Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть вторая (Скотт)/ДО

Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть вторая
авторъ Вальтер Скотт, пер. С. де Шаплета
Оригинал: англ. The Life of Napoleon Buonaparte, опубл.: 1827. — Перевод опубл.: 1831. Источникъ: az.lib.ru • Глава VI—Глава X.

ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТЕ
ИМПЕРАТОРА ФРАНЦУЗОВЪ.

править
Сочиненіе
Сира Вальтеръ-Скотта.
Перевелъ съ Англійскаго
С. де Шаплетъ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ Типографіи Александра Смирдина.
Печатать позволяется,

съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи представлены, были въ Цензурный Комитетъ три экземпляра.

С. Петербургъ, Іюля 14 дня, 1831 года.

Цензоръ В. Семеновъ.

ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА БОНАПАРТЕ.

править

ГЛАВА VI.

править

Рейнскій походъ. — Планъ онаго. — Вартенслебенъ и Эрцгерцогъ Карлъ оттѣснены назадъ Журданомъ и Моро. — Эрцгерцогъ соединяется съ Вартенслебеномъ и, разбивъ Журдана, принуждаетъ его отступить. — Моро также производитъ свое знаменитое отступленіе чрезъ Черный Лѣсъ. — Бонапартѣ, снявъ осаду Мантуи, поражаетъ Австрійцевъ при Сало и Лонато. — Французскій Генералъ Валеттъ разжалованъ за безпорядки при отступленіи — Лонато взятъ съ находившеюся въ немъ Французскою артиллеріею, 3 Августа. — Отбитъ обратно Массеною и Ожеро. — Чудное спасеніе Наполеона отъ плѣна въ Лонато. — Вурмзеръ, развитый при Лонато и Кастиліоне, отступаетъ къ Тренту и Ровередо. — Бонапарте занимаетъ прежнюю свою позицію передъ Мантуей. — Вліяніе, одержанныхъ Французами побѣдъ на разныя Италіянскія государства. — Непреклонность Австріи. — Вурмзеръ получаетъ подкрѣпленія. — Битва при Ровередо. — Французы побѣждаютъ, и Массена занимаетъ Трентъ. — Бонапарте разбиваетъ Вурмзера подъ Примолано, и 8 Сентября при Бассано. — Вурмзеръ бѣжитъ въ Виченцу. — Сраженіе при Арколѣ. — Вурмзеръ наконецъ запирается въ стѣнахъ Мантуи.

Читателю безъ сомнѣнія извѣстно, что Италія, по которой мы слѣдуемъ за побѣдоносными подвигами Наполеона, была не единственнымъ театромъ войны между Франціею и Австріею, но. что борьба, столь же упорная и болѣе сомнительная происходила на Рейнѣ, гдѣ великія воинскія способности. Эрцгерцога Карла состязались съ талантами Французскихъ Генераловъ Моро и Журдана.

Планъ, составленный Директоріею для похода. 1796 года, былъ исполинскій, и угрожалъ Австріи, ея могущественнѣйшей непріятельницѣ на твердой землѣ, совершеннымъ разореніемъ. Онъ былъ достоинъ генія Карно, его изобрѣтшаго, равно какъ Наполеона и Моро, которые его разсматривали и одобрили. Сообразно съ симъ планомъ, Бонапарте учредилъ

Италіянскій походъ, который увѣнчался такимъ успѣхомъ; въ немъ было Предположено, чтобы, не давая Австріи времени оправишься, Моро съ Самбрскою и Маасскою арміею двинулся впередъ къ западнымъ границамъ Германіи, подкрѣпляемый съ лѣвой стороны Журданомъ, предводителемъ Рейнской арміи, и чтобы оба Генерала продолжали итти впередъ до тѣхъ поръ, пока Моро достигнетъ позиціи, позволяющей учредить сообщеніе съ Наполеономъ чрезъ Тироль. По соединеніи всѣхъ Французскихъ силъ, въ срединѣ Австрійскихъ владѣній, Карно предназначалъ имъ двинуться къ Вѣнѣ и предписать Императору миръ подъ стѣнами его столицы.

Изъ сего великаго замысла, часть, ввѣренная Наполеону, была совершенно выполнена, и нѣсколько времени судьба битвъ казалась столько же благопріятствующею Франціи на Рейнѣ, какъ и въ Италіи. Моро и Журданъ, перешедъ въ Нейвидѣ и въ Келѣ чрезъ сію великую границу, раздѣляющую два народа, подвигались къ востоку по Германіи, составляя боевую линію на пространствѣ болѣе шестидесяти миль, до тѣхъ поръ, пока Моро перешелъ чрезъ рѣку Лехъ, и правымъ Флангомъ по чти коснулся Тирольскихъ владѣній, чрезъ которыя ему, по военному плану, слѣдовало учредишь сообщеніе съ Наполеономъ,

Во время сего движенія двухъ непріятельскихъ армій, простирающихся каждая до семидесяти пяти тысячъ человѣкъ, я приведшихъ въ ужасъ всю Германію, Австрійскій полководецъ Вартенслебенъ былъ тѣснимъ изъ одной позиціи въ другую Журданомъ, между тѣмъ, какъ Эрцгерцогъ Карлъ также не могъ держаться противъ Моро. Императорскіе Генералы были доведены до сей крайности тѣмъ, что войска ихъ уменьшились тридцатью пятью тысячами человѣкъ, которые, будучи отряжены, подъ начальствомъ Вурмзера, для подкрѣпленія остатковъ арміи Больё и для поправленія Австрійскихъ дѣлъ въ Италіи, находились на походѣ чрезъ Тироль. Но Эрцгерцогъ былъ вождь, столько же искусный, какъ предпріимчивый; изъ этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, онъ спасъ Австрійскую Имперію смѣлымъ и рѣшительнымъ движеніемъ. Оставя большую часть своей арміи для сопротивленія Генералу Моро, или по крайней мѣрѣ для удержанія его, Эрцгерцогъ двинулся съ остальными силами въ право, дабы соединиться съ Вартенслебеномъ и опрокинуть Журдана превосходнымъ въ этой точкѣ числомъ людей, слѣдуя тому же правилу, посредствомъ котораго Французы одержали столь многія побѣды. Журданъ былъ совершенно разбитъ, и принужденъ поспѣшно отступить въ безпорядкѣ, сдѣлавшемся еще гибельнѣе отъ возмущенія Нѣмецкихъ крестьянъ вокругъ его бѣгущей арміи. Моро, также не въ состояніи будучи держаться посреди Германіи, послѣ разбитія Журдана, прикрывавшаго его лѣвый флангъ, подобно ему принужденнымъ нашелся отступить; но онъ произвелъ сей обратный походъ съ такою быстротою, что отступленіе его чрезъ Черный Лѣсъ, гдѣ Австрійцы надѣялись его отрѣзать, всегда считалось достойнымъ быійь сравненнымъ съ великою побѣдою. Таковы были на Рейнѣ и внутри Германіи военныя дѣла, которыя не должно терять изъ вида, ибо онѣ имѣли вліяніе на движенія Италіянской армія, сперва по успѣхамъ Моро и Журдана, а потомъ по ихъ отступленію.

Когда отряды Вурмзеровой арміи напали вступать въ Тирольскую область Трентъ, гдѣ Австрійскій Генералъ учредилъ свою главную квартиру, то Бонапарте настоятельно потребовалъ, или присылки къ нему подкрѣпленій изъ Франціи, или движенія Рейнскихъ армій впередъ, для совокупнаго съ нимъ дѣйствія, какъ то было предположено въ первоначальномъ планѣ похода. Но онъ не получилъ никакой помощи; и хотя кампанія на Рейнѣ началась, какъ мы видѣли, въ Іюнѣ мѣсяцѣ, однако же поздно было думать о подкрѣпленіи Наполеона, ибо Вурмзеръ и всѣ силы его уже пришли, или приближались къ тому мѣсту, откуда полагалось начать дѣйствія проживъ Французской арміи въ Италіи.

Громовыя тучи, которыя такъ долго сбирались на Тирольскихъ горахъ, казалось, теперь были готовы разразиться. Вурмзеръ, имѣя у себя подъ начальствомъ до восьмидесяти тысячъ человѣкъ, сбирался выступить изъ Трента противъ Французовъ, которыхъ СИЛЫ, состоя едва ли изъ половиннаго противъ сего числа, были частью заняты осадою Мантуи, а частью разсѣяны по городамъ и деревнямъ на Адижѣ и Кіезѣ, для прикрытія дивизіи Серюрье, производившей осаду. Австрійскій ветеранъ, надѣясь на свою многочисленность, распорядилъ свои движенія такъ, чтобы вполнѣ воспользоваться побѣдою, въ одержаніи которой онъ былъ увѣренъ. — Съ неосторожностью, отъ которой несчастія Больё должны бы его предохранить, онъ растянулъ свои войска на такое обширное пространство, что ему весьма трудно было поддерживать между ними сообщеніе. Это въ особенности произошло съ его правымъ крыломъ, подъ начальствомъ Каздановича, Принца Рейсскаго и Генерала Оксская, которые были посланы по долинѣ, образуемой рѣкою Кіезою, съ повелѣніемъ итти на Бресчію. Сему отряду было предназначено, занявъ Бресчію, пресѣчь Французамъ отступленіе на Миланъ. Лѣвое крыло Вурмзеровой арміи, подъ предводительствомъ Меласа, долженствовало итти по обоимъ берегамъ Адижа, взявъ направленіе на Верону я между тѣмъ, какъ центръ, ведомый самимъ Австрійскимъ Фельдмаршаломъ, пошелъ бы на югъ по лѣвому берегу Гардскаго озера, взялъ бы Пескіеру, занимаемую Французами, и спустись по рѣкѣ Минчіо, освободилъ бы отъ осады Мантуу. Главная ошибка Австрійскаго плана состояла въ томъ, что пославъ дивизію Каздановича по Кіезкой долинѣ, Вурмзеръ отдѣлилъ широкимъ Гардскимъ озеромъ, уже занятымъ Французскою флотиліею, свое правое крыло отъ остальной арміи, и тѣмъ привелъ центръ свой и лѣвый флангъ въ невозможность, не только поддержать Каздановича, но даже имѣть извѣстія о судьбѣ его и движеніяхъ.

Изобрѣтательный геній Наполеона, увѣренный въ усердіи и въ дѣятельности Французскихъ войскъ, скоро нашелъ средство извлечь для себя выгоду изъ сего раздѣленія Австрійскихъ силъ. Онъ рѣшился не ожидать прихода Вурмзера и Меласа, а сосредоточивъ всѣ свои силы, двинуться въ Кіезскую долину, и воспользовавшись превосходствомъ силъ своихъ въ этомъ мѣстѣ, атаковать и разбить лѣвый флангъ Австрійской дивизіи, идущій подъ предводительствомъ Каздановича на Бресчію по восточному берегу озера.. Сіе предпріятіе требовало великаго пожертвованія. Для исполненія онаго необходимо слѣдовало снять осаду Мантуи. Наполеонъ не поколебался оставить это важное дѣло, не смотря ни на какую потерю, ибо его всегдашнимъ правиломъ было жертвовать всѣми побочными выгодами, и подвергаться всему, могущему случиться, для достиженія того, что онъ считалъ главною цѣлью похода. Серюрье, начальствовавшій осаднымъ войскомъ, тотчасъ получилъ приказаніе по возможности истребить орудія я снаряды, заготовленные съ такимъ великимъ трудомъ для сей осады. Сто пушекъ было оставлено въ траншеяхъ, и Вурмзеръ, по прибытіи своемъ въ Мантуу, нашелъ, что Бонапарте отступилъ съ поспѣшностью, похожею на страхъ.

Въ ночи на 31 Іюля произведено сіе движеніе, и, оставя дивизію Ожеро въ Боргетто, а дивизію Массены въ Пескіерѣ, для прикрытія, если можно, линіи рѣки Минчіо, Бонапарте двинулся съ арміею, которая, по его соображеніямъ, сдѣлалась превосходнѣе числомъ, на правое крыло Австрійцевъ, взявшее уже направленіе на Донато близь устья Гардекаго озера, съ тѣмъ, чтобы приблизиться къ Минчіо, и учредить сообщеніе съ Вурмзеромъ. Но Бонапарте, чрезъ быстрое свое движеніе, помѣстясь между двумя непріятельскими арміями, разбилъ "ддну дивизію праваго Австрійскаго крыла у Сало при озерѣ, а другую при Донато. Въ тоже самое время, Ожеро и Массена, оставя на занимаемыхъ имъ мѣстахъ при Боргетто и Пеокіерѣ достаточное количество людей, для того, чтобы держаться противъ Вурмзера, пошли ускореннымъ маршемъ на Бресчію, занятую другою дивизіею праваго Австрійскаго крыла. Но сей отрядъ, видя себя отрѣзаннымъ, и вообразивъ, что вся Французская армія нападетъ на него съ разныхъ сторонъ, началъ уже отступать къ Тиролю, изъ котораго онъ пришелъ, въ надеждѣ обойти Флангъ Наполеона и воспрепятствовать отступленію его на Миланъ. Нѣсколько Французскихъ войскъ было оставлено, дабы преслѣдовать ихъ и не дозволять имъ сбираться, между тѣмъ, какъ Массена и Ожеро быстро обратились назадъ къ берегамъ Минчіо, для поддержанія своихъ арріергардовъ, оставленныхъ ими въ Боргетто и Пескіерѣ по линіи рѣки сей.

Они однако жъ получили извѣстіе, заставившее ихъ пріостановить свое обратное движеніе. Оба арріергарда были принуждены оставить линію рѣки Минчіо, чрезъ которую Австрійцы прорвались. Арріергардъ Массены, подъ начальствомъ Генерала Пижона, отступивъ въ порядкѣ, успѣлъ занять Лонаmo; арріергардъ же Ожеро, побѣжавъ съ поспѣшностью и въ разстройствѣ, не остановился въ Кастиліонѣ, который Австрійцы заняли и окопались въ немъ. Валеттъ, предводительствовавшій симъ отрядомъ, былъ разжалованъ въ присутствіи своего войска за сей безпорядокъ; примѣръ, по храбрости Французскихъ Генераловъ, чрезвычайно рѣдкій въ ихъ службѣ.

Вурмзеръ очень обезпокоился на счетъ положенія своего праваго крыла, и рѣшился на все, чтобы только открыть сообщеніе съ Каздановичемъ. Но онъ могъ достичь Кіезекой долины и лѣваго берега Гардскаго озера, только пробившись сквозь дивизіи Массены и Ожеро. 5 Августа, на разсвѣтѣ, двѣ Австрійскія дивизіи, перешедшія чрезъ Минчіо, при преслѣдованіи Пижона и Валетта, съ наивеличайшею рѣшительностью устремились на Французскія войска, дабы возстановить сообщеніе между Главнокомандующимъ и правымъ крыломъ его.

Послѣдній арріергардъ Массены, сдѣлавшійся чрезъ обратное его движеніе авангардомъ, былъ разбитъ и Донато, имъ занимаемый, взятъ Австрійцами, съ Французскою артиллеріею и съ начальствовавшимъ оною Генераломъ. Но Австрійскій Генералъ, послѣ столь большаго успѣха, сдѣлалъ важную ошибку, растянувъ слишкомъ свою линію вправо, вѣроятно съ тою цѣлью, чтобы если можно, обойти Французовъ съ лѣваго фланга, и тѣмъ скорѣе открыть сообщеніе со своими войсками, находящимися на правомъ берегу Гардскаго озера: что составляло главную цѣль его атаки. Но этимъ движеніемъ, онъ ослабилъ центръ свой — ошибка, которою Массена тотчасъ воспользовался. Онъ составилъ двѣ сильныя колонны подъ предводительствомъ Ожеро, которыя возвратили ему побѣду, пробившись сквозь Австрійскую линію и взявъ обратно штыками Донато. Это движеніе конечно было просто и тоже самое, которое, чрезъ десять лѣтъ послѣ того, Наполеонъ употребилъ въ Аустерлицкомъ сраженіи; но оно требовало наивеличайшей быстроты и присутствія духа, дабы выбрать настоящую минуту для произведенія съ выгодою столь смѣлаго предпріятія. Если бъ оно не совершенно удалось, и если бъ непріятель устоялъ, то оно было бы чрезвычайно опасно, поелику атакующая колонна, вмѣсто того, чтобы ударить во флангъ разорванныхъ дивизій, сама могла быть разбита рѣшительнымъ начальникомъ и отважнымъ войскомъ, и подвергнуться тому самому вреду, который она предполагала нанести непріятелю. Въ настоящемъ случаѣ, нападеніе на центръ совершенно удалось. Австрійцы, увидя, что линія ихъ разорвана и Фланги стѣснены побѣдоносными колоннами Французовъ, пришли въ совершенное разстройство. Тѣ, которые были правѣе, бросились было впередъ, въ надеждѣ соединиться съ Каздановичемъ и съ остатками праваго крыла; по на нихъ напалъ съ переди Генералъ Соретъ, который содѣйствовалъ къ разбитію Каздановича 31 іюля; и въ то же время они были преслѣдуемы другимъ Французскимъ отрядомъ, который прорвался чрезъ ихъ центръ.

Такова была судьба праваго крыла Австрійцевъ въ сраженіи при Лонато, между тѣмъ, какъ и лѣвому не болѣе посчастливилось. Оно было атаковано съ наивеличайшею храбростью Генераломъ Ожеро, и вытѣснено изъ Кастиліоне_, которымъ оно завладѣло въ слѣдствіе безпорядочнаго отступленія Валетта. Ожеро свершилъ сей великій подвигъ цѣною множество храбрыхъ солдатъ; но Наполеонъ всегда вспоминалъ объ немъ, какъ о весьма важной услугѣ; и въ послѣдствіи; когда званія сіи стали раздаваться; онъ пожаловалъ Ожеро Герцогомъ Кастиліонскимъ. Послѣ сего пораженія; нельзя себѣ ничего представить безпорядочнѣе и бѣдственнѣе Австрійскихъ дивизій; которыя; сдѣлавъ атаку безъ взаимнаго подкрѣпленія; были встрѣчены и наконецъ опрокинуты непріятелемъ, который, казался вездѣсущимъ, благодаря своей быстротѣ и искуству сводить свои силы.

Гибельная суматоха и безпорядокъ сихъ войскъ были поводомъ къ происшедшему въ Лонато достопримѣчательному событію, напоминающему многіе примѣры сего рода. При нѣкоторомъ присутствіи духа и рѣшительности, случай сей могъ бы обратиться совершенно въ пользу Австрійцевъ, между тѣмъ, какъ онъ своими послѣдствіями очевидно доказалъ, до какого сильнаго унынія были доведены Австрійскіе солдаты безпрестанными своими неудачами. Читатель конечно не забылъ случая въ сраженіи при Миллезимо, когда заблудившаяся Австрійская дивизія нечаянно овладѣла важною деревнею Дего[1], и другаго еще ближайшаго, когда отрядъ Себотендорфова авангарда, вовсе о томъ не думая, едва было не захватилъ въ плѣнъ Наполеона въ его квартирѣ[2]. Новая опасность произошла отъ тѣхъ же самыхъ причинъ: смятенія и недостатка въ соображеніи непріятеля; и теперь, подобно какъ прежде, тѣже самыя обстоятельства, которыя произвели опасность и предохранили отъ оной.

Четырехъ или пяти-тысячный Австрійскій отрядъ, частью составленный изъ тѣхъ, которые были отрѣзаны въ сраженіи при Донато, частью изъ солдатъ, отставшихъ отъ Каздановича, узналъ отъ поселянъ, что Французскія войска, двинувшись по всѣмъ направленіямъ, дабы довершить свою побѣду, оставили только тысячу двѣсти человѣкъ гарнизона въ Донато. Начальникъ отряда тотчасъ рѣшился овладѣть симъ городомъ, и чрезъ то открыть себѣ путь къ Минчіо для соединенія съ Вурмзеромъ. Случилось, что самъ Наполеонъ, слѣдуя изъ Кастиліоне подъ прикрытіемъ одного только своего штаба, только что прибылъ туда же. Онъ очень удивился, когда къ нему привели Австрійскаго офицера съ завязанными глазами, какъ въ такихъ случаяхъ водится, который предложилъ Французскому начальнику въ Лонато сдаться превосходному числу Австрійцевъ, которые, по словамъ его, стояли уже въ колоннахъ, дабы взять приступомъ городъ. Бонапарте, съ удивительнымъ присутствіемъ духа, собралъ вокругъ себя многочисленный штабъ свой, приказалъ развязать офицеру глаза, дабы онъ могъ видѣть, передъ кѣмъ онъ стоитъ, и началъ упрекать его за дерзость, съ которою онъ осмѣливается дѣлать предложеніе о сдачѣ Французскому Главнокомандующему посреди его армія. Легковѣрный офицеръ, узнавъ Наполеона и считая невозможнымъ, чтобы онъ находился тутъ, не имѣя при себѣ по крайней мѣрѣ сильной дивизіи для прикрытія, запинаясь, извинился, и возвратившись къ своему оробѣвшему начальнику, убѣдилъ его самого сдаться съ состоящими подъ его начальствомъ четырью тысячами человѣкъ, войску гораздо ихъ слабѣйшему, занимавшему Лонато. Въ слѣдствіе сего, они положили оружіе, передъ числомъ, въ четверо ихъ меньшимъ, и пропустили благопріятный и удобный случай отвезти Наполеона плѣнникомъ въ главную Вурмзерову квартиру.

Самъ Австрійскій полководецъ, котораго блистательная армія была такимъ образомъ по частямъ разбита, занимался до сихъ поръ доставленіемъ Мантуѣ всякаго рода снарядовъ и подкрѣпленій, кромѣ того, значительная часть его арміи была отряжена для безполезнаго преслѣдованія Генерала Серрюрье и войскъ, находившихся при осадѣ, которыя отступили къ Маркаріѣ. Когда Вурмзеръ узналъ о бѣдствіи, постигшемъ его правое крыло, и о истребленіи отряда, по сданнаго имъ для возстановленія съ онымъ сообщенія, то онъ послалъ воротить дивизію, о которой мы упомянули, и двинулся на Французскую позицію между Лонато и Кастиліойе съ арміею, все еще многочисленною, не смотря на уронъ, ею понесенный. Но Бонапарте, между тѣмъ не оставался въ бездѣйствіи. Онъ призвалъ Серюрье изъ Маркаріи съ тѣмъ, чтобы атаковать лѣвое крыло и Флангъ Австрійскаго Фельдмаршала. Открытый Генераломъ Серюрье огонь былъ знакомъ для общаго нападенія на всю Вурмзерову линію. Онъ былъ разбитъ, и едва не взятъ въ плѣнѣ) не иначе, какъ съ понесеніемъ великихъ потерь при своемъ бѣгствѣ, онъ успѣлъ достичь при Трентѣ и Ровередо, смежной съ Тиролемъ позиціи, изъ которой онъ такъ недавно выступилъ, съ полною увѣренностью одержать побѣду. Онъ потерялъ, можетъ быть, половину своей превосходной арміи, и единственнымъ утѣшеніемъ осталось ему то, что онъ снабдилъ подкрѣпленіями Мантуу. Войска его не долго сохранили мужественную увѣренность, необходимую для успѣховъ въ войнѣ. Онѣ перестали гордиться собою и своими вождями; и тѣхъ въ особенности, которые претерпѣли столько пораженій подъ начальствомъ Больё, трудно было принудить къ исполненію своихъ обязанностей въ битвахъ, гдѣ какъ будто сама судьба постоянно противъ нихъ вооружалась.

Полагаютъ, что Австрійцы потеряли около сорока тысячъ человѣкъ въ этихъ бѣдственныхъ дѣлахъ. Французы должны были понести урону по меньшей мѣрѣ четвертую часть сего числа, хотя Бонапарте объявляетъ онаго только семь тысячъ человѣкъ; и армія ихъ, утомленная столь многими движеніями, безпрестанными битвами и трудностью похода, въ продолженіе котораго даже самъ Генералъ семь дней не раздѣвался и порядочно не отдыхалъ, требовала нѣсколько времени для возстановленія своихъ физическихъ силъ.

Между тѣмъ, Наполеонъ занялъ опять свою прежнюю позицію передъ Мантуей; но неимѣніе осадныхъ орудій и наступленіе нездоровыхъ осеннихъ жаровъ, равно какъ опасность вторичнаго отъ Вурмзера нападенія, заставили его ограничиться простымъ обложеніемъ, заключившимъ однако же гарнизонъ въ стѣнахъ крѣпости, и даже отрѣзавшимъ его отъ островка, называемаго Серагліо.

Успѣхи сей быстрой кампаніи обнаружили чувства различныхъ Италіянскихъ государствъ. Ломбардія вообще осталась спокойною, и Миланскіе граждане столько показали Французамъ пріязни, что Бонапарте, послѣ Кастиліонской побѣды, объявилъ имъ благодарность отъ имени Республики. Но въ Павіи и въ другихъ мѣстахъ обнаружилось совершенно противное сему расположеніе; а въ Феррарѣ, Кардиналъ Маттіей, тамошній Архіэпископъ, успѣлъ было произвести возмущеніе. Оправданіе его, тогда, какъ его представили для отвѣта предъ Наполеона, состояло въ одномъ только словѣ: Peccavi![3] и Бонапарте, смягченный его покорностью, не наложилъ на него за сей проступокъ никакого наказанія, а напротивъ того, употребилъ его при переговорахъ съ Римскимъ Дворомъ. Не смотря на то однако же, что Феррарскій Прелатъ, легко унятый и презрѣнный, былъ помилованъ, — поведеніе главы его, Папы, который, узнавъ о временномъ снятіи осады Мантуи, не тотчасъ покорился побѣдителю, было замѣчено и предназначено къ наказанію при первомъ удобномъ случаѣ.

Ничто столь не замѣчательно въ сихъ войнахъ, какъ упорство Австріи, которая, будучи доведена до крайности вступленіемъ Моро и Журдана въ ея земли, продолжала повсюду обороняться, и сдѣлавъ необыкновенныя усилія, собрала въ помощь Вурмзеру свѣжихъ войскъ до двадцати тысячъ человѣкъ; сіе подкрѣпленіе доставило Генералу, хотя также не очень счастливому, возможность вновь дѣйствовать наступательно, и вытти изъ Тироля. Вурмзеръ, не съ такою уже, какъ прежде, увѣренностью, надѣялся вторично, съ меньшею потерею, освободить отъ осады Мантуу, двинувшись къ оной отъ Трента чрезъ дефилеи, образуемыя рѣкою Брентою. Онъ предположилъ исполнить сіе движеніе съ тридцатью тысячами человѣкъ, оставя двадцать тысячъ подъ предводительствомъ Генерала Давидовича въ сильной позиціи при Ровередо или близь онаго, для прикрытія Тироля; ибо вторженіе Французовъ въ сію область весьма бы усилило всеобщій паническій страхъ, который уже распространился по Германіи отъ ожидаемаго нашествія Моро и Журдана на берега Рейна.

Бонапарте проникнулъ намѣренія стараго Генерала, и безпрепятственно допустилъ его итти къ Бассано на Бреншѣ, занявъ самъ операціонную линію, съ которой онъ тайно намѣревался начать дѣйствовать наступательно и опрокинуть Давидовича, какъ только они разойдутся съ Вурмзеромъ на такое разстояніе, что имъ нельзя будетъ имѣть между собою сообщенія. Осшавя Генерала Кильмена, родомъ Ирландца, къ которому онъ имѣлъ довѣренность, съ тремя тысячами человѣкъ для поддержанія осады Мантуи, самъ Наполеонъ, собравъ подъ стѣнами Вероны значительныя силы, двинулся къ городу Ровередо, лежащему въ Адижской долинѣ и имѣющему у себя въ тылу сильную позицію при Каліоно. Городъ сей находится на большой Трентской дорогѣ, и Давидовичъ занималъ его съ двадцатью пятью тысячами Австрійцевъ, прикрывая Тироль, между тѣмъ, какъ Вурмзеръ шелъ внизъ по Брентѣ, текущей по одному направленію съ Адижемъ, но миляхъ въ тридцати отъ онаго, такъ, что для взаимной поддержки нельзя было учредить никакого сообщенія между Вурмзеромъ и подчиненнымъ ему Генераломъ. На Давидовича вознамѣрился Бонапарте сперва устремить свои громы.

Сраженіе при Ровередо, есть одинъ изъ блистательнѣйшихъ дней сего великаго полководца. Прежде, чѣмъ онъ могъ подойти къ городу, одна изъ его дивизій овладѣла сильно укрѣпленнымъ лагеремъ при Мори, гдѣ непріятель отчаянно сопротивлялся. Другая атаковала Австрійцевъ на противоположномъ берегу Адижа (ибо сраженіе происходило на обѣихъ сторонахъ рѣки), и принудила его отступить послѣ мужественнаго отпора. Наполеонъ приказалъ Генералу Дюбуа пиши въ атаку съ первымъ гусарскимъ полкомъ; онъ исполнилъ сіе, и опрокинулъ непріятеля, но самъ палъ, смертельно раненый тремя пулями. "Я умираю за Республику, " сказалъ онъ: «принесите мнѣ только извѣстіе, что мы побѣдили.»

Отступающій непріятель былъ прогнанъ чрезъ городъ Ровередо, безостановочно до сильной позиціи при Каліано, которая, казалось, представляла возможность собраться тутъ для отпора. Адижъ въ этомъ мѣстѣ течетъ между скалами, столь близкими къ берегамъ его, что отъ нихъ до пропасти остается только въ сорокъ туазовъ пространство, обстрѣливаемое деревнею, и крѣпкимъ на горѣ замкомъ съ многочисленными батареями. Французы, увлеченные духомъ побѣды, не были остановлены сими преградами. Они подвезли восемь легкихъ орудій, и подъ симъ прикрытіемъ, пѣхота, атаковавъ сію сильную позицію, овладѣла оною. Такъ мало пособляютъ выгоды, доставляемыя природою, тогда, какъ осаждающіе вперятъ себѣ въ голову, что имъ ничто не можетъ сопротивляться, и когда соперниками ихъ владѣетъ чувство робости отъ всегдашнихъ пораженій. Шесть или семь тысячъ плѣнныхъ и пятнадцать взятыхъ пушекъ, были плодами сей блистательной побѣды; и Массена въ слѣдующее утро овладѣлъ Трентомъ, крѣпкимъ Тирольскимъ городомъ, гдѣ до тѣхъ поръ Вурмзеръ имѣлъ свою главную квартиру.

Остатки Давидовичевой арміи бросились далѣе въ Тироль, и встали при Лависѣ, небольшой деревенькѣ на рѣкѣ того же имени, лежащей миляхъ въ трехъ къ сѣверу отъ Трента при большой дорогѣ, которая ведетъ въ Бриксенъ и въ Пиширукъ. Бонапарте тотчасъ отправилъ для ихъ преслѣдованія дивизію подъ начальствомъ Вобуа, и перешелъ чрезъ Лавису со своею кавалеріею, обманувъ непріятеля притворнымъ нападеніемъ на мостъ. Этимъ способомъ онъ вытѣснилъ его изъ позиціи, которая, служа входомъ въ одну изъ главнѣйшихъ Тирольскихъ тѣснинъ, была весьма важна, и которую тотчасъ занялъ Вобуа со своимъ побѣдоноснымъ отрядомъ.

Бонапарте, находясь въ этомъ положеніи, хотѣлъ было усмирить воинственныхъ жителей Тироля, и издалъ къ нимъ воззваніе, которымъ уговаривалъ ихъ положить оружіе и возвратиться въ свои домы, увѣряя ихъ въ своемъ покровительствѣ противъ всякаго военнаго притѣсненія, и стараясь внушить имъ, что для нихъ нѣтъ никакой выгоды участвовать въ войнѣ, которую Франція вела съ Императоромъ и съ его Правительствомъ, а не съ подданными. Дабы оправдать на дѣлѣ слова свои, Наполеонъ обнародовалъ указъ, отдѣляющій Княжество Трентское отъ Австрійской Имперіи и присоединяющій оное, въ отношеніи Верховной власти, къ Французской Республикѣ, между тѣмъ, какъ онъ предоставлялъ, или казалось, что предоставлялъ, жителямъ онаго управляться своими собственными законами.

Такое великодушіе со стороны вооруженнаго непріятеля, показалось очень подозрительнымъ Тирольцамъ, которые разсудили, что въ существѣ, когда Франція одержитъ верхъ, то приказъ Французскаго офицера будетъ гораздо дѣйствительнѣе воли всѣхъ гражданскихъ правителей, которыхъ имъ позволятъ себѣ выбрать. Что касается до воззванія, то Французскій Генералъ столь же успѣшно могъ бы обратиться съ онымъ къ скаламъ страны сей. Тироль, одна изъ древнѣйшихъ областей Австрійскаго Дома, былъ постоянно управляемъ сими Принцами, съ совершеннымъ уваженіемъ къ правамъ его обитателей, которые вполнѣ пользовались личною свободою. Обеспеченные всѣмъ нужнымъ для ихъ благосостоянія, эти сметливые поселяне предвидѣли, что имъ нечего ожидать отъ чуждаго, полководца, кромѣ того, что Бонапарте самъ называлъ бременемъ, неизбѣжнымъ для страны, гдѣ воюютъ, и что, въ смыслѣ, болѣе пространномъ, заключало въ себѣ всѣ притѣсненія, какими корыстолюбію вождя и нуждамъ солдатъ угодно было отягчать жителей, не говоря уже о насильственномъ грабежѣ мародеровъ. Кромѣ сего благоразумнаго соображенія послѣдствій, Тирольцы, будучи одушевлены благороднымъ чувствомъ народной независимости, рѣшились не потерпѣть посрамленія горъ своихъ, позволя вооруженному врагу завладѣть оными, пока вѣрныя пули могли предохранить отчизну ихъ отъ такого безчестія. Они приготовили всѣ средства къ сопротивленію $ и тогда-то на краяхъ пропастей, ограничивающихъ Инискую долину и другіе Тирольскіе проходы, были собраны громады камней и древесныхъ пней, которыя пролежали въ грозномъ покоѣ до тѣхъ поръ, пока онѣ были низвержены для истребленія Французовъ и Баварцевъ, вторгнувшихся въ Тироль въ 1809 году, храбрымъ Гофферомъ и его сподвижниками.

Болѣе счастливый въ дѣйствіи мечемъ, чѣмъ перомъ, Бонапарте, разбивъ Давидовича и его армію, обратился противъ самого Вурмзера, который только что узналъ о совершенномъ пораженіи одной изъ его дивизій и о взятіи Французами Трента. Австрійскій Фельдмаршалъ тотчасъ вообразилъ, что Французскій полководецъ, послѣ своихъ успѣховъ, захочетъ оставить Италію у себя въ тылу, и пойдетъ впередъ на Инширукъ, для того, чтобы соединиться съ арміями Моро и Журдана, находившимися въ Германіи. Почему, вмѣсто того, чтобы отказаться отъ намѣренія своего подкрѣпишь Мантуу, Вурмзеръ счелъ время сіе самымъ благопріятнымъ для исполненія онаго; и, вмѣсто того, чтобы отступить со своею арміею на Фріули, и чрезъ то удержать свободное сообщеніе съ Вѣною. Онъ сдѣлалъ важную ошибку, подвинувшись дальше въ южные Италіянскіе проходы, и рѣшась при уменьшившихся его силахъ пустишься на такое предпріятіе, котораго ему бы не удалось исполнить и тогда, если бъ армія его была вдвое сильнѣе Французской. Съ этимъ гибельнымъ предположеніемъ, онъ отдѣлилъ Мезароса съ дивизіею отъ своей арміи, приказавъ ему итти на Верону, гдѣ, какъ мы видѣли, Бонапарте оставилъ Кильмена для прикрытія осады, или лучше сказать, блокады Мантуи. Въ слѣдствіе сего Мезаросъ выступилъ въ походъ, и о ставя Вурмзера въ Бассано на Брентѣ, пошелъ противъ Кильмена, который, подъ защитою Веронскихъ стѣнъ, сдѣлалъ ему сильный отпоръ. Австрійскій Генералъ, видя невозможность взять сей городъ приступомъ, располагалъ было перейти чрезъ Адижъ, но вдругъ онъ былъ отозванъ повелѣніемъ, сколь можно скорѣе соединишься опять съ Вурмзеромъ.

Какъ только Бонапарте узналъ объ этомъ новомъ отдѣленіи отъ Вурмзеровой арміи сильнаго отряда, то вознамѣрился разбить самого Фельдмаршала, вытѣснить его изъ позиціи при Бассано, и потомъ отрѣзать отъ него дивизію Мезароса, которая такъ далеко отошла къ югу, что дѣйствительно подвергалась большой опасности.

Исполненіе сего плана требовало наивеличайшей быстроты въ движеніяхъ; ибо если бъ Вурмзеръ узналъ, что Бонапарте идетъ къ Бассано, въ то время, когда была енде возможность отозвать назадъ Мезароса, то онъ бы вытянулъ слишкомъ сильную боевую линію, для того, чтобы можно было надѣяться съ успѣхомъ ее атаковать. Между Трентомъ и Бассано было двадцать миль разстоянія и пространство сіе, по весьма труднымъ дорогамъ, можно было перейти не менѣе, какъ въ два дни. Но въ такихъ-то обстоятельствахъ геній Наполеона и торжествовалъ посредствомъ необыкновенной его способности — возбуждать восторгъ въ солдатахъ и доводить ихъ до исполненія самыхъ невѣроятныхъ вендей, Онъ вышелъ изъ Трента 6 Сентября на разсвѣтѣ, и къ вечеру достигъ до мѣстечка Валъ Люгано, сдѣлавъ десять Французскихъ миль. Другой ускоренный переходъ пяти миль довелъ его до Вурмзерова авангарда, стоящаго въ сильной позиціи у Примолано.

Внезапность и стремительность Французской атаки восторжествовали надъ всѣми выгодами мѣстоположенія. Двойная линія Австрійцевъ была опрокинута натискомъ трехъ Французскихъ колоннъ; кавалерія, занявъ большую дорогу, преградила непріятелю отступленіе на Бассано, — однимъ словомъ, Вурмзеровъ авангардъ былъ совершенно разбитъ, и болѣе четырехъ тысячъ человѣкъ положили оружіе. Отъ Примолано Французы, опрокидывая всѣхъ встрѣчающихся имъ непріятелей, пошли на Сизмону, деревню, при которой рѣка того же имени впадаетъ въ Бренту. Тамъ они остановились, утомленные своимъ походомъ; и въ этотъ вечеръ ни одинъ рядовой не перенесъ столько нуждъ, какъ самъ Наполеонъ, который расположился на ночлегъ безъ свиты и безъ багажа, за счастіе почти, что по* лучилъ кусокъ хлѣба отъ простаго солдата; бѣдный солдатъ сей дожилъ до того, что могъ напомнить объ этомъ случаѣ своему Генералу, когда онъ сдѣлался Императоромъ.

Сизмона лежитъ только въ четырехъ миляхъ отъ Бассано, и Вурмзеръ очень встревожился, узнавъ, что Французскій полководецъ, котораго онъ полагалъ уже далеко въ Тирольскихъ проходахъ, разбивъ его авангардъ, угрожалъ ему самому. Въ семъ-то испугѣ онъ отправилъ нарочнаго, какъ мы уже сказали, для того, чтобы воротить назадъ Мезароса съ его дивизіею. Но это уже было поздно; ибо Генералъ сей находился подъ стѣнами Вероны, около пятьнадцати миль отъ Вурмзера въ ночи на 1 Сентября, когда Французская армія достигла Сизмоны, на разстояніи втрое ближайшемъ. Наивеличайшими усиліями Мезаросъ успѣлъ только довести свою дивизію до Монтебелло, 8 Сентября, между тѣмъ, какъ сраженіе при Бассано, казалось, рѣшало участь его несчастнаго начальника.

Побѣда сія была рѣшительнѣе всѣхъ, одержанныхъ до сего Наполеономъ. Взявъ сперва деревню Саланью приступомъ. Французская армія продолжала подвигаться впередъ по дефилеямъ Бренты, и атаковала главный Вурмзеровъ отрядъ, находящійся еще подъ его начальствомъ въ Бассано. Ожеро ворвался въ городъ съ правой стороны, а Массена съ лѣвой. Они преодолѣли всѣ преграды, и захватили защищавшія мостъ пушки, вопреки усиліямъ Австрійскихъ гренадеръ, которымъ поручено было защищать Вурмзера и штабъ его, обратившихся теперь въ совершенное бѣгство.

Самъ Фельдмаршалъ, съ военною казною своей арміи, едва не попалъ къ Французамъ въ руки; и хотя ему удалось на этотъ разъ спастись, но за то онъ видѣлъ совершенное разбитіе своихъ войскъ. Шесть тысячъ Австрійцевъ сдались Наполеону; Каздановичъ съ тремя, или съ четырью тысячами человѣкъ отступилъ на сѣверо — западъ, и достигъ Фріуля; между тѣмъ, какъ Вурмзеръ, видя, что ему нельзя спастись иначе, побѣжалъ въ противную сторону къ Виченцѣ, и тамъ присоединилъ остатки бѣжавшихъ за нимъ войскъ къ дивизіи Мезароса. Послѣ сего соединенія, престарѣлый Маршалъ имѣлъ еще у себя подъ начальствомъ около шестьнадцати тысячъ человѣкъ изъ шестидесяти тысячъ, съ которыми онъ, много что за недѣлю передъ тѣмъ, выступилъ въ поле. Весь обозъ его арміи, пушки, зарядные ящики были пошеряньц отступленіе чрезъ наслѣдственныя владѣнія Австріи совершенно преграждено; цвѣтъ его воинства побитъ; мужество и увѣренность исчезли; ему повидимому не оставалось другаго средства, какъ положить оружіе передъ своимъ юнымъ побѣдителемъ, котораго войсками онъ былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ, казалось, безъ всякой возможности къ спасенію. Но судьба, какъ будто сама напослѣдокъ сжалилась надъ этимъ почтеннымъ, храбрымъ ветераномъ, и не только отсрочила совершенное его паденіе, но еще дозволила ему сорвать нѣсколько кратковременныхъ лавровъ, подобно, какъ древніе жрецы украшали вѣнками свои жертвы предъ закланіемъ.

Окруженный опасностями, и лишенный всякаго другаго способа къ отступленію, Вурмзеръ мужественно рѣшился броситься со своими остальными силами въ Мантуу, и раздѣлить жребій осажденной крѣпости, которую онъ тщетно старался поддержать. Но для исполненія сего намѣренія слѣдовало перейти чрезъ Адижъ, а это легче было сказать, чѣмъ исполнить. Верона, одна изъ точекъ переправы, была защищаема Кидьменомъ, который отразилъ уже Meзароса. Леніаго, гдѣ находился мостъ, былъ также занятъ Французами, а Вурмзеръ потерялъ свои понтоны въ Бассанскомъ сраженіи. Въ деревнѣ Альбарадо, былъ однако же поромъ, совершенно недостаточный для перевозки такой многочисленной силы съ надлежащею скоростью, но на которомъ Вурмзеръ переправилъ два эскадрона кавалеріи, для обозрѣнія блокады Мантуи и для открытія средствъ, посредствомъ которыхъ ему бъ можно было отступить въ сію крѣпость. Сія предосторожность спасла на этотъ разъ Вурмзера и остатки его арміи.

Случай, имѣющій столь много вліянія на военныя дѣла, хотѣлъ, чтобы Кильменъ, опасаясь покушенія силою переправиться при Веронѣ и желая противопоставить всѣ свои средства столь превосходному числу непріятелей, приказалъ отряду изъ четырехъ сотъ человѣкъ, охранявшему мостъ въ Леніаго, присоединиться къ нему въ Веронѣ, а для замѣны его на Адижѣ отдѣлить такое же число отъ войска, блокирующаго Мантуу. Первая часть сего приказанія была исполнена, и Леніагскій отрядъ двинулся къ Веронѣ. Но отрядъ, назначенный на его мѣсто, хотя и находился уже на дорогѣ къ Леніаго, однако жъ туда еще не прибылъ. Австрійская кавалерія, которая переправилась въ Альбарадо, встрѣтивъ сей отрядъ, идущій изъ окрестностей Мантуи, храбро на него напала, и изрубила часть онаго. Командиръ Французскаго баталіона, встревоженный этимъ появленіемъ, заключилъ, что вся Австрійская армія переправилась на правый берегъ Адижа, и что онъ непремѣнно будетъ отрѣзанъ, продолжая итти къ Леніаго. Такимъ образомъ переправа при этомъ мѣстѣ осталась совершенно незащищенною; и Вурмзеръ, узнавъ объ этомъ неожиданномъ средствѣ къ спасенію, занялъ деревню и овладѣлъ мостомъ.

Бонапарте, двинувшійся между тѣмъ, для преслѣдованія разбитаго непріятеля, изъ Бассано въ Арколу, полупилъ въ этомъ послѣднемъ мѣстѣ извѣстіе, что Вурмзеръ стоитъ еще въ Леніаго, можетъ быть для того, чтобы дать своему войску необходимый отдыхъ, или съ тѣмъ, чтобы, если можно, обмануть окружающія его Французскія войска и быстрымъ обратнымъ движеніемъ въ Падуу возстановить себѣ сообщеніе съ Австрійскими владѣніями, вмѣсто того, чтобы итти въ Мантуу. Бонапарте поспѣшилъ воспользоваться этою минутою нерѣшительности. Ожеро получилъ приказаніе итти къ Леніаго по Падуйской дорогѣ, дабы совершенно отнять у Вурмзера возможность отступить по этому направленію; между тѣмъ, какъ дивизія Массены переправилась чрезъ Адижъ на поромѣ въ Ронко для подкрѣпленія Генерала Кильмена, занявшаго уже линію небольшой рѣчки, называемой Молинелдою, которая пересѣкаетъ сію страну между Леніаго и Мацтуей. Если бъ въ сей позиціи можно было удержаться, то предполагалось, что Австрійскій Генералъ, не въ состояніи будучи ни попасть въ Мантуу, ни оборонять Леніаго, долженъ будетъ сдаться со своею арміею.

12 Сентября Вурмзеръ началъ свое движеніе. Первое препятствіе встрѣтилось ему въ Кореѣ, гдѣ Мюратъ и Пижонъ соединили свои силы. Но Вурмзеръ такъ хорошо взялъ свои мѣры и съ такимъ мужествомъ напалъ на нихъ, что очистивъ дорогу отъ преграждавшей оную непріятельской кавалеріи и пѣхоты, онъ овладѣлъ деревнею. Въ самый пылъ сраженія и въ ту самую минуту, какъ Французы начали отступать, Бонапарте самъ прибылъ въ Корею, съ тѣмъ, чтобы лично обозрѣть мѣры, принятыя для воспрепятствованія отступленію Вурмзера, и если бъ не быстрота его лошади, то онъ попалъ бы самъ въ руки къ Генералу, котораго онъ пріѣхалъ уничтожить. Вурмзеръ прискакалъ къ этому мѣсту нѣсколькими минутами позже, и разослалъ во всѣ стороны за I нимъ погоню, приказавъ однако же, если будетъ возможнымъ, взять Французскаго Генерала живымъ: стеченіе обстоятельствъ, достойное замѣчанія, ибо оно въ эту минуту предоставляло Австрійскому вождю судьбу того, который передъ тѣмъ и послѣ того располагалъ его собственнымъ жребіемъ.

Опустивъ опять этого драгоцѣннаго плѣнника, Вурмзеръ продолжалъ итти цѣлую ночь, и своротивъ съ большой дороги, гдѣ блокирующая армія приготовилась преградить ему путь, онъ овладѣлъ небольшимъ мостомъ чрезъ рѣку Молинеллу, въ деревнѣ, называемой Вилла — Импента, и тѣмъ Избавился отъ встрѣчи съ Кильменовымъ отрядомъ.

Французская конница, посланная для прегражденія ему дороги, была изрублена въ куски Австрійскою кавалеріею. 14 числа Вурмзеръ имѣлъ такой же успѣхъ при Кастель-Дюи, гдѣ кирасиры его разбили отрядъ Французской пѣхоты; и открывъ тогда сообщеніе съ Мантуей, онъ расположился лагеремъ между предмѣстіемъ Св. Георгія и цитаделью, стараясь снабдить себя изъ окрестностей фуражемъ и съѣстными припасами.

Но Бонапарте не намѣренъ былъ оставлять его въ покоѣ на этой выгодной позиціи. Принудивъ къ сдачѣ Австрійскій отрядъ, оставленный въ Порто-Леніяго и забравъ множество отсталыхъ Вурмзеровой арміи, не могшихъ поспѣть за своимъ Генераломъ въ поспѣшномъ его движеніи къ Мантуѣ, онъ рѣшился еще разъ проложить себѣ дорогу на небольшой островокъ Серагліо, на которомъ выстроена Мантуа, и втѣснить осажденныхъ внутрь крѣпости. 15 числа, послѣ жаркаго, кровопролитнаго дѣла, Французы заняли предмѣстіе Св. Георгія и цитадель, называемую Ла Фаворита; послѣ сего произошли многія вылазки и приступы, которые, хотя Австрійцы и храбро дрались, всѣ были для нихъ неудачны, такъ, что наконецъ ихъ совершенно заперли въ стѣнахъ города и замка.

Бѣдствія войны явились тогда между ими въ видѣ, болѣе ужасномъ, чѣмъ дпо, что причиняется однимъ только мечемъ. Когда Вурмзеръ вступилъ въ Мантуу, то гарнизонъ простирался до двадцати шести тысячъ человѣкъ; но еще въ началѣ Сентября осталось не болѣе половины сего числа, способныхъ на службу. Около девяти тысячъ лежало въ госпиталяхъ; заразительныя болѣзни, лишенія всѣхъ родовъ и нездоровый воздухъ озеръ и болотъ, ихъ окружающихъ, пожинали остальныхъ. Французы также лишились многихъ людей; но побѣдители могли считать свои побѣды, и забывать, какою цѣною они ихъ купили.

Со справедливою гордостью и въ утѣшеніе себѣ о многочисленныхъ потеряхъ, Военный Министръ имѣлъ право сказать Директоріи, представляя ей Мармонта, бывшаго тогда Адъютантомъ у Наполеона и присланнаго имъ со знаменами и штандартами, отбитыми у непріятеля: «Въ продолженіе одного похода», сказалъ онъ, безъ преувеличенія: «вся Италія завоевана; три многочисленныя арміи совершенно разбиты; болѣе пятидесяти знаменъ взято побѣдителями; сорокъ тысячъ Австрійцевъ положили оружіе, и, что въ этомъ наиболѣе удивительно, всѣ сіи подвиги свершены только тридцати-тысячною Французскою арміею, подъ предводительствомъ Генерала, едва имѣющаго отъ роду двадцать шесть лѣтъ.»

ГЛАВА VII.

править

Корсика присоединена къ Франціи. — Опасное положеніе Наполеона въ Италіи въ эту эпоху. — Австрійскій Генералъ Альвиyци назначается Главнокомандующимъ новой арміи. — Разныя сраженія, не имѣвшія никакихъ рѣшительныхъ послѣдствій. — Несогласія между Австрійскими Генералами. — Первая битва при Арколѣ. — Наполеонъ подвергается личной опасности. — Никакихъ рѣшительныхъ послѣдствій — Второе сраженіе при Арколѣ. — Французы побѣждаютъ. — Новый раздоръ между Австрійскими Генералами. — Общее обозрѣніе военныхъ и политическихъ дѣлъ, по окончаніи четвертаго Италіянскаго похода. — Австрія предпринимаетъ пятый походъ, по не воспользовалась прежнимъ опытомъ. — Ривольская битва и побѣда, одержанная Французами. — Новый успѣхъ при Ла-Фаворитѣ. — Французы возвращаютъ земли, потерянныя ими въ Италіи. — Сдача Мантуи. — Примѣры Наполеонова великодушія.

Около этого времени воспослѣдовало присоединеніе Корсики къ Франціи. Бонапарте содѣйствовалъ сей перемѣнѣ политическихъ отношеній своей родины, сперва косвеннымъ образомъ чрезъ гордость, внушенную его соотечественникамъ блистательнымъ его возвышеніемъ; а потомъ и непосредственно; овладѣвъ городомъ и гаванью Ливорною и доставивъ Корсиканцамъ, изгнаннымъ Англійскою партіею; средства возвратишься на свой отечественный островъ. Онъ донесъ объ этомъ дѣлѣ Директоріи; присовокупивъ, что онъ назначилъ Жантили, ревностнѣйшаго приверженца Французовъ, временнымъ правителемъ острова; и что Коммиссаръ Салисетти отправляется на кораблѣ для сдѣланія прочихъ необходимыхъ распоряженій. Сіе донесеніе было довольно холодно написано, и любовь Наполеона къ родинѣ не побудила даже его распространиться на счетъ важности оной, хотя Директорія въ послѣдствіи очень гордилась пріобрѣтеніемъ сего острова. Но судьба слишкомъ высоко возвела его для того, чтобы заниматься ничтожнымъ островкомъ, на которомъ онъ родился. Онъ былъ подобенъ молодому льву, который, истребляя стада и охотниковъ, забываетъ пещеру, гдѣ онъ произошелъ на свѣтъ[4].

Положеніе Наполеона, хотя и блистательное, было однако же весьма опасно, и требовало съ его стороны большой бдительности. Мантуа еще держалась, и повидимому долго могла продержаться. Вурмзеръ приказалъ убить и посолить три четверти лошадей, принадлежащихъ его кавалеріи, для употребленія въ пищу гарнизону, чѣмъ сдѣлалъ значительную прибавку къ заготовленнымъ уже съѣстнымъ припасамъ. Мужество его и твердость были всѣми признаны) и, рѣшась защищать крѣпость по правиламъ науки, совершенно ему извѣстной, онъ не подвергался уже опасности быть обманутымъ хитростями новой тактики, погубившей его въ открытомъ полѣ.

Между тѣмъ, какъ послѣдній залогъ Австрійскаго владычества въ Италіи былъ ввѣренъ такой надежной охранѣ, Императоръ и Министры его ревностно занимались новыми усиліями для возвращенія своихъ Италіянскихъ земель. Разбитіе Журдана и отступленіе Моро передъ Эрцгерцогомъ Карломъ, дало Имперцамъ время оправиться, и привело ихъ въ возможность, сдѣлавъ значительный наборъ въ воинственной Иллиріи, и отдѣливъ часть войскъ съ Рейна, выставить въ поле новую рать, для возвращенія Италіянскихъ областей и для освобожденія отъ осады крѣпости Мантуи. По указу Военнаго Совѣта, на Италіянскихъ границахъ, собрались двѣ арміи: одна въ Фріули, составленная частью изъ того отряда Вурмзеровыхъ войскъ, который, будучи отрѣзанъ отъ главныхъ силъ въ сраженіи при Бассано, отступилъ подъ начальствомъ Каздановича въ этомъ направленія; другая набиралась въ Тиролѣ. Онѣ долженствовали дѣйствовать совокупно, и надъ обѣими сдѣланъ Главнокомандующимъ Фельдмаршалъ Альвинци, Генералъ, пользовавшійся большою славою, которую тогда считали его заслуживающимъ.

Такимъ образомъ, Наполеону предстояло въ четвертый разъ бороться на той же землѣ съ новыми силами, выставляемыми тѣмъ же непріятелемъ. Правда, что самъ онъ получилъ изъ Франціи подкрѣпленіе, состоящее изъ двѣнадцати баталіоновъ, служившихъ прежде въ Вандеѣ. Армія его, съ тѣхъ поръ, какъ побѣда предоставила въ распоряженіе вождя ея всѣ способы страны, ею занимаемой, была изобильно снабжена одеждою, пищею, снарядами, и питала сильную привязанность къ Начальнику, который съ дикихъ безплодныхъ Альпъ привелъ ее въ эту изобильную страну, и управлялъ ею на полѣ брани съ такимъ искуствомъ, что едва ли можно сказать, чтобы она имѣла хоть когда либо неудачу въ дѣлахъ, предпринимаемыхъ подъ его руководствомъ.

Наполеонъ пользовался также расположеніемъ, если не всѣхъ Италіянцевъ вообще, то по крайней мѣрѣ, большей части, особенно въ Ломбардіи, гдѣ какъ друзья, такъ и враги его, были одинаково убѣждены въ томъ, что успѣхи его предопредѣлены свыше. Въ продолженіе послѣдняго Вурмзерова похода возникло противное сему мнѣніе, и вѣсть, что Австрійцы выступили въ поле, произвела во многихъ мѣстахъ противъ Французовъ возмущеніе, обнаруживъ повсюду питаемую къ нимъ непріязнь. Но съ тѣхъ поръ, какъ все стало предвѣщать несомнѣнные успѣхи Наполеона, друзья Австріи замолкли; и многочисленная шайка тѣхъ людей, которые въ подобныхъ случаяхъ всегда пристаютъ къ торжествующей сторонѣ, увеличила собою перевѣсъ приверженцевъ Франціи, объявивъ себя въ ея пользу. Казалось однако же, что Побѣда, какъ бы недовольная тѣмъ, что смертные присвоиваютъ себѣ право разбирать причины ея благоволенія, вознамѣрилась быть скупѣе прежняго даже къ отличнѣйшему своему любимцу, и заставить его потрудиться болѣе, чѣмъ онъ дѣлалъ тогда, какъ обстоятельства сильнѣе противъ него вооружались.

Давидовичъ начальствовалъ отрядомъ, стоящимъ въ Тиролѣ и заключающимъ въ себѣ превосходное ополченіе сей воинственной области. Сихъ людей нетрудно было склонить къ походу въ Италію, ибо они были убѣждены, что народная ихъ независимость нисколько не обеспечена до тѣхъ поръ, пока Французы останутся властителями Ломбардіи. Бонапарте, съ своей стороны, поставилъ Вобуа въ дефилеяхъ по рѣкѣ Лавизѣ, выше Трента, дабы прикрыть сіе новое владѣніе Французской Республики, и преградить путь Давидовичу. Альвинци располагалъ, вышедъ изъ Фріули, приблизиться къ Виченцѣ, гдѣ онъ надѣялся, что Давидовичъ къ нему присоединится движеніемъ внизъ по Адижу, Соединивъ такимъ образомъ свои арміи, онъ намѣревался итти на Мантуу, постоянный предметъ сей кровавой борьбы. Онъ выступилъ въ походъ въ началѣ Октября 1796 года.

Какъ только Бонапарте узналъ, что Альвинци тронулся съ мѣста, то онъ послалъ повелѣніе Вобуа атаковать Давидовича, а Массенѣ двинуться къ Бассано на Брентѣ, и стать противъ Австрійскаго Главнокомандующаго, Обѣ сіи мѣры не имѣли успѣха.

Вобуа дѣйствительно атаковалъ непріятеля, но столь неудачно, что послѣ двухдневнаго сраженія, онъ принужденъ былъ отступитъ передъ Австрійцами, очистишь городъ Трентъ, и двинуться назадъ на Галліано, о которомъ мы уже упоминали, какъ о весьма крѣпкой позиціи, при описаніи выше сего Ровередекой битвы (стр. 30). Поелику большая часть его противниковъ были Тирольцы, удивительно пріученные къ Зоинѣ въ горахъ, то они вытѣснили Вобуа изъ позиціи, почти неприступной; и войско ихъ, опустясь внизъ по правому берегу Адижа, повидимому сдѣлало сіе съ тою цѣлью, чтобы итти на Монтобелло и Риволи, и тѣмъ открыть себѣ сообщеніе съ Альвинци.

Съ другой стороны, хотя Массена и не понесъ никакой потери, ибо онъ избѣгалъ битвы, но приближеніе Альвинци съ превосходною числомъ арміею, принудило его очистить Бассано, и предоставить непріятелю безпрепятственное владѣніе Брентскою долиною. Бонапарте изъ сего увидѣлъ необходимость подвинуться съ дивизіею Ожеро, рѣшась сразиться съ Альвинци, и опрокинуть его назадъ къ Піавѣ прежде прибытія Давидовича. Но онъ встрѣтилъ тутъ необычайное сопротивленіе; почему, ссылаясь на непогоду и на разныя другія препятствія, онъ лишь слегка назвалъ побѣдою первую свою встрѣчу съ Альвинци. Очевидно, что онъ сдѣлалъ отчаянное покушеніе вытѣснишь Австрійскаго Генерала изъ Бассано, и что онъ не только не успѣлъ въ томъ, но напротивъ того, самъ былъ принужденъ отступить въ Виченцу. Далѣе обнаруживается, что Бонапарте самъ чувствовалъ несообразность сего отступленія съ притязаніями его на побѣду и онъ довольно забавно сознается, что жители Виченцы удивились, увидя Французскую армію отступающую назадъ чрезъ ихъ городъ, тогда, какъ они были свидѣтелями побѣды, одержанной ею наканунѣ. Жители Виченцы конечно могли бы подивиться, если бъ они были такъ убѣждены въ этомъ дѣлѣ, какъ Бонапарте его представляетъ. Въ существѣ же, Наполеонъ, видя, что отступающій Вобуа подвергается опасности быть отрѣзаннымъ, если ему не подадутъ помощи, поспѣшилъ предупредить столь великую бѣду, двинувшись къ нему, дабы его подкрѣпить. Однако жъ, обратное его движеніе, простиравшееся до Вероны, открыло Австрійцамъ всю страну между Брентою и Адижемъ; и для тѣхъ, которые прочтутъ описаніе сего похода, конечно покажется непостижимымъ, по какой причинѣ Давидовичъ и Альвници) не имѣя между собою никакого Французскаго отряда, который бы препятствовалъ ихъ сообщенію, не начали тотчасъ дѣйствовать совокупно. Но Австрійская тактика въ продолженіе цѣлой войны имѣла въ себѣ этотъ порокъ, что она не заботилась о сообщеніяхъ и о совокупномъ дѣйствіи своихъ отдѣльныхъ дивизій, хотя сіе необходимо для обеспеченія успѣховъ кампаніи. Сверхъ того, какъ и самъ Бонапарте замѣчаетъ, Австрійскіе полководцы никогда не умѣли дорожить временемъ въ своихъ военныхъ дѣлахъ.

Отступивъ въ Верону, гдѣ можно было, по произволу, или дѣйствовать наступательно, перешедъ черезъ мостъ, или прикрыться отъ непріятеля рѣкою Адижемъ, Наполеонъ отправился осматривать позиціи при Риволи и Коронѣ, гдѣ стояли войска, разбитыя Давидовичемъ.

Они предстали предъ него съ большимъ страхомъ, и Наполеонъ осыпалъ ихъ упреками за ихъ поведеніе: «Я недоволенъ вами, „ сказалъ онъ: вы не показали ни знанія своего дѣла, ни твердости, ни мужества. Вы допустили вытѣснить себя изъ такой позиціи, въ которой горсть храбрыхъ людей могла бы остановить цѣлую армію. Вы болѣе не Французскіе солдаты. — Написать на ихъ знаменахъ: Они ужъ не принадлежатъ къ Италілиской арміи.“ Слезами, рыданіями, исторгнутыми отчаяніемъ и стыдомъ, отвѣтствовали солдаты на рѣчь его. Законы подчиненности не могли обуздать ихъ огорченія, и многіе заслуженные гренадеры, со знаками отличія, вышли изъ рядовъ. Генералъ! мы оклеветаны; поставь насъ впередъ, и тогда суди, стоимъ ли мы чести принадлежать къ Италіянской арміи.» Бонапарте, произведя на нихъ желаемое впечатлѣніе, сталъ съ ними снисходительнѣе, и полки, подвергшіеся столь строгому выговору, возстановили свою славу въ послѣдствіи похода.

Между тѣмъ, какъ Наполеонъ неутомимо старался сосредоточить свои войска на правой сторонѣ Адижа, и внушить имъ свой собственный духъ мужества, Альвинци расположилъ свои силы на лѣвомъ берегу неподалеку отъ Вероны. Армія его занимала цѣпь высотъ, называемыхъ Кальдіеро, позади коихъ влѣвѣ находится деревенька Аркола, лежащая посреди болотъ, которыя простираются до подножія горъ. Тутъ сталъ Австрійскій вождь, съ тою, можетъ быть, цѣлью, чтобы ожидать, пока дивизія Давидовича спустится по правому берегу Адижа, и, потревоживъ позицію Французскаго полководца на рѣкѣ сей, доставитъ самому Альвинци возможность проложить себѣ путь.

Бонапарте, съ обыкновенною своею быстротою, рѣшился вытѣснить Австрійскаго Генерала изъ позиціи при Кальдіеро прежде прибытія Давидовича. Но въ этомъ случаѣ Фортуна ему не послужила. Сильная Французская дивизія, подъ начальствомъ Массены, атаковала высоты въ проливной дождь; но все ея мужество осталось безуспѣшнымъ, и Наполеонъ, по обыкновенію своему, обвинилъ стихіи въ своей неудачѣ.

Положеніе Французовъ сдѣлалось весьма опаснымъ, и, что всего хуже, солдаты сіе замѣтили, и начали роптать на трудность походовъ противъ смѣняемыхъ одна другою армій, и на предстоящій имъ жребій пасть подъ безпрестанно возобновляющимися усиліями Австріи. Бонапарте, по возможности, успокоилъ ихъ обѣщаніемъ, что побѣды ихъ въ Италіи скоро увѣнчаются разбитіемъ Альвинци, и устремилъ весь свой геній къ тому, чтобы довести войну до рѣшительной борьбы, въ которой онъ надѣялся, что, не смотря на малосиліе, его таланты и отважность арміи, столь часто побѣждавшей, доставятъ ему благопріятныя послѣдствія. Но не легко было найти средство къ нападенію, которое бы представляло даже хоть надежду на возможность успѣха;. Если бъ онъ двинулся къ сѣверу по правому берегу, съ тѣмъ, чтобы встрѣтитъ и опрокинуть Давидовича, то онъ долженъ бы ослабишь линію свою на Адижѣ, отдѣливъ для сего войска; а въ его отсутствіе, Альвинци вѣроятно прорвался бы черезъ рѣку, и учредилъ бы сообщеніе съ Мантуей. Лежащія же противъ него Кальдіерскія высоты, занимаемыя центромъ Австрійскихъ силъ, оказались, по сдѣланному имъ жестокому опыту, неприступными.

Въ этихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ, Французскому Генералу представилась смѣлая мысль, что хотя позицію при Кальдіеро и нельзя взять приступомъ, но что ее можно обойти; и что овладѣвъ деревнею Арколою, лежащею влѣво позади Кальдіеро, можно будетъ принудить Австрійцевъ къ невыгодному для нихъ сраженію. Но мысль, атаковать Арколу, едва ли могла бы придти на умъ кому другому, кромѣ Наполеона.

Аркола лежитъ при небольшомъ ручейкѣ, называемомъ Альпономъ, который, какъ уже было сказано, впадаетъ въ Адижъ, протекая по безплодному болоту, пересѣкаемому въ разныхъ направленіяхъ плотинами и рвами. Въ случаѣ неудачнаго нападенія, атакующіе подвергались опасности быть совершенно загнанными въ болота. Двинувшись же отъ Вероны по направленію къ Арколѣ, можно было произвесть тревогу въ цѣлой непріятельской арміи. Скрытность и быстрота составляютъ душу великихъ предпріятій. Всѣ сіи затрудненія исчезли предъ геніемъ Наполеона.

Надобно вспомнить, что Верона лежитъ на лѣвомъ берегу Адижа, на который Бонапарте располагалъ сдѣлать свою атаку. При наступленіи ночи всѣ войска въ Веронѣ вышли въ ружье; и оставя полторы тысячи человѣкъ подъ начальствомъ Кильмена для защиты сего города на случай нечаяннаго нападенія, со строгимъ приказомъ запереть ворота, и стараться, чтобы непріятель не узналъ объ этомъ ночномъ походѣ, Бонапарте началъ свое движеніе сперва съ хвоста, по направленію къ Пескіерѣ; что могло подать видъ, будто бы онъ отказывается отъ надежды взять Манту у, а можетъ быть, даже намѣревается вытти и изъ Италіи. Тишина, съ которою было произведено сіе движеніе, совершенно безъ шума, обыкновенно раздающагося во Французскомъ войскѣ передъ битвою, и отчаянное положеніе дѣлъ, казалось, также предвѣщали отступленіе. Но когда войска прошли нѣсколько времени по этому направленію, то головы колоннъ были поворочены съ дороги влѣво, и спустились по Адижу до Ронко, куда прибыли до разсвѣта. Здѣсь былъ приготовленъ мостъ, по которому они перешли чрезъ рѣку, и стали нѣсколько пониже Кальдіерскихъ высотъ, на томъ же берегу, на которомъ находилась Аркола, предметъ ихъ атаки.

Аркольское болото пересѣкается тремя насыпными дорогами) каждую изъ нихъ заняла Французская колонна. Средняя колонна двигалась по дорогѣ, ведущей къ деревнѣ сего имени. Плотины и дороги не были защищены, но Аркола и мостъ ея охранялись двумя баталіонами Кроатовъ, съ двумя орудіями, поставленными такъ, что онѣ обстрѣливали дорогу. Орудія сіи встрѣтили Французскую колонну такимъ сильнымъ огнемъ во флангъ, что она въ безпорядкѣ отступила. Ожеро бросился было впередъ на мостъ со своими отборными гренадерами; но, поражаемые убійственнымъ огнемъ, они были принуждены воротиться назадъ къ своему отряду.

Альвинци, сочтя сей натискъ за попытку, сдѣланную одними легкими отрядами, послалъ однако же нѣсколько войскъ въ болото, по плотинамъ, его пересѣкающимъ, дабы выгнать Французовъ. Онѣ были очень озадачены, столкнувшись съ сильными колоннами непріятельской пѣхоты, однако жъ бой продолжался съ упорною храбростью. По предположенію Наполеона, необходимо должно было взять Арколу; но ужасная пальба тому препятствовала. Наконецъ, чтобы одушевить своихъ солдатъ и понудить ихъ къ послѣднему усилію, онъ схватилъ знамя, бросился на мостъ, и водрузилъ его своею собственною рукою. Свѣжій отрядъ Австрійцевъ подоспѣлъ въ эту минуту, и фланговый огонь сдѣлался еще страшнѣе прежняго. Хвостъ Французской колонны попятился назадъ; передніе ряды, видя себя оставленными, также начали отступать; но, храня своего Генерала, вынесли его на рукахъ черезъ убитыхъ и умирающихъ, сквозь огонь и дымъ. Въ суматохѣ, его наконецъ столкнули въ болото. Австрійцы находились уже между имъ и его войсками, и ему приходилось или погибнуть или отдаться въ плѣнъ, если бъ гренадеры не увидѣли его въ сей опасности. Тотчасъ раздался крикъ: «Впередъ, впередъ — спасать Генерала!» Любовь ихъ къ особѣ Наполеона сдѣлала больше, чѣмъ могли сдѣлать его приказанія и примѣръ. Они опять вернулись на приступъ, и наконецъ выгнали Австрійцевъ изъ деревни; но сіе произошло не прежде, какъ при появленіи Французскаго отряда подъ начальствомъ Генерала Гіё, который, обошедъ непріятеля, ударилъ ему въ тылъ. Помощь сія переправилась на поромѣ въ Альборадо, и Французы овладѣли столь долго оспориваемою деревнею. На это время деревня сія была очень важнымъ мѣстомъ; ибо владѣніе оною доставляло Наполеону возможность, стать между Альвинци и его резервами, и истребить его артиллерійскій паркъ, въ случаѣ, если Австрійцы останутся въ прежней позиціи для поддержанія сообщеній своихъ чрезъ Бренту. Но опасность сія была во время избѣгнута предусмотрительностью Австрійскаго Фельдмаршала.

Едва только Альвинци узналъ, что сильная дивизія Французской арміи у него въ тылу, какъ, не давъ ей времени научать дѣло, онъ тотчасъ оставилъ позицію при Кальдіеро, и медленно, въ совершенномъ порядкѣ, спустился съ высотъ. Бонапарте съ огорченіемъ видѣлъ, какъ Австрійцы отступали по мосту, находящемуся у нихъ въ тылу, чрезъ Альпонъ, между тѣмъ, какъ занявъ оный, какъ было его намѣреніе, онъ сдѣлалъ бы отступленіе ихъ невозможнымъ, или по крайней мѣрѣ гибельнымъ. Чрезъ это обстоятельство, однако же, деревня Аркола потеряла важность своего мѣстоположенія, ибо послѣ Альвинцева отступленія, она осталась уже не въ тылу, а передъ Фронтомъ непріятеля.

Бонапарте помнилъ, что онъ имѣетъ непріятелей на правомъ, какъ и на лѣвомъ берегу Адижа, и что Давидовичъ можетъ еще разъ разбить Вобуа, между тѣмъ, какъ онъ находился слишкомъ впереди, для того, чтобы подать ему помощь. Въ слѣдствіе сего, вышедъ изъ Арколы и изъ деревни Порсиля, находящейся по близости отъ нея, онъ отступилъ къ Ронко, перешедъ обратно черезъ рѣку, и оставя только двѣ полу-бригады впереди на лѣвомъ берегу.

Первое сраженіе при Арколѣ, достопамятное упорствомъ, съ которымъ дрались и числомъ храбрыхъ офицеровъ и солдатъ, павшихъ на полѣ брани, не имѣло никакихъ рѣшительныхъ послѣдствій. По оно поколебало намѣреніе Адьвинци итти на Верону, прервало всѣ сообщенія его арміи съ Тирольскою, а что важнѣе всего, оно возобновило страхъ Австрійцевъ къ искуству Наполеона и къ храбрости его войскъ, а Французскимъ солдатамъ возвратило обыкновенную ихъ самоувѣренность.

Бонапарте пробылъ въ Ронко до пяти часовъ слѣдующаго утра, пока получилъ извѣстіе, что Давидовичъ спокойно стоитъ въ своей прежней позиціи; что ему нечего заботишься о безопасности Вобуа, и что онъ можетъ дѣйствовать противъ Альвинци. Сіе тѣмъ легче было исполнить (16 Ноября), что Австрійскій Генералъ, не знавъ, что Бонапарте останавливалъ свою армію въ Ронко, вообразилъ себѣ, что онъ находится на походѣ, для того, чтобы соединить силы свои близь Мантуи, и по этому поспѣшилъ ударить на его арріергардъ, который онъ полагалъ догнать на поромѣ. Бонапарте избавилъ его отъ труда доходить до Адижа. Онъ опяуріь перешелъ на лѣвую сторону, и вновь двинулъ свои колонны по плотинамъ и насыпнымъ дорогамъ, пересѣкающимъ Аркольцкія болота. На такой мѣстности, гдѣ не возможно было дать колоннамъ болѣе широты, чѣмъ сколько позволяли насыпныя дороги, побѣдоносные Французскіе воины имѣли большую выгоду надъ вновь набранными Австрійцами: ибо хотя послѣдніе были въ общемъ счету многочисленнѣе, но при такомъ обстоятельствѣ успѣхъ зависѣлъ отъ одного только фронта, или среднихъ рядовъ. Посему Французы одержали верхъ, и опрокинули Австрійцевъ въ деревню Арколу; но тамъ, какъ и прежде сего, Альвинци утвердилъ свои главныя оборонительныя точки, и удерживалъ ихъ съ наивеличайшимъ упорствомъ.

Послѣ нѣсколькихъ неудачъ при нападеніи съ фронта на мѣсто, къ которому столь трудно было приблизиться, Наполеонъ старался обойти сію позицію, перешедъ чрезъ рѣчку Альпонъ близь впаденія оной въ Адижъ. Онъ пытался было устроить переходъ изъ фашинъ, но безуспѣшно, и ночь наступила прежде, чѣмъ произошло что либо рѣшительное. Обѣ стороны отступили, Французы въ Ронко, гдѣ они перешли обратно чрезъ Адижъ; а Австрійцы на позицію позади столь хорошо защищаемой ими деревни Арколы.

Сраженіе 16 Ноября потому было благопріятнѣе для Французовъ, что они опрокинули Австрійцевъ, и взяли у нихъ много плѣнныхъ при началѣ дѣла; но сами они также потеряли значительное Число людей; и хотя бы Наполеонъ да, же овладѣлъ полемъ сраженія, то и тогда онъ былъ бы принужденъ при наступленіи ночи возвратиться въ свою прежнюю позицію, опасаясь, чтобы Давидовичъ, разбивъ Вобуа, не двинулся на Манту у, или на Верону. День 11 числа былъ болѣе рѣшителенъ.

Поле битвы и предварительныя движенія были почти тѣ же самыя, какъ въ предыдущій день; но Французы едва было не разстроились чрезъ потопленіе одного изъ судовъ, составляющихъ мостъ ихъ чрезъ Адижъ. Австрійцы тотчасъ двинулись на полу-бригаду, стоящую на лѣвомъ берегу для защиты моста. Но Французы, исправивъ поврежденіе, сами пошли впередъ, и принудили Австрійцевъ отступить въ болота. Массена направилъ свою атаку на Порсилъ, а Генералъ Робертъ двинулся впередъ на Арколу. Но Бонапарте наиболѣе желалъ одержать рѣшительный перевѣсъ на той точкѣ, гдѣ онъ намѣревался перейти чрезъ Альпонъ, и, для достиженія сего, онъ присоединилъ къ смѣлости хитрость. Увидя одну изъ своихъ колоннъ опрокинутую и отступающую назадъ по плотинѣ, онъ помѣстилъ 32-й полкъ въ засаду въ небольшомъ лѣску вдоль дороги, который, встрѣтивъ преслѣдующаго непріятеля сильнымъ неожиданнымъ огнемъ, вдругъ бросился на него со штыками, и ударивъ во флангъ трехтысячной колонны Кроатовъ, опрокинулъ ее въ болото, гдѣ большая часть оной погибла.

Тогда-то, сообразивъ понесенныя непріятелемъ потери, Наполеонъ заключилъ, что превосходство его въ числѣ такъ уменьшилось, и храбрость такъ поколебалась, что ему ужъ не нужно было долѣе ограничивать свои движенія плотинами, а что онъ могъ вступить въ бой съ непріятелемъ на долинѣ, простирающейся за Альпономъ. Онъ перешелъ чрезъ сей ручей по временному мосту, устроенному въ продолженіе ночи, и битва возгорѣлась съ такимъ же ожесточеніемъ на твердой почвѣ, какъ она происходила посреди болотъ на плотинахъ.

Австрійцы сражались тѣмъ съ большею рѣшительностью, что ихъ лѣвый флангъ, хотя стоящій на сухомъ мѣстѣ, былъ защищенъ болотомъ, которое Бонапарте не имѣлъ возможности обойти. Но, не смотря на это положеніе вещей, Наполеонъ вздумалъ овладѣть симъ важнымъ мѣстомъ, внушивъ непріятелю, будто бы онъ точно сдѣлалъ то, къ чему не было никакой возможности. Для сего онъ послалъ отважнаго офицера съ тридцатью своими вожатыми (которыхъ можно назвать его тѣлохранителями) и съ четырью трубачами, приказавъ этимъ храбрымъ всадникамъ пуститься въ атаку, а трубачамъ затрубить, какъ будто бы сильный отрядъ перешелъ черезъ болото. Въ то же самое время, Ожеро напалъ на лѣвый Флангъ, а подоспѣвшій изъ Леніаго, свѣжій отрядъ, принудилъ оный къ отступленію, если не къ бѣгству.

Тогда Альвинци принужденнымъ нашелся итти назадъ, и началъ отступать къ Монтебелло. Онъ расположилъ семь тысячъ человѣкъ уступами для прикрытія сего движенія, которое было исполнено безъ большой потери; но изъ рядовъ его много выбыло убитыхъ въ трехъ сраженіяхъ при Арколѣ. Уронъ его считался до восьми тысячъ человѣкъ. Французы, дѣлавшіе неоднократно столь кровопролитные приступы къ сей деревцѣ, также много пострадали. Бонапарте сознается въ этомъ выразительными словами: «Никогда еще», пишетъ онъ къ Карно: «поле сраженія не было такъ оспориваемо. У меня почти не осталось Генераловъ. Могу васъ увѣрить, что ни одна побѣда не покупалась столь дорогою цѣною. Непріятель былъ многочисленъ, и дрался отчаянно.» Въ существѣ же дѣла, Наполеоновъ способъ устрашать такими кровопролитными и отчаянными приступами къ крѣпкимъ позиціямъ, есть важная погрѣшность въ его системѣ. Онъ стоилъ множества людей, и не всегда бывалъ удаченъ. Атака при Арколѣ была только безполезнымъ пролитіемъ крови до тѣхъ поръ, пока искуство замѣнило открытую силу, и позиція была обойдена въ первый день Генераломъ Гіё, а на третій войсками, перешедшими чрезъ Альпонъ.

Медленность Давидовича въ продолженіе этихъ трехъ дней нерѣшительнаго, кроваваго боя, заслуживаетъ замѣчанія и упрека. Казалось бы, что съ 10 Ноября, Генералъ сей имѣлъ возможность атаковать дивизію, которую онъ уже опрокинулъ, а онъ откладывалъ сіе до І6 числа; и уже 18, днемъ спустя послѣ отступленія Альвинци, онъ подошелъ къ Веронѣ по правому берегу. Если бъ сіе движеніе было сдѣлано прежде разбитія Альвинци или даже въ продолженіе трехъ предъидущихъ дней, когда Французы сражались подъ Арколою, то отъ сего могли бы произойти весьма важныя послѣдствія. Увидѣвъ наконецъ, что Альвинци отступилъ, Давидовичъ сдѣлалъ тоже, и удалился въ горы, не слишкомъ тревожимый Французами, которые уважали его армію, столь часто побѣждавшую, чувствуя притомъ собственную свою слабость, происшедшую отъ понесенныхъ ими потерь.

Другое случайное обстоятельство также неоспоримо доказываетъ недостатокъ согласія и совокупнаго дѣйствія между Австрійскими Генералами. Вурмзеръ, который спокойно простоялъ въ Мантуѣ все то время, пока Альвинци и Давидовичъ находились въ, окрестностяхъ, сдѣлалъ сильную вылазку 28 Ноября, тогда, какъ сія попытка не произвела ничего важнаго, ибо онъ никѣмъ не могъ быть подкрѣпленъ.

Такъ кончился четвертый походъ, предпринятый для защиты Австріискихъ владѣній въ Италіи. Послѣдствія онаго не были столь рѣшительно благопріятны для Наполеона, какъ трехъ предъидущихъ. Правда, что Мантуа не получила никакихъ пособій, и слѣдовательно главная цѣль Австрійцевъ не была достигнута. Но Вурмзеръ могъ обороняться въ ней до послѣдней минуты, и уже принялъ мѣры для того, чтобы продолжить защиту долѣе, чѣмъ Французы расчитывали, уменьшивъ гарнизону дачу съѣстныхъ припасовъ. Арміи Фріульская и Тирольская, также со времени послѣдняго похода удерживали за собою Басеано и Трентъ, и вытѣснили Французовъ изъ горъ, чрезъ которыя можно было достигнуть до наслѣдственныхъ Австрійскихъ владѣній. Альвинци не претерпѣлъ такихъ сильныхъ пораженій, какъ предшественники его, Больё и Вурмзеръ, между тѣмъ, какъ Давидовичъ пріобрѣлъ бы великіе успѣхи, если бъ только умѣлъ воспользоваться своими побѣдами. Однако жъ нельзя было предполагать, чтобы Австрійцы, безъ новыхъ подкрѣпленій, могли потревожить Наполеона въ спокойномъ владѣніи Ломбардіею.

Въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ послѣ Аркольской битвы и отступленія Австрійцевъ, война, которая такъ упорно поддерживалась въ Италіи, была прекращена, и вниманіе Наполеона обратилось на гражданскія дѣла, — на обеспеченіе выгодъ Франціи договорами съ различными Италіянскими Державами и съ Ломбардскимъ конгрессомъ, равно какъ на учрежденіе изъ областей Боданіи, Феррары, Реджіо и Модены, такъ названной Циспаданской Республики. Объ этомъ мы поговоримъ въ другомъ мѣстѣ, не желая прерывать описанія военныхъ дѣйствій, пока не изобразимъ послѣдней борьбы Австрійцевъ для освобожденія отъ осады Мантуи.

Прежде всего должно замѣтить, что или отъ зависти, или отъ недостатка средствъ, въ Италіянскую армію мало было доставлено изъ Франціи рекрутъ и снарядовъ. Около семи тысячъ человѣкъ, отправленныхъ для присоединенія къ Наполеону, едва могли вознаградить потери, понесенныя имъ въ прошедшую кровопролитную кампанію. Какъ въ самое это время существовавшій съ Папою договоръ рушился, то Его Святѣйшество угрожалъ послать въ Ломбардію многочисленное войско. Бонапарте старался замѣнить недостатокъ подкрѣпленій наборомъ изъ Ломбардцевъ ополченія, въ которое онъ помѣстилъ многихъ Поляковъ. Отрядъ сей не могъ быть пущенъ въ бой съ Австрійцами, но очень могъ дѣйствовать противъ Папскихъ войскъ, которыя съ давнихъ временъ не пользовались большою воинскою славою.

Между тѣмъ Австрія, которая, казалось, держалась за Италію съ цѣпкостью замирающей руки, опять, въ пятый уже разъ, собрала на границахъ своихъ армію, и, сдѣлавъ Альвинци вновь предводителемъ шестидесяти тысячъ человѣкъ, повелѣла ему начать противъ Французовъ въ Италіи наступательныя дѣйствія. Храбрость Австрійцевъ возрасла, вмѣсто того, чтобы придти въ упадокъ отъ послѣднихъ пораженій. Отрядъ охотниковъ, состоящій изъ почетныхъ и знатныхъ людей, выступилъ въ походъ, для искупленія цѣною своей крови народной чести. Вѣна поставила четыре баталіона, которымъ Императрица пожаловала знамя, вышитое для нихъ ея собственными руками. Тирольцы также поспѣшили собраться подъ знамена своего Императора, не испугавшись прокламаціи, которую издалъ Бонапарте послѣ отступленія отъ Арколы, и которая служитъ къ чести, хотя и тяжко заслуженной, сихъ храбрыхъ стрѣлковъ: «Всякій Тиролецъ», говоритъ сіе свирѣпое воззваніе: «взятый съ оружіемъ въ рукахъ, будетъ тотчасъ разстрѣлянъ.» Альвинци разослалъ повсюду противъ сей прокламаціи другую: «что за всякаго Тирольца, умерщвленнаго по сей угрозѣ, онъ повѣситъ Французскаго офицера.» Бонапарте возразилъ ему, что если Австрійскій Генералъ приведетъ въ исполненіе сію угрозу, то онъ будетъ казнить Офицера за Офицера, изъ его военноплѣнныхъ и начнетъ съ Альвинцева племянника, находившагося въ его власти. Обѣ стороны, поразмысливъ, убѣдились, что жестоко было бы увеличивать строгость воинскихъ законовъ, и безъ того уже слишкомъ суровыхъ; и эти военныя казни были съ обѣихъ сторонъ отмѣнены.

Но, не смотря на такое усердіе и Преданность къ престолу Австрійскаго народа, вожди онаго, казалось, не пріобрѣли благоразумія опытностью. Потери, понесенныя Вурмзеромъ и Альвинци, произошли большею частью отъ важной погрѣшности — раздѣлять свои силы и начинать войну двумя операціонными линіями, которыя не могли имѣть между собою свободнаго сообщенія. Они начали предстоящій походъ по тѣмъ же несчастнымъ правиламъ. Одна армія двинулась изъ Тироля на Монтебелло, а другая пошла внизъ по Брентѣ къ Падуанскимъ владѣніямъ, съ тѣмъ, чтобы дѣйствовать на нижнемъ Адижѣ, и чрезъ линію онаго открыть сообщеніе съ Мантуей. Военный Совѣтъ приказалъ симъ двумъ арміямъ взять такое направленіе, чтобы, если возможно, сойтиться у осажденной крѣпости. Если бъ они успѣли принудить къ снятію осады, то безъ сомнѣнія Французы были бы выгнаны изъ Италіи; но хотя бы только и часть сего плана удалась, то сіе доставило бы Вурмзеру возможность выѣхать со своею кавалеріею изъ осажденнаго города, и отправиться въ Романію, гдѣ ему предназначалось съ его Штабомъ и офицерами устроить Папскую армію, и принять надъ оною начальство. А между тѣмъ хитрый агентъ былъ посланъ для извѣщенія о семъ, если можно, самого Вурмзера.

Человѣкъ сей попалъ въ руки къ осаждающимъ. Тщетно онъ проглотилъ было свою депешу, закатанную въ восковой шарикъ; нашли средство достать ее изъ его желудка, и въ воску оказалось письмо, подписанное рукою Императора, который повелѣвалъ Вурмзеру не входить ни въ какіе переговоры, а держаться какъ можно долѣе, въ ожиданіи, пока его освободятъ; если же онъ будетъ принужденъ оставить Мантуу, то не соглашаясь ни на какія условія, ѣхать въ Романію и принять тамъ начальство надъ Папскою арміею. Такимъ образомъ Бонапарте узналъ о приготовляемой противъ него грозѣ, которая вскорѣ и разразилась.

Альвинци, предводительствующій Главною арміею, пошелъ отъ Бассано къ Ровередо на Адижѣ. Провера, отличившійся храброю своею защитою Коссаріи въ Миллезимскомъ дѣлѣ[5], начальствовалъ дивизіею, которой было назначено дѣйствовать на нижней части Адижа. Онъ дошелъ до Беви-л’Аква, между тѣмъ, какъ авангардъ его, подъ командою Принца Гогенцоллерна, принудилъ Французскій отрядъ перейти на правый берегъ Адижа.

Бонапарте, не зная еще, которую изъ сихъ атакъ считать главною, сосредоточилъ свою армію въ Веронѣ, которая въ продолженіе всей войны была столь важнымъ мѣстомъ, какъ центральная точка, откуда онъ по произволу могъ итти вверхъ по Адижу на Альвинци, или внизъ по рѣкѣ сей, дабы воспротивиться покушеніямъ Проверы. Онъ надѣялся, что Жубертъ, оставленный имъ для защищенія Короны, небольшаго городка, сильно укрѣпленнаго на этотъ предметъ, будетъ въ состояніи нѣсколько времени тамъ удержаться. Отправя на помощь къ Жуберту въ Кастель-Ново нѣсколько войскъ, онъ еще колебался двинуть главныя силы свои по этому направленію до вечера 13 Января, когда подучилъ извѣстіе, то Жубертъ, атакованный въ Коронѣ многочисленнымъ отрядомъ, противъ котораго онъ цѣлый день съ трудомъ держался, наконецъ принужденъ былъ отступить для защиты важнаго возвышеніе Риволи, ключа всей его позиціи.

Заключивъ изъ сего извѣстія, что главная опасность предстоитъ при верховьѣ Адижа, Бонапарте оставилъ одну только дивизію Ожеро для удержанія Проверы отъ перехода чрезъ рѣку въ нижней части ея теченія. Онъ въ особенности желалъ подкрѣпить возвышенную и повелѣвающую окрестностями позицію при Риволи прежде, чѣмъ къ непріятелю подоспѣетъ его конница и артиллерія, надѣясь вовлечь его въ дѣло до присоединенія къ нему сихъ важныхъ частей его арміи. "Ускореннымъ маршемъ Наполеонъ пришелъ къ Риволи въ два часа утра 14 числа; и съ сего возвышеннаго мѣста, при лунномъ свѣтѣ, легко ему было увидѣть, что непріятельскіе биваки раздѣлялись на пять, явственно обозначенныхъ отрядовъ; изъ чего онъ заключилъ, что атака слѣдующаго дня будетъ произведена такимъ же числомъ колоннъ.

По разстоянію, въ которомъ находились сіи биваки отъ позиціи Жуберта, Наполеонъ утвердительно заключилъ, что непріятель не могъ на него напасть прежде десяти часовъ утра, вѣроятно рѣшась дождаться своей конницы и артиллеріи. Жубертъ въ это время расположился уже вытти изъ позиціи, занимаемой только его аріергардомъ. Бонапарте тотчасъ приказалъ ему воротиться назадъ и вновь занять важное Ривольское возвышеніе.

Нѣсколько Кроатовъ, приблизясь къ Французской линіи, и увидя, что Часовня Св. Марка оставлена Жубертовымя: легкими войсками, тотчасъ овладѣли оною, Она была взята обратно Французами, и отъ усилій удержать ее и Овладѣть ею, задавалось жаркое дѣло, сперва съ полкомъ, къ которому принадлежалъ Кроашскій отрядъ, а потомъ и съ цѣлою Австрійскою колонною, стоявшею ближе прочихъ къ сей точкѣ, подъ начальствомъ Окская. Она была опрокинута, но колонна Коблера двинулась къ ней на помощь, и взобравшись на возвышеніе, атаковала два Французскіе полка, стоявшіе тамъ подъ прикрытіемъ пушекъ. Не смотря на эшу выгоду, одинъ изъ полковъ былъ опрокинутъ, и Бонапарте поскакалъ самъ, чтобы его поддержать. Ближе всѣхъ находилась дивизія Массены, которая, будучи утомлена ночнымъ переходомъ, отдыхала. Однако жъ, на приказанію Наполеона, солдаты вскочили и устремились на поле битвы: черезъ полчаса колонна Коблера была разбита и опрокинута. Отрядъ Липтая въ свою очередь тронулся съ мѣста, а Каздановичъ, замѣтившій, что Жубертъ, преслѣдуя дивизію Окская, слишкомъ зашелъ впередъ и оставилъ Часовню Си, Марка, отрядилъ три баталіона для занятія сего поста. Между тѣмъ, какъ Австрійцы лѣзли съ одной стороны на холмъ, на которомъ находилась часовня, три Французскихъ баталіона, обращенные назадъ Шубертомъ для воспрепятствованія намѣренію Каздановича, старались взобраться туда же съ другаго конца. Ловкіе Французы прежде успѣли достигнуть вершины, и, воспользовавшись выгодами мѣстоположенія, имъ не трудно было опрокинуть идущихъ впереди Австрійцевъ, которые усиливались взобраться на гору. Между тѣмъ, Французскія батареи поражали разстроенныя непріятельскія колонны: кавалерія неоднократно ходила въ атаку, и Австрійцы пришли въ совершенное разстройство. Выдвинутыя впередъ колонны были совершенно разбиты; а тѣ, которыя еще держались, пришли въ такое положеніе, что атака съ ихъ стороны была бы совершеннымъ безуміемъ.

Посреди сего смятенія, дивизія Люзиньяна, самая дальняя изъ Австрійскихъ колоннъ, которой было поручено охраненіе артиллеріи и обозовъ, сдѣлавъ нужныя для сего распоряженія, взошла на Ривольскія высоты и расположилась въ тылу у Французовъ. Если бъ эта колонна заняла сію высоту при началѣ общаго боя, то нѣтъ сомнѣнія, что оный кончился бы не въ пользу Наполеона. Даже и въ настоящемъ положеніи вещей, появленіе оной въ тылу привело бы въ робость войска, хотя и храбрыя, но имѣющія менѣе довѣрія къ своему полководцу) солдаты же Наполеона только воскликнули: "Это прибавка къ нашему торгу, " въ полной увѣренности, что ихъ вождя нельзя озадачишь нечаянностью, Съ другой стороны, Австрійская дивизія, прибывъ туда уже послѣ потери сраженія, безъ артиллеріи и безъ конницы, и будучи принуждена оставить часть своего войска для удержанія Французской бригады, почувствовала, что она не только не въ состояніи отрѣзать Французовъ, напавъ на аріергардъ ихъ, между тѣмъ, какъ они впереди сражались, но что сама она была отрѣзана вторженіемъ одержавшихъ побѣду Французовъ между ею и разбитою Австрійскою арміею. Дивизія Люзиньяна, находясь подъ сильнымъ огнемъ запасной артиллеріи, вскорѣ была принуждена положить оружіе. Военныя дѣла такъ опасны, что тоже самое движеніе, которое, будучи исполнено въ пору, доставило бы побѣду, при малѣйшей потерѣ времени часто причиняетъ всеконечную гибель[6]. Какъ въ этомъ, такъ и во многихъ другихъ случаяхъ, Австрійцы совершенно подтвердили сказанное объ нихъ Наполеономъ, что они не умѣютъ надлежащимъ образомъ цѣнишь время въ ихъ военныхъ дѣйствіяхъ.

Побѣда при Риволи была одна изъ самыхъ отчаянныхъ, когда либо одержанныхъ Наполеономъ, и онъ обязанъ ею вполнѣ своимъ воинскимъ талантамъ, а совсѣмъ не способу превосходства въ числѣ, къ которому его обвиняли въ пристрастіи. Подъ нимъ ранили въ продолженіе боя нѣсколькихъ лошадей, и онъ въ высшей степени употребилъ свое искуство — лично одушевлять войска къ сраженію тамъ, гдѣ ихъ присутствіе наиболѣе было нужно.

Ошибка Альвинци, и весьма грубая, состояла въ томъ, что онъ думалъ объ одной только незначительной дивизіи Жуберта, столицей въ Риволи, воображая, что можетъ, когда захочетъ, истребить ее, между тѣмъ, какъ зная быстроту Французскихъ движеній, ему бы слѣдовало имѣть въ виду возможность Наполеонова ночнаго перехода, посредствомъ котораго, двинувъ отборныя силы своей арміи туда, гдѣ непріятель полагалъ стоящимъ одинъ только слабый отрядъ, онъ могъ разбить гораздо превышающую его числомъ армію, разставленную по разнымъ точкамъ поля битвы безъ принятія надлежащихъ оборонительныхъ мѣръ, безъ необходимаго подкрѣпленія конницею и артиллеріею; а болѣе всего, безъ плана совокупнаго дѣйствія и взаимной обороны. Искуснымъ Наполеоновымъ движеніямъ много содѣйствовали преданность его Генераловъ и храбрость его солдатъ. Массена, въ особенности, такъ отличился, что въ послѣдствіи, когда Наполеонъ, сдѣлавшись Императоромъ, пожаловалъ его Герцогомъ, то онъ далъ ему прозваніе по Ривольской битвѣ.

Передъ совершеннымъ одержаніемъ сей важной и рѣшительной побѣды, получено извѣстіе, потребовавшее въ другомъ мѣстѣ присутствія Наполеона. Въ самый день сей битвы, Провера, котораго мы оставили на Нижнемъ Адижѣ, навелъ чрезъ сію рѣку понтонный мостъ, тамъ, гдѣ Французы не приготовились воспрепятствовать его переходу, и пошелъ къ Мантуѣ, куда посредствомъ хитрости едва было не пробрался. Конный его полкъ, въ бѣлыхъ плащахъ, очень похожій тѣмъ на первый полкъ Французскихъ гусаръ, подошелъ къ предмѣстію Св. Георгія, прикрытаго одною только циркумвалаціонною линіею. Ихъ хотѣли было впустить безъ всякаго подозрѣнія, какъ одному догадливому старому Французскому сержанту, рубившему дрова за городскими стѣнами, показалось, что бѣлые плащи Этого войска были новѣе, чѣмъ у Французскаго полка, называемаго Бертинскимъ Гусарскимъ, за который его приняли. Онъ сообщилъ свое подозрѣніе бывшему близь него барабанщику; оба они бросились въ предмѣстіе, закричали къ ружью, и пушки тотчасъ были наведены на непріятельскихъ всадниковъ, которыхъ располагались было принять какъ друзей.

Пока сіе происходило, Бонапарте съ невѣроятною быстротою самъ прискакалъ въ Ровербеллу, въ двѣнадцати миляхъ отъ Мантуи, прямо съ поля Ривольскаго сраженія, предоставя Массенѣ, Мюрату и Жуберту довершить побѣду жаркимъ преслѣдованіемъ Альвинци и его разбитыхъ силъ.

Между тѣмъ Провера переговорилъ съ Мантуйскимъ гарнизономъ, пославъ чрезъ озеро лодку, и условился съ Вурмзеромъ о средствахъ къ его освобожденію. 16 Января, на другой день послѣ битвы при Риволи и послѣ неудачнаго покушенія захватить предмѣстіе Св. Георгія, Мантуйскій гарнизонъ сдѣлалъ сильную вылазку, и занялъ насыпную дорогу, называемую Ла-Фаворита, единственную, которая была защищена цитаделью или отдѣльною крѣпостцою. Наполеонъ, принявъ начальство надъ побѣдоносными своими войсками, окружилъ отрядъ Проверы, и съ яростью напалъ на него, между тѣмъ, какъ осаждающіе штыками принудили гарнизонъ возвратиться опять въ крѣпость Мантуу. Провера, который тщетно, хотя съ большою рѣшительностью и мужествомъ, старался свершить освобожденіе города, столь желаемое его Императоромъ, былъ принужденъ положить оружіе съ пятитысячною дивизіею, которую ему удалось къ себѣ собрать. Отдѣльный отрядъ, оставленный имъ для прикрытія моста и проходовъ въ тылу его, подвергся тому же жребію. Такимъ образомъ цѣлая дивизія арміи, начавшей свой походъ только 1 Января, сдалась военноплѣнною побѣдителямъ прежде истеченія десяти дней. Главная армія, подъ начальствомъ Альвинци, была не болѣе счастлива. Ее преслѣдовали по пятамъ съ поля Ривольской битвы, не дозволяя ей ни отдохнуть, ни устроиться. Многочисленные отряды оной были отрѣзаны и принуждены сдаться; обычай, вошедшій въ столь частое употребленіе между Австрійскими войсками, что его перестали почитать за стыдъ.

Не смотря на то, одинъ изъ сихъ случаевъ такъ необычаенъ, что онъ заслуживаетъ быть приведеннымъ, какъ разительное доказательство сильной робости и унынія, овладѣвшихъ Австрійцами послѣ сего страшнаго пораженія, равно какъ увѣренности и смѣлости, внушенныхъ Французамъ безпрерывными ихъ успѣхами. Рене, молодой офицеръ, занималъ деревню, называемую Гарда, при озерѣ того же имени, и осматривая передовые посты свои, увидѣлъ нѣсколько приближающихся Австрійцевъ, которыхъ онъ приказалъ своея стражѣ окружить и задержать. Выѣхавъ впередъ для обозрѣнія, онъ самъ очутился передъ головою Австрійской колонны изъ тысячи осьми сотъ человѣкъ, которую заворотъ дороги скрывалъ отъ него, пока онъ приблизился къ ней на сорокъ шаговъ. «Положите оружіе!» сказалъ Австрійскій начальникъ; на что Рене отвѣчалъ съ самою рѣшительною увѣренностью: «Сдайтесь вы сами! Я разбилъ вашъ авангардъ, чему свидѣтели эти плѣнники — положите оружіе, или вамъ не будетъ пощады.» И Французскіе солдаты, понявъ мысль своего начальника, также закричали: «Положите оружіе!» Австрійскій офицеръ поколебался, и предложилъ войти въ переговоры; но Французъ не соглашаясь ни на какія условія, требовалъ немедленной, безпрекословной сдачи. Оробѣвшій Австріецъ подалъ ему свою шпагу, и приказалъ своимъ подчиненнымъ слѣдовать его примѣру. Но Австрійскіе солдаты начала: подозрѣвать истину; они заупрямились и отказались повиноваться своему начальнику, къ которому Рене обратился съ величайшимъ присутствіемъ духа. «Вы Офицеръ и благородный человѣкъ; сказалъ онъ, вамъ извѣстны военные законы; вы сдались, слѣдовательно вы мой плѣнникъ, но я освобождаю васъ на честное слово — и возвращаю вамъ вашу шпагу; уговорите вашихъ людей сдаться, или я вышлю противъ васъ шеститысячный отрядъ, состоящій у меня подъ начальствомъ.» Австріецъ совершенно смутился отъ этого обращенія къ его чести, и отъ угрозы Выслать на него шесть тысячъ человѣкъ. Увѣривъ Рене, что онъ можетъ положиться на его точность въ исполненіи даннаго слова, онъ обратился на Нѣмецкомъ языкѣ къ своимъ солдатамъ, и убѣдилъ ихъ положить оружіе; послѣ чего онъ вскорѣ имѣлъ удовольствій увидѣть, что одъ сдался отряду, въ двѣнадцать разъ менѣе того числа, которое онъ у себя имѣлъ.

При такихъ чрезвычайныхъ успѣхахъ, земли, которыхъ Французы лишились въ Италіи, вскорѣ были возвращены. Трентъ и Бассано опять были заняты Французами. Они овладѣли всѣми позиціями и укрѣпленными мѣстами, бывшими въ ихъ власти на границахъ Италіи до перваго прихода Альвинци и, можетъ быть, далѣе проникли бы въ гористые предѣлы Германіи, если бъ снѣгомъ не заградило проходовъ.

Вѣнцомъ побѣдъ при Риволи и при Ла-Фаворитѣ, была сдача Мантуи, которая стоила такъ много крови и защищалась съ такимъ упорствомъ.

Въ продолженіе нѣсколькихъ дней послѣ рѣшительнаго дѣла, не оставившаго Вурмзеру даже никакой надежды къ спасенію, онъ продолжалъ защищать крѣпость съ упорнымъ, но благороднымъ отчаяніемъ, свойственнымъ чувствамъ храбраго ветерана, который до послѣдней крайности колебался между желаніемъ обороняться и убѣжденіемъ, что за недостаткомъ съѣстныхъ припасовъ, дальнѣйшее сопротивленіе было бы совершенно безполезно. Наконецъ онъ послалъ своего Адъютанта Кленау (котораго имя въ послѣдствіи прославилось), въ главную квартиру Серюрье, начальствовавшаго осадою, для переговоровъ о сдачѣ. Кленау повелъ обычный въ такихъ случаяхъ разговоръ. Онъ распространился на счетъ средствъ, которыя по словамъ его оставались еще Мантуѣ, для того, чтобы держаться; но сказалъ, что Вурмзеръ, сомнѣваясь въ полученіи своевременнаго подкрѣпленія и припасовъ, желаетъ распорядиться немедленною сдачею или Дальнѣйшею обороною, сообразно съ условіями, которыя Французскій Генералъ заблагоразсудитъ ему предписать.

Французскій офицеръ высокаго чина находился при этомъ, завернувшись въ свой плащъ и стоя въ сторонѣ, но такъ, чтобы слышать, о чемъ говорятъ. Когда разговоръ кончился, то сей неизвѣстный подошелъ ближе, и, взявъ перо, написалъ условія, на которыхъ Вурмзеру предоставлялось сдать крѣпость — условія, гораздо почетнѣйшія и выгоднѣйшія, нежели какихъ можно было ожидать въ такой крайности. "Вотъ, " сказалъ незнакомый офицеръ Адъютанту: «условія, которыя Вурмзеръ можетъ принять теперь, и которыя предложатся ему во всякое время, когда онъ найдетъ сопротивленіе невозможнымъ. Мы полагаемъ, что онъ слишкомъ благородный человѣкъ для того, чтобы сдать крѣпость и городъ, имѣя еще средства защищаться. Если онъ промедлитъ согласиться на сіи условія недѣлю, мѣсяцъ, два мѣсяца, то онѣ будутъ тѣ же самыя, когда онъ заблагоразсудитъ ихъ принять. Завтра я перехожу чрезъ По, и иду къ Риму.» Кленау, замѣтивъ, что онъ говоритъ съ Французскимъ Главнокомандующимъ, откровенно признался ему, что гарнизонъ не можетъ болѣе медлитъ сдачею, имѣя только на три дня съѣстныхъ припасовъ.

Эта черта великодушія противъ храбраго, но несчастнаго непріятеля, сдѣлала Наполеону большую честь. Употребленный имъ театральный способъ съ плащемъ, можетъ быть осужденъ, но чувство уваженія и состраданіе его къ почтенному старцу достойны всякой хвалы. Онъ писалъ на этотъ счетъ Директоріи, что онъ далъ Вурмзеру условія сдачи, приличныя великодушію Французскаго народа противъ такого непріятеля, который, потерявъ по несчастно свою армію, такъ мало заботился о своей личной безопасности, что вошелъ въ Мантуу, проложивъ себѣ дорогу сквозь осаждающую армію; и тамъ добровольно подвергся всѣмъ лишеніямъ осады, которую храбрость его поддерживала до тѣхъ поръ, пока былъ съѣденъ послѣдній кусокъ хлѣба.

Но юный побѣдитель показалъ еще болѣе благородной разборчивости, уклонясь отъ личнаго присутствія притомъ, какъ престарѣлый воинъ Вурмзеръ, въ огорченіи, отдалъ оружіе вмѣстѣ съ двадцатитысячнымъ своимъ гарнизономъ, изъ котораго десять тысячъ было способныхъ на службу. Это самоотверженіе, почти столько же содѣйствовало къ его славѣ, какъ его побѣды, и не должно быть пропущено въ Исторіи, которая, будучи часто принуждена выставлять его честолюбіе, тѣмъ не менѣе обязана сбирать черты похвальныхъ и благородныхъ чувствъ. Исторія сего достопамятнаго человѣка чаще напоминаетъ намъ невѣроятные и баснословные подвиги Героевъ романическихъ временъ, чѣмъ духъ рыцарства, имъ приписываемый; но въ этомъ случаѣ поступокъ Наполеона съ Вурмзеромъ можетъ по справедливости быть уподобленъ поступку Чернаго Принца съ его царственнымъ плѣнникомъ, Королемъ Іоанномъ Французскимъ.

Серюръе, начальствовавшій осадою, имѣлъ честь принять въ плѣнъ Вурмзера, который продлилъ ш"есть мѣсяцевъ осаду, въ продолженіе коей, гарнизонъ, по показанію Наполеона, потерялъ двадцать семь тысячъ человѣкъ отъ болѣзней и въ многочисленныхъ, кровопролитныхъ вылазкахъ. Это рѣшительное событіе прекратило войну въ Италіи. Борьба съ Австріею послѣ сего производилась уже въ наслѣдственныхъ владѣніяхъ сей гордой державы.

Французы, овладѣвъ этимъ главнымъ предметомъ ихъ желаній, не замедлили обнаружить Свой народный характеръ. Они доказали свою военную предусмотрительность, употребивъ одного изъ знаменитѣйшихъ своихъ Инженеровъ для улучшенія и доведенія почти до совершенства обороны города, который можетъ быть названъ цитаделью Италіи. Они, кромѣ того, учредили различные праздники и гражданскія торжества, между прочимъ одно въ честь Виргйлія, который, будучи Императорскимъ пѣвцомъ, довольно не кстати удостоился выбора въ геніи возникающей Республики. Корыстолюбіе ихъ также было обнаружено ихъ художниками, которые старались найти средства снять со стѣнъ живопись Тиціена, представляющую войну боговъ съ исполинами, подвергая опасности истребленія то, что ничѣмъ не могло быть замѣнено. Къ счастію, покушеніе сіе найдено совершенно неудобоисполнимымъ.

ГЛАВА VIII.

править

Положеніе и виды Наполеона въ эту эпоху кампаніи. — Политика его въ обхожденіи съ Италілицами. — Любовь къ нему. — Суровыя условія мира, предложенныя Папѣ, — отвергнуты. Бонапарте не согласенъ съ мнѣніемъ директоріи, и переговоры возобновляются, но опять прерваны.. — Папа сбираетъ сорокатысячную армію. — Наполеонъ вторгается въ Папскія владѣнія. — Панскія войска развиты близь Имолы — и при Анконѣ, которая взята. — Лоретто также. — Милосердіе Наполеона къ ослушному Французскому Духовенству. — Толентинскій миръ. — Письмо Наполеона къ Папѣ. — Сан-Марино. — Взглядъ на положеніе различныхъ Италіянскихъ Державъ. — Римъ. — Неаполь. — Тоскана, — Венеція.

Взоры цѣлой Европы устремились на Наполеона Бонапарте, который, возвысясь столь мгновенно, сдѣлался ужасомъ державъ и основателемъ государствъ, побѣдителемъ искуснѣйшихъ, полководцевъ и отличнѣйшихъ войскъ въ Европѣ, чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ того, какъ онъ былъ простымъ воиномъ искавшимъ себѣ службы, не для отличій, а для существованія. Такое быстрое возвышеніе случалось иногда въ полудикихъ странахъ, гдѣ великія народныя возмущенія и перевороты суть событія обыкновенныя, но до сихъ поръ это былъ неслыханный примѣръ въ просвѣщенной Европѣ. Притомъ же первенство сіе, такъ скоро имъ пріобрѣтенное, подвергалось столь многимъ испытаніямъ, что ихъ можно было считать залогами прочности онаго. Наполеонъ стоялъ превыше всѣхъ, подобно утесу, противъ котораго бури тщетно истощаютъ свою ярость. Средства, чрезъ которыя онъ возвысился, равномѣрно содѣйствовали къ утвержденію его величія. Онъ внушилъ войскамъ, бывшимъ подъ его предводительствомъ, неограниченную увѣренность къ его генію и величайшую любовь къ его особѣ, такъ, что онъ всегда находилъ людей, готовыхъ исполнять его труднѣйшія порученія. Онъ даже сообщалъ имъ часть своей неутомимой дѣятельности и своего великаго духа. Въ дальнихъ и трудныхъ походахъ, составлявшихъ главный его способъ въ войнѣ, онъ обыкновенно говаривалъ имъ: «Я лучше хочу пріобрѣсть побѣду на счетъ ногъ вашихъ, чѣмъ цѣною вашей крови.» Французы, подъ его начальствомъ, казалось) дѣлались такими людьми, какихъ ему было надобно и, въ жару битвъ, надѣясь на побѣду, забывали даже чувства? усталости и истощенія. Слѣдующее изображеніе Французскаго солдата, сдѣланное самимъ Наполеономъ, встрѣчается въ донесеніяхъ его Директоріи во время перваго Италіянскаго похода:

"Если бъ я долженъ былъ наименовать всѣхъ, отличившихся своею храбростью, то мнѣ бы* пришлось послать* вамъ списокъ всѣхъ гренадеровъ и карабинеровъ авангарда; Они играютъ опасностями и смѣются надъ смертью; и если что можетъ сравниться съ ихъ неустрашимостью, то развѣ одно веселое расположеніе духа, съ которымъ, напѣвая поперемѣнно любовныя и патріотическія пѣсня, о ни свершаютъ труднѣйшіе походы. Пришедъ на биваки, они и не думаютъ объ отдыхѣ, какъ бы можно было предполагать, а пересказываютъ другъ другу о битвѣ прошедшаго дня, и составляютъ планы для будущаго: многіе изъ нихъ основательно судятъ о военныхъ дѣйствіяхъ. Нѣсколько дней тому назадъ осматривалъ я одну полу-бригаду, и когда она проходила мимо меня, то простой егерь, подошедъ къ моей лошади, сказалъ мнѣ: «Генералъ! вамъ бы должно сдѣлать такъ и такъ. — Молчи, негодяй! возразилъ я ему. Онъ тотчасъ скрылся, и я ужъ послѣ никакъ не могъ его отыскать. Но движеніе, которое онъ мнѣ совѣтовалъ, было то самое, которое я внутреннее намѣревался сдѣлать.»

Для предводительства сими дѣятельными, смышлеными и неустрашимыми солдатами, Бонапарте имѣлъ офицеровъ, совершенно достойныхъ своего званія, людей молодыхъ, или по крайней мѣрѣ не старыхъ, честолюбію которыхъ, революція и войны, ею произведенныя, открыли обширное поприще, и которые были напитаны духомъ вождя ихъ и успѣхами, увѣнчевавшими его предпріятія. Бонапарте, который на всякаго человѣка обращалъ вниманіе, никогда не пропускалъ щедрою рукою раздавать награды и наказанія, похвалы и упреки, и не забывалъ ходатайствовать о повышеніи особенно отличившихся офицеровъ, въ чемъ ему, послѣднее время, рѣдко или почти никогда не отказывали. Онъ охотно принималъ на себя обязанность утѣшать тѣхъ, которыхъ родственники пали подъ его знаменами. Письмо его къ Генералу Кларку, писанное въ этомъ родѣ, по случаю смерти молодаго Кларка, его племянника, убитаго подъ Арколою, трогательно тѣмъ, что посреди всѣхъ побѣдъ своихъ, онъ чувствовалъ себя предметомъ упрековъ и порицанія {Письмо Наполеона къ Генералу Кларку отъ 25 Брюмера V года Республики. — «Племянникъ вашъ убитъ на полѣ Аркольской битвы. Этотъ молодой человѣкъ привыкъ уже къ войнѣ. Онъ неоднократно водилъ колонны, и былъ бы отличнымъ офицеромъ. Онъ умеръ со славою передъ лицемъ непріятеля, и не страдалъ ни одной минуты. Какой разсудительный человѣкъ не позавидуетъ такой смерти; кто, въ превратностяхъ жизни, не счелъ бы себя, счастливымъ, такимъ образомъ оставить свѣтъ, столь часто презрѣнный? кто изъ насъ не пожелалъ бы этимъ средствомъ избавиться отъ клеветы, зависти и всѣхъ ненавистныхъ страстей, которыя, кажется, исключительно управляютъ людскими поступками?» — Письмо сіе, достопримѣчательное во многихъ отношеніяхъ, напоминаетъ восклицаніе Катона, надъ тѣломъ его сына:

«Кто бы не хотѣлъ быть симъ юношею?»}. Нападки, помѣщаемые противъ него въ журналахъ, до чрезвычайной его раздражительности, терзали его, въ продолженіе цѣлой жизни, и подобно рабу, прикованному къ торжественной колесницѣ, казалось, напоминали ему, что онъ еще смертный.

Должно еще замѣтишь, что Наполеонъ всегда смѣло противился всѣмъ покушеніямъ коммиссаровъ и другихъ людей, старавшихся поживиться отъ казны, назначенной на содержаніе войскъ. Большая чаешь его переписки съ правительствомъ, а еще того больше, частныя его письма, наполнены жалобами на этихъ чиновниковъ, хотя онъ зналъ, что нападая на нихъ, онъ досаждаетъ людямъ весьма значительнымъ, часто имѣвшимъ тайное участіе въ ихъ обогащеніи. Но его воинская слава дѣлала его необходимымъ, и позволяла ему пренебрегать враждою сихъ людей, которые вообще столько же робки, какъ и корыстолюбивы. Первый Наполеоновъ покровитель, Баррасъ, былъ также подозрѣваемъ въ склонности къ лихоимству.

Въ обхожденіи съ Генералами произошла у него постепенная перемѣна, по мѣрѣ того, какъ Главнокомандующій началъ болѣе и болѣе чувствовать свою возрастающую личную важность. Одинъ важнаго чина Офицеръ сообщилъ намъ, что въ продолженіе первыхъ своихъ походовъ, Наполеонъ имѣлъ обыкновеніе веселиться съ ними и обнимать ихъ, какъ товарищей, почти равнаго съ нимъ званія, и несущихъ одну службу. Чрезъ нѣсколько времени послѣ того, онъ сталъ разговаривать и обращаться какъ прямодушный воинъ, которыя, признавая достоинство своихъ подчиненныхъ, даетъ имъ однако же чувствовать, что онъ ихъ главный начальникъ. Когда же его юная Фортуна начала мужать, то онъ принялъ со своими Генералами ту величавую учтивость, которую Государи употребляютъ со своими подданными, и которая ясно показывала имъ, что онъ уже считаетъ ихъ подвластными себѣ, а не сподвижниками[7].

Частное обращеніе Наполеона съ Италіянцами было во многихъ случаяхъ чрезвычайно благоразумно; согласуясь, какъ того требуетъ политика, съ законами справедливости и умѣренности, оно очень много способствовало къ уменьшенію вражды, которую онъ возбудилъ противъ себя похищеніемъ у Италіи художественныхъ произведеній, и даже нарушеніемъ уставовъ Католической вѣры.

На счетъ послѣдней статьи, Генералъ сдѣлался подъ конецъ очень остороженъ; и его ненависть или презрѣніе къ Римской Церкви перестали обнаруживаться въ грубыхъ сатирахъ, которыя онъ сначала одобрялъ. Напротивъ того, онъ прикрылся философическимъ равнодушіемъ; и отнимая у духовенства его мірскія владѣнія, Наполеонъ всячески остерегался, чтобы не впасть въ погрѣшность Якобинцевъ) онъ никогда не преслѣдовалъ богослуженія, но покровительствовалъ оному, объявляя себя открытымъ защитникомъ всеобщей терпимости вѣръ.

Въ политикѣ, такъ же какъ и въ вѣрѣ, образъ мыслей Наполеона, казалось, очень перемѣнился. Конечно сомнительно, чтобы онъ когда либо въ глубинѣ души своей питалъ нечестивыя правила Якобинцевъ) но онъ долженъ былъ показывать, чистосердечно, или нѣтъ, свое къ нимъ усердіе, когда онъ подучилъ первое свое возвышеніе чрезъ содѣйствіе младшаго Робеспьера, Салисетти и Барраса, который хотя въ послѣдствіи и сдѣлался Термидорцемъ, но при осадѣ Тулона[8], былъ санкюлотомъ. Имѣя здравый, просвѣщенный умъ, Наполеонъ вскорѣ почувствовалъ, что такое ниспроверженіе законовъ нравственности и разсудка, ведущее только къ тому, чтобы датъ буйной толпѣ владычество надъ тѣми, которые имѣли умъ, собственность и воспитаніе, слишкомъ не естественно, для того, чтобы долго держаться, или чтобы послужить основаніемъ прочнаго правительства. Наполеонъ, будучи тогда республиканцемъ, хотя и употреблялъ принятыя выраженія Свобода и Равенство, хотя онъ. Не признавалъ достоинства выше званія гражданина, и всякому говорилъ ты, но онъ старался нѣсколько облагородить сіи демократическія формы. И дѣйствительно, республиканскія понятія того времени начали походить на кожаный передникъ угольника, основавшаго династію на Востокѣ — потомки его продолжали употреблять оный вмѣсто знамени, но такъ изукрасили его драгоцѣнными камнями и шитьемъ, что едва можно было видѣть кожу, первоначально его составлявшую.

Якобинцы, напримѣръ, которыхъ цѣль состояла въ томъ, чтобы унизить народный духъ до грубаго невѣжества черни, были естественными врагами Изящныхъ Искуствъ и Литературы, которыхъ произведеній они ту умѣли цѣнить, истребляя оныя по тому же самому побужденію, по которому соумышленники Іакова Каде повѣсили Чатамскаго писца съ перомъ и съ чернилицею на шеѣ. Бонапарте, напротивъ того, видѣлъ, что всякаго рода свѣдѣнія всемогущи; почему, посреди побѣдъ своихъ, онъ, къ чести своей, отличался тѣмъ, что вступалъ въ разговоры съ людьми, извѣстными по своимъ литературнымъ талантамъ, и всегда показывалъ къ древностямъ и къ рѣдкостямъ посѣщаемыхъ имъ городовъ уваженіе, лестное для жителей. Въ письмѣ, открыто писанномъ имъ къ Оріани, знаменитому астроному, онъ увѣряетъ его, что всякой человѣкъ съ геніемъ, всякой, отличившійся на поприщѣ Литературы, будетъ считаемъ уроженцемъ Франціи, гдѣ бы онъ ни произошелъ на свѣтъ. "До сихъ поръ, « говорилъ онъ ему: Италіянскіе ученые не пользовались уваженіемъ, имъ принадлежащимъ: они жили уединенно въ своихъ лабораторіяхъ и библіотекахъ, считая себя счастливыми, если только могли избѣгнуть вниманія, и слѣдовательно гоненія. Теперь ужъ не то — не будетъ болѣе ни инквизиціи, ни самовластной управы: образъ мыслей не будетъ стѣсненъ въ Италіи. Приглашаю литераторовъ и ученыхъ, посовѣтовавшись между собою, представить мнѣ, какимъ образомъ они полагаютъ дать новую силу и жизнь Художествамъ и Наукамъ. Всѣ, которые пожелаютъ посѣтить Францію, будутъ отлично приняты правительствомъ. Народъ Французскій болѣе гордится включеніемъ въ число своихъ гражданъ искуснаго математика, знаменитаго живописца, или прославившагося въ какомъ либо родѣ литератора, чѣмъ присоединеніемъ къ своимъ владѣніямъ обширнаго и богатаго города. Я прошу васъ, милостивый государь, сдѣлать извѣстными чувства мои отличнѣйшимъ литераторамъ Миланскаго государства.» Градскому начальству въ Павіи изъявилъ онъ желаніе свое, чтобы Процессоры славнаго Университета сего города продолжали преподаваніе Наукъ подъ его покровительствомъ, приглашая ихъ указать ему средства къ улучшенію ихъ древняго училища.

Участіе, принимаемое имъ въ Литературѣ и въ ученыхъ заведеніяхъ Италіи, доказывалось и свободнымъ допущеніемъ къ его особѣ ученыхъ людей, и занимающихся Словесностью. Разговоры ихъ казались ему тѣмъ занимательнѣе, что будучи самъ Италіянскаго происхожденія, и превосходно зная прекрасный языкъ своей родины, онъ свободно могъ съ ними объясняться. Можно, между прочимъ, упомянуть здѣсь, что Наполеонъ въ Италіи нашелъ себѣ родственника, Аббата Григорія Бонапарте, единственную отрасль сей Флорентинской Фамиліи, которой Корсиканская линія была младшая. Этотъ старый и, какъ говорили, богатый человѣкъ жилъ въ Сан-Миніато, гдѣ имѣлъ званіе Капоника. Родство было охотно признано, и Генералъ со всѣмъ своимъ Штабомъ у него обѣдалъ. Старый Аббатъ, по смерти своей, оставилъ все свое имѣніе Наподеону, который отдалъ его какому-то общественному заведенію.

Успѣхи, лично пріобрѣтенные Наполеономъ въ расположеніи Италіянцевъ, безъ сомнѣнія много содѣйствовали къ распространенію новыхъ понятій, вводимыхъ Французскою Революціею, и онъ еще болѣе выигралъ чрезъ довѣренность, оказываемую имъ повидимому жителямъ. Онъ конечно предоставлялъ себѣ рѣшеніе всѣхъ важныхъ дѣлъ; но въ вещахъ малозначущихъ, онъ позволялъ Италіянцамъ дѣйствовать самимъ, и ободрялъ ихъ; къ чему они не сдѣлали привычки при своихъ прежнихъ властелинахъ. Внутреннее управленіе ихъ городовъ было поручаемо временнымъ Губернаторамъ, избираемымъ не по чинамъ; а полицейская часть была ввѣряема вооружейнымъ гражданамъ, или народной стражѣ. Гордясь важностью сихъ преимуществъ, они нетерпѣливо желали пріобрѣсти себѣ народную свободу. Наполеонъ съ трудомъ могъ унять пылкій духъ большей части Ломбардцевъ, которые требовали немедленнаго объявленія независимости, и ему не осталось Другаго средства, кромѣ какъ тѣшить ихъ отсрочками и извиненіями, которыя, отдаляя сіе событіе, только усиливали желаніе видѣть его исполненнымъ. Другіе города Италіи — ибо между городскими жителями сіи чувства наиболѣе распространялись — начали обнаруживать тоже самое желаніе о преобразованіи ихъ правительствъ по революціонному положенію; и духъ сей въ особенности обнаружился по южному берегу рѣки По.

Надобно вспомнить, что Наполеонъ заключилъ договоръ съ Герцогомъ Моденскимъ, и обязался обеспечить его державу за уплату значительной дани деньгами и снарядами, кромѣ отдачи драгоцѣннѣйшихъ сокровищъ его музеума. Въ слѣдствіе сего, Герцогъ Моденскій получилъ дозволеніе управлять своими областями чрезъ Намѣстниковъ, пребывая самъ въ Венеціи. Но его два главные города, Реджіо и Модена, а въ особенности первый, вздумали ниспровергнуть его правленіе. Не дожидаясь на сіе одобренія отъ Французскаго Генерала и Правительства, граждане Реджіо взбунтовались, выгнали изъ своего города отрядъ Герцогскихъ войскъ, и водрузили древо свободы, рѣшась, какъ они говорили, учредить у себя вольное правленіе подъ покровительствомъ Французской Республики. Герцогское Намѣстничество, дабы предохранишь Модену отъ такихъ же покушеній, разставило по стѣнамъ пушки, и приняло другія оборонительныя мѣры.

Бонапарте показалъ видъ, будто бы онъ считаетъ, что сіи пріуготовленія дѣлаются противъ Французовъ, и, пославъ туда отрядъ своихъ войскъ, безъ сопротивленія овладѣлъ городомъ, лишилъ Герцога всѣхъ выгодъ, купленныхъ имъ цѣною знаменитой картины Св. Іеронима, и объявилъ Модену состоящею подъ покровительствомъ Франціи. Болонія и Феррара, города, принадлежащіе Папѣ, были уже заняты Французскими войсками, и поручены управленію составленнаго изъ гражданъ Комитета. Ихъ пригласили присоединиться къ Реджіо и къ Моденѣ. Конгрессъ изъ ста Депутатовъ отъ сихъ четырехъ городовъ былъ созванъ, дабы составитъ обхцее начальство для управленія всѣми. Въ слѣдствіе сего, Конгрессъ, собравшись, предложилъ своимъ Членамъ вступить въ вѣчный союзъ, подъ названіемъ Циспаданской Республики, по положенію оной, на правомъ берегу По; присвоивъ себѣ тѣмъ наружный видъ независимости, тогда, какъ въ существѣ они находились подъ властью Наполеона, подобно глинѣ въ рукахъ горшечника, который можетъ дать ей всякую форму, какую ему вздумается. Между тѣмъ онъ тщательно старался напоминать имъ, что свобода, которую они желаютъ получить, должна основываться на точномъ повиновеніи законамъ. "Никогда не забывайте, " говорилъ онъ въ отвѣтѣ своемъ на ихъ донесеніе о новомъ преобразованіи ихъ Правительства: «что законы ничтожны, если они не поддерживаются. Старайтесь объ устройствѣ вашей военной силы, которую вы можете поставить на почетную ногу: вы будете гораздо счастливѣе Французскаго народа, ибо достигнете свободы, не испытавъ бѣдствій Революціи.»

Это не былъ языкъ Якобинца, и симъ подтверждается мнѣніе, что даже я тогда, придерживаясь для вида Республиканской системы, Наполеонъ замышлялъ уже произвести большія перемѣны въ Правительствѣ Франціи.

При такомъ положеніи дѣлъ, Ломбардцы потеряли терпѣніе, видя, что сосѣды опередили ихъ на пути къ революціи и къ независимости. Миланское градоначальство приступило къ уничтоженію всѣхъ почетныхъ титловъ, какъ признаковъ Феодальнаго подданства, и до того простерло свою нетерпѣливость, что Бонапарте принужденнымъ нашелся, для успокоенія онаго, торжественно обѣщать, что Ломбардцы безъ отлагательства воспользуются выгодами Республиканской конституціи, въ залогъ чего, онъ помѣстилъ ихъ подъ управленіе Временнаго Совѣта, составленнаго изъ всѣхъ сословій, включая я ремесленниковъ.

Мѣра сія очевидно доказала, что причины, побуждавшія Французское Правительство отлагать признаніе (такъ называемой) независимости Ломбардіи, были уже не столь сильны; и вскорѣ временной Миланскій Совѣтъ, все еще какъ будто сомнѣваясь въ дѣйствительности своей власти, произвелъ Революцію во всей своей землѣ, давъ ей названіе Транснаданской Республики, которое впослѣдствіи было оставлено, когда по присоединеніи сей покой Республики къ Циспаданской, обѣ онѣ составили одну, подъ именемъ Республики Цизальпинской. Сія рѣшительная мѣра была принята 5 Января 1791 года. Нѣсколько постановленій записанныхъ въ народномъ духѣ, предшествовали сему объявленію независимости; но наружный видъ умѣренности былъ соблюденъ даже въ самой революціи. Дворянству, лишенному его феодальныхъ правъ и титловъ, не было воспрещено вступать въ службу; преобразованія Церкви коснулись только слегка, не обнаруживая никакого намѣренія оную разрушить. Въ этихъ частностяхъ Италіянскія Республики отстали отъ Франціи, образца своего.

Если Бонапарте можетъ справедливо быть обвиненъ въ вѣроломствѣ, за ниспроверженіе власти Герцога Моденскаго, послѣ того, какъ онъ взялъ съ него плату за обезпеченіе ему мира и покровительства, то мы не въ правѣ сдѣлать ему подобный упрекъ за то, что онъ допустилъ присоединить къ Циспаданской Республикѣ принадлежавшія Папѣ провинціи Феррару и Полонію. Сіи двѣ области были уже нѣкоторымъ образомъ отданы въ распоряженіе Французовъ до заключенія окончательнаго договора между Республикою и Святымъ Отцемъ. Но разныя обстоятельства замедлили заключеніе сего мира, и, казалось, наконецъ, совершенно разрушили оный безъ всякой надежды на возобновленіе.

Если Бонапарте говоритъ правду, въ чемъ мы не видимъ причины сомнѣваться, то остановка въ заключеніи мира съ Римскимъ Престоломъ должна быть приписана Директоріи, отличавшейся въ то время духомъ корыстолюбія и монополіи. По исходатайствованіи Его Святѣйшеству, чрезъ посредство Испанскаго Посланника Азары, перемирія, купленнаго рѣпою сокровищъ, налоговъ картинъ и статуй и уступкою областей Болоніи и Феррары, Папа отправилъ въ Парижъ двухъ уполномоченныхъ для окончательнаго заключенія мира. Но предложенныя условія были столь суровы, что не смотря на свое отчаянное положеніе, Папа нашелъ совершенно невозможнымъ принять оныя. Отъ Его Святѣйшества требовали огромной дани хлѣбомъ на десять лѣтъ, ежегоднаго вноса по шести милліоновъ Римскихъ ефимковъ въ продолженіе шести лѣтъ, уступки навсегда Франціи гаваней Анконы и Чявита — Бекхіи, и признанія независимости Феррары, Болоніи и Равенны. Дабы присоединить обиду къ притѣсненію, хотѣли еще совершенной отдачи Клементинскаго Музеума, и выговаривали, чтобы Франція, подъ вѣдѣніемъ своего Министра въ Римѣ, имѣла особое судилище для разбора дѣлъ ея подданныхъ и особый театръ для ихъ увеселенія. Наконецъ свѣтское управленіе Церковною Областью долженствовало быть поручено Сенату и народнымъ представителямъ.

На эти требованія еще можно было согласиться, хотя они клонились къ тому, чтобы совершенно лишить Его Святѣйшество званія мірскаго Владыки. Но къ нимъ присоединили еще другія, которыхъ, по званію своему Главы Церкви, онъ никакъ не могъ допустить, если не хотѣлъ навсегда отказаться отъ правъ сего столь почтеннаго сана. Отъ Папы требовали, чтобы онъ отмѣнилъ всѣ грамоты, изданныя противъ Франціи съ 1789 года, утвердилъ бы Конституціонную присягу, уничтожающую зависимость Французскаго Духовенства отъ Папскаго престола, и призналъ бы конфискацію церковныхъ имѣній. Сокровища могли быть отданы, мірскія достоинства сложены, и области уступлены, но очевидно, что Папа не имѣлъ власти сдѣлать то, что было совершенно противно ученію Церкви, въ лицѣ его представляемой. Во Франціи мало нашлось духовныхъ особъ, которыя бы поколебались доказать свое усердіе къ Римскому Престолу, подвергшись скорѣе изгнанію, чѣмъ произнесенію Конституціонной присяги. Теперь самому Главѣ Церкви приходилось лично показать такую же безкорыстную преданность къ ея пользѣ.

Въ слѣдствіе сего Коллегія Кардиналовъ отвергла предложенія Франціи, какъ содержащія статьи, противныя вѣрѣ, а Папа объявилъ, что онъ дойдетъ до послѣдней крайности скорѣе, чѣмъ согласится на условія разорительныя, постыдныя и, по его мнѣнію, нечестивыя. Директорія тотчасъ опредѣлила совершенное уничтоженіе Паны и власти его, духовной и свѣтской.

Наполеонъ не соглашался съ мнѣніемъ Французскаго Правительства. Въ нравственномъ отношеніи, миръ съ Папою доставилъ бы Франціи большія выгоды, способствуя къ сближенію оной съ прочими Католическими народами и къ уменьшенію ужаса, съ которымъ на нее смотрѣли, какъ на страну, преданную безбожію, непризнающую никакой святыни. Даже и Папскою арміею нельзя было совершенно пренебрегать въ случаѣ какой либо неудачи на войнѣ съ Австрійцами. По симъ причинамъ, онъ убѣдилъ Директорію возобновить переговоры во Флоренціи. Но какъ Французскіе уполномоченные предложили непремѣннымъ условіемъ шестьдесятъ статей, заключающихъ въ себѣ тѣ, которыя были уже отвергнуты, какъ противныя совѣсти Первосвященника, то переговоры прервались, и Папа, въ отчаяніи, рѣшился присоединиться къ Австріи, и прибѣгнуть къ мірской силѣ, которой Римскій престолъ столь многіе годы уже не употреблялъ.

До сего довела жестокая необходимость, но ополченіе Папской Державы, которой военныя силы съ давнихъ уже временъ были предметомъ насмѣшекъ, противъ побѣдителя пяти Австрійскихъ армій, напоминаетъ намъ. Пріама, когда, угнетенный лѣтами и отчаяніемъ, онъ надѣлъ заржавѣвшій доспѣхъ свой, съ тѣмъ, чтобы противопоставить старость и дряхлость юной силѣ Пирра {Arma diu senior dtsuela, trementibus aevo

Circumdat nequicquam himeris, et inutile ferrum

Cingitur.

AEneid, Lib. II.}. Однако жъ мѣры, принятыя Піемъ VI, показали большое присутствіе духа. Онъ воротилъ въ Римъ обозъ съ шестнадцатью милліонами условленной дани, который былъ уже на пути къ военному казначейству Наполеона; употребилъ всѣ средства увеличить свою армію, и при помощи добровольныхъ пожертвованій Римскихъ дворянъ, онъ дѣйствительно вооружилъ сорокъ тысячъ, ввѣривъ надъ оными начальство тому самому Генералу Колли, который съ отличіемъ предводительствовалъ Сардинскими войсками во время Альпійскаго похода. Наивеличайшія: усилія были сдѣланы духовенствомъ, какъ зюнахами, такъ и священниками, чтобы дать сей войнѣ духъ Крестоваго похода, и возбудить свирѣпость поселянъ, обитающихъ на Аппенинскихъ горахъ, внушивъ имъ двойную ненависть къ Французамъ, какъ къ чужеземцамъ и къ еретикамъ. Папа старался также заключить союзъ съ Королемъ Обѣихъ Сицилій, который тайно обѣщалъ прикрыть Римъ тридцатитысячною арміею. Правда, что мало можно было полагаться на обѣщанія Неаполитанскаго Двора; но Французскій посланникъ уподоблялъ Папу человѣку, который, падая, готовъ ухватиться для поддержанія себя за крюкъ изъ раскаленнаго желѣза.

Между тѣмъ, какъ Римскій Дворъ дѣлалъ сіи враждебныя пріуготовленія, Наполеонъ упрекалъ Французское Правительство въ томъ, что оно прервало переговоры, которые можно бы протянуть до тѣхъ поръ, пока слѣдствія Альвинцева похода въ Италію сдѣлались бы извѣстными, или, по крайней мѣрѣ, пока Французскій полководецъ получилъ бы шестнадцать милліоновъ, столь нужныхъ для уплаты жалованья его войску. Въ отвѣтъ на его представленіе, ему позволено было возобновить переговоры, смягчивъ условія. Но Папа слишкомъ далеко уже зашелъ, для того, чтобы воротиться. Даже побѣда, одержанная Французами при Арколѣ и неоднократныя угрозы Наполеона итти противъ него съ войскомъ, не въ состояніи были поколебать его рѣшительность. "Пусть Французскій Генералъ идетъ къ Риму, " говорилъ Министръ Папы: «Его Святѣйшество, если будетъ нужно, выѣдетъ изъ своей столицы. Нѣмъ дальше Французы отойдутъ отъ Адижа, тѣмъ они будутъ ближе къ своей погибели.» — Наполеонъ, получивъ сей непріязненный отвѣтъ, увидѣлъ, что Папа еще надѣется на послѣднія пріуготовленія, сдѣланныя съ тѣмъ, чтобы освободить отъ осады Мантуу, и не безопасно было бы приступать къ его наказанію, не управясь прежде съ Альвинри и съ Проверою. Но когда рѣшительныя битвы при Риволи и при Ла-Фаворитѣ уничтожили сіи арміи, то Наполеонъ могъ на свободѣ выполнить принятое имъ намѣреніе ниспровергнуть владычество Святаго Престола. Для сего онъ послалъ Виктора съ четырехъ-тысячною Французскою дивизіею и съ Италіянскимъ отрядомъ почти той же силы, выставленнымъ Ломбардіею и Транспаданскою Республикою, для вторженія въ Церковныя земли съ востока Италіи по Имолской дорогѣ.

Между тѣмъ Римское духовенство усильно старалось вооружить всѣхъ крестьянъ, и великое число оныхъ собралось на тревогу. Но составленныя такимъ образомъ толпы болѣе способны къ затрудненію движеній регулярной арміи, нападеніями на Фланги и на тылъ ея, отрѣзаніемъ сообщеній и истребленіемъ снарядовъ, защитою проходовъ и стычками при выгодныхъ позиціяхъ, чѣмъ къ дѣйствію противъ оной въ открытомъ полѣ. Папская армія, состоящая изъ семи или изъ осьми тысячъ человѣкъ, расположилась лагеремъ на рѣкѣ Сеніо, текущей къ югу отъ города Имолы, съ тѣмъ, чтобы возбранить переходъ чрезъ оную. На высотахъ стояли пушки; но какъ рѣка была необыкновенно мелководна, то Французы перешли чрезъ оную въ полуторѣ милѣ выше позиціи Римской арміи, которая, будучи взята въ тылъ, послѣ краткаго сопротивленія, разбѣжалась въ разныя стороны. Нѣсколько сотъ было убито, и въ числѣ ихъ много монаховъ, которые съ крестомъ въ рукахъ стали въ ряды для ободренія солдатъ. Фаенца оборонялась и взята приступомъ; но по великодушію или изъ благоразумія, Наполеонъ удержалъ солдатъ отъ грабежа, и отпустилъ военноплѣнныхъ во внутренность земли, дабы они разгласили о ихъ пораженіи, о непреодолимомъ мужествѣ Французскаго войска и о милосердіи ихъ полководца.

На другой день, три тысячи Папскихъ войскъ, занимавшихъ выгодную позицію передъ Анконою, подъ начальствомъ Колли, были взяты въ плѣнъ безъ выстрѣла; и Анкона сдалась послѣ слабаго сопротивленія, хотя была довольно хорошо укрѣплена.

10 Февраля, Французы, быстро двинувшись впередъ, вступили въ Лоретто, гдѣ славная Санта-Каза пользуется особеннымъ уваженіемъ Католиковъ. Сокр о винца, принесенныя въ даръ знаменитымъ мощамъ симъ отъ усердія богомольцевъ, были забраны Генераломъ Колли — если ихъ уже заблаговременно не отправили въ Римъ; не взирая однако жъ на то, множество драгоцѣнностей, цѣною почти на милліонъ ливровъ, досталось Французамъ, которыхъ добыча увеличилась изваяніемъ Лоретской Богородицы, священною чашею и темною камлотовою ризою, принадлежавшею, по преданіямъ, Святой Дѣвѣ. Изваяніе Богоматери, считаемое явленнымъ, было отослано въ Парижъ, но возвращено Папѣ въ 1802 году. Намъ только не извѣстно, были ли отданы назадъ какія либо изъ сокровищъ, оному принадлежавшихъ.

Когда Французская армія вступила въ Римскія владѣнія, то Король Неаполитанскій показалъ видъ, будто бы онъ грозится принять участіе въ войнѣ, о чемъ стоитъ упомянуть, для того, чтобы вмѣстѣ показать и свойства Двора сего и быстроту, съ которою Наполеонъ предупреждалъ и разстроивалъ замыслы коварной дипломатики.

Принцъ Бельмонтъ Пиніателли, который находился при главной квартирѣ Наполеона, можетъ быть, столько же въ качествѣ наблюдателя, какъ и Посланника Неаполитаскаго, тайно пришедъ къ Французскому Генералу, съ наивеличайшею скрытностью доказалъ ему письмо Королевы Обѣихъ Сициліи, которая предлагала послать къ Риму тридцати-тысячную армію. "Ваша довѣренность ко мнѣ будетъ вознаграждена, " сказалъ Бонапарте, тотчасъ догадавшись, съ какою цѣлью она была сдѣлана. — «Вы узнаете, что я давно уже предположилъ сдѣлать въ случаѣ, если бъ это произошло.» — Онъ потребовалъ портфель съ бумагами касательно Неаполя, и подалъ приведенному въ смущеніе Принцу копію съ писанной въ Ноябрѣ мѣсяцѣ депеши, которая заключала въ себѣ слѣдующую статью: — «Приближеніе Альвинци не воспрепятствуетъ мнѣ послать тесть тысячъ человѣкъ для наказанія Римскаго Двора; но какъ Неаполитанская армія можетъ двинуться къ нему на помощь, то я отложу сіе движеніе до сдачи Мантуи; и въ случаѣ, если Король Неаполитанскій оному воспротивится, я могу отдѣлить двадцать пять тысячъ человѣкъ противъ его столицы, и заставлю его удалиться въ Сицилію.» — Принцъ Питатели совершенно удовольствовался этою взаимною довѣренностью, и послѣ сего не было уже рѣчи о вооруженномъ посредствѣ Неаполитанцевъ.

Отъ Анконы, дивизія, предводительствуемая Викторомъ, повернула къ западу на Фолиніо, дабы соединиться съ другою Французскою колонною, пришедшею въ Церковныя Владѣнія чрезъ Перуджію, что удобно исполнилось. Сопротивленіе казалось уже безполезнымъ. Папа тщетно увѣщевалъ своихъ подданныхъ ополчиться противъ новаго Аларика, который приближался къ святому граду: они не вняли его убѣжденіямъ. Ужасъ и смятеніе царствовали въ области Св. Петра, которая одна только и осталась еще во владѣніи у его представителя.

Но были несчастные люди, нашедшіе себѣ убѣжище въ Римѣ, которые, не желая нарушить долгъ свой, скорѣе согласились покинуть свои домы и средства къ существованію: люди сіи были Французскіе священники, которые отреклись произнести Конституціонную присягу, и которые теперь, вспоминая о сценахъ, происходившихъ при нихъ во Франціи, ожидали, что по приближеніи Республиканскихъ войскъ, они, подобно тому, какъ нѣкогда Глава Израиля, будутъ умерщвлены передъ алтаремъ, подъ сѣнію котораго они нашли себѣ убѣжище. Говорятъ, что одинъ сизъ нихъ, помѣшавшись отъ мысли о жребіи, его ожидающемъ, самъ явился къ Наполеону, объявилъ имя свое и званіе, и просилъ, чтобъ его тотчасъ вели на смерть. Бонапарте воспользовался этимъ случаемъ, дабы показать еще разъ, что онъ дѣйствуетъ по правиламъ, совершенно отличнымъ отъ буйнаго и гонительнаго духа Якобинцевъ. Онъ обнародовалъ воззваніе, въ которомъ, позволяя симъ ослушнымъ священникамъ, удалившимся изъ Франціи, жить въ земляхъ, покоряемыхъ Французскимъ оружіемъ, онъ объявлялъ, что доволенъ ихъ поведеніемъ. Сверхъ того, въ семъ воззваніи, подъ опасеніемъ строжайшаго взыска, запрещалось Французскимъ солдатамъ и всѣмъ прочимъ оскорблять чѣмъ либо сихъ несчастныхъ изгнанниковъ. Монастырямъ предписывалось давать имъ жительство, пищу и по пятнадцати Французскихъ ливровъ (около пятнадцати рублей) въ мѣсяцъ каждому, за что священники обязывались служить обѣдни и молебны: это значило обеспечить Италіянскимъ монастырямъ вознагражденіе за ихъ гостепріимство тою же самою монетой, которою сами они платили мірянамъ.

Такое великодушіе, можетъ быть, содѣйствовало къ склоненію Папы предаться на волю Франціи, какъ ему Бонапарте совѣтовалъ, сперва тайнымъ образомъ, чрезъ посредство Настоятеля Камальдулійскаго монастыря, а потомъ и явно, письмомъ, писаннымъ къ Кардиналу Маттею. Король Неаполитанскій не дѣлалъ никакого движенія для его защиты, Наконецъ, долго не знавъ, на что рѣшиться, и приказавъ уже однажды заложишь экипажи для отъѣзда изъ Рима въ Неаполь, Его Святѣйшество разсудилъ, что какъ сопротивленіе, такъ и побѣгъ равно будутъ безполезны, и избралъ неизбѣжное средство — совершенной покорности волѣ побѣдителя.

Цѣль Директоріи состояла въ томъ, чтобы совершенно уничтожить свѣтскую власть Папы, лишивъ его и духовной. Но Бонапарте предвидѣлъ, что если Римскія владѣнія присоединятся къ новой Циспаданской Республикѣ, или буде они составятъ отдѣльную область, то сіе вѣроятно навлечетъ возобновленіе войны съ Неаполемъ прежде, чѣмъ Сѣверная Италія довольно успокоится для того, чтобы Французскимъ войскамъ можно было двинуться на южный конецъ Италіянскаго полуострова, не подвергаясь высадкамъ Англичанъ и возмущеніямъ въ тылу арміи. Притомъ же Наполеонъ очень хорошо зналъ, что Хотя бы онъ и отнялъ у Папы свѣтское Владычество, но не могъ бы лишить его верховной власти, предоставляемой ему въ духовныхъ дѣлахъ каждымъ Католикомъ; которая, напротивъ того, по чувствамъ человѣческимъ, будетъ сильнѣе и охотнѣе признаваема въ пользу изгнанника, пострадавшаго за то, что онъ поступилъ по совѣсти, чѣмъ въ пользу того, который, покорившись обстоятельствамъ, сохранилъ бы столько изъ мірскихъ благъ, сколько милосердію его побѣдителя угодно было ему предоставить.

Основываясь на сихъ соображеніяхъ, Бонапарте даровалъ Папѣ перемиріе, заключенное Толентинскимъ миромъ, посредствомъ котораго Пій VI купилъ себѣ политическое существованіе, какое ему заблагоразсудили оставить, и самою высокою цѣною, какую только можно было назначить. Бонапарте приводитъ, какъ любопытный примѣръ лукаваго и безсовѣстнаго характера Италіянцевъ, что тотъ же самый Пиніатели, о которомъ уже было упомянуто, всячески старался подружиться съ уполномоченными въ продолженіе Толентинскихъ переговоровъ; и такъ усердствовалъ узнать, не существуетъ ли между* Папою и Наполеономъ какой либо тайной статьи, противной выгодамъ его Государя, что его не разъ заставали подслушивающимъ у дверей горницы, въ которой происходили совѣщанія.

Статьи, на которыя Папа принужденъ былъ согласиться въ Толентино, заключали въ себѣ уступку Авиньона съ его землями, присвоеніе котораго Фракціею, и теперь еще не признано; отдачу Болоніи, Феррары и Романіи; занятіе Анконы, единственной гавани, которую Италія имѣла, кромѣ Венеціи, на Адріатическомъ морѣ; уплату 30 милліоновъ ливровъ деньгами или по оцѣнкѣ снарядами; полное исполненіе опредѣленной Болонскимъ перемиріемъ отдачи картину рукописей и художественныхъ произведеній; и многія другія условія, столь же суровыя.

Бонапарте говоритъ, что главнымъ предметомъ при заключеніи сего договора было уничтоженіе Инквизиціи, и что онъ оставилъ сіе только въ слѣдствіе полученнаго имъ свѣдѣнія, что она перестала уже быть Духовнымъ Судилищемъ, а существовала только въ видѣ полицейской управы. Совѣсть Папы такъ встревожилась при этой статьѣ, что онъ за лучшее счелъ отъ нея отказаться.

При донесеніи, которымъ Бонапарте извѣщаетъ Директорію, что его Художники-Собиратели произвели въ Папскихъ владѣніяхъ богатую жатву картинъ, которая, вмѣстѣ съ уступленными самимъ Папою художественными произведеніями, заключаетъ въ себѣ почти все, что есть любопытнаго и драгоцѣннаго, кромѣ нѣсколькихъ вещей, пріобрѣтенныхъ въ Туринѣ и въ Неаполѣ, приложилъ онъ, совершенно другаго рода бумагу. Это была копія съ почтительнаго и даже почти благоговѣйнаго письма Наполеона къ Папѣ, которымъ онъ убѣждалъ Его Святѣйшество не довѣрять людямъ, старающимся поселить въ немъ недовѣрчивость, къ добрымъ намѣреніямъ Франціи, увѣряя, что онъ всегда найдетъ Республику искреннею и усердною; Наполеонъ заключалъ изъясненіемъ отъ своего собственнаго имени глубокаго уваженія, питаемаго имъ къ особѣ Его Святѣйшества и сильнаго желанія доказать оное.

Письмо сіе очень въ тогдашнее время позабавило, и показалось, менѣе выражающимъ чувства Республиканскаго Генерала, чѣмъ того вѣжливаго разбойника, который никогда не отпускалъ ограбленныхъ имъ путешественниковъ, не пожелавъ имъ счастливаго пути.

Болѣе съ выгодной стороны Бонапарте показалъ себя около этого времени въ поступкѣ его съ маленькою Республикою Сан-Марино. Область сія, признававшая Папу только покровителемъ, а не Государемъ своимъ, долгое время сохраняла независимость, которую завоеватели предоставляли ей, или отъ пренебреженія, или по разборчивости. Все ея владѣніе состоитъ изъ одной только горы и изъ одного города, населенныхъ семью тысячами жителей, которые управляются своими собственными законами. Гражданинъ Монжъ, глаза Комитета Художниковъ-Собирателей, былъ посланъ въ Сан-Марино для подтвержденія дружескихъ связей между двумя Республиками: что очень походило на союзъ между Лиллипутомъ и Бробдиніагомъ. По счастію, эта маленькая Республика не имѣла у себя картинъ, а то онѣ соблазнили бы гражданина-собирателя. Жители Сан-Марино поступили очень умно; и хотя они болѣе сдѣлали Наполеону привѣтствій, чѣмъ Діогенъ Александру Великому, когда тотъ посѣтилъ философа въ его бочкѣ, но они показали такую же разсудительность, избѣгнувъ слишкомъ большаго ласкательства. Они весьма почтительно отказались отъ расширенія предѣловъ, которое впослѣдствіи вовлекло бы ихъ въ ссору съ тѣмъ Государемъ, у котораго земли сіи для нихъ были бы отняты; и только приняли въ почетный даръ четыре полевыя орудія, какъ артиллерію, соотвѣтствующую числу ихъ войска и которую можно было надѣяться, что вождямъ сего малаго государства никогда не придется употребить.

Римъ можно было считать, по крайней мѣрѣ на это время, совершенно покореннымъ. Неаполь пользовался миромъ, если только подписаніе договора можетъ дашь миръ. Какъ бы то ни было, а находясь такъ далеко отъ Рима и отъ театра войны, встревоженный разбитіемъ Папскихъ войскъ и страшась, чтобы Англійскій флотъ не былъ выгнанъ изъ Средиземнаго моря. Король Обѣихъ Сициліи, или лучше сказать, супруга его, горделивая дочь Маріи Терезіи, не дерзнула противупоставить ни малѣйшей преграды предпріятіямъ. Французскаго Генерала. Тоскана, повидимому, согласилась быть обязанною своимъ политическимъ существованіемъ милосердію Наполеона, или по крайней мѣрѣ, его къ ней пренебреженію; и питая надежду, что чрезъ посредство Англіи гавань Ливорна можетъ быть возвращена Великому Герцогу, подобострастно покорствовала. Одна только Венеціанская Республика, подстрекаемая еще чувствомъ прежней своей важности, хотя и сознаваясь внутренно въ настоящемъ своемъ упадкѣ, напрягала всѣ усилія, чтобы поставитъ себя въ почетное положеніе. Великій воспоминаніями градъ сей, котораго купцы были Принцами и Вельможами міра, хотя и лишенный своего прежняго величія, все еще представлялъ какой-то призракъ могущества. Олигархическое его правленіе, столь давно извѣстное и страшное по его завистливой осторожности, политической прозорливости, непроницаемости его замысловъ и непреклонной жестокости, сохраняло еще видъ независимости, и старалось, наборомъ вспомогательныхъ войскъ изъ Славянъ, обученіемъ воинственныхъ поселянъ и учрежденіемъ обширныхъ военныхъ магазиновъ, поддержать себя въ такомъ положеніи, чтобы дружбы его искали, а вражды опасались. Обнаружилось уже, что Австрійцы, не взирая на ихъ недавнее пораженіе, опять сбираются ополчиться на Итало-Германскихъ границахъ; и Франція, воюя съ ними, не могла пренебрегать нейтралитетомъ Венеціи, во владѣнія которой Бонапарте, по всѣмъ вѣроятностямъ, долженъ будетъ упереться флангомъ своихъ операцій, двинувшись къ Фріулю. При такихъ обстоятельствахъ, и вспомнивъ, что сія владычица Адріатическаго моря имѣла еще въ своемъ распоряженіи пятьдесять тысячъ храбрыхъ, отважныхъ воиновъ, составленныхъ большею частью изъ Славянъ, Венеція даже и теперь была такимъ врагомъ, котораго не слѣдовало раздражать. Но между жителями оной не существовало единодушія, въ особенности у обитателей Терра-Фирмы или твердой земли, которые, не будучи вписаны въ Золотую Книгу островитянскаго дворянства Венеціи, завидовали оному, и слѣдуя примѣру вновь учрежденныхъ на берегахъ рѣки По Республику (Старались освободиться отъ подданства. Бресчія и Бергамо въ особенности добивались независимости.

Наполеонъ видѣлъ, что этими разборами ему можно воспользоваться, и обуздывая съ одной стороны пылкость патріотовъ до случая, болѣе благопріятнаго, онъ съ другой, старался убѣдить Сенатъ въ томъ, что ему будетъ всего надежнѣе вступить съ Франціею въ оборонительный и наступательный союзъ, и присоединишь свои войска къ арміи, которую онъ располагалъ двинуть противъ Австрійцевъ. На сихъ условіяхъ онъ предлагалъ обеспечить владѣнія Республики, даже не требуя никакихъ перемѣнъ въ ея Олигархической Конституціи. Но Венеція объявила, что она сохранитъ безпристрастный нейтралитетъ. Такова была, говорила она, ея древняя и мудрая политика, отъ которой она не намѣрена отступать. "Если ужъ ваша Республика хочетъ остаться нейтральною, " сказалъ Наполеонъ: «то я на это согласенъ; но пусть она перестанетъ ополчаться; я оставлю въ Италіи достаточное количество войскъ для наблюденія, а самъ пойду къ Вѣнѣ; только помните, что то, что я извинилъ бы Венеціи, находясь въ Италіи, причтется ей въ непростительную вину, Когда я буду въ Германіи. Если солдаты мои будутъ убиты, обозы потревожены или сообщенія прерваны въ Венеціанскихъ владѣніяхъ, то существованіе вашей Республики кончится. Она сама себѣ произнесетъ приговоръ.»

Опасаясь, чтобы угрозы сіи не были забыты во время его отсутствія, онъ принялъ всѣ предосторожности, бывшія въ его власти, разставя гарнизоны въ самыхъ выгодныхъ мѣстахъ по Адижу; и положась, частью на эту стражу, а частью на жителей Бергамо и Бресчіи, долженствовавшихъ для собственной своей пользы воспротивиться всякому вторженію на твердую землю ихъ Венеціянскихъ владыкъ, которыхъ они свергли съ себя иго, Наполеонъ опять распростеръ свои, Знамена, и пошелъ къ новымъ побѣдамъ надъ противниками, еще неизвѣданными.

ГЛАВА IX.

править

Эрцгерцогъ Карлъ. — Сравненіе его съ Наполеономъ. — Препятствія, дѣлаемыя ему Военнымъ Совѣтомъ. — Наполеонъ хитростью переходитъ чрезъ Таліяменто, и принуждаетъ Эрцгерцога отступить. — Градиска взята приступомъ. — Кіуза-Винета взята Массеною съ 5000 Австрійцевъ, съ обозомъ, пушками и проч. — Приморскія гавани Тріестъ и Фіуме заняты Францу-Зами. — Венеція нарушаетъ нейтралитетъ, и начинаетъ враждебныя дѣйствія умерщвленіемъ ста Французовъ въ Веронѣ. — Устрашена извѣстіемъ, что между Франціею и Австріею заключено перемиріе. — Обстоятельства, бывшія поводомъ къ оному. — Эрцгерцогъ поспѣшно отступаетъ къ Вѣнѣ. — Средства его къ защитѣ оной. — Нерѣшительность Правительства и народа; подписаніе Леобенскаго договора. — Венеція покоряется когда самымъ унизительнымъ образомъ. — Рѣчь Наполеона къ Венеціанскимъ посламъ. — Онъ объявляетъ Венеціи воину, и ослушивается указа Директоріи о пощадѣ оной. — Великій Совѣтъ, 31 Мая, предоставя все на волю Наполеона, въ ужасѣ разбѣгается. — Условія, предписанныя Французскимъ Генераломъ.

Побѣды Эрцгерцога Карла Австрійскаго на Рейнѣ и его великая воинская слава, повидимому указывали на него, какъ на вождя, долженствовавшаго быть, противупоставленнымъ юному Генералу Французской Республики, который, подобно непобѣдимымъ героямъ въ романахъ, низлагалъ одного послѣ другаго, всѣхъ, возстававшихъ на него противниковъ. Европа находилась въ недоумѣніи на счетъ развязки борьбы сей. Оба полководца были молоды, честолюбивы, страстно преданы военному ремеслу, и весьма любимы своими солдатами. Подвиги обоихъ были провозглашены трубою славы, и хотя побѣды Наполеона безпрерывнѣе слѣдовали одна за другою, но нельзя было отвергнуть, что плацы Эрцгерцога, хотя и не столь блистательные и новые, какъ планы его великаго соперника, — отличались своею правильностью, соображеніемъ, и неоднократно были увѣнчаны успѣхами, между прочимъ, пораженіемъ такихъ Генераловъ, какъ Моро и Журданъ. Но въ. двухъ отношеніяхъ Австрійскій Принцъ, уступалъ Наполеону, — первое въ быстрой, рѣшительной и сильной увѣренности, которая схватываешь благопріятную минуту для исполненія предположеннаго плана, — а во-вторыхъ, онъ имѣлъ неудобство, не смотря на высокій санъ свой, быть подчиненнымъ Военному Совѣту, который, пребывая въ Вѣнѣ и не зная измѣненій и превратностей кампаніи, по стариннымъ, завистливымъ законамъ Австрійской Имперіи, былъ уполномоченъ утверждать его планы и предназначать движенія войскъ, между тѣмъ, какъ Генералъ, которому поручалось исполнять его наставленія, часто не имѣлъ другой дороги, какъ имъ слѣдовать, не смотря на то, что непредвидѣнныя обстоятельства требовали отъ оныхъ отступленія.

Но хотя борьба между сими двумя знаменитыми, юными вождями и чрезвычайно занимательна, а предѣлы наши не позволяютъ намъ изобразить Австрійскую, кампанію такъ же пространно, какъ Италіянскіе походы. Послѣдніе были началомъ Наполеонова воинскаго поприща, и ни въ какую послѣдующую эпоху своея жизни, онъ не одерживалъ столь удивительныхъ побѣдъ противъ такихъ превосходныхъ силъ или съ такими, по сравненію, ограниченными средствами. Нужно также было, въ началѣ его Военной Исторіи, подробно изложить правила его тактики и способъ сосредоточенія, по которому, оставляя безъ вниманія оконечности растянутой линіи дѣйствій, онъ сбиралъ въ одну точку всѣ свои силы, подобно смѣлому и искусному бойцу, который бережетъ себя для нанесенія рѣшительнаго удара, долженствующаго низложить его соперника, Такъ какъ удивительная быстрота его движеній и смѣлая живость его натисковъ часто уже были съ подробностью описаны, то впредь объ нихъ можетъ быть упоминаемо лишь вообще; почему мы уже не станемъ затруднять себя и читателей подробными изображеніями его позицій, и обременять наши страницы именами ничтожныхъ деревень, если только онѣ не напоминаютъ собою какой нибудь битвы, требующей обстоятельнаго повѣствованія по ея Важности или необычайности.

По распоряженію Военнаго Совѣта, Эрцгерцогъ Карлъ занялъ позицію въ Фріули, гдѣ было предназначено собраться шестой Австрійской арміи, выставляемой противъ Наполеона для защиты Итало — Германской границы. Странно, что сія позиція была предпочтена Тиролю, гдѣ Эрцгерцогъ могъ бы десятью днями прежде соединиться съ сорокатысячнымъ вспомогательнымъ отрядомъ, идущимъ отъ Рейнской арміи для увеличенія его силъ, и составленнымъ изъ людей, привыкшихъ побѣждать предъ глазами своего полководца; между тѣмъ, какъ занимавшій Фріули и линію Піавы отрядъ, принадлежалъ къ тѣмъ несчастнымъ Императорскимъ войскамъ, которыя подъ начальствомъ Больё, Вурмзера и Альвници, никогда не встрѣчались съ Наполеономъ, не претерпѣвъ какого либо значительнаго пораженія.

Между тѣмъ, какъ Эрцгерцогъ ожидалъ подкрѣпленій, долженствовавшихъ составить главную силу его арміи, къ дѣятельному его сопернику прибыло болѣе двадцати тысячъ человѣкъ изъ Французской арміи на Рейнѣ, что доставляло ему на эту минуту превосходство числа передъ Австрійскимъ Генераломъ. Въ этотъ разъ, вмѣсто того, чтобы ожидать по прежнему, пока Имперцы начнутъ войну вступленіемъ въ Италію, Наполеонъ рѣшился, предупредивъ прибытіе ожидаемыхъ Эрцгерцогомъ подкрѣпленій, выгнать его изъ позиціи на Италіянской границѣ и преслѣдовать его по Германіи до самыхъ стѣнъ Вѣны. Никакой планъ, не казался слишкомъ отважнымъ для воображенія Французскаго Генерала и неудобоисполнимымъ для его генія; солдаты же его, не взирая на то, что они вторгались въ сердце обширной Имперіи, оставляя за собою цѣпь горъ, отнимающую у нихъ всѣ способы подкрѣпленія или сообщенія, имѣли такую довѣренность къ талантамъ своего полководца, что слѣдовали за нимъ съ- несомнѣнною надеждою на побѣду. Тщетно Директорія совѣтовала Наполеону подождать Рейнскаго отряда для совокупнаго съ нимъ дѣйствія, подобно тому, какъ было произведено въ первый походъ. Бонапарте выступилъ въ поле, въ началѣ Марта, двинувшись отъ Бассано. Австрійцы имѣли наблюдательный корпусъ, подъ начальствомъ Люзиньяна, на берегахъ Піавы, но главныя силы ихъ стояли на рѣкѣ Таліаменто, текущей миляхъ въ тридцати восточнѣе, параллельно съ Піавою. Таліаментскія долины доставляли Эрцгерцогу возможность употребить свою превосходную кавалерію, которою всегда гордилась Австрійская армія; и дабы вытѣснить его изъ занимаемой имъ гористой страны, которая, прикрывая дорогу между горами и Адріатическимъ моремъ, доставляла Италіи сообщеніе съ Вѣною чрезъ Карингино, было нужно, не только атаковать его съ Фронта, что Бонапарте предоставилъ самому себѣ, но слѣдовало еще, занявъ Французскою дивизіею горы правѣе Принца, принудить его къ скорѣйшему отступленію, безпрестанно угрожая ему обходомъ его крыла. На этотъ счетъ Массена получилъ отъ Наполеона приказаніе, которое онъ выполнилъ съ искуствомъ и храбростью. Перешедъ чрезъ Піаву 11-го Марта и поднявшись вверхъ по рѣкѣ сей, онъ взялъ направленіе въ горы къ Беллуно, гоня предъ собою небольшой Люзиньяновъ наблюдательный отрядъ, и наконецъ принудивъ арріергардъ его въ числѣ пяти сотъ человѣкъ сдаться.

Эрцгерцогъ Карлъ въ это время продолжалъ держаться въ позиціи своей при Таліаменто, а Французы подходили къ правому берегу подъ предводительствомъ Наполеона, невидимому рѣшившагося проложить себѣ дорогу. Австрійская артиллерія и стрѣлки были разставлены такимъ образомъ, что покушеніе сіе казалось весьма опаснымъ, между тѣмъ, какъ двѣ линіи превосходной конницы стояли въ боевомъ порядкѣ, приготовляясь воспользоваться неизбѣжною при переправѣ суматохою и ударить на войска, которыя бы покусились перейти на лѣвый берегъ.

Самая простая хитрость ниспровергла всѣ сіи превосходныя приготовленія къ отпору. Послѣ пальбы издалека и нѣсколькихъ стычекъ, Французская армія отступила, какъ будто бы отчаявшись имѣть успѣхъ въ переправѣ, отошла назадъ, и повидимому расположилась тутъ на ночлегъ. Эрцгерцогъ обманулся. Онъ вообразилъ, что Французы, которые были на походѣ всю прошедшую ночь, утомились, и также удалился отъ береговъ рѣки въ свой лагерь. Но черезъ два часа послѣ сего, когда все повидимому покоилось, Французская армія вдругъ вступила въ ружье, и, вытянувшись въ двѣ линіи, быстро двинулась къ берегамъ рѣки, прежде, чѣмъ изумленные Австрійцы могли сдѣлать прежнія распоряженія для обороны оныхъ. Достигнувъ берега, первая линія тотчасъ построилась въ колонны, которыя, подъ прикрытіемъ кавалеріи, смѣло бросившись въ рѣку, перешли чрезъ оную, и вступили на противуположный берегъ. Австрійская кавалерія неоднократно ихъ атаковывала, но это было уже поздно — занявъ себѣ мѣсто, онѣ умѣли на немъ удержаться. Эрцгерцогъ хотѣлъ было обойти ихъ Флангъ, но ему въ томъ воспрепятствовала вторая Французская линія и кавалерійскій резервъ. Онъ нашелся принужденнымъ отступить, оставя Плѣнныхъ и пушки въ рукахъ непріятеля. Такова была первая бѣдственная встрѣча Эрцгерцога Карла съ его будущимъ родственникомъ.

Австрійскому Принцу предстояло узнать другую непріятную новость, что Массена, при первомъ выстрѣлѣ, перешелъ чрезъ Таліаменто выше его оборонительной линіи, и, разбивъ встрѣтившіяся ему войска, занялъ Альпійскія проходъ при источникѣ рѣки сей, чрезъ что онъ сталъ между Имперскимъ правымъ крыломъ и кратчайшею линіею сообщенія его съ Вѣною. Чувствуя важность сего препятствія, Эрцгерцогъ поспѣшилъ, если можно, его уничтожить. Онъ двинулъ отборную колонну Рейнскихъ гренадеръ, только что прибывшую въ Клагенфуртъ къ его аріергарду и, присоединивъ ее къ другимъ войскамъ, стремительно атаковалъ Массену, подвергаясь самъ опасности, какъ простой воинъ, и раза два чуть не попавъ въ плѣнъ. Все сіе было тщетно. Онъ нападалъ нѣсколько разъ, употребляя даже гренадерскій резервъ, но никакія усилія не могли перемѣнить судьбы сего дня.

Эрцгерцогъ все еще надѣялся воспользоваться природною силою мѣстоположенія, чрезъ которое онъ отступалъ, и такимъ образомъ невольно впускалъ Бонапарте, по переходѣ чрезъ границу, въ плодоноснѣйшія области Имперіи своего брата. Лизонцо, глубокій и быстрый ручей, текущій между крутыми горами, казалось, долженствовалъ противупоставить непреодолимую преграду его смѣлымъ преслѣдователямъ. Но природа, какъ и обстоятельства, вооружились противъ Австрійцевъ. Ручей отъ стужи вымерзъ такъ, что его во многихъ мѣстахъ можно было переходить въ бродъ. По минованіи же сей рѣки, городъ Градиска, защищенный полевыми укрѣпленіями для прикрытія линіи Лизонцо, былъ внезапно взятъ приступомъ, и гарнизонъ изъ двухъ тысячъ пяти сотъ человѣкъ плѣненъ дивизіями Бернадота и Серюрье.

Опрокинутые во всѣхъ мѣстахъ, Австрійцы ежедневно подвергались новымъ и болѣе важнымъ потерямъ. Сильное укрѣпленіе Кіуза-Винета, было занято Массеною, который продолжалъ дѣятельно и неутомимо дѣйствовать на правомъ Флангѣ отступающей арміи. Успѣшными своими движеніями онъ окружилъ, разсѣялъ и принудилъ къ сдачѣ Цѣлую Австрійскую дивизію, изъ пяти тысячъ человѣкъ состоящую, между тѣмъ, какъ обозъ, пушки, знамена и всѣ принадлежности достались въ руки Французамъ. Четыре Генерала при этомъ случаѣ взяты въ плѣнъ, и великое число Горцевъ изъ Карніолы и Кроаціи, присоединившіеся къ Австрійской арміи по природной своей склонности къ войнѣ, увидя, что побѣда оставляетъ Императорскія знамена, оробѣли, разошлись, и по одиначкѣ отправились въ свои домы.

Бонапарте, воспользовавшись симъ упадкомъ храбрости, прибѣгнулъ къ воззваніямъ — такому роду оружія, изъ которыхъ онъ считалъ себя умѣющимъ извлекать такія же выгоды, какъ изъ воинской своей славы. Онъ увѣрялъ жителей, что Французы не съ тѣмъ пришли въ страну ихъ, чтобы перемѣнять ихъ права, вѣру и обычаи. Онъ убѣждалъ ихъ не вмѣшиваться въ войну, которая до нихъ не касается, приглашая ихъ къ доставленію Французской арміи пособій и припасовъ, въ вознагражденіе которыхъ предлагалъ уничтоженіе податей, платимыхъ ими Императору. Сіи предложенія, казалось, примирили Карнитинъ съ приходомъ Французовъ, или, говоря справедливѣе, они покорились военнымъ налогамъ, которымъ не имѣли возможности сопротивляться. Въ продолженіе сего времени. Французы овладѣли Тріестомъ и Фіуме, единственными, принадлежащими Австріи приморскими гаванями, гдѣ они захватили много Англійскихъ товаровъ; а въ Идрійскихъ рудникахъ найденъ ими значительный запасъ ртути.

Наполеонъ, исправивъ укрѣпленія Клагенфурта, сдѣлалъ его сборнымъ мѣстомъ, и учредилъ въ немъ свою главную квартиру- Въ продолженіе много что двадцати дней, онъ разбилъ Австрійцевъ въ десяти сраженіяхъ, которыя лишили Принца Карла покрайней мѣрѣ четвертой части его арміи. Поелику Французы перешли чрезъ южную цѣпь Юлихекихъ Альпъ, то всѣ предполагали, что и сѣверный хребетъ оныхъ не остановитъ ихъ непобѣдимаго полководца; а Эрцгерцогъ, слава и надежда Австрійскихъ армій, отступилъ за рѣку Муръ, не имѣя повидимому никакой возможности прикрыть Вѣну.

Были однако жъ обстоятельства, менѣе для Французовъ благопріятныя, о которыхъ нужно упомянуть. При началѣ кампаніи, Генералъ Жубертъ стоялъ со своею дивизіею въ Тирольскихъ проходахъ выше Трента на той самой рѣкѣ Лавизѣ, которой линія была потеряна и опять взята въ прошедшую зиму. Противъ него находились Австрійскіе Генералы Керпенъ и Лаудонъ, набравшіе себѣ, кромѣ нѣсколькихъ регулярныхъ полковъ, значительное ополченіе изъ Тирольцевъ, которые въ своихъ Горахъ были по крайней мѣрѣ столько же страшны, какъ и регулярныя войска. Они стояли, наблюдая другъ за другомъ въ первые дни кампаніи, но побѣда, одержанная въ сраженіи при Таліаменто, была для Жуберта знакомъ для начатія наступательныхъ дѣйствій. Ему было приказано пробиться сквозь Тироль въ Бриксенъ, гдѣ Наполеонъ надѣялся, что онъ получитъ извѣстіе о приближеніи Французскихъ войскъ съ Рейна для совокупнаго съ нимъ движенія къ Вѣнѣ. Но Директорія, опасаясь, можетъ быть, ввѣришь всѣ силы Республики Генералу, имѣвшему столько успѣховъ и столь честолюбивому, какъ Наполеонъ, не исполнила въ этомъ своего обѣщанія. Армія Моро до сихъ поръ не перешла еще чрезъ Рейнъ.

Жубертъ, обманувшись такимъ образомъ въ своихъ ожиданіяхъ, попалъ весьма въ затруднительное положеніе. Вся страна вокругъ него возмутилась, и отступленіе по той же дорогѣ, по конторой онъ пришелъ, подвергло бы его большимъ потерямъ, если не совершенной погибели. Въ слѣдствіе чего, онъ рѣшился избѣгать непріятеля, и, спустившись внизъ по рѣкѣ Дравѣ, соединиться со своимъ Главнокомандующимъ, Наполеономъ. Онъ пошелъ, истребляя позади себя мосты, и тѣмъ останавливая непріятеля; но не иначе, какъ съ большимъ трудомъ и съ потерями, ему удалось исполнить предположенное имъ соединеніе; а выходъ его изъ Тироля чрезвычайно какъ придалъ храбрости, не только воинственнымъ Тирольцамъ, но и всѣмъ приверженцамъ Австріи въ Сѣверной Италіи. Австрійскій Генералъ Лаудонъ, двинувшись изъ Тироля, со значительными силами… принудилъ небольшой Французскій отрядъ, подъ начальствомъ Баллана, засѣсть по крѣпостямъ; и противники ихъ опять сдѣлались временными обладателями части Ломбардіи. Они также взяли обратно Тріестъ и Фіуме, гдѣ Бонапарте не оставилъ достаточнаго гарнизона; такъ, что тылъ Французской арміи, казалось, подвергся опасности.

Венеціянцы, при этомъ переломѣ, гибельномъ для ихъ древней Республики, если только приговоръ ея, какъ болѣе вѣроятно, ужъ прежде не былъ произнесенъ, съ жадностью слушали преувеличенныя молвою вѣсти, что Французы выгнаны изъ Тироля, и что Австрійцы приготовляются итти внизъ по Адижу, дабы вступить въ прежнее свое обладаніе Италіею. Сенатъ зналъ, что Французскій полководецъ не благоволитъ къ ихъ Правительству и къ Членамъ онаго, будучи раздраженъ отклоненіемъ предложеннаго имъ союза и отказомъ выставить требуемыя имъ войска. Разставаясь съ ними, онъ сдѣлалъ имъ такія угрозы, въ смыслѣ которыхъ не могло быть недоумѣнія. Они заключали, что если мщеніе его не тотчасъ воспослѣдовало, то оно тѣмъ было вѣрнѣе; почему, предполагая его теперь очень озабоченнымъ въ Германіи и окруженнымъ всеобщимъ Австрійскимъ ополченіемъ воинственныхъ областей Венгріи и Кроаціи, они возмнили, что прикинувъ свою тяжесть на вѣсы въ такую благопріятную минуту, они склонятъ ихъ навсегда. Возможность наказать своихъ возмутившихся подданныхъ Бергамо и Бресчіи еще болѣе ихъ соблазнила.

Способъ ихъ веденія войны отозвался стариннымъ духомъ мстительности, приписываемымъ ихъ соотечественникамъ. Возмущеніе было тайна подготовлено во всѣхъ областяхъ, которыми Венеція владѣла еще на твердой землѣ и, подобно знаменитой Сицилійской Вечернѣ, вспыхнуло кровопролитіемъ и убійствомъ. Въ Веронѣ умертвили болѣе ста Французовъ, изъ которыхъ многіе были больные солдаты въ госпиталяхъ, — ужасная жестокость, которая долженствовала навлечь грозу на виновниковъ. Фіораваите, Венеціянскій Генералъ, двинулся съ отрядомъ изъ Славянъ осаждать Веронскія укрѣпленія, гдѣ укрылись остальные Французы, съ намѣреніемъ защищаться. Лаудонъ выступилъ со своими Австрійцами и Тирольцами, и, казалось, что наконецъ Фортуна Наполеона долженствовала поколебаться.

Но пробужденіе послѣ сего пріятнаго сна было столь же внезапно, какъ и ужасно. Пришло извѣстіе, что предварительныя условія были постановлены и перемиріе заключено между Франціею и Австріекъ Въ слѣдствіе сего Лаудонъ и сподвижники его, на которыхъ столько надѣялись Венеціянцы, отступили отъ Вероны. Ломбардцы послали Французамъ вспомогательное войско. Славяне, подъ предводительствомъ Фіораванте, послѣ мужественнаго боя, были принуждены покориться. Возмутившіеся города Виченца, Тревизо и Падуа опять заняты Республиканцами. Молва возвѣщала страшное пришествіе Наполеона съ арміею, и провинившійся Венеціанскій Сенатъ такъ перепугался, что едва сохранилъ довольно присутствія духа, дабы сдѣлать выборъ между совершенною покорностью и безнадежнымъ защищеніемъ.

Однимъ изъ самыхъ хитрыхъ правилъ Наполеоновой политики было то, что одержавъ надъ непріятелемъ какую нибудь рѣшительную поверхность, доставляющую повидимому войнѣ перевѣсъ въ его пользу, онъ рѣдко пропускалъ предлагать миръ, и притомъ на условіяхъ болѣе выгодныхъ, нежели какихъ могла надѣяться противная сторона. Поступая такимъ образомъ, онъ извлекалъ изъ своихъ побѣдъ немедленные и неоспоримые плоды, заключающіеся въ договорѣ, и обеспечивалъ себѣ средства къ пріобрѣтенію дальнѣйшихъ выгодъ, когда къ тому представлялся случай. Сверхъ того онъ прослывалъ чрезъ сіе великодушнымъ, а въ настоящихъ обстоятельствахъ, избавлялся отъ великой опасности довесть до крайности столь могущественную Державу, какъ Австрія, которую отчаяніе могло подвигнуть къ страшнымъ усиліямъ.

Gb этою цѣлью, и показавъ въ первый разъ пренебреженіе свое къ употребляемымъ при Дворахъ чинностямъ, и къ политическимъ обрядамъ, которые въ послѣдствіи повидимому очень ему нравились, онъ написалъ къ Эрцгерцогу Карлу письмо о мирѣ.

Письмо сіе отличается лаконическою суровостью слога, которая предупреждаетъ возраженія и прямо объясняетъ дѣло, устраняя изысканныя околичности, которыми политики обыкновенно начинаютъ приступы свои къ переговорамъ. "Господинъ Главнокомандующій, " говорилъ Бонапарте: "храбрые воины ведутъ войну и желаютъ мира: не шесть ли лѣтъ уже продолжается война сія? Не довольно ли мы перебили людей и причинили бѣдствій человѣчеству? Оно вопіетъ со всѣхъ сторонъ, Европа, подъявшая оружіе противъ Республики, положила оное. Осталась одна только ваша Держава, и однако жъ много еще предстоитъ пролитія крови. Начало сего шестаго похода ознаменовано для васъ неудачами; каковы бы ни были его послѣдствія, а перебивъ съ той и съ другой стороны по нѣскольку тысячъ людей, мы наконецъ принуждены будемъ сойтиться, ибо всему есть конецъ, даже и человѣческой ненависти. Исполнительная Директорія Французской Республики объявила Его Величеству Императору желаніе прекратишь войну, угнетающую оба народа. Посредство Лондонскаго Двора тому воспрепятствовало. Неужели нѣтъ никакой надежды къ соглашенію, и неужели для выгодъ и страстей земли, чуждой бѣдствіямъ войны, мы должны продолжать рѣзаться? Неужели вы, господинъ Главнокомандующій, по рожденію вашему приближенные къ престолу и стоящіе превыше мелочныхъ страстей, часто подстрекающихъ Министровъ я Правительства, неужели вы не рѣшитесь заслужитъ названіе благодѣтеля человѣчества и истиннаго спасителя Германіи? Не думайте, господинъ Главнокомандующій, чтобы я этимъ хотѣлъ сказать, что вамъ не возможно спасти ее силою оружія; но и предположивъ, что послѣдствія войны окажутся для васъ благопріятными, Германія тѣмъ не менѣе будетъ опустошена. Что касается до меня, господинъ Главнокомандующій, то если предложеніе, которое я имѣю честь вамъ дѣлать, можетъ спасти жизнь хоть одному человѣку, то я болѣе буду гордиться гражданскимъ вѣнцемъ, чрезъ сіе мною заслуженнымъ, чѣмъ печальною славою, которую могутъ доставить воинскіе успѣхи[9].

Общій слогъ письма сего искусно соображенъ такимъ образомъ, чтобы придать предложенію видъ умѣренности и въ тоже время не показать слишкомъ большаго искательства. Эрцгерцогъ черезъ два дня прислалъ краткій отвѣтъ, въ которомъ, отстраняя въ Наполеоновомъ предложеніи всѣ прикрасы, онъ выставлялъ оное въ видѣ обыкновеннаго вызова къ миру, дѣлаемаго тою стороною, которая считаетъ его сообразнымъ со своими выгодами.

«Конечно, ведя войну, господинъ Главнокомандующій, и повинуясь призыву чести и долга, я столько же, какъ и вы, желаю мира для блага народовъ и человѣчества. Но какъ, однако же, при важномъ званіи, на меня возложенномъ, не мнѣ принадлежитъ разсуждать и оканчивать брань воюющихъ Державъ, и какъ я не уполномоченъ отъ Его Величества для того, чтобы вступать въ переговоры, то вы найдете весьма естественнымъ, господинъ Главнокомандующій, что, не входя съ вами ни въ какія сношенія, я буду ожидать Высочайшей воли на счетъ предмета, столь важнаго и по существу своему до меня не принадлежащаго. Каковы бы впрочемъ ни были будущія обстоятельства войны или надежды на миръ, я прошу васъ бытъ увѣреннымъ, господинъ Генералъ, въ моей преданности и отличномъ уваженіи.»

Эрцгерцогъ хотѣлъ было извлечь изъ сего предложенія выгоду, получивъ перемиріе на пять часовъ, чего было бы достаточно для соединенія съ корпусомъ Керпена, который, вышедъ изъ Тироля на помощь къ своему Главнокомандующему, находился въ близкомъ разстояніи. Но Бонапарте поостерегся, чтобы не попасть чрезъ это въ хлопоты) и, послѣ нѣсколькихъ жаркихъ стычекъ, въ которыхъ Французы по обыкновенію одержали верхъ, онъ привелъ себя въ состояніе воспрепятствовать значительными силами сему соединенію. Двѣ сшибки, происшедшія въ Неймаркѣ и Унцмаркѣ, причинили новыя бѣдствія, и Эрцгерцогъ Карлъ продолжалъ отступать съ Императорскою арміею. Французскій Генералъ двинулся впередъ по дорогѣ къ Вѣнѣ сквозь горные проходы и ущелья, которыми нельзя было овладѣть иначе, какъ обошедъ ихъ съ боку. Но эти естественныя преграды не долго держались. Юденбургъ, столица Верхней Штиріи, былъ отданъ Французамъ безъ боя, и вскорѣ послѣ того Бонапарте вступилъ въ Грецъ, главный городъ Нижней Штиріи также безпрепятственно.

Тогда Эрцгерцогъ совершенно перемѣнилъ планъ своего похода. Онъ не сталъ уже болѣе оспоривать на каждомъ шагу землю, но быстро двинулся къ Вѣнѣ, рѣшась собрать тамъ всѣ послѣднія силы, которыя обширныя владѣнія Императора могли ему доставить, и сразиться за сохраненіе престола своего брата, подъ самыми стѣнами его столицы. Сколь ни опасною могла показаться сія рѣшительность, а она была достойна храбраго Принца, ее предпринявшаго; и можетъ быть, что онъ имѣлъ къ тому другія причины, кромѣ воинской гордости и своего Княжескаго сана, которые, казалось, ему оную внушили.

Армія, съ которою предпріимчивый Французскій Генералъ, вышедь изъ горъ, готовился вступить въ сердце Германіи, много потерпѣла походомъ, не отъ одного меча, но отъ суровой погоды и отъ чрезвычайнаго утомленія, причиняемаго быстрыми переходами, которые содѣйствовали вождю ея къ одержанію побѣдъ; Французскія же войска на Рейнѣ не сдѣлали еще впередъ никакого движенія для содѣйствія Наполеону, какъ то было предположено въ планѣ похода.

Притомъ въ землѣ, въ которую Бонапарте вступалъ съ уменьшенными силами, онъ не могъ уже надѣяться на вліяніе того народнаго духа, который проложилъ ему путь къ столькимъ побѣдамъ въ Италія. Жители Австріи, хотя и подъ властью Самодержавія, мало отягчены онымъ и искренно преданы Императору, который по собственной склонности, обходится съ народомъ дружески, принимаетъ участіе въ общественныхъ забавахъ и является на публичныхъ гуляньяхъ подобно отцу посреди своего семейства. Дворянство было готово, какъ и въ прежнія времена, вывести своихъ вассаловъ, а всеобщее знаніе ратнаго дѣла входитъ у Германскихъ поселянъ въ составъ ихъ воспитанія. Въ Венгріи существовалъ еще храбрый родъ Бароновъ и всадниковъ, которые на великомъ съѣздѣ въ 1740 году, вдругъ встали и, обнаживъ мечи свои, воскликнули: «Moriamur pro rege nostro, Maria Teresa[10] Тироль заключалъ въ лонѣ своемъ полчища воинственныхъ обитателей, поголовно возставшихъ и столь счастливыхъ, что имъ удалось выгнать Жуберта изъ горъ своихъ. Тріестъ и Фіуме были взяты обратно въ тылу Французской арміи. Бонапарте, отдѣленный отъ Италіи, не имѣлъ съ нею ни сообщенія, ни средствъ получить помощь въ землѣ, которая вѣроятно долженствовала скоро противъ него возстать въ тылу его и на Флангахъ. При потерѣ сраженія, не имѣя ни подкрѣпленій, ни резервовъ, ни сборнаго мѣста, ближе Кkагенфурта, ему предстояла совершенная гибель. Прибавьте къ этимъ обстоятельствамъ, полученное извѣстіе, что Венеціанская Республика грозно возстала въ Италіи; все сіе, въ соединеніи съ господствующимъ въ народѣ духомъ, дѣлало положеніе Французовъ въ землѣ сей весьма опаснымъ. По множеству приверженцевъ къ прежнему порядку вещей и по вліянію Католическаго духовенства, казалось весьма вѣроятнымъ, что всеобщее возстаніе далеко распростанится. Въ такомъ случаѣ Италія не могла уже быть надежнымъ убѣжищемъ для Наполеона и его арміи, Эрцгерцогъ исчислилъ всѣ сіи выгоды Вѣнскому Кабинету, убѣждая его поддержать до конца сію кровавую борьбу.

Но сей отважной рѣшительности воспрепятствовали ужасъ, тревога и смятеніе, обыкновенные въ большой столицѣ, которой спокойствіе, послѣ столь многихъ лѣтъ, въ первый разъ было нарушено приближеніемъ непобѣдимаго и повидимому избраннаго судьбою полководца, который, разбивъ и уничтоживъ пять отборныхъ ея армій, пригналъ подъ стѣны ея остатки послѣдней, хотя и предводительствуемой Принцемъ, котораго считали надеждою и цвѣтомъ Австрійскаго воинства. Тревога была всеобщая, начиная съ Двора; и всѣ драгоцѣнности и сокровища укладывались для отправленія въ Венгрію, куда Императорская Фамилія вознамѣрилась удалиться, Достойно замѣчанія, что между спасающимися бѣгствомъ членами Императорскаго Дома находилась шестилѣтняя Эрцгерцогиня Марія Луиза, очень перепуганная, какъ мы себѣ воображаемъ, приближеніемъ побѣдоноснаго Генерала, которому ей послѣ было предназначено, въ подобномъ сему опасномъ обстоятельствѣ, отдать свою руку.

Богатые граждане единогласно требовали мира. Непріятель находился въ пятнадцати дняхъ разстоянія отъ стѣнъ ихъ; притомъ городъ (можетъ быть, къ счастію) не имѣлъ никакихъ укрѣпленій, которыя могли бы доставить ему средства хоть одинъ день защищаться. Сверхъ того ихъ поддерживали нѣкоторые изъ Членовъ Совѣта; и, словомъ сказать, не разбирая, къ добру ли это послужитъ или къ худу, себялюбіе тѣхъ, которымъ приходилось много терять и которые соразмѣрно съ тѣмъ трусили, перевѣсило мнѣніе тѣхъ, которые хотѣли подвергнуться всѣмъ опасностямъ, чтобы продолжить рѣшительное и упорное сопротивленіе. Много нужно уроковъ для убѣжденія Государей и народовъ въ томъ, что лучше отваживаться на все, лучше даже потерять все, чѣмъ дозволять въ разное время постепенно себя грабить подъ видомъ дружества и пріязни. Лукъ, насильственно согнутый въ противную сторону, опять получаетъ прежній изгибъ свой; но если онъ столь слабъ, что самъ подается въ противное направленіе, то онъ ужъ никогда не пріобрѣтетъ прежней своей упругости.

Дѣла Австрійцевъ находились однако же въ такомъ положеніи, что трудно было рѣшишь, чье мнѣніе представляло меньше препятствій: тѣхъ ли, которые требовали мира, дабы прекратить угнетающія страну бѣдствія, или тѣхъ, которые желали продолжить войну, имѣя въ виду выгоды, нами изображенныя, Наконецъ, Вѣнскій Дворъ опредѣлилъ заключить миръ, и переговорамъ назначено производишься въ Леобенѣ.

Генералы Бельгардъ и Мерфельдъ явились для сего, отъ имени Императора, въ главную квартиру Наполеона, 13 Апрѣля 1397 года, и объявили желаніе ихъ Государя заключитъ миръ. Бонапарте далъ только на пять дней перемиріе, которое въ послѣдствіи было продолжено, когда вѣроятность заключенія мира сдѣлалась очевидною.

Увѣряютъ, что въ продолженіе переговоровъ о семъ важномъ мирѣ, Наполеонъ, какъ завоеватель, котораго побѣды собственно ему принадлежали, котораго армія была содержима и удовлетворяема жалованьемъ изъ способовъ, доставляемыхъ странами, имъ занимаемыми, который получалъ изъ Франціи только позднюю и неохотную помощь, и поддерживалъ войско свое одними наборами изъ Италіянскихъ Республиканцевъ, — показывалъ себя независимымъ отъ Французскаго Правительства. Онъ даже обнаружилъ, въ эту эпоху, такую свободу мыслей и поступковъ, что десятой части подозрѣній, возбужденныхъ оною, достаточно было бы къ лишенію головы наиболѣе любимому народомъ Генералу во времена Дантона и Робеспьера. Но могущество Наполеона, хотя медленно пріобрѣтенное и обуздываемое сильнымъ еще вліяніемъ демократіи, было велико, и вообще можно сказать, что власть, которую стяжаетъ побѣдоносный Генералъ чрезъ свои успѣхи надъ сердцами солдатъ, скоро становится страшною всякому Правительству тамъ, гдѣ солдатъ не имѣетъ непосредственнаго участія въ преимуществахъ подданныхъ.

Не должно однако же думать, что Наполеонъ явно обнаруживалъ духъ независимости, котораго Директорія повидимому страшилась, и который, по его собственному мнѣнію, замедлилъ присылку обѣщанной ему помощи изъ Восточной арміи съ береговъ Рейна. Онъ не только не показывалъ такихъ чувствъ, но отмѣнно какъ былъ усердень къ выгодамъ Республики, чему слѣдуетъ достопримѣчательный примѣръ. Австрійскій уполномоченный, въ надеждѣ сдѣлать ему угодное, помѣстилъ въ предварительныхъ условіяхъ договора, какъ важную статью, что Его Императорское Величество признаетъ Французское Правительство въ его настоящемъ видѣ. "Вычеркните эту статью, " сказалъ сухо Бонапарте: «Французская Республика подобна солнцу на небесахъ, которое само собою свѣтитъ. Жалко тѣхъ, которые столь слѣпы, что того не видятъ.» — Это было сильно сказано) только странно подумать, что тотъ же самый человѣкъ, года черезъ четыре послѣ того, былъ способенъ погасить сіе солнце, такъ, что даже и затмѣнія отъ того не послѣдовало.[11]

Достойно также замѣчанія, что поддерживая передъ иностранцами верховное величіе Французской Республики, Бонапарте самъ такъ уклонялся отъ уваженія, которымъ онъ былъ обязанъ ея Правителямъ. Предварительныя условія мира было предназначено подписать 18 Апрѣля. Но Генералъ Кларкъ, котораго Директорія на этотъ предметъ уполномочила, находился еще въ Туринѣ. Его считали человѣкомъ, пользующимся совершенною довѣренностью Директоровъ и имѣвшимъ приказаніе наблюдать за поступками Наполеона, даже арестовать его, въ случаѣ если найдетъ причину усомниться въ вѣрности его къ Французскому Правительству. Не взирая на то, Наполеонъ не поколебался предложить свою собственную подпись и поручительство, которыя были охотно приняты Австрійскими уполномоченными: — явное предзнаменованіе упадка власти Директоріи, если сообразить что военный Генералъ, безъ всякаго содѣйствія Коммиссаровъ отъ Правительства, или отъ Проконсуловъ, какъ ихъ называли, достаточно обеспечивалъ собою подписаніе столь важнаго договора. Даже не было изъявлено никакого сомнѣнія въ томъ, имѣетъ ли онъ власть исполнить имъ предлагаемое? И сей его поступокъ особенно достопримѣчателенъ, по важности порученія, сдѣланнаго Генералу Кларку.

Статьи Леобенскаго трактата долгое время сохранялись въ тайнѣ, вѣроятно потому, что высокія, договаривающіяся Правительства не желали, чтобы можно было сравнивать предварительно положенныя условія со странными, необычайными измѣненіями, сдѣланными въ окончательномъ трактатѣ при Кампо-Форміо. Эти два мирные договора различествовали между собою соотвѣтственно тому, въ какой степени и какимъ образомъ предполагалось раздѣлить земли Венеціи, Цизальпинской Республики и другихъ мелкихъ державъ для обоюдныхъ выгодъ Франціи и Австріи. Горестно замѣтить, но однако жъ это истина, что никогда второстепенныя державы не должны столько страшиться за свою безопасность, какъ въ то время, когда болѣе могущественные народы въ сосѣдствѣ ихъ заключаютъ между собою миръ.

Безполезно входить въ подробности предварительныхъ Леобенскихъ условій, пока мы не опишемъ Кампо-Формійскаго трактата, по которому они были окончательно постановлены и утверждены. Кстати однако же сказать, что Наполеонъ былъ очень осуждаемъ Директоріею и другими за то, что онъ остановился на поприщѣ побѣдъ своихъ, и даровалъ Австріи условія, оставившія ее еще страшною для Франціи, тогда какъ, по мнѣнію его порицателей, ему бы стоило еще одержать одну только побѣду, для того, чтобы уничтожить съ карты Европы самую постоянную и могущественную непріятельницу Французской Республики, или по крайней мѣрѣ ограничить ее одними только наслѣдственными Германскими владѣніями. На эти упреки онъ отвѣтствовалъ въ донесеніи своемъ Директоріи, изъ Леобена, во время веденія переговоровъ: «Если бъ при началѣ Италіянскаго похода я вздумалъ итти къ Турину, то мнѣ бы никогда не удалось перебраться чрезъ По. Если бъ я преждевременно двинулся къ Риму, то. мнѣ бы не удержать Милана; а теперь если бъ я предположилъ себѣ непремѣнною цѣлью взять Вѣну, то я бы могъ погубить Республику.»

Такъ искусной основательно оправдывалъ онъ поведеніе, тѣмъ болѣе благоразумное, что о становясь въ ту самую минуту, какъ отдаленный еще предметъ, казалось, не могъ миновать рукъ его, онъ извлекалъ изъ страха выгоды, до которыхъ, можетъ быть, отчаяніе непріятеля не допустило бы его, если бъ онъ довелъ его до крайности. И достойно замѣчанія, что бѣдствіе, постигшее самого Налолеона, произошло именно отъ нарушенія сихъ правилъ, которыя онъ тогда проповѣдывалъ; ибо если бъ онъ не усиливался войти въ Москву, то нельзя опредѣлить, сколь бы долго онъ еще царствовалъ во Франціи.

Леобенскій трактатъ, по объявленію, сдѣланному Директоріею представителямъ Французскаго народа, заключалъ въ себѣ только предварительныя условія, по которымъ Австрія согласилась на уступку Бельгійскихъ провинцій и назначеніе такихъ границъ на Рейнѣ, какихъ Франціи будетъ угодно потребовать, признавая въ Италіи одну Республику, составленную изъ всѣхъ, временно учрежденныхъ. Но вскорѣ послѣ того обнаружилось, что Мантуу, бывшую предметомъ столь многихъ кровопролитныхъ битвъ, и почитаемую цитаделью Италіи, что доказано опытомъ Въ продолженіе сихъ войнъ, предположено отдать Австріи, изъ рукъ которой она была съ такимъ трудомъ вырвана. Статья сія не понравилась народу, и читатели увидятъ, что Наполеонъ искусно умѣлъ, при окончательномъ утвержденіи договора, включить себѣ вознагражденіе, котораго бы ему не слѣдовало требовать и на которое Австрійцы конечно послѣ всего согласились.

Тогда пришлось Венеціи трепетать. Она возстала противъ отсутствующихъ Французовъ; и мстительная чернь ея умертвила многихъ изъ нихъ: чѣмъ Французскіе солдаты были до крайности раздражены, и Венеціянцы не имѣли права надѣяться на снисходительность ихъ Предводителя. Леобенскій договоръ оставлялъ Сенатъ сей древней державы безъ всякой подпоры; и даже сама Австрія, какъ Венеціянцы въ послѣдствіи узнали, вступаясь нѣсколько времени за нихъ, наконецъ потребовала себѣ изъ этой добычи долю, которая и была ей предоставлена тайною статьею трактата. Приговоръ сей Олигархіи былъ произнесенъ прежде еще, чѣмъ Наполеонъ перешелъ черезъ Альпы для исполненія онаго. Въ письмѣ своемъ къ Дожу, изъ столицы Верхней Штиріи, Бонапарте, горько упрекая Сенатъ въ томъ, что онъ заплатилъ за его великодушіе вѣроломствомъ и неблагодарностью, требовалъ немедленнаго отвѣта чрезъ посланнаго съ симъ письмомъ Адъютанта о выборѣ его между миромъ и войною, давая ему только двадцать четыре часа сроку на то, чтобы распустить вооруженныхъ поселянъ и покориться его милосердію.

Жюно, введенный въ присутствіе Сената, объявилъ угрозы своего повелителя устрашеннымъ Членамъ онаго, и суровыми, грубыми ухватками выслужившагося солдата еще болѣе увеличилъ ужасъ трепещущихъ сановниковъ. Сенатъ, съ подобострастіемъ извиняясь предъ Наполеономъ, отправилъ уполномоченныхъ для смягченія его гнѣва. Этимъ посланнымъ суждено-было подвергнуться одной изъ тѣхъ запальчивыхъ выходокъ, которыя были свойственны сему необыкновенному человѣку, но которыя онъ въ извѣстныхъ случаяхъ, казалось, умышленно употреблялъ для того, чтобы ужасать тѣхъ, къ кому онъ обращался. «Освобождены ли плѣнники?» спросилъ онъ строгихъ голосомъ, не обращая никакого вниманія на низкіе поклоны трепещущихъ посланниковъ. Они, запинаясь, отвѣтствовали, что уже дана свобода Французамъ, Полякамъ и Бресчійцамъ, взятымъ въ плѣнъ въ продолженіе междоусобій. «Я требую свободы всѣмъ — всѣмъ!» вскричалъ Бонапарте: «всѣмъ, которые содержатся въ темницахъ за свои политическія чувства. Я самъ пойду разрушить тюрьмы ваши подъ Мостомъ-Слезъ; я не хочу, чтобъ была Инквизиція. Если всѣ плѣнники не будутъ тотчасъ выпущены. Англійскій повѣренный въ дѣлахъ высланъ и народъ обезоруженъ, но я объявляю вамъ войну. Я бы могъ итти на Вѣну, если бъ только захотѣлъ. — Я заключилъ миръ съ Императоромъ. — У меня восемдесятъ тысячъ человѣкъ и двадцать канонерскихъ лодокъ. — Не хочу слышать ни объ Инквизиціи, ни о Сенатѣ — я вамъ предпишу законы — я буду Аттилою для Венеціи! Если вы не въ состояніи обезоружить вашей черни, то я за васъ это сдѣлаю — ваше правительство слишкомъ старо — его надобно уничтожить.» Между тѣмъ, какъ Бонапарте, произнося сіи отрывистыя, по выразительныя угрозы, стоялъ передъ Депутатами подобно Арганту въ Освобожденномъ Іерусалимъ, и предлагалъ имъ выборъ между миромъ и войною съ видомъ повелителя, могущаго мгновенно рѣшить судьбу ихъ, ему еще не было извѣстно объ убійствѣ въ Веронѣ и о томъ, что съ баттарей Венеціянской крѣпости Лидо стрѣляли по Французскому судну, которое пришло въ гавань, спасаясь отъ двухъ военныхъ Австрійскихъ кораблей. Судно было потоплено, а Капитанъ онаго и нѣсколько человѣкъ изъ экипажа умерщвлены. Извѣстіе объ этихъ новыхъ насильствахъ воспламенило въ высшей степени его негодованіе. Устрашенные Депутаты осмѣлились было съ осторожностью упомянуть о денежномъ вознаграженіи. Отвѣтъ Наполеона достоинъ Римлянина. «Если бъ вы могли предложить мнѣ,» сказалъ онъ: «всѣ сокровища Перу — если бъ вы устлали золотомъ всю вашу землю, то и тогда бъ вы не въ состояніи были искупить Французской крови, столь вѣроломно пролитой!»

Сообразно съ симъ, 3 Мая Бонапарте объявилъ войну Венеціи, и приказалъ Французскому Министру выѣхать изъ города; войска Французскія и набранныя въ новыхъ Италіанскихъ Республикахъ получили въ то же время повелѣніе двинуться впередъ и истреблять вездѣ, гдѣ встрѣтятъ крылатаго орла Св. Марка, древній символъ Венеціянской Державы. Объявленіе войны издано въ Пальма-Новѣ.

Мѣра сія была уже приведена въ исполненіе Французами, находящимися на Венеціанской границѣ, и Ма-Готцомъ, достопримѣчательнымъ человѣкомъ, который начальствовалъ арміею вновь учрежденныхъ Италіянскихъ Республикъ и войсками городовъ Бресчіи и Бергамо, отыскивающихъ себѣ такой же независимости. Вождь сей, родомъ Швейцарецъ, былъ отличный молодой офицеръ, страстно приверженный тогда къ системѣ Французской вольности, хотя онъ въ послѣдствіи имѣлъ важныя причины перемѣнить свое мнѣніе, и лишился жизни, какъ мы будемъ имѣть случай сказать, сражаясь подъ Австрійскими знаменами.

Устрашенный Венеціанскій Сенатъ показалъ, что потомки Зено, Дандоло и Морозини не суть уже защитники Христіанства, и гордые соперники Папскихъ притѣсненій. Лучшій способъ, который они могли придумать, состоялъ въ томъ, чтобы употребить въ Парижѣ ходатайство золота, которое Бонапарте такъ грубо отвергнулъ. Наполеонъ увѣряетъ, что они нашли себѣ защитниковъ помощью сего тяжеловѣснаго убѣжденія. "Директорія, " говоритъ онъ: «смягченная приношеніемъ десяти милліоновъ Французскихъ Франковъ, высланныхъ изъ Венеціи банковыми билетами, повелѣла Предводителю Италіянской арміи пощадить древній Сенатъ и Аристократію.» Но свѣдѣнія о сихъ сдѣлкахъ и роспись розданныхъ въ Парижѣ суммъ попали въ руки къ Наполеону съ перехваченными въ Миланѣ бумагами. Члены Французскаго Правительства, которыхъ сими документами можно бы уличить во взяткахъ и въ лихоимствѣ, принуждены были молчать; а Бонапарте, сославшись на нѣкоторое несоблюденіе законныхъ Формъ, рѣшился совершенно ослушаться полученнаго имъ повелѣнія.

Венеціанскій Сенатъ, болѣе оглушенный приближающеюся опасностью, чѣмъ готовый встрѣтить оную, имѣлъ 60 Апрѣля родъ тайнаго засѣданія въ покояхъ Дожа, какъ въ самое это время письмо отъ начальника флотиліи увѣдомило его, что Французы строятъ баттареи на низменныхъ земляхъ противъ каналовъ, отдѣляющихъ отъ материка и одинъ отъ другаго острова, на которыхъ основана водоземная владычица Адріатическаго моря; онъ предлагалъ суровымъ слогомъ храбраго моряка уничтожить ихъ прежде, чѣмъ онѣ будутъ приведены къ окончанію. Дѣйствительно, каналы весьма удобно могли бы быть защищены отъ непріятеля, который, не смотря на хвастовство Наполеона, не имѣлъ ни одной лодки. Но если бъ сіе предложеніе было сдѣлано настоятельницѣ и монахинямъ женскаго монастыря, то едва ли оно показалось бы имъ болѣе необычайнымъ, нежели какъ приняли оное эти переродившіеся вельможи. Чувство стыда однако жъ превозмогло и, трепеща о послѣдствіяхъ отдаваемаго ими повелѣнія, Сенаторы приказали Адмиралу приступить къ дѣйствію. Вскорѣ послѣ отсылки сего приказа, совѣщанія ихъ были прерваны раздавшеюся пушечною пальбою Венеціянскія канонерскія лодки напали стрѣлять по авангарду Французской арміи, подходящему къ Фусинѣ.

Дабы прекратишь эти непріятные для ушей звуки, два уполномоченные были отправлены убѣждать о пощадѣ Французскаго Генерала, и, чтобы дѣло не замедлилось, Дожъ принялъ на себя извѣстишь о послѣдствіяхъ переговоровъ.

Великій Совѣтъ собрался 1 Мая, и Дожъ, блѣдный, встревоженный, предложилъ, какъ единственное средство къ спасенію, принять нѣкоторыя демократическія перемѣны въ правительствѣ по усмотрѣнію Генерала Бонапарте; или, въ другихъ словахъ, повергнуть ихъ уставы къ стопамъ побѣдителя для передѣлки оныхъ, какъ ему будетъ угодно. Изъ шести сотъ девяноста Сенаторовъ, только двадцать одинъ воспротивились предложенію, влекущему за собою совершенное ниспроверженіе ихъ Конституціи. Правда, что договорныя статьи долженствовали еще поступить на утвержденіе Совѣта; но при такихъ обстоятельствахъ сіе могло быть сочтено только оговоркою, для соблюденія наружныхъ приличій. Покорность требовалась безусловная и совершенная.

При такомъ уныніи и разстройствѣ правительства, одинъ искусный хитрецъ (говорятъ, что Секретарь отозваннаго изъ Венеціи Французскаго Посланника), придумалъ склонить Венеціянское Правительство къ политическому самоубійству, дабы чрезъ то избавишь Наполеона отъ хлопотъ и отъ небольшаго соблазна, который бы произвело совершенное ниспроверженіе Республики.

9 Мая, въ та самое время, какъ Комитетъ Великаго Совѣта находился въ тайномъ совѣщаніи съ Дожемъ, два чужестранца явились предъ Сенаторами, которые до сихъ поръ — такова была завистливая строгость Олигархіи — походили на сверхъ-естественныя существа, на коихъ одинъ взглядъ могъ стоишь жизни. Но теперь, бѣда, смятеніе и страхъ изгнали стражей изъ этихъ скрытныхъ, таинственныхъ палатъ, и отверзли незванымъ чужестранцамъ входъ въ мрачную обитель подозрительной Олигархіи, гдѣ въ прежніе дни приставъ или ликторъ сего же правительства могъ подвергнуться смертной казни за то, что онъ громко стукнулъ ногою, а еще того скорѣе, если онъ къ несчастію услыхалъ больше, чѣмъ ему слѣдовало знать. Все это измѣнилось, и безъ задержки, безъ возраженій, двумъ чужестранцамъ позволено было письменно объясниться съ Сенатомъ. Совѣтъ ихъ, который походилъ на приказаніе, состоялъ въ томъ, чтобы для предупрежденія перемѣнъ, которыя намѣревались сдѣлать Французы — отрѣшить настоящее Правительство, открыть темницы, распустить ополченіе, водрузить древо вольности на площади Св. Марка и принять другія того же рода народныя мѣры, изъ которыхъ самая меньшая, предложенная за нѣсколько мѣсяцевъ предъ симъ, была бы смертнымъ приговоромъ для того, кто бы осмѣлился только объ нея намекнуть.

Одинъ Англійскій сатирикъ изобразилъ намъ человѣка, котораго краснорѣчивый пріятель уговорилъ повѣситься для того, чтобы спасти себѣ жизнь. (Докторъ Арбутнотъ, въ Исторіи Джонъ Буля). Исторія паденія Венеціи доказываетъ справедливость сей сатиры. По всему кажется, что, Наполеонъ сдѣлалъ ни больше, ни меньше того.

Такъ какъ эти друзья-совѣтники объявили, что тутъ нужна величайшая поспѣшность, то Комитетъ, пропустивъ только три дня, представилъ сію мѣру на разсмотрѣніе Великому Совѣту; пріуготовясь между тѣмъ къ уничтоженію Правительства и къ сдачѣ города разоруженіемъ флота и роспускомъ войскъ.

Наконецъ Великій Совѣтъ собрался 31 Мая. Дожъ началъ было жалобную рѣчь о крайности, до которой доведена земля ихъ, какъ вдругъ бѣглый огонь изъ ружей раздался подъ окнами Совѣщательной Палаты. Всѣ вскочили въ смятеніи. Иные вообразили себѣ, что Славяне грабятъ жителей; другіе, что чернь возстала противъ дворянства; прочіе, что Французы вошли въ городъ, и предали его на разграбленіе. Устрашенные и робкіе Члены Совѣта не стали даже справляться о причинѣ тревоги, а бросились вонъ, подобно овцамъ по указанному имъ пути. Поспѣшивъ отнять у своего прежняго Правительства всю власть, и приговоривъ его тѣмъ какъ бы къ гражданской смерти; они присовокупили къ тому все, что могло сдѣлать сію жертву для Наполеона болѣе пріятною — и разошлись въ безпорядкѣ, но увѣренные, что приняли лучшія мѣры изъ бывшихъ въ ихъ власти для утишенія тревоги, удовлетворивъ желаніямъ господствующей партіи. Но дѣло шло совсѣмъ не о томъ. Напротивъ того, они, къ несчастно своему, узнали, что возвѣщенный стрѣльбою мятежъ былъ составленъ не противъ Аристократовъ, а противъ тѣхъ, которые замышляли уничтожить Народную независимость. Вооруженныя толпы кричали: "Да здравствуетъ навѣки Св. Маркъ! и да погибнетъ чуждое владычество!5' Были правда и другіе, которые въ противность сему махали трехцвѣтными знаменами, восклицая: «Свобода навѣки!» Распущенные солдаты смѣшались съ сими буйными толпами, угрожая городу огнемъ и расхищеніемъ.

Въ продолженіе этой страшной тревоги и пока враждующія стороны перестрѣливались, было наскоро составлено временное Правительство, и послали суда для перевозки въ городъ трехъ тысячъ Французскихъ солдатъ. Прибывъ, они овладѣли площадью Св. Марка, между тѣмъ, какъ нѣкоторые изъ гражданъ приняли ихъ съ восклицаніями) по большая часть жителей, хотя вѣроятно не менѣе чувствительная къ ненавистному игу прежней аристократической тираніи, взирала на паденіе оной съ унылымъ безмолвіемъ, ибо вмѣстѣ съ древними уставами земли ихъ, сколь ни мало они заслуживали сожалѣнія, ниспровергалась честь и независимость самого Государства.

Условія, которыя Французы даровали, или лучше сказать предписали, показались довольно умѣренными, въ томъ видѣ, какъ они были обнародованы. Ими объявлялось, что чужеземныя войска не останутся долѣе, какъ сколько нужно для обеспеченія мира Венеціи, — они ручались за уплату казенныхъ долговъ и пансіоновъ, производимыхъ обѣднѣвшимъ дворянамъ. Правда, что Французы требовали взысканія съ начальника крѣпости Лидо, который стрѣлялъ по Французскому кораблю; но всѣ прочія вины были пройдены; и въ послѣдствіи Бонапарте даже и это дѣло предалъ забвенію; что заставило усомниться, точно ли сіе обстоятельство было столь важно, какъ его выставили.

Пять тайныхъ и менѣе пріятныхъ статей присоединялись къ этимъ обнародованнымъ условіямъ. Одна изъ нихъ заключала въ себѣ распредѣленіе земель, сдѣланное уже на счетъ Венеціи между Австріею и Фракціею. Во второй и въ третьей помѣщено было взысканіе трехъ милліоновъ Франковъ деньгами и столько же корабельными снарядами. Еще одна предписывала уступку трехъ военныхъ кораблей и двухъ фрегатовъ, оснащенныхъ и вооруженныхъ. Пятою требовалось, по обыкновенному Французскому корыстолюбію, отдачи двадцати картинъ и пяти сотъ рукописей.

Въ послѣдствіи увидятъ, какія выгоды Венеція купила себѣ этими суровыми условіями. На ту пору она полагала, что сими пожертвованіями обеспечится независимое ея существованіе въ видѣ демократической державы. Между тѣмъ необходимость удовлетворить хищности Французовъ, заставила правительство прибѣгнуть къ насильственнымъ займамъ; и такимъ образомъ, нарушивъ права гостепріимства, оно отняло у Герцога Моденскаго (который уѣхалъ въ Венецію при первомъ нашествіи Наполеона на Ломбардію) остальную его казну, простирающуюся до ста девяноста тысячъ цехиновъ.

ГЛАВА X.

править

Любовная переписка Наполеона съ Іозефиною. — Дворъ его въ Монтебелло. — Соединеніе тамъ дѣлъ съ забавами. — Генуа. — Мятежный духъ. — Генуезцевъ. — Они бунтуютъ, но усмирены правительствомъ, а жившіе въ Генуѣ Французы ограблены и заключены въ темницу. — Бонапарте, разсудивъ сіе дѣло, даетъ уставъ новаго правительства. — Сардинія. — Неаполь. — Циспаданская, Транспаданская и Эмилійская Республики соединяются подъ названіемъ Цизальпинской Республики. — Вальтелина. — Граубинденъ. — Вальтелина присоединена къ Ломбардіи. — Великія улучшенія въ Италіи и въ характеръ Италіянцевъ, произведенныя сими перемѣнами. Затрудненія при переговорахъ между Франціею и Австріею — Директорія и Наполеонъ несогласны въ мнѣніяхъ. — Кампо-Формійскій трактатъ. — Бонапарте, разставшись съ Италіянскою арміею, отправляется Французскимъ уполномоченнымъ въ Раштадтъ.

Возвращающійся миръ приводитъ съ собою семейную любовь, и доставляетъ возможность оной предаваться. Бонапарте былъ еще молодой супругъ, хотя онъ женился уже болѣе двухъ лѣтъ тому назадъ. Часть его переписки съ женою сохранена, {Она издана въ книгѣ подъ заглавіемъ: Поѣздка въ Нидерланды, въ Голландію, въ Германію, въ Швейцарію, въ Савоію и во Францію, въ теченіе 1821 и 1822 годовъ, Карла Теннана. Лондонъ. 2 части. Въ книгѣ сей помѣщены снимки съ писемъ, и нѣтъ причины сомнѣваться въ достовѣрности оныхъ. Слѣдующее изъ нихъ можетъ послужить образчикомъ, подтверждающимъ мнѣніе одного великаго законовѣдца, что любовныя письма кажутся величайшими глупостями всѣмъ, кромѣ того, кѣмъ они пишутся, и того, кто ихъ получаетъ:

"Посредствомъ какого искуства ты умѣла плѣнить всѣ мои способности, сосредоточить въ себѣ все нравственное бытіе мое? Это упоеніе, милый другъ, которое прекратится не иначе, какъ съ жизнью. Жить для Іозефины, вотъ цѣль моего существованія! А дѣйствую для того, чтобы соединиться съ тобою; терзаюсь для того, чтобы къ тебѣ приблизишься. Безумецъ! я не замѣчаю, что я отъ тебя отдаляюсь. Сколько странъ, сколько земель насъ раздѣляютъ! Сколько пройдетъ времени прежде, чѣмъ ты прочтешь сіи строки, слабо выражающія чувства воспламененной души, въ которой ты царствуешь! Ахъ, обожаемая супруга! не знаю, какой жребій меня ожидаетъ, но если онъ еще будетъ отдалять меня отъ тебя, то сдѣлается мнѣ нестерпимымъ; твердость моя такъ далеко не простирается. Было время, когда я гордился сею твердостью, и иногда, глядя на зло, которое люди могли мнѣ сдѣлать, на жребій, который могъ быть мнѣ предназначенъ, я встрѣчалъ ужаснѣйшія бѣдствія, не сморщивъ чела, не ощущая въ себѣ волненія. Но теперь, одно помышленіе, что моя Іозефина, можетъ быть, нездорова; что она, можетъ быть, страждетъ, а въ особенности жестокая, ужасная мысль, что она любитъ меня меньше прежняго, убиваетъ мою душу, останавливаетъ во мнѣ теченіе крови, дѣлаетъ меня печальнымъ, унылымъ, не оставляя во мнѣ даже порывовъ ярости и отчаянія. Прежде я часто говаривалъ самъ себѣ: люди не властны надъ тѣмъ, который умретъ, безъ сожалѣнія; по теперь, умереть не будучи любимымъ тобою, умереть не будучи въ томъ увѣреннымъ, это адская мука — это живое, разительное подобіе совершеннаго уничтоженія. Мнѣ кажется, что я задыхаюсь. Единственная моя подруга, ты, которая назначена Судьбою свершить со мной тягостный путь жизни; въ тотъ день, когда я лишусь твоего сердца, вся природа покажется мнѣ безплодною, безъ жара и безъ произрастеній. Оканчиваю, милый другъ, душа моя грустна, тѣло утомлено, умъ оглушенъ; люди мнѣ надоѣли, я бы долженъ ихъ ненавидѣть: они разлучаютъ меня съ моею возлюбленною.

«Я въ Порт-Морицѣ близь Онейля; завтра буду въ Альбетѣ. Арміи сближаются. Мы стараемся другъ друга обмануть: хитрѣйшій одержитъ побѣду. Мнѣ правится Генералъ Больё, онъ хорошо дѣйствуетъ, онъ искуснѣе своего предшественника. Я надѣюсь его порядкомъ поколотить. Не безпокойся; люби меня какъ глаза свои: нѣтъ, этого мало — какъ самую себя, какъ умъ твой, мысль твою, жизнь твою, твое все. Милый другъ, прости меня, я брежу; природа слаба для того, кто живо чувствуетъ — кого ты одушевляешь!»} и представляетъ любопытную картину характера, столь же пылкаго въ любви, какъ и на ратномъ полѣ. Языкъ побѣдителя, который по своему произволу располагалъ государствами и разбивалъ знаменитѣйшихъ полководцевъ своего времени, столь же страстенъ, какъ языкъ Аркадскаго пастушка. Мы не можемъ умолчать, что въ иныхъ мѣстахъ, которыхъ мы здѣсь не приводимъ, слогъ сей переписки отзывается вольностью, который, не смотря на короткость брачной связи, Англійскій мужъ не употребилъ бы, и которую Англійская жена не сочла бы приличною для выраженія супружеской любви. Кажется однако жъ несомнѣннымъ, что привязанность, изображенная въ сихъ письмахъ, была совершенно искренна; въ одномъ изъ нихъ, даже помѣщено рыцарское восклицаніе: — «Вурмзеръ дорого заплатитъ мнѣ за слезы, которыя онъ заставляетъ тебя проливать!»

Судя по этой перепискѣ, кажется, что Іозефина пріѣхала къ своему мужу въ сопровожденіи Жюно, когда онъ возвращался изъ Парижа, куда отвозилъ Директоріи и Представителямъ Французскаго народа штандарты и знамена, отбитые у Больё. Въ Декабрѣ 1196 года, Іозефина находилась въ Генуѣ, гдѣ она была принята съ отличною пышностью привepженными къ Французамъ гражданами сей древней республики, и гдѣ, къ великому соблазну строгихъ Католиковъ, балъ, данный господиномъ де Сервою, продолжился до утра слѣдующаго дня, пятницы, вопреки присутствію одного изъ Сенаторовъ, который имѣлъ у себя въ карманѣ, но не смѣлъ показать, сенатскій указъ о строгомъ соблюденіи поста въ этотъ день. Сіе пребываніе въ Генуѣ, вѣроятно было проѣздомъ; по послѣ подписанія Леобенскаго трактата и въ продолженіе переговоровъ, происходившихъ до утвержденія мира въ Кампо-Форміо, Іозефина жила вмѣстѣ съ мужемъ своимъ на прекрасной дамѣ, или лучше сказать, во дворцѣ Монтебелло.

Дана сія, знаменитая по важнымъ переговорамъ, тамъ происходившимъ, лежитъ въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Милана, на пологомъ холмѣ, съ котораго открывается обширная картина плодоносныхъ Ломбардскихъ равнинъ. Самыя знатныя дамы, славившіяся своею красотою и умомъ, словомъ сказать всѣ, украшавшія собою общество, — ежедневно посѣщали Іозефину, которая принимала ихъ съ такою пріятностью и ловкостью, какъ будто бы она была рождена къ тому, чтобы исполнять обязанности высшаго общежитія, приличныя женѣ столь знаменитаго человѣка, какъ Наполеонъ.

Переговоры происходили посреди веселостей и забавъ. Разные Министры и Посланники Австріи, Папы, Королей Неаполитанскаго и Сардинскаго, Герцога Пармскаго, Швейцарскихъ Кантоновъ И многихъ Нѣмецкихъ Принцевъ, толпа Генераловъ, Вельможъ, Депутатовъ разныхъ городовъ, ежедневное прибытіе и отправка многочисленныхъ курьеровъ, производство важныхъ дѣлъ, вмѣстѣ съ праздниками и пиршествами, съ балами и охотами, представляли картину пышнаго Двора, и отъ того все сіе соединеніе было названо Италіянцами Монтевельскимъ Дворомъ. XI точно, это вылъ Дворъ, судя по его важности; ибо переговоры, при ономъ производимые, долженствовали установитъ политическія отношенія Германіи, и рѣшить судьбу Нороля Сардинскаго, Швейцаріи, Венеціи, Генуи; всѣмъ предопредѣлено было изъ устъ Наполеона узнать условія, которыми ихъ народное существованіе продолжалось или прекращалось.

Монтебелло былъ не менѣе того и обителью удовольствій. Повелители сего дипломатическаго и воинственнаго Двора ѣздидіх прогуливаться на озера Маджіоре (Большое), Конское, на Борромейскіе острова и по разнымъ вилламъ, разсѣяннымъ въ сей прелестной странѣ. Каждый городъ, каждая деревня старались отличиться какимъ либо особеннымъ знакомъ почтительности и уваженія къ тому, котораго они называли освободителемъ Италіи. Это описаніе взято со словъ самого Наполеона, который, кажется, обращался къ этой эпохѣ своей жизни съ чувствами живѣйшаго удовольствія, чѣмъ ко всѣмъ прочимъ.

Это, вѣроятно, было самое счастливое время его жизни. Всѣ почести, кромѣ присвоенныхъ коронованнымъ главамъ, были ему предоставлены, и имѣли всю прелесть новизны для человѣка, который два или три года тому назадъ томился въ безвѣстности. Имѣя въ своихъ рукахъ власть, онъ не испыталъ еще заботъ и опасностей, съ нею сопряженныхъ; окружающіе его основывали на немъ великія надежды, и онъ ни одной изъ нихъ еще не измѣнилъ. Онъ былъ въ цвѣтѣ юности, и женатъ на любимой женщинѣ. Сверхъ всего этого, ему сіяла надежда — достичь высшей степени величія; между тѣмъ, какъ онъ не дозналъ еще опытомъ, что наслажденіе влечетъ за собою пресыщенность, и что всѣ земныя желанія и домогательства, будучи вполнѣ удовлетворены, оканчиваются суетностью и умственною тоскою.

Различные предметы, занимавшіе Наполеона въ продолженіе этой эпохи трудовъ и удовольствій, были дѣла Генуи, Сардиніи, Неаполя, Цизальпинской Республики, Граубиндена, и наконецъ, важнѣе всего прочаго, окончательный договоръ съ Австріей), заключавшій въ себѣ уничтоженіе независимости Венеціянской Республики.

Генуа, горделивая соперница Венеціи, никогда не достигала одинаковой съ нею степени важности; по дворянство ея, управлявшее еще оною по уставамъ Андрея Доріи, сохранило болѣе народнаго духа и болѣе воинственныхъ качествъ. Сосѣдство съ Франціею и вліяніе распространившихся въ оной понятій, образовали между гражданами среднихъ сословій партію, принявшую названіе Морандистовъ отъ одного носившаго то же имя клуба, котораго цѣль была ниспровергнуть олигархію, и возстать противъ правительства. Дворянство весьма естественно тому воспротивилось, и большая часть черни, преданная оному и Католической вѣрѣ, готова была дѣйствовать съ нимъ за одно.

Учрежденіе двухъ Народныхъ Правительствъ въ Италіи, на рѣкѣ По, дало знать Генуэзскимъ мятежникамъ, что наступило время и ихъ городу пройти чрезъ кубъ такого же преобразованія. Собравшись, они подали Дожу просьбу объ уничтоженіи существующаго правительства, и объ учрежденіи демократіи. Дожъ, снисходя на ихъ требованіе, наименовалъ Комитетъ изъ девяти человѣкъ, между коими пятеро принадлежали къ простому народу, для пріисканія средствъ придать болѣе народнаго духу Конституціи.

Три Великіе Государственные Инквизитора, или Цензора, какъ назывались тогдашніе Правители Олигархіи, ополчились вѣрою противъ сего народнаго буйства. Они прибѣгли къ проповѣдямъ и къ церковнымъ увѣщаніямъ для отклоненія добрыхъ Католиковъ отъ перемѣнъ, требуемыхъ Морандистами; они вынесли Святыя Тайны, и учредили крестные ходы и молебствія, какъ будто угрожаемые нашествіемъ Алжирцевъ.

Между тѣмъ Морандисты ополчились, приняли Французскій народный цвѣтъ, и, надѣясь на успѣхъ, овладѣли воротами арсенала и гаванью. Но торжество ихъ было кратковременно. Десять тысячъ вооруженныхъ ремесленниковъ явились, какъ будто бы изъ земли, подъ предводительствомъ своихъ синдиковъ или старостъ, и, восклицая: Да здравствуетъ Дѣва Марія! объявили себя защитниками дворянъ. Бунтовщики, совершенно разбитые, были принуждены укрыться въ домахъ, откуда ихъ вытѣснили, и наконецъ совершенно разогнали. Послѣ сего, побѣдители, напавъ на жившихъ въ Генуѣ Французовъ, разграбили домы ихъ, и повлекли въ темницы.

Это послѣднее обстоятельство давало Наполеону полное право вступиться, что бы онъ вѣроятно сдѣлалъ, если бъ и не случилось сихъ насилій. Онъ прислалъ Адъютанта своего, Ла-Валета, въ Генуу, съ угрозою тотчасъ отрядить противъ сего города дивизію, если плѣнники не будутъ освобождены и сдѣланы такія перемѣны, или, лучше сказать, совершенное преобразованіе въ правительствѣ, какое будетъ угодно Французскому полководцу. Противъ этого нельзя было возражать. Инквизиторовъ посадили подъ стражу, за то, что они, при содѣйствіи своихъ согражданъ, защищали существующія государственныя постановленія; а Дожъ съ двумя знатнѣйшими сановниками отправился въ Монтебелло, главную квартиру Наполеона, узнать будущую судьбу города, спѣсиво называвшагося градомъ Дворцевъ. Они получили Демократическій Уставъ, который Бонапарте нашелъ для нихъ приличнымъ; и повидимому, онъ оказалъ большую благосклонность Генуѣ, которая, но страсти Французовъ устроивашь все на классическую ногу, была наименована Лигурійскою Республикою. Условлено, чтобы пострадавшіе Французы были вознаграждены; но никакого военнаго налога не взыскано для расходовъ Французской арміи, и ни Кабинеты, ни собранія Генуэзскія не заплатили дани Парижскому музеуму.

Вскорѣ послѣ сего, партія Демократовъ такъ далеко простерла свое самоуправство, что отрѣшила дворянъ отъ правительства и отъ всѣхъ важныхъ мѣстъ, за что получила отъ Наполеона строгій выговоръ. Онъ порицалъ ихъ за это нарушеніе правъ и оскорбленіе набожныхъ Католиковъ, объявляя далѣе, что лишать дворянъ участія въ общественной службѣ, столь же несправедливо и въ существѣ столь же преступно, какъ самыя важныя вины патриціевъ. Бонапарте говорилъ, что онъ чувствуетъ къ Генуѣ пристрастіе; и великодушіе, съ которымъ онъ поступилъ съ сею державою въ этомъ случаѣ, служитъ тому очевиднымъ доказательствомъ.

Король Сардинскій былъ поверженъ къ стопамъ Франціи перемиріемъ при Хераско, заключившимъ первый походъ Наполеона; и прозорливый сей полководецъ давно убѣждалъ Директорію, возстановивъ хоть часть его Королевскаго сана, сдѣлать его полезнымъ для Франціи въ качествѣ союзника. Генералъ Кларкъ, 5 Апрѣля 1791 года, даже подписалъ вмѣстѣ съ уполномоченнымъ отъ Его Сардинскаго Величества наступательный и оборонительный договоръ, посредствомъ котораго Наполеонъ надѣялся присоединить къ своей арміи четыре тысячи Сардинской или Піемонтской пѣхоты и пять сотъ человѣкъ конницы, онъ много полагался на сію помощь въ случаѣ возобновленія войны съ Австріекъ Но Директорія уклонялась отъ исполненія Наполеоновой просьбы, и не утверждала договора, вѣроятно считая состоящую уже подъ его начальствомъ армію довольно сильною, особенно при такой любви солдатъ къ ихъ полководцу. Наконецъ, однако же, трактатъ былъ утвержденъ, но слишкомъ поздно для того, чтобы содѣйствовать видамъ Наполеона.

Неаполь, котораго поведеніе было сомнительно и не искренно, смотря по тому, какъ обстоятельства повидимому обѣщали Французскому Генералу побѣду, или угрожали ему разбитіемъ, — испыталъ однако же на себѣ, когда Бонапарте вполнѣ восторжествовалъ, благодать его могущественнаго предстательства у Правителей Франціи, и пріобрѣлъ всѣ выгоды, предоставленныя ему Парижскимъ трактатомъ 10 Октября 1796 года.

Оставалось еще сообразить болѣе важный предметъ послѣ усмиренія Италіи, относительно способа, какимъ будутъ управляться новыя Республики, и границъ земель, каждой изъ нихъ предоставляемыхъ. Объ этомъ долго разсуждали; и какъ между нѣкоторыми Италіянскими городами и областями существовало много старинной вражды и распрей, то не легко было убѣдить ихъ, что истинная ихъ польза требуетъ соединенія, сколь можно въ большемъ числѣ, подъ одно могущественное и дѣятельное управленіе, которое могло бы сдѣлаться нѣсколько важною державою, вмѣсто того, чтобъ быть раздробленными, какъ до тѣхъ поръ, на мелкія области, которыя не могли настоящимъ образомъ воспротивиться даже вторженію второстепенныхъ государствъ, а тѣмъ еще менѣе Франціи или Австріи.

Учрежденіе прочнаго, независимаго государства на сѣверѣ Италіи, болѣе всего лежало у Наполеона на сердцѣ. Но Циспаданская и Транспаданская Республики имѣли обѣ отвращеніе къ такому союзу, а Романія уклонилась отъ присоединенія къ Циспаданской, и предпочла ничтожную, слабую независимость подъ титломъ Эмилійской Республики. Бонапарте успѣлъ погасишь сію непріязненность, указавъ имъ Общую Республику, которую онъ въ это время замышлялъ упредить, какъ долженствовавшую составить ядро державы, которая будетъ отъ времени до времени при удобныхъ случаяхъ расширяться до тѣхъ поръ, пока вся Италія соединится подъ однимъ правительствомъ. Эта лестная, хотя и отдаленная будущность, представляющая Италіи возможность составишь нѣкогда великую державу, прочную въ самой себѣ и независящую отъ остальной части Европы, вмѣсто того, чтобъ быть, какъ теперь, раздѣленною на малые участки, весьма естественно заставила умолкнуть всѣ частныя вражды и несогласія, препятствовавшія соединенію Циспаданской и Эмилійской Республикъ въ одну; въ слѣдствіе чего, сія важная мѣра была рѣшена.

Имя Цизальпинской Республики была избрано для означенія сихъ соединенныхъ областей. Французы охотнѣе бы назвали ее, въ отношеніи къ Парижу, Транзальпинскою Республикою; но это была бы новизна, противная древнему праву, предоставленному Риму, быть средоточіемъ, по отношенію къ которому, всѣ прочія области Италіи получали свое мѣстное наименованіе. Это ниспровергло бы всѣ классическія приличія и спутало бы историческія воспоминанія, если бъ то, что до сихъ поръ считалось лежащимъ по сю сторону Альпъ, въ угожденіе Парижскому тщеславію, было наименовано загорною стороною той же самой цѣпи горъ.

Конституція, предназначенная для Цизальпинской Республики, была та самая, которую Французы окончательно приняли въ такъ называемый ими Третій годъ, съ Директоріею Исполнительной Власти и съ двумя Совѣтами. Она приведена въ дѣйствіе 30 Іюня 1191 года. Четыре Члена Директоріи были наименованы Наполеономъ, а пятаго онъ обѣщалъ назначишь въ скоромъ времени. 14 числа слѣдующаго Іюля мѣсяца происходилъ смотръ тридцати тысячъ Народной Гвардіи. Ломбардскія крѣпости и другія области были сданы мѣстнымъ начальствамъ, и Французская армія, выступивъ изъ земель новой Республики, расположилась въ Венеціанскихъ владѣніяхъ. Между піѣмъ обнародовали, что какъ области, принадлежащія Цизальпинской Республикѣ, были пріобрѣтены фракціею по праву завоеваній, то она, основываясь на семъ правѣ, образовала для нихъ свободное и независимое Правительство, которое, будучи уже признано Императоромъ Австрійскимъ и Директоріею, безъ сомнѣнія будетъ въ непродолжительномъ времени признано и всѣми прочими Европейскими державами.

Бонапарте вскорѣ послѣ сего показалъ, что онъ дѣйствительно намѣревается пользоваться всѣми случаями для распространенія Цизальпинской Республики. Три долины, называемыя Вальтелинскою областью, простираются отъ Швейцарскихъ горъ до Комскаго озера. Народонаселеніе Вальтелины заключаетъ въ себѣ около ста шестидесяти тысячъ душъ. Они говорятъ по-Италіянски, и всѣ вообще исповѣдаютъ Католическую вѣру. Сіи долины подчинялись Швейцарскому Кантону, называемому Граубинденомъ, не принадлежа впрочемъ къ Швейцарскому Союзу, и не пользуясь его преимуществами, а состоя къ Швейцарцамъ въ томъ отношеніи, какъ вассалы къ своимъ Государямъ. Такую зависимость горько и постыдно было переносить; а потому не удивительно, что жители Вальтелины, тогда, какъ всѣмъ окрестнымъ землямъ предоставлено было пользоваться свободою и независимостью, выгнали изъ долинъ своихъ Швейцарскіе гарнизоны, приняли символъ Италіянской свободы, и повергли жалобы на притѣсненія своихъ Протестантскихъ владѣльцевъ къ стопамъ Наполеона.

Жители Вальтелины конечно имѣли неоспоримое право отыскивать себѣ естественную свободу, которая чрезъ давность не теряется, но не столь очевидно, могли ли Французы по народнымъ законамъ, присвоивать себѣ власть посредства между ними и Граубиндцами, съ которыми, такъ же какъ и со всѣмъ Швейцарскимъ Союзомъ, они состояли въ совершенномъ мирѣ. Это, кажется, нѣсколько затруднило даже и самого Наполеона. Онъ вздумалъ однако же опереться на то, что Миланское правительство, въ слѣдствіе состоявшагося въ 1512 году постановленія, имѣетъ надъ Вальтелиною право посредства, которое въ его лицѣ такъ было признано, что сами Граубиндцы обратились къ нему съ жалобами на своихъ ослушныхъ вассаловъ. Бонапарте объявилъ свое мнѣніе, совѣтуя Граубинденскому Кантону, состоящему изъ трехъ союзныхъ областей, сдѣлать ихъ Валентинскихъ подданныхъ участниками ихъ свободы въ качествѣ четвертой области. Умѣренность сего предложенія нѣсколько извиняетъ незаконность управы.

Представители Граубиндейскаго Кантона, не смотря на то, очень оскорбились предложеніемъ, клонившимся къ тому, чтобы сдѣлать ихъ вассаловъ свободными ихъ братьями, и не захотѣли признать равенство подвластнаго имъ Италіянца, который утолялъ жажду изъ рѣки Адды со свободнорожденнымъ Швейцарцемъ, пьющимъ воду Рейна. Поелику они не приняли предложенія Наполеона и, уклонясь отъ суда его, искали себѣ содѣйствія въ Бернѣ, въ Парижѣ, въ Вѣнѣ и въ другихъ мѣстахъ, то Французскій Генералъ рѣшился наказать ихъ за неявку, и объявилъ, что поелику Граубиндцы не захотѣли къ нему явиться и не вняли убѣжденіямъ его присоединить Вальтелинскихъ жителей къ ихъ союзу, то въ слѣдствіе сего онъ опредѣляетъ причислить Вальтелинское Правительство или область въ составъ Цизальпинской Республики. Тщетно Граубиндцы смирились, когда уже было поздно, и изъявляли готовность свою отдаться на судъ посредника, слишкомъ могущественнаго для того, чтобы устранить его подъ предлогомъ незаконности; Вальтелинская область была невозвратно присоединена къ Ломбардіи, которой безъ сомнѣнія она составляетъ естественный удѣлъ по ея нравамъ и смежности.

Учрежденіе правительства, имѣющаго свои свободные, хотя и несовершенные уставы, казалось, почти мгновенно подѣйствовало на улучшеніе народныхъ нравовъ въ сѣверной Италіи. Изнѣженность и легкомысліе, заставлявшія молодежь предаваться забавамъ и волокитству, уступили мѣсто болѣе прочнымъ, болѣе благороднымъ качествамъ — желанію возвышенныхъ душъ отличиться въ искуствахъ и въ ратномъ дѣлѣ. Бонапарте самъ сказалъ, что нужно двадцать лѣтъ для совершеннаго преобразованія народнаго характера Италіянцевъ; но въ этомъ народѣ, легкомысленномъ до сихъ поръ отъ того, что его не допускали до общественныхъ дѣлъ, и робкимъ потому, что ему было запрещено носить оружіе — посѣялись уже сѣмена, содѣлавшія въ послѣдствіи Сѣверныхъ Италіянцевъ равными въ неустрашимости на войнѣ съ самими Французами, и произведшія столько знаменитыхъ мужей по гражданской части.

Между тѣмъ, какъ занимались этими второстепенными распоряженіями, какъ можно ихъ назвать, въ сравненіи съ переговорами, происходившими между Австріею и Франціей), сіи двѣ великія договаривающіяся державы встрѣчали большое затрудненіе согласиться на счетъ мира, долженствовавшаго быть основаннымъ на предварительныхъ Леобенскихъ условіяхъ. Повидимому, даже нѣкоторыя изъ главныхъ статей, считаемыя краеугольными камнями договора, начинали казаться неумѣстными.

Читатели вспомнятъ, что въ замѣнъ уступки Фландріи и всѣхъ областей на лѣвомъ берегу Рейна, со включеніемъ крѣпкаго города Меца, отдаваемыхъ навсегда Французамъ, Австрія требовала себѣ вознагражденія на какой либо другой границѣ. По первоначальному предположенію, Ломбардская Республика, наименованная въ послѣдствіи Цизальпинскою, долженствовала получишь всѣ земли, простирающіяся отъ Піемонта къ востоку до рѣки Огліо. Страна, лежащая на западъ отъ рѣки сей, назначалась Австріи въ замѣнъ уступки Бельгіи и лѣваго берега Рейна. Рѣка Огліо, выходящая изъ Альпъ, протекаетъ по плодоноснымъ областямъ Бресчіи и Кремаско, и впадаетъ въ По близь Борго Форте, имѣя у себя на лѣвой сторонѣ важную крѣпость, Мантауу, цитадель Италіи, которая по сему распредѣленію переходила обратно къ Австріи. Были еще и другія замѣны, предоставляемыя Императору предварительнымъ Леобенскимъ договоромъ. Венеція долженствовала лишиться земель ея на материкѣ, которыя предполагалось отобрать въ дополненіе назначаемаго Имперіи вознагражденія, хотя Венеція, сколько тогда было извѣстно Наполеону, и ненарушимо еще сохраняла принятый ею нейтралитетъ. Дабы искупить сію несправедливость, нужно было сдѣлать другую. Венеціянской Республикѣ назначалось получить области Болонію, Феррару и Романію, вмѣсто земель, отдаваемыхъ ею Австріи; а не должно забывать, что области сіи составляли главную основу Циспаданской Республики, учрежденной самимъ Наполеономъ. И ихъ-то, съ жителями, которыхъ онъ потѣшилъ надеждою на вольное народное правительство, онъ намѣревался предашь подъ владычество Венеціи, самой завистливой Олигархіи въ свѣтѣ, нерасположенной миловать тѣхъ, которые слишкомъ поторопились обнаружить желаніе независимости. Такъ было распоряжено Леобенскимъ договоромъ, при заключеніи котораго уполномоченные обѣихъ державъ, кажется, считали второстепенныя, слабѣйшія государства, давняго или новаго учрежденія, только вѣсовыми гирями, которыя можно было прикидыватъ въ чашу для возстановленія равновѣсія.

Правда, что новорожденная Циспаданская Республика избѣгла жребія, приготовляемаго ей тогда ея покровителемъ и основателемъ; ибо едва только сіи распоряженія были предварительно сдѣланы, какъ получена вѣсть о возмущеніи Венеціи, о нападеніи на Французовъ во всѣхъ областяхъ ея, и о убіеніи въ Веронѣ. Сіе насильство, поставляя, древнюю Республику относительно Франціи въ положеніе враждебной державы, давало Наполеону право поступать съ нею, какъ съ завоеванною землею, раздробивъ оную или совершенно уничтоживъ. Но съ другой стороны, онъ ее помиловалъ; утвердилъ ея новую народную конституцію, и овладѣлъ городомъ, подъ тѣмъ предлогомъ, чтобы доставить ему новое правительство, сообразное со всеобщими надеждами, которыя онъ подавалъ цѣлой Италіи. Права завоеванія были ограничены условіями, на которыхъ послѣдовала сдача. Австрія, въ свою очередь, тѣмъ болѣе была обязана покровительствовать сей древней Республикѣ, что за ея дѣло Венеція столь отважно ополчилась; но такова была политика сей державы, что съ самого начала, она не поколебалась вос. пользоваться добычею отъ союзницы, которая за нее подверглась смертельному пораженію.

Между тѣмъ, какъ уполномоченные собрались для окончательнаго постановленія на счетъ сихъ предварительныхъ условій, Французская Директорія, для того ли, чтобы сдѣлать вопреки Наполеону, котораго могущество становилось слишкомъ очевиднымъ у или отъ того, что она дѣйствительно имѣла тѣ опасенія, которыя были ею изъявлены, опредѣлила, чтобы Машпуа, взятая съ такими трудами, осталась оплотомъ Цизальпинской Республики, вмѣсто того, чтобъ быть опять причисленною къ Австрійскимъ владѣніямъ въ Италіи. Уполномоченные отъ Императора со своей стороны настаивали въ томъ, что Маытуа необходимо нужна для безопасности ихъ Италіянскихъ владѣній, особенно по свойствамъ ихъ новой сосѣдки, Цизальпинской Республики, которой примѣръ могъ быть вреденъ для смежныхъ съ нею Имперскихъ областей. Дабы отвратить сіе затрудненіе, Французскій Генералъ предложилъ раздѣлишь также и остальныя владѣнія Венеція между Австріею и Франціею, предоставя послѣдней Албанію и Іонійскіе острова, принадлежащіе Республикѣ, которой высокія договаривающіяся державы подписывали смертный приговоръ; между тѣмъ, какъ Исгарія, Далмація и сама Венеція со всѣми прочими ея областями долженствовали быть отданы Австріи. Послѣдняя держава, чрезъ Министра своего, согласилась на этотъ раздѣлъ съ такою же малою разборчивостью, какъ и на прежнее присвоеніе земель ея несчастной союзницы.

Но по мѣрѣ того, какъ препятствія были устраняемы въ одномъ предметѣ, они, казалось, возникали въ другомъ, и отъ сего воспослѣдовала остановка въ переговорахъ, которымъ ни одна изъ сторонъ повидимому не желала дать окончательный ходъ. Въ самомъ же дѣлѣ, какъ Наполеонъ, уполномоченный отъ Франціи, такъ и Графъ Кобенцель, весьма искусный дипломатъ, главный повѣренный съ дѣлахъ Австріи, оба предвидѣли, что Французское правительство, давно уже колеблющееся, приближалось къ перелому. Переломъ сей, происшедшій 18 Фруктидора, съ обстоятельствами, которыя мы въ послѣдствіи опишемъ, произвелъ посредствомъ новой революціи совершенную перемѣну въ правительствѣ. Такъ какъ революція сія свершилась въ пользу Директоровъ, то почувствовавъ себя чрезъ оную сильнѣе прежняго, они, казалось, совершенно перестали думать о мирѣ, обнаруживая большую наклонность воспользоваться выгодами своего положенія.

Бонапарте былъ противнаго мнѣнія. Онъ зналъ, что если война возобновится, то всѣ затрудненія похода падутъ на него, равно какъ и вина, въ случаѣ неудачи. Почему онъ и рѣшился, на основаніи даннаго ему полномочія, привести это дѣло къ концу, не смотря на то, угодно ли сіе будетъ Директоріи, или нѣтъ. Принявъ это намѣреніе, онъ съ военною суровостью приступилъ къ Кобенцелю, который уже видѣлъ, сколь для него выгодны отсрочки. 16 Октября переговоры возобновились на прежнемъ основаніи) и Кобенцель, касательно вознагражденій, началъ настаивать, чтобы Мантуа и линія Адижа были предоставлены Императору, угрожая, въ случаѣ возобновленія войны пригласить Россіянъ, и намекая, что Бонапарте приноситъ въ жертву миръ своей воинской славѣ, и хочетъ новаго начатія брани. Наполеонъ съ суровымъ, но хладнокровнымъ негодованіемъ взялъ съ подноса фарфоровый приборъ, который Кобенцель дорого цѣнилъ, какъ подарокъ Императрицы Екатерины. "И такъ перемиріе прервано, " сказалъ онъ: «и война объявлена. Но берегитесь — я разобью вашу Имперію на столько же кусковъ, какъ эту посуду.» — Онъ бросилъ приборъ на полъ, и съ грубостью вышелъ вонъ. Мы опять вспоминаемъ Тассова Арганта. {Spiego quel cruclo il seno, e’l manto scosse,

Ed a guerra mortal, disse, vi sfido;

E’l disse in atto si feroce ed empio

Che parve aprir di Giano il chiuso tempio,

La Gerusalennne Liberata, Canto II.}

Австрійскіе уполномоченные, не колеблясь долѣе, покорились всѣмъ требованіямъ Наполеона, лишь бы только опять не подвергнуться его страшному нашествію. И такъ Кампо-Формійскій трактатъ былъ подписанъ, тѣмъ еще скорѣе, можетъ быть, что Парижскія дѣла, повидимому весьма сомнительныя, приглашали честолюбиваго и предпріимчиваго полководца приблизиться къ мѣсту раздачи почестей и власти, гдѣ борющіяся партіи, казалось, ожидали вліянія столь знаменитаго и отважнаго человѣка.

Судьба Венеціи — болѣе по ея историческимъ воспоминаніямъ, чѣмъ по ея уставамъ, которые были нестерпимы, или по важности ея существованія въ послѣднее время — возбуждаетъ жалость. Древняя сія Республика пала самымъ глупымъ образомъ. Аристократы прокляли своекорыстіе Австріи, которая ихъ поглотила, тогда, какъ они за ея дѣло подвергались опасности. Республиканцы поспѣшили ускользнуть отъ Австрійскаго ига, скрежеща отъ ярости зубами, и не менѣе того проклиная себялюбивую политику Французовъ, которые, подъ благовиднымъ предлогомъ соблюденія ихъ выгодъ, и обѣщая имъ вольную Конституцію, сдѣлали ихъ вассалами чуждаго правительства,

Секретарь Французскаго Посольства, принимавшій весьма дѣятельное участіе въ Революціи, вздумалъ укорять Наполеона въ томъ, что онъ отдалъ Венецію Австріи, вмѣсто того, чтобы основать изъ нея свободную Демократію, или присоединить ее къ Цизальпинской Республикѣ. Бонапарте презрительно посмѣялся надъ человѣкомъ, который помышлялъ еще о распространеніи Якобинскихъ правилъ. "Я получилъ письмо ваше, " отвѣчалъ онъ ему съ суровостью и презрѣніемъ: "и не могу понять его. Французская Республика не обязана никакимъ трактатомъ, жертвовать своими выгодами Венеціанскому Комитету Общественнаго Благосостоянія, или кому бы то ни было. Франція не ведетъ войны для пользы другихъ. Я знаю, что инымъ болтливымъ крикунамъ, которыхъ мнѣ бы лучше назвать безумцами, ничего не стоишь твердить о Всеобщей Республикѣ — я бы желалъ, чтобы имъ пришлось сдѣлать зимній походъ. Венеціанская Республика болѣе не существуетъ. Изнѣженные, развратные, вѣроломные и лицемѣрные Венеціянцы не способны пользоваться свободою. Если Венеція знаетъ еще ей цѣну, и имѣетъ мужество для отысканія оной, то время не ушло — пусть она за нее вооружится. Такимъ-то образомъ, присоединивъ насмѣшку къ угнетенію и презрѣвъ поборниковъ свободы цѣлаго свѣта, Наполеонъ рѣшилъ судьбу Венеціи. Достопримѣчательнѣйшимъ обстоятельствомъ, при окончательной сдачѣ Австрійцамъ, было, что престарѣлый Дожъ Марини упалъ въ обморокъ, приступая къ произнесенію присяги подданства въ присутствіи Императорскаго Коммиссара, и вскорѣ послѣ того умеръ.

Наполеонъ Бонапарте окончилъ на время поприще свое въ Италіи, странѣ, которая зрѣла его возникающіе таланты и въ которой онъ всегда принималъ особенное участіе. Онъ ласково простился съ солдатами, которые едва ли могли надѣяться увидѣть его замѣненнымъ другимъ полководцемъ, равнаго съ нимъ достоинства, и написалъ приличное, умное воззваніе къ Цизальпинской Республикѣ. Наконецъ, онъ отправился чрезъ Швейцарію въ Раштадтъ, гдѣ былъ составленъ Конгрессъ для устройства и примиренія Германской Имперіи, на которомъ ему поручалось дѣйствовать въ качествѣ уполномоченнаго отъ Франціи.

Въ продолженіе сей поѣздки замѣтили, что онъ былъ грустенъ и задумчивъ. Разлука со стотысячною арміею, которую онъ могъ назвать своею, и неизвѣстность судьбы, ему предстоящей, достаточно сіе объясняютъ и безъ сдѣланнаго нѣкоторыми людьми предположенія, что онъ тогда уже питалъ честолюбивые замыслы, въ послѣдствія его занимавшіе. Нѣтъ однако же сомнѣнія, что пылкое его честолюбіе представляло ему отдаленные и неопредѣлительные призраки величія. Онъ не могъ не чувствовать, что возвращается въ столицу Франціи въ такомъ положеніи, которое не дозволитъ ему остаться въ посредственности. Онъ долженъ былъ, или взойти еще на высшую степень, или быть низверженнымъ въ толпу народа и осужденнымъ къ безвѣстности. Средняго положенія не могло существовать для Завоевателя и Освободителя Италіи.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

  1. Смотри Частъ I; стр. 161.
  2. Смотри Часть I, стр. 249.
  3. Согрѣшилъ!
  4. Мы сказали (Ч. I, стр. 35), что Бонапарте никогда не жаловалъ своей отчизны послѣ своего возвышенія, и потому никогда не пользовался расположеніемъ жителей оной. Однако жъ въ Запискахъ его, сочиненныхъ на островѣ Св. Елены, онъ помѣстилъ Географическое и Историческое начертаніе Корсики, предлагая многіе способы для просвѣщенія своихъ земляковъ. Одинъ изъ этихъ способовъ состоитъ въ отобраніи у нихъ оружія, всегда ими носимаго: что конечно принесло бы пользу, если бъ было удобоисполнимо. Тамъ же находится странное замѣчаніе: «Что Корсиканская корона, при кратковременномъ присоединеніи оной къ Великобританіи, должна была очень удивиться тому, что она досталась потомку Фингала.» — Не больше, думаемъ мы, какъ корона Франціи и желѣзный вѣнецъ Италіи удивились, встрѣтясь на челѣ счастливаго Корсиканскаго солдата.
  5. Смотри Ч. I, стр. 158.
  6. Въ никоторыхъ военныхъ описаніяхъ сказано, будто бы дивизія, явившаяся въ тылу у Французовъ, принадлежала къ арміи Проверы, и была отряжена имъ для перехода чрезъ Адижъ, какъ о семъ выше упомянуто. Но Наполеоновы Записки Острова Св. Елены доказываютъ противное. Провера перешелъ черезъ рѣку только 14 Января, утромъ, въ тотъ самый день, когда Бонапарте видѣлъ пять дивизій Альвинци, (изъ которыхъ одна была Люзиньянова, явившаяся послѣ въ тылу его арміи), стоящія передъ Жубертовою позиціею при Риволи.
  7. Графъ Ласъ-Казъ приводитъ сему примѣръ. Одинъ офицеръ, бывшій весьма коротко знакомъ съ Бонапарте подъ Тулономъ, при назначеніи его Главнокомандующимъ въ Италію, бросился было обнимать своего прежняго товарища. Но взглядъ и осанка Генерала очевидно обнаружили, что короткость ихъ уже кончилась, и что отношенія между ними измѣнились вмѣстѣ съ возвышеніемъ его друга.
  8. Даже и подъ Тулономъ, проницательные люди де считали его слишкомъ усерднымъ Якобинцемъ. Генералъ Карто, глупый санкюлотъ, подъ начальствомъ котораго онъ тамъ служилъ, отзывался съ похвалою о молодомъ начальникѣ артиллеріи; на что жена его, повелѣвавшая у себя въ домѣ, совѣтовала ему не очень полагаться на этого молодаго человѣка, который слишкомъ уменъ для того, чтобы долго быть санкюлотомъ. — "Уменъ! гражданка Карпіо, " воскликнулъ оскорбленный мужъ: "а развѣ насъ ты считаешь за дураковъ? — Нимало, " отвѣчала жена: «но умъ его не въ томъ родѣ, какъ твой.» — Memorial de Ste-Нelène, par le Comte de Las Cares, vol 1. pp. 201—2. Въ той же книгѣ мы читаемъ признаніе Наполеона, что брашъ его, Люціанъ, былъ гораздо болѣе ревностнымъ Якобинцемъ, чѣмъ онъ самъ, и что нѣкоторыя, приписываемыя ему бумаги, съ подписью Брутъ-Бонапарте, принадлежатъ Люціану.
  9. Письмо сіе, равно какъ отвѣтъ Эрцгерцога Карла и всѣ прочія бумаги, писанныя въ подлинникѣ на Французскомъ языкѣ, переведены съ онаго. Перев.
  10. Умремъ за нашего Короля Марію Терезію!
  11. Бонапарте сперва говоритъ, что это обстоятельство случилось въ Леобенѣ, а потомъ относитъ его ко времени заключенія окончательнаго трактата въ Кампо-Форміо. Смыслъ сихъ словъ все тотъ же, гдѣ бы они ни были произнесены.