В. В. Розанов
Женщина-пылесос и ее лекция в зале Тенишевского училища
правитьЭто все г-жа Нордман отличается, которая 1) ест одну траву, 2) здоровается с кухарками за руку и теперь, оказывается, 3) всех венчает… И как что сделает у себя в дому, так непременно об этом прочитает лекцию… Так что 1) сколько лекций, 2) столько новшеств в личном существовании уважаемой Натальи Борисовны Нордман. Поистине — блистающее существование.
Господи, чего она не насоветовала выходящим замуж девушкам! Они если до замужества имели службу, заработок или ремесло, то, выходя замуж, должны брать с жениха письменное обязательство уплачивать жене столько «карманных» и «на булавки», сколько восхитительные «оне» получали от заработка до замужества. Потому что с какой стати девушка будет что-нибудь терять. Это — во-первых. Во-вторых, та же рассудительная и, вероятно, очень черствая девица должна оговорить в письменном условии с женихом, что за каждые роды муж должен выдавать жене по 1000 руб. (не забудьте в условии, в котором могут оказаться со временем подчистки, прописать прописью: «тысячу рублей»). И, наконец, если муж окажется неверным жене, она его оставляет, а он ей опять выплачивает «столько-то». Вообще, г-жа Нордман очень точно считает, и это у ней, очевидно, прирожденный талант. Для уличения будущего мужа в «пошлостях с боннами и прислугой» г-жа Нордман советует в каждой комнате квартиры заводить «граммофон» с гладкими пластинками, который бы записывал разговоры мужа. «Мужья, вообще, все неверны и все очень грязны», — это звучало припевом и нотой в лекции г-жи Нордман. Печальное мнение или печальный опыт… Неужели так-таки «все»?!! Дайте пощады, г-жа Нордман!
Позвольте, но кто же будет на такой кислятине «с договором» жениться? Г-жа Нордман отнимает всякий вкус у мужчин, воображая, что мужчины так-таки и кидаются толпами к ногам барышень, умоляя их выйти за них замуж, а те совсем «отказываются» и говорят: «Ни за что». Вместо этого «ни за что» г-жа Нордман и говорит: «Не будьте так жестоки, барышни, и, пожалуй, соглашайтесь выходить замуж, но только вот с этим письменным условием, которое обеспечит ваше будущее на все случаи». До сих пор думалось, что это обоюдно. Что в браке замешано неведомое, очевидно, г-же Нордман чувство, коему имя — любовь. Что в браке обе стороны чем-то жертвуют, чем-то поступаются, что-то драгоценное обе стороны получают себе; и что, наконец, брак заключается на основании глубокого и даже восторженного уважения обеих сторон друг к другу и полного их взаимного доверия.
Г-же Нордман это неизвестно? Печально. Ей вообще, очевидно, многое неизвестно. Например, указывая, что женщины должны рождать детей «не менее как за тыщу», говоря по-купечески, г-жа Нордман, очевидно, не чувствует и не подозревает собственного инстинкта и собственного глубочайшего влечения женщин иметь детей, возиться с детьми, кормить детей, одевать их, водить в школу и в церковь.
Странные «мамаши г-жи Нордман» — точно заводные медные куклы. Не знаю, как они будут рожать «по тысяче за каждого ребенка». Я думаю, они не будут вовсе рожать, а главное — никакой мужчина, уважающий себя и возможных детей от себя, не захочет их рожать с такими «заводными куклами».
В зале Тенишева, где г-жа Нордман читала (в четверг, 5 декабря) свою лекцию, были и протесты довольно громко, а главное — много подавленного смеха. Мужчины, очевидно, внутренно говорили: «Не хотим, не хотим!» То есть «не хотим» таких мертвых и бездушных кукол, с «письменным условием» и без сердца. Нельзя скрыть, что к восторженным почитательницам планов г-жи Нордман, обильно ей аплодировавшим и занимавшим первые ряды зала, принадлежало несколько таких мегер, что они и без договора, и по договору «свернут какому угодно мужу шею». Вообще, можно было бы ожидать вторую лекцию: «Защита от девообразных фурий бедных мужей в браке». Есть ведь женушки ой-ой… И по части «рогов» тоже отличаются не одни «жестокие мужчины», а кой-что известно и об измученном поле.
Ну, теперь будем ждать «в-четвертых», т. е. что еще нового и блистательного придумает «в-четвертых» Наталья Борисовна Нордман, которой лавры, успехи и книжная промышленность г-жи Вербицкой не дают спать. Две счастливые женщины в Петербурге.
Они утопают в розах. Книжки Вербицкой расхватываются, а лекции г-жи Нордман всегда полны публики.
А на шипах лежит бедный профессор Тураев. Три слушателя у него в аудитории Петербургского университета, два немца и один русский, — как мне привелось услышать от «третьего» из этих слушателей. Он читает о древнем Египте, изящнейшей стране в истории цивилизации. И никого слушателей, учеников!! Почти никого, — в составе десяти тысяч студентов Петербургского университета, которые поистине «числятся» или поистине «топчутся» там… Бедный Петербург! О, не Тураев — бедный. Он богат со своим энтузиазмом, со своей ученостью — богат тем счастьем внутренним, которое дается сознанием: «Я кое-что сделал для отечества».
Он многое сделал. Он зачернил ту черную, грязную дыру, которая именуется: «полное неведение русских о Древнем Востоке». В самом деле, мы кичимся, что «Россия есть столько же страна Востока, как и Запада», что мы не «европейцы», а «азиато-европейцы» и т. д., и т. д., — следуют «пункты» нашей национальной гордости: и палец о палец не ударили, чтобы что-нибудь сделать для проникновения и для освещения этого Востока, и именно — Древнего Востока, т. е. единственно представляющего культурную ценность и высокий исторический интерес. Тураев, автор диссертации «Египетский бог Тот», посвятил всю свою жизнь этому Древнему Востоку, и именно — интереснейшему его пункту, Египту; и года два назад вышло первое издание его двухтомной «Истории Древнего Востока», а теперь, только что вот только, отпечатана первая часть, впервые с рисунками, этой же «Истории»… Очевидно, за вторым изданием последует и еще несколько, и нельзя предупредительно не заметить, что у проф. Тураева есть все средства бесконечно совершенствовать и обогащать пока первое у нас изложение этого занимательнейшего отдела всемирной истории.
Судя по рисунку на странице 310, проф. Тураев склонен дать кой-что «из Египта», что прошло удивительным образом мимо внимания даже таких специалистов этой страны, как Масперо (разумеем большую его историю на французском языке). На рисунке изображено вечернее солнце, бросающее почти горизонтальные лучи на город, храмы, на царское семейство (большие фигуры) и народные толпы, трудящиеся и жертво-приносящие (миниатюрные фигурки). К сожалению, рисунок, который мог бы быть хоть в величину целой страницы, очень уменьшен и не дает зрителю заметить главной его особенности, до чего трогательной!! — Именно, солнечные лучи, представленные в виде длиннейших линий, «от солнца до людей», оканчиваются крошечными кистями рук! В подлинном снимке с памятников, в больших заграничных атласах, каждый луч изображен не в виде одной линии, а через две близкие друг к другу параллельные линии, и получается иллюзия, что солнце простирает к людям руки!! Солнце — «животворящее». Солнце было «бог» в древности: и вот оно не только протягивает руки к людям, но и как бы ласкает и благословляет их головы («кисть руки» почти касается головы). Что может быть выразительнее, что может быть религиозно-интимнее… И как нам, русским, не вспомнить свое церковное: «Свете тихий святые славы Бессмертного Отца Небесного… Видевше Свет Вечерний поем Отцу, Сыну и Святому Духу»…
И еще несколько (немного) рисунков есть у проф. Тураева, опущенных необъяснимо у западных историков, — и как раз передающих всю негу и изящество египетской жизни и египетских религиозных представлений.
В предисловии проф. Тураев очень мудро объясняет особые обязанности России и русских в смысле «должности изучения» по отношению к Востоку. «Наше отечество, — говорит он, — находится с древними странами Азии и Африки в более близких связях, нежели Западная Европа. Так, наши меры объема и веса и наш алфавит ближе к своему (вавилонскому и финикийскому) первоисточнику. Влияние византийской культуры на нашу сделало нас духовными братьями других восточных христиан, потомков великих древневосточных предков, да и сама Византия покоится не на одной Греции и даже не на одном эллинизме. Восточная империя переварила в себе богатое культурное наследство, полученное из разных источников и от разных народов, вошедших в его состав, — и уже в таком виде передавала его дальше подчинившимся ее культуре народам. Вот почему одни и те же литературные памятники оказываются и в славянском, и в коптском, эфиопском, армянском, сирийском облике, вот почему церковную живопись коптов (прямых потомков древних египтян) можно принять по ошибке за старые русские иконы, а произведения песнопевцев греческой и русской церкви по манере, стилю и тону напоминают не Гомера и Пиндара, а древневавилонские и египетские гимны… На Кавказе попадаются туземные произведения, выдающие несомненное ассирийское влияние. Самые центры ассиро-вавилонской культуры, Ниневия и даже Вавилон, находятся в ничтожном расстоянии от нашей границы, — и тем самым напоминают нам, что интерес к изучению Востока должен быть у нас гораздо более живой, чем в Западной Европе»…
Боже мой, как занимательно все… В следующий «4-й раз», когда соберутся петербуржцы послушать г-жу Нордман о здоровающихся с нею «за руку» кухарках, не скажет ли она своим слушателям и слушательницам: «Господа граждане! Чем слушать вам мои глупости, не пойти ли нам лучше всем и послушать одинокого, никем, кроме троих студентов, не слушаемого профессора Б. А. Тураева».
Впервые опубликовано: «Новое Время». 1913. 8 дек. N 13558.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_jenchina-pylesos.html.