Живая машина (Потапенко)
| ← Шарманщик | Живая машина : Музыкальная проза |
| Источник: Потапенко И. Н. В деревне. — Одесса: Типография «Одесского листка», 1887. — С. 192. |
Буква за буквой!.. Из этих ничтожных разрозненных букв незаметно слагаются книги, огромные книги, те умные, глупые, пошлые книги, которые мир весь читает…
Под низкими сводами душно и мрачно. Удушливый воздух, пропитанный копотью ламп… Едкий запах чернил типографских… И грязно и сыро кругом… Неуютно!.. Сердито глядят эти серые стены, и веет от них неприветливым холодом… Сердце сжимается. Нет ничего, что ласкало бы глаз, ничего, что манило б к покою. Тоскливо, тоскливо!..
Ах, много ли там накопилось работы? Скорей бы покончить!..
Внизу надоедливо глухо шумит паровая машина. Ей страсть незнакома. В могучей груди её сердце не бьётся. Она не умеет страдать, незнакомы ей слёзы и радости, чуждо презренье…
Буква за буквой!..
Угрюмо над «кассой» склонясь, набирает он букву за буквой. А буквы разложены стройно по клеткам — ждут очередь чинно, смиренно. Привычной рукой он берёт машинально… И плотно друг к дружке он их приставляет, и вот получается слово, из слов разрастается строчка, из строчек — страница и целая книга. О чём говорится в той книге?
Это узнает, кто хочет, а он никогда не узнает… Ну, да, — никогда!.. От работы усталый, с разбитою грудью придёт он домой и завалится спать. Чуть проснётся, и хлеба кусок проглотить не успеет, — опять за работу, опять за станок… Так когда же читать ему книги? Ах, нет, его дело лишь их набирать, набирать их всё — буква за буквой… Читать же их будут другие.
Полночь пробило давно. Метранпаж подгоняет. Скорее! Ведь завтра суббота! Скорее! Ведь завтра расчёт! За неделю немало им набрано слов… Те слова кто-нибудь прочитал уж и вывел из них заключенье. И сотня голов поумнели от них… Поумнела лишь сотня, а тысяча глупой осталась как прежде иль, может быть, стала глупее… Но что до того? Набирал он их буква за буквой; от этой работы спина у него заболела, и завтра за это он плату получит…
Угрюмо склонясь над станком, набирает он букву за буквой: «Рабочий вопрос надоел нам не в меру, читатель, пора уже бросить слезливые фразы о бедном рабочем. Пора!»
Есть у него небольшая семейка: сестра молодая да старая мать. Все втроём они в бедной лачуге ютятся. Там тесно и холодно. Что ж! Невелик заработок его, а другого источника нет. Иногда просидят без обеда, питаясь одним сухарём… Но зато средь любимой семьи одиночество чуждо ему. О, когда бы не мать, не сестра, — он, пожалуй, как барин едал бы! Но любит он их, и дороже они его сердцу, чем сытость, довольство, покой.
А рука машинально слагает всё букву за буквой: «Пора! Мы привыкли лить слёзы о бедном рабочем, хозяин же словно забыт. И как диким зверям на съеденье, его отдаём мы на жертву рабочим… Их плата растёт непомерно… Начнём с типографских наборщиков. Право, живут они лучше хозяев… Без всякой утраты для них мы могли бы им плату понизить! В торговле застой, и банкротства солидных хозяев, и кризис без выхода… Боже, когда же конец!? Не пора ль образумиться нам и толково за дело приняться? Пора!»
Да, завтра расчёт! Как бы только не вычли штрафных половину. Ведь стоит им лишь захотеть… Что он может, бедняк, возразить им? Ну, да, возразить! Но тогда от работы откажут и по миру пустят… А мать? А сестра? Ещё завтра нужней ему деньги, чем прежде. Товарищ один — он хороший работник, непьющий — к сестре его свататься вздумал. Ну, что ж! Он и рад, и сестрёнка довольна, старуха согласье даёт, и готово уж всё к обрученью… Лишь колец ещё не купили!.. Безделка!..
Сильней наклоняется он, и рука его с новою силой за буквами тянется. Вот уж быстрей составляются строки. Он рад, что работа идёт хорошо. Далеко уже за полночь, скоро и утро забрезжит. Уж звёзды на небе бледнеют… Капризно мигает фитиль его лампы… Удушливый воздух…
Но бодро над кассой своей он стоит, не мечтая о сне. И слова за словами выходят: «Итак, мы пришли к заключенью, читатель, что кризис промышленный можно смягчить лишь одним понижением платы рабочим… За дело приняться должны мы сейчас, не теряя мгновений напрасно!»
Слава Богу он кончил и рад, что расчёт он получит субботний. Сестре будут кольца, а всем им обед; и приятелей он угостит… Ведь семейные радости редки.
Внизу надоедливо глухо шумит паровая машина. Ей страсть незнакома; в груди её сердце не бьётся… Она не умеет страдать…
А он… Он умеет страдать, и в груди его сердце трепещет… Умеет любить это сердце, умеет оно ненавидеть…
Но словно машина он букву за буквой, над «кассой» склонясь, набирает, не зная того, что своею рукою себе же он горе готовит.
Машина — с горячей душою, с трепещущим сердцем в груди… Живая машина!..