Еще об освобождении крестьян (Огарев)

Еще об освобождении крестьян
автор Николай Платонович Огарев

Опубл.: 1858. Источник: az.lib.ru

Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения

Том первый.

Государственное издательство политической литературы, 1952

ЕЩЕ ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ КРЕСТЬЯН¹

Новый рескрипт министра ² внутренних дел с. петербургскому генерал-губернатору от 17 февраля^[1], и опять рескрипт, ничего не поясняющий, ничего не определяющий.

В этом рескрипте опять говорится, что государь доверил дворянству принять меры к улучшению быта крестьян, т. е., иными словами, доверил дворянству освобождение крестьян. Доверие — дело благородное, но надо, чтоб оно было на чем-нибудь основано. Интересы крестьян, как мы уже заметили, в комитетах никем не представлены. Чиновники от министерства, которые будут заседать в комитетах, не будут представлять интересы крестьян; образованные, или, как в другом месте сказано, опытные, помещики, избранные губернаторами (!), не только не будут представлять интересов крестьян, но даже нет никакого ручательства, чтоб эти образованные и опытные были действительно образованные и опытные. Дайте же этих образованных и опытных помещиков выбрать самим крестьянам; поверьте, что крестьяне выберут себе по крайней мере умных и честных, сочувствующих их интересам. Как же можно доверить исключительно одной партии решить вопрос в пользу партии, которой выгоды противуположны? Не станемте требовать от людей какого-то сверхъестественного героизма; естественное стремление дворянства будет организовать новый вид рабства, и вместо благонамеренного желания правительства примирить партии, выйдет распря между дворянами и крестьянами. Нового вида рабства крестьяне не вынесут. Дайте крестьянам своих представителей в комитетах; только в этом случае дело может решиться миролюбиво, и освобождение крестьян будет действительным улучшением их быта.

Также весьма странно все толковать о каких-то судах между помещиками и крестьянами. Комитеты ничего не могут знать об этих судах. Какие это суды? обыкновенные или необыкновенные? Надо было по крайней мере сказать, о каких судах говорит г. министр внутренних дел.

Мы хотели сделать подробный разбор нового министерского предписания генерал-губернатору, но после статьи неизвестного сотрудника в прошлом листе «Колокола» ³ наш разбор становится лишним, потому что в новом предписании ничего нет нового против первого предписания, и если комитеты из первого предписания не поняли, что им надо делать, то из второго они поймут не более.

Отчего эта неясность? Очень просто: министерство само не знает, чего оно хочет, — общинного ли владения землей, прикрепленной за крестьянами, с платой за нее ренты, или только выкупа для крестьян отдельных усадебных участков. Министерству втайне хочется первого, а сказать этого оно не хочет; хочет, чтоб дворянство само решило в этом смысле; а дворянству этого смысла вовсе не хочется, а между тем оно боится министерства. Министерство, лавируя между всеми подводными камнями, настаивает на выкупе усадебной земли. Но не об усадебной земле речь; усадебную землю степные помещики дают и вольнонаемным рабочим, потому что работнику надобно где-нибудь жить. Усадебная земля — условие, без которого нет и работника. Полагать ее в какую-нибудь цену — мудрено и для крестьян обидно. Все дело в пахотной земле. — Таким образом, министерство и дворянство хотят сражаться какими-то задними мыслями, и никто не смеет сказать, чего хочет. Этим лавированием не доплывешь до берега!

Зачем вся эта политика? Зачем напечатано: улучшение быта крестьян, — читай: освобождение; напечатано: условная рента за пахотную землю, — читай: выкуп земли для общины?..

Что лучше: дипломатия или искренность?

Искренность — это сила. Дипломатия — это ложь.

Ложь — бесплодна. Искренность создает.

Мы умоляем правительство подумать об этом.

Вы хотите быть реформаторами — так будьте же.

Что же, наконец, доказывает весь этот рескрипт? Он доказывает только одно — что, видно, дело идет туго, т. е. что дворянство сильно противится освобождению крестьян и что государь, наконец, будет вынужден прибегнуть к общей правительственной мере освобождения крестьян, т. е. к мере финансовой, к общему выкупу крепостных людей с землею в России. Иной меры быть не может. Еще в 4 листе «Колокола» мы радовались⁴ намерению освобождения крестьян на основании полюбовных сделок, как началу чего-нибудь, все же предпочитая общую финансовую меру. Глубоко и искренно мы приветствовали Александра II за то, что вопрос освобождения был им поставлен. Но обстоятельства имеют свою силу: на пути полюбовных сделок результат, кажется, выходит только тот, что дворянство упорствует.

Комитеты, вероятно, предложат только новый вид рабства, а это и не в желании народном, и не в желании образованного меньшинства дворян, и не в видах правительства. Если вопрос поставится так, он решится не сверху, а снизу. А кто будет в этом виноват? Только большинство дворянства. Конечно, оно поплатится собственными головами, но от этого людям благонамеренным не легче.

Как бы ни был подвержен критике проект выкупа крестьян с землею, представленный мною великому князю Константину Николаевичу, я решаюсь теперь напечатать его, исправив насколько хватило уменья. Я убежден в истинности оснований этого проекта, и хотя бы в нем было много ошибочного, все же, печатая его, я надеюсь, что он обратит внимание на вопрос и побудит знающих людей разработать вопрос для блага общего.

Освобождение крестьян без земли не может лежать в видах правительства, потому что это совершенно противно духу русского народа, которому и в голову не приходит, чтобы земля могла быть не его. Это не лежит в видах правительства еще и потому, что благоразумное правительство не может хотеть создать пролетариат в стране, где его нет, и сосредоточить землевладение в руках дворянства, тогда как дворянство — естественный антагонист и правительства и народа, ибо arrière pensée^[2] и цель всякого дворянства невольно есть олигархия, которой бедственное влияние славянский мир уже видел в Польше.

Так как с освобождением крепостных приобретение земельной собственности покупкою будет доступно каждому, то различие, доводящее Европу до трагических результатов, различие высшего, среднего и низшего сословия, естественно, исчезает, уступая место только двум элементам: собственнику-общине и собственнику-лицу. Собственник-община имеет характер консерватизма, крепкого хранения земельной собственности, как основания народной жизни; собственник-лицо вносит в государство характер промышленной удободвижимости, творчество в промышленности. У нас собственник-лицо не может походить на мелкого собственника или фермера, изнывающих под бременем нужды в Западной Европе; у нас собственник-лицо всегда явится достаточным собственником, имеющим возможность быть деятельным производителем в промышленном мире, потому что наши мелкие собственники останутся членами собственника-общины.

Взаимное влияние собственника-общины и собственника-лица, т. е. твердого общественного основания и живой предприимчивости, необходимо должно принесть для промышленной жизни и государственной силы огромные результаты.

До сих пор у нас крестьянская община была в загоне, никогда не жила самобытно; покупка земель была недоступна среднему сословию, потому что земля продавалась с крестьянами, могла быть покупаема только наследственными дворянами; дворянство же не получало надлежащего дохода с земли, потому что легкость пользования крепостным трудом освобождала его от деятельного участия в промышленной жизни. От этого Россия, несмотря на все превосходство почвы и все богатство природы, представляет страну бедняков, которые едва в состоянии заплатить государственную подать. С освобождением крепостных людей с землею, т. е. при отсутствии пролетариата, Россия оживет и разбогатеет.

Освободить крестьян с землею так, чтобы интерес помещика не страдал, можно только посредством выкупа. Где же правительство возьмет капитал для такого огромного дела, скажут мне? Нигде, потому что для этого никакого капитала не нужно. Этот капитал — сама почва; пустить его в оборот можно только посредством общественного кредита. Надеюсь доказать эту мысль совершенно очевидно.

Настоящее положение земельной и крепостной собственности помещиков приблизительно следующее^[3]:

Всей помещичьей земли — 106 228 520 десятин

Из них неудобной — 25 190 270 "

Следственно, удобной — 81038 250 "

Число крепостных ревизских душ, заложенных в кредитных учреждениях — 5 945 533

Свободных от залога — 5 124 528

Всего ревизских душ — 11 070 061^[4]

Или положимте — 11 000 000

У них в пользовании помещичьей земли удобной и под поселениями всего — 33000000 десятин.

Затем у помещиков в своем пользовании удобной земли — 48 038 250 "

И неудобной — 25 190 270 "

Всего исключительно помещичьей земли — 73 228 520 десятин

Следственно, выкупить надо 33 миллиона десятин с их населением. Помещики охотно бы согласились взять выкуп, но у большей половины, т. е. у тех, у которых именья заложены, денег в руках не останется. Большинство помещиков скажет, что у них нет капиталов для вольнонаемной обработки земли. Надо создать им капиталы, и тогда они легко согласятся.

Прежде всего взглянем на настоящее положение наших кредитных учреждений. Вот оно^[5]:

Основных капиталов в государственном заемном банке — 12633308 р. с.

<В> Сохранных казнах воспитательных домов — 75 430 799

<В> Приказах общественного призрения — 13009541

Всего основных капиталов — 101073 648

Вкладов по всем оным учреждениям — 668 575 794

Ссуд — 998 354 969 р. с.

Очевидно, что основной капитал этих учреждений составляет едва ⅙ долю вкладов и 0,1 ссуд, что, конечно, никаких случайностей покрыть не может и приводит нас к мысли, что если бы этот основной капитал и вовсе не существовал, то тем не менее государственные кредитные установления делали бы свое дело обычным порядком.

Сосредоточимте в опекунском совете все дело выкупа крепостных людей с землею, т. е. все обороты по залогам помещичьих имений из государственного банка причислимте к одному из опекунских советов, подчинимте ему другой опекунский совет и приказы общественного призрения, потому что по сущности своей приказы могут быть только конторами опекунского совета и относятся к министерству финансов, а совсем не к министерству внутренних дел, как это учредилось без всякой достаточной причины. Итак, центр выкупа крепостного состояния с землею — опекунский совет. Я потому настаиваю на этом, повидимому, равнодушном факте, что ухо русского помещика и даже мужика привыкло к этому имени и что, следственно, насколько бы перемена отношений между сословиями ни была коренною, ее примут легче, потому что дело будут вести с старым знакомым, с которым находятся в непрерывных сношениях.

Положимте, что этот опекунский совет не имеет никакого иного капитала, кроме того, который нужен для содержания своих контор и для печатания своих бумаг в продолжение одного года. Этот совет предлагает сделаться посредником между крестьянами, откупающимися на волю с землею, и помещиками, продающими им волю и землю.

Опекунский совет выдавал помещикам под залог их имений ссуду средним числом по 70 р. с. на душу, причем вся земля именья поступала в залог. Теперь он предлагает для выкупа ту же цену за душу с количеством земли около ⅓ против прежнего. Он предлагает 70 р. с. за душу при том количестве земли, которою крестьяне в сию минуту de facto^[6] владеют, т. е. на которой живут и которую обрабатывают для себя. Но не имея наличных денег, опекунский совет выдает помещикам по 70 р. с. на душу векселями на себя. Сам же он взыскивает с крестьян 70 рублей с души на прежних основаниях, т. е. в течение 37 лет, взимая по 5 % с ссуды и по 1 % в уплату капитала. В течение 37 лет на этом основании крестьяне выплатят ему капитал, а он в течение 37 лет выкупит свои векселя; проценты (5 % в год) остаются в его пользу.

Векселя опекунского совета обязаны ходить, как деньги. Уплату же с крестьян совет принимает ходячею монетою или государственными кредитными билетами и по мере получения выкупает свои векселя.

На 11 миллионов душ по 70 р. с. на душу совет выдаст помещикам векселей на себя 770 милл. р. с.

Те именья, которые уже заложены, конечно, получат векселей не на все 70 рубл., а только на ту сумму, которая придется при перезалоге с определенного дня. Те именья, которые не заложены, получают сполна векселя в 70 руб. на душу с того же дня.

Здесь я должен заметить вопреки мнению всех проектов, предлагавших постепенное освобождение крепостного состояния, что финансовая мера и постепенность освобождения совершенно несовместны, потому что финансовая мера только тогда и возможна, когда она общая. Постепенная же общая мера есть nonsense^[7]. А мирное решение задачи не посредством финансовой меры мудрено. Поневоле надо начать выкуп с определенного дня для всей России. Иначе мы вместо успеха увидим гибель, потому что никакое финансовое учреждение не вынесет постепенности не обанкрутившись, да и самый народ не вынесет хвалимой постепенности, и губерния, в которой крепостное состояние будет ожидать своего часа освобождения, видя, что в соседней губернии крепостное состояние уничтожено, пойдет на ножи.

В сущности мой проект состоит в переходе долга опекунского совета на крестьян, а там, где именья не заложены, в заложении оных, считая долг на крестьянах так, что все крестьяне будут выплачивать свой выкуп с землею опекунскому совету в течение 37 лет. Цифру эту, 37 лет, я беру потому, что мы к ней привыкли и что в этом деле очень важно не менять привычки. Но все это должно начаться в единый день и единый час, чтобы весь финансовый оборот пустился в ход разом, как общая государственная мера.

Помещикам остается та земля, которую они обрабатывали на себя, или, яснее сказать, та земля, которую они не давали в пользование крестьянам. Они могут Опять заложить ее в опекунский совет, получив за нее векселя опекунского совета, и выплачивать свой долг в течение 37 лет на обычных основаниях. Совет может, не рискуя, предложить под залог этих исключительно помещичьих земель две трети их стоимости, т. е. если десятина удобной земли средним числом стоит 24 р. с, то совет выдаст под залог оной 16 р. с. Неудобной земли ему нельзя принять в залог, потому что стоимость ее не может быть определена. Так как всей удобной помещичьей земли 48 миллионов десятин, то, предполагая, что все владельцы заложат свои земли, опекунский совет выдаст помещикам ссуду векселями на себя 768 миллионов р. с, т. е. сумму, почти равную ссуде, выданной крестьянам. Таким образом, опекунский совет всей ссуды крестьянам и помещикам вместе выдаст 1 538 миллионов р. с., долг, который может быть уничтожен в течение 37 лет, или — как теперь делается — возобновляем ad infinitum^[8].

Какую же роль играет при этом опекунский совет?

Он ничто иное, как комиссионер, посредник между земельной собственностью и общественным кредитом. Он ручается перед обществом за состоятельность (solvabilité)^[9] земельной собственности. Вместо того, чтобы землевладелец искал капиталиста, который бы дал ему денег под залог земли, опекунский совет принимает это дело на себя, выдает землевладельцу на себя вексель, который землевладелец тотчас может разменять на ходячие деньги, а по этому векселю уплачивает сам опекунский совет, выкупая свой долг в определенные сроки — сроки, соразмерные получению с землевладельцев 1 % погашения долга.

Чтобы быть этим комиссионером, посредником, поручителем, опекунский совет должен быть непреложно уверен, что земельная собственность, за которую он ручается, состоятельна. А в этом он может быть уверен на следующих основаниях:

1) За состоятельность крестьян перед опекунским советом ручается правительство, которое посредством своей администрации сбирает с крестьян, как подать, ежегодные проценты, следующие на уплату опекунскому совету. Правительство может безошибочно взять на себя это поручительство, потому что выкупаемые крестьяне, должные совету по 70 р. с. с души, обязаны вносить ежегодно процентов с погашением капитала 2 р. 80 к. с. с души, или по 5 р. 60 к. с. с тягла, что равняется такому легкому оброку, что недоимка становится невозможною.

2) Помещики, получающие новую ссуду под залог своих земель, отвечают этою землею, которую опекунский совет в случае неуплаты залогодателя продает с публичного торга за наличные деньги, погашающие векселя совета. С освобождением крестьян право покупать землю становится доступным для всех сословий, следственно, опекунский совет, в случае неуплаты со стороны залогодателя, не будет, как теперь, нуждаться в покупщиках. Охотников покупать земли будет много, и ценность земли не понизится, а ужасно повысится.

Из этого мы смело можем заключить, что ручательство опекунского совета за состоятельность земельной собственности непреложно, что, следственно, векселя опекунского совета, эта номинальная ценность реальной стоимости почвы, будут всегда в ходу рубль в рубль, потому что стоимость почвы не может понизиться. Тут даже не будет cours forcé^[10], a совершенно естественный курс.

Но, скажут мне: опекунский совет сам должен по вкладам 669 миллионов. Как же он их выплатит? Не усомнятся ли вкладчики? Не потребуют ли разом уплаты?

Едва ли вкладчики разом потребуют уплату вкладов, если им будет ясно доказано, что опекунский совет даже в том положении, как я его беру, т. е. без всякого основного капитала и выдав векселей на 1 538 миллионов, — совершенно состоятелен; а это доказать легко.

Для легкости счета положимте — 1 508 000 000 = 1 000

Следственно — 669 000 000 = 435

Итак, опекунский совет выдал векселей, по которым получает уплату, на 1 000 р. с, а сам должен 435 р. с. Через 37 лет его положение следующее:

Он получит по 5 процентов с 1 000, при постепенной уплате капитала в 37 лет всего процентов — 1 203 р. с.

Он получит по 1 проценту — 1000

2 203 р. с.

Он заплатит:

С 435 по 4 процента (15,40 в год) в 37 лет — 569,80

Капитал — 435

1004,80 р. с.

Он выкупит своих векселей — 1 000

Следственно, всего он уплатит — 2 004,80 р. с.

Получив же сам 2 203, он имеет в барыше — 198,20 р. с.

Или, разделив 198,20 на 37, выйдет в год 5,35. Возводя к первоначальной цифре ссуды, мы увидим, что за всеми уплатами опекунский совет имеет ежегодного барыша 8 228 300 р. с, что совершенно достаточно на содержание совета и приказов и даже воспитательных домов.

Следственно, опекунский совет совершенно состоятелен.

Но если бы вкладчики разом потребовали вклады, то опекунский совет им может уплатить, променяв билеты сохранной казны на свои ходячие векселя, на срочные,, рассчитывая их сроки с возможностью выкупа; таким образом, опекунский совет отсрочит свой долг на соразмерное время. Но этого требования нельзя ожидать; состоятельность опекунского совета слишком очевидна. Будут требования, вероятно, потому что освобожденная от крепостной неподвижности земля привлечет много покупщиков, которые скорее захотят положить свой капитал на приобретение земли, чем в сохранную казну. Если бы нехватило основного капитала совета на удовлетворение таких требований, то пусть он отделается от них своими срочными векселями. Дело в том, что собственно вкладов для своего оборота опекунскому совету вовсе не нужно. Если совет допустит вклады, то это будет только из уважения к привычке общества вносить деньги в сохранную казну. На первый случай совет может ограничиться признанием вкладов, которые имеются в сию минуту, и не допускать новых вкладов, чтоб не принимать на себя новый ненужный для него долг. Частные капиталы найдут себе в промышленном мире помещение более полезное, чем пребывание их в сохранной казне.

Всякий частный банк тем состоятельнее, чем больше ему должны сравнительно с вкладами, т. е. с его собственным долгом. Но частный банк нуждается в частном займе, а опекунский совет, в нашем предположении, выдавая на себя векселя, ходячие как деньги, нисколько не нуждается в реальном частном займе; его заем номинальный; он является поручителем за совершенно состоятельную земельную собственность; общество ему верит и принимает его векселя au pair^[11]. Получая же в уплату с залогодателей ходячие деньги, он выкупает свои векселя своевременно и пользуется с залогодателей процентами за комиссию. Вот и все его дело. Вклады для него лишний груз, который он может нести только из уважения к вкладчикам и то в границах определенной цифры. Если кредитные учреждения имеют теперь только 4 миллиона барыша, а не 8 миллионов, то это только потому, что не имеют права на общий кредит, как в нашем предположении ходячих векселей опекунского совета, и прибегают к вкладам, т. е. к частному займу. Это ограничивает деятельность кредитного учреждения и связывает его опасением внезапного требования уплат, несоразмерных срокам получений. К тому же неудобопродаваемость земли при крепостном состоянии до сих пор не могла дозволить кредитным учреждениям расширить круг своих действий. Сущность жизни кредитного учреждения такого, как опекунский совет в нашем предположении, состоит в том, что чем более у него заложенных земель, тем он богаче; и, следственно, чем более он выдал векселей на себя, тем он богаче; чем более он должен, тем он богаче, потому что весь долг его только поручительство за непреложную состоятельность земельной собственности. В нашем предположении опекунский совет есть посредник между частными лицами и общественным кредитом, поручитель за частную недвижимую собственность перед обществом, поручитель, за которого ручается в свою очередь все государство, т. е. summa summarum^[12] вся земельная собственность общества. Вот отчего деятельность и состоятельность совета непреложны, и со временем он может выдавать ссуды не только для выкупа крепостного состояния и нужд частных землевладельцев, но даже и общинам государственных крестьян, если бы некоторые из этих общин нуждались в капитале для какого-нибудь общинного предприятия.

Но, скажут мне, опекунский совет при этом предположении выдаст вдвое более ссуд под то же количество земли, чем выдает обыкновенно.

Тем лучше. Это доказывает только, что он теперь выдает слишком мало и теперь он прав, потому что замкнутость покупки земель в руке наследственного дворянства мешает его деятельности; с освобождением крепостного состояния эта преграда исчезает, ибо землей владеть может всякий, и опекунский совет смело может выдавать в ссуду под залог земли ²/₃ ее стоимости.

Мне кажется, что большинство помещиков должно согласиться с этим проектом, потому что он им самим развязывает руки и дает средства к обогащению ⁶.

Вопреки общепринятому мнению, что легче произвести освобождение крепостных людей в оброчных именьях, чем в барщинных, я думаю, что, наоборот, оброчные именья именно и представят наибольшую оппозицию освобождению крестьян со стороны помещиков. Я не говорю о колоссальных оброчных именьях, как именья Шереметьевых, Воронцовых и пр. Эти именья многоземельные. Я говорю о малоземельных именьях небольших помещиков, именьях, которые потому оброчные, что земли слишком мало, чтобы завести барщину, и где помещики берут с крестьян неимоверные оброки. При этих именьях богатство помещиков вертится не на почве, а на талантливости людей, с которых они берут оброк тем больше, чем человек промышленнее. Не надо обманывать себя: таких имений очень много. Но сколько я ни думал об этом, тут правительству не остается делать ничего более, как разрубить этот гордиев узел, и в этом случае я только могу повторить то, что сказал великий экономист нашего времени — Стюарт Милль, в ирландском вопросе: больше ничего не остается делать, как решить против помещиков. Да! эти помещики не останутся в выигрыше, даже и при моем проекте, дающем столько выгод землевладельцу, потому что исключительно помещичьей земли у них почти вовсе не может остаться, а именья заложены и перезаложены, следственно, при новом перезалоге им и денег почти вовсе не достанется. Но надо заметить, что и доход их не только безнравственный, но даже и противузаконный, ибо подать, которою они облагают своих крестьян, далеко превышает стоимость трехдневной барщинной работы.

Если бы правительство как-нибудь не захотело возбудить ропот в этой категории помещиков, то можно бы им предложить в вознаграждение — земли в дальних малонаселенных губерниях севера и юга России и в Сибири, — по дешевой цене, дозволив им взять под залог этих земель векселя опекунского совета и ими уплатить правительству. Да и это едва ли нужно!..

Подобное же неудовольствие возникнет между мелкопоместными дворянами и в необрочных именьях; в этом случае, я полагаю, всего лучше предложить им вознаграждение покупки дальних земель в долг. Это уже и тем было бы полезно, что сдвинет с места и заставит быть деятельным отдел дворян, самый отвратительный по грязности образа жизни и тупоумной косности.

Вообще сама собою бросается в глаза истина, что в случае малоземелия легче сдвинуть с места помещика, чем крестьян^[13]. Помещик, получив вознаграждение, может переехать добровольно без больших хлопот и немедленно; а переселять крестьян насильно — дело трудное. Может быть, со временем малоземелие и заставит крестьян селиться в дальних губерниях, но пусть же это будет тогда, когда освобождение крепостного состояния будет совершено, надежды, ожидания и толки народные, удовлетворясь, утихнут. Тогда правительство может переселять крестьян с их добровольного согласия, мирно и в совершенном порядке, и также дозволить общинам покупать у помещиков земли для выселков на добровольных условиях.

Еще важен вопрос о дворовых людях. Так как крепостные крестьяне освобождаются с землею и правительство, таким образом, совершенно отстраняет возможность пролетариата, то я не вижу никакой пользы и нужды создать новый класс пролетариата из освобожденных дворовых людей^[14]. Дворовых людей 1 на 25 человек с небольшим, или 5 % всего крепостного населения. В большей части случаев помещики всегда могут выделить им от своей земли такое же количество десятин на душу, как и у крестьян, и тогда дворовые станут под один финансовый расчет с крестьянами. В других случаях надо определить законом выкупную цену дворового человека без земли, заплатить ее векселем опекунского совета помещику, а человека приписать к той общине, которая согласна принять его и дать ему в своей меже участок земли, или к любой многоземельной общине по распоряжению правительства. Не в том дело, чтобы этот человек поселился в известной общине и сделался земледельцем; вероятно, он и не сделает этого, а будет продолжать или заниматься своим мастерством, или служить лакеем, смотря по тому, к чему он привык, а свой участок земли станет отдавать внаймы. Дело в том, что он становится не бездомником, а членом сельской общины; цель правительства — избежание пролетариата — достигнута, а опекунский совет обеспечен в уплате за взнесенный за выкуп дворового человека вексель уже тем, что, если этот человек и не сделается землепашцем, а отдаст свой участок внаймы, то этот наем покроет его ежегодный взнос в опекунский совет, и, в крайнем случае, наемщик земли может не давать деньги за наем лицу, отдающему внаймы, а прямо представлять их в то местное казначейство, которое сбирает ежегодные уплаты в опекунский совет. Теперь я сделаю перечень проекта:

1) Опекунский совет (т. е. кредитное учреждение для выкупа крепостного состояния, что впрочем не препятствует другому отделу его деятельности: crédit mobilier, т. е. ссуде под залог движимой собственности) выдает помещикам векселя за выкуп крепостных людей с тем количеством земли, которою они de facto владеют, векселя, пользующиеся правом размена наравне с государственными ассигнациями всякого рода, и получает с крестьян, на обычном основании своих оборотов, уплату наличными деньгами или государственными ассигнациями, взимаемую администрацией, как всякая другая подать.

2) Опекунский совет выдает помещикам такие же векселя под залог их исключительной земельной собственности в ²/₃ ее стоимости.

3) Опекунский совет выдает векселя на земли в отдаленных губерниях тем помещикам, которым правительство решилось продать такие земли за дешевую цену.

4) Опекунский совет выдает векселя помещикам за дворовых людей, по цене, определенной законом, с тем, чтобы эти люди были приписаны к сельским общинам и пользовались их правами землевладения наравне с остальными крестьянами.

Вот и все. Повторять, что было сказано о том, что тут опекунский совет в своих оборотах является не только состоятельным, но даже может расширить круг своей деятельности, кажется уже излишним.

Теперь вот в чем вопрос:

Опасно ли для правительства привести этот проект в исполнение и что требуется для приведения его в исполнение?

Конечно, не опасно. Наше правительство так сильно, что почерком пера может уничтожить все противуречия, лишь бы оно шло согласно с движением живых сил народа, а не заодно с мертвыми привычками statu quo, с обычной рутиной, убивающей государство.

Но, наконец, если правительство боится учредить банк поземельного кредита без капиталов, если боится, что вкладчики потребуют свои капиталы из существующих кредитных учреждений, то обратите внимание на следующее: Кокорев⁷ предлагал купечеству пожертвовать капитал на выкуп усадебной земли для крестьян (разумеется, крестьяне со временем выплатили бы его). Расширимте эту благородную мысль: пусть правительство сзовет капиталистов, имеющих вклады в советах и других кредитных учреждениях; пусть оно спросит и вкладчиков по именным, и вкладчиков по безыменным билетам (по вызову и безыменные вкладчики откликнутся) — кто хочет оставить свои вклады, не требуя их обратно в продолжение 37 лет (или более), и на каких условиях — для подобного оборота, какой предложен в этом проекте.

Наконец, опекунский совет может переменить свои билеты из срочных на бессрочные, так что вкладчики станут получать вечный процент, и билеты станут меняться на деньги по биржевому курсу, как делается со всеми rentes sur l’Etat^[15] в Европе.

Правительство увидит, что по крайней мере половина вкладчиков оставят капиталы. Вкладов, мы сказали, 669 миллионов, следственно, половина — положим — 300 миллионов. Стало, для обеспечения оборота 300 миллионов верных. Maximum ссуд 1 538 миллионов. Следственно, вы имеете в капитале пятую часть ваших билетов или векселей. Да нельзя себе представить лучшего положения банка! Где же тут опасность?

Поземельный кредит во Франции, учрежденный в 1856 году, рассчитывает только ¹/₂₀ акции против облигации^[16] и не падает, и не боится, и, если погибнет, то не из экономических данных, а разве от политического переворота, которого нам нечего ожидать.

Между тем в нашем предположении вкладчики — та же компания на акциях для выкупа крестьянских земель.

Но для учреждения подобного выкупного банка поземельного кредита нужно:

1) Чтобы правительство раз навсегда отказалось назначать из банка суммы для употребления по предметам, не относящимся до банка.

2) Чтобы директоры или совет банка были избраны вкладчиками (оставляющими свои капиталы на число лет, необходимое для выкупа крепостных людей с землею); чтобы директоры давали отчет вкладчикам и чтобы отчеты были публикованы. Иначе нельзя: директорам-чиновникам никто не поверит.

3) Чтобы совет банка был независим от министра финансов, иначе вкладчики будут сомневаться.

4) Для обеспечения уплаты процентов крестьянами нужно, чтобы не чиновники сбирали и вносили их, а сами крестьяне через своих выборных сборщиков.

5) Чтобы винный откуп был уничтожен, потому что откуп и чиновничество — две коренные причины всех крестьянских недоимок^[17].

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Статья напечатана в «Колоколе», л. 14, 1 мая 1858 г. Эта статья является первым подробным изложением того способа освобождения крестьян, разработке которого Огарев посвятил большинство своих публицистических выступлений в 1858—1860 гг.

² Упоминаемый Огаревым рескрипт министра — это отношение министра внутренних дел С. С. Ланского, опубликованное 22 февраля в русских газетах (см., например, «Московские ведомости» № 23) и оттуда перепечатанное в брюссельской газете «Le Nord» № 70.

Как и рескрипт Александра II от 5 декабря 1857 г. тому же петербургскому генерал-губернатору, отношение министра должно было служить руководством для работы учрежденного петербургским дворянством губернского комитета по освобождению крестьян.

³ Огарев имеет в виду анонимную статью «Освобождение крестьян. Разбор рескрипта от 5/17 декабря 1857 и министерского отношения по его поводу», напечатанную в л. 13 «Колокола» 15 апреля 1858 г., стр. 99—104.

⁴ Речь идет о принадлежащей Огареву неподписанной заметке, начинающейся словами: «Продолжение статьи…»

⁵ Кеппен Петр Иванович (1793—1864) — известный русский статистик и географ, член Академии наук с 1837 г., один из учредителей Русского географического общества. Его критический анализ русских переписей («О народных переписях в России», 1848) не был допущен к печати из-за «резких отзывов насчет распоряжений, вовсе не подлежащих обсуждению публики». Эта работа была напечатана лишь в 1889 г. в «Записках Русского географического общества».

Цитируемая Огаревым работа «Девятая ревизия» вышла в 1857 г.

⁶ Предложенный Огаревым метод общефинансовой меры, т. е. государственного выкупа земельных наделов освобождаемых крестьян через опекунские советы, вызвал резкие возражения анонимного автора. Со статьей, направленной против Огарева, выступил декабрист Н. И. Тургенев. Статья Тургенева была напечатана в «Колоколе», л. 18, 1 июля 1858 г., под заглавием «Возражение на статью „Колокола“».

Доказав невозможность предлагаемого Огаревым выпуска векселей опекунского совета на 770 млн рублей для осуществления выкупа, без того чтобы не упала «наполовину, а может быть и гораздо более» стоимость ассигнаций в стране, автор переходит к «главному возражению»: «Как! и „Колокол“ требует, чтобы русский мужик выкупил свои человеческие права с клочком потом и кровию орошенной им и его предками земли! Et tu quoque Brute!» (И ты, Брут!)

Далее Тургенев излагает свой проект освобождения крестьян, и тут обнаруживаются его весьма умеренные дворянско-либеральные взгляды, сводящиеся к защите интересов помещиков. Тургенев предлагал оставить безвозмездно крестьянам, сельским общинам только одну треть полевой земли, которой они фактически пользовались. Эта мера, говорил Тургенев, возвысит стоимость двух третей земли, остающейся у помещиков, настолько, что последние нисколько не пострадают. А крестьяне должны будут нанимать недостающую землю у помещика. Таков был проект Тургенева. Огарев отвечал на него только через 8 месяцев, в марте 1859 г. (см. статью "Письмо к автору «Возражения на статью „Колокола“» в настоящем томе).

⁷ Кокорев Василий Александрович (1817—1889) — откупщик, наживший громадное состояние. Выступая с предложением привлечь купеческие капиталы к делу выкупа крестьян, дважды печатал статьи по этому вопросу в «Русском вестнике».

Как Огарев, так и Герцен, несомненно, переоценивали Кокорева, так как многое в его темной деятельности (как, например, финансирование газеты «Le Nord» через посредство III отделения) им оставалось неизвестным.

---

1. «Le Nord» № 70.
2. Задняя мысль (фр.). — Ред.
3. Я пользовался трудами Кеппена⁵ и Тенгоборского.
4. Эта цифра Кеппена. По IX ревизии 10 599 000. Следственно была убыль в народонаселении. Хорошо благодетельное управление помещиков!
5. Спб. календарь 1856 года.
6. Фактически (лат.). — Ред.
7. Бессмыслица (англ.). — Ред.
8. До бесконечности (лат.). — Ред.
9. В точном значении — платежеспособность (фр.). — Ред.
10. Вынужденный курс (фр.) — Ред.
11. По нарицательной, номинальной цене (фр.). — Ред.
12. В конечном итоге (лат.). — Ред.
13. Правительство, кажется, хочет поступать обратно и выселить крестьян, скупив их у мелких помещиков. Это жаль! Лучше скупить крестьян, с землею и предоставить помещикам право уехать.
14. Правительство уже приняло к этому меры. И хорошо!
15. Государственная рента (фр.). — Ред.
16. Смотри брошюру «Crédit Foncier», 1856, Paris. Imprimerie administrative. [«Поземельный кредит», 1856, Париж. Правительственная типография (фр.). — Ред.]
17. Мы бы желали, чтобы русским журналам было дозволено возражать нам, не потому, чтобы мы хотели отстаивать свое мнение, хотя бы оно было ошибочно, не потому, чтобы мы хотели спорить во что бы ни стало, — а потому, что мы хотели бы честно дотолковаться до правды, до того, что возможно, что полезно. Бесплодных споров мы не уважаем. Когда мы слышим, что в России есть порядочные люди, из которых одних называют славянофилами, а других западниками, и что эти люди между собой враги — это поражает нас прискорбием. Как? У России в виду положительное дело, а вы расходитесь из-за сомнительных теорий? — Стыдно!