Александр Кондратьев
правитьГОЛОВА МЕДУЗЫ
Избранные рассказы
Том 1
править
ЕХИДНА
правитьТы хочешь знать кто я, о странник, забредший в страну аримаспов? Тебя удивляет сочетание во мне девы и многоцветной змеи. Красота лица моего не в силах победить отвращения и страха в тебе при виде змеиных колец вместо ног. Я не дивлюсь. Не ты первый дрожишь на усыпанном снегом пороге пещеры моей. Другие также дрожали возле меня. Не все однако от ужаса…
По одежде твоей я вижу, что ты из Эллады. Если ты будешь недалеко от Олимпа или в Эпире, передай жрецам Зевса Кронида, что я, Ехидна, дочь Хризаора и Каллирои, жду, когда он придет сдержать обещанье свое… Входи без страха. Отряхни снег с одежды; повесь сушиться гиматий и шляпу твою. Будь гостем. Садись к очагу. Если хочешь, ешь эти яблоки… Не бойся, съев их, ты не станешь ни конем, ни свиньею, ни волком, и не забудешь обратной дороги на родину…
Ты видишь: прекрасно до пояса тело мое; вечно юны груди, и голос чист, как у пятнадцатилетней девицы. Некто мне обещал, что никогда не поседеют у меня белокурые косы и не исчезнет румянец ланит… Если б не кольца змеи вместо ног, ты теперь сам умолял бы меня о любви. Но мне известен один, видевший кто я, и обещавший сделать меня супругой своей, если только я приду на помощь к нему… Тогда он был во власти моей… Да, путешественник, от меня жаждал спасения сам разящий перунами муж обутой в золотые сандалии, гладко причесанной Геры.
Известно тебе, путник, имя Тифоя? Слыхал ли ты, как этот могучий сын Геи и мрачного Тартара вышел на брань с богами Олимпа?
В звездное небо упирался он головою. Ветры в ужасе выли в его волосах; как синее пламя сверкали грозные очи; гигантские руки метали в небесную высь тяжкие камни; из осененных жесткой щетиною уст вылетали палящие вихри; вместо ног клубились с шипением змеи… Не устояли в борьбе против него великие боги и, побежденные, побежали в Египет. Там, говорят, будто они, опасаясь погони, превращались в зверей… Не побежал только Зевс. С алмазным серпом в мощной деснице, тем самым серпом, которым Крон изувечил отца, без страха налетал царь олимпийских богов на врага.
Но тот, обвившись звеньями змей вкруг касийских утесов, осилил в борьбе Кронова сына. Из рук у него вырвал Тифой сверкающий серп и, повалив царя олимпийцев, перерезал ему на руках и ногах крепкие жилы.
Лишенного силы врага перенес сын Геи через морские сине-лиловые волны в одну из диких пещер Киликийской страны. Там ждала его я, вся трепеща от надежды и страха. Ибо, хотя сердце мое и не пылало страстью к Тифою, все-таки я была ему верной женой и доброй подругой. Мне доверял он свои дерзкие помыслы — сбросить богов с высокого неба и вернуть власть над землей владычице Гее.
С нею вместе надеялся править Тифой и породить от нее поколения новых бессмертных чудовищ. Это было не по сердцу мне, хотя он и обещал сделать меня одною из второстепенных супруг… Не расскажи он мне этой мечты — все на земле и на небе было бы теперь по-другому!…
Гордый славою, уставший от схватки, улегся Тифой возле пещеры, в которую был помещен божественный пленник, а меня посадил оберегать свой сонный покой.
— «Стереги также и этого бога. Он на вид очень вкусен. Когда я проснусь, мы его будем варить и съедим. Ты ведь не очень любишь есть мясо сырым, а мне все равно…» И вскоре Тифой захрапел.
Я сидела у входа в пещеру и долгое время не могла отвести глаз от прекрасных черт олимпийца… Зевс лежал на огромной шкуре медведя, весь окровавленный и лишенный сил пошевелить рукой или ногой. Ясный лик молодого Реина сына был обращен в мою сторону. Пылью были покрыты влажные каштаново-светлые кудри. С мольбою взирали темные очи.
Заметив, что я гляжу на него без гнева и злобы, пленник тихо и жалобно стал меня умолять подарить ему жизнь. — «Все, что хочешь, сделаю я, если отпустишь меня на свободу. Ты станешь богиней лазурного неба, куда не достигнет тебя ярость Тифоя. Выше звезд воздвигну дворец для тебя, и Ты будешь царить там вместе со мною!… Все, чего желаешь, проси у меня. Звание супруги подарю я тебе вместе с вечною юностью. Хочешь — и вместо хвоста вырастут у тебя стройные белые ноги, которым завидовать будут даже богини Олимпа. На каждый их палец надену я перстни с камнями разного цвета. А под ступнями будут сверкать у тебя золотые сандалии. Их отдаст тебе вместе с именем первой жены гордая белорукая Гера… Тифой не в силах тебе подарить ног вместо хвоста», — говорил, убеждая меня, божественный пленник.
Итак, я отвечала ему в глубоком раздумье: «Как можешь ты обещать мне все это, когда сам лишен царства и силы, а в скором времени будешь сварен и съеден? И куда мог бы ты теперь, искалеченный, скрыться от гнева моего супруга, Тифоя?»
В этот миг увидела я двух покрытых козьими шкурами олимпийских богов, которые крались меж скал, направляясь ко мне. Это были, как потом я узнала, Гермес и Пан. Оба они на коленях стали просить у меня отдать им пленного Зевса, а потом рассказать Тифою, что с неба спустились два мощных орла и унесли с собою Кронова сына… Пленник вновь сталь умолять меня о свободе, обещая, что будет меня вечно любить и сделает первой женою своей и царицей Олимпа… О, как нежно смотрел он тогда, как ловил устами кончик хвоста моего и, дрожа, клялся в любви!
Сладкие речи и полные нежности взоры прекрасного Кронова сына проникли в сердце мое, и я пожелала поверить ему…
Кланяясь мне, как царице, благодарно припали к земле Гермес и Пан, подняли затем шкуру со своим неподвижным царем и побежали с ней вместе по горной тропинке.
Вероломно отпустила я пленника, ибо лестно мне было сделаться царицей богов, иметь супругом своим прекраснокудрого Зевса и переменить чешуйчатый хвост, правда, красивый и многоцветный, на божественно-стройные ноги, которые можно украсить перстнями и обуть в золотые сандалии…
Немного спустя, опасаясь, что обманутый мною сын Геи проснется, я разметала косы свои и с криком подбежала к нему. Пробудив Тифоя от сна, я рассказала ему, что два огромных орла унесли Зевса по ту сторону гор.
Гневно взревел мощный Тифой. Дыбом стала косматая черная грива; из ноздрей брызнуло красновато-темное пламя, и зашипели, приподнимаясь на кольцах своих, дотоле клубами спавшие грозные змеи у чресел.
— «Куда полетели они?» — загремел он, вопрошая меня. И от того крика, грохоча, посыпались вниз с горных вершин большие каменья.
По ложной дороге, указанной мною, помчался он в горы. Долго стоял в ушах у меня неистовый вой, и далеко-далеко видны были в сумраке наступающей ночи вспышки багряного пламени, вылетавшего изо рта и ноздрей разъяренного бога.
Поздно вернулся обратно Тифой, недовольный и хмурый. Несколько дней провел он в бесплодных поисках беглого пленника.
— «Хитро и коварно племя Олимпа, — говорил он, сердясь, — неужели меня ожидает участь гигантов, старших братьев моих?» И Тифой мне поведал, как пытался он убедить детей Урана и Геи, знающих тайну грома киклопов и грозных сторуких гекатонхиров возмутиться против Зевса, с тем, чтобы разделить между собою воздух, море, землю и преисподнюю, и как те отказали ему, говоря, что непристойно детям Урана биться рядом с исчадием Тартара.
— «Никому, кроме себя самого, я не буду обязан победой и властью моей!» — воскликнул Тифой, окончив рассказ и заключая меня в объятия свои.
Тяжелые змеи его обвилися вокруг моего цветного хвоста и холодом обдали бедра…
Немного спустя исцелился сын Крона от ран на руках и ногах и вновь ополчился на битву.
На колеснице своей, везомой четверкою крылатых белых коней, подскакал Зевес к пещере Тифоя, издали посылая в него громовые разящие стрелы. Когда же Тифой приближался к врагу, чтобы его задушить, олимпиец отлетал на высокое небо, не переставая сыпать перуны, которыми снабдили его одноглазые дети Урана.
В ответ ему посылал мой супруг огромные камни. Теми камнями можно было сокрушить и колесницу и того, кто на ней находился. Но крылатые кони спасали Кронова сына от гибели. Теми конями правил стоявший рядом с Зевесом один из олимпийских богов…
С гудением летели скала за скалой; целые горы метал, не зная усталости, покрытый жгучими ранами, змееногий сын Геи. Но не ведали промаха громовые Зевсовы стрелы, и одна за другой вонзались в необъятное тело Тифоя. Горячая красная кровь растекалась, дымясь, по окрестным долинам.
Все горы, бывшие около, разбросал мой супруг и, не имея больше оружия, побежал в каменистую Фракию. Там продолжал он борьбу, но, наконец, изнемог и бросился в море, стремясь укрыться в Сицилию, чтобы освободить там пленного гиганта Энкелада и с его помощью биться с Зевесом.
Но с тех пор, как он бросился в волны, и сто змей над плечами его зашипели, виясь в окровавленной пене, я не видала больше Тифоя… Как он погиб — доселе мне неизвестно.
Но тот, ради чьих ласковых слов я изменила супругу, сам изменил мне. Немного прошло дней, и по ясной лазури примчался ко мне хитроумный сын Майи. Он не был более льстив, как в тот миг, когда умолял вернуть свободу отцу своему. Лицо его осенено было притворной печалью.
— «Прекрасная нимфа», — начал он речь, забывая, как ранее звал меня своею царицей, — «сын Крона всем сердцем хотел бы теперь же исполнить обещание свое — разделить с тобой власть над Олимпом и сделать тебя женою своей, но боится он Геры. Эта супруга его ревнива и не потерпит свержения с трона. Боясь, чтобы она не повредила тебе, Зевс не решается дать тебе ног вместо хвоста, ибо тогда ты всех богинь превзошла бы своей красотою, и не только Гера, но и все остальные бессмертные жены и девы Олимпа не успокоились бы, пока не умертвили новой соперницы. Желая тебя от них защитить, Зевс повелевает тебе удалиться в страну вечно воюющих с грифами аримаспов и там, на далеких гранях земли, его ожидать… Ты сохранишь навсегда юность свою и красоту. Придет час, и предстанет перед тобою владыка богов, даст тебе белые стройные ноги богинь и сделает своею подругой… Отправляйся ж теперь за пределы власти ревнивых олимпийских богинь и жди терпеливо исполнения клятвы.
Но не думай покидать земли аримаспов! Если ты оставишь ее, великие беды навлечешь на свою прекрасную пышноволосую голову».
И Гермес сам проводил меня в пределы дикой страны, где, питаясь мясом коней, живут свирепые стрелки-аримаспы.
Пусть Зевс забыл обо мне; сердце мне шепчет, что настанет день, когда он, быть может, помимо желания, придет на эти равнины и вспомнит изгнанницу…
Но все же, о странник, передай додонским жрецам, что я ожидаю великого бога… А теперь ложись спать… Не хочешь? Тебя смущает двойная улыбка моя, и ты говоришь, что уже отдохнул и спешишь обратно на родину? — Иди! Никогда никого не удерживала насильно под кровлей своей дочь Хризаора. Я люблю только бесстрашных и сильных…
Буря утихла теперь, и спокойно блестят под мягким светом луны снеговые поляны. Не ищи встреч с окрестными жителями. Здешний народ свиреп; он не знает законов гостеприимства и жалости к путникам. Вокруг крытых соломой жилищ торчат на высоких жердях черепа чужестранцев… Далеко обходи эти жилища; не прельщайся дымом от их очагов.
По пустынным равнинам белого чистого снега держи путь прямо на тот вдали чернеющий лес. Там ты увидишь замерзшую реку. Вдоль ее берегов иди в сторону противоположную той, где утром появится солнце. Эта река приведет тебя к морю. Боги ветров помогут тебе добраться оттуда на родину.
Иди же, о путник, но не забудь того, о чем просила тебя Ехидна, дочь Каллирои…
Ехидна // Русская мысль, 1913, № 10.