ онъ также однимъ изъ важнѣйшихъ пунктовъ атаки, утверждая, что если осаждающимъ удастся овладѣть сими укрѣпленіями, то они будутъ повелѣвать рейдомъ, гдѣ стоялъ Англійскій флотъ, и тѣмъ заставятъ его выдти въ море. Владѣя входомъ въ заливъ, имъ можно будетъ воспрепятствовать привозу въ городъ подкрѣпленій или припасовъ. И когда гарнизонъ увидитъ себя въ такой опасности быть отрѣзаннымъ отъ своего флота, прогнаннаго съ рейда, то естественно предполагать, что Англійскія войска скорѣе рѣшатся выдти изъ Тулона, чѣмъ сидѣть въ крѣпости, обложенной со всѣхъ сторонъ, до тѣхъ поръ, пока голодъ принудитъ ихъ къ сдачѣ.

Планъ сей былъ принятъ Военнымъ Совѣтомъ послѣ большихъ затрудненій, и молодому офицеру, его предложившему, дали полную власть его исполнять. Онъ набралъ къ себѣ отличнѣйшихъ Артиллерійскихъ офицеровъ и нижнихъ чиновъ; подвезъ къ Тулону болѣе двухъ сотъ исправныхъ орудій, и такъ выгодно ихъ разставилъ, что онѣ нанесли значительный уронъ Англійскимъ кораблямъ, стоящимъ въ гавани, еще прежде постройки тѣхъ батарей, которыми онъ надѣялся сбить орудія въ Мюльгравѣ и въ Мальбоскетѣ, наиболѣе защищавшія флотъ.

Въ то время. Генералъ Доппетъ, бывшій прежде лекаремъ, заступилъ мѣсто Карто, который не могъ долѣе прикрывать хвастовствомъ своей неспособности; и довольно странно, что бывшему врачу чуть было не удалось взять Тулонъ, тогда, какъ онъ наименѣе о томъ помышлялъ. Внезапное нападеніе небольшаго отряда молодыхъ Французскихъ Карманьоловъ на Испанцевъ, защищавшихъ фортъ Мюльгравъ, едва не увѣнчалось успѣхомъ. Бонапарте поскакалъ туда, таща съ собою противъ воли своего начальника, и приказалъ было двинуться войску для подкрѣпленія сей атаки, какъ въ самое это время убило ядромъ Адъютанта подлѣ Доппета. Врачъ-полководецъ, считая это дурнымъ предзнаменованіемъ, рѣшилъ, что дѣло сіе отчаянное, и, къ великой досадѣ Наполеона, приказалъ отступить. Доппетъ, оказавшійся столь же неспособнымъ, какъ Карто, былъ въ свою очередь смѣненъ Генераломъ Дюгомье, ветераномъ, служившимъ пятьдесятъ лѣтъ, израненымъ и столь же храбрымъ, какъ оружіе, имъ носимое.

Съ этой минуты, начальникъ Артиллеріи, пользуясь полнымъ содѣйствіемъ своего предводителя, не сомнѣвался въ успѣхѣ. Для обеспеченія однако жъ онаго, онъ усилилъ свою дѣятельность и неусыпность, подвергаясь самъ всякаго рода опасностямъ.

Изъ сихъ опасностей, одна, постигшая его, была довольно странна. Одинъ изъ находившихся при орудіи артиллеристовъ былъ убитъ въ то самое время, какъ Наполеонъ осматривалъ батарею; онъ взялъ отъ убитаго банникъ и, для ободренія солдатъ, нѣсколько разъ своими руками зарядилъ пушку. Но чрезъ прикосновеніе къ этому баннику, онъ получилъ заразительную накожную болѣзнь. которая, будучи дурно вылечена и вошедъ въ кровь, очень вредила его здоровью до самаго окончанія Италіянскаго похода, когда онъ былъ совершенно отъ нея исцѣленъ докторомъ Корвизаромъ; послѣ чего уже онъ началъ толстѣть, что и осталось на всю жизнь его.

Въ другой разъ, Наполеонъ, находясь на строющейся батареѣ, которую непріятель старался сбить своими выстрѣлами, потребовалъ человѣка, который бы могъ со словъ его написать приказъ. Молодой солдатъ, вышедъ изъ рядовъ и положивъ бумагу на брустверъ, приготовился исполнить его волю. Пролетѣвшее съ непріятельской батареи ядро засыпало письмо землею въ ту самую минуту, какъ оно было кончено. — "Покорнѣйше благодарю! Намъ не нужно песку, " сказалъ военный секретарь. Эта веселость и присутствіе духа обратили вниманіе Наполеона на молотаго человѣка, который сдѣлался знаменитымъ Генераломъ Жюно, а въ послѣдствіи Герцогомъ Абраншскимъ. Въ продолженіе этой осады, онъ также открылъ способности Дюрока, бывшаго послѣ, вѣрнѣйшимъ его приверженцемъ. Въ этомъ и во многихъ другихъ случаяхъ, Бонапарте доказалъ свое глубокое познаніе характеровъ, прозорливостью, съ которою онъ умѣлъ открывать и привязывать къ себѣ людей, отличныхъ по своимъ способностямъ и могущихъ быть ему полезными.

Не смотря на власть, пріобрѣтенную начальникомъ Артиллеріи, онъ часто встрѣчалъ препятствія со стороны, находившихся при осадѣ Тулона, Членовъ Конвента: Фрерона, Рикора, Салисети и меньшаго Робеспьера. Эти Народные Представители, зная, что ихъ званіе даетъ имъ верховное начальство надъ Генералами и войскомъ, казалось, никогда не думали о томъ, даровала ли имъ природа или воспитаніе средства пользоваться этимъ правомъ съ выгодою общею и своею собственною. Они осуждали предложенный Наполеономъ планъ атаки, не въ состояніи будучи постигнуть, какимъ образомъ дѣйствія противъ отдѣльныхъ укрѣпленій, находящихся въ нѣкоторомъ разстояніи отъ Тулона, могли способствовать къ легчайшему взятію самаго города. Но Бонапарте умѣлъ терпѣливо выжидать: заслуживъ хорошее о себѣ мнѣніе отъ Салисети и подружась съ младшимъ Робеспьеромъ, онъ успѣлъ сдѣлать, что работы положено было производишь по его плану.

Высокоуміе этихъ сановниковъ заставило его ускорить свои дѣйствія. Онъ имѣлъ намѣреніе совершенно окончить начатыя имъ противъ Форта Мюльграва работы до открытія большой и сильной батареи, тайно построенной имъ противъ Мальбоскета, такъ, что предположенная имъ полная атака долженствовала изумить непріятеля, начавшись вездѣ въ одно время. Работы его, закрытыя оливковыми вѣтвями, приходили къ окончанію, будучи совершенно незамѣчены Англичанами, которыхъ Бонапарте намѣревался атаковать внезапно по цѣлой ихъ оборонительной линіи. Но Гг. Фреронъ и Робеспьеръ, осматривая посты, наткнулись на эту маскированную батарею, и не постигая, для чего четыре мортиры и восемь двадцати-четырехъ-фунтовыхъ пушекъ остаются въ бездѣйствіи, приказали начать огонь по Мальбоскету безъ дальнѣйшаго отлагательства.

Генералъ О’Гара, увидя сей важный пунктъ, подверженный столь сильному и неожиданному огню, вознамѣрился силою отнять у Французовъ эту батарею. Три тысячи человѣкъ были назначены для этой вылазки; и самъ Генералъ, хотя сіе и считается противнымъ долгу Коменданта важной крѣпости, рѣшился ими предводительствовать.

Начало вылазки было очень удачно; но между тѣмъ, какъ Англичане, полагаясь на пріобрѣтенный ими успѣхъ, слишкомъ далеко зашли впередъ, преслѣдуя непріятеля, Бонапарте собралъ свое отступающее войско въ проведенной чрезъ долину траншеѣ, и, подкрѣпивъ его свѣжими силами, внезапно ударилъ на разсѣянныхъ Англичанъ съ фланговъ и съ тыла. Тутъ завязалось жаркое дѣло, въ которомъ самъ Наполеонъ былъ раненъ штыкомъ въ бедро, но, не смотря на важность раны, онъ не оставилъ поля сраженія. Англичане были совершенно опрокинуты, и отступили, оставя своего раненаго Генерала въ рукахъ непріятеля.

Достойно замѣчанія, что въ продолженіе своего обширнаго воинскаго поприща, Бонапарте никогда лично не сражался съ Англичанами, кромѣ какъ въ этой первой и при Ватерлоо, въ его послѣдней, пагубной битвѣ. Осада Акра не можетъ служить исключеніемъ, говоря о дѣйствіи лично.

Потеря начальника, присоединясь къ робости, которую начинали ощущать защитники Тулона, и быстрота сдѣланнаго осаждающими натиска, по видимому, совершенно разстроили храбростъ гарнизона. Пять батарей были открыты противъ форта Мюльграва, овладѣніе которымъ Бонапарте считалъ залогомъ успѣха. Послѣ двадцати-четырехъ-часовой пальбы, Дюгомье и Наполеонъ положили сдѣлать общую атаку, на которую Народные Представители не охотно согласились. Колонны пошли на приступъ до разсвѣта въ сильный дождь. Онѣ были сначала на всѣхъ точкахъ опрокинуты сильно сопротивляющимся непріятелемъ, такъ что Дюгомье, увидя бѣгущія въ безпорядкѣ войска, и зная, какихъ послѣдствій долженъ ожидать за неудачу Республиканскій Генералъ, воскликнулъ: «Я погибшій человѣкъ!» Возобновивъ однако же усилія, онъ наконецъ одержалъ верхъ: Испанскіе артиллеристы въ одномъ мѣстѣ отступили, и укрѣпленіе досталось во власть Французамъ, которые не оказали никакой пощады защищавшимъ оное.

Чрезъ три часа послѣ взятія форта, — говоритъ Бонапарте, — Представители Народа явились съ обнаженными шпагами въ траншеи, поздравить солдатъ съ успѣхомъ, увѣнчавшимъ ихъ храбрость, и принять отъ начальника Артиллеріи вторичное удостовѣреніе, что по взятіи сего отдаленнаго форта, Тулонъ не избѣгнетъ ихъ власти. Въ донесеніи своемъ Конвенту, Депутаты превознесли свои собственные подвиги, написавъ, что Рякоръ, Салисети и младшій Робеспьеръ сами шли на приступъ съ оружіемъ въ рукахъ, и, говоря ихъ словами, показывали войскамъ путь къ побѣдѣ. Съ другой стороны, они безчестно забыли даже упомянуть объ имени Наполеона, которому вполнѣ приписывается сія побѣда.

Между тѣмъ Бонапарте не ошибся въ предположеніяхъ своихъ на счетъ послѣдствія. Начальники союзныхъ войскъ, собравъ наскоро Военный Совѣтъ, рѣшились оставить Тулонъ, предвидя, что взятіе Французами укрѣпленій принудитъ Англійскіе корабли сойти съ рейда, и что они лишатся возможности къ отступленію, если пропустятъ настоящую минуту. Одинъ только Лордъ Гудъ сдѣлалъ смѣлое предложеніе попытаться овладѣть опять Фортомъ Мюльгравомъ и укрѣпленными высотами.

Но его мужественный совѣтъ былъ отвергнутъ, и рѣшительно положили выступить- исполненіе чего отъ страха, обуявшаго разноплеменныя войска, и въ особенности Неаполитанское, было бы еще гораздо ужаснѣе, если бъ не помогла имъ храбрость Англійскихъ матросовъ.

Спасеніе несчастныхъ жителей, умолявшихъ о покровительствѣ, не было забыто, не смотря на суматоху сего отступленія. Множество купеческихъ кораблей и другихъ мелкихъ судовъ доставили возможность посадить на оные всѣхъ тѣхъ, которые, страшась ярости Республиканцевъ предпочли оставить Тулонъ. Ужасъ, внушаемый жестокостью побѣдителей, былъ такъ силенъ, что болѣе четырнадцати тысячъ человѣкъ воспользовались этимъ жалкимъ средствомъ спасенія. Однако жъ, кромѣ этого, предстояла еще другая забота.

Положено было истребить арсеналъ, морскіе снаряды и Французскіе корабли, неспособные къ отплытію; въ слѣдствіе чего ихъ зажгли. Главная часть сего дѣла была поручена непоколебимому мужеству Сира Сиднея-Смита, исполнившаго оное съ такимъ порядкомъ, который, сообразивъ все, казался почти неимовѣрнымъ. Испанцы предложили свое содѣйствіе, которое было принято: они взялись потопить два корабля, служившіе пороховыми магазинами, и истребить нѣсколько другихъ, пришедшихъ въ ветхость, судовъ. Постепенно распространяющійся пожаръ разлился багровымъ заревомъ, посреди котораго долго были видны мачты и снасти горящихъ кораблей, и которое тускло освѣщало, подходящія съ разныхъ мѣстъ къ крѣпости, Республиканскія войска. Городскіе Якобинцы преслѣдовали бѣгущихъ Роялистовъ; ужасный крикъ, вопли мщенія и республиканскіе возгласы раздавались вмѣстѣ со стонами и мольбами оставшихся бѣглецовъ, которымъ не удалось сѣсть на суда.

Пушки Мальбоскета, взятаго ужо Французами и обращенныя противъ городскихъ стѣнъ, увеличивали тревогу. Вдругъ, подобный землетрясенію, ударъ, происшедшій отъ взрыва нѣсколькихъ сотъ бочекъ съ порохомъ, заглушилъ всѣ прочіе звуки; къ полуночному небу взлетѣли тысячи горящихъ обломковъ, грозившихъ разрушеніемъ всему, на что оные бы низверглись. Вскорѣ послѣдовалъ второй взрывъ при воспламененіи другаго магазина, съ тѣми же ужасными послѣдствіями.

Это усугубленіе ужасовъ зрѣлища, и безъ того уже страшнаго, произошло отъ Испанцевъ, которые зажгли корабли, служившіе пороховыми магазинами, вмѣсто того, чтобы потопить ихъ, какъ было предположено.

Отъ недостатка ли доброй воли, отъ небреженія или отъ робости, имъ также не удалось истребить разснащенные корабли, которые имъ были поручены и которые достались Французамъ, весьма мало поврежденные. Британскій «лотъ, сопровождая суда, на которыхъ были посажены бѣгствующіе жители, вышелъ изъ Тулона безъ потери, не взирая на дурно направленные выстрѣлы со взятыхъ Французами батарей.

Въ сію-то грозную ночь, посреди пожара, слезъ и крови, взошла на горизонтъ звѣзда Наполеона; и хотя она, до захожденія своего, озаряла множество страшныхъ событій, однако жъ сомнительно, чтобы лучи ея когда либо освѣщали болѣе ужасное позорище.

Взятіе Тулона уничтожило всѣ питаемыя въ южной Франціи надежды на возможность противостать Якобинцамъ. Англичане возбудили противъ себя сильное подозрѣніе, будто бы они хотѣли только воспользоваться бунтомъ несчастныхъ жителей для истребленія и уничтоженія морской силы Франціи безъ всякаго желанія оказать существенную помощь Роялистамъ. Сіе обвиненіе было, несправедливо, однако жъ нельзя отвергнуть того, что существовалъ достаточный поводъ къ такому заключенію. Для успѣшнаго покровительства городу, находившемуся въ такомъ положеніи, какъ Тулонъ, если дѣйствительно желали оказать оное, потребны были мѣры, болѣе достойныя народа, у котораго испрашивалась помощь, и который далъ оную. Но такія мѣры не были приняты, а оказанное вспомоществованіе, не управляемое талантомъ, почти уничтожилось чрезъ раздоръ между вождями. Войска сражались храбро, но начальники, исключая Флотскихъ офицеровъ, показали мало воинскихъ способностей, и искуснаго соображенія обороны. Одинъ изъ нашихъ соотечественниковъ, не находясь тогда въ службѣ, но случайно бывшій въ Тулонѣ, отличился въ званіи волонтера^[7] и потомъ со славою прошелъ воинское поприще въ Британской арміи. Если бъ онъ, или кто подобный ему, начальствовалъ гарнизономъ, то стѣны Тулона увидѣли бы такую же битву, какъ при Бароссѣ, и вѣроятно, что осада имѣла бы совершенно другія послѣдствія.

Изъ жителей Тулона, участвовавшихъ въ защитѣ онаго, столь многіе воспользовались доставленнымъ имъ Англичанами средствомъ къ спасенію, что Республиканская мстительность не могла себѣ набрать обыкновеннаго количества жертвъ. Многіе однако жъ были разстрѣляны, и говорили, будто бы Бонапарте начальствовалъ употребленною для сего артиллеріею, какъ въ Ліонѣ, и будто бы онъ письменно поздравлялъ Фрерона и младшаго Робеспьера съ казнью сихъ Аристократовъ, подписавшись Брутъ-Бонапарте, Санкюлотъ. Если онъ дѣйствительно начальствовалъ при этой казни, то могъ извиниться развѣ только тѣмъ, что онъ долженъ былъ сіе сдѣлать, или самъ погибнуть; но если бъ этотъ случай и письмо точно существовали, то довольно протекло времени съ его низверженія, для того, чтобы доказать справедливость сего обвиненія, и, конечно, много бы нашлось писателей, которые бы это разгласили.

Самъ онъ рѣшительно отъ сего отрекался, и говорилъ, что жертвы были разстрѣляны отрядомъ, называемымъ Революціонною Арміею, а не линѣйными войсками, что и намъ кажется весьма вѣроятнымъ. Бонапарте, сверхъ того, утверждаетъ, что онъ не только не желалъ возбуждать мщенія Якобинцевъ или быть исполнителемъ онаго, но навлекъ на себя негодованіе тѣхъ, которыхъ грозный взглядъ былъ смертнымъ приговоромъ, оказавъ покровительство несчастному семейству эмигрантовъ Шабрильанъ, которое, будучи прибито бурею къ берегамъ Франціи, вскорѣ послѣ осады Тулона, подвергалось опасности погибнуть на гиліотинѣ, и которое онъ спасъ, доставя ему средства къ отплытію моремъ.

Между тѣмъ слава молодаго начальника артиллеріи быстро возрастала. Справедливость, которую отняли у него Народные Представители, была охотно и искренно отдана ему старымъ ветераномъ Дюгомье. Имя Бонапарте было помѣщено въ спискѣ представленныхъ имъ къ производству, съ особеннымъ замѣчаніемъ, что если его обойдутъ, то онъ самъ проложитъ себѣ дорогу. Въ слѣдствіе сего онъ былъ утвержденъ во временномъ его званіи баталіоннаго командира, и назначенъ симъ чиномъ въ Италіянскую армію.

До отправленія туда, таланты Наполеона были употреблены Конвентомъ для обозрѣнія и укрѣпленія береговъ Средиземнаго моря; порученіе, весьма затруднительное и навлекшее ему множество ссоръ съ мѣстными нахальствами небольшихъ городовъ, мѣстечекъ и даже деревушекъ, которые всѣ желали имѣть батареи для своего личнаго охраненія, не соображаясь съ общею безопасностью. Сверхъ того, это завело его, какъ мы ниже увидимъ, въ большую непріятность съ самимъ Конвентомъ»

Баталіонный командиръ исполнилъ свое порученіе съ искуствомъ. Онъ раздѣлилъ потребное число укрѣпленій на три класса, помѣстивъ въ первомъ изъ нихъ тѣ, которыя долженствовали защищать гавани и рейды; во второмъ, предназначаемыя для якорныхъ мѣстъ, менѣе важныхъ; а въ третьемъ тѣ, которыя устраивались на удобныхъ мѣстахъ для предупрежденія набѣговъ и высадокъ на берега сильнаго въ морѣ непріятеля. Генералъ Гурго написалъ со словъ Наполеона мысли его объ этомъ предметѣ, которыя могутъ быть очень полезны для приморскихъ береговъ, имѣющихъ нужду въ такой оборонѣ.

Написавъ объ этомъ Конвенту свое донесеніе, Бонапарте отправился въ главную квартиру Французской арміи, которая находилась тогда въ Ниццѣ, но была отвсюду окружена Сардинцами и Австрійцами, которые, послѣ нѣсколькихъ тщетныхъ покушеній Генерала Брюне ихъ вытѣснить, остались обладателями ущелья Тенде и всѣхъ Альпійскихъ проходовъ, равно какъ и дороги, ведущей изъ Турина въ Ниццу чрезъ Саоржіо.

Бонапарте успѣлъ снискать отъ Генерала Дюморбіона и отъ Народныхъ Представителей, Рикора и Робеспьера, одобреніе своему плану, который состоялъ въ томъ, чтобы прогнать непріятеля изъ этой позиціи, принудишь его отступить за верхнія Альпы, и взять Саоржіо; что все удалось, согласно съ его предположеніями.

Саоржіо сдался со значительными магазинами и снарядами, и Французская армія овладѣла цѣпью Верхнихъ Альпъ^[8], которыя могли быть удерживаемы малымъ числомъ войскъ, защищавшихъ проходы, что позволяло употребить въ дѣло большую часть Италіянской арміи (какъ ее уже называли, хотя она едва только переступила чрезъ границу). Изыскивая средства къ достиженію сихъ успѣховъ, Бонапарте имѣлъ случаи совершенно узнать эту Альпійскую страну, гдѣ ему вскорѣ предстояло одерживать побѣды собственно для себя, а ne для другихъ, которые пріобрѣтали себѣ славу, дѣйствуя по его предначертаніямъ. Но между тѣмъ, какъ онъ симъ занимался, его обвинили передъ Конвентомъ, и если бъ онъ менѣе былъ извѣстенъ своими патріотическими чувствами, то это бы дорого ему стоило.

Въ планѣ своемъ для защиты береговъ Средиземнаго моря, Наполеонъ предложилъ исправить старую государственную тюрьму въ Марселѣ, называемую крѣпостью Св. Николая, дабы она могла служить пороховымъ магазиномъ. Преемникъ его въ этомъ городѣ, приступивъ къ исполненію сего, возбудилъ подозрѣніе въ патріотахъ, которые донесли, что начальникъ Марсельской Артиллеріи, распоряжавшій работами, исправляетъ сію крѣпость съ тѣмъ, чтобы она послужила Бастиліею для заключенія добрыхъ гражданъ. Офицеръ сей, будучи потребованъ предъ Судъ Конвента, оправдался тѣмъ, что планъ сей сочиненъ не имъ, а предмѣстникомъ его, Наполеономъ.

Однако жъ Народные Представители при Италіянской арміи, не въ состояніи будучи безъ него обойтиться, вступились за него предъ Конвентомъ, и такъ объяснили ему побудительныя причины сего дѣда, что онъ избавился отъ всякаго подозрѣнія, даже въ глазахъ недовѣрчиваго Комитета Общественнаго Благосостоянія.

До конца 1794 года, дѣйствія Италіянской арміи были незначительны, а случившееся 9 и 10 Термидора (27 и 28 Іюля) того же года паденіе Робеспьера имѣло неблагопріятныя послѣдствія для Наполеона, который былъ друженъ съ братомъ тирана, и по своему образу мыслей принадлежалъ къ числу приверженцевъ его партіи. Онъ старался оправдаться своимъ невѣдѣніемъ настоящей цѣли замысловъ тѣхъ, которые пали, и, въ извиненіе себѣ, сознавался, что друзья его совсѣмъ не тѣ люди, какими онъ ихъ считалъ.

Принявъ этотъ способъ защищенія, онъ поспѣшилъ возстать противъ той политической системы, за приверженность къ которой его обвиняли. "Я жалѣю, " писалъ онъ къ одному изъ своихъ знакомыхъ: «о судьбѣ младшаго Робеспьера; но хотя бы даже онъ былъ мнѣ братъ, то и тогда я бы закололъ его своею рукою, если бъ узналъ, что онъ имѣетъ тиранскіе замыслы.»

Эти Наполеоновы оправданія не слишкомъ благопріятно были приняты. Опасность положенія его еще увеличилась, когда опять вступили въ Конвентъ тѣ Члены, которые были выгнаны и удалены Якобинцами. Вліяніе Умѣренныхъ, при воспоминаніи о ужасахъ прошедшаго и опасеніяхъ на счетъ будущаго, становилось ощутительнѣе, по мѣрѣ того, какъ число ихъ въ Конвентѣ увеличивалось. Принадлежавшіе къ Якобинской партіи офицеры были предметомъ ихъ гоненія, и они старались, сколько возможно, очистить армію отъ тѣхъ, которыхъ они считали врагами порядка и своими собственными; тѣмъ болѣе, что Якобинскія правила продолжали сильнѣе поддерживаться въ войскѣ, чѣмъ между гражданами.

О причинѣ сего мы уже упомянули) но, можетъ быть, не безполезно здѣсь повторить, что солдаты испытали всѣ выгоды служить грозному правительству, которое вело ихъ къ побѣдамъ, давая имъ средства одерживать оныя, между тѣмъ, какъ они не были свидѣтелями жестокостей, свершаемыхъ Якобинцами внутри государства. Партія Умѣренныхъ очень желала уменьшить силу Якобинцевъ въ арміи, чрезъ удаленіе офицеровъ, которыхъ считали наиболѣе преданными ихъ правиламъ. Бонапарте, въ числѣ прочихъ, былъ отставленъ отъ своего мѣста, и нѣсколько Бремени содержался подъ арестомъ. Его освободили въ слѣдствіе ходатайства соотечественника его Салисещи, сохранившаго еще нѣкоторое вліяніе между Термидорцами, и, кажется, что въ это время Бонапарте ѣздилъ въ Марсель, повидаться со своимъ семействомъ, хотя въ настоявшемъ своемъ положеніи онъ и мало могъ доставить оному утѣшенія.

Въ Маѣ мѣсяцѣ 1195 года, онъ пріѣхалъ въ Парижъ искать себѣ мѣста по Артиллеріи. Недостатокъ друзей и нужда встрѣтили его въ семъ городѣ, котораго онъ въ скоромъ времени долженствовалъ сдѣлаться повелителемъ. Нѣкоторые люди, однако жъ, помогли ему, и въ числѣ ихъ знаменитый актеръ Тальма, который зналъ его въ Военной Шкодѣ, и тогда еще имѣлъ великія надежды на ролю, которую будетъ играть въ свѣтѣ Маленькій Бонапарте^[9].

Съ другой стороны, одинъ, весьма важный человѣкъ препятствовалъ его опредѣленію, подъ предлогомъ, что онъ Якобинецъ. Обри, старый артиллеристъ и Предсѣдатель Военнаго Комитета, преградилъ ему дорогу. Его хотѣли было перевести изъ Артиллеріи въ пѣхоту. Онъ сильно заспорилъ противъ этого перемѣщенія, и когда Обри, разгорячившись, сказалъ, что онъ слишкомъ еще молодъ, то Бонапарте возразилъ, что служба на полѣ брани должна имѣть предпочтеніе предъ лѣтами. Предсѣдатель, мало бывшій въ дѣйствительной службѣ, счелъ этотъ отвѣтъ личною себѣ обидою) а Наполеонъ, не входя въ дальнѣйшія объясненія, потребовалъ себѣ отставки. Ему, однако жъ, оной не дали, и онъ остался въ числѣ офицеровъ, ожидающихъ опредѣленія, и которыхъ надежды основывались единственно на ихъ личномъ достоинствѣ.

Бонапарте имѣлъ въ своемъ характерѣ нѣчто, свойственное его родинѣ — онъ никогда не забывалъ ни благодѣянія, ни обиды. Находясь на высшей степени своего величія, онъ всегда былъ особенно расположенъ къ Тальмѣ, и даже удостоивалъ его своимъ дружествомъ; между тѣмъ какъ Обри, сосланный за сообщничество съ Пишегрю, въ Кайенъ, былъ исключенъ имъ изъ числа тѣхъ, которые получили позволеніе возвратиться во Францію, и Обри умеръ въ Демерари.

Какъ положеніе Наполеона съ каждымъ днемъ становилось хуже, то онъ просилъ Барраса и Фрерона, сохранившихъ нѣкоторую власть, объ опредѣленіи его куда нибудь по Артиллеріи, и даже просилъ позволенія итти въ Турецкую службу для обученія Мусульманъ дѣйствію орудіями.

Воображенію позволено представлять себѣ его достигшимъ званія Пати, или, можетъ быть, и выше; ибо гдѣ бы ему ни привелось быть, онъ не могъ остаться въ посредственности. Самъ онъ питалъ этого рода мысли: "Какъ странно было бы/ говаривалъ онъ: «если бы маленькій Корсиканскій Артиллеристъ сдѣлался Царемъ Іерусалимскимъ!» — Ему предложили мѣсто въ Вандеѣ, но онъ отъ него отказался, и наконецъ былъ назначенъ начальникомъ Артиллерійской бригады въ Голландіи.

Но ему предназначено было возвыситься въ землѣ, гдѣ существовало столько различныхъ, враждующихъ партій, какъ во Франціи, посреди борьбы его соотечественниковъ, по ихъ плечамъ и головамъ на верхнюю степень величія, до какой Фортуна можетъ возвести частнаго человѣка. Времена требовали человѣка, имѣющаго такія, какъ онъ, способности — и ему вскорѣ представился случай употребить ихъ.

Французамъ вообще опротивѣлъ Народный Конвентъ, который безпрестанными своими опалами лишилъ ихъ всѣхъ людей съ талантами, съ краснорѣчіемъ и одаренныхъ силою духа, которыхъ они имѣли. Собраніе сіе сдѣлалось для всѣхъ ненавистнымъ и презрительнымъ, чрезъ то, что оно два года служило покорнымъ орудіемъ свирѣпымъ владыкамъ ужаса; тогда, какъ, показавъ твердость, оно могло бы содѣйствовать къ прекращенію Революціи 9 Термидора, при самомъ началѣ сей страшной анархіи, какъ то произошло послѣ длинной цѣпи неслыханныхъ жестокостей. Конвентъ не слишкомъ былъ богатъ талантами, даже и по возвращенія своихъ изгнанныхъ членовъ; словомъ сказать, онъ совершенно лишился общественнаго довѣрія. Въ слѣдствіе чего, дабы удовлетворить общему желанію, онъ положилъ разойтиться.

Но прежде совершеннаго сложенія съ себя власти, нужно было пріуготовить на будущее время какой нибудь образъ правленія.

Якобинская Конституція 1793 года существовала еще на бумагѣ; но хотя въ ней и заключался неотмѣненный законъ, угрожающій смертью всякому, кто бы предложилъ перемѣну въ образѣ правленія, а никто, повидимому, не считалъ сего закона дѣйствительнымъ; и не смотря на торжественность, съ которою онъ былъ принятъ и утвержденъ всѣмъ народомъ, его теперь забыли и отмѣнили, хотя по безгласному, но по всеобщему соглашенію.

Не болѣе были расположены принять Конституцію Жирондистовъ 1791 года, или Демократическую Монархію 1792 года, — единственныя изъ правительствъ, о которыхъ можно сказать, что онѣ пользовались нѣсколько мѣсяцевъ ненадежнымъ существованіемъ. Подобно какъ для всеобщаго преобразованія цѣлаго свѣта, должно бы все вновь созидать — также и тутъ приходилось все передѣлывать.

Каждое изъ сихъ правительствъ было освящено народною присягою и приличными въ такихъ случаяхъ обрядами, но, по общему мнѣнію, ни одно изъ нихъ не имѣло основательныхъ началъ, и не представляло средствъ ни къ собственному обезпеченію, ни къ защитѣ жизни и правъ подданныхъ. Съ другой стороны, каждый, не имѣвшій выгодъ отъ послѣдняго безначалія и не участвовавшій въ кровопролитіи и тиранствѣ, составлявшихъ главное существо онаго, страшился одной мысли возобновленія правительства, которое дѣйствовало съ притѣснительнымъ самовластіемъ, всегда бывающимъ слѣдствіемъ Революціи. И въ самомъ дѣлѣ, поддерживать долѣе революціонное правленіе, значило бы подражать невѣждѣ, площадному лекарю, который упорно продолжаетъ давать выздоравливающему больному тѣ же самыя сильныя и опасныя лекарства, которыя искусный врачъ тотчасъ прекращаетъ, какъ только онѣ произвели благопріятный переломъ.

Кажется, вообще всѣ почувствовали и признали, что соединеніе Исполнительной и Законодательной властей въ томъ видѣ, какъ ими пользовался Конвентъ, давало поводъ къ самому ненавистному тиранству и что для основанія прочнаго правительства, Исполнительная власть и исправленіе Министерскихъ обязанностей, долженствовали быть поручены нѣсколькимъ разнымъ лицамъ, да которыхъ бы лежала отвѣтственность предъ Законодательною властью въ исполненіи оной, но которыя бы не подлежали прямой отъ нея зависимости и не пользовались бы сею властью, какъ проистекающею непосредственно отъ ихъ же сословія. Отъ сихъ размышленій родились другія о пользѣ раздѣлить самый законодательный корпусъ на двѣ Палаты, изъ которыхъ одна обуздывала бы другую, и чрезъ дѣйствіе своего посредства останавливала бы слишкомъ поспѣшныя рѣшенія одной Палаты, поставляя преграду всякому, кто, подобно Робеспьеру, достигнувъ въ сей Палатѣ диктаторства, захотѣлъ бы сдѣлаться самовластнымъ тираномъ цѣлаго государства. Такимъ образомъ, утомленные Французы наконецъ начали усматривать въ Британской Конституціи и въ системѣ равновѣсія властей, на коей она основана, лучшее средство къ обезпеченію свободы и къ сохраненію порядка. Разсудительные люди постепенно убѣдились, что въ надеждѣ найти нѣчто лучше системы, освященной многолѣтними опытами, они до сихъ поръ учреждали у себя одни только образчики правленія, которымъ сперва удивлялись, рукоплескали, а потомъ ихъ пренебрегали и откидывали, вмѣсто того, чтобы принять простую машину, способную, какъ говорятъ механики, хорошо дѣйствовать.

Если бъ эти чувства, которыя защищалъ Мунье и другіе, одержали верхъ при началѣ Революціи, то Франція и Европа избавились бы отъ кровопролитія и отъ всѣхъ бѣдствій, угнетавшихъ ихъ въ продолженіе двадцати-лѣтней войны, бывшей слѣдствіемъ сего великаго переворота. Франція имѣла тогда Короля, дворянъ, изъ которыхъ могъ быть избранъ Сенатъ, и множество людей, способныхъ для составленія Нижней Палаты или Палаты Депутатовъ. Но благопріятный случай былъ пропущенъ; и когда зодчіе, можетъ быть, рѣшились воздвигнуть зданіе, предполагаемое ими, по плану ограниченной монархіи, то матеріяловъ для постройки нельзя ужъ было отыскать.

Законный Король Франціи конечно существовалъ, но онъ находился въ изгнаніи, въ чужой землѣ; и знатные дворяне, изъ которыхъ преимущественно слѣдовало составить Палату Перовъ или Наслѣдственный Сенатъ, могли быть отысканы только въ иностранной службѣ) притомъ же они слишкомъ были раздражены претерпѣнными ими страданіями, для того, чтобы можно было имѣть надежду, что они когда либо согласятся содѣйствовать тѣмъ, которые изгнали ихъ изъ отечества и лишили ихъ собственности. Если бъ не эти обстоятельства, и проистекающія отъ оныхъ соображенія, то весьма вѣроятно, что въ ту эпоху, до которой мы теперь достигли, возникавшая противъ Якобинцевъ непріязнь могла искусно быть склонена въ пользу Бурбоновъ.

Но, не смотря на всеобщее чувство сожалѣнія, пробуждающееся при сравненіи мирныхъ дней Монархіи съ царствомъ ужаса — кроткаго правленія Лудовика XVI съ тиранствомъ Робеспьера, — прежняго спокойствія и безопасности съ недавнимъ кровопролитіемъ и грабительствомъ, — кажется, что это было еще одно только расположеніе къ составленію Королевской партіи, а не духъ партіи, уже существующей. Все было готово къ тому, чтобы воспылать огнемъ Роялизма; но никто еще не сообщалъ искры, долженствующей возжечь его; и противъ этого всеобщаго расположенія существовали сильныя препятствія.

Вопервыхъ, мы уже упоминали, почему Французскія арміи болѣе были привержены къ Республикѣ, во имя которой онѣ воевали и пріобрѣли всю свою славу, и которая своимъ быстрымъ и дѣятельнымъ управленіемъ такъ улучшила жребій солдата, что онъ не видѣлъ и не чувствовалъ бѣдствій, угнетавшихъ остальную часть народа. Французскій солдатъ сражался не только за демократію, но и прямо противъ Короля. Воинскій кликъ его былъ: Да здравствуетъ Республика! а въ Вандеѣ, на Рейнѣ и въ другихъ мѣстахъ, противники его на полѣ брани имѣли своимъ возгласомъ слова: Да здравствуетъ Король!

Роялисты дѣйствительно считались самыми злѣйшими врагами военнаго сословія во Франціи; и таково было въ сіи времена отвращеніе солдатъ къ одной мысли возвратиться подъ прежнее управленіе, что если бъ какой нибудь Генералъ былъ способенъ подражать Монху, то вѣроятно, что онъ подвергся бы участи Ла Файета и Дюмурье.

Другое, почти непреодолимое препятствіе къ возстановленію Бурбоновъ, Встрѣчалось въ великихъ переворотахъ, происшедшихъ въ недвижимыхъ имѣніяхъ. Если бъ изгнанные Принцы были опять призваны, то они бы не могли, по истеченіи столь недавняго времени, не сдѣлать постановленій въ пользу своихъ приверженцевъ и не содѣйствовать къ тому, чтобы имущества, отнятыя за ихъ дѣло, были возвращены или по крайней мѣрѣ по оцѣнкѣ заплачены; такое удовлетвореніе раззорило бы всѣхъ пріобрѣтшихъ народныя помѣстья, и слѣдовательно произвело бы всеобщее потрясеніе правъ собственности въ цѣломъ государствѣ.

Тоже самое произошло бы и съ церковными имѣніями. Христіаннѣйшій Король не могъ вступишь на престолъ, не повелѣвъ возвратить, если не всѣ, то по крайней мѣрѣ хоть часть церковныхъ помѣстьевъ. Нельзя исчислить, какъ много нашлось бы людей, богатыхъ и со связями, которые, владѣя народными помѣстьями, т. е. принадлежавшими прежде церкви или эмигрантамъ, принуждены были бы для собственныхъ своихъ выгодъ, воспротивиться возстановленію Бурбоновъ. Революціонное Правительство слѣдовало жестокому, но весьма основательному правилу Шотландскаго Реформатора: — "Разоряйте гнѣзда, « говорилъ Кноксъ, поощряя чернь къ разрушенію церквей и монастырей: „и грачи разлетятся.“' — Французское Правительство, разбивкою и распродажею имѣній эмигрантовъ и духовенства, положило почти непреодолимую преграду къ возвращенію прежнихъ владѣльцевъ. Всадники, въ продолженіе великой междоусобной войны въ Англіи, были обременяемы и доводимы до нищеты налогами и поборами», но недвижимыя ихъ имѣнія, говоря вообще, оставались въ ихъ владѣниц и они удерживали, хотя въ нищетѣ и угнетеніи, духъ народной аристократіи, ослабленный, но, не угасшій. Во Франціи, вліяніе владѣльцевъ перешло совершенно къ другимъ людямъ, которые рѣшились удержать пріобрѣтенное ими и возстать противъ тѣхъ, которые вздумали бы отыскивать прежнія права свои.

Наконецъ, боязнь и совѣсть говорили тѣмъ, которые правили тогда Франціею, что сами они подвергнутся большой опасности при одномъ только вызовѣ къ возвращенію изгнанной Королевской Фамиліи. Владычествовавшій тогда Конвентъ осудилъ на смерть Лудовика XVI; — съ какою же надеждою на прощеніе посадилъ бы онъ на тронъ его брата? Онъ торжественно, всенародно отказался вѣрить существованію Бога: какъ же онъ могъ участвовать въ возстановленіи народной Церкви? Нѣкоторые изъ членовъ его оставались еще республиканцами по чувствамъ своимъ и по убѣжденію; а другіе, какихъ была большая часть, не могли отречься отъ демократіи, не сознавшись въ тоже время, что всѣ насильственныя мѣры, употребленныя ими для поддержанія ихъ системы, были не что иное, какъ злодѣянія и вѣроломства.

Этотъ страхъ возмездія былъ сильно ощущаемъ Конвентомъ. Въ особенности Термидорцы, низвергшіе Робеспьера и теперь на его мѣстѣ царствующіе, болѣе имѣли причинъ бояться всякаго противуреволюціоннаго движенія, чѣмъ вообще всѣ прочіе представители, изъ которыхъ многіе были только простыми свидѣтелями дѣлъ, свершенныхъ Баррасомъ и Таліаномъ. Люди боязливые усмирились бы отъ одного возвращенія Короля, а Жирондистовъ, по незначительности ихъ партіи, съ безопасностью можно было бы презрѣть.

Но Термидорцы находились совсѣмъ Въ другомъ положеніи. Они были довольно важны для того, чтобы сдѣлаться ненавистными и возбудить къ себѣ зависть; они имѣли въ рукахъ своихъ власть, что долженствовало навлечь на нихъ подозрѣнія возстановленнаго Монарха; и они шли опасною стезею, будучи нетерпимы Умѣренными, которые вспоминали объ нихъ, какъ о сообщникахъ Робеспьера и Дантона, и ненавидимы Якобинцами, которые видѣли въ Таліанѣ и Баррасѣ бѣглецовъ изъ ихъ партіи и разрушителей власти Санкюлотовъ. По этому они имѣли справедливыя причины опасаться, что литась власти, теперь у нихъ находящейся, они подвергнутся строгой отвѣтственности за всѣ бѣды революціи.

Такимъ образомъ, благопріятныя для Бурбоновъ чувства встрѣчали себѣ препятствіе: 1. въ нерасположеніи къ нимъ войскъ; 2. въ опасеніи разстройства и бѣдствій, долженствовавшихъ произойти отъ всеобщаго ниспроверженія правъ собственности, и 3. въ личной боязни заправлявшихъ дѣлами людей, которые чувствовали, что ихъ собственная безопасность зависѣла отъ поддержанія республиканскаго правительства.

Однако жъ мысль учредить Монархію, такъ вообще была признаваема самымъ простымъ и лучшимъ средствомъ для возстановленія опять порядка и прочнаго правительства, что нѣкоторые государственные люди предлагали опять ввести оную, перемѣнивъ только династію. Въ слѣдствіе сего, были представлены различныя особы, въ томъ предположеніи, что отстранивъ отъ престола законнаго наслѣдника, можно избѣгнуть опасностей, нераздѣльныхъ съ его правами, и предохранить себя отъ возмездія, котораго они боялись. Сынъ Герцога Орлеанскаго былъ предложенъ, но воспоминаніе объ отцѣ ему воспрепятствовало. По другому сумазбродному предположенію, сочли Герцога Іоркскаго или Герцога Брауншвейгскаго способными сдѣлаться Конституціонными Королями Франціи. Даже самъ Аббатъ Сіесъ, какъ говорятъ, объявилъ свое мнѣніе въ пользу послѣдняго Принца.

Но, не уваживъ желаній или мнѣній народа, внѣ Палаты изъявляемыхъ, Конвентъ рѣшился учредить такой образъ правленія, при которомъ въ республиканскія уложенія можно бы ввести нѣчто прочное изъ Монархическихъ уставовъ; чѣмъ вмѣстѣ и поправить прежнія заблужденія, и сохранить хоть наружный видъ постоянства предъ глазами Европы.

Для сего одинадцати Коммиссарамъ, избраннымъ большею частью изъ бывшихъ Жирондистовъ, было поручено составленіе по новымъ правиламъ новой Конституціи, долженствовавшей утвердишься всенароднымъ одобреніемъ и присягою Французовъ, а чрезъ короткое время подпасть тому и.е пренебреженію, которому подверглись прежнія постановленія. Но предполагали, что сія послѣдняя будетъ составлена такимъ образомъ, что соединитъ въ себѣ прочность Монархическаго правленія съ названіемъ и Формами Демократіи.

Дабы составляемая Французскими Коммиссарами Конституція соотвѣтствовала достоинству народа, и льстила его тщеславію, то для нея взяли за образецъ Римскую Республику, подражая тому, что уже произвело главныя ошибки и преступленія революціи. Исполнительная власть предоставлялась Совѣту изъ пяти особъ, названныхъ Директорами, которые имѣли бы право заключать миръ, объявлять войну, исполнять законы и вообще управлять государствомъ; но которымъ не дозволялось участвовать въ законодательствѣ.

Такое распоряженіе было сдѣлано въ угодность тѣмъ, которые въ особѣ одного Директора, занимающаго мѣсто, подобное мѣсту Штатгальтера въ Голландіи или Президента въ Соединенныхъ Штатахъ, видѣли нѣчто, слишкомъ близкое къ Монархическому правленію. Посему -то, говорятъ, Луветъ и предостерегъ отъ учрежденія такого сана, увѣряя, что если предоставить народу выборъ лица на сіе мѣсто, то онъ изберетъ наслѣдника Бурбоновъ. Но неудобствъ сей Пентархіи нельзя было скрыть, и неизбѣжнымъ слѣдствіемъ Совѣта, столь многочисленнаго, долженствовало быть: или, что въ этомъ верховномъ государственномъ сословіи, гдѣ наиболѣе требовались сила и единство, произойдетъ раздоръ съ перевѣсомъ большинства голосовъ; или, что одинъ или двое изъ Директоровъ, болѣе предпріимчивые и способные, возьмутъ первенство надъ прочими, и поступятъ съ ними, не какъ съ товарищами, а какъ съ подчиненными. Хотя законодатели сіи знали, что цѣлой Римской Имперіи было недостаточно для удовлетворенія самолюбію трехъ человѣкъ, однако жъ они повидимому надѣялись, что согласіе я единодушіе между ихъ пятью Директорами не нарушатся, хотя имъ доставалось управлять однимъ только народомъ; и, сообразно съ симъ, они рѣшились.

Учредивъ такимъ образомъ исполнительную власть, составили законодательный корпусъ изъ двухъ Совѣтовъ: Старшаго, наименованнаго Совѣтомъ Старѣйшинъ, въ видѣ Палаты Перовъ; и Младшаго, который по числу своихъ членовъ, получилъ названіе Пятисотнаго Совѣта. Оба они были избирательные, и одно только различіе лѣтъ составляло разницу между сими двумя Палатами. Члены Пятисотнаго Совѣта должны были имѣть по крайней мѣрѣ двадцать пять лѣтъ отъ роду, а послѣ седьмаго года Республики, имъ положено имѣть полныхъ тридцать лѣтъ. Въ этой Палатѣ законы долженствовали быть предлагаемы, и, по полученіи одобренія, они представлялись въ Совѣтъ Старѣйшинъ. Условіями, для засѣданія въ послѣдней Палатѣ, требовалось: имѣть сорокъ лѣтъ и быть женатымъ или вдовцемъ. Холостые, хотя и старѣе сихъ лѣтъ, считались неспособными къ законодательству, можетъ быть, по недостатку семейной опытности.

Совѣтъ Старѣйшинъ имѣлъ власть отвергать дѣлаемыя ему Пятисотнымъ Совѣтомъ представленія, или, принявъ и одобривъ оныя, обращать ихъ въ законъ. Симъ средствомъ, конечно, выигрывалось то, что каждый, вновь предлагаемый законъ, подвергался разсмотрѣнію двухъ отдѣльныхъ Палатъ, которыя зрѣло его обсуживали и разбирали; но ни одна изъ этихъ Палатъ не имѣла своего особеннаго характера, или отдѣльной выгоды, которыя бы могли побудить Совѣтъ Старѣйшинъ, при разсмотрѣніи какой либо мѣры, представляемой Пятисотнымъ Совѣтомъ, сдѣлать заключеніе, отличное отъ того, которое вѣроятно встрѣтилось бы оному при его собственныхъ предварительныхъ совѣщаніяхъ.

Слѣдовательно нельзя было ожидать того разнообразія сужденій, которое могло бы возникать въ собраніяхъ, составленныхъ изъ людей, различныхъ званій и состояній, и слѣдовательно смотрящихъ на тотъ же предметъ съ различныхъ и противоположныхъ точекъ.

Существенная же выгода сего состояла по крайней мѣрѣ въ нѣкоторой отсрочкѣ и замедленіи до окончательнаго утвержденія какой либо мѣры. Одинъ изъ тогдашнихъ Ораторовъ, на возраженія, возникшія противъ такого состава Палатъ, отвѣтствовалъ, что Младшій Совѣтъ есть воображеніе, а Совѣтъ Старѣйшинъ разсудокъ народа; ибо первому предназначалось изобрѣтать и предлагать разныя новыя постановленія, а послѣднему разсматривать и утверждать оныя.

Это могло быть оспорено, и хотя сравненіе и остроумно было придумано, но его нельзя было принять за доказательство.

Вообще, однако жъ, составъ Конституціи 5-го года, т. е. 1795, показывалъ болѣе опытности, благоразумія я основательности, чѣмъ всѣ до сего ей предшествовавшія; и хотя вступленіе въ оную начиналось обычнымъ провозглашеніемъ Правъ Человѣка, но обязанности его къ законамъ и къ обществу были въ первый еще разъ изложены благороднымъ и сильнымъ слогомъ, показывающимъ желаніе сочинителей сего уложенія обуздать впредь революціонныя насильства.

Но вновь обнародованная Конституція имѣла недостатокъ общій всѣмъ, ей предшествовавшимъ: она была совершенно нова, и не освящена опытомъ ни во Франціи, ни въ какой либо другой странѣ; это была только политическая попытка, которой послѣдствія не могли оказаться прежде испытанія оной на дѣлѣ, И которая въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ, долженствовала быть, менѣе предметомъ уваженія, чѣмъ критики. Мудрые законодатели, даже и тогда, какъ времена, измѣненіе въ обычаяхъ, или успѣхи просвѣщенія требовали соотвѣтственныхъ перемѣнъ въ уложеніяхъ ихъ предковъ, старались по возможности сохранить прежній видъ и свойство законовъ, въ которые было нужно ввести правила и духъ, приспособленные къ положенію вещей и къ понятіямъ времени. Любовь къ отечеству столь же сильна, какъ и привязанность къ вѣрѣ. Мы уважаемъ наши законы, не потому только, что, они наши, но потому, что ими руководствовались наши предки, и если намъ предлагаютъ новый образъ правленія, то хотя бы онъ теоретически, можетъ статься, былъ и лучше того, подъ которымъ народъ долгое время находился; но къ нему столь же трудно было бы внушить народное уваженіе, какъ ко вновь написанному образу Богородицы, вмѣсто лика давно чтимой Сарагосскими жителями Столбовой Дѣвы.

Однакожъ Конституція 3-го года, не смотря на всѣ ея недостатки, охотно была бы принята вообще всѣмъ народомъ, ибо она нѣкоторымъ образомъ обеспечивала отъ революціонныхъ бурь, если бъ Термидорцы, изъ личныхъ выгодъ, не исказили оной и не сдѣлали ее мечтательною, введя въ нее способъ удержать при себѣ свою неправедную власть. Не должно забывать, что эти побѣдители Робеспьера участвовали во всѣхъ его злодѣйствахъ, прежде чѣмъ сдѣлались его личными врагами; и что, лишась своего вліянія и мѣстъ, что вѣроятно ихъ ожидало при свободномъ избраніи представительнаго корпуса, они долженствовали подвергнуться лично большой опасности.

И такъ, рѣшась удержать власть въ своихъ рукахъ, Термидорцы съ пренебреженіемъ, близкимъ къ презрѣнію, допустили принятіе Конституціи и одобреніе оной Конвентомъ. Но, подъ предлогомъ, что безразсудно было бы лишать государство людей, привыкшихъ къ исправленію дѣлъ, они составили два указа, изъ которыхъ однимъ повелѣвалось Избирательнымъ Коллегіямъ назначить въ представители двухъ Совѣтовъ новой Конституціи по крайней мѣрѣ двѣ трети Членовъ, нынѣ засѣдающихъ въ Конвентѣ; а другой предписывалъ Конвенту, въ случаѣ недостатка сихъ двухъ третей изъ нынѣшнихъ Депутатовъ, дополнить число ихъ людьми, изъ нея же взятыми; однимъ словомъ, что ей предоставлялось избрать изъ своихъ собственныхъ Членовъ большую часть преемниковъ своихъ въ законодательной власти.

Эти два указа были представлены Нижнимъ Собраніямъ народа (Assemblées Primaires), и употреблены всѣ возможныя хитрости, чтобы ихъ одобрили.

Но народъ, и въ особенности городъ Парижъ, возсталъ противъ этого неправильнаго присвоенія власти. Вспомнили, что всѣ Члены, засѣдавшіе въ первомъ Народномъ Собранія, хотя и отличные по своимъ талантамъ, были по этой причинѣ отстранены отъ выбора во второе Законодательное Собраніе; а теперь люди, не могущіе ни въ какомъ отношеніи равняться съ тѣми, которые были товарищами Мирабо, Мунье и другихъ великихъ мужей, не только присвоивали себѣ право быть опять избранными, но дерзали постановить правиломъ, чтобы двѣ трети изъ числа ихъ были необходимы для составленія Законодательнаго Собранія, котораго Члены по смыслу и по духу Конституціи долженствовали свободно избираться народомъ. Избиратели, и въ особенности отъ Частей города Парижа, съ негодованіемъ спрашивали, на какихъ общественныхъ заслугахъ Члены Конвента основывали права свои на преимущество, столь несправедливое и беззаконное.

Въ тѣхъ, которые наиболѣе тутъ дѣйствовали и которымъ въ особенности приписывалось сіе постановленіе, — они видѣли бывшихъ участниковъ во владычествѣ ужаса, которые желали удержать при себѣ насильственную власть, хотя и будучи расположены къ умѣренному употребленію оной, и которымъ потеря мѣстъ вѣроятно долженствовала стоить потери головъ; прочіе представляли собою только толпу трусливыхъ, устрашенныхъ рабовъ, старающихся купить себѣ личную безопасность жертвою сисей чести и обязанностей предъ народомъ; да и въ самомъ дѣлѣ, что былъ въ составѣ своемъ Конвентъ, объявившій столь великое число своихъ Членовъ необходимыми для государственной службы, судя по прежнимъ дѣламъ его, не что иное, какъ истуканъ, составленный частью изъ желѣза, частью изъ грязи, и орошенный кровью многихъ тысячъ жертвъ; машина безъ собственной воли, но способная на ужаснѣйшія дѣла подъ вліяніемъ свирѣпыхъ людей; родъ Молоха, котораго имя употреблялось его жрецами для свершенія самыхъ варварскихъ жертвоприношеній:. Короче сказать, эти опытные въ государственной службѣ люди, безъ посредства которыхъ предполагалось, что не въ состояніи были производиться народныя дѣла, могли спастись отъ тяготѣющаго надъ ними обвиненія, только сознаніемъ въ совершенной своей трусости и жалкою отговоркою, что въ продолженіе двухъ лѣтъ, они присутствовали, подавали голосъ и судили но одному только принужденному страху.

Такая подлость дѣлала людей, унизившихъ себя оною, недостойными, не только управлять другими, но даже существовать; и, не смотря на то, двѣ трети изъ нихъ, по собственному ихъ опредѣленію, долженствовали быть предложены народу, какъ необходимое количество его представителей.

Такъ судили въ своихъ частныхъ собраніяхъ жители Парижа, наиболѣе раздраженные противъ самовластія и притѣсненія, обнаруживающихся въ этихъ насильственныхъ постановленіяхъ, ибо они не могли забыть, что чрезъ ихъ содѣйствіе и чрезъ покровительство Народной Гвардіи, Конвентъ нѣсколько разъ былъ спасенъ отъ убійства.

Между тѣмъ, продолжали поступать донесенія отъ нижнихъ народныхъ собраній о новой Конституціи, которая была ими почти единогласно одобрена и о двухъ указахъ, предписывающихъ избрать двѣ трети представителей изъ нынѣшнихъ Членовъ Конвента, на счетъ чего существовало большое разногласіе. Конвентъ, рѣшась, во что бы то ни стало, поддержать беззаконныя и насильственныя мѣры, имъ предложенныя, истолковалъ по своему сіи донесенія и объявилъ, что оба указа одобрены большинствомъ голосовъ въ Нижнихъ Собраніяхъ. Парижскіе граждане усомнились въ справедливости сего объявленія, назвали его ложнымъ, потребовали балотировки, и открыто воспротивились Конвенту. Дозволеніе собираться въ Частяхъ города, по поводу предоставленія дѣла народному сужденію, давало имъ возможность узнать свою силу, и поощрять другъ друга словами и рукоплесканіями.

Они были еще болѣе подстрекаемы людьми, одаренными литературными талантами, которые воспріяли власть свою вмѣстѣ со свободою книгопечатанія. Наконецъ, они объявили засѣданія свои постоянными и имѣющими право блюсти свободу Франціи. Большая часть Народной Гвардіи присоединилась въ этомъ случаѣ къ нимъ противъ существующаго правительства, и начинали поговаривать о томъ, чтобы пользуясь силою и многолюдствомъ, итти къТюльери, и предписать Конвенту законы ружьями, такъ, какъ бунтовавшая въ предмѣстіяхъ чернь сдѣлала сіе пиками.

Конвентъ, нелюбимый уже народомъ и завязавшійся въ дѣло, противное его выгодамъ, началъ боязливо озираться вокругъ, ища себѣ помощи. Онъ больше всего надѣялся на пятитысячный отрядъ регулярныхъ войскъ, стоящій въ Парижѣ и въ окрестностяхъ онаго. Войска сіи тѣмъ охотнѣе приняли сторону правительства, что возмущеніе сіе было рѣшительно въ аристократическомъ духѣ, а Французскія арміи, какъ мы уже неоднократно повторяли, были привержены къ Республикѣ. Притомъ же, настоящія линейныя войска, по обыкновенію, презирали Народную Гвардію; и по одному ужъ этому готовы были проучить этихъ воиновъ самозванцевъ. Конвентъ имѣлъ у себя также нѣсколько сотъ артиллерійстовъ, которые со взятія Бастиліи остались ревностными Демократами. Однако жъ, все еще опасаясь послѣдствій, онъ присоединилъ къ этимъ силамъ еще войско гораздо худшаго разбора. Это было ополченіе изъ полуторы тысячи охотниковъ, наименовавшее себя Священнымъ Отрядомъ или Патріотами 1789 года.

Оно составлялось изъ самой сволочи предмѣстій, изъ тюремныхъ бродягъ и изъ остатковъ мятежной дружины, которая, составляя стражу Геберта и Робеспьера, служила орудіемъ, исполнявшимъ всѣ ихъ жестокости. Конвентъ провозгласилъ ихъ людьми 10 Августа — и конечно ихъ можно было назвать убійцами 2 Сентября. Предполагали, что видъ этой стаи алчущихъ псовъ, готовыхъ къ спуску, устрашитъ Парижскихъ гражданъ, въ которыхъ одинъ видъ ихъ пробуждалъ столь ужасныя воспоминанія.

Они дѣйствительно внушили къ себѣ ужасъ, но съ тѣмъ вмѣстѣ и ненависть; и какъ многолюдство и храбрость гражданъ давали имъ возможность противостать ярости Терористовъ и искуству употребленныхъ противъ нихъ регулярныхъ войскъ, то слѣдовало ожидать жаркой и притомъ сомнительной борьбы. Но, какъ обыкновенно бываетъ, все долженствовало зависѣть отъ храбрости и отъ распоряженій начальниковъ.

Городскія Части назначили своимъ главнымъ предводителемъ Генерала Даникана, стараго служиваго, не слишкомъ знаменитаго своими воинскими подвигами, но впрочемъ очень достойнаго человѣка. Конвентъ сначала избралъ было Генерала Мену, и послалъ его со значительными силами въ Лепелетьерскую Часть, обезоружить тамошнюю Народную Гвардію. Часть сія есть одна изъ богатѣйшихъ, и слѣдовательно одна изъ наиболѣе напитанныхъ аристократическимъ духомъ въ цѣломъ Парижѣ, будучи обитаема банкирами, купцами, зажиточнѣйшими торговцами и вообще самыми отборными людьми. Жители оной составляли баталіонъ Народной Стражи Дѣвъ-Св.-Ѳомы, единственный, который, принявъ участіе въ защитѣ Тюльери, раздѣлилъ жребій Швейцарской Гвардіи въ достопамятный день 10 Августа. Сія часть города продолжала питать тѣ же чувства, и когда Мену явился со своимъ войскомъ, въ сопровожденіи Члена Конвента Да Порта, то онъ нашелъ гражданъ подъ ружьемъ, и столь готовыхъ отразить силу силою, что послѣ нѣсколькихъ переговоровъ онъ былъ принужденъ удалиться, не осмѣлясь сдѣлать на нихъ никакого нападенія.

Нерѣшительность Мену показала, что онъ не такой человѣкъ, котораго требовали обстоятельства, почему онъ былъ отрѣшенъ Конвентомъ отъ начальства, и посаженъ подъ стражу. Всеобщее управленіе дѣлъ и начальство надъ силами Конвента было тогда ввѣрено Баррасу; но главная забота Членовъ Правительствующаго Комитета состояла въ томъ, чтобы найти свѣдущаго и твердаго Генерала, могущаго служить помощникомъ Баррасу въ начальствѣ надъ войсками, при такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ и въ такія страшныя времена. Тогда-то нѣсколько словъ, сказанныхъ Баррасомъ товарищамъ его, Карно и Таліану, рѣшили судьбу Европы почти на двадцать лѣтъ: "У меня есть человѣкъ, какого вамъ надобно, " сказалъ онъ: «это маленькій Корсиканскій офицеръ, который хоть кого, такъ уйметъ.»

Знакомство Барраса съ Бонапарте сдѣлалось, какъ мы уже сказали, при осадѣ Тулона, и первый не забылъ изобрѣтательности и рѣшительности молотаго офицера, которому приписывалось завоеваніе сего города. По отзыву Барраса, послали за Наполеономъ. Бывъ свидѣтелемъ отступленія Мену, онъ весьма просто объяснилъ причины этой не) дачи и средства сопротивленія, которыя должно употребить въ случаѣ атаки. Предположенія его были одобрены. Бонапарте, сдѣланный начальникомъ войскъ Конвента, принялъ всѣ нужныя предосторожности для защиты того самаго дворца, который онъ видѣлъ атакованнымъ и взятымъ мятежниками 10 Августа. Но онъ имѣлъ гораздо болѣе средствъ къ защитѣ, чѣмъ несчастный Лудовикъ. У него было двѣсти пушекъ, которыя, по его отличнымъ воинскимъ способностямъ, онъ зналъ, какъ разставить самымъ выгоднѣйшимъ образомъ. Онъ имѣлъ болѣе пяти тысячъ регулярныхъ войскъ и около полу торы тысячи охотниковъ. Это доставляло ему возможность защитить весь Тюльери; поставить караулы у всѣхъ выходовъ, чрезъ которые можно было къ нему подойти; завладѣвъ мостами, прекратить всякое сообщеніе между Частями города, лежащими по ту сторону рѣки, и, наконецъ, учредить сильный резервъ на Площади Лудовика XV или, какъ тогда ее называли, на Революціонной Площади. Бонапарте имѣлъ лишь нѣсколько часовъ для сдѣланія всѣхъ сихъ распоряженій, ибо онъ былъ назначенъ вмѣсто Мену въ самую ночь, предшествовавшую дѣлу.

Составленное изъ однихъ гражданъ войско, не имѣющее пушекъ (ибо полевыя орудія, которыхъ въ каждой Части города находилось по два, были почти всѣ сданы Конвенту послѣ обезоруженія предмѣстія Св. Антонія) не должно бы дѣлать покушеній на сильную позицію при Тюльери, столько хорошо защищенную. Ему, какъ во времена Генриха III, слѣдовало бы удовольствоваться тѣмъ, чтобы загородишь вездѣ улицы, и окружить войска Конвента на избранныхъ ими мѣстахъ до тѣхъ поръ, пока недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ принудилъ бы ихъ къ невыгоднымъ вылазкамъ или къ сдачѣ. Но народное войско обыкновенно бываетъ нетерпѣливо, и не любитъ отсрочекъ. Отступленіе Мену воспламенило его храбрость, и оно страшилось, не безъ основанія, что если городскія Части не соединятъ свои силы, то онѣ будутъ атакованы и разбиты порознь. Въ слѣдствіе сего граждане рѣшились сдѣлать на Конвентъ открытое нападеніе, и потребовать отъ Членовъ онаго отмѣны противозаконныхъ указовъ и допущенія народа къ свободному, а не насильственному выбору его представителей.

15-го Вандеміера, соотвѣтствующаго 4-му Октябрю, произошло междоусобіе, обыкновенно называемое Днемъ Частей (La journée des Sections). Народная Гвардія собралась въ числѣ, болѣе тридцати тысячъ человѣкъ, но безъ артиллеріи. Она двинулась впередъ по нѣсколькимъ улицамъ сомкнутыми колоннами, но вездѣ встрѣтила сильнѣйшее сопротивленіе. Многочисленное войско заняло набережныя лѣваго берега Сены, угрожая дворцу отъ рѣки. Другой сильный отрядъ двинулся къ Тюльери, чрезъ улицу Сент-Оноре, съ тѣмъ, чтобы напасть на дворецъ, въ которомъ Конвентъ имѣлъ свое засѣданіе. Они сдѣлали сіе, не подумавъ, что подвергнутся боковымъ выстрѣламъ сильныхъ постовъ, помѣченныхъ въ прилежащихъ улицахъ и въ проходахъ, съ артиллеріею.

Сраженіе началось въ улицѣ Сент-Оноре. Бонапарте поставилъ сильный отрядъ съ двумя орудіями въ Дофинскомъ переулкѣ противъ Сен-Рокской церкви. Онъ безпрепятственно допустилъ неосторожныхъ Парижанъ вытянуть свою длинную и густую колонну по узкой улицѣ, до тѣхъ поръ, пока они выстроили гренадеръ своихъ передъ церковью, противъ самаго переулка. Каждая сторона, по обыкновенію, слагала на другую вину начатія междоусобной войны, къ которой обѣ онѣ были готовы. Но всѣ соглашаются въ томъ, что огонь начался изъ ружей. За онымъ тотчасъ послѣдовали картечные выстрѣлы, которые по данному орудіямъ направленію выстрѣливъ прямо въ густыя колонны Народной Гвардіи, стоявшія по набережной и въ узкихъ у лирахъ, произвели страшное опустошеніе- Народная Гвардія мужественно устояла, и даже покушалась захватить орудія. Но такое покушеніе, весьма опасное: и въ открытомъ полѣ, было совершенно невозможно тамъ, гдѣ приходилось итти на бой по узкимъ улицамъ, безпрестанно очищаемымъ ядрами. Граждане принуждены были отступить. При лучшемъ распредѣленіи силъ ихъ, можно бы надѣяться иныхъ послѣдствій, но могъ ли Даниканъ, въ какомъ либо случаѣ, быть противопоставленъ Бонапарте? Дѣло сіе, въ которомъ нѣсколько сотъ человѣкъ было убито и ранено, кончилось въ часъ времени, и побѣдоносныя войска Конвента двинувшись по разнымъ Частямъ города, довершили разбитіе и обезоруженіе своихъ противниковъ, что продолжалось почти во всю ночь.

Конвентъ воспользовался сею побѣдою съ умѣренностью, которую внушило воспоминаніе о владычествѣ ужаса. Только два человѣка были казнены за День Частей: одинъ изъ нихъ, Лафонъ, бывшій гвардеецъ, отличившійся особенною храбростью и неоднократно соединявшій Народную Гвардію подъ картечнымъ огнемъ. Нѣсколько другихъ, спасшихся бѣгствомъ, были заочно приговорены къ смерти, но ихъ не очень строго отыскивали; а прочихъ осудили въ ссылку. Виновные были обязаны за сіе милосердіе въ особенности тѣмъ Членамъ Конвента, которые, будучи сами сосланы 31 Мая, терпѣли гоненіе, и научились прощать.

Конвентъ въ тоже время показалъ признательность своимъ защитникамъ. Генералъ Беррюйе, начальствовавшій охотниками 1789 года, и другіе Генералы, дѣйствовавшіе въ День Частей, были осыпаны похвалами и отличіями. Но особенное торжество было предназначено Бонапарте, какъ герою дня сего. Черезъ пятъ дней послѣ сраженія, Баррасъ обратилъ вниманіе Конвента на молодаго офицера, который быстрыми и искусными своими распоряженіями защитилъ Тюльери 13 Вандеміера, и предложилъ утвердить Бонапарте вторымъ начальникомъ Внутренней Арміи, которой самъ Баррасъ оставался Главнокомандующимъ. /Сіе предложеніе было единогласно одобрено. Конвентъ сохранялъ еще нѣкоторое негодованіе на Мену, подозрѣваемаго имъ въ измѣнѣ, но Бонапарте за него вступился, и вину его согласились забыть.

Послѣ сего рѣшительнаго торжества надъ противниками, Конвентъ открыто сложилъ съ себя власть свою, но, сошедъ съ поприща въ настоящемъ своемъ качествѣ, онъ вновь явился на ономъ въ видѣ Нижняго Собранія, дабы избрать изъ числа бывшихъ своихъ Членовъ тѣхъ, которые, въ силу двухъ третейскихъ указовъ, какъ ихъ называли, долженствовали поступить въ Члены Законодательныхъ Совѣтовъ Старѣйшинъ и Пятисотнаго.

По учиненіи сей перемѣны именъ и одеждъ, очень похожей на преобразованіе толпы походныхъ комедіантовъ, двѣ трети прежнихъ Членовъ Конвента съ одною третью вновь избранныхъ своихъ товарищей занялись сочиненіемъ покой Конституціи. Сіи двѣ, вторично избранныя трети, составляли въ Совѣтахъ большинство голосовъ, и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ очень были похожи на тѣхъ несчастныхъ женщинъ, которыя, будучи отправлены изъ тюремъ и съ улицъ столицы за границу да поселеніе, не взирая на прежнее свое распутство, часто обращаются къ порядочной жизни, и, при перемѣнѣ мѣстъ и положенія, становятся терпимыми въ обществѣ.

Директорія состояла изъ Барраса, Сіеса, Ревбеля, Летурнера де ла Манша и Ревельера-Лепо, съ исключеніемъ Таліана, который очень этимъ обидѣлся. Четверо изъ сихъ Директоровъ были прежде Якобинцами или Термидорцами, пятый, Ревельеръ-Лепо, почитался Жирондистомъ. Сіесъ, который больше любилъ разсуждать, чѣмъ дѣйствовать, отказался отъ сана, считаемаго имъ опаснымъ, и вмѣсто его назначили Карно.

Возмущеніе Парижскихъ жителей не основывалось на явной преданности къ Королю, но многіе изъ начальниковъ тайно питали это чувство, и въ случаѣ успѣха, оно конечно бы обнаружилось. Такимъ образомъ Наполеонъ первымъ своимъ шагомъ разрушилъ надежды Бурбонскаго Дома, коего возобновившееся вліяніе, черезъ двадцать лѣтъ послѣ того, было причиною его собственнаго паденія.

Но обширное поприще, имѣвшее для него столь мрачный конецъ, открывалось теперь для него въ лучезарномъ блескѣ. Отличная служба Наполеона и полученный имъ чинъ, открывали самыя великія надежды сему молодому человѣку, раздѣляющему всеобщее уваженіе съ Правителями Государства, тогда, какъ онъ недавно еще былъ безпріютнымъ иностранцемъ, который съ трудомъ себя поддерживалъ и тщетно ходилъ по канцеляріямъ и присутственнымъ мѣстамъ, ища себѣ повышенія или даже только службы.

Изъ втораго начальника, новый Генералъ скоро сдѣлался Главнокомандующимъ Внутренней Арміи, ибо Баррасъ нашелъ, что Директорскій его санъ не совмѣстенъ со званіемъ воинскаго начальника. Бонапарте употребилъ свой быстрый и проницательный геній на усовершенствованіе положенія войскъ и дабы предупредить возобновленіе такихъ бунтовъ, какой случился 13 Вандеміера, или въ День Частей, и многіе имъ предшествовавшіе, онъ основалъ и составилъ стражу для охраненія Законодательнаго Корпуса.

Какъ недостатокъ въ хлѣбѣ и другія причины неудовольствія продолжали производить возмущенія въ Парижѣ, то начальствующій войсками Генералъ иногда бывалъ принужденъ противопоставлять имъ воинскую силу. Говорятъ, что однажды, когда Бонапарте усильно убѣждалъ чернь разойтиться, одна очень толстая женщина уговаривала ихъ стоять на мѣстѣ. "Этимъ пустозвонамъ въ эполетахъ, " сказала она: ``нѣтъ нужды до того, что мы умираемъ съ голоду, лишь бы сами они ѣли и жирѣли. — Взгляни на меня, добрая женщина, « сказалъ Бонапарте, который тогда еще былъ худъ, какъ тѣнь: „и скажи, кто изъ насъ двухъ жирнѣе.“ Всѣ засмѣялись надъ Амазонкою, и сборище съ хохотомъ разошлось. Если это приключеніе не можетъ быть помѣщено въ число блистательныхъ побѣдъ Наполеона, то объ немъ по крайней мѣрѣ стоитъ упомянуть, какъ о купленной весьма дешевою цѣною побѣдѣ.

Около сего времени, случай, который мы опишемъ, основываясь на показаніи самого Бонапарте, ввелъ его въ связь, долженствовавшую имѣть важное вліяніе на будущую судьбу его. Красивый собою мальчикъ, лѣтъ десяти или двѣнадцати, явился однажды утромъ къ начальнику войскъ съ трогательною просьбою. Онъ объявилъ, что его зовутъ Евгеній Богарне; что онъ сынъ бывшаго Виконта Богарне, который, вступивъ въ Революціонное войско, служилъ Республикѣ Генераломъ на Рейнѣ, но возбудивъ безвинно подозрѣніе Комитета Общественнаго Благосостоянія, былъ преданъ Революціонному Суду, и по приговору онаго казненъ за четыре дня до низверженія Робеспьера. Евгеній пришелъ просить начальника войскъ о содѣйствіи къ возвращенію ему шпаги отца его. Просьба сего молодаго человѣка столь же была трогательна, сколько самъ онъ привлекателенъ своимъ обхожденіемъ, и Наполеонъ принялъ въ немъ такое участіе, что это заставило его познакомиться съ его матерью, сдѣлавшеюся потомъ Императрицею Іозефиною.

Госпожа сія была Креолка, дочь одного Сен-Домингскаго помѣщика. Полное имя ея было Марія-Іосифъ-Роза-Таше де ла Пажери. Она перенесла свою долю Революціонныхъ бѣдствій. Но отрѣшеніи отъ должности мужа ея, Генерала Богарне, ее взяли подъ стражу, какъ подозрительную женщину, и посадили въ тюрьму, гдѣ она содержалась до общаго освобожденія, происшедшаго послѣ возмущенія 9 Термидора. Находясь въ темницѣ, госпожа Богарне подружилась съ госпожею Фонтене, раздѣлявшею съ нею заключеніе и вышедшею послѣ за мужъ за Таліана, который очень былъ ей полезенъ, женясь на ея пріятельницѣ. Соединяя отличную красоту съ пріятностью въ обхожденіи и съ неизмѣнною веселостью духа, госпожа Богарне была сотворена для того, чтобы служить украшеніемъ общества. Баррасъ, бывшій прежде дворяниномъ, любилъ общество, и желалъ наслаждаться онымъ въ пріятномъ кругу, стараясь изгладить суровость, введенную Якобинизмомъ въ пріятнѣйшія житейскія отношенія.

Любя пышность и удовольствія, онъ могъ теперь предаваться онымъ, не опасаясь обвиненія въ непатріотизмѣ, которому въ царствованіе ужаса подвергался всякій, кто бы вздумалъ ввести малѣйшую утонченность въ свой образъ жизни. Въ покояхъ, занимаемыхъ имъ по званію Директора въ Люксамбургскомъ дворцѣ, онъ свободно удовлетворялъ своей склонности, собирая пріятнѣйшее общество обоего пола. Госпожа Таліанъ и пріятельница ея были душею сихъ собраній, и даже предполагали, что Баррасъ не былъ нечувствителенъ къ прелестямъ госпожи Богарне: молва, которая очень могла возникнуть, хотя бы она и не была основательна.

Когда госпожа Богарпе и Генералъ Бонапарте короче познакомились, то, по увѣренію послѣдняго, въ истинѣ котораго мы не имѣемъ причины сомнѣваться, хотя женщина сія была двумя или тремя годами старше его^[10]; но какъ она находилась тогда въ самомъ цвѣтѣ своей красоты, и была чрезвычайно плѣнительна въ обращеніи, то единственно только ея прелести понудили его предложить ей свою руку, сердце и судьбу, — не предполагая, какъ можно посудить, до какой степени ему предназначено было возвыситься.

Хотя самъ онъ говорилъ, что онъ Фаталистъ, вѣрующій въ предопредѣленіе и во вліяніе звѣзды своей, но ему конечно не удалось слышать предсказанія одной ворожеи, Негритянки, которая еще въ ребячествѣ Маріи Іозефины предсказывала ей, что она достигнетъ степени, превышающей званіе Королевы, но сойдетъ съ оной до своей смерти^[11].

Это было одно изъ не опредѣлительныхъ пророчествъ, отпускаемыхъ на удачу шарлатанами и обманщиками, которыя иногда сбываются чрезъ сближеніе своенравною Фортуною обстоятельствъ. Но и не вѣря предсказанію Африканской Сивиллы, Бонапарте могъ заключить сей бракъ по расчетамъ честолюбія, столько же, какъ и по любви. Женитьба на госпожѣ Богарне доставляла ему покровительство Барраса и Таліана, изъ которыхъ первый управлялъ Франціею, будучи однимъ изъ Директоровъ, а другой по своимъ талантамъ и политическимъ связямъ не менѣе его имѣлъ силы. Онъ оказалъ уже имъ значительную услугу, при усмиреніи бунта; и какъ онъ имѣлъ нужду въ ихъ подпорѣ для своего возвышенія, то не унижая достоинствъ его супруги, можно предполагать, что вліяніе, которымъ она пользовалась въ ихъ обществѣ, соотвѣтствовало видамъ ея новаго супруга. По крайней мѣрѣ достовѣрно, что онъ всегда питалъ къ ней особенную привязанность и твердо полагался на ея судьбу, которую всегда считалъ тѣсно связанною со своею собственною, сверхъ того онъ имѣлъ чрезвычайную довѣренность къ умственнымъ способностямъ Іозефины и къ искуству ея въ политическихъ дѣлахъ. Она имѣла особенный даръ смягчать нравъ его и укрощать въ немъ пылкость гнѣва, не прямо ему сопротивляясь, но постепенно убѣждая его и обезоруживая. Должно къ похвалѣ ея прибавить, что она всегда охотно, и часто съ успѣхомъ, вступалась за человѣчество.

Бракосочетаніе свершилось 9 Марта 1796 года, и приданымъ новобрачной было мѣсто Главнокомандующаго Италіянскою арміею, открывшее обширное поле честолюбію юнаго Генерала. Бонапарте, проживъ съ женою послѣ свадьбы только три дня, поѣхалъ повидаться со своимъ семействомъ, находившимся въ Марсели, и насладясь удовольствіемъ явиться любимцемъ Фортуны въ городѣ, который онъ недавно предъ тѣмъ оставилъ, будучи бѣднымъ пришлецомъ, — поспѣшилъ вступить на поприще, на которое призывала его судьба, принявъ начальство надъ Италіянскою арміею.

ГЛАВА III.

Альпы. — Чувства и виды Наполеона при назначеніи его Предводителемъ Италіяііской арміи. — Общее обозрѣніе его новыхъ правилъ тактики. — Гористыя страны, въ особенности онымъ благопріятствующія. — Взглядъ на военныя происшествія съ Октября 1795 года. — Вражда Французскаго Правительства съ Папою. — Умерщвленіе Французскаго Посланника Бассевиля въ Римѣ. — Австрійская армія подъ предводительствомъ Боліё. — Планъ Наполеона для вступленія въ Италію. — Монтенотскок сраженіе и первая побѣда Бонапарте. — Вторичное разбитіе Австрійцевъ при Милезимо, и вновь при Колли. — Взятіе Хераско. — Король Сардинскія проситъ перемирія, въ слѣдствіе коего заключенъ миръ на тяжкихъ условіяхъ. — Окончаніе Піемонтскаго похода. — Характеръ Наполеона въ эту эпоху.

Наполеонъ самъ замѣтилъ, что ни одна земля въ свѣтѣ не обнесена такъ хорошо естественными границами, какъ Италія. Альпы кажутся воздвигнутымъ самою природою оплотомъ, на которомъ она исполинскими буквами начертала: здѣсь преграда честолюбію. Однако жъ это огражденіе горами не воспрепятствовало древнимъ Римлянамъ перейти чрезъ оныя для опустошенія свѣта, и уже со временъ Аннибала, оно считалось недостаточнымъ для того, чтобы предохранить Италію отъ вторженія. Французы, въ то время, о которомъ мы говоримъ, дѣйствительно считали Альпы природною границею, пока сіе касалось сохраненія ихъ правъ на земли, лежащія къ западу за сими горами; но они никогда не соблаговолили уважить сію границу тогда, какъ дѣло шло о ихъ собственномъ вторженіи въ чужія земли, лежащія на сей великой чертѣ, или за оною. Они опирались на законы природныхъ границъ, какъ на непреложное правило, тогда, какъ они были въ пользу Франціи; но никогда не дозволяли ссылаться на оные въ противность ихъ выгодамъ.

Въ продолженіе Революціонной войны, судьба битвъ по временамъ измѣнялась въ окрестностяхъ сихъ величественныхъ хребтовъ. Король Сардинскій владѣлъ почти всѣми крѣпостями, защищающими горные проходы) и потому говорили, что онъ носитъ ключи Альпійскихъ горъ у себя на поясѣ. Правда, что въ послѣднюю кампанію, онъ потерялъ Герцогство Савойское и Графство Ниццу; но онъ могъ еще противопоставить Французамъ многочисленную армію и былъ поддерживаемъ своимъ сильнымъ союзникомъ, Императоромъ Австрійскимъ, охраняющимъ богатыя и прекрасныя его владѣнія, лежащія въ сѣверной части Италіи. И потому на границахъ Піемонта собралось сильное Австро-Сардинское войско для дѣйствія противъ Французской арміи, которой Наполеонъ только что былъ назначенъ Главнокомандующимъ. Къ нимъ еще присоединился сильный отрядъ Неаполитанцевъ, такъ, что союзники общимъ числомъ своимъ весьма превосходили Французовъ, но большая часть сихъ войскъ занимала гарнизоны, которые не могли быть оставлены.

Можно вообразить, съ какимъ жаромъ вождь, едва имѣющій отъ роду двадцать шесть лѣтъ, вступалъ на независимое поприще славы и побѣдъ, увѣренный въ самомъ себѣ, и имѣющій объ этой странѣ совершенныя свѣдѣнія, пріобрѣтенныя имъ тогда, какъ по его искуснымъ планамъ Генералъ Дюморбіонъ прогналъ Австрійцевъ и овладѣлъ ущельемъ Коль ди-Тенде, Саоржіо и проходами верхнихъ Альпъ.

Наполеонъ до сихъ поръ вездѣ подвизался подъ распоряженіемъ другихъ. Онъ составилъ планъ осады Тулона, но честь взятія сего города была приписана Дюгомье. Дюморбіонъ, какъ мы уже сказали, воспользовался славою всѣхъ успѣховъ въ Піемонтѣ.

Даже и въ междоусобной битвѣ 13 Вандеміера, его подвиги остались въ затмѣніи отъ того, что Баррасъ занималъ званіе Главнокомандующаго.

Но если ему предстояли лавры въ Италіи, то весь успѣхъ долженствовалъ отнестись къ одному ему; какъ сильно билось его честолюбивое сердце, стремясь къ опасностямъ на такихъ условіяхъ, и съ какимъ напряженіемъ прозорливый умъ его пріискивалъ средства для достиженія успѣха!

Бонапарте держался особеннаго образа тактики, до сихъ поръ на войнахъ еще неизвѣстнаго, или по крайней мѣрѣ мало употребляемаго. Не излишне будетъ остановиться здѣсь для того, чтобы дать общее понятіе о правилахъ, по которымъ онъ намѣревался дѣйствовать.

Дикіе народы, находящіеся въ безпрерывной войнѣ, всегда ведутъ оную средствами, приноровленными къ обитаемой ими землѣ и къ употребляемому ими оружію. Индѣецъ Сѣверной Америки страшенъ какъ искусный стрѣлокъ, стрегущій непріятеля въ своихъ непроходимыхъ лѣсахъ и употребляющій всѣ хитрости неправильной войны. Арабъ или Скифъ набѣгаетъ въ степяхъ со своею конницею, и окруживъ непріятеля, разбиваетъ его своимъ внезапнымъ натискомъ, своимъ быстрымъ отступленіемъ и неожиданнымъ соединеніемъ; онъ опустошаетъ окрестности, отбиваетъ непріятельскіе обозы; словомъ сказать, ведетъ родъ войны, свойственный народу, отличающемуся своею легкою кавалеріею.

Первые годы образованности менѣе благопріятствуютъ воинскимъ успѣхамъ. По мѣрѣ какъ народъ подвигается впередъ въ мирныхъ искуствахъ, и какъ званіе воина начинаетъ отдѣляться отъ званія гражданина, этотъ способъ естественной тактики выходитъ изъ употребленія, и когда вторженіе чужеземцевъ или междоусобія призываютъ жителей къ оружію, то они не имѣютъ другой мысли, кромѣ того, чтобы открыть непріятеля, напасть на него и ввѣрить судьбу битвы превосходству въ силѣ, въ храбрости или въ числѣ» Можно представить сему примѣромъ великую междоусобную войну въ Англіи, гдѣ люди дрались съ обѣихъ сторонъ, почти во всѣхъ Графствахъ, безъ всякаго соображенія или опредѣлительнаго намѣренія соединиться, и, дѣйствуя совокупно, составить изъ своихъ отдѣльныхъ отрядовъ войско, имѣющее перевѣсъ силы. По крайней мѣрѣ, если что и дѣлалось въ этомъ родѣ, то по самымъ грубымъ планамъ: ибо даже въ настоящихъ сраженіяхъ, войско, одержавшее нѣкоторую поверхность, преслѣдовало непріятеля сколь можно дальше, вмѣсто того, чтобы воспользовавшись своимъ успѣхомъ, поддерживать сражающихся еще своихъ сподвижниковъ, такъ, что главный корпусъ часто бывалъ разбитъ, между тѣмъ, какъ одинъ изъ его фланговъ, одержавшій побѣду, преслѣдовалъ тѣхъ, которыхъ онъ при первомъ натискѣ опрокинулъ.

Но когда война дѣлается искуствомъ и предметомъ тщательнаго изученія, то постепенно открывается, что правила тактики должны быть основаны на Математическихъ и Ариѳметическихъ познаніяхъ, и что тотъ полководецъ одержитъ побѣду, который скорѣе успѣетъ собрать наибольшее число войскъ въ одну точку, не взирая на то, что онъ въ общемъ счету имѣетъ менѣе силъ, чѣмъ его непріятель. Никто не обладалъ въ столь высокой степени, какъ Бонапарте, искуствомъ расчисленія и соображенія, необходимымъ для такихъ рѣшительныхъ дѣйствій. Въ этомъ точно была его тайна — какъ ее нѣсколько времени называли — и тайна сія состояла: въ воображеній, изобилующемъ средствами, которыя никогда бы не пришли на мысль другому; въ ясности и опредѣлительности составляемыхъ имъ плановъ; въ искуствѣ вѣрно обозначать движенія колоннъ, долженствующихъ исполнять оныя, распоряжаясь такимъ образомъ, чтобы каждый отрядъ подоспѣвалъ къ назначенному мѣсту въ то самое время, когда дѣйствіе его становилось нужнымъ; и сверхъ сего въ глубокомъ знаніи, доставлявшемъ сему великому генію возможность избирать себѣ способнѣйшихъ подчиненныхъ, привязывать ихъ къ своей особѣ, и открывая имъ изъ плановъ своихъ только то, что имъ нужно было знать, побуждать ихъ къ исполненію со всѣмъ искуствомъ, которымъ они обладали.

Такимъ образомъ его движенія, не взирая на смѣлость оныхъ, были производимы не только съ правильностью, до которой тогдашнія воинскія дѣйствія еще не достигли; но и съ быстротою, которая почти всегда изумляла внезапностью. Наполеонъ являлся подобно молніи взорамъ своихъ непріятелей; и когда неоднократные опыты пріучили ихъ къ удивительной быстротѣ его движеній, то они часто въ сомнѣніи и нерѣшимости ожидали его нападенія; тогда какъ, съ меньшею робостью, гораздо благоразумнѣе было бы предупредить его.

Великія пожертвованія были необходимы, дабы привести Французскія войска въ возможность двигаться съ такою степенью быстроты, какой требовали Наполеоновы соображенія. Онъ не смотрѣлъ ни на какія затрудненія, ни на какія препятствія; время, назначенное имъ для исполненія какого либо движенія, ни подъ какимъ предлогомъ не могло быть увеличено; колонны должны были скорѣе жертвовать багажомъ, отсталыми и даже артиллеріею, чѣмъ опоздать прибытіемъ къ мѣсту своего назначенія. Отъ сего все, что до сихъ лоръ считалось, необходимымъ для сохраненія не только здоровья, но даже жизни солдатъ, было большею частью изгнано изъ Французской арміи, и въ первый еще разъ видѣли войска, стоящія на поляхъ безъ палатокъ, безъ обоза, безъ запасныхъ магазиновъ и безъ военныхъ госпиталей; солдаты ѣли что попало, спали гдѣ могли, умирали гдѣ падали, но между тѣмъ шли впередъ, сражались и побѣждали.

Правда, что это отреченіе отъ всего, кромѣ отъ побѣды, страшнымъ образомъ увеличивало обыкновенные ужасы войны. Солдатъ съ оружіемъ въ рукахъ, не имѣющій продовольствія, дѣлался хищникомъ, и силою доставая себѣ пропитаніе, гораздо болѣе наносилъ вреда обывателямъ, чѣмъ доставлялъ себѣ пользы; ибо военные поборы можно уподобить дикимъ, которые срубаютъ дерево для того, чтобы достать плодъ. Однако жъ, хотя покупаемый дорогою цѣною, этотъ быстрый способъ веденія войны имѣлъ выгоду, навѣрное пріобрѣтать то, что при большей медленности, при обеспеченіи продовольствія солдата и при содержаніи его въ строгомъ повиновеніи, могло бы сдѣлаться сомнительнымъ. Способъ сей истреблялъ армію голодомъ, усталостью и всѣми послѣдствіями нужды и недостатковъ;. но побѣда ему сопутствовала, и заставляла остающихся въ живыхъ забывать свои труды, замѣняя падшихъ новыми рекрутами. Терпѣливые въ трудахъ, живые и веселые, удобно вознаграждаемые успѣхами за всѣ страданія, Французскіе солдаты были совершенно способны къ исполненію такой тяжкой службы подъ предводительствомъ начальника, способнаго, какъ они по своей прозорливости скоро увидѣли, вести къ вѣрной побѣдѣ, всѣхъ тѣхъ, которые были въ состояніи перенести труды, коихъ она стоила.

Свойство гористыхъ странъ, въ которыхъ Бонапарте въ первый еще разъ испытывалъ способъ свой, весьма оному благопріятствовало. Многочисленныя оборонительныя линіи заставляли Австрійскихъ Генераловъ стоять неподвижно, занимая обширное пространство земли, сообразно съ ихъ старою системою тактики. Но хотя и изобилуя позиціями, съ перваго взгляда совершенно неприступными горы сіи также представляли прозорливому глазу великаго вождя проходы, ущелья и трудныя, неизвѣстныя тѣснины, посредствомъ которыхъ онъ могъ обходитъ позиціи, казавшіяся съ переди столь страшными, и угрожая имъ съ Фланга и съ тыла, принуждать непріятеля къ невыгодной битвѣ или къ отступленію съ урономъ.

Силы, которыя Бонапарте имѣлъ подъ своимъ начальствомъ, простирались отъ пятидесяти до шестидесяти тысячъ хорошихъ войскъ, изъ которыхъ многія были приведены изъ Италіи въ слѣдствіе заключеннаго съ сею страною мира, но онѣ были очень дурно одѣты и много претерпѣли въ этихъ безплодныхъ, покрытыхъ снѣгомъ горахъ. Кавалерія, особенно, была весьма въ дурномъ положеніи; но какъ свойство земли, гдѣ она теперь находилась, не позволяло дѣлать изъ нея большаго употребленія, то это обстоятельство дѣлалось менѣе важнымъ. Жалкое состояніе Французской арміи до побѣдоноснаго заключенія Италіянскаго похода перемиріемъ при Хераско, по свидѣтельству самого Бонапарте^[12], едва ли могло быть описано. Нѣсколько лѣтъ уже офицеры не получали болѣе осъми ливровъ въ мѣсяцъ жалованья, а у офицеровъ Генеральнаго Штаба не было ни одной лошади.

Бертье сохранилъ, для рѣдкости, отданный въ день побѣды при Альбенгѣ приказъ, которымъ щедро назначалось въ награду по три луидора каждому дивизіонному Генералу. Между Генералами, которымъ сія награда очень пособила въ нуждѣ, были, или могли быть многіе изъ тѣхъ, которыхъ имена сдѣлались въ послѣдствіи славою и ужасомъ войны. Ожеро, Массена, Серюрье, Жуберъ, Маннъ и Мюрашъ, отличавшіеся своими достоинствами, служили подъ начальствомъ Бонапарте въ Итальянскомъ походѣ.

Позиція Французской арміи неоднократно измѣнялась съ Октября мѣсяца 1795 года послѣ битвы при Керо. Лѣвая оконечность линіи, простиравшейся тогда отъ юга къ сѣверу, упиралась въ Аржаншинскій проходъ и имѣла сообщеніе съ Верхними Альпами — центръ былъ въ Коль ли Тенде и на горѣ Бертранъ; а лѣвое крыло занимало высоты Сен-Бернара, Сен-Жака и другіе хребты, идущіе по сему направленію до береговъ Средиземнаго моря близь финала.

Австрійцы, получивъ сильное подкрѣпленіе, атаковали сію линію и заняли высоты Сен-Жакской горы, такъ, что Келлерманъ, послѣ тщетныхъ покушеній опять занять прежнюю свою позицію, принужденъ былъ отступить на оборонительную линію, находящуюся болѣе къ западу, въ Боргето. Келлерманъ, дѣятельный и исправный Бригадный Генералъ, не имѣлъ достаточныхъ способностей для того, чтобъ быть Главнокомандующимъ; его смѣнили, и Шереръ былъ назначенъ Предводителемъ Италіяиской Арміи. Этотъ послѣдній отважился дать Австрійцамъ при Лоано сраженіе, въ которомъ Массена и Ожеро особенно отличились; и одержанная тутъ Французами побѣда возвратила имъ линію Сен-Жака и Финала, изъ которой Келлерманъ былъ принужденъ выступить; такъ, что, говоря вообще, взаимное положеніе обѣихъ армій не слишкомъ различествовало отъ того, въ которомъ Бонапарте ихъ оставилъ.

Но не смотря на одержанную Шереромъ побѣду, Директорія не хотѣла ввѣришь ему смѣлый планъ наступательныхъ дѣйствій по всей Альпійской границѣ, внесенія войны въ Испанію, принужденія Австрійцевъ къ защитѣ въ ихъ позиціяхъ и ослабленія исполинскихъ усилій, которыя держава сія до сихъ поръ продолжала дѣлать на Рейнѣ съ перемѣннымъ успѣхомъ, но съ твердою настойчивостью. Правители Франціи имѣли еще притомъ въ виду другую цѣль. Они желали устрашить или свергнуть съ престола Папу. Глава Церкви былъ имъ ненавистенъ потому, что привязанность Французскаго духовенства къ Римскому престолу и внушенныя зависимостью отъ онаго понятія, воспрепятствовали духовнымъ особамъ, наиболѣе уважаемымъ народомъ, принять Конституціонную присягу. Папѣ и его притязаніямъ на первенство приписывали также великую междоусобную войну въ Вандеѣ и всеобщую непріязнь Католиковъ въ Южной Франціи.

Но это была еще не единственная причина вражды, питаемой Директорами противъ Главы Католической Церкви. Три года передъ тѣмъ они понесли отъ Римскаго Двора обиду, которая осталась неотмщенною. Жители Рима были очень раздражены тѣмъ, что находившіеся въ семъ городѣ Французы, въ особенности молодые художники, надѣли трехъ-цвѣтныя кокарды и вознамѣрились выставить Республиканскій гербъ надъ дверьми Французскаго Консула. Папа, чрезъ Министра своего, объявилъ, что онъ бы не желалъ, чтобы это сдѣлали; поелику онъ еще не призналъ Республику законнымъ Правительствомъ. Французы, однако жъ, настаивали въ томъ, чтобы исполнить свое намѣреніе; слѣдствіемъ чего было народное возмущеніе, которое Папскія войска не слишкомъ старались унять. Карету Французскаго Посланника или Повѣреннаго въ дѣлахъ, по имени Бассевиля, окружили на улицѣ и принудили ворошиться домой; въ домъ его ворвалась чернь, и хотя онъ былъ безоруженъ и не сопротивлялся, а его жестоко умертвили. Французское Правительство, весьма естественно считало сіе великою обидою, тѣмъ болѣе желая получить за оную удовлетвореніе, что поступая такимъ образомъ, оно подражало величію Римской Республики, которая въ добрѣ и въ злѣ, кажется, всегда служила ему образуемъ. Дѣло сіе случилось въ 793 году, но оно не было забыто въ 1796.

Первая мысль Французскаго Правительства, для удовлетворенія сему мщенію, состояла въ томъ, чтобы высадить въ Чивита-Векхіи десятитысячную армію, приказавъ ей итти къ Риму, и требовать отъ Папы полнаго удовлетворенія за убійство Бассевиля. Но какъ Англійскій флотъ плавалъ по Средиземному морю, то казалось сомнительнымъ, чтобы можно было перевезти водою такой отрядъ войскъ въ Чивита-Векхію, не говоря уже о томъ, что даже и при благополучной высадкѣ, зашедъ въ средину Италіи, онъ будетъ отрѣзанъ отъ продовольствія и подкрѣпленій, окруженъ со всѣхъ сторонъ и вѣроятно блокированъ Англійскимъ флотомъ. Бонапарте, у котораго спросили мнѣнія, совѣтовалъ прежде овладѣть сѣверною Италіею, дабы имѣть возможность безопасно приблизиться къ Риму и наказать его; планъ сей, хотя по видимому едва ли менѣе отважный, чѣмъ первый, придуманный Директорами, былъ однако же гораздо вѣрнѣе, ибо Наполеонъ располагалъ итти къ Риму не прежде, какъ обеспечивъ себѣ сообщеніе съ Ломбардіею и съ Тосканою, которыми онъ намѣревался овладѣть.

Планъ перехода чрезъ Альпы и вступленія въ Италію, во всѣхъ отношеніяхъ согласовался съ честолюбивымъ и самоувѣреннымъ характеромъ Генерала, которому было поручено исполненіе онаго.

Это давало ему отдѣльную и независимую власть, равно какъ возможность дѣйствовать по своему собственному распоряженію и на своей отвѣтственности; ибо соотечественникъ его, Салисетти, сопутствовавшій ему въ званіи Комиссара отъ Правительства, повидимому не былъ расположенъ докучать ему своими совѣтами. Онъ прежде покровительствовалъ Наполеону, а теперь былъ его другомъ. Духъ юнаго полководца приготовился къ тому, чтобы побѣдить, или всего лишиться, какъ то можно заключить изъ словъ его при прощаньи съ однимъ пріятелемъ. "Черезъ три мѣсяца, « сказалъ онъ: „я буду въ Миланѣ, или въ Парижѣ,“ обнаруживая тѣмъ и отчаянную свою рѣшительность успѣть и убѣжденіе свое въ томъ, что потеря всѣхъ надеждъ будетъ для него слѣдствіемъ неудачи.

Желая возбудить и въ подчиненныхъ своихъ тѣ же честолюбивыя надежды, онъ издалъ къ Италіянской арміи слѣдующее воззваніе: — „Солдаты! вы голодны и голы! Республика много должна вамъ, но она теперь не имѣетъ средствъ исполнить передъ вами свои обязательства. Терпѣніе, съ которымъ вы переносите бѣдствія на сихъ безплодныхъ утесахъ, удивительно) но оно не можетъ доставить вамъ славы. Я поведу васъ въ страны, плодоноснѣйшія изъ всѣхъ освѣщаемыхъ солнцемъ, Богатыя области, великолѣпные города, честь, слава, богатство, все будетъ въ вашей власти. Солдаты! при такихъ надеждахъ, неужели у васъ недостанетъ храбрости и постоянства?“ — Это значило показать собакамъ звѣря въ минуту спущенія ихъ со своры.

Австро-Сардинская армія, стоящая противъ Наполеона, была подъ начальствомъ Боліё, опытнаго Австрійскаго Генерала, имѣющаго таланты, но семидесяти пяти-лѣтняго и привыкшаго во всю жизнь свою къ прежней тактикѣ; а потому онъ не могъ отгадывать, предубѣждать, или разрушать планы, составляемые геніемъ, столь плодовитымъ, какъ Наполеоновъ.

Планъ Бонапарте для вступленія въ Италію отличался отъ плановъ прежнихъ завоевателей, которые вторгались въ прекрасныя страны сіи чрезъ Альпійскіе хребты. Изобрѣтательный геній его рѣшился достигнуть той же цѣли, обходомъ южной оконечности Альпъ, держась для сего, какъ можно ближе къ берегамъ Средиземнаго моря, и пройдя Генуэзскія владѣнія узкимъ проходомъ, называемымъ Бокета, который пролегаетъ между оконечностью горъ и моремъ. Такимъ образомъ, онъ предполагалъ вступить въ Италію по самой низменной части страны сей, которая долженствовала находиться тамъ, гдѣ цѣпь Альпійская соединяется съ Аппенинскою. Точка, въ которой сіи двѣ высокія цѣпи касаются между собою, есть вершина горы Св. Іакова, выше Генуи, гдѣ Альпы, простираясь къ сѣверо-западу, восходятъ до Монъ-Блана, своей высочайшей точки, а Аппенинскія горы, идя къ юго-востоку, постепенно возвышаются до Монте-Белино, высочайшей изъ горъ хребта сего.

Для исполненія предположеннаго Наполеономъ обхода Альпъ, ему было необходимо совершенно перемѣнить позицію своей арміи; и войска, занимавшія оборонительную линію отъ сѣвера къ югу, долженствовали занять наступательную позицію, простиравшуюся отъ востока къ западу. Говоря объ арміи, какъ о баталіонѣ, онъ свернулъ оную въ колонну на правой сторонѣ линіи, доселѣ ею занимаемой. Это движеніе было весьма трудно произвесть въ виду дѣятельнаго, превосходнаго числомъ непріятеля; и потому его не допустили исполнить оное безпрепятственно.

Едва только Больё узналъ, что Французскій Генералъ сосредоточиваетъ свои силы и перемѣняетъ позицію, какъ онъ поспѣшилъ прикрыть Геную, безъ овладѣнія которою, или по крайней мѣрѣ прилежащею къ ней мѣстностью, Наполеоновъ планъ движенія впередъ, съ трудомъ могъ быть выполненъ. Австрійскій полководецъ раздѣлилъ армію свою на три отряда. Колли, начальствующій Сардинскою дивизіею, былъ поставленъ на правой сторонѣ у Севы; центральная дивизія, подъ предводительствомъ Аржанто, коего главная квартира была въ Сазіелло, имѣла приказаніе итти къ горѣ, называемой Монте-Нотъ и къ двумъ деревнямъ того же имени, близь которыхъ находилась сильная позиція у мѣстечка, называемаго Монтележино, которымъ Французы овладѣли съ тѣмъ, чтобы прикрыть Флангъ свой при движеніи своемъ къ востоку.

Самъ Больё, начальствуя лѣвымъ крыломъ своимъ, двигался отъ Нови къ Вольтри, небольшому городку, лежащему въ десяти миляхъ отъ Генуи, дабы защитить сей древній городъ, котораго независимость и неутралитетъ, казалось, мало были уважены.

Такимъ образомъ, между тѣмъ, какъ Французы старались войти въ Италію изъ Сардиніи по Генуэзской дорогѣ, ихъ походная линія была угрожаема съ Фланга тремя Австро-Сардинскими арміями, сходящими съ Альпійскихъ хребтовъ. Но, не смотря на свои искусныя распоряженія, Больё, по весьма гористому свойству земли, не имѣлъ достаточнаго сообщенія между тремя отдѣльными дивизіями, которыя въ случаѣ нужды не могли быть соединены въ одну желаемую точку, между тѣмъ, какъ нижняя линія, по которой двигались Французы, дозволяла имъ имѣть постоянное сообщеніе и содѣйствіе.

10 Апрѣля 1796 года Аржанто, съ центральною дивизіею Австро-Сардинской арміи, двинулся къ Монте-Ноту, между тѣмъ, какъ Больё на лѣвой сторонѣ атаковалъ передовой отрядъ Французской арміи, достигшій до Вольгири. Генералъ Сервони, предводительствовавшій Французскою дивизіею, на которую направлена была атака Больё, принужденнымъ нашелся отступить къ главнымъ силамъ своихъ соотечественниковъ; и если бы нападеніе Аржанто было столь же быстро, или увѣнчалось бы такимъ же успѣхомъ, то слава Наполеона могла бы угаснуть при самомъ своемъ рожденіи. Но Полковникъ Рампонъ, Французскій офицеръ, занимавшій редуты близь Монтележино, остановилъ успѣхи Аржанто рѣшительнѣйшимъ сопротивленіемъ. Предводительствуя отрядомъ, состоящимъ не болѣе какъ изъ лолуторы тысячи человѣкъ, которымъ онъ сообщилъ свою храбрость, заставя ихъ поклясться, что они удержатся на мѣстахъ своихъ или умрутъ, — онъ защищалъ редуты въ продолженіе 11-го числа до тѣхъ поръ, пока Аржанто, котораго въ послѣдствіи весьма осуждали за то, что онъ не сдѣлалъ рѣшительныхъ усилій для овладѣнія оными, отступилъ ввечеру со своими силами, намѣреваясь утромъ возобновить атаку.

Но утромъ 12 числа, Австрійскій Генералъ былъ самъ окруженъ непріятелемъ. Сервони, отступившій передъ Больё, соединился съ Ла Гарпомъ и оба, двинувшись къ сѣверу въ ночи 11 числа, примкнули съ тылу къ Монтележиносскимъ редутамъ, которые Рампонъ столь храбро защищалъ. Это еще было не все. Дивизіи Ожеро и Массены подошли разными дорогами съ фланга и съ тылу къ колоннѣ Аржанто, такъ, что въ слѣдующее утро, вмѣсто того, чтобы возобновить свое нападеніе на редуты, Австрійскій Генералъ былъ принужденъ позаботиться о собственномъ спасеніи посредствомъ гибельнаго отступленія, бросивъ знамена, пушки, и потерявъ тысячу человѣкъ убитыми и двѣ тысячи плѣнными.

Такова была Монтенотская битва, первая Наполеонова побѣда, гдѣ онъ вполнѣ обнаружилъ ту Математическую вѣрность соображеній, которая во многихъ другихъ важныхъ случаяхъ, даже когда силы его уступали въ числѣ и по видимому занимали хуже позицію, доставляла ему возможность, чрезъ внезапное ихъ соединеніе, разбить непріятеля, напавъ на него въ той точкѣ, гдѣ онъ считалъ себя наисильнѣйшимъ. Онъ собралъ превосходную силу противъ Австрійскаго центра и разбилъ его, между тѣмъ какъ Колли, на правомъ шлангѣ и самъ Больё на лѣвомъ, каждый съ большимъ числомъ войска, даже не услыхали о сраженіи, пока оно было кончено и проиграно.

Въ слѣдствіе успѣха при Монтенотѣ и разбитія Австрійцевъ, Французы заняли Керо; и чрезъ сіе достигли той стороны Альпъ, которая низходитъ къ Ломбардіи и откуда выходятъ изъ горъ сихъ источники, впадающіе въ По.

Больё двинулся на Вольтри, между тѣмъ какъ Французы отъ онаго отошли съ тѣмъ, чтобы соединиться противъ Аржанто. Онъ принужденъ былъ поспѣшно отступить къ Дего, въ долину рѣки Бормиды, дабы возстановить сообщеніе съ правымъ крыломъ своей арміи, состоящимъ большею частью изъ Сардинцевъ, и отъ котораго онъ былъ отрѣзанъ чрезъ разбитіе его центра.

Генералъ Колли, соотвѣтствующимъ сему движеніемъ на правой сторонѣ, занялъ Миллезимо, небольшой городокъ, лежащій миляхъ въ девяти отъ Дего, съ которымъ онъ возстановилъ и поддержалъ сообщеніе посредствомъ расположенной на высотахъ Біастро, бригады. Занимая сію сильную позицію, хотя войска его едва еще только успѣли сосредоточиться, Больё надѣялся удержаться на этомъ мѣстѣ, до тѣхъ поръ пока, получивъ изъ Ломбардіи подкрѣпленіе, онъ будетъ въ состояніи поправить слѣдствія пораженія при Монтенотѣ. Но стоявшій передъ нимъ противникъ не расположенъ былъ дать ему время оправиться.

Рѣшись сдѣлать общую атаку на всѣ точки Австрійской позиціи, Французская армія двинулась впередъ тремя отрядами на протяженіи четырехъ миль. Ожеро, предводительствуя дивизіею, не участвовавшею въ Монтенотской битвѣ, шелъ на лѣвомъ Флангѣ къ Миллезимо; центръ, подъ начальствомъ Массены, двинулся на Дего по Бормидской долинѣ; правое крыло, ведомое Ла Гарпомъ, подавалось правою стороною съ тѣмъ, чтобы обойти лѣвый флангъ Больё. Ожеро первый сошелся съ непріятелемъ. Онъ напалъ на Генерала Колли 15 Апрѣля. Войска его, соревнуя славѣ, пріобрѣтенной ихъ товарищами, показали большую храбрость, кинулись на передовые посты Австрійской арміи при Миллезимо, взяли и удержали за собою проходъ, ее защищающій, и отрѣзали отъ Сардинской арміи двухъ — тысячный корпусъ, подъ начальствомъ Австрійскаго Генерала Проверы, который занималъ отдѣльную высоту, называемую Коссарія, и прикрывавшую лѣвую оконечность позиціи Генерала Колли. Но Австрійцы показали упорнѣйшее мужество. Окруженные непріятелемъ, они отступили въ разрушенный замокъ Коссарію, вѣнчающій высоту сію, и расположились защищаться до послѣдней крайности; тѣмъ болѣе, что видя съ башенъ своего укрѣпленнаго замка Сардинскія войска, отъ которыхъ они были отрѣзаны, они надѣялись, продержавшись до слѣдующаго дня, быть оными освобождены.

Бонапарте самъ туда отправился, и видя необходимость вытѣснить непріятеля изъ столь крѣпкаго мѣста, приказалъ сдѣлать къ замку три приступа, одинъ послѣ другаго. Жуберъ, предводительствуя одною изъ атакующихъ колоннъ, дѣйствительно съ шестью или семью другими офицерами вошелъ въ наружныя укрѣпленія, но былъ раненъ въ голову. Генералъ Баланъ и Генералъ-Адъютантъ Кенень пали оба передъ колоннами, ими ведомыми; и Бонапарте былъ принужденъ оставить упорному Проверѣ владѣніе замка на ночь. Утро 14-го числа представило перемѣну зрѣлища. Удовольствовавшись обложеніемъ замка Коссаріи, Бонапарте вступилъ въ бой съ Генераломъ Колли, усиливавшимся его освободить; но всѣ покушенія его были тщетны. Онъ былъ разбитъ и отрѣзанъ отъ Больё; почему отступилъ какъ могъ къ Севѣ, предоставя судьбѣ храбраго Генерала Проверу, который принужденъ былъ сдашься на волю побѣдителя.

Въ тотъ же день, Массена, съ центральнымъ отрядомъ атаковалъ высоты Біастро, служившія точкою сообщенія Больё съ Колли, между тѣмъ, какъ Ла Гарпъ, перетедъ чрезъ рѣку Бормиду, гдѣ солдаты шли въ водѣ по поясъ, атаковалъ съ переду и съ Фланга деревню Дего, занятую Главнокомандующимъ Австрійскою арміею. Первое нападеніе было весьма удачно — высоты Біастро заняты и Піемонтцы опрокинуты. Нападеніе на Дего увѣнчалось такимъ же успѣхомъ, хотя послѣ упорнѣйшей борьбы. Больё нашелся принужденнымъ отступить, и былъ совершенно отрѣзанъ отъ Сардинцевъ, которые до сихъ поръ совокупно съ нимъ дѣйствовали. Защитники Италіи отступили тогда по разнымъ направленіямъ: Колли двинулся къ западу на Севу, между тѣмъ, какъ Больё, преслѣдуемый по пятамъ, удалился къ Акки.

На другое утро, послѣдовавшее за сею побѣдою, она едва не была исторгнута изъ рукъ одержавшихъ оную. Свѣжая дивизія Австрійцевъ, вышедшая изъ Вольтри послѣ другихъ и двинувшаяся для соединенія съ Главнокомандующимъ, столкнулась съ непріятелемъ, овладѣвшимъ позиціею, которую занималъ Боліё. Она подошла къ Дего, заблудившись, и Австрійцы очень удивились нашедъ сію деревню въ рукахъ Французовъ. Рѣшась однако же тотчасъ дѣйствовать наступательно, они внезапнымъ нападеніемъ выгнали непріятеля, и вновь водрузили въ деревнѣ Австрійскіе орлы. Это неожиданное появленіе произвело сильную тревогу; ибо Французы не могли постичь причины атаки съ точки, противоположной той, куда отступилъ непріятель, и не бывъ о томъ извѣщены своими передовыми отрядами изъ Акки.

Бонапарте поспѣшно двинулся къ сей деревнѣ» Австрійцы отразили два нападенія; при третьемъ. Генералъ Ланюссъ, убитый послѣ въ Египтѣ, надѣлъ шляпу на конецъ своей шпаги и сдѣлавъ приступъ, вошелъ въ деревню. Лаппъ, въ послѣдствіи Герцогъ Монтебелло, также при этомъ случаѣ отличился мужествомъ и воинскими талантами, и былъ представленъ Наполеономъ Директоріи къ повышенію. Въ этомъ сраженіи при Дего., чаще называемомъ Миллезимосскимъ, Австро-Сардинская армія потеряла отъ пяти до шести тысячъ человѣкъ, тридцать пушекъ и большую часть своего обоза. Сверхъ того Австрійцы были отрѣзаны отъ Сардинцевъ, и оба Генерала начали показывать не одно только то, что силы ихъ были раздѣлены, но что они и дѣйствуютъ по различнымъ побужденіямъ, Сардинцы желали защитить Туринъ, между тѣмъ, какъ движенія Больё, казалось, имѣли цѣлью предупредить вступленіе Французовъ въ Миланскія владѣнія.

Оставя достаточный отрядъ на Бормидѣ, для удержанія Больё, Бонапарте обратилъ свои силы противъ Колли, который, будучи опрокинутъ и безъ надеждъ на подкрѣпленіе, оставилъ свою оборонительную линію при Севѣ и отступилъ къ Танаро.

Наполеонъ, между тѣмъ, учредилъ свою главную квартиру въ Севѣ и наслаждался съ высотъ Монтеземотскихъ роскошными видами плодоносныхъ полей Піемонта, которыя лежали на неизмѣримое пространство у ногъ его, будучи орошаемы рѣками По, Танаро и тысячью другихъ источниковъ, ниспадающихъ съ Альповъ.

Передъ глазами ликующей побѣдоносной арміи разстилалась богатая страна, подобная Обѣтованной землѣ; позади ихъ лежала пустыня, ими перейденная; конечно, не песчаная степь, по которой странствовали Израильтяне, по необозримое пространство утесовъ и неприступныхъ горъ, увѣнчанныхъ снѣгомъ и льдами, и по видимому самою природою предназначенныхъ служишь оградою благословеннымъ странамъ, простирающимся отъ подножія ихъ къ востоку. Можно себѣ представить удовольствіе вождя, преодолѣвшаго столь страшныя препятствія такимъ необычайнымъ путемъ. Онъ сказалъ собравшимся вокругъ него офицерамъ, которые удивлялись этому великолѣпному зрѣлищу: — «Аннибалъ взялъ Альпы приступомъ, а мы обошли ихъ.»

Оробѣвшее войско Генерала Колли было атаковано при его отступленіи, въ двухъ точкахъ двумя корпусами Наполеоновой арміи, подъ начальствомъ Массены и Серюрье. Послѣдній былъ съ урономъ отраженъ Сардинскимъ Генераломъ; но когда подоспѣлъ Массена, обогнувшій между тѣмъ лѣвый флангъ его, то они такъ стѣснили его съ двухъ сторонъ, что положеніе его сдѣлалось почти отчаяннымъ. Піемонтская кавалерія усиливалась возобновить сраженіе. Сначала она опрокинула было Французскую, и Генералъ Стренжель, начальствовавшій послѣднею, былъ убитъ, стараясь привести ее въ порядокъ.

Но отчаянная храбрость Мюрата, которому, можетъ статься, не было подобнаго вождя въ кавалерійскомъ дѣлѣ, перемѣнила судьбу битвы; и конница Генерала Колли принужденною нашлась произвести вмѣстѣ съ пѣхотою гибельное отступленіе. Пораженіе было рѣшительно; и Сардинцы, потерявъ лучшія свои войска, пушки и обозъ, будучи отрѣзаны отъ союзниковъ своихъ, Австрійцевъ, и подвергаясь опасности совершеннаго истребленія отъ соединенныхъ Французскихъ силъ, потеряли всякую надежду защитить Туринъ. Бонапарте же, пользуясь своею побѣдою, завладѣлъ мѣстечкомъ Хераско, лежащимъ въ десяти миляхъ отъ столицы Піемонта.

Такъ Фортуна, въ продолженіе много что одного мѣсяца, сдѣлала своего любимца полнымъ господиномъ дороги въ Италію, предмета его желаній, отдавъ ему во власть горные проходы, атакованные и взятые съ такимъ великимъ воинскимъ искуствомъ. Онъ уже выигралъ три сраженія противъ превосходныхъ силъ; нанесъ непріятелю уронъ двадцати пяти тысячъ человѣкъ убитыми, ранеными и плѣнными; взялъ восемь пушекъ и двадцать одно знамя; принудилъ къ бездѣйствію Австрійскую армію; почти совершенно истребилъ Сардинскую, и учредилъ свободное сообщеніе съ Фракціею чрезъ восточную часть Альпъ, равно какъ съ Италіею, которая лежала передъ нимъ, какъ будто бы приглашая его ко вступленію.

Но не одними только этими лаврами долженствовалъ заключиться первый Наполеоновъ походъ, когда ему теперь представлялось столь много удобствъ для одержанія новыхъ и важнѣйшихъ побѣдъ, могшихъ имѣть болѣе блистательныя послѣдствія. Глава Королевско-Савойскаго Дома, если не одного изъ могущественнѣйшихъ, то по крайней мѣрѣ изъ знаменитѣйшихъ въ Европѣ, долженствовалъ къ несчастно на себѣ испытать, что онъ встрѣтился съ Человѣкомъ Судьбы, какъ его въ послѣдствіи величали, и пользовавшимся нѣсколько времени неограниченнымъ самовластіемъ.

Разбитые остатки Сардинской арміи отступили, или лучше сказать убѣжали за двѣ мили отъ Турина безъ всякой надежды опять придти въ состояніе сопротивляться. Король Сардиніи, Савоіи и Піемонта не имѣлъ другихъ средствъ спасти свою столицу, ни даже своего существованія на твердой землѣ, кромѣ совершенной покорности волѣ побѣдителя.

Надобно вспомнить, что Викторъ Амадей Третій былъ потомокъ героевъ, которые по мѣстному положенію ихъ земель, составлявшихъ сильную неутральную область между Фракціею и Итальянскими владѣніями Австріи, часто играли въ общихъ дѣлахъ Европы роль, гораздо важнѣе той, которая могла принадлежать имъ по ихъ званію второстепенныхъ владѣльцевъ. Замѣняя малосиліе свое храбростью и талантами, они прославились какъ въ воинскомъ дѣдѣ, такъ и въ политикѣ; а теперь Піемонту пришлось пасть къ стопамъ непріятеля, слабѣйшаго противъ него въ силахъ. Кромѣ воспоминаній Короля о прежней славѣ земли его, настоящее положеніе его дѣлалось еще унизительнѣе по его семейственнымъ отношеніямъ. Викторъ Амадей былъ тесть Лудовика XVIII и Графа д’Артуа (бывшаго въ послѣдствіи Королемъ Французскимъ). Онъ принялъ своихъ зятей ко Двору своему въ Туринѣ; доставилъ имъ средства собрать нѣсколько войска изъ дворянъ эмигрантовъ, и всѣми силами, часто съ успѣхомъ сопротивлялся кознямъ и оружію Французскихъ Республиканцевъ.

А теперь Государь сей, такого происхожденія, съ такимъ родствомъ и съ такимъ образомъ мыслей, былъ принужденъ умолять о мирѣ, на какихъ угодно условіяхъ, Французскаго Генерала, имѣющаго отъ роду двадцать шесть лѣтъ, и который нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ готовъ былъ итти въ службу къ Турецкому Султану!

При такихъ бѣдственныхъ обстоятельствахъ, Король Сардинскій просилъ перемирія, но не иначе могъ купить его, какъ отдавъ Французамъ двѣ изъ своихъ важнѣйшихъ крѣпостей, считаемыхъ ключами Альпъ Кони и Тортону, которыя столь долго были во власти его предковъ и признавъ тѣмъ, что онъ отдается на волю побѣдителя. Перемиріе было заключено въ Хераско, но Король послалъ уполномоченныхъ въ Парижъ для переговоровъ съ Директоріею объ окончательныхъ условіяхъ мира. Онѣ были таковы, какія побѣдитель даетъ побѣжденному.

Кромѣ уступленныхъ уже крѣпостей, Король Сардинскій принужденнымъ нашелся отдать Французамъ еще пять, весьма важныхъ. Дорога изъ Франціи въ Италію долженствовала навсегда быть открытою для Французскихъ армій; и отдачею вышеупомянутыхъ крѣпостей, Король потерялъ всякую возможность препятствовать ихъ успѣхамъ. Онъ долженъ былъ прервать всѣ сношенія и связи съ союзными Державами, воюющими съ Франціею, и обязывался не держать при своемъ Дворѣ или у себя въ службѣ никого изъ Французскихъ эмигрантовъ или изъ ихъ родственниковъ; даже для двухъ родныхъ его дочерей не было сдѣлано исключенія. Словомъ сказать, покорность была совершенна. Викторъ Амадей весьма противился подписанію сего договора, и не долго оный пережилъ. Сынъ его наслѣдовалъ ему въ имени Короля Піемонтскаго; но крѣпости и проходы, дѣлавшіе его довольно важнымъ Государемъ, кромѣ Турина и еще нѣсколькихъ малозначущихъ мѣстъ, были всѣ отданы ее власть Французовъ.

Считая сей договоръ съ Сардиніею заключеніемъ Піемонтскаго похода, мы остановимся, дабы разсмотрѣть характеръ Наполеона въ эту эпоху его жизни. Таланты Полководца, имъ обнаруженные, показывали высшую степень совершенства. Въ предпріятіяхъ его никогда не было ни малѣйшей несообразности: всѣ онѣ исполнялись по его предначертаніямъ съ наивеличайшимъ успѣхомъ. Не такъ поступаютъ тѣ, которые неожиданно, чрезъ счастіе или чрезъ храбрость войскъ своихъ, одерживаютъ побѣды. Когда случай благопріятствуетъ такимъ вождямъ, то они почти столько же затрудняются своимъ успѣхомъ, какъ и при пораженіи. Но Бонапарте, который чрезъ прозорливость свою предвидѣлъ послѣдствія всякаго дѣда, былъ всегда готовъ воспользоваться выгодами, могущими отъ онаго произойти.

Донесенія его Директоріи были въ это время болѣе скромны, просты, и слѣдовательно болѣе дѣльны, нѣмъ напыщенный, иносказательный слогъ, который онъ послѣ употреблялъ въ своихъ билютеняхъ. Можетъ быть, что онъ тогда не имѣлъ еще о себѣ столь высокаго мнѣнія, чтобы дозволить себѣ употреблять тѣ витіеватыя преувеличенія и натянутыя метафоры, которымъ онъ въ послѣдствіи, кажется отдалъ предпочтеніе. Замѣтимъ также, что юный Побѣдитель, къ чести его, всегда заботился объ исходатайствованіи наградъ и повышеній офицерамъ, того достойнымъ. Онъ почти во всѣхъ своихъ донесеніяхъ настаивалъ о производствѣ своихъ сподвижниковъ, поступая въ этомъ, не только справедливо и великодушно, но и съ большою политикою. Если представленія его утверждались у то Генералъ получалъ признательность; если же ему отказывали, то его благодарили по крайней мѣрѣ за добрую волю, а огорченіе за отказъ падало на Правительство.

Если самъ Бонапарте говорилъ просто и скромно о своихъ собственныхъ подвигахъ, то напыщенность, которой онъ избѣгалъ, была ему щедро удѣляема въ Совѣтѣ ораторомъ, по имени Доберменилемъ, который призывалъ всѣхъ поэтовъ, начиная съ Тирцея и Оссіана до автора Марсельскихъ гимновъ, всѣхъ живописцевъ отъ Апеллеса до Давида, всѣхъ музыкантовъ отъ Opфея до сочинителя Прощальной Пѣсни, воспѣвать, живописать и прославлять музыкою великіе подвиги вождя Италіянской арміи.

Болѣе вкуса было въ медали, выбитой въ. честь Наполеона, побѣдителя при Монтенотѣ. Чрезвычайно худощавый обликъ съ длинными волосами, представляетъ разительную противоположность съ полнотою лица на послѣднихъ его монетахъ. На задней сторонѣ. Побѣда, держа пальмовую вѣтвь, лавровый вѣнокъ и обнаженный мечъ, представлена летящею надъ Альпами. Мы упоминаемъ объ этой медали, какъ о первой изъ великолѣпнаго собранія оныхъ, напоминающаго побѣды и доблести Наполеона и нарисованнаго Денономъ, въ дань уваженія къ генію его покровителя.

ГЛАВА IV.

Дальнѣйшіе успѣхи Французовъ подъ предводительствомъ Бонапарте. — Онъ переходитъ чрезъ По въ Піаченцѣ, 7 Мая. — Сраженіе при Лоди 10 числа, въ которомъ Французы побѣждаютъ. — Тактика Наполеона въ этомъ знаменитомъ дѣлѣ. — Французы берутъ Кремону и Пиччигтоне. — Миланъ оставленъ Эрцгерцогомъ Фердинандомъ и его супругою. — Бонапарте вступаетъ въ Миланъ 14 Мая. — Общее положеніе Италіянскихъ Державъ въ эту эпоху. — Наполеонъ беретъ дань съ нейтральныхъ Герцогствъ Пармы и Модены, и похищаетъ у нихъ нѣсколько отличнѣйшихъ картинъ. — Разсужденіе объ этомъ новомъ, насильствѣ.

Пылкія характеръ Наполеона не долго дозволилъ ему покоиться послѣ выгодъ, имъ пріобрѣтенныхъ. Онъ окинулъ Италію орлинымъ взоромъ, который царь птицъ бросаетъ на свою добычу, распростирая надъ нею свои крылья и готовясь схватить ее своими когтями.

Генералъ, съ талантами, не столь необычайными, можетъ быть, удовольствовался бы тѣмъ, чтобы овладѣть Піемонтомъ, ниспровергнуть его Правительство, подобно тому, какъ Французы сдѣлали въ Голландіи, и сталъ бы ожидать подвоза жизненныхъ припасовъ и прибытія подкрѣпленій изъ Франціи, прежде чѣмъ итти впередъ къ дальнѣйшимъ завоеваніямъ, оставя Альпы подъ управленіемъ враждебной, хотя на это время покоренной и обезоруженной Державы. Но Наполеону были извѣстны походы Виллара въ этихъ странахъ, и по его мнѣнію, нерѣшительность сего полководца къ смѣлому вступленію въ Италію послѣ побѣдъ, одержанныхъ Маршаломъ Куаньи при Пармѣ и Гвасталѣ, доставила непріятелю способъ совокупить свои силы, передъ которыми Французы принужденными нашлись отступить. Въ слѣдствіе сего онъ положилъ не давать Венеціанской Республикѣ, Великому Герцогству Тосканскому и другимъ Италіянскимъ Державамъ времени соединить свои войска и принять какія нибудь рѣшительныя мѣры; что онѣ вѣроятно бы сдѣлали, дабы воспрепятствовать вторженію Французовъ. Ужасъ и изумленіе ихъ долженствовали возрасти отъ внезапнаго удара, между тѣмъ, какъ мѣсяцы, недѣли, даже дни замедленія могли доставить симъ землямъ, приверженнымъ къ своимъ древнимъ Формамъ олигархическаго правленія, время, и спокойствіе, нужныя для того, чтобы ополчиться. Быстрая рѣшительность была тѣмъ болѣе необходима, что Австрія, опасаясь лишиться своихъ Италіянскихъ владѣній, готовилась принять всевозможныя мѣры для ихъ защиты. Военный Совѣтъ послалъ уже указъ объ отправленіи изъ Рейнской арміи тридцати тысячъ войска, подъ начальствомъ Вурмзера, къ границамъ Италіи. Войско сіе долженствовало быть усилено другими отрядами изъ внутренности государства и наборомъ вновь людей въ Тирольской области, которая доставляетъ, можетъ бытъ, самыхъ искусныхъ и самыхъ страшныхъ стрѣлковъ въ цѣломъ свѣтѣ. Все это предполагалось соединить съ остатками разбитой армій Генерала Больё. Если бъ допустить ихъ сдѣлать сіе соединеніе и учредить планы атаки и защиты, то армія, столь превосходящая числомъ Французскую, составленная изъ опытныхъ солдатъ и подъ предводительствомъ такого Генерала, какъ Вурмзеръ, вѣроятно уничтожила бы всѣ выгоды, которыя Французы могли пріобрѣсть своимъ внезапнымъ вторженіемъ до соединенія и устройства столь страшнаго сопротивленія. Но смѣлый планъ, замышляемый Наполеономъ, достойный генія, его изобрѣтшаго, требовалъ при своемъ исполненіи осторожности, соединенной съ тайною и быстротою. Это было тѣмъ болѣе необходимо, что не взирая на благодарность, объявленную Французскимъ Правительствомъ Италіянской арміи пять разъ въ продолженіе мѣсяца, Директорія, встревоженная сомнительнымъ положеніемъ дѣлъ на Рейнѣ, обратила туда главное свое вниманіе; и, полагаясь на искуство своего полководца, на храбрость войскъ его, не посылала ни людей, ни денегъ, необходимыхъ для великаго предпріятія, имъ замышляемаго. Но Италія — Италія! — Мысль проникнуть въ страну, охраняемую и защищаемую, какъ самою природою, такъ и воинскимъ искуствомъ, удовольствіе при воспоминаніи о преодоленныхъ необычайныхъ препятствіяхъ и надежда близкой награды за всѣ труды; болѣе же всего довѣренность къ Вождю, который, казалось, приковалъ побѣду къ своимъ знаменамъ, поощряли солдатъ итти за своимъ Генераломъ, не смотря на претерпѣваемую ими нужду и на многочисленность непріятелей.

Дабы еще болѣе воспламенишь сіе мужество, Бонапарте издалъ воззваніе, въ которомъ, поздравляя армію съ одержанными ею побѣдами, онъ говорилъ, что ей слѣдуетъ считать ничего еще не сдѣланнымъ до тѣхъ поръ, пока Австрійцы будутъ владѣть Миланомъ и пока прахъ побѣдителей Тарквиніевъ будетъ оскверняемъ присутствіемъ убійъ Бассевиля. Можно подумать, что Французскіе солдаты разумѣли классическія изрѣченія, или, что будучи учены не болѣе прочихъ людей своего званія, имъ нравилось, что ихъ считали оныя понимающими. Какъ бы то ни было, а рѣчь знаменитаго ихъ Полководца показалась имъ воинственною и совершенно приличною въ своихъ выраженіяхъ. Англійскій солдатъ, къ которому обратились бы съ такимъ напыщеннымъ краснорѣчіемъ, посмѣялся бы надъ онымъ, или счелъ бы Генерала своего сумазброднымъ комедіянтомъ. Но Французы, по отличительному свойству ихъ характера, охотно принимаютъ за сущую правду всякую вещь, заключающую въ себѣ какое либо привѣтствіе. Во многихъ отношеніяхъ у нихъ, кажется, положено между собою, подобно зрителямъ въ театрѣ, принимать видимую наружность вещей за существенность. Они никогда не освѣдомляются, изъ камня или изъ дерева построены торжественныя ворота; изъ цѣльнаго ли металла сдѣланъ щитъ, или позолоченъ, и содержитъ ли въ себѣ рѣчь, льстящая ихъ народному самолюбію, истинное краснорѣчіе или только одну высокопарную напыщенность.

И такъ всѣ помышленія устремлялись къ Италіи. Крѣпость Тортона была отдана Французамъ Королемъ Сардинскимъ, и Бонапарте учредилъ въ ней свою главную квартиру. Массена сосредоточилъ другой отрядъ арміи въ Алессандріи, угрожая Милану и приготовляясь, по переходѣ чрезъ По, вторгнуться въ принадлежащія Австріи владѣнія на сѣверномъ берегу рѣки сей. По замѣчанію самого Наполеона, переправа чрезъ большую рѣку есть одно изъ затруднительнѣйшихъ дѣйствій военнаго искуства; а Больё собралъ всѣ силы свои, дабы прикрыть Миланъ и, если можно, воспрепятствовать переходу Французовъ чрезъ По. Но для избѣжанія опасныхъ послѣдствій переправы открытою силою чрезъ рѣку, защищаемую могущественнымъ непріятелемъ, хитрый Наполеоновъ геній придумалъ уже средства, какъ обмануть стараго Австрійца на счетъ преднамѣреваемыхъ имъ движеній.

Валенція казалась точкою, гдѣ Французы намѣревались переправишься; это одна изъ крѣпостей, защищающихъ восточныя границы Піемонта и лежащая при рѣкѣ По. Въ продолженіе переговоровъ, предшествовавшихъ заключенному въ Хераско перемирію, Бонапарте умышленно показалъ видъ, будто бы онъ очень желаетъ овладѣть сею крѣпостцою, и дѣйствительно, по одной изъ статей договора, она была отдана Французамъ для переправы ихъ въ этомъ мѣстѣ черезъ рѣку. Больё, узнавъ объ этомъ обстоятельствѣ, согласующемся съ его собственными предположеніями о дорогѣ, по которой Бонапарте намѣревался двинуться къ Милану, поспѣшилъ сосредоточить свою армію на противоположномъ берегу въ мѣстечкѣ Валледжіо, въ восемнадцати миляхъ отъ Валенсіи, гдѣ онъ полагалъ, что учредится переправа и откуда онъ могъ удобно двинуться къ рѣкѣ по разнымъ направленіямъ прежде, чѣмъ Французы успѣли бы переправишь значительныя силы. Массена также поддерживалъ эту мысль, и привлекалъ вниманіе Австрійцевъ къ Валенціи, посылая изъ Алессандріи отряды для рекогносцировки по направленію къ сей крѣпости. Самъ Болье перешелъ чрезъ По въ этомъ мѣстѣ, и какъ всѣ люди, дѣйствующіе по навыку (къ числу коихъ и онъ принадлежалъ, не смотря на свою храбрость и славу хорошаго воина), онъ всегда былъ, склоненъ предполагать, что тѣже самыя причины, которыя побудили его, непремѣнно должны показаться убѣдительными и другимъ. Въ затруднительныхъ случаяхъ, люди обыкновенныхъ способностей, обманутые своею недальновидностью, не постигаютъ, чтобы человѣкъ, одаренный совершенно иными свойствами, могъ видѣть тѣже самыя обстоятельства другими глазами и имѣть различный съ ними образъ мыслей.

Но полученныя Австрійскимъ Генераломъ свѣдѣнія, которыя заставили его занять позицію при Валледжіо, заключали въ себѣ только воинскую хитрость. Бонапарте никогда не намѣревался переправиться черезъ По въ Валенсіи. Цѣль сего обмана была та, чтобы обратить вниманіе Больё на этотъ пунктъ, между тѣмъ, какъ Французы произведутъ желаемую переправу въ Піаченцѣ, лежащей около пятидесяти миль ниже Валледжіо, гдѣ искусный Австрійскій Генералъ расположилъ свою оборонительную линію. Двинувшись для исполненія сего съ невѣроятною быстротою, Бонапарте, 1 Мая, собралъ свои силы въ Піаченцѣ, тогда, какъ ихъ тамъ вовсе не ожидали и когда противоположный берегъ не былъ никѣмъ защищенъ, кромѣ двухъ или трехъ Австрійскихъ эскадроновъ, высланныхъ для обозрѣнія. Генералъ Андреосси (ибо имена, прославившіяся въ продолженіе сихъ страшныхъ войнъ, начинаютъ показываться въ нашемъ повѣствованіи подобно сіяющимъ на горизонтѣ звѣздамъ) начальствовалъ передовымъ отрядомъ, состоящимъ изъ пяти сотъ человѣкъ. Ему должно было переправить ихъ на перевозныхъ судахъ, что требовало около получаса времени, такъ, что затрудненіе или, лучше сказать, невозможность исполненія сей переправы, если бъ оной надлежащимъ образомъ воспротивились, была очевидна. Полковникъ Ланнъ первый вышелъ на берегъ съ гренадерами, и тотчасъ разогналъ Австрійскихъ гусаръ, которые хотѣли было помѣшать ихъ высадкѣ. Когда авангардъ такимъ образомъ проложилъ дорогу, то прочія войска, составляющія армію, постепенно переправились, и въ продолженіе двухъ дней вся она была уже въ Миланскихъ владѣніяхъ на лѣвомъ берегу По. Военное соображеніе, посредствомъ котораго Бонапарте свершилъ, не потерявъ ни одного человѣка, столь важное дѣло, гдѣ безъ обнаруженнаго имъ искуства онъ могъ бы понести важный уронъ, не говоря уже объ опасности неудачи, всегда считалось однимъ изъ достопамятнѣйшихъ его дѣйствій.

Больё, слишкомъ поздно извѣщенный о настоящемъ намѣреніи Французскаго Генерала, двинулъ свой передовой отрядъ, состоящій изъ дивизіи Генерала Липшая отъ Валледжіо къ По въ направленіи къ Піаченцѣ. Но и тутъ Французскій Генералъ былъ слишкомъ быстръ въ своихъ движеніяхъ для престарѣлаго Нѣмца. Бонапарте никакъ не располагалъ ожидать нападенія непріятеля, имѣя у себя въ тылу такую рѣку, какъ По, чрезъ которую онъ не имѣлъ возможности обратно переправиться въ случаѣ, если бъ фортуна ему измѣнила; такъ, что разбитіе или даже, значительный уронъ, могли бы подвергнуть его опасности потерять цѣлую армію. Въ слѣдствіе чего онъ пошелъ впередъ для того, и чтобы выиграть мѣсто для своихъ движеній, и передовыя дивизіи обѣихъ армій сошлись въ деревнѣ Фомбіо, недалеко отъ Казале, 8 Мая. Австрійцы, захвативъ сію деревню, укрѣпили и вооружили колокольни и всѣ способныя къ защитѣ мѣста, надѣясь удержаться въ нихъ до тѣхъ поръ, пока главныя силы арміи Больё подоспѣютъ къ нимъ на помощь. Но они не въ состояніи были выдержать быстроту натиска Французскихъ войскъ, одушевленныхъ одержанными ими неоднократными побѣдами. Деревня была взята штыками; Австрійцы потеряли свои пушки и оставили за собою третью часть своихъ людей убитыми, ранеными и плѣнными. Остатки Липтаевой дивизіи спаслись, перешедъ чрезъ Адду въ Пиччигтоне и прикрыли свое отступленіе, засѣвъ въ сей крѣпости.

Другой отрядъ Австрійцевъ, двинувшись отъ Казале повидимому на помощь Липтаевой дивизіи, нанесъ большой уронъ Французской арміи, лишивъ оную отличнаго Генерала. Это былъ весьма уважаемый и пользовавшійся довѣренностью Бонапарте, Генералъ Ла Гарпъ, о которомъ часто упоминалось въ продолженіе Піемонтскаго похода. Услыхавъ тревогу на аванпостахъ, Вступившихъ въ перестрѣлку съ Австрійскими передовыми отрядами, Ла Гарпъ поскакалъ туда самъ, чтобы лично обозрѣть намѣренія и силы атакующихъ. На возвратномъ его пути, собственныя его войска, принявъ его и сопровождавшихъ его за непріятелей, начали въ нихъ стрѣлять и убили его. Родясь въ Швейцаріи, онъ принужденъ былъ оставишь свое отечество по причинѣ своего демократическаго образа мыслей) по отзыву объ немъ Наполеона, онъ былъ гренадеръ по росту своему и храбрости, но безпокойнаго характера. Солдаты, по суевѣрію, свойственному ихъ ремеслу, замѣтили, что въ сраженіи при Фомбіо, за день передъ тѣмъ, онъ былъ одушевленъ менѣе обыкновеннаго, какъ будто бы темное предчувствіе ожидающей его судьбы, его уже угнетало.

Австрійскій конный полкъ, бывшій причиною сей потери, послѣ нѣсколькихъ стычекъ, успѣлъ спастись отступленіемъ въ Лоди, гдѣ Больё опять собиралъ свои разсѣянныя силы, съ тѣмъ, чтобы защитишь Миланъ, прикрывшись линіею Адды.

"Переходъ чрезъ По, " говорилъ Бонапарте въ донесеніи своемъ Директоріи: «почитался самымъ смѣлымъ и труднымъ дѣломъ всего похода, такъ, что нельзя* было ожидать битвы болѣе жаркой, какъ при Дего. Но мы должны донести вамъ о сраженіи при Лоди.» Какъ самъ побѣдитель по справедливости восхищается этою трудною побѣдою, и какъ она нѣкоторымъ образомъ тѣсно связана съ его именемъ и воинскими подвигами, то мы обязаны, сообразно съ нашимъ планомъ, войти въ подробности оной.

Адда, широкая и глубокая рѣка, хотя въ иныхъ мѣстахъ и въ нѣкоторое время года переходимая въ бродъ, протекая по Миланской долинѣ, впадаетъ въ По, при Пиччигшоне, такъ, что если немногія точки, гдѣ можно черезъ нее переходить, будутъ укрѣплены или защищены, то она составитъ собою съ востока оборонительную линію для всѣхъ Миланскихъ владѣній, противъ какихъ бы ни было силъ, идущихъ изъ Піемопта. Эту линію предположилъ Больё противопоставить побѣдителю, передъ которымъ онъ столь часто отступалъ, предполагая (на этотъ разъ справедливо), что прежде слѣдованія за дальнѣйшими успѣхами къ Милану, Бонапарте захочетъ вытѣснить армію, защищающую линію Адды, ибо ему нельзя было бы безопасно двинуться къ столицѣ Ломбардіи, оставя непріятеля, владѣющаго такою оборонительною линіею у себя на флангѣ. Онъ заключалъ также, что сіе нападеніе будетъ сдѣлано при Лоди.

Лоди есть обширный городъ, имѣющій двѣнадцать тысячъ жителей. Онъ обнесенъ древними готическими стѣнами, но главная его защита состоитъ въ. рѣкѣ Аддѣ, которая протекаетъ чрезъ оный, имѣя деревянный мостъ футъ въ пять сотъ длиною. Когда Больё послѣ сраженія при Фомбіо вышелъ изъ Казале, то онъ отступилъ въ этотъ городъ съ десятью тысячами человѣкъ. Остатокъ его арміи взялъ направленіе къ Милану и къ Кассано, городу лежащему, какъ и Лоди, при рѣкѣ Аддѣ.

Бонапарте расчиталъ, что если ему удастся перейти чрезъ Адду въ Лоди, то онъ опрокинетъ и розобьетъ остатки арміи Больё, не давъ этому старому воину времени сосредоточить ихъ въ Миланѣ для сдѣланія отпора или даже соединиться подъ стѣнами крѣпости Мантуи. Военное соображеніе Французскаго Генерала столько же отличалось умѣньемъ выбирать удобнѣйшую для нападенія минуту, какъ и искуствомъ пользоваться пріобрѣтенными побѣдою выгодами. Быстраяпрозорливость и мгновенная рѣшительность, которыми одарила его природа, вѣроятно заранѣе уже представляли ему всѣ послѣдствія побѣды, еще прежде, чѣмъ она была одержана, и не оставляли его въ сомнѣніи и нерѣшительности, тогда, какъ надежды его становились достовѣрными. Мы уже замѣтили, что многіе полководцы, послѣ случайно одержанной побѣды, такъ затрудняются, какимъ образомъ имъ дѣйствовать, что пока они такъ колеблются, драгоцѣнныя минуты безъ пользы проходятъ; но Бонапарте столь же хорошо умѣлъ пользоваться выгодами, какъ и пріобрѣтать оныя.

10 Мая, въ сопровожденіи своихъ лучшихъ Генераловъ и съ отборными войсками, Наполеонъ быстро двинулся къ Лоди. Въ милѣ отъ Казале настигъ онъ Австрійскій аріергардъ, который, какъ казалось, слишкомъ далеко отсталъ отъ своего главнаго корпуса. Французамъ стоило небольшаго труда прогнать отрядъ сей въ городъ Лоди, слабо защищаемый малочисленнымъ войскомъ, оставленнымъ Генераломъ Больё на западномъ или правомъ берегу Адды. Онъ также не позаботился о разрушеніи моста, хотя ему бы скорѣе слѣдовало сразиться на правомъ берегу рѣки (для чего городъ представлялъ большія удобства), пока мостъ былъ бы разрушенъ, чѣмъ оставить его въ цѣлости. Если бъ аріергардъ его былъ расположенъ въ Лоди, вмѣсто того, чтобы оставить его въ такомъ далекомъ разстояніи отъ главнаго корпуса, то онъ бы могъ отпоромъ со старыхъ стѣнъ и изъ домовъ доставить время для сего необходимаго разрушенія.

Но хотя мостъ и остался цѣлъ, а онъ былъ очищаемъ двадцатью или тридцатью Австрійскими пушками, которыхъ ядра грозили смертью всякому, кто бы только осмѣлился на сей опасный переходъ. Французы тотчасъ поставили на лѣвомъ берегу такое же число орудій, и отвѣчали на этотъ страшный огонь съ равною живостью. Въ продолженіе сей пальбы, самъ Бонапарте лично бросился въ огонь, дабы навести двѣ стрѣляющія картечью пушки, такимъ образомъ, чтобы не возможно было приблизиться къ мосту для заложенія мины или для разрушенія онаго; послѣ чего спокойно занялся распоряженіями для нанесенія отчаяннаго удара.

Кавалерія его получила приказъ перейти, если можно, черезъ Адду, въ томъ мѣстѣ, гдѣ, какъ сказывали, находился бродъ, что было, хотя и съ затрудненіемъ, исполнено. Между тѣмъ Наполеонъ замѣтилъ, что линія Австрійской пѣхоты отодвинута назадъ на значительное разстояніе отъ артиллеріи, ею защищаемой, съ тою цѣлью, чтобы воспользоваться лощиною, доставляющею ей прикрытіе отъ Французскаго огня. Въ слѣдствіе сего, онъ построилъ въ густую колонну три тысячи гренадеръ, прикрытыхъ отъ Австрійской артиллеріи городскими стѣнами и домами, однако жъ находящихся гораздо ближе отъ расположенныхъ на другомъ берегу Адды непріятельскихъ пушекъ, чѣмъ собственная ихъ пѣхота, долженствовавшая ихъ защищать. Прикрытая такимъ образомъ колонна гренадеръ, могла безъ большой опасности ожидать появленія Французской конницы, которая, перешедъ чрезъ бродъ, начала тревожить флангъ Австрійцевъ. Это была критическая минута, которой ожидалъ Бонапарте. По данному повелѣнію, голова колонны двинулась въ лѣво, и, достигнувъ опаснаго моста, гренадеры вдругъ бросились на оный, съ громкимъ крикомъ: Да здравствуетъ Республика! Но на мосту они были встрѣчены градомъ картечь, между тѣмъ, какъ изъ оконъ домовъ, стоящихъ на лѣвой сторонѣ рѣки, засѣвшіе въ оныхъ солдаты безпрерывно стрѣляли изъ ружей въ эту густую колонну, старающуюся пробраться на мостъ. Французскіе гренадеры, не въ состояніи будучи выдержать такого ужаснаго пораженія, начали было колебаться. Но Бертье, Начальникъ Наполеонова Штаба, съ Массеною, Даллеманемъ и Корвини, бросились впередъ колонны, и своимъ присутствіемъ, своею храбростью одушевили вновь солдатъ, которые двинулись и перешли черезъ мостъ. Австрійцамъ оставалось одно только средство: ударить на Французовъ въ штыки и убить или побросать въ Адду тѣхъ, которымъ удалось перейти, прежде, чѣмъ они успѣютъ выстроиться или получить подкрѣпленіе отъ своихъ товарищей, которые еще тянулись по мосту. Но благопріятная минута была пропущена, отъ того ли, что войска, долженствовавшія сіе исполнить, были, какъ мы уже сказывали, слишкомъ далеко отодвинуты за рѣку; или отъ того, что солдаты, какъ часто случается, слишкомъ обнадеженные своего крѣпкою позиціей, были объяты паническимъ страхомъ при видѣ столь неожиданнаго натиска. Или, можетъ быть, что старый и несчастный Генералъ Больё потерялъ твердость и присутствіе духа, необходимыя въ столь опасную минуту. Какова бы ни была тому причина, а Французы бросились на оставленныхъ безъ подкрѣпленія артиллерійстовъ, которые такъ ужасно поражали ихъ огнемъ своимъ и безъ большаго труда перекололи ихъ штыками.

Австрійская армія была совершенно разбита и, преслѣдуемая Французскою конницею, потеряла при своемъ отступленіи болѣе двадцати пушекъ, тысячу плѣнивши и, можетъ быть, болѣе двухъ тысячъ ранеными и убитыми.

Таковъ былъ знаменитый переходъ чрезъ мостъ въ Лоди, свершенный съ такимъ искуствомъ и храбростью, что онъ доставилъ побѣдителю туже славу неустрашимости и талантовъ на полѣ битвы, какую онъ въ прежніе свои походы пріобрѣлъ, какъ отличный тактикъ.

Однако жъ это дѣло, хотя и удачное, было строго осуждаемо тѣми, которые старались унизить Наполеоновы воинскія способности. Говорили, что ему слѣдовало бы переправить отрядъ пѣхоты черезъ тотъ же бродъ, гдѣ прошла кавалерія; и что, сдѣлавъ такимъ образомъ движеніе вдругъ на обоихъ берегахъ рѣки, онъ бы принудилъ Австрійцевъ оставить позицію ихъ на лѣвомъ берегу Адды, не отваживаясь на опасную атаку противъ ихъ фронта, долженствовавшую очень дорого стоить нападающимъ.

Бонапарте, можетъ быть, вспомнивъ объ этомъ упрекѣ, говоритъ, что колонна гренадеръ была столь хорошо прикрыта отъ непріятельскаго огня до той минуты, когда поворота въ лѣво, она двинулась къ мосту, что она потеряла только двѣсти человѣкъ въ продолженіе сего приступа. Мы не можемъ не думать, что это показаніе потери Французской арміи весьма уменьшено. Столь маловажный уронъ не сообразенъ ни съ ужасами сей битвы, имъ самимъ въ донесеніи описанными, ни съ заключеніемъ, которымъ онъ сознается, что изъ всѣхъ жаркихъ сраженій Италіянской арміи, въ продолженіе ея похода, ни одно не можетъ быть сравнено съ ужаснымъ переходомъ моста въ Лоди.

Дѣйствительно, какъ мы будемъ имѣть случай въ послѣдствіи доказать, Записки сего великаго полководца, которыя онъ диктовалъ своимъ офицерамъ на островѣ Св. Елены, вездѣ отзываются слогомъ его бюлетеней и обнаруживая желаніе преувеличить одолѣнныя препятствія, ужасы битвы и усилія храбрости, посредствомъ которыхъ была одержана побѣда, по неестественной противоположности, онѣ вездѣ очевидно стараются уменьшить потери, долженствовавшія быть неизбѣжнымъ оной слѣдствіемъ.

Но и предположивъ, что уронъ Французовъ былъ при этомъ случаѣ значительнѣе, нежели какъ Генералъ ихъ въ ономъ сознается, нельзя не отдашь справедливости его военнымъ распоряженіямъ.

Бонапарте, при этомъ смѣломъ подвигѣ, кажется, имѣлъ въ виду двѣ цѣли. Первая состояла въ томъ, чтобы еще болѣе усилить ужасъ, возбужденный въ Австрійцахъ прежними его успѣхами, и убѣдить ихъ, что никакая позиція, сколь бы крѣпка она ни была, не въ состояніи защитить ихъ отъ смѣлости и отъ воинскаго искуства Французовъ. По этому чувству робости, доказанному столь многими пораженіями и теперь вновь обнаружившемуся при такихъ обстоятельствахъ, гдѣ Австрійцы по видимому имѣли на своей сторонѣ всѣ выгоды, весьма естественно было предполагать, что оно ускоритъ отступленіе Больё, и заставитъ его отказаться отъ намѣренія защищать Миланъ, озаботясь тѣмъ, чтобы соединить остатки своей арміи, а въ особенности той части Липтаевой дивизіи, которая, будучи разбита при Фомбіо, бросилась въ Пиччигтоне. Дѣйствуя медленно и осторожно, нельзя было бы причинить того ужаса и смятенія, которое произведено отчаяннымъ нападеніемъ на позицію при Лоди. Въ этомъ отношеніи побѣдитель совершенно успѣлъ; ибо Больё, послѣ своей неудачи, отступилъ, безъ всякаго дальнѣйшаго покушенія къ защитѣ древней столицы Ломбардіи, и двинулся къ Мантуѣ съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы удержаться въ сей сильной крѣпости и въ то же время сберечь подъ ея прикрытіемъ остатки своей арміи до тѣхъ поръ, пока ему можно будетъ соединиться съ войскомъ, которое Вурмзеръ велъ къ нему на помощь съ Рейна.

Бонапарте имѣлъ еще другую цѣль, которая ему менѣе удалась. Онъ надѣялся, что быстрый, внезапный приступъ къ мосту при Лоди доставитъ ему возможность догнать, или отрѣзать остатки арміи Больё, которая, какъ мы сказали, отступила чрезъ Кассано. Въ этомъ ожиданіи онъ совершенно ошибся; ибо войска сіи также пошли въ Мантуанскія владѣнія, и соединились съ Больё, который, перешедъ Минчіо, поставилъ другую сильную оборонительную линію между собою и своимъ побѣдителемъ. Но надежда отрѣзать и истребить столь значительную силу, стоила опасностей, преодолѣнныхъ имъ въ Лоди, особенно же принимая въ соображеніе мужество, пріобрѣтенное его арміею длинною цѣпью побѣдъ, и робость, распространившуюся въ рядахъ Австрійцевъ отъ всегдашнихъ пораженій.

Говоря о необходимости овладѣнія мостомъ въ Лоди, должно также вспомнить, что чрезъ бродъ рѣки Адды трудно было перейти даже кавалеріи, и что отдѣленный рѣкою отъ главнаго корпуса отрядъ пѣхоты (который, по мнѣнію критиковъ Наполеона, слѣдовало бы такимъ же образомъ переправить), подвергся бы пораженію, отъ котораго Бонапарте, стоявшій на правомъ берегу, не имѣлъ бы никакой возможности его защитить.

О ставя разсужденія о томъ, что могло бы быть сдѣлано, мы опишемъ то, что дѣйствительно было: "французская кавалерія преслѣдовала бѣгущихъ Австрійцевъ до Кремоны, которою она овладѣла. Крѣпость Пиччигтоне принужденною нашлась сдаться на капитуляцію, ибо гарнизонъ ея былъ отрѣзанъ отъ всякой помощи. Около пяти сотъ человѣкъ сдались военноплѣнными; остатки же Липтаевой дивизіи и другіе Австрійскіе отряды не могли спастись иначе, какъ бросившись въ Венеціянскія владѣнія.

Въ это время Бонапарте имѣлъ разговоръ съ однимъ старымъ Венгерскимъ офицеромъ, который, будучи взятъ въ плѣнъ, случайно встрѣтился съ нимъ на привалѣ и не зналъ его. Ветеранъ любопытнымъ образомъ судилъ о цѣлой кампаніи и о Наполеоновой системѣ веденія войны, которая казалась столь необычайною людямъ, привыкшимъ до сихъ поръ дѣйствовать по неизмѣннымъ правиламъ. "Дѣла идутъ очень плохо и безпорядочно, " сказалъ старый тактикъ. «Французы взяли себѣ молодаго Генерала, который вовсе не наблюдаетъ въ войнѣ никакой правильности: то онъ у насъ впереди, то съ боку, то съ тылу. Несносно видѣть такое нарушеніе уставовъ.» — Это нѣсколько походитъ на упрекъ, дѣлаемый иностранцами Англичанамъ, въ томъ, что они одерживаютъ побѣды, продолжая со своимъ островитянскимъ невѣжествомъ и упорствомъ драться тогда, какъ, по всѣмъ военнымъ законамъ, имъ бы давно слѣдовало считать себя совершенно разбитыми.

Особенное обстоятельство заслуживаетъ быть здѣсь приведеннымъ. Французскіе солдаты имѣли въ то время обыкновеніе, для забавы, возводить въ мнимое званіе своихъ Генераловъ, отличившихся какими нибудь подвигами. За храбрость, оказанную Наполеономъ въ сраженіи при Лоди, они произвели его въ капралы; и подъ этимъ названіемъ Маленѣкаго Капрала всегда упоминалось объ немъ въ заговорахъ, составляемыхъ какъ противъ него, такъ и въ тѣхъ, которые дѣлали въ его пользу: такъ называлъ его Жоржъ Кадудаль, намѣревавшійся умертвить его; и также именовали его въ тайныхъ собраніяхъ старые солдаты и другіе люди содѣйствовавшіе возвращенію его съ острова Эльбы.

Теперь мы на время обратимся отъ войны къ ея послѣдствіямъ, заключающимъ въ себѣ другаго рода занимательность, нѣмъ воинскія событія, нами изображенныя. Движенія, воспослѣдовавшія за разбитіемъ Короля Сардинскаго, возбудили ужасъ въ Миланскомъ правительствѣ и въ Эрцгерцогѣ Фердинандѣ, владѣвшемъ Австрійскою Ломбардіею. Но между тѣмъ, какъ Больё дѣлалъ все, что могъ для защищенія столицы своимъ войскомъ, правительство ничѣмъ ему не содѣйствовало, а переходъ моста въ Лоди и послѣдовавшее за онымъ отступленіе Больё въ Маитуу, не оставили никакой возможности защитить Миланъ. Эрцгерцогъ и супруга его тотчасъ выѣхали изъ своей столицы съ малочисленною свитою, оставя лишь слабый гарнизонъ въ крѣпости, которая находилась не слиткомъ въ хорошемъ оборонительномъ положеніи. Кареты ихъ проѣхали чрезъ многочисленныя толпы народа, наполнявшаго улицы, и какъ онѣ подвигались впередъ очень тихо, то было замѣчено, что владѣтельная чета проливала слезы, оставляя свою столицу. Народъ хранилъ глубокое молчаніе, прерываемое только тихимъ шопотомъ. Онъ не обнаружилъ ни радости, ни печали о происшедшемъ, будучи тревожимъ предчувствіемъ того, что долженствовало еще впредь случиться.

Когда Эрцгерцогъ уѣхалъ, то принужденіе, налагаемое его присутствіемъ по привычкѣ и по чувствамъ столько же, какъ по опасенію его власти, совершенно исчезло, и многіе Миланскіе граждане начали, съ истиннымъ или притворнымъ республиканскимъ усердіемъ, готовиться къ принятію Французовъ. Трехцвѣтная кокарда сначала робко показывалась; но лишь только былъ поданъ примѣръ, какъ этотъ знакъ, подобно снѣгу, осыпалъ шапки и шляпы народной толпы. Императорскій гербъ былъ снятъ съ общественныхъ зданій, а ко дворцу правителя прибили слѣдующую надпись: «Сей домъ отдается въ наемъ, спросить ключи у Французскаго Коммиссара Салиссети.» — Дворяне поспѣшили снять свои гербы, ливреи со своей прислуги и другіе символы аристократіи. Между тѣмъ градскіе сановники старались о сохраненіи въ городѣ порядка, учредивъ частые обходы изъ гражданской стражи. Депутація изъ знатнѣйшихъ жителей Милана была отправлена къ побѣдоносному вождю, съ предложеніемъ совершенной покорности, ибо нельзя уже было болѣе думать о сопротивленіи или о предложеніи условій.

14 Мая Бонапарте побѣдоносно вступилъ въ Миланъ, чрезъ воздвигнутыя на этотъ случай торжественныя ворота, въ которыя онъ проѣхалъ, окруженный своею гвардіею, и занялъ Архіепископскій дворецъ. Въ тотъ же вечеръ дано было великолѣпное пиршество и Древо Свободы (состоявшее, по замѣчанію аристократовъ, изъ голаго шеста безъ листьевъ, безъ плодовъ, безъ вѣтвей и безъ корней) было съ великими обрядами водружено на главной площади. Все это изъявленіе народной радости не склонило однако жъ Французскаго Генерала къ перемѣнѣ своего намѣренія взять съ Милана контрибуцію на содержаніе его арміи. Онъ наложилъ на городъ двадцать милліоновъ ливровъ пени, но соглашался вмѣсто денегъ принять по оцѣнкѣ всякаго рода припасами; ибо можно было вообразить, что звонкой монеты не много наберется въ городѣ, находящемся въ такихъ обстоятельствахъ, какъ Миланъ. Общественная казна всѣхъ родовъ, даже и та, которая назначалась на содержаніе госпиталей, перешла въ руки Французовъ; серебряная церковная посуда была взята въ счетъ контрибуціи; по исполненіи чего, отъ гражданъ потребовали еще ежедневнаго продовольствія пятьнадцати тысячъ человѣкъ, назначенныхъ для немедленной осады цитадели, занятой Австрійскими войсками. Если Ломбардія много пострадала, то и окрестныя страны не были пощажены. Читателю извѣстно, что болѣе ста лѣтъ уже Италія находилась въ молчаливомъ бездѣйствіи, обыкновенно слѣдующемъ за сильною дѣятельностью, подобно какъ яркій и сильный огонь, перегорѣвъ, угасаетъ, оставляя послѣ себя одинъ только пепелъ. Прозорливый умъ Наполеона видѣлъ, что хотя географическое положеніе Италіи, во многихъ отношеніяхъ, даетъ ей всѣ выгоды торговой страны, но что оно сильно препятствуетъ существованію оной, какъ независимаго государства, ибо длина ея слиткомъ велика въ соразмѣрности съ широтою; что она не имѣетъ средоточія для того, чтобы сохранить вліяніе столицы на ея оконечныя сѣверныя и южныя области; и что обитатели Неаполя и Ломбардіи, раздѣленные мѣстностью, климатамъ, привычками и нравами отъ того происходящими, съ трудомъ могли бы бытъ соединены подъ одною Державою. По симъ причинамъ Италія, послѣ уничтоженія великой Римской Имперіи, вскорѣ раздѣлилась на разные участки, которые, болѣе образованные, чѣмъ остальная часть Европы того времени, обратили на себя по разнымъ отношеніямъ всеобщее вниманіе и наконецъ, чрезъ духовную власть Рима, чрезъ богатство и обширную торговлю Венеціи и Генуи, чрезъ изящный вкусъ и великолѣпіе Флоренціи, и чрезъ древнюю славу владычицы міра, она пріобрѣла важность, несоразмѣрную съ пространствомъ ея земли. Но времена сіи миновались, и Италіянскія Государства, богатыя воспоминаніями, пришли въ ничтожество по сравнительной важности другихъ народовъ. Онѣ еще сохранили олигархическія или Монархическія свои правленія и конституціи подобно какъ въ цвѣтущіе годы ихъ существованія, но казалось потеряли всю силу своего духа какъ въ добрѣ, такъ и въ злѣ. Гордая и ревнивая привязанность, которую нѣкогда каждый Италіянецъ питалъ къ своей отчизнѣ, очень уменьшилась; враждебный духъ партій, царствовавшій повсемѣстно и побуждавшій каждаго гражданина безъ страха подвергаться смерти или изгнанію при малѣйшемъ внутреннемъ раздорѣ; враждебный духъ сей обратился въ себялюбивую безпечность, и въ совершенное равнодушіе къ общественной пользѣ. Области были дурно управляемы отъ того, что правители ни мало не заботились о средствахъ улучшить жребій частныхъ людей или положеніе страны; но онѣ выиграли въ томъ, что правители сіи, укрощенные всеобщими успѣхами просвѣщенія, а можетъ быть и внутреннимъ чувствомъ своей собственной слабости, почти совсѣмъ перестали употреблять строгость деспотической власти, имъ во многихъ отношеніяхъ предоставленной, хотя и продолжая дѣлать разныя небольшія притѣсненія, къ которымъ жители наконецъ сдѣлались нечувствительными. Ватиканъ спалъ подобію волкану, котораго громы истощены, а Венеція, самая подозрительная и самая жестокая изъ олигархическихъ державъ, въ утомленіи перестала внимать доносамъ своихъ шпіоновъ. Италіянскія государства держались еще однако жъ подобно купѣ старыхъ деревъ, которыхъ пни и корни сгнили, но которыя имѣютъ еще вѣтви и листья — до тѣхъ поръ, пока вторженіе Французовъ низвергло ихъ подобно губительному вихрю.

Въ отношеніяхъ между Фракціею и Италіею должно еще замѣтить, что двѣ главныя изъ сихъ Державъ, Тоскана и Венеція, находились въ союзѣ съ первою, признавъ Республику и не сдѣлавъ ничего, чѣмъ бы онѣ заслужили мщеніе ея армій. Другія могли быть сочтены нейтральными, не чувствуя себя, можетъ быть, довольно значительными для того, чтобы принять участіе въ войнѣ союзныхъ Державъ противъ Франціи. Папа оскорбилъ ее убійствомъ Бассевиля и покровительствомъ, которое онъ оказывалъ неприсягнувшему Французскому духовенству. Но, исключая Неаполя и Австрійской Ломбардіи, ни одну изъ Италіянскихъ державъ нельзя было счесть состоящею въ явной враждѣ съ новою Республикою. Бонапарте однако жъ рѣшился не дѣлать никакого различія въ обращеніи съ ними.

Первый изъ сихъ дремлющихъ владѣльцевъ, за котораго онъ взялся, былъ Герцогъ Пармскій. Еще до вступленія Наполеона въ Миланъ, малозначущій Государь сей старался отвратить отъ себя гнѣвъ побѣдителя; и не взирая на то, что онъ не принадлежалъ къ союзу и не воевалъ съ Франціею, онъ принужденнымъ нашелся купить себѣ миръ тяжкими пожертвованіями. Онъ заплатилъ два милліона ливровъ дани, кромѣ поставки лошадей и припасовъ на значительную сумму и обязательства уступить двадцать лучшихъ картинъ своей галлереи по выбору Французскаго Генерала.

Вторымъ изъ сихъ страдальцевъ сдѣлался Герцогъ Моденскій. Этотъ Принцъ былъ человѣкъ посредственныхъ способностей и вся забота его состояла въ томъ, чтобы копить деньги, а удовольствіе въ томъ, чтобы въ большіе праздники приколачивать своими собственными руками обои къ церковнымъ стѣнамъ; что и доставило ему прозваніе Князя Обойщика. Но родъ его былъ знаменитъ, ибо онъ происходилъ отъ славнаго героя Еста, покровителя Тасса и Аріоста; женитьба его была не менѣе блистательна, ибо онъ имѣлъ супругою сестру несчастной Маріи Антуанетты и Іосифа Втораго; дочь же его вышла замужъ за Эрцгерцога Фердинанда, Правителя Милана. Не смотря на двойное его родство съ Императорскою Фамиліею, княжество Модена было такъ мало, что оно бы могло остаться незамѣченнымъ, если бъ не приманка его сокровищъ, какъ произведеніями изящныхъ искуствъ, такъ и денежныхъ. При приближеніи Французскихъ войскъ къ Моденѣ, Герцогъ бѣжалъ изъ своей столицы, пославъ брата своего Шевалье д’Еста договариваться съ Наполеономъ.

Въ пользу его можно было сказать, что онъ не находился въ числѣ признанныхъ членовъ союза; но Бонапарте, основываясь на расположеніи его къ зятю. Императору Австрійскому, счелъ оное проступкомъ, требующимъ удовлетворенія. Въ самомъ дѣлѣ расположеніе сіе не было ничѣмъ явно доказано, но и не могло быть опровергнуто. Въ слѣдствіе чего, Герцогъ принужденнымъ нашелся купить себѣ право нейтралитета и удовлетворить за предполагаемое его доброе расположеніе къ Австрійскому дому. Пять съ половиною милліоновъ Французскихъ ливровъ и значительное количество съѣстныхъ припасовъ и одежды, можетъ быть, болѣе огорчили Герцога Моденскаго, чѣмъ несчастія его Императорской родни.

Требованіе отъ непріятельскихъ Державъ или Государей средствъ для уплаты жалованья или содержанія войскъ, было бы сообразно съ тѣмъ, какъ всегда поступали побѣдители. Но дань новаго рода была еще въ первый разъ наложена на сихъ Италіянскихъ Принцевъ. Герцогъ Моденскій, подобно Герцогу Пармскому, былъ принужденъ отдать двадцать изъ своихъ лучшихъ картинъ, по выбору Французскаго Генерала или знатоковъ, съ которыми онъ посовѣтуется. Въ первый еще разъ требованіе такого рода было сдѣлано всенароднымъ, явнымъ образомъ; и мы должны пріостановиться, для того, чтобы разсмотрѣть причины и справедливость подобнаго налога.

До сихъ поръ, произведенія искуствъ считались какъ бы священными, даже въ самыхъ бѣдственныхъ крайностяхъ войны. Ихъ признавали собственностью, не столько народа или частнаго лица, которому случилось владѣть оными, какъ собственностью всего образованнаго Свѣта, долженствовавшаго принимать общее участіе въ сихъ произведеніяхъ, которыя, подпавъ жребію обыкновенныхъ добычъ войны, весьма легко могли подвергнуться порчѣ или истребленію. Чтобы представить великій примѣръ сего уваженія къ принятымъ понятіямъ, мы приведемъ Фридриха, Короля Прусскаго, который былъ страстный любитель Изящныхъ Искуствъ, и не слишкомъ разборчивый на счетъ правъ, предоставляемыхъ побѣдою, а скорѣе расположенный пользоваться ими до послѣдней крайности. Однако жъ, взявъ Дрезденъ, при обстоятельствахъ, сильно его раздражившихъ, Фридрихъ уважилъ драгоцѣнную галерею, кабинеты и музеумы столицы Саксоніи, и оставилъ ихъ неприкосновенными, какъ такую собственность, на которую не могли и не долженствовали распростираться права побѣдителя. Онъ счелъ Курфирста только хранителемъ сей галереи; а предметы, въ ней заключающіеся, собственностью вообще всего образованнаго Свѣта.

Есть люди, которые спросятъ о причинахъ сего различія и пожелаютъ узнать, почему произведенія Искуствъ, которымъ цѣна опредѣляется только мнѣніемъ знатоковъ, и слѣдовательно есть лишь умственная, зависящая отъ прихоти, должны быть исключаемы изъ воинскихъ законовъ, дозволяющихъ располагать собственностью побѣжденнаго?

Противъ сего легко бы представишь, Что уваженіе, которымъ мы обязаны первостепеннымъ геніямъ, распростирается, по какому-то чувству благоговѣнія, на предметы удивленія нашего Изящнымъ Искуствамъ, и заставляетъ почитать какъ бы святотатствомъ подчиненіе ихъ случайностямъ войны. Притомъ было уже сказано, что какъ эти Изящныя произведенія легко могли быть повреждены, съ трудомъ поправлены и совершенно ничѣмъ не могли быть замѣнены, то сохраненіе оныхъ подверглось бы большой опасности при движеніяхъ побѣдителей.

Но, безъ сомнѣнія, достаточно будетъ сказать, что вездѣ, гдѣ успѣхи просвѣщенія ввели законы для обузданія и укрощенія золъ, причиняемыхъ войною, они должны быть строго соблюдаемы. Въ грубые вѣки общества, человѣкъ пользовался правомъ сильнаго въ самомъ полномъ значеніи сего слова. Побѣдитель Сандвичевыхъ острововъ пожираетъ своего непріятеля; Индѣецъ Сѣверной Америки мучитъ его до смерти; почти всѣ дикія племена дѣлаютъ плѣнныхъ рабами, или продаютъ ихъ. По мѣрѣ, какъ общество образуется, эти безчеловѣчные обычаи выходятъ изъ употребленія; и безполезно было бы къ сему прибавить, что сколько побѣдитель, умѣвшій своимъ милосердіемъ смягчить строгіе законы завоеванія, заслуживаетъ хвалу въ Исторіи, столько же въ соразмѣрности долженъ быть осуждаемъ тотъ, котораго дѣйствія отзываются грубымъ насиліемъ первоначальныхъ воинъ.

Бонапарте не можетъ быть изъятъ отъ сего осужденія. Дѣйствуя, какъ ревностный исполнитель воли Директоріи, онъ рѣшился презрѣть неприкосновенность, присвоенную до сихъ поръ произведеніямъ Изящныхъ Искуствъ, и первый призналъ ихъ добычею побѣды. Причины сего легче открыть, чѣмъ оправдать.

Въ царствованіе Ужаса и Равенства, Изящныя Искуства и все, относящееся къ образованности чувствъ, считалось несовмѣстнымъ съ простотою республиканскаго духа; и, подобно побѣдоноснымъ Фанатикамъ въ Англіи и первымъ пылкимъ изувѣрамъ Корана, истинные Санкюлоты были расположены считать этотъ вкусъ, не могшій существовать безъ полученнаго первоначально хорошаго воспитанія, какъ вещь аристократическую, и неприличную мнимой ихъ хоругви равенства, которою они намѣревались сравнять всѣ умственныя понятія такъ же, какъ и права собственности. Въ слѣдствіе сего чертоги были разрушены, и памятники истреблены.

Но этотъ грубый предразсудокъ, равно какъ и прочія покушенія сихъ буйныхъ демократовъ — погрузишь міръ въ первобытное варварство, какъ въ нравственномъ, такъ и въ другихъ отношеніяхъ, были отвергнуты при ниспроверженіи Якобинской власти. Преемники оной въ правленіи, похвально занялись стараніемъ возбудить въ общественномъ духѣ любовь къ симъ Наукамъ и познаніямъ, которыя всегда содѣйствовали образованію и смягченію общества, и которыя даже враждующимъ народамъ вперяютъ, что есть между ними точки пріязненнаго соединенія, хотя въ общемъ удивленіи тѣмъ же Изящнымъ произведеніямъ искуствъ. Въ Парижѣ былъ учрежденъ Музей съ того цѣлью, чтобы собрать и выставить всенародно картины, статуи и другія отличныя произведенія искуствъ, для занятія гражданъ, которыхъ главное удовольствіе до сихъ поръ состояло въ буйныхъ и нестройныхъ пиршествахъ, учреждаемыхъ для перемѣны зрѣлища жертвъ, ведомыхъ на гиліотину. Замѣненіе сего предметомъ, болѣе достойнымъ народнаго вниманія, было само по себѣ почетно, добродѣтельно и согласно съ политикою, и скоро заставило Французовъ, частью по склонности, а частью по народному самолюбію, присвоить важность Изящнымъ Искуствамъ и ихъ произведеніямъ.

Къ несчастію. Французы не могли обыкновенными средствами распространить первоначальный составъ своего Музеума; еще къ большему несчастію для другихъ народовъ, и окончательно для нихъ самихъ, они имѣли власть и волю увеличить пріобрѣтенія свои въ этомъ родѣ безъ трудовъ и издержекъ, посредствомъ непреоборимыхъ успѣховъ своего оружія. Мы не въ правѣ сказать, что этотъ особенный родъ хищничества происходилъ лично отъ самого Бонапарте. Онъ, вѣроятно, повиновался повелѣніямъ Директоріи; и притомъ конечно въ лѣтописяхъ всѣхъ народовъ можно найти примѣры, что этого рода драгоцѣнности были перевозимы во время войны изъ одной страны въ другую, какъ при обыкновенномъ грабежѣ, который хотя и не можетъ быть оправданъ, однако жъ случается. Но Бонапарте всеконечно былъ первымъ и дѣятельнѣйшимъ агентомъ, который, считая такое лихоимство весьма естественнымъ, обратилъ его въ законъ; а что онъ внутренно одобрялъ это всеобщее грабительство, достаточно доказывается донесеніемъ, писаннымъ отъ него Директоріи при посылкѣ картинъ, которыя Герцогъ Моденскій, первая жертва сей системы, принужденъ былъ отдать ему и которыя были перевезены въ Парижъ, какъ законныя пріобрѣтенія войны.

Но прежде, чѣмъ мы сообщимъ выраженія, которыми Наполеонъ доносилъ объ отсылкѣ сихъ образцовыхъ произведеній искуствъ въ Народный Музеумъ, должно замѣтить, что славный Святый Іеронимъ, кисти Корреджіо, о которомъ онъ упоминаетъ съ оскорбительнымъ торжествомъ, былъ цѣнимъ такъ высоко, что Герцогъ Моденскій предлагалъ два милліона выкупа за одну эту картину. Если бъ Французскій Генералъ поступалъ по правиламъ, которыми соблазнились бы многіе, бывшіе въ его положеніи, то онъ безпрепятственно могъ бы присвоить себѣ сію значительную сумму, въ надеждѣ на то, что по необходимости въ его услугахъ правительству, такое присвоеніе не будетъ, ни розыскиваемо, ни осуждено. Но скупость не совмѣстна съ честолюбіемъ. Чувства юнаго побѣдителя были слишкомъ возвышенны для того, чтобы унизиться пріобрѣтеніемъ богатства; поприще всей его жизни ни тутъ, ни въ какое другое время не было запятнано симъ постыднѣйшимъ изъ всѣхъ родовъ эгоизма. Когда офицеры его уговаривали его принять эти деньги, какъ болѣе полезныя для арміи, то онъ отвѣтствовалъ, что два милліона франковъ скоро могутъ быть истрачены, но что Корреджіо останется украшеніемъ Парижа на многіе вѣки и послужитъ къ образованію новыхъ талантовъ въ Живописи.

Въ донесеніи своемъ Директоріи отъ 17 Флореаля (8 Мая), Наполеонъ проситъ о присылкѣ къ нему нѣсколькихъ художниковъ для собиранія памятниковъ искуствъ; сіе показываетъ, что намѣреніе похищать оныя, было уже прежде имъ принято. Въ письмѣ, приложенномъ при отправленіи картинъ, находятся слѣдующія замѣчательныя выраженія: «Вы получите договорныя статьи, на основаніи которыхъ я прекратилъ военныя дѣйствія съ Герцогомъ Пармскимъ. Я пришлю вамъ такъ скоро, какъ только будетъ возможно, отличнѣйшія картины Корреджіо, и между прочими изображеніе Святаго Іеронима, которое, какъ говорятъ, считается лучшимъ его произведеніемъ. Я долженъ признаться, что Святой сей ѣдетъ въ Парижъ не въ благопріятное для него время, но надѣюсь, что вы удостоите его чести быть помѣщеннымъ въ Музеумъ.»

Точно также было поступлено въ Миланѣ, гдѣ взяты многія изъ драгоцѣннѣйшихъ вещей Амвросіанской галерей. Вещи сіи были приняты съ такимъ же духомъ, съ которымъ ихъ отправили. Опытнѣйшіе знатоки были посланы содѣйствовать Генералу въ выборѣ произведеній Изящныхъ Искуствъ для отсылки въ Парижъ; и Главный Секретарь Лицея, смѣшивая обладаніе произведеніями генія съ самимъ геніемъ, ихъ сотворившимъ, поздравилъ своихъ соотечественниковъ съ благородными чувствованіями, которыя обнаружили побѣдители. "Уже не крови, « говорилъ витія: „жаждетъ Французскій солдатъ. Онъ не желаетъ вести плѣнныхъ въ торжествѣ за своею колесницею — но славными добычами искуствъ и промышлености, онъ старается ознаменовать свои побѣды; онъ питаетъ пламенную страсть великихъ душъ, любовь къ славѣ и удивленіе къ высокимъ талантамъ, которымъ Греки обязаны своими удивительными успѣхами. Защищеніе ихъ храмовъ, ихъ памятниковъ, ихъ статуй, ихъ великихъ художниковъ, возбуждало ихъ храбрость. По этимъ причинамъ они побѣдили при Саламинѣ и Мараѳонѣ. Такимъ же образомъ и наши войны, напутствуемые любовью къ искуствамъ и сопровождаемые благословеннымъ миромъ, прошли отъ Кони до Милана, и скоро оттуда дойдутъ до великолѣпнаго собора Св. Петра.“ — Трудно постичь сію затѣйливую витіеватость Лицейскаго Секретаря, но смыслъ это рѣчи, если только она имѣетъ какой нибудь смыслъ, означаетъ, что завоеваніе сихъ удивительныхъ произведеній поставляетъ народъ, силою оныя пріобрѣтшій, въ то самое положеніе, какъ будто бы онъ произвелъ людей, которые ихъ сотворили, подобно какъ древніе Скифы думали, что къ нимъ переходятъ таланты и добродѣтели людей, ими убитыхъ. Или, по другому истолкованію, это могло означать, что Французы, сражавшіеся для отнятія у другихъ народовъ ихъ собственности, имѣли столь же похвальныя, побудительныя къ тому причины, какъ Греки, которые защищали то, что имъ принадлежало. Но какъ бы они сами ни судили о своихъ дѣлахъ, а достовѣрно, что Французы не имѣли ни малѣйшаго сходства съ тѣми, которыхъ геній сотворилъ первыя произведенія Изящныхъ Искуствъ. Напротивъ того, классическимъ образцемъ Наполеону въ этомъ обстоятельствѣ могъ служить Римскій Консулъ Мумій; насильственно похитившій у Греціи тѣ сокровища Искуствъ, которыя ни онъ; ни соотечественники его не были въ состояніи, какъ слѣдуетъ, оцѣнить.

Конечно, въ нравственномъ отношеніи мало нужды до того, была ли причиною сихъ похищеній истинная любовь къ Искуствамъ, или нѣтъ. Знатокъ, похитившій древнія камень, не можетъ сказать въ свое извиненіе, что онъ взялъ его не для цѣны камня, а для красоты вырѣзаннаго на немъ изображенія; такъ же, какъ богомолка, укравшая библію, не могла оправдать себя побужденіемъ набожности. Но, по истинѣ, мы не можемъ повѣрить, чтобы Французы или Генералъ ихъ были движимы въ этомъ случаѣ истинною любовью къ Искуствамъ. Любовь сія внушаетъ людямъ уваженіе къ предметамъ, которымъ они удивляются; и побѣдитель, дѣйствительно ощущающій оную, не захотѣлъ бы подать собою примѣръ хищничества, которое, отнимая у сихъ предметовъ удивленія то покровительство, которое, по общему соглашенію образованныхъ народовъ, имъ до сихъ поръ предоставлялось, причисляетъ ихъ къ обыкновеннымъ вещамъ, достающимся въ добычу сильнѣйшему. Еще мы полагаемъ, что истинный любитель Искуствъ не рѣшился бы похищать картины изъ церквей и дворцовъ, для украшенія которыхъ онѣ именно были написаны, и гдѣ онѣ долженствовали производишь наилучшее дѣйствіе, по физическимъ ли выгодамъ удобнѣйшаго освѣщенія, размѣра покоевъ и по другимъ причинамъ, благопріятствующимъ ихъ первоначальному назначенію, или по нравственному чувству, присвоивающему самое произведеніе тому мѣсту, для котораго оно сперва было предназначено, и которое оно занимало въ продолженіе нѣсколькихъ столѣтій. Уничтожить всѣ сіи умственныя соотношенія, которыя столь много увеличиваютъ успѣшное дѣйствіе Живописи и Скульптуры, единственно для удовлетворенія хищному желанію ихъ себѣ присвоишь, не было ли почти тоже, что вынуть камень изъ оправы, чѣмъ во многихъ случаяхъ можетъ значительно уменьшиться его цѣна.

И такъ мы не можемъ принять, чтобы это хищничество было внушено истинною любовью къ Изящнымъ Искуствамъ, хотя объ этомъ и много толковали тогда во Франціи. Оно, напротивъ того, должно быть приписано хитрости и честолюбію Директоріи, дававшей приказанія, и Генерала, исполнявшаго оныя) какъ Генералъ, такъ и Директорія, чувствуя, что народная гордость будетъ польщена такимъ приношеніемъ, поспѣшили ей оное доставить. Бонапарте, въ особенности, предвидѣлъ, что сколь бы ни мало имѣлъ образованія вкусъ, съ которымъ Французы будутъ смотрѣть на сіи отличныя произведенія, но онаго достанетъ для представленія себѣ, что онѣ признаны всѣми просвѣщенными народами за образцовыя, и пріобрѣтены храбростью Французскихъ войскъ и искуствомъ неподражаемаго ихъ вождя для украшенія столицы Франціи; онъ могъ еще надѣяться, что, однажды перевезенныя въ главный городъ Великаго Народа, сіи произведенія не могли уже подвергнуться опасности новой перевозки, но долженствовали остаться тамъ навсегда, какъ домашніе пенаты, для удивленія потомства. Таковы, какъ мы видѣли, были надежды самого побѣдителя; и безъ сомнѣнія гордость его льстила себя тѣмъ, что въ будущія времена воспоминаніе объ немъ и объ его подвигахъ будетъ нераздѣльно соединено съ удивленіемъ, которое долженствовалъ возбудить основанный и обогащенный имъ Музеумъ.

Но честолюбіе иногда слишкомъ спѣшитъ расчитывать выгоды какого нибудь любимаго предпріятія. Такимъ нарушеніемъ народныхъ правъ, до тѣхъ поръ признаваемыхъ и уважаемымъ, Французы унизили самихъ себя, и возбудили сильное негодованіе противъ сего хищничества въ Италіянцахъ, которыхъ чувство оскорбленія соразмѣрялось съ цѣною, приписываемою ими этимъ превосходнымъ произведеніямъ и съ безчестіемъ насильно быть оныхъ лишенными.

Наконецъ этимъ несправедливымъ поступкомъ, Бонапарте пріуготовилъ Франціи и ея столицѣ строгій урокъ, данный имъ въ 1815 году союзниками. Побѣда имѣетъ крылья подобно Фортунѣ; и злоупотребленіе завоеваній, подобно какъ и богатства, часто влечетъ за собою горькія возмездія. Если бъ картины Корреджіо и другихъ великихъ художниковъ спокойно остались подъ охраненіемъ ихъ законныхъ владѣльцевъ, то въ послѣдствіи времени, глядя на Лувръ, не представлялось бы уму размышленіе: „Здѣсь нѣкогда были выставлены сокровища Искуствъ, которыя, будучи пріобрѣтены побѣдою, потерялись чрезъ пораженіе.“

ГЛАВА V.

Директорія намѣревается раздѣлить Италіянскую армію между Бонапарте и Келлерманомъ. — Бонапарте требуетъ отставки, и Директорія оставляетъ свое намѣреніе. — Возмущеніе противъ Французовъ въ Павіи; усмирено и зачинщики разстрѣляны. — Тоже въ Имперскихъ ленахъ и въ Люго; открыто и наказано такимъ же образомъ. — Размышленія. — Австрійцы разбиты при Боргето, и отступаютъ за Адижъ. — Бонапарте едва избѣгаетъ плѣна въ Валеджіо. — Обложеніе Мантуи. — Верона занята Французами. — Король Неаполитанскій отдѣляется отъ Австріи. — Перемиріе, купленное Папою. — Нейтралитетъ Тосканы нарушенъ, и Ливорна занята французскими войсками. — Умыселъ Наполеона возмутить Италію; онъ выжидаетъ. — Дѣйствія Австрійскаго правительства въ продолженіе сего переворота. Больё смѣненъ, и вмѣсто его назначенъ Вурмзеръ. — Бонапарте становится лагеремъ передъ Мантуей.

Занимая Миланъ и побѣдившій въ столькихъ сраженіяхъ, Бонапарте могъ по справедливости быть признанъ полнымъ властелиномъ Ломбардіи, между тѣмъ, какъ разбитыя силы Больё принужденными нашлись отступишь въ стѣны крѣпости Мантуи, послѣдній, единственный оплотъ Австрійскаго могущества, за которымъ они могли ожидать подкрѣпленій, долженствовавшихъ придти къ нимъ изъ Тироля, но не въ состояніи были предпринимать никакихъ наступательныхъ дѣйствій. Дабы обеспечить свою позицію, Австрійскій Генералъ расположился по линіи, образуемой рѣкою Минчіо, примкнувъ лѣвымъ Флангомъ къ Мантуѣ, а правымъ къ Пескіерѣ, Венеціанскому укрѣпленному городу; и занявъ сей послѣдній, не смотря на сопротивленіе Венеціянскаго правительства, которое желало сохранить нейтралитетъ между двумя воюющими державами, не предвидя, можетъ быть, до какой степени побѣдитель располагалъ въ сей ужасной борьбѣ пренебречь общія права народовъ. Оборонительная линія Австрійцевъ была продолжена въ правую сторону обширнымъ Гардскимъ озеромъ, откуда выходитъ рѣка Минчіо, которая, протекая на тридцать пять миль къ сѣверу въ Тирольскія горы, благопріятствовала безпрепятственному сообщенію Больё съ Германіею.

Бонапарте, между тѣмъ, далъ своимъ войскамъ только четыре или пять дней отдыха предъ употребленіемъ ихъ къ новымъ подвигамъ. Онъ объявилъ имъ, что онѣ пойдутъ въ Капитолію, дабы возстановить (ему бы слѣдовало сказать: дабы похитишь) статуи великихъ мужей древности, и преобразовать или, лучше сказать, вновь устроить жребіи прекраснѣйшихъ странъ Европы. Но пока сіе происходило, онъ получилъ изъ Парижа на счетъ дальнѣйшихъ его дѣйствій приказанія, которыя убѣдили его въ томъ, что враги его, ему недовѣрявшіе и его опасающіеся, находились не въ однихъ только Австрійскихъ рядахъ.

Сама Директорія усомнилась, благоразумно ли будетъ предоставить всю жатву успѣховъ, которые обѣщала Италія гордому и отважному Генералу, ее начавшему. Можетъ быть, по тайному предчувствію, она уже начинала страшишься возраждающагося вліянія, которому было назначено ниспровергнуть ея собственное. Находясь въ этомъ расположеніи, она рѣшилась раздѣлить Итальянскую армію между Наполеономъ и Келлерманомъ, приказавъ первому Генералу переправишься чрезъ По и итти на югъ къ Риму и къ Неаполю съ двадцатью тысячами человѣкъ; между тѣмъ, какъ Келлерманъ, съ другою половиною Италіянской арміи, долженствовалъ ускорить осаду Мантуи и удерживать Австрійцевъ.

Это значило вырвать побѣду у Бонапарте изъ рукъ, и въ отвѣтъ на сіе повелѣніе, онъ послалъ просьбу объ отставкѣ, отказываясь отъ всякаго участія, какъ въ потеряхъ арміи, такъ и въ плодахъ ея побѣдѣ. Онъ утверждалъ, что Келлерманъ, оставленный только съ двадцатью тысячами, не въ состояніи будетъ противиться Больё, который скоро выгонитъ его изъ Ломбардіи; и что въ слѣдствіе сего армія, посланная на югъ, также подвергнется истребленію. Одинъ дурной Генералъ, говорилъ онъ, лучше двухъ хорошихъ. Директорія изъ этого отзыва могла увидѣть твердый и непреклонный духъ человѣка, которому она ввѣрила начальство надъ своимъ войскомъ; но слава его была такъ велика, что она не осмѣлилась настаивать въ предположеніи своемъ уменьшить его власть; и, можетъ быть, въ первый еще разъ отъ начала революціи, Французское правительство было принуждено уступить побѣдоносному Генералу и принять его мнѣніе, вмѣсто своего собственнаго. Походъ былъ предоставленъ совершенному его распоряженію; онъ пріобрѣлъ власть, которую умѣлъ уже сохранить; и Директоріи осталось только, во всемъ касающемся Италіи, сочинять пышныя похвалы дѣйствіямъ юнаго полководца.

Каковы бы ни были намѣренія Бонапарте на счетъ Рима, однако жъ онъ счелъ нужнымъ отложить исполненіе оныхъ, пока не будетъ совершенно обеспеченъ отъ Австрійцевъ разбитіемъ Больё. Для сего онъ двинулъ силы свои къ правому берегу Минчіо, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобы еще разъ вытѣснить Больё изъ его позиціи, взявъ прежде осторожность обложеніемъ Миланской цитадели, гдѣ Австрійцы еще держались и охраненіемъ Павіи и другихъ мѣстъ, казавшихся ему нужными для обеспеченія его завоеваній.

Самъ Наполеонъ учредилъ свою главную квартиру въ Лоди, 24 Мая. Но едва прибылъ онъ туда, какъ получилъ весьма встревожившее его извѣстіе, что городъ Павія съ окрестными областями, поднялъ оружіе въ тылу его; что во всѣхъ деревняхъ бьютъ тревогу, и что распространяютъ вѣсть, будто бы армія Принца Конде, соединясь съ сильнымъ Австрійскимъ отрядомъ, вступила изъ Тироля въ Италію. Въ Миланѣ также вспыхнуло возмущеніе, и находившійся тамъ Австрійскій гарнизонъ содѣйствовалъ оному, дабы поддержать бунтовщиковъ въ Павіи, которые имѣли полный успѣхъ, и взяли въ плѣнъ Французскій отрядъ изъ трехъ сотъ человѣкъ. Бонапарте приписываетъ эти мятежи Австрійскимъ агентамъ) но онъ уже прежде увѣрялъ насъ, что Италіянцы мало принимали участія въ судьбѣ своихъ Германскихъ властителей. Въ самомъ же дѣлѣ, Французы, вступивъ въ Италію съ лестными обѣщаніями уважать общественную и частную собственность, вооружили противъ себя жителей налогами, взыскиваемыми съ непомѣрною строгостью. Какъ Католики, они также были огорчены явными оскорбленіями, наносимыми мѣстамъ и предметамъ всенароднаго обожанія, равно какъ особамъ и сану ихъ духовенства^[13],

Дворяне и духовенство конечно видѣли себѣ гибель въ успѣхахъ Французовъ, а низшія сословія присоединились къ нимъ на этотъ разъ по ненависти своей къ чужеземцамъ, по любви къ народной независимости, по негодованію за обремененіе налогами и за оскорбленіе святыни, производимое заторными пришлецами. Около тридцати тысячъ бунтовщиковъ вооружилось; но за неимѣніемъ регулярнаго войска, которое могло бы имъ служишь точкою соединенія, они не въ состояніи были выдержать быстрый натискъ обученныхъ Французовъ.

Бонапарте, для потушенія столь страшнаго пожара, тотчасъ возвратился изъ Лоди въ Миланъ съ сильнымъ отрядомъ, принялъ мѣры для безопасности столицы Ломбардіи, и въ слѣдующее утро двинулся къ Павіи, средоточію мятежниковъ. Деревня Бенаско, воспротивившаяся Ланну, была взята приступомъ, жители побиты, а домы разграблены и сожжены. Наполеонъ самъ лично прибылъ къ Павіи, разбилъ пушками ворота, легко разсѣялъ плохо вооруженныхъ мятежниковъ, и казнилъ начальниковъ бунта, за то, что они осмѣлились защищать независимость земли своей. Послѣ сего, захвативъ нѣсколько жителей, онъ отправилъ ихъ въ Парижъ залогами покорности ихъ согражданъ.

Французскій Генералъ издалъ въ республиканскомъ духѣ воззваніе, которымъ онъ упрекалъ мятежниковъ за то, что они вооружились для защиты своей родины, и угрожалъ огнемъ и мечемъ всякому, кто впредь осмѣлится сдѣлать тоже. Онъ привелъ въ исполненіе сіи угрозы чрезъ нѣсколько недѣль послѣ того, когда такое же возмущеніе возникло въ Имперскихъ ленахъ, и позднѣе, когда городъ Люго дерзнулъ было воспротивиться. Въ обоихъ случаяхъ предводители вооруженныхъ жителей были преданы военному суду, осуждены и разстрѣляны. Но городъ Люго, въ отмщеніе за разбитіе тамъ эскадрона Французскихъ драгунъ, былъ взятъ приступомъ, разграбленъ, сожженъ и жители умерщвлены, между тѣмъ, какъ Бонапарте въ донесеніи своемъ хвалился еще милосердіемъ Французовъ, пощадившихъ женщинъ и дѣтей.

Невозможно читать описаніе сихъ жестокостей, не сравнивая ихъ съ понятіями, обнаруженными при другихъ случаяхъ Республиканскимъ и Императорскимъ правительствами Франціи. Первое изъ нихъ возопіяло, какъ на неслыханную жестокость, когда Герцогъ Брауншвейгскій, въ своей знаменитой прокламаціи, угрожалъ поступить, какъ съ разбойникомъ, со всякимъ Французомъ, который, не будучи солдатомъ, попадется съ оружіемъ въ рукахъ, и истребить деревни, которыя осмѣлятся сопротивляться вторгающейся въ нихъ арміи. Тогда Французы справедливо полагали, что священный долгъ каждаго человѣка есть защищать свою родину отъ нашествія враговъ. Наполеонъ, сдѣлавшись Императоромъ, былъ того же самого мнѣнія въ 1813 и въ 1814 годахъ, когда союзники вступили во Французскія владѣнія, и когда въ разныхъ своихъ воззваніяхъ, онъ приглашалъ жителей ополчиться противъ враговъ, со своимъ рабочимъ снарядомъ, за неимѣніемъ лучшаго оружія и травить чужеземцевъ, какъ волковъ.» Трудно согласить эти наставленія съ жестокимъ мщеніемъ, постигшимъ городъ Люго, за поступки, которые въ подобныхъ же обстоятельствахъ Бонапарте такъ убѣдительно и настоятельно предписывалъ тѣмъ, коихъ судьба сдѣлала его подданными"

Усмиривъ сими строгими мѣрами краткое возмущеніе Павіи, Бонапарте опять обратилъ свои мысли къ сильной позиціи Австрійцевъ, располагая привести Больё въ совершенное безсиліе прежде исполненія мести, которою Республика угрожала главѣ Католической церкви. Съ этою цѣлью онъ пошелъ къ Бресчіѣ, производя такія движенія, которыя заставили не научившагося еще осторожности Больё думать, что Французскій Генералъ намѣревается, или перейти чрезъ Минчіо близь небольшаго, но крѣпкаго городка Пескіеры, гдѣ рѣка сія вытекаетъ изъ Гардскаго озера, или что слѣдуя къ сѣверу по восточному берегу, онъ хочетъ миновать озеро, и чрезъ то обойти правый Флангъ Австрійской позиціи. Между тѣмъ, какъ Больё располагалъ свои силы въ ожиданіи атаки съ правой стороны, Бонапарте, съ обыкновенною своею быстротою, приготовлялся напасть на центръ его въ Боргетто, городѣ лежащемъ при рѣкѣ Минчіо, гдѣ былъ мостъ чрезъ оную, десятью милями ниже Пескіеры.

30 Мая, Французскій Генералъ атаковалъ съ превосходными силами, и прогналъ за рѣку Минчіо Австрійскій отрядъ, старавшійся защитить городъ. Бѣгущіе хотѣли было разрушить мостъ, и успѣли сломать одинъ сводъ онаго. Но Французы стремительно бросились впередъ подъ прикрытіемъ жестокаго огня, поражающаго отступающихъ Австрійцевъ, исправили сломанный мостъ такъ, что можно было переходить; и Минчіо, перейденный такъ же, какъ По и Адда, пересталъ служить обороною отступившей за оный арміи.

Больё, котораго главная квартира была въ Баледжіо, деревнѣ лежащей почти противъ Боргетто, поспѣшилъ отступить, и очистивъ Пескіеру, двинулъ свое устрашенное войско за Адижъ, оставя пять сотъ плѣнныхъ и другіе побѣдоносные трофеи въ рукахъ Французовъ. Бонапарте предполагалъ сдѣлать успѣхъ сего дня еще рѣшительнѣе, намѣреваясь напасть на Пескіеру въ то самое время, какъ свершится переходъ въ Боргетто, но прежде, чѣмъ Ожеро, которому было поручено сіе дѣло, успѣлъ подойти къ Пескіерѣ, она была оставлена Австрійцами, которые совершенно отступили къ Кастель-Ново, подъ прикрытіемъ своей кавалеріи.

Лѣвый флангъ Австрійской линіи, отрѣзанный отъ центра, переходомъ Французовъ, находился въ Пуццоло, ниже по рѣкѣ Минчіо. Когда Себотендорфъ, начальствовавшій Императорскими войсками на лѣвомъ берегу, услыхалъ пальбу, то онъ тотчасъ двинулся вверхъ по теченію рѣки, дабы вспомоществовать своему главнокомандующему въ отраженіи Французовъ, или взять ихъ во флангъ, если они ужъ перешли чрезъ рѣку. Отступленіе Больё привело его въ невозможность выполнить ни то, ни другое; однако жъ это движеніе Себотендорфа едва было не произвело послѣдствій важнѣйшихъ, чѣмъ бы могла доставить самая полная побѣда.

Французская дивизія, переправившаяся прежде прочихъ чрезъ Минчіо, прошла безъ остановки чрезъ Валеджіо, преслѣдуя Больё, который только что оставилъ сію деревню. Бонапарте остановился въ ней съ малочисленною свитою, а дивизія Массены находилась еще на правомъ берегу Минчіо, приготовляя себѣ обѣдъ. Вдругъ передовой отрядъ Себотендорфа, состоящій изъ уланъ и изъ гусаръ, ворвался въ деревню Валеджіо. Едва успѣли закричать къ ружью, запереть двери трактира и построить въ боевой порядокъ небольшую сопровождавшую Генерала стражу, между тѣмъ, какъ Бонанарте, убѣжавъ чрезъ садъ, сѣлъ на лошадь и поскакалъ къ дивизіи Массены. Солдаты бросили свои кухни, и тотчасъ пошли противъ Себотендорфа, который съ большимъ трудомъ и не безъ потери, отступилъ по тому же направленію, какъ главнокомандующій его, Больё. Эта личная опасность заставила Наполеона учредить отрядъ, такъ названныхъ имъ вожатыхъ, состоящій изъ ветерановъ, по крайней мѣрѣ десяти лѣтъ на службѣ, которые безпрестанно находились при его особѣ, и, подобно Римскимъ тріаріямъ, были употребляемы только тогда, какъ требовались самыя отчаянныя усилія храбрости. Бессіеръ, въ послѣдствіи Герцогъ Истрійскій и Маршалъ Франціи, былъ назначенъ начальникомъ сего отборнаго отряда, который сдѣлался первоначальнымъ основаніемъ знаменитой Императорской Наполеоновой Гвардіи.

Переходъ чрезъ Минчіо заставилъ Австрійцевъ отступить въ предѣлы Тироля; и ихъ можно бы считать совершенно изгнанными изъ Италіи, если бъ въ Мантуѣ и на Миланской цитадели не развѣвались еще Императорскія знамена. Миланскій замокъ не слишкомъ былъ силенъ, и сдачи онаго можно было ожидать, какъ только жребій войны окажется противъ тѣхъ, которые имъ владѣли. Но Маишуа, по мѣстному своему положенію, была одна изъ тѣхъ почти неприступныхъ крѣпостей, которыя долго могутъ держаться сами собою, и быть принуждены къ сдачѣ развѣ только голодомъ.

Городъ и замокъ Маптуа расположены какъ бы на островѣ, имѣющемъ отъ пяти до шести миль въ квадратѣ, называемомъ Серагліо и образуемымъ тремя озерами, которыя соединяются съ рѣкою Минчіо или, лучше сказать, изъ оной вытекаютъ. Къ сему острову подъѣзжаютъ съ твердой земли по пяти насыпнымъ плотинамъ или дорогамъ, изъ которыхъ главная была въ 1796 году защищена правильнымъ укрѣпленіемъ, называемымъ, по причинѣ сосѣдства его съ Герцогскимъ дворцемъ, Ла Фаворитою. Другая оборонялась укрѣпленнымъ лагеремъ, расположеннымъ между крѣпостью и озеромъ, а третья горнверкомъ. Двѣ остальныя насыпи защищались только воротами и подъемными мостами. Мантуа, по своему низкому мѣстоположенію и окруженная водою въ жаркомъ климатѣ, есть городъ нездоровый; но воздухъ ея былъ еще гораздо гибельнѣе для осаждающей арміи (которая, болѣе подвергаясь дѣйствію стихій, состояла изъ большаго числа людей, непривыкшихъ къ этому воздуху) чѣмъ для гарнизона, который съ нимъ уже ознакомился и имѣлъ въ крѣпости разныя удобства.

Овладѣть столь сильною крѣпостью приступомъ было невозможно, хотя Бонапарте и говорилъ, что солдаты его роптали за то, что не было сдѣлано сего отчаяннаго покушенія. Но онъ обложилъ Мантуу многочисленными силами, и занялся принятіемъ различныхъ мѣръ, дабы проложить себѣ путь къ будущимъ побѣдамъ. Гарнизонъ былъ значителенъ и простирался отъ двѣнадцати до четырнадцати тысячъ человѣкъ, а то, чего не доставало въ укрѣпленіяхъ, которыя Австрійцы по самонадѣянности не позаботились исправишь, было замѣняемо природною силою мѣстоположенія. Между тѣмъ изъ пяти, ведущихъ къ крѣпости дорогъ, Бонапарте овладѣлъ четырью, такъ, что непріятель былъ отрѣзанъ отъ всего, находившагося внѣ стѣнъ города, имѣя сообщеніе съ твердою землею только чрезъ цитадель Ла Фавориту. Крѣпость была кругомъ обложена, и Генералу Серюрье поручена блокада, которая по овладѣніи четырью дорогами, могла быть производима числомъ людей, меньшимъ противъ гарнизона.

Для успѣха сей блокады нужно было войти въ сношенія съ древнею Венеціанскою Республикою. Съ этимъ почтеннымъ правительствомъ Наполеонъ могъ дѣлать все, что ему было угодно; ибо хотя оно и могло бы послать значительную армію въ помощь Австрійцамъ, къ которымъ Аристократическій Сенатъ его конечно былъ расположенъ, однако жъ, находясь въ дружбѣ съ Французскою Республикою, Венеціянцы боялись сдѣлать слиткомъ смѣлый шагъ и, тщетно надѣясь, что нейтралитетъ ихъ будетъ уваженъ, они увидѣли совершенное разрушеніе власти Австрійцевъ прежде принятія какой либо рѣшительной мѣры для ополченія ли на ихъ защиту, или для отклоненія отъ себя гнѣва побѣдителя. Но когда Бонапарте, перешедъ чрезъ рѣку Мничіо, занялъ на лѣвомъ берегу оной Венеціянскія владѣнія, то пришлось чрезъ уступки отыскивать то уваженіе къ правамъ независимой земли, которое, столь гордая нѣкогда Аристократія Венеціи, пропустила удобный случай обеспечить себѣ силою.

Нѣкоторое обстоятельство весьма имъ въ этомъ дѣлѣ не благопріятствовало. Лудовикъ XVIII, подъ частнымъ именемъ Графа Лильскаго, былъ принятъ Республикою и получилъ позволеніе остаться въ Веронѣ, гдѣ онъ жилъ самымъ уединеннымъ образомъ. Дозволеніе принять сего знаменитаго изгнанника было почти вымолено Венеціанскимъ правительствомъ у Революціонныхъ Владыкъ Франціи, съ такою низостью, что только уважая доброе намѣреніе, мы смотримъ на поступокъ древнихъ повелителей; Адріатическаго моря больше съ жалостью, чѣмъ съ презрѣніемъ. Но когда оплотъ Австрійской силы пересталъ существовать между побѣдоносною Французскою арміею и Венеціанскими владѣніями; когда окончательное покореніе Сѣверной Италіи свершилось: то Директорія настоятельно потребовала удаленія Графа Лильскаго изъ предѣловъ Республики, и Венеціанскій Сенатъ принужденнымъ нашелся ему сіе предписать.

Знаменитый изгнанникъ вознегодовалъ за сіе нарушеніе гостепріимства; и до отъѣзда своего требовалъ, чтобы имя его, вписанное въ Золотую Книгу Республики, было изъ оной вычеркнуто, и чтобы доспѣхъ, подаренный Генрихомъ IV Венеціи, былъ возвращенъ его потомку. Отъ исполненіе сихъ требованій уклонились, какъ можно было ожидать при подобныхъ обстоятельствахъ, и будущій Монархъ Франціи выѣхалъ изъ Вероны 2І Апрѣля 1796 года въ армію Принца Конде, въ которую онъ вознамѣрился вступишь, не принимая никакого начальства, но сражаясь простымъ волонтеромъ, по званію своему перваго дворянина Франціи. Другіе, менѣе знаменитые эмигранты, числомъ нѣсколько сотъ человѣкъ, нашедшіе себѣ убѣжище въ Италіи, въ слѣдствіе успѣховъ при Лоди и при Боргетто, также были принуждены удалиться въ разныя мѣста.

Бонапарте, тотчасъ послѣ сраженія при Боргетто и послѣ перехода чрезъ рѣку Минчіо, занялъ городъ Beрону, объявивъ начальству онаго, что если бъ искатель Французскаго престола, какъ онъ называлъ его, не выѣхалъ изъ Вероны до его туда прибытія, то онъ сжегъ бы до основанія городъ, который, признавая его Королемъ Франціи, симъ поступкомъ присвоилъ бы себѣ видъ столицы Республики. Это безъ сомнѣнія должно было понравиться въ Парижѣ; но Бонапарте очень хорошо зналъ, что Лудовикъ не былъ принятъ въ Венеціянскія владѣнія, какъ наслѣдникъ престола его брата, но что ему только оказали гостепріимство, какъ несчастному Принцу, который, соображая права свои и титла со своимъ положеніемъ, довольствовался, какъ частный человѣкъ, тѣмъ, чтобы найти себѣ убѣжище отъ бѣдствій, его преслѣдующихъ.

Нейтралитетъ Венеціи былъ однако же на время признанъ, хотя несовершенно по уваженію къ правамъ народнымъ; ибо Наполеонъ не безъ труда успѣлъ оправдаться въ томъ, что онъ не забралъ безъ околичностей всего, что могъ на землѣ и изъ доходовъ сей республики, хотя и сохранившей свой нейтралитетъ до послѣдней крайности. Онъ на этотъ разъ удовольствовался занятіемъ Вероны и другихъ принадлежащихъ Венеціи мѣстъ по рѣкѣ Адижу. "Вы слишкомъ слабы, " сказалъ онъ Прозелитору Фескарелли: «для того, чтобы имѣть притязанія на нейтралитетъ съ нѣсколькими сотнями войска противъ двухъ такихъ Державъ, каковы Франція и Австрія. Австрійцы не щадили вашихъ владѣній, когда сіе было сообразно съ ихъ выгодами, а въ вознагражденіе за то, я долженъ занять пространство, заключаемое линіею Адижа.»

Но онъ думалъ, что благоразуміе требуетъ дозволить западнымъ областямъ Венеціи сохранить нейтралитетъ, который Венеціянское правительство для собственной своей безопасности не захочетъ потерять; между тѣмъ, какъ въ противномъ случаѣ, при занятіи оныхъ Французами, какъ побѣдителями, сіи робкіе люди, не державшіе ни чьей стороны, могутъ превратиться въ раздраженныхъ непріятелей. И во всякомъ случаѣ, для охраненія завоеванной земли, которая, будучи нейтральною, сама себя защищала, надобно было бы раздѣлить Французскія силы, которыя Бонапарте желалъ сосредоточить. По симъ расчетамъ, если не по уваженію къ справедливости, Бонапарте не занималъ Венеціянскія владѣнія, бывшія у него подъ руками, въ томъ убѣжденіи, что послѣ совершеннаго разбитія Австрійцевъ въ Италіи, ему еще удобнѣе будетъ захватить сію добычу, лишенную всякой защиты. Размѣстивъ по надлежащему свою армію и приготовя къ предназначаемымъ имъ движеніямъ нѣсколько дивизій, онъ возвратился въ Миланъ пожинать новые успѣхи.

Первымъ изъ оныхъ было отложеніе Короля Неаполитанскаго отъ Австрійцевъ, къ которымъ однако же, по родственнымъ его связямъ, онъ все оставался приверженъ, хотя въ послѣднее время съ меньшею ревностью. Кавалерія его гораздо лучше дралась въ дѣлѣ при рѣкѣ Минчіо, чѣмъ съ нѣкотораго времени сіе водилось въ Неаполитанскомъ войскѣ, и отъ того много пострадала. Король, устрашенный своею потерею, просилъ перемирія, которое легко получилъ, ибо какъ его владѣнія лежали на самомъ концѣ Италіи, а силы простирались по меньшей мѣрѣ до шестидесяти тысячъ человѣкъ, то важно было обезпечить себѣ нейтралитетъ державы, могшей сдѣлаться опасною и не находившейся подъ непосредственнымъ надзоромъ Французовъ. Неаполитанскій посланникъ былъ отправленъ въ Парижъ для окончательнаго заключенія мира; а между тѣмъ солдаты Короля обѣихъ Сициліи, отозванные изъ арміи Больё, возвратились на свою родину. Неаполитанскій Дворъ продолжалъ однако же колебаться, уступая поперемѣнно внушенію ненависти къ Французамъ Королевы (сестры Маріи Антуанеты) или боязни превосходства Французскихъ силъ.

Гроза сбиралась надъ священною главою Папы. Феррара и Полонія, принадлежавшія Святому Престолу, были заняты Французскими войсками. Въ послѣднемъ городѣ, четыреста человѣкъ Папскихъ солдатъ попали въ плѣнъ съ Кардиналомъ, оными начальствовавшимъ. Сановника сего отпустили на честное слово. Но когда его потребовали въ главную Французскую квартиру, то Его Преосвященство отказался повиноваться, и очень позабавилъ республиканскихъ Офицеровъ отговоркою, что Папа освободилъ его отъ даннаго имъ обязательства. Въ послѣдствіи однако жъ и во Французской службѣ нашлись чиновные офицеры, которые безъ зазрѣнія совѣсти нарушили свое слово, не ссылаясь даже на разрѣшеніе Папы. Встревоженный приближающеюся опасностью. Римскій Дворъ отправилъ Испанскаго Министра Азару съ уполномочіемъ для заключенія перемирія. Наполеонъ въ особенности отличался тѣмъ, что онъ зналъ, когда должно щадишь и когда разить. Правда, что Римъ былъ такой непріятель, котораго Франція или по крайней мѣрѣ управлявшіе въ то время оною и ненавидѣли и презирали; но настоящее время не благопріятствовало мщенію. Отдѣленіе туда достаточныхъ силъ, ослабило бы Французскую армію въ Сѣверной Италіи, куда уже прибыли свѣжія Нѣмецкія войска; и это подвергло бы тѣмъ большей опасности, что Англичане могли послать въ Италію, выводимыя ими изъ Корсики войска, простирающіяся до шести тысячъ человѣкъ. Но хотя сіи обстоятельства и побудили Наполеона вступить съ Папою въ переговоры, а Его Святѣйшество былъ принужденъ купить перемиріе на весьма суровыхъ условіяхъ. Двадцать одинъ милліонъ франковъ чистыми деньгами, значительное количество фуража и военныхъ снарядовъ; уступка Анконы, Колоніи и Феррары, кромѣ сотни лучшихъ картинъ, статуй и другихъ изящныхъ произведеній, по выбору находящагося при Французской арміи Комитета Художниковъ, сдѣлались цѣною прекращенія на короткое время военныхъ дѣйствій. Особенною статьею было выговорено съ республиканскимъ тщеславіемъ, чтобы бюсты старшаго и младшаго Брутовъ вошли въ число уступленныхъ вещей; такъ-то Бонапарте исполнилъ свое хвастливое обѣщаніе возстановить въ Капитоліи статуи знаменитыхъ мужей древняго Рима.

Эрцгерцогъ Тосканскій въ слѣдъ за симъ подвергся республиканскому игу. Принцъ сей дѣйствительно ничѣмъ не оскорбилъ Французскую республику; напротивъ того, онъ имѣлъ право хвалиться передъ нею тѣмъ, что онъ первый _у изъ Европейскихъ Государей призналъ ее законнымъ правительствомъ, и всегда состоялъ съ нею въ тѣсной дружбѣ. Казалось бы также, что между тѣмъ, какъ справедливость требовала, чтобы Государю сему была оказана пощада, сіе не противорѣчило даже самымъ выгодамъ Франціи. Земли его не могли имѣть вліянія на жребій угрожающей войны, поелику онѣ лежали на западной сторонѣ Аппенинскихъ горъ. При этихъ обстоятельствахъ взятіе его Музеума или обремененіе налогомъ его владѣній, показалось бы несправедливостью противъ самого давняго союзника Французской Республики; почему Бонапарте удовольствовался тѣмъ, что занялъ принадлежащую Великому Герцогу гавань Ливорну, взялъ въ казну Англійскіе товары, ввезенные его подданными, и совершенно разорилъ торговлю, процвѣтавшую въ одномъ только этомъ Герцогствѣ. Главная цѣль Французовъ состояла въ томъ, чтобы захватить Англійскіе купеческіе корабли, которые, понадѣясь на уваженіе правъ нейтральной державы, стояли въ большомъ числѣ на рейдѣ; Англійскіе купцы были въ пору извѣщены, для того, чтобы успѣть отплыть въ Корсику; но большая часть ихъ товаровъ досталась Французамъ.

Между тѣмъ, какъ Французскій полководецъ такимъ образомъ нарушалъ нейтралитетъ Великаго Герцога, внезапнымъ занятіемъ лучшей его гавани и разореніемъ торговли его государства, несчастный Государь сей былъ принужденъ принять его, какъ истиннаго друга во Флоренціи, съ уваженіемъ и съ признательностью за его благорасположеніе, а Тосканскій Министръ Мангредини старался накинуть покровъ приличія на поступокъ съ Миворною, говоря, что Англичане болѣе имѣли власти въ сей гавани, чѣмъ самъ Великій Герцогъ. Бонапарте не разсудилъ за благо прибѣгать къ отговоркамъ. — "Французскій флагъ, " сказалъ онъ: «былъ оскорбленъ въ Ливорнѣ; вы не имѣли довольно силы для того, чтобы заставить уважать его: почему Директорія приказала мнѣ занять сей городъ.» — Вскорѣ послѣ сего, Бонапарте, на пиршествѣ, данномъ ему Великимъ Герцогомъ во Флоренціи, получилъ извѣстіе, что Миланская цитадель наконецъ сдалась. Въ восхищеніи, онъ потеръ себѣ руки, и, обратясь къ Великоаіу Герцогу, замѣтилъ: «что Императоръ, братъ его, потерялъ теперь свое послѣднее владѣніе въ Ломбардіи.» Читая сіе описаніе обидъ и притѣсненій, чинимыхъ сильнымъ слабому, нельзя не вспомнить сравненіе самого Наполеона, который говорилъ, что союзы Франціи съ мелкими державами имѣютъ сходство съ исполиномъ, обнимающимъ карлу. "Бѣдный карло, " присовокуплялъ онъ: «едва не задыхался въ объятіяхъ своего друга; хотя исполинъ вовсе того не желалъ, и не могъ сдѣлать иначе.»

Между тѣмъ, какъ Бонапарте заключалъ такіе союзы съ нѣкоторыми изъ старыхъ Италіянскихъ державъ, или лучше сказать, отлагалъ до времени ихъ истребленіе, собирая съ нихъ за сіе значительныя дани, онъ никакъ не терялъ изъ вида главной цѣли Французской Директоріи, которая состояла въ томъ, чтобы возмутить сосѣдственныя земли и ввести въ нихъ Республиканское правленіе, соотвѣтствующее принятому Великимъ Народомъ.

Планъ сей былъ по многимъ отношеніямъ превосходно обдуманъ. Во всѣхъ государствахъ, въ которыя Французы вторгались, или которыя они завоевывали, находились, какъ мы уже сказывали, люди, способные быть членами революціоннаго правительства и готовые, по своему прежнему положенію и привычкамъ, содѣлаться оными. Такіе люди всегда сыщутъ себѣ между чернью большаго города сообщниковъ, привлекаемыхъ надеждою грабежа и соблазнительнымъ обѣщаніемъ вольности, ведущей къ уравненію имуществъ. Снабженные такимъ образомъ матеріялами для своего зданія, Французы имѣли въ штыкахъ своихъ довольно силы, для того, чтобы отбить охоту имъ препятствовать; и Французская Республика могла надѣяться скоро войти въ сношенія съ государствами, управляемыми такими людьми, которые, получивъ мѣста свои чрезъ Францію, въ слѣдствіе того были бы обязаны удовлетворять всѣмъ ея требованіямъ, хотя бъ и несправедливымъ.

Такое распоряженіе доставило Французскому правительству способы извлечь отъ сихъ подчиненныхъ Республикъ всѣ выгоды, которыя только возможно было отъ нихъ получить, не подвергаясь, между тѣмъ, осужденію за налоги отъ своего имени. Въ нѣкоторыхъ земляхъ есть обычай, когда корова, потерявшая теленка, не даетъ молока, ставить передъ нею набитую чучелу ея теленка, какъ будто бы онъ былъ живой. Обманутая симъ средствомъ корова перестаетъ упрямиться и позволяетъ себя доить. Подобно сему, призракъ независимости, показанный Батавіи и другимъ союзнымъ Республикамъ, привелъ Францію въ состояніе обложить земли сіи податями, которыя, подъ видомъ уплаты оныхъ своимъ правительствамъ, переходили на дѣлѣ въ руки ихъ жадныхъ союзниковъ. Бонапарте зналъ, что отъ него ожидаютъ распространенія сей системы въ Италіи и ускоренія въ завоеванныхъ земляхъ сей плодоносной страны такого политическаго преобразованія; но кажется, что вообще онъ считалъ почву еще не совершенно приготовленною для собиранія республиканской жатвы. Хоть онъ и увѣряетъ, будто бы жители Болоніи, Реджіо и другихъ областей, нетерпѣливо желали присоединиться къ Французамъ, какъ союзники и искренніе друзья; но даже и эти выраженія его, ограниченностью своею показываютъ, что чувства Италіянцевъ вообще не слишкомъ благопріятствовали революціи, которой желала и которую старалась произвесть Директорія.

Бонапарте дѣйствительно во всѣхъ своихъ воззваніяхъ объявлялъ жителямъ проходимыхъ имъ земель, что онъ воюетъ не съ ними, а съ ихъ правительствами, и отдавалъ своимъ подчиненнымъ строжайшіе приказы о соблюденіи порядка. Хотя сіе и спасало жителей отъ грабительства Французскихъ солдатъ, но не уменьшало тягости дани, которая налагалась вообще на всю землю, и которой бѣдный и богачъ платили каждый свою долю. Ихъ грабили съ правильностью и съ порядкомъ, но тѣмъ не менѣе грабили; и самъ Бонапарте объявляетъ намъ, что необходимость содержать на ихъ счетъ Французскую армію, очень замедляла въ Италіи ходъ вводимыхъ имъ понятій. "Нельзя, " говоритъ онъ съ откровенностью: «въ то же время отнимать у народа его способы существованія, и увѣрять его, что поступая такимъ образомъ, вы его другъ и благодѣтель.»

Въ Запискахъ Острова Св. Елены описываетъ онъ сожалѣніе умныхъ и разсудительныхъ людей о томъ, что въ Римѣ, источникѣ и вертепѣ суевѣрія, не произошло революціоннаго переворота, но откровенно признается, что не пришло еще время для того, чтобы пускаться на такія крайности, и что онъ удовольствовался, отобравъ у Римскаго Престола его деньги и другія сокровища, въ ожиданіи благопріятной минуты для совершеннаго уничтоженія сей древней Іерархіи.

Не безъ труда Бонапарте успѣлъ растолковать Директоріи пользу сихъ выжидательныхъ мѣръ, и склонить ее къ одобренію оныхъ. Она составила себѣ ложное понятіе о странѣ сей и о свойствахъ народа, желая вдругъ возмутить Римъ, Неаполь и Тоскану.

Наполеонъ, болѣе благоразумный, оставилъ эти обширныя страны во власти ихъ старыхъ и слабыхъ правительствъ, принудя ихъ платить ему деньгами и припасами за продолженіе существованія, которое онъ, при первомъ удобномъ случаѣ, располагалъ уничтожить. Мы не возьмемся объяснять, какъ заключали о политикѣ его въ дипломатическомъ смыслѣ, но въ частной жизни ее справедливо бы назвали безчестною. Въ нравственномъ отношеніи, она походитъ на поступокъ разбойника, который, отобравъ у путешественника все за выкупъ его жизни, заключаетъ насиліе свое убійствомъ. Говорятъ, и мы не имѣемъ причинъ въ томъ сомнѣваться, будто бы Папа также поступалъ не искренно, а старался только немедленною покорностью продлить время до тѣхъ поръ, пока Австрійцы усилятся въ Италіи. Но обязанность историка заставляетъ насъ рѣшительно сказать, что вѣроломство одной стороны въ какомъ либо договорѣ не можетъ служишь извиненіемъ другой, и что заключаемыя двумя народами условія, особенно со стороны сильнѣйшаго, должны быть столь же чисты въ своихъ видахъ и съ такою же точностью исполнены, какъ тогда, когда бы противники равномѣрно соблюли всю искренность. Если сильнѣйшій судитъ иначе, то онъ имѣетъ въ своихъ рукахъ власть продолжать войну; онъ долженъ, обнаруживъ лживость слабѣйшаго непріятеля, наказать его, не стараясь превзойти его въ обманѣ, къ которому онъ прибѣгъ только по чувству своей слабости, — подобно зайцу, всячески старающемуся обмануть собакъ, когда ужъ онъ не видитъ другой надежды къ спасенію. Полезно было бы для свѣта, если бъ лживость и лукавство также были изгнаны изъ народныхъ договоровъ, какъ при частныхъ сдѣлкахъ во всѣхъ просвѣщенныхъ земляхъ.

Но хотя симъ государствамъ, которыхъ владѣтели могли покупать себѣ деньгами пощаду, и позволено было остаться на время при прежнемъ ихъ образѣ правленія, а казалось, что для Ломбардіи, откуда Австрійцы были почти совершенно выгнаны, и гдѣ не осталось даже призрака прежняго правительства, было сдѣлано исключеніе. Посему единомышленники Французовъ въ сей области и многочисленное сословіе, возбужденное надеждою независимости, нетерпѣливо ожидали объявленія объ освобожденіи ихъ отъ Австрійскаго ига и учрежденія у нихъ, подъ покровительствомъ Франціи, Республики по образцу существующей у Великаго Народа. Но хотя Бонапарте поддерживалъ людей, питающихъ сей образъ мыслей и писателей, распространяющихъ оный, а онъ имѣлъ двѣ важныя причины медлить въ этомъ дѣлѣ. Во-первыхъ, если бъ Франція, даровавъ Ломбардіи свободу, превратила ее изъ завоеванной области въ союзницу, то ей пришлось бы отказаться отъ взысканія съ освобожденной земли налоговъ, которыми была содержима и уплачиваема Наполеонова армія. Притомъ, если бъ сіе затрудненіе и не существовало, то слѣдовало имѣть въ виду тайную цѣль Директоріи, которая, при заключеніи мира съ Императоромъ Австрійскимъ, намѣревалась требовать уступки Бельгіи и Люксамбурга, какъ областей, выгодныхъ по своему положенію для Франціи, и по симъ обстоятельствамъ, даже скорѣе бы согласилась опять отдать Ломбардію въ его владѣніе, чѣмъ не получить сихъ желаемыхъ земель. Учреждать новую Республику въ странѣ, которую она располагала возвратить ея прежнему Государю, значило бы поставлять преграду своимъ собственнымъ дѣламъ. Посему Наполеону предлежала трудная обязанность: вмѣстѣ и одобрять у Ломбардскихъ республиканцевъ образъ мыслей, побуждающій ихъ просить отдѣльнаго правительства, и забавлять ихъ, чтобы они терпѣливо ожидали событій, которыя, какъ онъ втайнѣ былъ увѣренъ, никогда не могли случиться. Мы въ послѣдствіи увидимъ, чѣмъ сіе кончилось. Достаточно будетъ замѣтить, что поступки Франціи съ Республиканцами, которыхъ она не намѣревалась поддержать, были столь же коварны, какъ и переговоры ея съ прежними правительствами. Она продавала послѣднимъ обманчивыя надежды обеспеченія, и подстрекала первыхъ къ такому образу мыслей и мнѣніямъ, которыя должны были сдѣлаться для нихъ гибельными въ случаѣ возвращенія Ломбардіи прежнимъ ея правителямъ, которое Директорія въ тайнѣ замышляла. Такова почти всегда опасность, которой подвергаются люди, ввѣряющіе чужому народу успѣхъ замысловъ своихъ противъ отечества. Слишкомъ могущественный ихъ союзникъ во всякое время готовъ пожертвовать ими для своихъ собственныхъ выгодъ.

Описавъ слѣдствія, произведенныя на Итальянскія государства Наполеоновымъ краткимъ, но блистательнымъ походомъ, мы должны изобразить вліяніе, которое побѣды его имѣли на самую Австрію. Оно оказалось совершенно соотвѣтственнымъ ея народному духу. Таже самая медленность, по которой Австрійское правительство столь долго пропускало пользоваться благопріятными для него обстоятельствами, по которой оно наблюдало такую осторожность при исполненіи своихъ намѣреній, и такъ неохотно принимало, или не хотѣло понять новой системы тактики, даже послѣ неоднократнаго испытанія на себѣ ея ужасныхъ дѣйствій, имѣетъ и хорошую свою сторону въ твердой рѣшительности, въ рѣдкомъ терпѣніи и въ непоколебимой стойкости духа. Медленность и упорство Австріи, которыя иногда грозили ей погибелью, покрайней мѣрѣ часто вознаграждалось непреклонною ея твердостью и мужествомъ въ несчастіяхъ.

Въ настояньемъ случаѣ, Австрія вполнѣ обнаружила разнообразныя свойства, нами ей приписанныя. Быстрыя и непрерывныя побѣды Наполеона показались ея только дерзкимъ полетомъ молодаго орла, который, по самонадѣянности своей, слишкомъ много полагается на силу своихъ крыльевъ. Императорскій Совѣтъ опредѣлилъ подкрѣпить ослабѣвшее въ Италіи войско новыми силами, сколько возможно будетъ оныхъ набрать для одержанія поверхности надъ Французами, хотя бы съ опасностью ослабить армію свою на Рейнѣ. Фортуна въ странѣ сей, хотя также измѣняющаяся, вообще болѣе благопріятствовала Австрійцамъ, чѣмъ во всѣхъ прочихъ мѣстахъ, и, казалось, позволяла имъ отдѣлить значительное подкрѣпленіе отъ восточныхъ границъ, гдѣ они хоть иногда побѣждали — въ Италію, гдѣ съ тѣхъ поръ, какъ Бонапарте перешелъ чрезъ Альпы, они постоянно были поражаемы.

Больё, стараго и несчастнаго, нельзя было долѣе считать способнымъ противодѣйствовать его юному, изобрѣтательному и дѣятельному сопернику. Говорятъ, что онъ притомъ сердился на Императорскій. Совѣтъ за присылку сотрудниковъ, бывшихъ причиною неудачъ его^[14]. Въ слѣдствіе сего онъ былъ отозванъ, подпавъ немилости, которой не избѣгаетъ несчастіе; и начальство надъ остальными его войсками, отступившими назадъ и безопасно поставленными имъ въ Тиролѣ, было временно ввѣрено старому Меласу.

Между тѣмъ Вурмзеръ, почитаемый однимъ изъ лучшихъ Австрійскихъ Генераловъ, получилъ повелѣніе, взявъ тридцать тысячъ человѣкъ изъ Императорской арміи на Рейнѣ, пройти чрезъ Тироль, набрать сколько возможно рекрутъ въ сей воинственной землѣ, и принять начальство надъ Австрійскою арміею, которая, будучи изгнана изъ Италіи, стояла на границахъ оной, вѣроятно питая желаніе опять пріобрѣсти свое народное превосходство въ плодоносной странѣ, изъ которой она такъ недавно была вытѣснена.

Дабы отразить сбирающуюся грозу, Бонапарте употребилъ всѣ усилія къ овладѣнію Мантуей до прибытія многочисленной Австрійской арміи, которая прежде всего, безъ сомнѣнія, постарается заставишь снять осаду сей важной крѣпости. Поелику планъ, внезапно взять городъ и замокъ отрядомъ, долженствовавшимъ ночью переправиться на ботахъ въ Серагліо, то есть, на островъ, на которомъ стоитъ Мантуа — совершенно не удался, то Бонапарте былъ принужденъ открыть траншеи и вести правильную осаду. Австрійскій Генералъ Канто-д’Ирль, на предложеніе о сдачѣ, отвѣчалъ, что ему приказано защищать крѣпость до послѣдней крайности. Наполеонъ, съ своей стороны, привезъ всѣ орудія, которыя можно было набрать изъ сосѣднихъ городовъ и крѣпостей, и атака и оборона начались упорно съ обѣихъ сторонъ. Французы всячески усиливались овладѣть городомъ, прежде чѣмъ Вурмзеръ выступитъ въ походъ; а губернаторъ рѣшился продлить свою оборону, если возможно, до тѣхъ поръ, пока онъ будетъ освобожденъ приближеніемъ сего Генерала. Но, не смотря на пущенныя въ большомъ количествѣ ядра и бомбы, на отчаянныя вылазки и приступы, много еще произошло сраженій и много пролито крови, прежде чѣмъ Наполеону опредѣлено было успѣть въ этомъ важномъ дѣлѣ.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

---

1. На счетъ правописанія сего имени возникъ нелѣпый споръ, который, какъ часто бываетъ, изъ пустяковъ, сдѣлался важнымъ предметомъ пренія. Бонапарте, откинувъ лишнюю букву", которую употреблялъ въ своемъ имени отецъ его, принялъ новѣйшее правописаніе. Это сочли съ его стороны покушеніемъ сблизить свое имя съ Французскимъ языкомъ, и, какъ бездѣлка, гласная сія была съ упрямствомъ опять вставлена въ его имя писателями, полагавшими, что политика требовала не дозволять счастливому полководцу отстранять отъ себя малѣйшій признакъ его Италіягскаго происхожденія, котораго онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ бы ни скрыть, ни отвергнуть, даже еслибъ и имѣлъ эту мысль. Въ свидѣтельствѣ о рожденіи, имя его написано Napoleon Bonaparte, хотя отецъ его тамъ же подписался Carlo Buonaparte. По всему кажется, что на это обстоятельство не было обращаемо вниманія.
2. Мать Летиціи Рамолини, жены Карла Бонапарте, вышла за мужъ за Швейцарскаго офицера во французской службѣ, по имени Феша, послѣ смерти отца Летиціи.
3. Онѣ были нѣсколько лѣтъ тому назадъ сообщены автору Гг. Іосифомъ и Лудовикомъ Ла, братьями Генерала Лористона, любимаго Адъютанта Бонапарте. Изъ нихъ Іосифъ былъ воспитанъ въ Бріеннѣ, но уже послѣ Наполеона. Братъ ихъ, имъ отличенный, былъ его современникъ.
4. Такъ говорятъ Корсиканцы о первомъ подвигѣ ихъ знаменитаго соотечественника. Но должно думать, что Бонапарте былъ уже прежде употребленъ въ Февралѣ мѣсяцѣ 1793 года. Адмиралъ Трюге, съ сильнымъ флотомъ и съ многочисленнымъ на ономъ войскомъ, нѣсколько недѣль стоялъ на якорѣ въ Корсиканскихъ портахъ, приготовляясь къ высадкѣ въ Сардинію. Наконецъ, получивъ подкрѣпленіе, онъ отправился исполнять свою порученность. Полагаютъ, что Бонапарте сопутствовалъ сему Адмиралу, о способностяхъ и умѣ котораго онъ весьма презрительно отзывается въ Запискахъ Острова Св. Елены. Бонапарте овладѣлъ нѣсколькими батареями въ проливѣ Св. Бонифація; но какъ экспедиція сія не удалась, то она вскорѣ была оставлена.
5. Этого, однако жъ, не должно принимать буквально; ибо достойно замѣчанія, что въ то время, какъ онъ достигъ величайшей власти, семейству его досталось на раздѣлъ наслѣдство, лежащее поблизости Аячіо. Первый Консулъ или Императоръ получилъ на свою долю оливковый садъ.
6. Письмо сіе было напечатано бъ Монтиерѣ 10 Декабря 1795 года. Но чрезъ нѣсколько дней, по взятіи Тулона, Конвентъ объявилъ оное подложнымъ.
7. Г. Граммъ Балгоуанъ, нынѣ Лордъ Лейндокъ. Онъ пошелъ на вылазку, и когда дѣло завязалось, то схвативъ ружье и суму убитаго солдата, далъ столь хорошій примѣръ войску, что много содѣйствовалъ къ успѣху сей вылазки.
8. Сардинцы были вытѣснены изъ Поль ли Тенде 7 Мая 1794 года.
9. По свидѣтельству покойнаго Джона Филиппа Кембле.
10. Наполеону было тогда двадцать шесть лѣтъ отъ роду. Іозефина поставила себѣ въ свадебномъ договорѣ двадцать восемь.
11. Одна знатная госпожа, жившая нѣсколько времени въ томъ монастырѣ, гдѣ Іозефина воспитывалась, слышала отъ нея объ этомъ предсказаніи, и сама сообщила его автору, во время Итальянскаго похода, когда Наполеонъ начиналъ дѣлаться извѣстнымъ. Къ этому предсказанію обыкновенно прибавляютъ: что особа, до которой оно относилось, должна была умереть въ богадѣльнѣ, что въ послѣдствіи объяснилось удаленіемъ ея въ Мальмезонъ, Но сіе послѣднее обстоятельство сообщено автору не тою же особою. Упомянутая госпожа всегда отзывалась съ наивеличайшею похвалою о простотѣ въ обращеніи и о чрезвычайномъ добродушіи госпожи Богарне.
12. Mémoires écrits à St. Hélène, sous la dictée de l’Empereur, par le Général Comte de Montholon, vol. III, p. 192. — 5 vols. 8. Paris. 1825.
13. Говорили, будто бы въ Фарсѣ, представленной на публичномъ театрѣ по соизволенію Бонапарте, Папа былъ выведенъ на сцену въ полномъ облаченіи своего сана. Это не могло быть принято народомъ, исповѣдающимъ Католическую вѣру, иначе, какъ за оскорбленіе святыни, и не согласуется съ общимъ поведеніемъ Наполеона. Смотри однако жъ: Tableau des premières guerres de Bonaparte, par le Chevalier Michaud de Villete. p. 41. Paris. 1815.
14. Слѣдующее письмо явилось въ Журналахъ, какъ перехваченное донесеніе Больё Военному Совѣту. Оно, можетъ статься, подложное, но заслуживаетъ быть сохраненнымъ по выраженному въ немъ негодованію, которое долженствовалъ чувствовать заслуженный Генералъ сей, писалъ ли онъ упомянутое письмо, или нѣтъ. Должно припомнить, что Аржанто, на котораго онъ жалуется, былъ виновникомъ его примѣрнаго несчастія при Монте-Нотѣ. Смотри стр. 152. "Я просилъ у васъ Генерала, а вы прислали мнѣ Аржанто — я совершенно знаю, что онъ знатный баринъ, и что его должно сдѣлать Фельдмаршаломъ Имперіи, для вознагражденія за то, что у меня осталось не болѣе двадцати тысячъ человѣкъ, а у Французовъ шестьдесятъ тысячъ. Еще увѣдомляю васъ, что я отступаю завтра — послѣ завтра — въ слѣдующій день — и далѣе — даже до самой Сибири, если они такъ далеко будутъ меня преслѣдовать. "Лѣта мои позволяютъ мнѣ говорить правду. Спѣшите заключить миръ, на какихъ бы то ни было условіяхъ. Moniteur. 1796. № 269.