Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
ЕЩЕ О ВРАЧАХ-ПСИХИАТРАХ И ЛЕЧЕБНИЦАХ-ТЮРЬМАХ
правитьЗлоупотребления и самая возможность злоупотреблений психиатрических лечебниц и гг. «психиатров» с душевнобольными, — или с людьми только со странностями, излишествами и вообще с лицами, ведущими себя не по шаблону и норме, — представляют собою чрезвычайно опасную сторону общественной жизни, тем более опасную, что она в высшей степени растяжима и допускает множество личных вариантов воззрения. Известно, что о таком-то «больном» одни медицинские авторитеты высказываются, что он «ненормален», а другие — что он совершенно или почти «нормален». Известна «отдача на испытание» предполагаемого душевнобольного, каковая сама по себе уже доказывает, что в болезни его нет прямой очевидности. В статье, вызванной убийством в Риге доктора Шенфельда, я обратил внимание на то, что «психиатрическая лечебница» этого врача обратилась в острог для несчастного фон-Раутенфельда, а битье и схватывание им в частном доме (!!) своего «пациента» во всяком случае совершенно выходит из пределов «прав» врача, как и совершенно разрушает иллюзию об образованности, деликатности, гуманности и проч, мнимых ученых «психиатров». Неужели наука психиатрии рекомендует в некоторых случаях давать пощечины пациентам? Речь шла именно о пощечинах, о которых рассказал г. Павлов в своей корреспонденции из Риги («Утро России»). Здесь мы имеем перед собою не медицинский только, но правовой вопрос, и явно — дело закона и прокурорского надзора защитить свободу граждан, предупредить ясным словом самую возможность якобы научных пощечин. Насильственно запирать в лечебницу можно не сомнительного или испытуемого больного (если он в то же время не есть уголовный преступник), а лишь такого душевнобольного, болезнь коего носит определенное название, и в числе непременных свойств этой болезни значится посягательство на жизнь другого, и вообще значатся угрожающие, опасные поступки. Но эта определенная и вовсе уж не такая многочисленная группа больных, свобода коих угрожает обществу, — должна содержаться в психиатрических лечебницах таким образом, чтобы бегство их было невозможно, т. е. чтобы надзор за ними был тщателен и сторожа не отлучались ни по каким поводам, праздничным, или семейным, или просто «выпивочным». А то ди-- ректор-«психиатр» наймет подешевле кой-каких сторожей, — больные разбегутся, и вдруг директор сам, своей ученой персоной, начинает гоняться по городу за некоторыми ему особенно интересными пациентами и даже смирять больных научно оправдываемыми пощечинами. Кстати, если директор Шенфельд дрался, притом в частном доме, то что же у него в лечебнице выделывали сторожа? И не была ли его «психиатрическая лечебница» своеобразным исправительным батальоном, нигде в российской администрации не зарегистрированным? Во всяком случае, необходимость более ясного закона и большая активность местной прокуратуры диктуется, так сказать, безопасностью и честью самих гг. психиатров, дабы им не попадать в положение или в риск убитого Шенфельда. Врачи невольно распускаются даже до фатальных «пощечин», а «подозреваемый» больной, или «испытуемый» больной, который до исхода испытания сознает себя как все, как люди, не лишенные чести, — естественно защищается от пощечин или отомщает за пощечины так, как это вообще бывает и как поступил фон-Раутенфельд. Вообще, получив пощечину, — здоровый тоже стреляет. Это отнюдь не признак сумасшествия.
Случай между фон-Раутенфельдом и психиатром Шенфельдом вызвал разговоры и в печати, и в обществе. И ввиду большей ясности дела я позволяю себе, в дополнение уже известного, привести следующие строки из частного письма ко мне г. Ф. С. Павлова[1], корреспонденция которого послужила мне основанием для некоторых юридических вопросов. «Вы поняли, в своей статье, правильно сущность дела. Из моей второй корреспонденции, помещенной в № 190, от 18 августа, в „Утре России“, вы можете увидеть, каким способом несчастный фон-Раутенфельд попал в лечебницу для душевнобольных д-ра Шенфельда и по каким данным был признан умалишенным. Я уроженец города Риги, около 20 лет сотрудничаю в местных газетах, фактически хорошо знаю местную жизнь. Про лечебницу д-ра Шенфельда говорили давно. Привозили богатых клиентов издалека. Мнимобольные совершали побеги, и их на станциях железных дорог ловили при помощи жандармов и водворяли обратно. Сколько народа загублено этим путем и сколько тяжелых дел совершено на этой почве, думается, известно лишь одному Господу Богу. Будучи сам врагом всякого насилия, я в данном случае не могу порицать поступка фон-Раутенфельда, убившего д-ра Шенфельда. Меня брат покойного д-ра Шенфельда пригрозил в рижской печати привлечь к ответственности за клевету в печати, но обвинить меня ему не удастся. Я выставил бы ряд свидетелей и указал бы, где находятся относящиеся к обстоятельствам этого дела документы, как, напр., свидетельство рижской городской лечебницы для душевнобольных „Ротенберг“, из которого видно, что фон-Раутенфельд находился там на испытании и был признан вполне нормальным и здоровым (подпись директора лечебницы г. Тилинга и врача-психиатра Шварца). Это было после того, как он бежал из заграничной лечебницы для душевнобольных, куда был посажен обманным образом. Интересно также письмо брата-студента фон-- Раутенфельда, к которому должно было перейти имение Линденру после смерти Гейнриха-Иоанна фон-Раутенфельда. Ф. Павлов».
Автор пишет частное письмо, — и тон письма не оставляет сомнения о его искренности. Еще раз повторяем, что в интересах самих врачей-психиатров, их безопасности и чести, им следует ввести в некоторое урегулированное русло свою деятельность по части экспертизы, а особенно уж по части уловлений и усмирений… Не дело врача хватать и сковывать; не честь ему — физическая расправа с больным (пощечины Шенфельда)… И, наконец, вспомним древнее изречение, что «супруга Цезаря не должна быть даже подозреваема». Уже печально вообще для врачебно-психиатрического персонала, для психиатрических лечебниц, когда около них образуется говор, является шепот, является заподозривание, что врачи-психиатры начинают проявлять странную наступательную энергию около пациентов, которые с кое-какими странностями в поступках и словах имеют несчастие совмещать наследование миллионных состояний (фон-Раутенфельд). Врачи, вообще спокойные при виде разных психических странностей, не торопящиеся брать к себе в лечебницы на хлеба нищих людей, воображающих себя Сократами, Спинозами и Буддами (заметка на мою заметку в «Речи»), тут вдруг начинают торопиться и запирают на замок с преимущественным вкусом наследников-богачей, возле которых, конечно, имеются вице-наследники и вообще лица, которым «не досталось». Тут нужно быть очень осторожным. Неприятна здесь роль сутяги старых времен, какого-нибудь Чичикова возле духовного завещания старухи, — но во сколько же раз отвратительнее роль науки и ученых, когда они тут тоже соучаствуют!! Тут, нам кажется, наука отнюдь не должна быть тороплива и активна; здесь именно, возле бо-- гатого-то наследства, она должна быть скупа на действия и упряма, как лошадь, которую понукают, и она все-таки не идет. Можно брать (собственно — пассивно принимать) лишь тогда богатого наследника в лечебницу, когда он действительно и очевидно сумасшедший в прямом и грубом смысле, в смысле физическом и так сказать площадном; и нужно по мере сил отказываться принимать в таковые лечебницы людей с неуловимыми или трудноуловимыми психозами. Он может быть и не так здоров и разумен, как подлинный Сократ или Спиноза, — но здоров в той достаточной степени, чтобы сознательно перейти в православие, как поступил фон-Раутенфельд, сознательно повенчаться с любимою девушкою и мирно прожить то состояние, которое лестно получить другим. Так было с молодым дворянином в Риге, и совершенно напрасно вмешался в это менее психиатрическое, нежели наследственное, дело врач Шенфельд. Вмешался и погиб.
КОММЕНТАРИИ
правитьНВ. 1912. 3 сент. № 13103.
В статье, вызванной убийством в Риге доктора… — см. статью В. Розанова от 27 июля 1912 г. «Врачи-„психиатры“ в качестве самовольных тюремщиков» (выше в наст. томе).
- ↑ Адрес на бланке его письма: Рига, Большая Московская ул., д. 129. Телеф. 42-71.