H. A. Добролюбов. Собрание сочинений в девяти томах. Том четвертый
Статьи и рецензии. Январь-июнь 1859
М.-Л., 1962, ГИХЛ
В прошлом году одна газета увлеклась патриотическим негодованием по поводу энтузиазма русской публики к мисс Юлии Пастране. «Вот, говорит, поверхностные космополиты, в своем близоруком верхоглядстве, полагают, что такие уроды, как Юлия Пастрана, не могут родиться в России, а непременно должны привозиться из-за границы. Неправда, говорит; они полагают так потому, что не знают России, не присматриваются к ее явлениям… Да уж если на то пошло, говорит, так у нас этакие уроды вовсе не редкость…» И в доказательство своих слов патриотически-задорная газета представила, рядом с портретом мисс Пастраны, портрет какой-то русской женщины с бородою…1
Тот же самый патриотизм, только вывороченный совершенно наизнанку, мы встретили недавно в одном печатном суждении о Ваньке Каине. На этот раз патриотизм разыгрался по поводу заглавия книги о Каине. В старинных изданиях она озаглавливается таким образом: «Жизнь и похождения российского Картуша, именуемого Каина». Вот по этому-то случаю неизвестный патриот и рассуждает: «К сожалению, говорит, французский мошенник имел у нас больше популярности, чем свой, доморощенный, и вот в заглавии книги, чтобы дать ей более хода, выставили имя Картуша. Но в сущности, говорит, сходства между ними мало: тот был, говорит, и образованный, и убийства делал, и казнен был; а наш едва грамоте знал, не убивал никого, и наказание его смягчено было… так что, говорит, наш Каин совершенно сам по себе, и только неосновательное и легкомысленное пристрастие к французам могло заставить приравнять его к Картушу».2 Порадовались мы такому развитию патриотизма в нашем отечестве и чуть-чуть не пожалели: зачем, в самом деле, Ванька Каин не совершил деяний, которые бы приобрели ему популярность еще большую, нежели какую стяжал себе Картуш?..
Но от патриотических радостей и сожалений должны были мы перейти к рассмотрению книжки, изданной Григорием Книжником. В книжке этой не без огорчения усмотрели мы, что действительно Ванька Каин в подметки не годится Картушу, и это убеждение навело нас на мысль, что, может быть, прозвание российского Картуша придано ему даже вовсе не из легкомысленного подражания французам, а просто для пущей важности, в том роде, как если бы его назвали, например, новейшим Соловьем-Разбойником или вторым Стенькою Разиным… Дело в том, видите ли, что Каин был плут весьма мелкой руки, и в наши времена его мигом скрутила бы полиция. Да и тогда его ловили беспрестанно, и он спасался не хитрыми штуками или отчаянной храбростью, а просто тем, что выдавал своих товарищей и сам напрашивался в сыщики. Его схватили на воровстве, а он «слово и дело» закричал, вследствие чего отослан был в тайную канцелярию, оговорил помещика своего и «в скором времени получил от оной тайной канцелярии для житья вольное письмо» (стр. 9), с которым опять принялся за воровство. В другой раз попался он — и подьячему посулил взятку, вследствие чего опять был отпущен и получил паспорт на два года (стр. 27). В третий раз избавился он посредством подкупа «стоящего на карауле в полиции вахмистра» (стр. 32). Наконец он стал уже мошенничать по Москве полной рукой, после того как в сенате объявил, что он «вор и знает других воров и разбойников — не только на Москве, но и в других городах». Тогда он во всем прощен был, «и притом приказано ему было, чтоб старался таких людей воров впредь сыскивать, и для того сыску дан ему был от сената указ и определена была для вспоможения команда» (стр. 48). Тут уж ему опасаться было нечего: знай себе мошенничай, сколько душа желает… В то время еще полицейское управление было не развито. В настоящее время (когда3 поднято столько общественных вопросов и когда о полиции сказано столько теплых слов) не может, конечно, повториться подобное явление, — ибо все понимают, что нельзя оправдать вора за то, что он обвинит других воров; все знают, что вору и мошеннику не следует поручать преследования воровства и мошенничества; взятки в настоящее время сделались редким исключением, о котором, как о неслыханной диковинке, публикуют в газетах для предостережения… Ясно, что, живи Ванька Каин в настоящее время, его первый будочник обратил бы на путь добродетели, лишивши всякой возможности мошенничать. А в старину, известное дело, этаким мелким плутишкам было сполагоря: гласности не было, не обличал их никто… так чего же вы тут хотите?.. А теперь… да теперь стоило бы только Ваньке Каииу сходить в Александрийский театр да посмотреть на станового Фролова,4 добродетельно расшаркивающегося перед генералом, или послушать, как комильфотный Надимов5 орет об искоренении зла с корнями… Тут какой хочешь будь мошенник, а душа в пятки уйдет, и отпадет всякая охота предлагать взятки мелким чиновникам… Да, уж теперь не то, что было прежде: такие мелкие воришки, как Ванька Каин, успеха иметь уж не могут… Общество не так уж низко стоит: подымай выше.
Впрочем, что нам до общественных вопросов? Нас ждут интересы гораздо более важные. История Ваньки Каина издана Григорием Книжником, следовательно, в ней нужно искать интереса библиографического. Незнакомые с библиографиею, мы просили одного из друзей наших — непризнанного, но страстного библиографа, рассмотреть издание Григория Книжника с библиографической и историко-литературной точки зрения. Друг наш объявил нам, что «Жизнь Ваньки Каина» представляет чрезвычайно важное пособие для истории литературы, и особенно для объяснения сочинений князя Антиоха Кантемира. Мы приведены были в некоторое изумление; но библиографический друг наш не замедлил представить доказательства.
"В первой сатире Кантемира, — начал библиограф, — говорится о Медоре, который полагает, что (стих 112-й)
Рексу, не Цицерону похвала достоит.
Кто такой Рекс, в истории литературы сведений доселе не было. Только в издании Кантемира 1762 года (которое ныне очень редко; оно есть у меня) к означенному стиху сделано примечание: «Рекс был славный портной в Москве, родом немчин, а Марк Туллий Цицерон был сын римского дворянина, из поколения Тита Тация, короля сабинского».[1] Ныне примечание это вполне подтверждено одним местом в «Жизни Ваньки Каина». В ней сказано: «Пошли в ту же Немецкую Слободу, к дворцовому закройщику Рексу».[2] Из этого видно, что действительно Рекс был портной, и, по всей вероятности, немец, ибо жил в Немецкой Слободе. Конечно, там мог жить и русский человек; но, по свидетельству г. Устрялова,[3] в Немецкой Слободе издавна «поселены были иноземцы разных вер и наций», и во времена Кантемира население было, конечно, по преимуществу иноземное. Кроме того — в «Жизни Ваньки Каина», на той же странице, есть еще черта, бросающая некоторый свет на жизнь и характер Рекса. «Как настала ночь, — говорится здесь, — то тот Рекс и живущие с ним в доме обдержимы были сном».[4] Отсюда ясно: 1) что Рекс жил не один в доме и 2) что он имел мирные наклонности, ибо по ночам спал, а не кутил. Таким образом, пред нами несколько разъясняется лицо, имеющее свою долю значения в истории русской литературы.
Далее: во второй сатире Кантемира есть стихи:[5]
Бьешь холопа до крови, что махнул рукою
Вместо правой левою (зверям лишь прилична
Жадность крови; плоть в слуге твоей однолична).
В «Жизни Ваньки Каина» рассказывается обстоятельство, подтверждающее слова Кантемира. Там[6] говорится, что однажды Каин с товарищами не могли утащить все покраденные вещи, разбросали их в грязи, на Чернышевой дворе, и затем привезли одну знакомую бабу, как будто бы барыню, которая заставила их эти вещи собирать и домой отвезти. Здесь, между прочим, замечено: «В то ж время, чтобы проезжающие мимо нас люди дознаться не могли, то реченная барыня бранила нас и била по щекам, говоря притом: „Что-де вам дома смотреть было не можно ли, все ли цело?“»[7] Что эта черта нравов не вымышлена, видно из того, что она подтверждается многими местами из сочинений наших писателей прошлого века. Так, в «Недоросле» Скотинин спрашивает: «Да разве дворянин не волен поколотить слугу своего, когда захочет?»[8] Так, в «Живописце»…"
Но на «Живописце» мы прервали нашего библиографического друга, зная, что если уж он попадет на сатирические журналы прошлого века, то от него дня три не отделаешься… Читатели, впрочем, не лишаются надежды увидеть его изыскания: он обещал уже нам сочинить библиографический трактат по поводу нового издания Григория Книжника.
ПРИМЕЧАНИЯ править
Аничков — Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений под ред. Е. В. Аничкова, тт. I—IX, СПб., изд-во «Деятель», 1911—1912.
Белинский — В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I—XIII, М., изд-во Академии наук СССР, 1953—1959.
Герцен — А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах, тт I—XXVI, М., изд-во Академии наук СССР, 1954—1962 (издание продолжается).
ГИХЛ — Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений в шести томах. Под ред. П. И. Лебедева-Полянского, М., ГИХЛ, 1934—1941.
Гоголь — Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, тт. I—XIV, М., изд-во Академии наук СССР, 1937—1952.
ГПВ — Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
Изд. 1862 г. — Н. А. Добролюбов. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), тт. I—IV, СПб., 1862.
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР.
Лемке — Н. А. Добролюбов. Первое полное собрание сочинений под ред. М. К. Лемке, тт. I—IV, СПб., изд-во А. С. Панафидиной, 1911 (на обл. — 1912).
ЛН — «Литературное наследство».
Материалы — Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861—1862 годах (Н. Г. Чернышевским), т. 1, М., 1890.
Некрасов — Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем, тт I—XII, М., 1948—1953.
Писарев — Д. И. Писарев. Сочинения в четырех томах, тт. 1—4, М., Гослитиздат, 1955—1956.
«Совр.» — «Современник».
Указатель — В. Боград. Журнал «Современник» 1847—1866. Указатель содержания. М. —Л., Гослитиздат, 1959.
ЦГИАЛ — Центральный гос. исторический архив (Ленинград).
Чернышевский — Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. I—XVI, М., ГИХЛ, 1939—1953.
В настоящий том вошли статьи и рецензии Добролюбова, написанные мм в декабре 1858 — июне 1859 года и напечатанные в «Современнике» (№№ 1—6) и в «Журнале для воспитания» (№№ 1—7).
Деятельность Добролюбова в эти месяцы протекала в сложной общественно-политической и литературной обстановке. В стране сложилась революционная ситуация. Кризис политики «верхов», бедствия и растущая активность «низов» создали объективные предпосылки для революционного выхода из кризиса, переживаемого самодержавно-крепостнической системой. В этих условиях борьба за революционный путь развития страны, в противоположность реформистскому пути, становится линией «Современника». Она нашла яркое выражение в статьях Чернышевского, определила содержание и характер публицистических и литературно-критических выступлений Добролюбова.
Центральное место в статьях Добролюбова первой половины 1859 года занимает острая критика самодержавно-крепостнического строя России и разоблачение либерализма во всех его проявлениях («Литературные мелочи прошлого года», «Что такое обломовщина?», рецензия на сборник «Весна»). Вместе с тем статья «Роберт Овэн и его попытки общественных реформ» развивает идею построения социалистического общества силами самих трудящихся.
В свете общих задач революционно-демократической программы «Современника» Добролюбов защищает и развивает принципы материалистической философии («Основания опытной психологии»), разоблачает реакционную идеологию церковников (рецензии на книги: «Впечатления Украины и Севастополя», «Голос древней русской церкви» и «Современные идеи православны ли?», «Мысли Светского человека»), крепостническую мораль и нравственность («Новый кодекс русской практической мудрости», «Основные законы воспитания. Миллера-Красовского»).
Ряд рецензий Добролюбова направлен против субъективизма и реакционного осмысления исторического прошлого, против славянофильских и религиозно-монархических концепций развития русской литературы («История русской словесности» Шевырева и др.), против теории и практики так называемого «чистого искусства» (рецензии на сборники «Утро», «Весна»).
Наконец, значительное место в работах Добролюбова за это полугодие занимают рецензии на педагогическую и детскую литературу в «Современнике» и «Журнале для воспитания».
Подготовка текстов статей и рецензий Добролюбова, напечатанных в №№ 1—3 «Современника» (включая вторую часть статьи «Литературные мелочи прошлого года» из № 4), и примечания к ним — В. Э. Бограда, в №№ 4—6 «Современника» и в «Журнале для воспитания» — Н. И. Тотубалина.
Принадлежность Добролюбову рецензий, напечатанных и «Журнале для воспитания», устанавливается на основании перечня статей Добролюбова, составленного О. П. Паульсоном (Аничков, I, стр. 21—22).
Сноски, принадлежащие Добролюбову, обозначаются в текстах тома звездочками; звездочками также отмечены переводы, сделанные редакцией, с указанием — Ред. Комментируемый в примечаниях текст обозначен цифрами.
Впервые — «Совр.», 1859, № 3, отд. III, стр. 82—84, без подписи. Вошло в изд. 1862 г., т. II, стр. 509—513. Цензорская корректура с разрешительной подписью цензора Д. И. Мацкевича не содержит каких-либо помет и хранится в ИРЛИ.
Григорий Книжник — псевдоним известного библиографа Г. Н. Геннади (1826—1880), автора ряда крупных работ в области библиографии («Литература русской библиографии», «Справочный словарь о русских писателях и ученых, умерших в XVIII и XIX столетиях» и др.). Для Геннади книга была важна не своим содержанием, а степенью редкости. Работы Геннади изобиловали многочисленными и весьма курьезными промахами, являясь мишенью для насмешек. Известен скандальный случай со «Списком сочинений Н. В. Гоголя» («Отечественные записки», 1853, № 9), в котором оказались пропущенными «Мертвые души» (см. об этом сатиру Некрасова «Литературная травля, или Раздраженный библиограф» — Некрасов, II, стр. 482—486; и в рецензии Добролюбова «„Поденьщина“… „Пустомеля“… „Кошелек“», т. 2 наст. изд.). При редактировании сочинений Пушкина в издании Исакова (СПб., 1859) Геннади допустил много пропусков, искажений и других дефектов. Об этом см. фельетон М. Л. Михайлова «Г. Геннади, исправляющий Пушкина» («Совр.», 1860, № 12; «Свисток», № 6, стр. 40—43) и злую эпиграмму С. А. Соболевского:
О, жертва бедная двух адовых исчадий!
Тебя убил Дантес и издает Геннади.
Эта черта редакторской деятельности Геннади сказалась и в подходе к тексту книги «Жизнь Баньки Каина», в которой отсутствуют народные песни, имевшиеся в ее первоначальных изданиях (см.: У. Г. Иваск. Г. Н. Геннади, М., 1913, стр. 29—30).
Настоящей рецензией Добролюбов продолжает свою борьбу против «обличительства» и пустозвонства либеральной литературы. Уделяя большое внимание критике взглядов Геннади, он едко высмеивает его узко формальный подход к задачам библиографии, против которого выступал уже в первых своих литературных работах.
1. Речь, очевидно, идет об анонимной заметке «Авдотья Федоровна и Юлия Пастрана» («Иллюстрация», 1958, № 20, 22 мая, стр. 325), в которой действительно были опубликованы фотографии упоминаемых Добролюбовым лиц. Юлия Пастрана — бородатая женщина, публично демонстрировавшаяся в Европе и в Америке.
2. Вольный пересказ анонимной рецензии на «Жизнь Ваньки Каина», помещенной в «Отечественных записках» (1858, № 2, отд. III, стр. 94—100).
3. См. прим. 6 к статье «Литературные мелочи прошлого года».
4. Герой комедии H. M. Львова «Предубеждение, или Не место красит человека, человек — место» (1858).
5. Герой комедии В. А. Соллогуба «Чиновник» (1856).
- ↑ Сатирические и другие стихотворные сочинения кн. Ан. Кантемира. СПб., 1762, стр. 9.
- ↑ См. «Жизнь Ваньки Каина», стр. 11.
- ↑ См. «История Петра Великого», том II, стр. 107.
- ↑ См. «Жизнь Ваньки Каина», стр. 11—12.
- ↑ См. стих. 290 (и) след. в изд. 1762 года, стр. 32.
- ↑ «Жизнь Ваньки Каина», стр. 15.
- ↑ «Жизнь Ваньки Каина», стр. 16.
- ↑ Соч. Фонвизина, изд. 1852 года, стр. 181.