Глава VI.
Брак с Хадиджей дал Магомету возможность занять место среди самых богатых людей своего города. Благодаря также нравственным своим качествам он имел огромное влияние на общество. Аллах, говорит историк Абульфеда, наградил его всеми дарами, какие нужны для совершенства и украшения честного человека; он был так чист и искренен, так далек от дурной мысли, что его больше знали под именем ал-Амин, то есть верный.
Вследствие необыкновенного доверия к его здравому смыслу и к честности сограждане часто в своих распрях обращались к его посредничеству. Существует анекдот, обрисовывающий мудрость, проявляемую им в подобных случаях.
Кааба, поврежденная огнем, потребовала восстановления, для чего священный «черный камень» нужно было переместить. Тут возник спор между начальниками разных племен из-за вопроса, кому из них принадлежит право выполнить такую священную обязанность, и они постановили, что решить это должен тот, кто первый войдет в ворота аль-Харамы. Случилось, что первым вошел Магомет. Выслушав их различные претензии, он распорядился, чтобы на землю был постлан большой ковер и на него положен камень и чтобы по одному человеку из каждого племени взялись за края этого ковра. Таким образом, священный камень был приподнят одинаково и одновременно всеми до уровня предназначенного ему места, куда уже собственноручно положил его Магомет.
У Магомета и Хадиджи родились четыре дочери и два сына. Старшего сына назвали аль-Касим, почему и Магомет, согласно арабскому обычаю, назывался Абу аль-Касим, или отец Касима. Сын этот, как и другой, умер еще в детстве.
В течение многих лет после женитьбы Магомет не бросал торговли, посещая большие арабские ярмарки и совершая дальние путешествия с караванами. Экспедиции эти, однако, не были уже так выгодны, как в былые дни его предводительства, так что состояние, взятое им за женой, не росло, а скорее уменьшалось. Но богатство это избавило его от необходимости трудиться ради обеспечения своего существования и дало ему досуг для удовлетворения природного влечения его ума к мечтам и религиозным размышлениям, которое обнаруживалось с самого раннего детства. Оно, как мы видели, росло во время путешествий благодаря общению с евреями и христианами, вначале бежавшими сюда от преследований, но потом соединившимися в целые племена или составлявшими часть населения городов. И арабские пустыни, очевидно, полные фантастических суеверий, тоже давали пищу его восторженным мечтам. Со времени его брака с Хадиджей на его религиозные мнения влиял также его домашний оракул Барака, двоюродный брат Хадиджи, человек пытливого ума и неопределенной веры. Сначала он был иудеем, потом христианином, в то же время интересовался астрологией. Он достоин упоминания, потому что первым перевел на арабский язык часть Ветхого и Нового Заветов. Предполагают, что и Магомет заимствовал у него сведения об этих священных книгах, как и о преданиях Мишны и Талмуда, из которых он так много почерпнул для Корана.
Знания, полученные из таких разных источников и удержанные его превосходной памятью, шли в разрез с господствовавшим в Аравии идолопоклонством, которое практиковалось и в Каабе. Это священное здание постепенно наполнялось и окружалось идолами, число которых дошло наконец до трехсот шестидесяти, так что приходилось по одному идолу на каждый день арабского года. Сюда с разных мест свозились идолы, божества других народов, из которых главный, Хобал, был доставлен из Сирии и имел, как предполагалось, власть вызывать дождь. Среди этих идолов были также Авраам и Измаил, почитаемые раньше как пророки и праотцы, теперь же изображенные с волшебными стрелами в руках — символами их магической власти. Магомет все больше и больше убеждался в грубости и нелепости идолопоклонства, по мере того как он в своем развитом уме сопоставлял его с теми духовными религиями, которые он наиболее изучал. В различных местах Корана ясно проглядывает господствующая идея, которая постепенно возникала в его уме, пока на ней, наконец, не сосредоточились все его помыслы и она не стала главной руководительницей всех его дел. Идеей этой была религиозная реформа. Из всех своих знаний и размышлений он почерпнул непоколебимую уверенность, что единственная истинная вера, возвещенная Адаму при сотворении его, познавалась и исповедовалась до грехопадения. Религия эта состояла в прямом и духовном поклонении единому истинному Богу, Творцу неба и земли.
Далее он признавал, что эта возвышенная и простая вера неоднократно искажалась и унижалась людьми, и главным образом в идолопоклонстве; поэтому ряд пророков, вдохновленных откровением Всевышнего, время от времени, через длинные промежутки, ниспосылался для восстановления этой религии в ее первоначальной чистоте. Таковы были Ной, Авраам, Моисей, таков был и Иисус Христос. Каждым из них истинная религия была возрождаема на земле, но затем снова искажалась последующими поколениями. Вера, которую проповедовал и исповедовал Авраам, прибыв из Халдеи, стала, по-видимому, для Магомета образцом религии, так как он очень чтил этого патриарха как отца Измаила, родоначальника его племени.
Магомету казалось, что время для новой реформы снова настало. Мир еще раз впал в слепое идолопоклонство.
Неизбежно требовалось пришествие нового пророка, ниспосылаемого, чтобы возвратить заблудших сынов человеческих на путь истины и восстановить поклонение Каабе, каким оно было во времена Авраама и патриархов. Вероятность пришествия такого пророка и мысль о тех преобразованиях, которые он должен произвести, по-видимому, не выходили у него из ума и все более развивали в нем привычку к созерцательной жизни и к размышлениям, несовместимым с обычными житейскими заботами и с мирскою суетою. Передают, что он будто бы мало-помалу начал избегать общества и искать одиночества в пещере на горе Хира, мили на три севернее Мекки, где, подражая христианским пустынникам, проводил дни и ночи в молитве и размышлениях. Таким же образом проводил он всегда и священный месяц арабов — рамадан. Упорная работа мысли над одним и тем же вопросом, сопровождаемая лихорадочным подъемом духа, не могла не иметь сильного влияния на его организм: у него начались видения, галлюцинации, припадки исступления. По словам одного из его биографов, он в течение полугода постоянно видел сны, касавшиеся предмета его дум во время бодрствования. Часто он совсем переставал сознавать окружающее и лежал на земле в состоянии полного бесчувствия. Хадиджа, как верная супруга, разделявшая с ним иногда его уединение, с великой заботливостью относилась к нему и умоляла его открыть ей причину их; но он или избегал ее вопросов, или отвечал непонятно для нее. Некоторые из его противников приписывали эти припадки эпилепсии, но набожные мусульмане провозгласили их действием пророческой силы; потому что, говорили они, указания Всевышнего уже проникали в его душу, и он перерабатывал идеи, слишком возвышенные для человеческого ума. Наконец, говорили они, то, что раньше виделось ему смутно и только в грезах, стало ясным и очевидным после явления ангела и божественного откровения.
Магомету было сорок лет, когда он получил это замечательное откровение. Мусульманские писатели повествуют так, как будто слышали его из уст самого пророка; и в Коране также упоминается об этом событии. Магомет проводил, по своему обыкновению, месяц рамадан в пещере горы Хира, стремясь постом, молитвами и уединенными размышлениями возвысить свои мысли до понимания божественной истины. Настала ночь, называемая арабами ал-кадер, то есть ночь Божественного повеления; в эту ночь, согласно Корану, ангелы нисходят на землю и Гавриил возвещает повеления Бога; мир царит на земле, и священный покой воцаряется во всей природе до наступления утра.
Бодрствуя среди ночного безмолвия, укутавшись в плащ, Магомет услышал голос, зовущий его; когда он приподнял голову, то его озарил поток света невыносимого блеска, и он увидал ангела в образе человека, который, приближаясь к нему, развернул исписанный шелковый свиток. «Читай!» — сказал ему ангел. «Я не умею читать!» — ответил Магомет. «Читай, — повторил ангел, — во имя Бога, сотворившего Вселенную, создавшего человека из сгустка крови. Читай во имя Всевышнего, научившего человека пользоваться пером, озаряющего его душу лучом знания и открывающего ему то, чего он раньше не знал».
Тут Магомет почувствовал, что сознание его озарилось божественным светом, и он прочел написанные на свитке повеления Бога, как они впоследствии для всеобщего сведения изложены были им в Коране.
Когда он окончил чтение, посланник неба воскликнул: «Ты, Магомет, воистину пророк Бога, а я его ангел, Гавриил!».
Магомет, дрожащий и взволнованный, пришел утром к Хадидже, не зная, правда ли то, что он видел и слышал, и верно ли, что он пророк, которому велено осуществить преобразование — предмет его долгих размышлений, или же все это было просто видением, обманом чувств, может быть, даже хуже того — обманом злого духа.
Но Хадиджа смотрела на все доверчиво, глазами верующей и любящей женщины. В том, что произошло, она видела исполнение желаний мужа и надеялась, что после этого кончатся его припадки и мучения. «Радостную весть принес ты мне! — воскликнула она. — Клянусь именем Того, в чьих руках находится душа Хадиджи, что с этих пор я буду считать тебя пророком нашего народа. Радуйся, — прибавила она, видя, что он еще мрачен, — Аллах не потерпит, чтобы это послужило к твоему позору. Разве ты не любил родных, разве не был добр к соседям, милосерд к бедным, гостеприимен к странникам, верен своему слову? Разве ты не был постоянным защитником истины?».
Хадиджа поспешила сообщить о всем слышанном двоюродному брату своему Бараку, переводчику Священного Писания, который, как мы уже видели, являлся в вопросах религии домашним оракулом Магомета. Он сразу со свойственным ему пылом увлекся этим чудесным видением. «Клянусь именем Того, в чьих руках душа Барака, — воскликнул он, — что ты говоришь правду, о Хадиджа! Ангел, являвшийся твоему мужу, — тот самый, который в былое время был послан к Моисею, сыну Амрама. Эта весть истинна. Муж твой действительно пророк!».
Говорят, что горячая уверенность ученого Барака сильно укрепила все еще колебавшийся ум Магомета.
Примечание. Доктор Густав Вейль в одном из примечаний в своей книге «Mohammet der Prophet…» рассматривает вопрос о том, был ли Магомет эпилептиком, что вообще считалось клеветой его врагов и христианских писателей; но, кажется, болезнь эта была подтверждена некоторыми древнейшими мусульманскими биографами на основании свидетельства близких пророку людей.
По их словам, у него иногда внезапно появлялась сильнейшая дрожь, за которой следовало нечто вроде обморока или, вернее, конвульсий, причем со лба его струился пот даже в самую холодную погоду; в это время он лежал с закрытыми глазами, с пеной у рта и ревел, как молодой верблюд. Одна из его жен, Аиша, и один из его учеников, Зайд, приводятся как очевидцы его припадков. Они считали, что в это время он находился под воздействием откровения. Но подобные припадки, однако, случались с ним и в Мекке, до откровения о Коране. Хадиджа со страхом думала, что он одержим лихим духом, и хотела позвать заклинателя, чтобы изгнать беса, но Магомет воспротивился этому. Он не любил, чтобы были свидетели этих припадков. Харет ибн Хашим, говорят, как-то раз спросил его, какими путями получает он откровения. «Часто, — ответил он, — ангел является мне в образе человека и говорит со мной. Иногда я слышу звуки, похожие на звон колокола, но не вижу ничего. (Звон в ушах — симптом эпилепсии.) Когда невидимый ангел удаляется, у меня остается данное им мне откровение». Некоторые из этих откровений он считал полученными прямо от Бога, другие же — через сновидения. Сны пророков, по его словам, тоже откровения.
Читатель найдет, вероятно, это замечание полезным как освещающее до некоторой степени загадочную деятельность этого замечательного человека.
