Железное Сердце (Дорошевич)
| Железное Сердце : Легенда |
| Из цикла «Сказки и легенды». Источник: Дорошевич В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 54. |
- Википроекты
Много веков прошло с тех пор, как его опустили в могилу.
В дубовом гробу, в латах и шлеме, с открытым забралом, щитом в руке и мечем у бедра.
А на гроб положили боевое копьё.
Много времени прошло с тех пор, как похоронили его.
Его — Рихарда Железное Сердце, крестоносца.
Много раз сверкающий день сменялся тёмною, беспросветною ночью, много бурь и гроз пронеслось над землёю с тех пор, как заснул Рихард Железное Сердце.
Но вот боевой клик раздался над великой Германией. Зашумели дубровы, долины, поля, словно волны прибоя.
Словно растопленные свинцовые волны ударялись о медные скалы.
— Вперёд! За отчизну!
Этот клик облетел дремучие леса и весёлые берега Рейна, пронёсся по долинам, откликнулся эхом в городе, — вздрогнула от этого клика земля, и вздрогнуло в земле железное сердце Рихарда.
Услышал богатырь в земле этот призывной клик, — и снова заструилась в жилах богатырская кровь.
Щитом приподнял он крышку гроба, и земля со стоном разверзлась под лёгким натиском богатырской руки.
И вышел он из могилы на призывной клик.
В латах и шлеме, со щитом в руке, мечем у бедра и поднятым забралом.
— Кто враг?
Не всё ли равно?
Грозят его отчизне, великой Германии.
Он вынул из ножен сверкающий меч и на нём дал клятву хранить обет молчания до тех пор, пока хоть один враг останется в пределах отчизны.
Величайшая из клятв.
Так клялись паладины, скрестивши мечи, не открывать уст даже для стона, даже для молитвы, пока хоть одна вражья нога попирает родимую землю.
На его окрик с лужайки, с ближайшей лужайки, с весёлым ржанием, прибежал «Доннер».
Боевого коня и друга тоже разбудил привычный клик.
Ласково потрепав засёдланного в железный панцирь старого друга, Рихард поднял копьё, опустил забрало и вскочил на коня.
— За родину! крикнул бы он, как встарь, если бы не дал великого обета молчания.
Но с кем же сражаться?
А! Вот не с этим ли железным чудовищем, которое, извиваясь, как змея, испуская победный свист, шипенье и огненное, раскалённое дыханье, мчится по полям, оставляя за собой след, — в виде стальной полосы.
Рихард пришпорил коня, наклонил копьё и по мчался наперерез.
— За отчизну!
Но нет! Внутри чудовища сидят сотни людей.
Они говорят по-немецки и кричат летящему вровень с чудовищем рыцарю тоже, что кричит его собственное сердце:
— За отчизну!
Быть может, они попали в лапы чудовища, и чудище несёт их в глухие, неведомые дебри, чтобы накормить ими своих детёнышей?
Нет.
Для пленников, обречённых на ужасную смерть, они имеют слишком весёлый вид.
Они поют песни, от которых вздрогнет мужеством сердце каждого германца.
Отличную песню про стражу на Рейне и гибель врагов.
Вот в чём дело! Рихард сдержал коня и подумал, весело улыбаясь:
— Свет додумался до многого, пока я спал там, прикурнув под холмиком, как лентяй! Теперь уже запрягли чудовищ, чтоб возить паладинов!
И если бы он не дал обета молчания, — он с восторгом крикнул бы:
— Да здравствует Германия, оседлавшая даже чудовищ!
Драться бок о бок с такими паладинами — честь даже для рыцаря, шедшего в своё время по колено в сарацинской крови, чтоб поклониться Святому Гробу.
И Рихард поправил только шарф с белым крестом, повязанный на левой руке.
А вот и их войска.
Какими стройными колоннами двигаются эти отряды, — оставляя за собою истоптанные поля.
Трава долго не будет расти на том месте, которого коснулась их нога!
Но что это?
Они идут сражаться даже без лат?
Им не нужны даже и щиты? Они сверкают на солнце только одними короткими копьями?
Их мужество не знает пределов, граничит с безумием.
Да, да! Так легче, так больше гибкости в членах, так удобнее сражаться.
Но он, Рихард, всё же пойдёт сражаться так, как сражались его отцы.
За отчизну, ведь, бьётся всякий так, как умеет.
Когда на своём веку повидаешь и Рейн и голубой Иордан, — тогда поздно идти учиться, как мальчики учатся у оруженосцев.
Рихард отсалютовал паладинам копьём и с интересом подъехал поближе посмотреть на огромные медные трубы, которые с страшным грохотом катились на колёсах вслед за колоннами.
— Чтоб устрашать своим звуком врагов — по моему, — они даже слишком велики, они могли бы устрашить и самый ад.
Хорошо бы было спросить — но обет!
И Рихард молча примкнул к отряду паладинов, победу которых должны были возвещать такие огромные трубы.
Его с любопытством рассматривали, к нему обращались с вопросами, — но он молчал, храня обет. И весть о появившемся паладине, с опущенным забралом и хранящим молчание, — разнеслась среди всех германских войск.
На него приезжали смотреть.
Ему удивлялись и воздавали воинские почести, — видя в его появлении благословение свыше.
— Ага, слава Рихарда, по прозванию Железное Сердце достигла и до них! И её поют им мейнензингеры, — как жаль, что они не следуют за отрядами.
Чтоб потом воспеть подвиги, свидетелями которых они были сами.
Но нет, должно быть. есть и мейнензингеры, поющие военную славу.
Вот один, с рыжей бородой с англо-саксонским складом лица, вероятно, собирается воспеть битвы и сражения.
Он бегает, обо всех расспрашивает и заносит в какую-то книжку.
Странно только, отчего же он по вечерам не поёт?
Быть может, они дали обет не услаждать себя песнями мейнензингеров, пока мир не воцарится снова в долинах Германии?
Он запоёт после.
Но где же, однако, враг?
Рихард с отрядом двигается то прямо, то назад, то вправо, то влево.
Они то наступают, то словно отступают перед невидимым врагом, то словно хотят его обойти, то уклоняются в сторону, то без всякой причины возвращаются на старое место.
Но вот забили тревогу.
— Сейчас, значит, покажутся враги.
Рихард, наконец-таки, вынул из ножен сверкающий меч, — а то он, право, мог бы заржаветь!
Огромные трубы вывезли вперёд.
Рыцари рассыпались пока по кустам, по пригоркам.
Рихард счёл долгом остаться на виду: он, ведь, в латах, с мечем.
Но где же враги?
Отчего они не показываются из леса?
Что это засвистело в воздухе?
Ещё… ещё… Сердце Рихарда радостно забилось.
— А, стрелы!
Но откуда они летят?
Как они странно поют!
Крики. Что это? Падает не только тот, в которого попала стрела, но и другой, стоящий за ним, и третий… Она пронизывает несколько человек.
И Рихард с удивлением оглядывается кругом.
Да где же эти стрелы?
А вот! Он с изумлением поднимает с земли маленький металлический шарик, отлетевший от панциря его коня.
Люди падают один за другим, стоны, вопли, проклятья. А врагов всё-таки не видно.
Металлические, невидимые стрелы свистят и поют в воздухе, — и это пенье стрел невидимого врага заставляет сердце как-то тоскливо сжиматься.
Что это? Стрела пробивает даже щит, который держит Рихард?
Вдруг «Доннер» взвивается на дыбы.
Откуда-то упавший большой шар разрывается у самых ног коня, с страшным треском выбрасывая целый столб огня, обдавая Рихарда с ног до головы землёю.
Осколки шара летят во все стороны. Крики, стоны, трупы, изувеченные.
Да что же это?
Где же враг, чтоб можно было кинуться на него и отомстить за смерть товарищей и братьев?
Трусы! Они не смеют показаться, бросая издали огромные шары, наполненные огнём, и пуская металлические стрелы.
Но, вперёд же, вперёд!
Надо наступать! Сражаться!
А они подняли вверх свои копья, щёлкают курками, — и только.
Огромные трубы оказались не трубами, около них вьётся дымок, слышен только сухой треск.
— Что это? Почему мы стоим на месте?
Они тоже пускают металлические стрелы, — но куда?
На воздух?
Да где же, наконец, враги?
Рихард Железное Сердце, поражённый, ошеломлённый всем происходящим, забыл даже об обете и громко воскликнул:
— Да где же, наконец, враги?
— Там!
Рыцарь, отвечавший на вопрос, махнул рукой в сторону леса.
— Там!
Он махнул на долину налево.
— Там!
Он указал на пригорок направо.
— Когда стреляли с дымом и шумом, ещё можно было определить, где враги. А теперь мы сражаемся словно в детской, боясь разбудить детей.
Там, там, там! Но надо лететь туда, туда, туда! Долго ли стоять и глядеть спокойно, как падают и умирают друзья?
Долго ли только сжимать рукоятку меча?
Что он будет здесь делать, со своим мечом, — здесь, где только стоят и умирают?
Рихард Железное Сердце был совершенно спокоен, когда стрелы сарацин затмили даже свет солнца.
А когда его, с несколькими друзьями, окружил целый отряд врагов, он только дал шпоры коню и помчался вперёд, — сокрушая всё на пути. Но теперь даже его железное сердце смутилось.
Видеть, как падают и умирают свои и бездействовать!
Рихарду казалось, что он спит ещё там, под землёй, и видит страшный, тяжёлый, бессмысленный сон.
Что его давит кошмар.
Нет. Кругом льётся настоящая кровь, он слышит настоящие стоны!
— Стоять и спокойно ждать смерти! Это мужество баранов, а не рыцарей. Они странно воюют!
И это тягостное, тоскливое недоумение продолжалось до тех пор, пока грянула музыка, — и раздались крики:
— Победа! Победа!
Победа, когда не видели даже врага!
Враг не выдержал и бежал.
— Но он не сделал даже чести нам показаться.
Рихард улыбнулся горькой улыбкой под своим забралом и вложил в ножны свой старый меч.
— Тебе немного пришлось поработать, товарищ. Иди, отдыхай, — ты устал от бездействия.
Вечером он насчитал шесть отверстий в щите и верхушке шлема, сделанных маленькими металлическими стрелами.
— Когда меня спросят, кто это так метко пускает стрелы, — я должен сказать: «не видел». Словно ржавчина проела старое железо! Надо сказать, престранно воюют теперь: побеждает тот, кто лучше спрятался.
И старый Рихард всю ночь не спал, ворочаясь с боку на бок, прислушиваясь к стонам, которые доносились из палаток раненых, к ржанью лошадей, к тишине лагеря.
На утро выступили дальше.
Они шли, не останавливаясь, целый день, — и Рихард только слышал кругом:
— Враги отступают! Бегут!
Отчего же не трубят погони?
Отчего не мчатся вперёд за убегающим врагом, чтоб усеять его трупами дорогу?
— Враги бегут!
Рихард с негодованием сжимал рукоятку меча:
— А мы плетёмся как усталые клячи!
Будь, что будет!
Пусть они идут тихой, ленивой походкой.
Он должен же видеть хоть спины врагов!
Рихард дал «Доннеру» шпоры и помчался, обгоняя колонну.
Но что это?
Крики отчаяния, ужаса?
Что. случилось?
— Западня! Нас завлекли!
Кругом всё минировано.
Впереди из земли поднимаются столбы дыма.
Рихард оглядывается назад.
Столбы дыма назади.
Земля начинает дымиться под ногами.
Трава желтеет и сохнет, — словно что-то горит под землёю.
— Загорелась земля!
Люди бросают оружие, мечутся, бегут, обезумев от страха.
Под землёю что-то грохочет, — словно там разыгрывается буря.
«Доннер» забыл, кто сидит на нём. Он поднимается на дыбы, пугливо косится, бросается в сторону.
Он не слышит шпор, не повинуется узде.
И вдруг адский грохот потрясает всё кругом.
Из-под земли вырывается столб пламени.
Стоны, вопли, трупы, люди корчатся, истекая кровью.
Снова грохот, опять столб пламени.
Ещё, ещё. Какие-то осколки свистят в воздухе, неся смерть и разрушение.
— И это война, где люди состязаются в мужестве!
«Доннер» взвивается на дыбы и падает, поражённый осколком.
Земля разверзлась у самых его ног.
Рядом с ним лежит Рихард Железное Сердце.
Его шлем отброшен далеко, щит разбит, меч сломан.
Он лежит с оторванными ногами, с разбитой головой, с осколком, впившимся в грудь.
Лежит рядом со своей лошадью, у которой вывалились внутренности.
А кругом — словно только что вспаханное поле, — оно дымится, люди мечутся, обезумев от ужаса.
Он умирает, не увидев даже врагов.
— И это война!
Он истекает кровью, но не стонет. Рихард Железное Сердце дал обет молчанья…