ѢЗДА ВЪ ОСТРОВЪ ЛЮБВИ.
правитьСІЯТЕЛНѢИШІИ КНЯЗЬ.
правитьА высокую ВАШЕГО СІЯТЕЛСТВА ко мнѣ милость, которую отечески въ чюжестранныхъ краяхъ изволили Вы мнѣ противу чаянія моего показать, и чрезъ нѣсколко лѣтъ навашихъ денгахъ я воспріемлю смѣлость нынѣ приписать сію новопреведенную мною книжку ВАШЕМУ СІЯТЕЛСТВУ въ знакъ благодарнаго моего чювствія и сердца.
Я Совѣстно признаваюсь СІЯТЕЛНѢИШІИ КНЯЗЬ, что сею ни мало немогу я уплатить благородной и княжеской ВАШЕГО СІЯТЕЛСТВА Щедрости: Ибо и веея моея жизни, которая мнѣ осталась, искреннѣйшія и наивѣрнѣишія услуги всегда недостаточныхъ себя къ тому найдутъ. Но движеніе неусыпающее вѣчныя въ души моей благодарности неможетъ оную какъ токмо поручить ВАШЕМУ СІЯТЕЛСТВУ, которому я все что ни имѣю и ни умѣю, на всегда долженствую.
Правда, что немогъ я быть въ свѣтѣ безъ моего родителя; но не могъ я жить въ томъ безъ вашихъ ко мнѣ щедротъ. Тому я благодаренъ зарожденіе; но ВАМЪ, СІЯТЕЛНѢИШІИ КНЯЗЬ, за самое почитай воспитаніе не могу ни когда быть доволно.
Надлежало бы мнѣ удивляться не мало о сеи ВАШЕГО СІЯТЕЛСТВА непоятнои щедрости, ежели бы мнѣ, какъ и велікои части свѣта, прочія ВАШЕГО СІЯТЕЛСТВА верховныя добродѣтели извѣстны не были, которыя, хотябъ и не отъ Княжескаго и Князей свѣтлыхъ племяни имѣли ВЫ произыти, на сеи же ВАСЪ высокой степень, на которомъ нынѣ ВАШЕ СІЯТЕЛСТВО въ чинѣ Кавалеровъ Святаго АЛЕКСАНДРА стоитъ, безъ сомнѣнія имѣли бы возвесть.
ВАША, СІЯТЕЛЬНѢІШІИ KНЯЗЬ, острота природная; ВАШЕ умѣніе въ совершенность многихъ языковъ; ВАША обыклость многихъ земель ко нравамъ, и отъ того прозорливость въ мысль каждыхъ надобная отечеству; ВАШЕ глубокое искусство отъ самыхъ младыхъ лѣтъ въ політическихъ дѣлахъ, и не знаю что іное, которое ВЫ имѣете, въ умѣ самомъ, въ рѣчахъ, въ разсужденіи, и въ поступкахъ Вашихъ вящше нежели благородное, извѣстно могли ожидать всегда чинъ Святаго Алекандра, и чрезъ той по всюдную славу.
Желалъ бы я отъ сердца еще другія, но болшія дарованія ваши должною похвалою ублажить, ежели бы, СІЯТЕЛНѢИШІИ КНЯЗЬ, не имѣлъ я страха оныя чрезъ себя свѣтлыя неискуснымъ моимъ перомъ затмить паче, нежели уяснить; Такожде, съ другой стороны, и въ число вредныхъ ласкателей попасть.
И тако, СІЯТЕЛНѢИШІИ КНЯЗЬ, отдая сіе въ попеченіе искуснѣйшимъ, и тѣмъ, которые немогутъ быть въ подозрѣніи ласкателства, всенижайше здѣсь о единомъ токмо прошу ВАШЕ СІЯТЕЛСТВО, то есть, благосклонно принять сеи мои подносъ въ тожъ намѣреніе, съ которымъ я приношу оной ВАШЕМУ СІЯТЕЛСТВУ, такожде и свѣтлымъ при заглавіи именемъ вашимъ ублагорожденъ предъ всѣхъ попустить, а на конецъ мнѣ вѣрить, что я есмь съ наіглубочаишимъ почтеніемъ, и съ наисовершеннѣишею ревностію,
ВАШЕГО СІЯТЕЛСТВА,
Всепокорнѣйшій всенижайшіи
и вседолжнѣишіи слуга:
Хотя нынѣ много искусныхъ щитаютъ предисловія при книгахъ за весма непотребной придатокъ: Однако мнѣ, ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ ЧИТАТЕЛЮ, ни по какой мѣрѣ обоитися было невозможно, чтобъ, дая новую Россійскому свѣту сію книжку, не донесть вамъ о томъ, что до оныя касается, и что вамъ вѣдать всячески надлежитъ.
Оная выдана на французскомъ языкѣ въ Паріжѣ въ 1713 году, и учинила великую своему творцу славу, (которая всѣмъ охотникамъ и въ мою бытность была памятна) но тому что онъ весма разумно ея выдумалъ, и могу послѣ всѣхъ доброразсудныхъ сказать смѣло, что она еще Первая въ своемъ родѣ такова нашлась.
Будучи въ Паріжѣ я оную прочолъ съ великимъ удоволствованіемъ моего сердца усладившися весма какъ разумнымъ ея вымысломъ, стілемъ короткимъ, такъ и віршами очюнь сладкими и пріятными, а наипаче мудрымъ нравоученіемъ, которое она въ себѣ почти во всякой строкѣ замкнула такъ, что я въ тожъ самое время гарячее возъимѣлъ желаніе перевесть оную на нашъ языкъ. И хотя силы я тогда, безъ самохвалства вамъ доношу, столко и могъ имѣть дабы мнѣ потрудиться въ переводѣ семъ, по въ продолженіи тамо філософіи время мое къ тому меня недопустило. Однако, какъ говорится, ЧЕМУ БЫТЬ, ТОГО НЕМИНОВАТЬ: ибо способной случаи самъ себя мнѣ подалъ къ переводу оныя таковымъ образомъ:
Когда я былъ въ Гамбургѣ послучаю чрезъ нѣсколкое время, гдѣ не имѣя никакова дѣла со скуки я пропадалъ. Между тѣмъ ЕГО СІЯТЕЛСТВО КНЯЗЬ АЛЕКСАНДРЪ БОРИСОВИЧЪ КУРАКИНЪ, которой отеческую и щедрую свою милость и по нынѣ мнѣ кажетъ, повелѣлъ мнѣ чрезъ одно свое писмо изъ Москвы перевесть какую нибудь книжку французскую на нашъ языкъ, и то длятого, дабы всуе мое время нетратилось. Желая дабы чрезъ скорое мое послушаніе такъ великому и свѣтлому моему благотворителю показать, что сколь свято я имѣю его повелѣніе, также съ другой стороны дабы и скука моя не такъ была мнѣ чювствителна, думалъ я долго что какую бы то книжку французскую начать переводить. Тогда впала мнѣ на разумъ сія, которую я тамъ не безъ трудности сыскалъ у одной дѣвицы очюнь охотницы до книгъ, и сталъ оную переводить съ такъ великимъ прилѣжаніемъ, что въ мѣсяцъ еще и менше я со всѣмъ ея окончалъ; а каково, то въ ваше доброе разсужденіе, и совѣстное отдаю безъпристрастіе.
Вотъ, ДОБРОЖЕЛАТЕЛНЫИ ЧІТАТЕЛЮ, причина, которая меня побудила сію книжку французскую учинить Рускою.
Въ протчемъ я еи не чиню ни какихъ похвалъ по обыкновенію купцовъ съ совѣстной ревностію и худой свои таваръ похваляющихъ, ибо всякъ меня самохваломъ можетъ за то назвать. А по чему бы? веть я оныя не творецъ? правда, да я лихъ оную переводилъ; а переводчикъ отъ творца только что именемъ рознится. Еще донесу вамъ болше, ежели творецъ замысловатъ былъ, то переводчіку замысловатѣе надлежітъ быть, (я неговорю о себѣ, но о добрыхъ переводчикахъ.) А буде кто тому невѣритъ, тому я способно могу доказать еще Математическимъ Методомъ, что я правду сказалъ. Ау! я недумая по філософски ужъ и ссорюсь низачто! НО ПОЛНО БРАНИТЦА, ПОРА ПОМИРИТЦА.
И тако сами вы прочетъ, ДОБРОЖЕЛАТЕЛНЫИ ЧИТАТЕЛЮ, изволите узнать какову сія книга подаетъ утѣху, сладость, и ползу нравоучителную, и уповаю, буде не обманываюсь, что и другимъ ту имѣете хвалить.
На меня, прошу васъ покорно, не изволте погнѣваться, (буде вы еще глубокословныя держитесь славенщизны) что я оную неславенскимъ языкомъ перевелъ, но почти самымъ простымъ Рускимь словомъ, то есть каковымъ мы межъ собой говоримъ. Сіе я учинилъ слѣдующихъ ради причинъ. Первая: языкъ славенскои, унасъ есть языкъ церковной; а сія книга мирская. Другая: языкъ славенскои въ нынѣшнемъ вѣкѣ у насъ очюнъ теменъ, и многія его наши читая неразумѣютъ; А сія кніга есть СЛАДКІЯ ЛЮБВИ, тогоради всѣмъ должна быть вразумителна. Третія: которая вамъ покажется можетъ быть самая легкая, но которая у меня идетъ за самую важною, то есть, что языкъ славенскои нынѣ жестокъ моимъ ушамъ слышится, хотя прежде сего не толко я имъ писывалъ, но и разговаривалъ со всѣми: но зато у всѣхъ я прошу прощенія, при которыхъ я съ глупословіемъ моимъ славенскімъ особымъ РѢЧЕТОЧЦЕМЪ хотѣлъ себя показывать.
Ежели вамъ, ДОБРОЖЕЛАТЕЛНЫИ ЧИТАТЕЛЮ, покажется что я еще здѣсь въ свойство нашего природнаго языка не умѣтилъ, то хотя могу толко похвалиться, что все мое хотѣніе имѣлъ, дабы то учинить; а колиже не учинилъ, то безсиліе меня къ тому недопустило, и сего, видится мнѣ, доволно есть къ моему оправданію.
Я много самъ въ себѣ молча славлюсь и для того толко, что я могъ какъ нибудь оную перевесть: ибо она ХОТЯ НЕ ВЕЛИКА ДА МУДРА, и въ томъ могутъ мнѣ всѣ тѣ повѣрить, которыя чли ея на французскомъ, а наипаче оныя, которыя для справки похотятъ ея отвѣдать перевесть. Къ тому жъ, въ чомъ со мной всякъ неможетъ не согласиться, перевода вирши французскія на наши, великую я трудность имѣлъ: ибо надлежало непотерять весма разума Французскаго сладости и силы, а всегда имѣть рускую Риѳму. Можетъ статься, что вы небудете доволны разумомъ моихъ виршеи. Того ради, прошу, хотя оныхъ Риѳмы за благо принять, ибо они весма во всемъ прямыя рускія, въ чомъ я ссылаюсь на всѣхъ СПАССКАГО МОСТА стихотворцевъ, даромъ что они не много мнѣ могутъ ползы учинить чрезъ свое освидѣтелствованіе въ мѣрѣ стопъ и въ количествѣ слоговъ, въ пресѣченіи, и въ родѣ стіховъ, для того что они излагая свои РАЦЕИ на тѣ правила не смотрятъ, а чтобъ СКАЗАТЬ да НЕСОЛГАТЬ, можетъ быть и не знаютъ. Но, я уповаю, что знающія имѣютъ мнѣ въ томъ справедливость учинить.
Теперь, ДОБРОЖЕЛАТЕЛНЫИ ЧІТАТЕЛЮ, сами изволте разсуждать чего мои трудъ достоинъ, и потому смотря ласкаво или съ презрѣніемъ его принять; а лучше бы было, воспріемлю смѣлость мое мнѣніе ВАМЪ предложить, ежелибъ желали БЫ видѣть оной благопріятнымъ окомъ: ибо тѣмъ,
Я за справедливое нахожу, любезный мои ЛІЦІДА, чтобъ вамъ извѣстіе учинить о мнѣ, и по отсутствованіи такожде чрезъ цѣлый годъ дабы наконецъ васъ свободить отъ нетерпѣливнаго безпокойства, въ которое васъ привело безъизвѣстіе о моемъ состояніи. Я во многихъ перебывалъ чюжестранныхъ краяхъ отъ того времяни, какъ я съ вами разлучился, Но не можно мнѣ васъ увѣришь въ состояніи, въ которомъ я нынѣ нахожусь, что будуль я доволно имѣть силы къ описанію вамъ моего пути. Сіе еще умножитъ настоящее мое нещастіе, ежели мнѣ надобно будетъ возновить въ памяти моей то, которое уже прошло, и такъ же сіе не имѣетъ какъ возрастить мою болѣзнь, ежели мнѣ надлежитъ мыслить о оныхъ роскошахъ, отъ которыхъ мнѣ неосталось какъ горкое токмовоспоминовеніе. Однако я уповаю что сіе мнѣ имѣетъ быть къ великому моему утѣшенію, ежели я учиню вамъ наилучшему отъ моихъ друговъ вѣденіе о моихъ печалѣхъ, и о моихъ веселіяхъ: ибо печалная жалоба немалую чинитъ пользу злочастнымъ. Тогоради я имѣю позабыть всю скорбь розсказывая вамъ мою Гісторію, и хотя на малое время, однако потщуся такожъ перестать частыя и глубокія испускать воздыханія.
Душа моя, спрячь всю мою скорбь хоть на время,
умальте, мои очи, слезныхъ потокъ бремя;
Перестань жаловаться на нещастье, мои гласъ;
позабудь, и ты сердце, кручину на малъ часъ.
Знаю что вы въ нещасти, и то чрезъ жестоту,
варварской и несклонной судбины въ долготу.
Будьте въ малой роскоши, хоть и всѣ постыли,
и помните что долго вы щастливы были.
Уже тому цѣлый годъ, какъ вы сами вѣдаете, отнелѣжея сѣлъ въ карабль на Окіанѣ со многими лицами всякаго возраста и всякаго чина, изъ которыхъ многія были забіяки, и поѣхалъ въ одну землю, которая называется РОСКОШЬ.
Наше плаваніе тихое весма было чрезъ многія дни, но когда мы хотѣли пристать къ одному острову, гдѣ мы думали отдохнуть и повеселиться, тогда встала превеликая буря, и вѣтръ такъ силнои, что онъ насъ бросилъ съ великою наглостію къ другому берегу на противъ того, на которой мы хотѣли выпили. Насъ тамъ било чрезъ четыри или пять часовъ, но потомъ оная буря затихла, и Солнце появилось на Небѣ такъ красно, что оно таково никогда небывало; А мы нашлися близко одного острова, у котораго берега украшены были очюнь прекрасными садами. Мы возъимѣли тотчасъ любопытство, чтобъ намъ вѣдать, какъ оной островъ называется; а по щасшію нашолся одінъ человѣкъ въ нашемъ караблѣ, которой бывалъ въ томъ островѣ, и оной намъ слѣдующее сказалъ:
Насъ близко теперь держитъ при себѣ Афріка,
около мѣстъ прекрасныхъ моря Атлантика.
А сеи островъ есть ЛЮБВИ, и такъ онъ зовется,
куды всякой человѣкъ въ свое время шлется.
Стары и молодыя Князья и подданны,
дабы видѣть сеи островъ, волили быть странны.
Здѣсь на земли со времямъ все что ужъ нибыло,
то въ сихъ мѣстахъ имѣло желаніе мило.
Разно сухой путь сюды ведетъ также водный,
и отъ всѣхъ странъ въ сеи островъ есть входъ пресвободныи.
Стать, любовность, прикраса, пріязнь съ красотою.
имѣютъ всѣ пристани сія за собою.
И привлекая всяка чрезъ любовны средства,
нікто ихъ не убѣгнетъ вышедчи изъ дѣтства.
Когда оной человѣкъ намъ сказывалъ сіе, мы въ то время часъ отъ часу все ближе подъѣжжали къ оному острову. А когда онъ пересталъ говорить, тогда уже мы близко его такъ были, что мы могли все видѣть въ немъ безъ всякой трудности.
Въ семъ мѣстѣ море не лихо,
какъ бы самой малой потокъ.
А пресладкій Зефіръ тихо,
дыша отъ воды не высокъ
Чинитъ шумъ пріятной весма
во играніи съ волнами.
И можно сказать что сама,
тамъ покоится съ вещами
Натура, дая всѣмъ покои.
премногія красятъ цвѣты
Чрезъ себя прекрасный брегъ тои.
и хотя чрезъ многи лѣты,
Но всегда не увядаютъ;
розы, тюлипы, жесмины
Благовонность испускаютъ,
ольеты, также и крины.
Правда, что нѣтъ во всемъ
свѣтѣ сихъ цвѣтовъ лучше и краше;
Но въ томъ мѣстѣ въ самомъ лѣтѣ,
не на нихъ зритъ око наше.
Правда, что по всему тому берегу видитъ премножество изрядныхъ діковінокъ, красоты, пріязни, прикрасы, и стати всѣ вмѣстѣ тамъ гуляютъ. Но одно сіе меня очюнь во удивленіе привело, когда я увидѣлъ, что престарѣлыя и нехорошія слѣдовали за тѣмижъ веселіями. Оной помянутой человѣкъ, которой намъ сказалъ имя тому острову, примѣтивъ во мнѣ мое удивленіе такъ мнѣ началъ говорить:
Купідъ чрезъ свои стрѣлы ранитъ человѣковъ,
и понежъ онъ есть всѣхъ царей силнѣишіи.
Признанъ въ небѣ, на земли, въ мори, отъ всѣхъ вѣковъ.
подъ разнымъ видомъ тоиже свои старѣйшій
Даетъ законъ, и часто для отмщенья скора
надъ безпристрастнымъ ко всѣмъ женскимъ лицамъ
Употребляетъ своей силой безъ разбора,
давъ его сердце не краснымъ дѣвицамъ.
Когда онъ мнѣ говорилъ сіе, тогда я началъ смотрѣть съ прилѣжаніемъ, какова не имѣлъ я никогда обычаино, на одну дѣвицу, которая гуляла по берегу того острова. Оная дѣвіца была посредѣ красотъ и статей, у которыхъ она затмѣвала ясность чрезъ блистаніе прекраснаго своего лица; и я вамъ признаваюсь, что она меня тотъчасъ въ восхищеніе привела.
Ибо она имѣла все что ЮНОСТЬ слична
имѣетъ, и разслабить чѣмъ сердце обычна.
Зракъ весма свѣжій, краску, велічество сладко,
а бѣлизну румянну, лице также гладко.
Розъ и лилѣи при грудѣ смѣшенье любимо,
нудило здаться очамъ ея не обходимо.
Между тѣмъ мы увидѣли съ десять или съ двенатцать малыхъ стружковъ, которыя отвалили отъ берегу. Оныя стружки всѣ были украшены благовонными цвѣтами: Снасти всѣ на нихъ имѣлись толковыя разныхъ красокъ, и премножество маленкихъ Купідінчиковъ въ весла гребло. Зефіры, которыя около ихъ лѣтая вѣяли, и которыя своимъ сладкімъ благоуханіемъ вмѣстѣ съ онымъ происходящимъ отъ цвѣтовъ непрестанно въ нихъ дуя, наполняли воздухъ благовоніемъ всепріятнѣишимъ; И тако сему маленкому флоту помогали плыть въ тишинѣ. Когда сеи флотикъ приплылъ къ нашему караблю, тогда тотчасъ мы услышали концертъ удивителнои на многихъ інструментахъ, при которыхъ превесма хорошія голоса пѣли слѣдующія рѣчи:
Всѣ хотящія съ желаніемъ полнымъ
насладиться здѣсь въ животѣ радости,
Приставайте къ намъ съ сердцемъ вселюбовнымъ:
безъ ЛЮБВИ нѣту никакои сладости.
Въ тожъ самое время Зефіры лѣтая около насъ подавали намъ свои руки, и чрезъ свои сладкой усмѣхъ казались что они насъ просили, дабы намъ слѣдоватьза ними, всѣ сія восхитительныя диковинки такъ меня обворожили, что я сталъ-быть весь внѣ себя. Желаніе гарячее, которое я имѣлъ, дабы мнѣ увидѣтся съ оною покланяемою красотою, которую я видѣлъ, и которая меня въ восхищеніе привела, такъ же въ самой тотъ часъ незнаю что иное, которое уже засѣло въ моемъ сердцѣ, принудили меня намѣреніе воспріять чтобъ мнѣ побывать въ томъ островѣ. И тако я подалъ мои руки, а Зефіры тотъ часъ меня подхвативъ посадили въ одинъ изъ тѣхъ стружковъ, въ которой купідінчики меня приняли со многимъ засвидѣтелствованіемъ дружбы.
Многія изъ тѣхъ, которыя были со мной на караблѣ, слѣдовали за мною, также и многія нагломъ же караблѣ несходя остались, и которыя смѣялись надъ нами. Я очюнь удивлялся ихъ жестотѣ, съ которою они намъ кричали въ слѣдъ въ смѣхѣ:
Ступайте, дружки, скоро, ищите веселья
что ЛЮБОВЬ вамъ вдохнула.
Вы намъ розскажете все по томъ отъ бездѣлья;
толкобъ смерть васъ несдула!
Между тѣмъ мы плыли съ музыкой играющей и поющей, а всякъ изъ насъ имѣлъ на головѣ вѣнцы изъ цвѣтовъ сплетенныя. И по краткомъ времяни пристали мы къ берегу того острова.
Пристающихъ къ земли той единъ Богъ любезный.
и умамъ чювствителнымъ всегда онъ полезныя
РАЗУМЪ, что имать очи живы, прозорливы,
гласомъ громкимъ идущихъ и рѣчьми учтивы
Остановляетъ; стоя при самомъ томъ входѣ
запрещаетъ дорогу, кричитъ что есть годѣ:
НО ЧЮВСТВІЯ его зракъ незрятъ ослѣпленны.
и будучи единъ онъ съ недруги смертелны
Неможетъ биться, тако никто его гласа не слушаетъ,
и всякъ тамъ идетъ безъ опаса.
Такимже способомъ и я прошолъ оной РАЗУМЪ неслушая его рѣчей и здравыхъ совѣтовъ, и потомъ побѣжалъ я свеликою нетерпѣливостію къ тому мѣсту, на которомъ я видѣлъ оную прекрасную дѣвицу, для которыя вознамѣрился я ѣхать въ островъ ЛЮБВИ; а тамъ отъ нѣкоторыхъ я увѣдомился, что еи имя AMІHTA. Но когда уже я былъ почти при ней, тогда нечаянно единъ человѣкъ, которой неотлучался отъ нея, весма устрашилъ меня единымъ токмо своимъ взглядомъ. Оной былъ высокаго возраста, и лица хорошаго, но очюнь казался постояненъ и важенъ. Очи его весна были небыстры, взглядъ зѣло умильной; а смотря на меня держалъ онъ свои перстъ указателей на своихъ устахъ. Одна дѣвица всегда за нимъ слѣдовала, и которая ступала по своимъ самымъ стопамъ. Оная чинила равныя и подобныя ему тѣлодвиженія, также и поступь имѣла слово въ слово какъ и онъ озираяся непрестанно около себя. Единъ купідинчикъ, которой отъ тоговремяни присталъ ко мнѣ, чтобъ за мной ему слѣдовать всюду въ моемъ пути, и дабы мнѣ розсказывать все что надобно, тогда говорилъ мнѣ тако:
Сеи, что ты видитъ такъ важна,
названъ отъ всѣхъ ПОЧТЕНІЕ;
Мать его есть ЛЮБОВЬ кажнэ,
отецъ, само ЛЮБЛЕНІЕ.
Много друговъ онъ имѣетъ
при дворѣ семъ августѣйшемъ.
А кто ему неумѣетъ
угождать, то тотъ во злѣйшемъ
Нещастіи остается
при всѣхъ нашихъ дѣвахъ красныхъ.
Буде въ милости имѣться
его хочетъ, то словъ ясныхъ
Мало употреблять треба:
а лучше при немъ все молчать,
Глазы, хоть бы были съ неба,
такъ же ничего несмѣчать.
Сіяжъ, что видитъ, другая,
котора есть при немъ всегда,
ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ драгая.
любовникъ безъ неи никогда
Щастливымъ себя ненаидетъ.
а во своей жаркой страсти
СЪ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬЮ зайдетъ
куды хочетъ безъ напасти.
Будучи наученъ отъ такъ добраго и искуснаго наставника я учинилъ великои и учтивой поклонъ ПОЧТЕНІЮ и ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ, и просилъ ихъ, дабы они изволили казать комнѣ свою милость, которую они мнѣ посулили очюнь охотно. Потомъ я подступилъ ближе весь дрожжя къ оной прекрасной дѣвицъ, которая меня усладила, прося ея дабы она изволила благосклонно принять мою услугу въ томъ, что я желаю имѣть честь ея подъ руку весть. На сіе хотя она мнѣ соизволила, но очюнь съ великою спесью, и поговоривши со мной чрезъ нѣсколькое время о томъ о другомъ, тотъ часъ меня покинула.
И понеже ночь уже наступала, того ради оной купідонъ мои проводникъ привелъ меня въ одно мѣстечко, гдѣ мы очюнь худо ночь препроводили. Оное мѣстечко называется БЕЗПОКОИНОСТЬ, имянемъ своея помѣщицы, къ которой мы непреминули итти на поклонъ. Я признаваюсь, что мнѣ очюнь трудно вамъ описать оную госпожю какова она собой: ибо она неможепіъ быть долгое время на одномъ мѣстѣ. Въ одномъ мгновеніи ока видитъ ея стоящую, и тотъ часъ потомъ лежащую. Иногда она ступаетъ очюнь тихо, а иногда такъ скоро, что неможно никакъ за неи слѣдовать. Сказываютъ другія, что она никогда неспитъ, и то можетъ быть что правда, понеже она очюнь суха и блѣдна. Я ея нашолъ весма неубрану, волосы у нея всѣ распущены, а наипаче по челу безъ разбору лежатъ: по тому что она его третъ часто. А когда я еи поклоны мои чинилъ и рѣчь, она ничего того невидала, не примѣчала и неслушала.
Отъ сея госпожи вышедъ легъ я на постелю, на которой немогъ я спать: ибо тамъ оная прекрасная дѣвица, которая меня усладила, присутствуя всегда въ моей мысли подала мнѣ причину учинить слѣдующее разсужденіе:
Что бы я нынѣ ни вѣщалъ,
но словомъ вздохи мѣшаютъ;
Чую, что волность потерялъ;
мысли, гдѣ сердце, незнаютъ.
Не тыль, AMІНТА, то скрала?
я невидявъ твою младость,
Съ самого жизни начала
неимѣлъ такову слобость.
На завтрѣе я всталъ очюнь рано; а купідонъ, которой за мной всюду слѣдовалъ, привелъ меня въ другое мѣстечко, которое называется МАЛЫЯ ПРИСЛУГИ. Я великую разность нашолъ между симъ мѣстечкомъ и БЕЗПОКОИНОСТІЮ; но по моему мнѣнію во всемъ томъ краю сего веселяе нѣтъ мѣста. Тутъ весь дворъ ЛЮБВИ часто въ красные дни препровождаетъ радостно свое время.
Туды на всякъ день любовники спѣшно
сходятся многи весма безпомѣшно,
Дабы посмотрѣть любви на причину,
тоесть на свою красную едину.
Съ утра до ночи тамо пребываютъ,
о любви одной токмо помышляютъ.
Всѣ тамо домы украшены цвѣты,
всѣ и жители богато одѣты.
Все тамъ смѣется/ все въ радости зрится,
все тамъ нравится, всему умъ дивится.
Танцы и пѣсни; пиры и музыка
невпускаютъ скорбь до своего лика.
Всѣ суть изгнанны оттуду пороки.
и всякъ угрюмой чинитъ веселъ скоки.
Всякъ скупой сыплетъ сокровище волно.
всякъ молчаливый говоритъ довольно.
Всякой безумной быватъ многоумнымъ,
сладкія музы поютъ гласомъ шумнымъ.
На конецъ всякой со тщаніемъ чинитъ,
что лучше дѣвамъ ко веселію мнитъ.
Но правдѣ можно сказать, что тамъ другова ничего не видно, какъ то я ко что вездѣ любовныя потѣхи. Чистота, богатой уборъ, снизходителство, угожденіе, дѣвичьи игры., веселье, и разговоры сладкія никогда не отлучаются отъ сего мѣста, но и все съ пристойностію удивителною тамъ чинится. Пришедъ туды ощутилъ я въ себѣ духъ веселой и смышленъ къ изобрѣтенію потѣхъ, чрезъ которыя бы мнѣ можно было угодить моей АМИНТЕ.
Съ симъ намѣреніемъ нарядяся по щоголски и богато прибылъ я съ моимъ Купідіномъ къ неи въ такъ великомъ удоволствованіи сердца, что я никогда еще отъ моея жизни такова неимѣлъ. Но оттуду надлежало паки мнѣ возвратіться спать въ БЕЗПОКОИНОСТЪ: по тому что нѣтъ постоялыхъ домовъ въ МАЛЫХЪ ПРИСЛУГАХЪ. И тако нетерпѣливность, дабы мнѣ еще видѣть АМИНТУ, учинила, что я почти всю безъ сна пробылъ и въ ту ночь, въ которой я не заснулъ какъ на часъ мѣста, и въ семъ усыпленіи видѣлся мнѣ пріятной и сладкой сонъ.
Видѣлось мнѣ, кабы тая
въ моихъ прекрасная дѣва
Умре рукахъ вся нагая,
не чиня ни мала зѣва.
Но смерть какъ гибель напрасну видя,
ту въ миръ возвратила
Въ тысячю разъ паче красну;
а за плачь меня журила.
- * *
Я видѣлъ что ясны очи
ея на меня глѣдѣли,
Хотя и въ темноту ночи
и ни мало не съ мертвѣли.
* * *
Ахъ! вскричалъ я велегласно,
схвативши ея рукою
Какъ бы то на яву власно:
васъ было, МИЛА, косою
- * *
Ссѣчь жестока смерть дерзнула!
Охъ! и мнѣ бы неминовать
Колибъ вѣчно вы уснула!
потомъ я сталъ ту обнимать.
* * *
Я узналъ какъ пробудился,
что то есть насмѣшка срѣзы.
Симъ паче я огорчился
многи проливая слезы.
На другой день я возвратился весма рано въ МАЛЫЯ ПРИСЛУГИ, и былъ я тамъ прінятъ отчасу лучше Аминтою, только что по ночамъ въ БЕЗПОКОЙНОСТИ я мучился. Но по нѣсколкомъ времяни, когда я все учинилъ, что я могъ, ко угожденію АМИНТѢ, тогда въ одинъ изъ тѣхъ дней переѣхала она въ другое мѣстечко, которое называютъ, ДОБРОЙ ПРІЕМЪ. Симъ имянемъ помѣщикъ того мѣста называется. Сеи господинъ безмѣрно учтивъ и обходителенъ, которои допускаетъ до себя весма человѣколюбно, и принимаетъ всякаго пріятелски. Обыватели того мѣста также весма учтивы. АМИНТА слѣдуя примѣру другихъ тамъ меня надчаяніе мое благосклонно изволила принять, и чрезъ то мнѣ подала прічіну вѣріть, что еи не непріятно было меня видѣть.
Купидонъ мои примѣтивъ сіе привелъ меня начевать въ НАДЕЖДУ городъ зѣло великои, красной, словущеи и многолюдной: Потому что отъ всѣхъ сторонъ много туды пріѣзжаетъ народу. Превеликая часть того города создана на пескѣ и безъ основанія, чего ради часто оной въ прахъ разваливается. Другая его чаешь очюнь твердо основана, и почитай всегда во своей цѣлости пребываетъ. Сеи городъ стоитъ при рѣкѣ, которая называется ПPEТЕНЦІА, имѣетъ она свои истокъ въ горѣ тѣмъ же имянемъ называемой близко НАДЕЖДЫ. Оная рѣка хотя есть весма преизрядная, но иногда не безбѣдственно плавать по неи случается; отъ чего и домы, которыя по неи построены, часто со всѣмъ обваливаются. А когда они во своемъ состояніи обрѣтаются, то палаты наипрекраснѣишія немогутъ съ ними сравнены быть ради преузорочнаго ихъ вида. Оная рѣка очюнь славна тѣмъ, что многія знаменитыя лица въ неи потопли. На меня было искушеніе нашло, чтобъ мнѣ въ неи искупаться, и въ томъ мнѣ мои Купидонъ непротивился: Но когда я то лишъ хотѣлъ дѣйствомъ съ великимъ устремленіемъ исполнишь, тогда нечаянно встрѣтілся со мною оной человѣкъ, которой называется ПОЧТЕНІЕ провождаемъ ПРЕДОСТОРОЖНОСТІЮ и тотъ часъ схвативши меня за плечо мнѣ говорилъ, что ни чемъ неможно инымъ такъ себя скоро по губить, какъ симъ моимъ предпріятіемъ, и что надлежитъ мнѣ доволну быть только НАДЕЖДОЮ, а въ ПРЕТЕНЦІЮ пускаться недовлѣетъ. Я ему возблагодаря за сеи совѣтъ отправился къ тои сторонѣ города, которою онъ удалился отъ рѣки. При сеи же сторонѣ и замокъ княгини НАДЕЖДЫ обрѣтается, которая слыветъ въ сторонѣ ЛЮБВИ за будущихъ прорицателную богиню, хотя и не всегда извѣстно можно еи вѣрить въ томъ, что она говоритъ.
Она всегда всѣмъ сулитъ, но часто всѣмъ слова
своего недержится; всегда призываетъ
Всѣхъ къ любви, и жить долго тому прорицаетъ,
у кого ужъ за плечми стоитъ смерть готова.
При входѣ самомъ ея палатъ встрѣчаются МЫСЛИ, которыя, весма подобны суть птицамъ, и лѣшаютъ тамъ всегда то очюнь низко, то по срединѣ воздуха какъ имъ захочется. Когда я ихъ увидѣлъ въ первыя., тогда они доволно были небыстры; потому что они лѣтали все равно. Оттуду я отшелъ, и пошолъ къ тому мѣсту, гдѣ мнѣ надлежало видѣть княгиню НАДЕЖДУ; которая есть весма прекрасная персона; лице она имѣетъ веселое, и всю Фізіономію свѣтлую и пріятную, а будучи съ леи никогда неможно скучиться: ибо она утѣшаетъ наипечалнѣишихъ, надымаетъ духъ гордымъ, и ласкаетъ привѣтливо всѣхъ тѣхъ, которыя желанія имѣютъ умѣренныя, а какъ я представленъ былъ ея лицу, тогда два человѣка вмѣстѣ со мной предъ нея же вошли, изъ которыхъ одинъ такъ въ высокомъ мѣстѣ любилъ, что онъ несмѣлъ нічего оттуду ожідать добраго; А. другой съ тѣмъ же намѣреніемъ надѣялся всего отъ своего благополучія. Я удивился весма ея хитрости, которою она утѣшала одного, и ободряла другова. Первому она слѣдующее говорила:
Почтеніе и время отъемлютъ помѣху,
а любви нѣтъ упрямой безъ чудна успѣху.
Потомъ оборотившися къ другому такову рѣчь имѣла:
Славно есть почесть имѣть
тому, ктобъ смогдъ понизить гордостну высоту;
А кто предпріемлетъ то, но всегда въ суету;
то въ томъ хвално умереть.
Что же надлежитъ до меня; когда еи донесъ я всю мою гісторію, въ чомъ она доволно меня нашла не чрезъ мѣру желающаго тогда отвѣтствовала она мнѣ тако:
Ты можетъ надѣяться съ прямымъ сердцемъ всего;
отъ мила друга будетъ здѣсь любимъ для того.
Хотя вѣдалъ я, что она лстила всему свѣту; однако сія ея рѣчи успокоили меня весма на ту ночь. Назавтрѣя Купідонъ хотѣлъ меня весть ПО ОБЪЯВЛЕНІЕ. Но какъ мы были уже на дорогѣ, гдѣ тотъ часъ встрѣтился съ нами тотъ же человѣкъ называемой ПОЧТЕНІЕ, которой почитай съ сердца мнѣ представлялъ, что ненадлежитъ туда спѣшить такѣ скоро, а Купідона моего онъ за то журилъ. Которой нестерпя той его журбы слѣдующее шумно, и яростно завопилъ:
Что это? всели вздыхать съ мученіемъ вѣчнымъ?
всели страдать? всель любить съ жаромъ безконечнымъ?
На конецъ и умереть придетъ намъ можетъ быть,
А о любви ничего ненада объявить?
И незнать, когда смерть скосить насъ нахална,
будетъ ли о томъ мила, хоть мало печална?
Надаль, чтобъ быть щастливу, ждать слѣпа случая?
такъ что, когда слою жизнь на весь вѣкъ кончая,
Тогда хотя и любить тебя станетъ мила,
Но веть немысля что ужъ поздо залюбила?
ПОЧТЕНІЕ ему сказалъ, что то не по его станется; и что ежели я исполню дѣиствително его совѣтъ, то моя любовь вскорѣ познана будетъ и что въ протчемъ я всегда имѣю наити АМИНТУ въ ОБЪЯВЛЕНІИ, инакожъ, можетъ быть, что она дня одного тамъ непроживетъ, послѣ чего я ея неувижу ни когда. Я немогъ нездаться на сія ПОЧТЕНІЕВЫ разсужденія, хоть мои КУПИДОНЪ противъ сего что ни говорилъ. Отъ туду съ ПОЧТЕНІЕМЪ и съ КУПИДОНОМЪ вмѣстѣ пошолъ я въ одну крѣпость, Въ которой ПОЧТЕНІЕ былъ Губернаторомъ, и онъ меня обнадежилъ, что я тамъ увижу АМИНТУ. Оная крѣпость очюнь укрѣплена валами неприступными; стѣны ея находятся такъ высоки, что окомъ неможно ихъ завидѣть конца, и такую толстоту имѣютъ, что ни чемъ невозможно ихъ пробить. ОЧЕСЛИВОСТЬ, МОЛЧАНІЕ, и ТАИНА стерегутъ тоя крѣпости вороты, которыя мнѣ показались менше самои малинкои калитки. ОЧЕСЛИВОСТЬ есть едина отъ женъ очюнь постоянна, но которая непритворяется быть таковой; Очи ея имѣютъ зракъ небыстрой, и можно съ всего лица ея видѣть, что она воздержателна. Платье на неи гораздо простое, и им ѣетъ руки и шѣю весма закрыту. МОЛЧАНІЕ есть таковъ каковъ онъ малюется, которои всегда щуритъ глаза, и корчитъ все свое тѣло держа перстъ указателнои на устахъ своихъ. Сколькожъ надлежитъ до ТАИНЫ; оныя ни когда неможно видѣть; и тамо она стоитъ скрыта въ одномъ темномъ мѣстѣ, откуду она невыходитъ какъ когда надобно. И ежели она когда говоритъ, то очюнь тихимъ голосомъ; она имѣетъ уши весма много слышателны, и умѣетъ отгадывать все чрезъ самой малой знакъ. Мы вошли въ сію крѣпость слѣдуя за ПОЧТЕНІЕМЪ въ велікой тишинѣ и почитай тайкомъ, и тогда мы разсмотрили что:
Дворы тамъ весма суть уединенны
и въ тихости всѣ съ собой неотмѣнны.
Никогда тамо неувидитъ збору;
всякъ ходить въ ночи безкриклива здору.
Всякъ свои дѣла самъ единъ справляетъ,
а секретарямъ оны неввѣряетъ.
Встрѣчаться тамо часто невозможно.
Несвобедну быть нада неотлоячно,
И всегда терпѣть безъ всякой докуки,
хоть какъ нибудутъ жестокія муки.
Всей то крѣпости всѣ употребляютъ
языкомъ нѣмымъ, а о всемъ всѣ знаютъ;
Ибо хоть безъ словъ всегда онъ вѣщаетъ,
но что въ сердцѣ есть, все онъ открываетъ;
И по желанью что всяку творити
сказуетъ, скорбнуль радостнули быти.
Сія крѣпость называется МОЛЧАЛИВОСТЬ, именемъ ПОЧТЕНІЕ ВОИ дочери, которая въ томъ замкѣ намѣстничествуетъ. Сія ПОЧТЕШЕВА дочь весма есть доброзрачна, но съ перваго приходу никому она ненравится. Всѣ тѣ, которыя съ нею обходятся, любятъ очюнь ея разговоры; глаза она имѣетъ быстрыя, ясныя, и живыя, которыя, когда имъ надобно, Лено и вразумително говорятъ всѣмъ люденъ. Лице она носитъ очюнь мирное и воздержателное. Въ протчемъ явно всѣмъ видимо, что она имѣетъ много хитрости и искуства, которыми она употребляетъ когда хочетъ. Но отданіи еи моего поклона я испоттиха допрошался того мѣста, Гдѣ пребывала моя АМИНТА: а когда я довѣдался, тогда Я занялъ постоялой домъ весма отдаленъ отъ ея жилища. Во свиданіи моемъ съ нею я имѣлъ къ неи рѣчи весма о иномъ всемъ какъ о моей любви: я прожилъ очюнь долгое время въ сеи крѣпости, ведя жизнь зѣло печалну ді не имѣя обходителства ни съ кѣмъ.
Проливать слезы толко мнѣ тамъ было дѣла.
часто ростатся тѣломъ; вся душа хотѣла.
Но никакои АМИНТѢ неимѣлъ докуки,
хоть и жестоки меня погубляли скуки.
Стрепетомъ отъ АМІНТЫ для почетна взора,
иль отъ смерти, нещасью ждалъ я конца скора.
Толко за моей милои слѣдовалъ повсюду,
говорилъ глазы, сердце что страждетъ внутрь уду.
Мои частыя вздохи и печаль постыла казали еи, что меня она побѣдила.
Мои КУПИДОНЪ часто въ сожаленіе о мнѣ приходилъ, и хотѣлъ меня весма покинуть. Но я его такъ улещивалъ, что онъ ни по какой мѣрѣ немогъ того учинить.
Но нѣсколкомъ времяни я нашолъ себя еще наипаче бѣднѣйшимъ: ибо АМИНТА, чрезъ все что я ничинилъ, узнавши мою любовь къ себѣ, немедленно ушла въ пещеру ЖЕСТОКОСТИ. Сія пещера есть превеликой камень дикои такъ не приходной, что никакимъ способомъ невозможно на него взлѣсть. Входъ въ оную пещеру заповѣданъ всѣмъ любовникамъ, и караулимъ чрезъ наисвирѣпѣишихъ Тігровъ. Я хотѣлъ удержать АМИНТУ въ самую ту минуту, какъ она туды входила; но недопустила мнѣ того учинить одна превеликая бабища очюнь дурная, и взгляду свирѣпаго, у которыя оба глаза выпучились изолбу. Сія старая корзовка руки имѣетъ долгія и высохлыя, А ногти какъ Лвиныя. Она обыкла всѣхъ ни во что ставитъ, и кто бы вы нибыли ни накого несмотритъ, и все любитъ весь народъ мучить. Одинъ ея взглядъ приводитъ сердце въ крайнее отчаяніе.
ЖЕСТОКОСТЬ та зовется.
Такъ дурной нелзя видѣть никому никогда,
но младость и пригожство почти вездѣ всегда около ея трется.
Я такъ жестоко испужался увидѣвъ оную, что я весь внѣ себя незнаю куды забѣжалъ по берегу одного превеликаго источника, которой выходитъ съ вершины самой помянутого того дикого камня.
Сему потоку быть стало
съ слезъ любовничьихъ начало,
Которыя чрезъ ихъ плачь смѣшенный со стономъ
стремляютъ съ камня воду въ бѣль скипящимъ звономъ.
вода камень умягчаетъ,
шумъ всюду слышимъ бываетъ;
Древеса и всѣ цвѣты въ сожалѣни зрятся,
одна толко ЖЕСТОКОСТЬ ничемъ можетъ смяться.
Сеи источникъ окруженъ лѣсомъ пребезмѣрно дремучимъ и темнымъ; на всѣхъ коркахъ древесъ оныхъ вырѣзаны плачевныя гісторіи многихъ любовниковъ, и по всему тому лѣсу слышятся вездѣ крикъ, пени и укоры. Эхо неповторяетъ тамъ какъ слова печалныя и весма рыдателныя. Наконецъ, все дышетъ смертью въ семъ печалномъ мѣстѣ. Тамъ то и я отчаявшися выручить изъ рукъ ЖЕСТОКОСТИ мою АМИНТУ, въ горкомъ рыданіи вопілъ слѣдующее:
Увы, АМИНТА жестока!
Немогуль я при смерти васъ моей смягчити?
сеи лѣсъ, и все неможетъ безъ жалости быти.
Ахъ, АМИНТА, жеще рока!
Сеи камень, ежели бы имѣлъ столко мочи,
восхотѣлъ бы утереть мои слезны очи.
Ахъ, АМИНТА! безъ порока
Можетель вы быть смерти моея виною?
пока щититься, увы! вамъ здѣ жестотою?
Ахъ, АМИНТА! нѣтли срока?
Сіе мое рыданіе повсюду слышимо было, тѣмъ наипаче, что частое Эхо разносіло его двократно иногда трикратно по всему лѣсу. Я тогда не имѣлъ себѣ ни малого покою, и непереставалъ на малъ часъ горнія изливать слезы. А прохаживался я часто около того дикого камня, гдѣ я иногда встрѣчался съ АМИНТОЮ; но она всегда была съ ЖЕСТОКОСТІЮ, которую я старался умягчить чрезъ всякородное униженіе, но всегда вотще. Въ одинъ изъ сихъ дней, когда я былъ въ болшемъ сокрушеніи нежели обычаино, КУПІДОНЪ мои привелъ меня на берегъ одного озера, которое называется ОЗЕРО ОТЧАЯНІЯ.
Въ семъ озерѣ бѣдныя любовники присны
престаютъ быть въ семъ свѣтѣ милымъ ненависны:
Отчаяваясь всегда отнихъ любимы быть,
и немогуще начасъ во свѣтѣ безъ нихъ жить;
Препроводивши многи свои дни въ печали
пріходятъ къ тому они; дабы жізнь скончали.
Тамо находятся всѣ птицы злопророчны,
тамъ плаваютъ лебеди весма дикимъ точны,
И чрезъ свои печалны пѣсни и негласны
плачютъ о любовникахъ, которы безчасны.
По берегамъ сего озера многія ходятъ любовники печалныя, и невидалъ я изъ нихъ какъ очюнь малое число; которое бросается въ то озеро. На меня было нашло искушеніе въ ономъ утопіться, но тотъ часъ я другое намѣреніе предвоспріялъ, то есть, еще однажды отвѣдать, прежде нежели потоплюсь, что немогули я умягчить АМИНТУ, и ЖЕСТОКОСТЬ. Всемъ намѣреніи пошолъ я корпѣть при въ самомъ входѣ онаго камня, весма разрѣшився оттуду никогда не отойти, пока АМИНТА изъ пещеры невыдетъ; и тамъ то я изливая великія источники слезъ учинилъ слышимы быть повсюду мои рыданія, и былъ всегда презираемъ отъ ЖЕСТОКОСТИ. На конецъ я думаю, что мои болѣзни могли бы меня до основанія изнурить, ежели бы КУП’ДОНЪ мои недалъ мнѣ вѣрнаго и добраго совѣта, которой избавилъ меня отъ смерти. Во единъ отъ сіхъ дней, внезапу увідѣлъ я преизрядную собой дѣвицу? которая мимо меня шла, и плакала на меня смотря, и казалося съ ея взглядовъ, что она оплакивала мое нащастіе.
Казалось мнѣ, что въ себѣ она говорила: ахъ жаль мнѣ весма сего любовника мила! Сеи гарячеи страсти любовь его вѣрна, любима быти должна оть сердца безмѣрна.
Я почювствовалъ такъ много себя быть обязана сеи дѣвицѣ, что я тотъ часъ сталъ спрашивать ея имени; А КУПІДОНЪ мои мнѣ сказалъ что то есть ЖАЛОСТЬ, которая появливается здѣсь часто, чтобъ возмощи услужить какому любовнику безчасгиному, и что ежелибъ я могъ учинить то, чтобъ еи стать за меня, тобы она принудила АМИНТУ заразъ вытти изъ пещеры ЖЕСТОКОСТИ. Тогда я, да бы небезприбыленъ мнѣ былъ сеи совѣтъ, потщился всячески умолить ЖАЛОСТЬ объявляя ей оплакуемое состояніе, въ которомъ я находился. Она въ такое пришла о мнѣ сожалѣніе, что ни мало непопротивилася подать мнѣ свою помощь, и недолго медлила дѣйствомъ исполнить мнѣ свое обѣщаніе: ибо долго ходя около оныя пещеры и камня дикого, на конецъ обозрила она АМИНТУ и розказала еи всю мою печалную гісторію, но въ такихъ рѣчахъ умилителныхъ, что безчеловѣчная АМИНТА немогла сама отъ слезъ удержаться. Сіе видя ЖАЛОСТЬ привела оную на то мѣсто гдѣ я былъ, и показала еи состояніе, въ которое я принужденъ былъ притти. АМИНТА немогла небыть чювствителна видя мое нещаситіе, такъ что съ терпѣніемъ изволила выслушать любовныя укоризны и пени, которыя я еи чинилъ, и нашла она мою жалобу за законную. На конецъ вознамѣрілася и удоволствованіе мнѣ за то учинить. ЖЕСТОКОСТЬ обвѣстившися о всемъ томъ, что тогда между нами чинилось, и прибѣгши къ намъ хотѣла у насъ отнять ея: Но ЖАЛОСТЬ оттолкнувши оную жестоко отдала мнѣ мою любезную АМИНТУ, которая подымая меня отъ земли такъ мнѣ говорила:
Ахъ! такъ вѣрный мои Тірсисъ! твоя страсть гаряча
нравится мнѣ нынѣ.
Благодари ЖАЛОСТИ, перестань отъ плача,
будь во благостынѣ.
Сія ЖАЛОСТЬ чрезъ свои пресладкія рѣчи
вложила мнѣ въ душу,
Чтобъ утереть при глазѣхъ твоихъ слезны течи,
Ввесть въ радости сушу.
Горю о тебѣ сердцемъ, болю всей утробой,
и чювствую сладость,
Что вижу любви твоей знакъ ко мнѣ особой.
стреги твою младость.
Живи, мои драгой Тірсисъ, я повелѣваю,
и надежду сладку
Воспріими отъ нынѣ: ибо я начаю
безложна припадку,
Что въ нѣкоторо время Аминта ты дружна,
ради постоянства
Твоего чреззвычаина, явится услужна
даже до подданства.
Я немогу вамъ описать всю мою радость, какову я тогда имѣлъ, когда изъ сахарныхъ ея устъ произнеслися сія рѣчи: ибо я себя увидѣлъ въ единомъ мгновеніи ока, что изъ всѣхъ безчастливѣишіи человѣковъ, сталъ я быть наищасливѣишимъ всѣхъ, и будучи весь внѣ себя слѣдующее я воскричалъ:
Радуйся сердце! Аминта смягчилась,
такъ что предо мнои самымъ прослезилась,
Невоспоминаи о твоемъ нещасти.
и безъ напасти
Начни твою жизнь отъ нынѣ любити:
ибо Аминта подъ крѣпою быти
Той восхотѣла отъ сердца усердна
и благосердна.
Когда хотѣло ты соити до гроба,
къ обывателямъ подземнаго глоба;
Та бѣлой ручкой тебя подхватила,
и непустила.
Что она спасла, то отдать еи нада,
мое сердце, ахъ! душа моя рада:
Ибо надлежитъ сіе еи по праву,
и по уставу.
Вы изволите видѣть меля, что я теперь въ превеликомъ нахожусь щастіи; и по правдѣ, я въ томъ былъ болше нежели какъ самъ думалъ. Тогда я благословно началъ привѣтствовать всѣмъ нещастіямъ, которыя я претерпѣлъ, и въ едино мгновеніе ока я ихъ всѣхъ позабылъ. Но ЖАЛОСТЬ не удоволившіся тѣмъ, что она вывела АМИНТУ изъ онаго премерзскако жілища, привела еще оную даже до ИСКРЕННОСТИ, гдѣ она насъ покинула спѣша другимъ любовникамъ помощь подать. Я ея просилъ отходящую незабыть, что она мнѣ всегда надобна. Оная мнѣ посулила свою поиощь въ нужномъ случаи и вручила насъ обѣихъ ИСКРЕННОСТИ своей другинѣ, которой принадлежало оное мѣстечко, гдѣ она насъ оставила. Сіе мѣстечко по прямому сказать нечто другое, какъ прохладной загородной домъ; но по моему мнѣнію наивеселѣишіи всѣхъ въ тои земли. Сама ИСКРЕННОСТЬ есть дѣвица, которая имѣетъ лице нелуковное и свободное, на которомъ все можно видѣть что у нея въ глубинѣ ея сердца находится; также можно знать и всѣ ея мысли. Во нравѣ своемъ всегда она бываетъ непремѣнна, и полная вольность всѣмъ дана въ ея замкѣ. При семъ то замкѣ всѣ находятся СХОДБИЩА, которыя нечто иное, какъ малыя частинки удаленныя отъ дорогъ, и въ которыя входъ есть потаенной, и гдѣ никакова помѣшателства ни кому нечинится. Тамъ то имѣется веселіе разговаривать межъ собою чрезъ весь день безъ всякой скуки, и безъ всякаго утружденія; тамъ то можно съ собою видѣтся на всякъ часъ, и кажется, что мало еще видится; Тамъ то услаждаются всѣ тайными разговорами; Тамъ то легко сыскиваются всякія разныя способы, чтобъ чаще межъ собой свиданіе имѣть и разговаривать.
ЛЮБОВНЫЯ ПИСМА тамъ весма въ частомъ употребленіи имѣются, которыя, что вы сами изволите вѣдать, нечто другое, какъ легкія самыя и потаемныя скороходы, и которыя ни въ чомъ иномъ неупражняются, какъ чтобъ услужить любовникамъ, когда они ради приключившагося препятія немогутъ имѣть время ни съ собой видѣться. На конецъ, я тамъ препроводилъ очюнь щасливо мои дни, такъ что отъ всея моея жизни я въ такомъ хорошомъ времяни ненаходился: ибо я былъ непрестанно съ моею АМИНТОЮ, которая мнѣ объявляла всѣ свои мысли какъ бы они нибыли тайныя; взаимно и я всѣ еи открывалъ мои.
О коль мнѣ тамо сладка веселія было!
съ какимъ довольствомъ прошло мое время!
Все въ восхищени мое сердце себя зрило!
съ радости къ небу бралось мое тѣмя!
О ежели бы я тамъ взнуздалъ мою похоть!
все зридъ Амінту! вездѣ радость многа!
И небыло ни о чомъ, Ахъ! мнѣ тамо охать;
всегда съ неи рѣчи, нигдѣ нѣтъ подлога.
Я былъ доволно любимъ, чтобъ мнѣ не крушиться;
надобноль было, увы! мыслить тамо,
Чтобъ при неи еще лучше тогда мнѣ наититься,
Когда веселье приплывало само?
Чего бы я тамо нимогъ пожелать, то есть знаковъ ли дружелюбныхъ, или нѣсколко чювствія гарячія любви, Все я то получалъ отъ нея чрезъ самую малую прозбу. Словомъ сказать, я препровождалъ мои дни съ АМИНТОЮ въ превеликомъ веселіи и щастіи, ежели бы я всегда могъ тѣмъ быть доволенъ: Но Купідонъ, которого я имѣлъ при себѣ, всегда меня прінуждалъ чтобъ ея повесть въ его храмъ, за что всегда она на меня воогорченіе приходила, сколко разъ я еи ни предлагалъ чтобъ тамъ побывать.
Но наконецъ, по многихъ прозбахъ и докукакъ мы вышли съ нею оба въ мѣстѣ изъ ИСКРЕННОСТИ. И едва лишъ оное всепріятное мѣсто мы оставили, какъ едина жена, которая казалась, что она великую надъ всѣми власть имѣетъ, намъ попалась на дорогѣ, и силною рукою нагло у меня вырвала АМИНТУ. Я немогъ, хотя она и не учтиво со мной поступила, чтобъ къ неи съ великимъ моимъ почтеніемъ непребыть; и когда я всяко старался оную уговорить, тогда она неглядя на меня увела АМИНТу въ другую сторону, а оная прекрасная дѣвушка ни чего немогла мнѣ иного учинить, толко что покидая меня слѣдующее изволила выговорить:
Неможно мнѣ противной быти нынѣ долѣ:
сама ДОЛЖНОСТЬ уводитъ меня не поволѣ.
Но однако на всегда ради меня здравствуй,
храни твою мнѣ вѣрность, сердце твое царствуи.
Я оцепенѣлъ весь на сіе смотря, и толко памятывалъ я, что АМИНТА меня покидала. Въ протчемъ, въ первомъ устремленіи было у меня на умѣ, чтобъ за нею гнаться, и вырвать ея силою изрукъ ДОЛЖНОСТИ: Но ПОЧТЕНІЕ и ПРЕДЪОСТОРОЖНОСТЬ подбѣжали комнѣ въ тожъ самое время, и мнѣ въ томъ препятіе учинили. Сія ихъ встрѣча нечаянная сперва меня весма огорчила; Но понеже всегда ихъ мнѣ совѣты были зѣло успѣшны, того ради и въ семъ случаи я ихъ неприминулъ послушаться. Тогда пошелъ я въ одну пустыню, которая показалась мнѣ, что она приличествуетъ печалному моему сердцу. Сіе мѣсто со всѣхъ сторонъ окружено многими горами, и куды ни птицы незалѣтываютъ, ни звѣри низабѣгиваютъ; однакожъ тамъ находится одинъ замокъ но средѣ великаго лѣса построенъ, въ которомъ живетъ безвыходно одна ОСОБА всегда въ горести пребывающая; и называется РАЗЛУКА.
Сіе РАЗЛУКУ неможно нигдѣ видѣть, всегда она имѣетъ очи заплаканыя слезами, и слѣдователно весма она худа, суха, и безъобразна; никогда она неноситъ цвѣтнаго платья; всегда одѣта въ чорномъ. А при неи тамъ живетъ безъ отходно ЗАДУМЛИВОСТЬ, которая и сама такъ же очюнь суха, глаза ея ни на что невзіраютъ и смотрятъ на все, а ничего невидятъ. Ничего она непримѣчаетъ, и прилѣжанія ни къ чему неимѣетъ. Что бы она ни говорила, то все не къ стати, и не отвѣтствуетъ почти на все, очомъ у неи спрашиваютъ. Кажется, что она вся сама въ себѣ, и которая всегда бѣгаетъ отъ всѣхъ людей. Паденіе водъ, пріятной ихъ шумъ, и пѣсни птичьи, обыкновенное ея есть увеселеніе. Я великую дружбу учинилъ съ неи, и что она чинила, я все также по ея дѣлалъ. Я розмыкивалъ мою печаль по не объятнои тои пустынѣ, и розговаривалъ толко въ томъ уединеніи, смотря на оную, съ лѣсомъ, и водами, съ Эхомъ и съ источниками; и тако я претерпѣвалъ презѣлныя нужды: Ибо я чювствовалъ всегда въ себѣ великое желаніе, да бы видѣть АМИНТУ, но ни по какой мѣрѣ не могъ желанія моего исполнить. А сіе еще меня паче всего огорчило. Понеже, тамъ время очюнь долго длится такъ что ни въ какомъ другомъ мѣстѣ того неслучается; всякая минута за часъ кажется, и всякой часъ за день, а день за цѣлой годъ. Много тамъ вездѣ попадается СКУКЪ, которыя суть пребезмѣрно великаго возраста жонки очюнь смрадны; Въ проптчемъ нелзя ни по какой мѣрѣ обошлись, чтобъ ихъ невидать: Ибо тамъ ихъ превеликое множество находится. На конецъ нерадъ я тамъ своему животу былъ, потому что уже долѣе невозможно было мнѣ терпѣть такъ жестокаго мученія, и будучи уже почитай при смерти, изложилъ я отъ себя слѣдующія ВИРШИ:
Нынѣ уже надлежитъ, увы! мнѣ умереть:
мои всѣ скорби целбы не могутъ здѣсь имѣть.
Все мое стараніе, чтобъ ихъ облегчити,
неможетъ какъ еще ихъ болше разтравити.
Въ скукѣ, которая всегда меня здѣсь обдержитъ,
могу ли я жить болше? ахъ! умереть надлежитъ.
Радости твои, сердце, пропали безвѣста:
Ибо АМИНТА ушла во вся съ сего мѣста.
Но къ чому вопить нынѣ не имѣя мочи?
отстать отъ всего лучше страшивъ ея очи.
Безъ моей милои, въ неи же вся мнѣ есть утѣха,
ахъ! душа моя рвется страстми безъ успѣха.
Не осталось отъ о моей горячей мнѣ страсти,
какъ раскаянье, скука, печаль, и напасти.
Во всѣхъ моихъ днехъ нужныхъ слабость безконечна,
шлетъ меня скоро къ смерти, что безчеловѣчна.
Долгая, можешли ты изъ сердца, РАЗЛУКА
вынять любви все и память, есть ли ты сторука?
Ахъ! проклята, въ тебѣ ли мнѣ искать помоги:
Ты мнѣ чинишъ, ты, нынѣ смертельны налоги.
Ты отняла АМИНТУ, разговоровъ сладость,
ласковыя привѣты, и всю мою радость.
Но она въ моемъ сердце вся есть съ красотою,
къ умноженью печалей въ мысли есть со мною.
Таковыя то я претерпѣлъ болѣзни, которыми мучитъ разлука! я неимѣлъ тогда никакова другаго утѣшенія какъ толко что отъ времяни до времяни получалъ я писма, которыя мнѣ вручать КУПІДОНЪ мои находилъ способъ.
Но въ сихъ мукахъ неможно бы мнѣ было долго прожить въ свѣтѣ, ежели бы на конецъ АМИНТА избавившися отъ ДОЛЖНОСТИ невызвала меня изъ той пустыни. Тогда тотчасъ всѣ я позабылъ мои скорби и нужды прешедшія, и поспѣшалъ ея увидѣть со всею нетерпѣливностію приличною любовнику; но и для сего ненашолъ я себя щастливѣйшимъ: Ибо я въ такомъ мѣстѣ оную сыскалъ, въ которомъ никто ни когда немогъ имѣть покою.
Тамъ всякъ другъ на друга злится,
нѣтъ почести отцу, брату,
Ни Князь, ниже Царь нечтится;
Всякъ хочетъ биться домату,
всякъ нежелаетъ какъ смерти.
Въ ярости, въ гнѣвѣ, въ подзорѣ,
самъ пропасть, иль друга стерти.
Тамъ нада быть, въ смутѣ, въ ссорѣ.
Сіе мѣсто называется СВОЯКИ. Въ которое я лишъ прибылъ, то тотчасъ увідѣвши около АМИНТЫ многихъ, которыя блѣднѣли съ лихости для моего прибытія, также и недопускали меня съ неи говоріть. А я почювствовалъ въ моемъ сердцѣ великую злобу тайную противъ всѣхъ тѣхъ людей; и понеже казалося мнѣ, что АМИНТА чінила имъ пріятное весма лице, того ради мои КУПІДОНЪ немедленно меня оттуду отвелъ въ палату РЕВНИВОСТИ, которая не въ далекомъ есть разстояніи отъ СВОЯКОВЪ.
Сія палата есть изъ всѣхъ тамъ мѣстъ нанеипріятнѣішая: Ибо РАЗЛУКА и ЖЕСТОКОСТЬ въ половіну немучатъ любовніковъ протівъ РЕВНІВОСТИ. Ненасье всегдашнее, дожжи непрестанныя, и вѣтры силныя чинятъ тамошнее пребываніе наипреіскушнѣішее. Громъ всегда тамъ бываетъ великои, и грозы на всякъ день ужасныя. Воздухъ весма тамъ густой и очюнь темной; тогоради всѣ вещи кажутся двойными. Самая малая тучка въ превеликой страхъ приводитъ, и повсюду много тамъ находится преглубокихъ пропастей, въ которыхъ часто, для непрестанной темноты многія пропадаютъ любовники упадшія.
Во входѣ самомъ оныя палаты стоятъ ЯРОСТЬ, ПРИВИДЕНІЕ, и СМУЩЕНІЕ, которыя такимъ способомъ обморачиваютъ глаза, что все тамъ криво кажется. Оная ЯРОСТЬ есть въ непрестанномъ смятеніи, а незнаетъ для чего; говоритъ она очюнь скоро, и все что нипроизноситъ, то съ великимъ жаромъ. СМУЩЕНІЕ въ страхъ приходитъ отъ самой малой причины, которое въ горесть совершенную приводитъ самое НИЧТО. ПРИВИДВНІЕ всегда себѣ само чинитъ нещастіе, понеже оно родилося отъ мечты суетныя для своего мученія.
Всѣ сія лицы дали мнѣ тамъ выпить одинъ напитокъ, которой заразъ меня учинилъ со всѣмъ и во всемъ инымъ человѣкомъ, ибо:
Я сталъ быть недовѣрчивъ, яръ, подозрителенъ;
а мои гнѣвъ мнѣ казался весь разсудителенъ.
Чтобъ быть мнѣ весма бѣднымъ, самъ учинилъ муку;
и всѣ мнѣ нечинили тамъ вещи какъ скуку.
Въ семъ оплакуемомъ состояніи пошолъ я видѣть самую РЕВНИВОСТЬ, которая очюнь дурна и весма безтѣлца слово въ слово какъ СМЕРТЬ, и вся въ змѣяхъ, которыя безъ устатку грызутъ у нея сердце. Взглядъ ея очюнь ядовитъ и смертоносенъ, и неможетъ она ни на что посмотрѣть безъ ЗАВИСТИ. Когда я былъ предъ неи, тогда она мнѣ кинула одну изъ своихъ змѣи, которая къ моей ярости еще вящше прибавила жару. И оттуду вышедчи бѣгалъ повсюду а не зная куды я бѣгу; А когда я видѣлъ АМИНТу съ людми, тогда я къ неи приступить недерзалъ, и трепеталъ изъ всей моей души. Я подслушивалъ все чтобъ еи ни говорено было, и все что она на то отвѣтствовала; А всякое ея слово я толковалъ такимъ разумомъ, которой меня непрестанно могъ мучить. Когда кто на ухо говорилъ съ неи, тогда тотъ часъ я весь блѣднѣлъ съ злобы такъ что бутто бы я былъ при самой смерти, всякой ея знакъ, всякое тѣло движеніе приписывалъ я въ ползу другимъ: А когда я немогъ ея видѣть, тогда я думалъ, что она въ рукахъ у одного СВОЯКА находилась; ежелиже она была когда одна только, то я вѣрилъ, что она ждала ково нибудь. На конецъ, въ моей ярости я ея ревновалъ ко всему что я ни видѣлъ, а чего смѣшняе неможетъ быть, также и къ вещамъ бездушнымъ.
Древа, цвѣты, крычалъ я весь въ ревнивомъ гнѣвѣ,
почто чаще не сомнои, съ вами слово дѣвѣ?
Вы всѣ о безпокойствѣ днесь ея извѣстны;
ваши уединенья не бо суть еи тѣсны.
Колибъ, неблагодарна, вѣрность мнѣ хранила,
чащебъ со мной, не съ вами себя находила.
Между тѣмъ АММИТА смотря на мою слабость съ начала усмѣхивалася; а потомъ за то на меня очюнь розсердилась. М тогда то я спознался съ одной женщиной, которая хотѣла меня изцѣлить отъ ЛЮБВИ, и отъ моего РЕВНОВАНІЯ вкупѣ. Сія женщина называется ДОСАДА.
Она есть мученія въ любви врагъ смертельной,
и котора, когда кто злѣ съ неи поступаетъ,
При помощи своея ярости презѣлнои
тотъ часъ съ глазъ какъ молнія быстра пропадаетъ.
- * *
Случается иногда, симъ еи избавляти
любовника погибла почти всеконечно
Отъ той гибели цѣлой, и противу стати
любви и злои ревности чрезъ весь животъ вѣчно.
Она моей милои невѣрность мнѣ мнима
дала вину нелюбитъ въ моихъ ту обѣтахъ.
А досада казалась такъ весма любима,
что чрезъ девять дней цѣлыхъ, я былъ у неи въ нѣтахъ.
Но печаль неотошла и скука намало,
а сердце стерпѣвало такъ велики казни,
Что съ любовью АМИНТЫ смерть лутче желало,
нежелибъ мнѣ лишишься ея въ сеи пріязни.
И тако я взялся наипаче нежели прежде за мои ревнивыя подозрѣнія, такъ что АМИНТА сама весма утрудилась меня видѣть въ такомъ состояніи бѣдномъ. ЖАЛОСТЬ, которая мнѣ обѣщала въ нуждѣ свою помощь, здержалась своего слова: ибо она отдалила отъ АМИНТЫ всѣхъ тѣхъ, которыя меня въ горесть приводили, и на силу она могла меня свободить отъ такъ мерзскихъ пристрастіи. Тогда АМИНТА отворила мнѣ мои глаза, и разстолковавши все подробну показала мнѣ потомъ ясно всѣ мои погрѣшенія; за которыя ни мало я неумедливъ палъ еи въ ноги, и прошалъ прощенія говоря еи слѣдующее.
Будь жестока, будь упорна,
будь спесива, незговорна;
Буде отъ нынѣ могу еще осердиться,
то мои гнѣвъ въ моемъ серцѣ имѣетъ храниться.
Ахъ, нѣтъ! хоть въ какой напасти,
глаза явятъ мои страсти.
Но вы неувидите мое сердце смѣло,
чтобъ оно противу васъ когда зашумѣло.
Я васъ имѣю умолять,
дабы ко мнѣ милость являть.
Буде отъ нынѣ могу еще осердиться,
то мои гнѣвъ въ моемъ серцѣ имѣетъ храниться.
АМИНТА однако непростила меня вскорѣ, также и на силу она могла имѣть меня на своихъ глазахъ, по тому что во мнѣ нашлись такъ многія пристрастія. Но я старался всячески ея благосклонну мнѣ показать донося еи сице:
Изволь вѣдать, что скорбь есть смертелная всяко
Когда кто любитъ вѣрно,
но жестоку безмѣрно,
и котора смѣется надъ нимъ всюду тако.
Можноль жить любовнику? чтобъ милу невидѣть?
Могуль я въ надеждѣ быть,
чтобъ васъ нынѣ умолить?
но ежели я како возмогъ васъ обидѣть,
За то я чрезъ мою скорбь доволно наказанъ.
Изволте умилиться,
со мною помириться:
ибо я къ тебѣ вѣчно чрезъ любовь привязанъ.
Слезы мои, которыя предъ нею я проливалъ, и не отступная прозба вмѣстѣ съ склонностію пріродною, которую она ко мнѣ имѣла, и которую она засвидѣтелствовала въ ИСКРЕННОСТИ, привели ея къ тому, что она меня паки въ милость свою приняла.
Наконецъ, по многихъ трудахъ, и нуждахъ, прибыли мы въ столичной городъ тоя земли, которой называется именемъ всего того острова ЛЮБОВЬ. Въ семъ самомъ городѣ обыкновенно пребываетъ весь дворъ ЛЮБВИ, которой очюнь преизряднои: ибо при немъ много находится чужестранныхъ народовъ всякаго чина. Много тамъ есть Царей, Князей, Бояръ, и подданныхъ. Но сіе мнѣ въ томъ дворѣ весма показалось новое, для того что всякъ тамъ живетъ въ совершенной другъ отъ друга не подлежности, бутто бы однѣ не были лучшія господа какъ другія. Городъ оной необъятно великъ, и все тамъ въ превеликой находится сумеси. Достойныя и почтенныя люди иногда находятся вмѣстѣ съ тѣми, которыя никакои чести неимѣютъ. Пригожія собой люди часто тамъ покидаютъ все для дурныхъ. Чрезъ сіе можно видѣть ясно, что богиня, которая въ сеи странѣ пресѣдателствуетъ, есть слѣпа. Но средѣ сего города созданъ преславнои храмъ, которой хотя Бѣло есть великъ, но едва можетъ онъ вмѣстить всѣхъ тѣхъ, которыя въ немъ жертвы приносятъ на всякой часъ во дни. Мы также въ него вошли, чтобъ намъ тамъ нашу жертву принести въ которомъ ни что иное непріемлется вожремое, какъ шолко самыя серца. АМИНТА еще имѣла нѣсколько трудности, чтобъ еи отдать тамо свое, но на конецъ желаніе, которое она имѣла, ея премогло чиня еи самое малое насилство. И тако оба наши серца были принесены на жертву ЛЮБВИ: Но пламень, которымъ оныя горѣли, немогъ ихъ сжечь въ конецъ: Ибо по принесеніи жертвы мы нашли ихъ обѣихъ въ цѣлости, но токмо что горящихъ.
И чрезъ щастливу вѣло тамъ премѣну,
и ъ мѣсто чтобъ принять АМИНТѣ все свое,
Оная тогда, яко бы на смѣну
Тотъ часъ схватила съ стремленіемъ мое.
Тако безъ наглства, безъ коварной сѣти,
тогда я серцемъ сталъ ея владѣти.
Я по семъ видѣлъ себя во всемъ исполненіи моихъ желаніи, и не начаялъ что бы мнѣ можно было еще въ страданіи быть. Я пробылъ чрезъ нѣсколкое время въ семъ городѣ наслаждался всякаго веселія, которому можно наитися при томъ, которой прямо, нелицемѣрно, и совершенно есть любимъ, то-есть что.
Я былъ вся ея радость,
Непрестанно мя видѣть оная хотѣла;
Мои прохладъ, ея сладость;
Мою за отчаянье малу скорбь имѣла.
Но сего всего недоволно съ меня было: Понеже я за хотѣлъ вестъ ея въ замокъ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ, которои нечто иное, какъ прохладной загородной домъ. Въ которомъ КПИДОНЪ покоится съ своей любезной называемой ПСИШЕ.
Тогда я брался нечювствительно съ моей АМИНТОИ къ той сторонѣ, когда намъ попалась на дорогѣ одна наидокучливѣишая женщина, которая есть.
Роскоши всякой недругъ превеликой,
ненавистница любви хоть коликой,
Мучителница страстей, и всей ласки,
такъ что ссѣкла бы все тое на часки.
Много за нею слѣдуетъ народу,
которой ея любя всю науку
Обѣщаетъ намъ вѣчную всѣмъ муку
за саму нашу малую выгоду.
Сія многолюдная артѣль, которая за неи слѣдуетъ, находится въ превелікомъ при неи безпорядкѣ: ибо то все женщины хворыя, которыя едва могутъ за неи слѣдовать. Любовь, которая ихъ мучитъ, разливаетъ по всѣхъ ихъ лицамъ такову немощъ, что всѣхъ она чинитъ ихъ блѣдными. Всѣ онѣ имѣютъ взглядъ умирающей, и можно ясно видѣть, что любовной огонь всѣхъ ихъ снѣдаетъ. Однимъ словомъ, сія женщина была ЧЕСТЬ провождаема СТЫДОМЪ. Я немогу вамъ описать каковъ есть собой сеи послѣднѣи человѣкъ: Ибо онъ всегда имѣетъ въ закрытъ свое лице, и некажется никому. Сія ЧЕСТЬ и СТЫДЪ вмѣстѣ остановівши тогда АМИНТУ предложили еи на словахъ премногія доказателства, которыя мнѣ показались быть очюнь смѣшны; но АМИНТА ихъ нашла инаковы: ибо выслушавши ихъ весма она хотѣла дѣйствомъ исполнить оныхъ совѣтъ. Я очюнь удивился сему ея поступку, и немогъ я" удержаться чтобъ вскорѣ съ великимъ плачемъ невозопить:
Плачьте днесь мои очи вашу участь злую,
плачте нынѣ, ахъ! плачте, безъ вопроса вскую:
АМИНТА нежелаетъ зрѣти на васъ больше,
и да бы со мною серце ея было долше.
Буде вы ея видя щасливыми были,
буде съ весельемъ себя въ ея очахъ зрили;
То плачьте, мои очи, въ горкой днесь печали:
невидѣть вамъ ДРАГИХЪ ДНЕЙ, ибо всѣ пропали.
По семъ я съ великою прозбою умолилъ моего КУПІДОНА чтобъ ея удержать, которой такъ въ томъ потрудился, что на конецъ онъ пожеланію моему учинилъ. И тако тогда съ АМИНТОИ паки началъ я итти къ замку ПРЯМЫЯ РОСКОШИ. И такъ уже мы весма были отъ того недалеко, тогда мы встрѣтилися съ ПОЧТЕНІЕМЪ и съ ПРЕДОСТОРОЖНОСТІЮ. ПОЧТЕНІЕ мнѣ тамъ нетакъ казался угрюмъ какъ сперва, поступь онъ имѣлъ тогда щогольскую, и лице все веселое; такъ же и ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ не много тамъ величалась. ПОЧТЕНІЕ, какъ я припамятовать могу, усмѣхиваяся слѣдующее намъ говорилъ:
Ступайте, любовники, другъ другомъ любимы,
насыщайтесь сладости неисповѣдимы:
Вамъ дана есть отвсюду свобода всецѣла,
Почтенію ПРИ ТАИНЫХЪ РОСКОШАХЪ нѣтъ дѣла.
И посемъ обнявшись со мной покинулъ насъ вскорѣ. Но едва онъ изъ глазъ нашихъ вышелъ, какъ я увидѣлъ что одинъ человѣкъ прямо къ намъ толъ весма статенъ собою и весь нагохонекъ, у которого толко по всему переду разпущены были свои волосы, а съ зади весь былъ голъ, и которой бѣжалъ очюнь рѣзко. Потомъ я много людей при немъ увидѣлъ, изъ которыхъ иныя его пренебрегали, а другія небыстро гнались за нимъ; но однако можно было мнѣ примѣтишь, что они всѣ печалились для того что его опустили. КУПИДОНЪ мои мнѣ сказалъ, лишъ только его увидѣлъ, что то есть СЛУЧАИ, и что онъ только одинъ имѣетъ власть впустить насъ въ замокъ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ; такъ же чито и ненадлежало мнѣ его опускать, понеже онъ рѣдко возвращается приходя сюды. Я нимало неумедлилъ дѣисшвишелно исполнить его совѣтъ, и тако побѣжалъ я ему на встрѣчю изовсеи мочи, а прибѣжавъ тотчасъ остановилъ его, которой лучше всѣхъ уговорилъ АМИНТу чтобъ воити взамокъ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ. И тако мы туды вошли съ великимъ удоволствованіемъ серца: Ибо по правдѣ можно сказать, что оное мѣсто весма есть превеселое.
Вѣчная весна тамо хранитъ воздухъ чистый,
небо кажетъ свѣтлѣйте цвѣтъ очамъ свои истыи.
Цвѣты во всяко время тамъ неувядаютъ,
и на всякой часъ новы вездѣ процвѣтаютъ.
Всегда древа имѣютъ плоды свои спѣлы,
вѣтви всегда зелены, поля съ цвѣты цѣлы.
Въ отдаленіи многи пещеры чюдесны,
гдѣ ликуютъ радости, смѣхъ, игры нелесны.
Свѣтъ туды незаходитъ чрезъ вѣтви сплетены,
сія пещеры съ вѣку любви посвящены.
Сама натура онымъ лисья украсила,
сама всѣхъ птицъ поющихъ туды приманила.
Которы чрезъ сладко свое щебетанье,
поютъ въ пѣсняхъ о любви, о ея игранье.
И сімъ своімъ прімѣромъ даютъ всѣмъ законы,
чтобъ слово въ слово тамо чинить какъ и оны.
А по травѣ зеленой малыя потоки льются
съ шумомъ пріятнымъ чисты, неглубоки.
Нощь, и всѣ Элементы, тихость безъ помѣхи,
всѣмъ любящимся много придаютъ потѣхи.
Красны въ желани дѣвы любятся сердечномъ,
о рокѣ нѣтъ тамъ слова пребезчеловѣчномъ.
Тамо то любовники послѣ всѣхъ вздыханеи
вкушаютъ тѣ сладости, что выше желанеи.
Тамо все то что небо, воздухъ, земля, воды
произвели лучшее людей для породы
Въ чювствителнои похоти весело играетъ,
и въ рукахъ любящаго съ любовью вздыхаетъ.
Я смѣло вамъ могу признаться, что безмѣрно щастливымъ всякъ бываетъ въ семъ замкѣ. Что же касается до меня, когда я помышлялъ, что я находился на самомъ верху моихъ желаніи, тогда я немогъ довольно благодарить фортунѣ. Но мое благополучіе превесма было велико чтобъ ему быть чрезъ долгое время. И тако я увидѣлъ скоро его конецъ, какъ вы имѣете изъ слѣдующаго выразумѣть. Предъ нѣсколкими днями разлученія моего съ симъ дражайшимъ мѣстомъ гуляючи встрѣтился я съ одной дѣвкой, которая хотя чрезъ мѣрно дурна, однако весма спесиво чинится, и незнаетъ какъ себя уставить. Сія дѣвка ни въ чомъ доволствія своего ненаходитъ, и не имѣетъ нигдѣ собеннаго своего жилища; потому что она нетщится того возъимѣть. Самыя наидражаишія и наизряднѣишія вещи еи прискучіваютъ и кажутся ни за что. Она называется ХОЛОДНОСТЬ, и имѣетъ велікую сілу во всемъ томъ островѣ, ибо всѣ тѣ, которыя хотятъ за нею слѣдовать, выходятъ безъ трудности и безъ печали изъ острова ЛЮБВИ: Ибо она ихъ всѣхъ приводітъ къ О3ЕРУ ОМЕРЗѢЛОСТИ, прі которомъ много находітся струговъ для выѣзду. Я присмотрилъ нѣкоторыхъ, которыя за нею пошли, но я нашолъ оную такъ мерзску и безразумну, что я немогъ съ неи остановиться на самое малое время. И тако я по семъ возвратился паки въ замокъ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ, гдѣ по нѣсколкомъ времяни отъ того случилася мнѣ великая напасть, которая меня крушитъ и по нынѣ, и мнѣ кажется что я еи неувижу никогда конца.
Посредѣ моихъ углахъ будучи увідѣлъ я въ одно утро пріходящаго къ намъ человѣка, которой безстыдно помѣшателство учинилъ намъ въ нашемъ наичювствителнѣишемъ веселіи. Сеи человѣкъ казался быть величественъ и независимъ ни отъ кого; лице онъ имѣлъ очюнь высоко, очи и чело человѣка самовласна, и которой не знаетъ что то есть быть подданнымъ, подчиненнымъ, и слушать должнымъ. Словомъ, то былъ РОКЪ, котораго уставы суть непремѣнны, и которой безъ всякаго замедленія вырвавъ изъ рукъ моихъ увелъ отъ меня АМИНТУ. Всѣ мои порывы немогли ему въ томъ никакова препятія учинить, и я незнаю куды онъ занесъ мою АМИНТУ: ибо отъ того времяни и по нынѣ немогъ я никакова о неи имѣть извѣстія. Я заразъ покинулъ замокъ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ; которой мнѣ показался очюнь невеселъ безъ АМИНТЫ. Оттуду вселился я въ сіе мѣсто, гдѣ я надѣюсь пробыть чрезъ все то время., чрезъ которое мнѣ попуститъ еще прожить моя скорбь. Я себя нахожу здѣсь на самомъ верху одной горы, которая называется пустыня ВОСПОМЯНОВЕНІЯ. Уединеніе здѣсь находится весма изрядное, но толко что сіе меня въ печаль приводитъ, понеже сіе мѣсто есть такъ высоко, что можно видѣть съ него на весь островъ ЛЮБВИ, и тако всегда нещасливыя мѣста предъ глазами имѣются: ибо невозможно обоитися, чтобъ съ такъ высокаго мѣста невидѣть всѣ оныя, въ которыхъ я былъ, и чрезъ которыя прошолъ. Сіе самое весма меня чинитъ бѣднымъ, по тому что на которую бы сторону я ни повернулся, повсюду вижу тѣ вещи, которыя мнѣ показуютъ прешедшее мое благополучіе.
Се воспомяновенье прешедшія славы,
что мучитъ меня болно.
Ежели бы неимѣлъ памяти я правы,
ябъ жилъ здѣсь своеволно.
Въ нещасти, что доконца меня здѣсь сматило,
Я мышлю, что вкусити
мнѣ многу сладость, время нато допустіло
чтобъ болше бѣднымъ быти.
Знаю чтобъ ко мнѣ мои рокъ нетакъ былъ злосливымъ
ежелибъ я иногда нетакъ былъ щастливымъ.
Прошедшее мое щасье
умножаетъ мнѣ муку.
О весма зло ненасье
(:будь сіе всѣмъ въ науку:)
Что на добро желанно, я сталъ быть гнѣвливымъ!
Уже тому нѣсколькое прошло время какъ я здѣсь мучусь; а наконецъ пришло мнѣ въ разумъ, любезный мои ЛІЦІДА, что ваша ко мнѣ дружба могла бы быть весма недоволна моею къ вамъ, ежели бы я, пока смерть меня еще незастигла, недалъ вамъ никакова о себѣ извѣстія. Есть въ странѣ сеи одна особа благопріятная и услужливая, которая называется ПОВѢРЕННОСТЬ, она весма тщателно, и безъ утраты разсылаетъ по іностраннымъ землямъ писма. И еи вручилъ сіе мое, и уповаю, что она вамъ имѣетъ его переслать вѣрно, исправно, и тайно, о чемъ самомъ я ея всеприлѣжно просилъ. Здравствуй! и соизволь хотя мало поболѣзновать о мнѣ ради нещастія мнѣ приключившагося; можетъ быть, что въ нѣкое время и сами вы будете имѣть нужду въ семъ утѣшеніи, котораго я отъ васъ нынѣ требую.
Ое злополучіе уже окончилось, любезный мои ЛІЦІДА, и ежели только что ЛЮБОВЬ долженствуетъ меня во гробъ сослать, то я уповаю, что я никогда неимѣю вкусить смерти. Отъ того самого времяни, какъ я къ вамъ послалъ первое мое писмо, мои нравъ весма во мнѣ перемѣнился; и хотя я весма могу хвалиться любовію въ первомъ моемъ похожденіи, однако я ея покидаю на всегда.
Я ужъ нынѣ нелюблю, какъ похвалбу красну;
она токмо заняла мою душу власну.
Я изъ памяти изгналъ
Всѣхъ моихъ нынѣ Філісъ,
И якобы я не зналъ,
ни Аминтъ ниже Ірисъ.
Я насладился потѣхъ любовныхъ премного;
При любви серце было мое неубого.
А чтожъ она иногда
Въ мукахъ меня держала,
тѣмъ наиболшу мнѣ всегда
утѣху умножала.
* * *
То мнѣ поминать мило, и о томъ некаюсь:
но на всегда съ любовью нынѣ я прощаюсь:
Похвалбу токмо красну
Чрезъ всѣ мои обѣты,
За Богиню мнѣ власну
признаю во вся лѣты.
Можетъ быть, любезный мои ЛІЦІДА, что вы немало нынѣ удивляетеся, для того что я сіе вамъ объявляю надчаяніе ваше; новыимѣеше познать то, что мнѣ къ премѣнѣ сеи моего нрава подало прічіну увѣдомляяся чрезъ сіе писмо о моихъ вторыхъ похожденіяхъ, которыя поистиннѣ болше васъ имѣютъ увеселить, нежели какъ первыя. И хотя я нынѣ весма немышлю о любви, однако я вамъ признаваюсь, что очюнь мнѣ охотно желается сказать вамъ гісторію о моей страсти прешедшей. Я воспоминать о неи всегда люблю, а мое серце привѣтствуя себѣ въ тайнѣ за мои побѣды находитъ себѣ въ томъ начатокъ похвалы для того что оно торжествовало надъ тремя сердцами.
Три славныхъ красотъ ко мнѣ любовью горѣли,
въ любви за небезчастна всѣ меня имѣли,
Я зналъ побѣждать серца всѣмъ непобѣдимы,
всѣ желанія концемъ щасливымъ блажимы.
Ты, мое серце, нынѣ
любя хвалбу едину
О прошлой въ благостынѣ
торжествуй любви выну.
Уже много тому времени прошло отъ нелѣжея мучілся въ ПУСТЫНИ ВОСПОМЯНОВЕНІЯ, и началъ я вѣришь по причинѣ чреззвычаиныя печали, которая на меня нашла отъ нѣкоторыхъ дней, что конецъ моему нещастію приближался, и что смерть избавитъ меня отъ того вскорѣ; тогда въ одинъ изъ тѣхъ дней лежа подъ древомъ, помышляя о моей напасти и будучи весь въ горкихъ слезахъ, увидѣлъ я едину жену, которая такъ скоро шла, что почти лѣтѣть такъ невозможно, и которая идучи говорила, и чинила превеликой шумъ. Я почювствовалъ на оную смотря превеликой страхъ на моемъ сердце а незная для чего. Потомъ я догадался что сія жена немогла быть какъ ВѢСТЬ. однако еще я незналъ откуду бы оное безпокойство сердцу моему приключилось. Но чрезъ ея слова неузналъ я рыдателную того причину какъ весма: Ибо она бѣгучи мимо меня слѣдующее кричала громко:
АМИНТА любитъ много
любовника иного;
А постоянной ТІРСІСЪ
для обману некрушись.
Я думалъ двократно или трикратно, что я того не выслушалъ какъ надлежитъ. Но вѣсть такъ много тожъ самое повторяла, что я ужъ по томъ немогъ нимало сомнѣваться о моемъ нещастіи.
Я вамъ сіе самимъ отдаю въ разсужденіе, что сколь я великіе приносилъ жалобы на сію ея вѣроломность. Тогда различныя приходили мнѣ на умъ мысли, чтобъ какъ отмстить оной неблагодарной и ея любовнику: Но по прошествіи наглости моего гнѣва, ударился я токмо отъ того въ великую печаль крича съ плачемъ слѣдующее:
Для того что велику моглъ я любовь имѣть,
чтожъ ты недопустила съ миромъ мнѣ умереть?
Неблагодарна! моглабъ безъ вины безмѣрной
пождать еще ты два дни чтобъ небыть невѣрной,
И не отдать жестотѣ меня безприкладнои
видѣть твою невѣрность прежде смерти хладной:
Видя мя въ скорби, душу ростаться готову,
немоглалибъ потаить любовь твою нову?
И не достоинъ ли я чрезъ услуги задни,
чтобъ тебя видѣть въ любви ко мнѣ только съ два дни?
Я препроводилъ многія дни тако оплакивая мое нещастіе, и жалобу творя на ея невѣрность. Такъ же и нехотѣлъ я весма чтобъ мнѣ вящше довѣдаться о моей напасти, бояся въ таковомъ извѣстіи наити наиболшую причину горести.
Находили также тогда на меня нѣкоторыя часы, въ которыхъ я думалъ, что можетъ быть ВѢСТЬ, какъ еи обычаино, солгала напрасно на АМИНТУ что она вѣрность свою ко мнѣ нарушила; и немогъ я того разумомъ понять чтобъ АМИНТА по такъ Святыхъ и превеликихъ присягахъ, которыя она мнѣ чинила могла свое слово измѣнить, позабыть въ краткомъ самомъ времени всѣ мои услуги, и оныя благосклонно принять отъ другова, иногда извинялъ я въ себѣ самомъ ея неблагодарность многихъ ради причинъ, которыя, какъ мнѣ казалось, могли ея къ тому принудить. Но наконецъ всего, я недовѣдался о моей горести какъ болше нежели я желалъ.
Я имѣлъ честь донесть вамъ въ первомъ моемъ писмѣ, что ПУСТЫНЯ ВОСПОМЯНОВЕНІЯ такъ есть на высокомъ мѣстѣ, что оттуду видно на весь ОСТРОВЪ ЛЮБВИ. Оттуду въ одинъ день увидѣлъ я АМИНТУ въ замкѣ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ съ однимъ человѣкомъ изъ тѣхъ которыхъ я видѣлъ въ СВОЯКАХЪ.
Тамъ сеи любовникъ, моглъ еи которой угодить,
Щастію небо чиня все зависно,
въ жарѣ любовномъ цѣловалъ ю присно;
А не вѣрна ему все попускала чинить!
- * *
Вся кипящая похоть въ лице его зрилась;
Какъ угль горящій все оно краснѣло,
руки еи давилъ, щупалъ и все тѣло.
А не вѣрна о всемъ томъ весма веселилась!
Я хотѣлъ тамъ убиться, извѣсно вамъ буди:
вся она была тогда въ его воли,
чинилъ какъ хотѣлъ онъ съ неи се ли, толи,
А не вѣрна, какъ и мнѣ, открыла всѣ груди!
Сколко разъ я ни думаю о болѣзни, которую я возъимѣлъ тотъчасъ видя сіе вездѣлное ея измѣнничество, немогу весма я понять, что какъ о чая болѣзнь въ самомъ томъ времяни смерти меня непредала. Ярость научила меня тамъ все то говорить, что она только одна умѣетъ, и будучи съ моею любовію, которая мнѣ показала къ горести моей непоятнои, что другой побѣдилъ въ самое краткое время все то, чего я насилу могъ достать чрезъ великія и долгія труды. Того ради немогъ я чрезъ долгое время самъ въ себя притти. Но едва лишъ толко учинилъ я малое разсужденіе о семъ случаи, какъ я нашолся въ состояніи быть при моемъ разумѣ, и въ тотъ же самой часъ одинъ человѣкъ явяся на мои глаза вдохнулъ мнѣ такъ великую холодность, что я тотчасъ нечювствителенъ сталъ быть, къ оной АМИНТИНОИ невѣрности. Сеи человѣкъ, которой имѣлъ взглядъ весма свирѣпой, и усмѣхи чинилъ съ великимъ презрѣніемъ смотря на меня изкосяся а чрезъ плечо мнѣ говорилъ слѣдующее.
Что это чинишь ты другъ мои?
По АМИНТИНОИ измѣнѣ
Ты еще крушится о той?
Весь въ слезахъ какъ море въ пѣнѣ?
О невѣрной ты воздыхаетъ?
и что та неблагодарна
того желаетъ, ты чаешъ?
сладка тебѣ какъ сахарна!
По ея серцу чтобъ болѣть
по безвѣри та непроситъ.
Но чтобъ въ забытіи имѣть ея,
пока жизнь тя носитъ.
Узнавъ по симъ рѣчамъ что то былъ ПРЕЗОРЪ тотъчасъ я побѣжалъ дабы его обнять. Но сеи человѣкъ видя что я еще въ сомнѣніи былъ, и что любовь еще была сомною, побѣжалъ тотчасъ бъ другую сторону ни мало неоглядываяся на меня. Тогда такъ мнѣ горко стало потерявъ такого человѣка, котораго совѣты казалися мнѣ недолжны быть пренебрегаемы, что я тотчасъ отпустілъ отъ себя оного малинкаго КУПІДИНЧИКА, которой всегда при мнѣ былъ въ моихъ дорогахъ. Прощайся съ нимъ немогъ я пробыть безъ превеликихъ слезъ: Ибо бывши онъ свидѣтелемъ при всѣхъ моихъ похожденіяхъ и дѣйствіяхъ, тогоради съ великою трудностію я могъ съ нимъ розстаться, и такъ я съ нимъ долго при прощеніи моемъ разговаривалъ, что чють было непозабылъ онаго ПРЕЗОРА. Наконецъ, обнявъ его слѣдующее я ему говорилъ весь въ слезахъ:
Ну, прости, моя ЛЮБОВЬ, утѣха драгая!
Въ тебѣ была надежда мнѣ сладка.
Даромъ что ты мучила иногда мя злая,
Я тя любилъ, и всегда съ тобои мнѣ рѣчь гладка.
Ну, прости, моя ЛЮБОВЬ, утѣха драгая!
АМИНТА не есть въ согласіи съ нами:
Мнѣ во всемъ измѣнила весма мя ругая
всѣми своими худыми дѣлами.
И тако за невѣрность сію ея злобну
хощу чтобъ въ сердце моемъ еи небыти.
Но тебя для всѣхъ утѣхъ попостелю гробну
я неимѣю никогда забыти.
Отпустивъ моего КУПИДОНА (или мою ЛЮБОВЬ) чрезъ долгое время искалъ я онаго ПРЕЗОРА; но на конецъ чрезъ все мое прилѣжаніе я его нашелъ. Тогда оной мнѣ присовѣтовалъ чтобъ поитить оттуду въ одинъ городъ, которой онъ мнѣ показалъ, куды я безъ всякаго замедленія и отправился въ тотъ же часъ. Въ то время началъ я чювствовать великую радость, каковой я еще неимѣлъ отнелѣже я прибылъ въ островъ ЛЮБВИ; А упокоеніе тѣмъ наипаче казалось мнѣ сладко, что я его возъимѣлъ почитай еще въ первыя. Когда я прибылъ въ тотъ городъ, тогда я увидѣлъ, съ великимъ удивленіемъ, что всѣ люди тамо пребывали праздны, городъ оной очюнь есть пустъ, и почти всѣ жители въ великомъ живутъ уединеніи.
Есть тамъ одна пристань, чрезъ которую выходятъ толко изъ острова ЛЮБВИ, но чтобъ чрезъ онуюжъ въ него прибыть, еще того никому ни когда неслучилось.
Сеи городъ называется БЕЗПРИСТРАСТНОСТЬ имянемъ одной княгини, которая, по правдѣ сказать, что весма есть краснаго лица, а наипаче длятого что много въ лицѣ своемъ имѣетъ крови; но взглядъ ея такъ дуренъ, и которая кажется такъ непотребна и дурковата, что несмѣясь нельзя на нея смотрѣть. Тотчасъ лишъ я вшолъ въ тотъ городъ, то воспомяновеніе моего безчестія, которое мнѣ АМИНТА навела, учинило мнѣ того города пребываніе весма пріятное, и немогъ я тамъ пробыть чтобъ тысячи) разъ на всякой день неизглашать мнѣ слѣдующаго.
Невозможно быть доволнымъ,
когда красота едина
Подъ закономъ своевольнымъ
содержитъ серце безъ чина.
Чтобъ быть щасливу все цѣло,
чрезъ всей жизни само время
Треба чтобъ серце имѣло
Всегда свободу безъ бремя.
Я себя нашолъ весма щастлива для того что я ростался съ моимъ КУПИДОНОМЪ, и удивлялся я очюнь часто всѣмъ моимъ дуростямъ, которыя принудилъ меня чинить сеи божокъ: Но хотя иногда и мыслилъ я о АМИНТИ, однако всегда мнѣ казалося, что она стала быть дурна послѣ своей измѣны. Мысли, которыя тогда на умѣ моемъ были, непоказывали мнѣ оную какъ шакову, которая недостойна по всѣмъ мѣрамъ превеликія страсти, какову я имѣлъ къ неи, и какъ которая уже всего того не имѣла, за что ея могъ я любить. На конецъ, въ такомъ великомъ я себя находилъ покои, что оной началъ мнѣ быть докученъ, и сія крайняя измѣна изъ великія ЛЮБВИ въ чреззвычайную ХОЛОДНОСТЬ такъ мнѣ стала быть несносна, что внезапная слабость схвативши меня бросила такъ въ великую кручину, что отъ самого моего младенства я таковой нікогда неімѣлъ. А сердце мое привыкшее всегда къ любви незнало куды дѣвать нѣсколко еще горячія моея страсти, которая мнѣ осталась по разлученіи съ АМИНТОИ, и немогло оно ни по какой мѣрѣ привыкнуть къ такъ лѣноснои жизни, какова была оная, которую я препровождалъ въ БЕЗПРИСТРАСТНОСТИ. Тогда я къ увеселенію моему изложивъ слѣдующую двостишную пѣсенку, пѣлъ оную на всякой день одинъ съ собои:
Безъ любви и безъ страсти,
всѣ дни суть непріятны:
Вздыхать нада, чтобъ сласти
любовны были знатны.
Чѣмъ день всякой провождать
ежели безъ любви жить?
Буде престать угождать,
то чтожъ надлежитъ чинить?
Охъ коль жизнь есть несносна,
кто страсти неимѣетъ!
А душа къ любви косна,
безъ потѣхъ вся старѣетъ.
Чѣмъ день всякой провождать,
ежели безъ любви жить?
Буде престать угождать,
то чтожъ надлежитъ чинить?
Въ протчемъ, я нехотѣлъ чтобъ велікою страстію мнѣ разгорѣться: Ибо я спозналъ всѣ трудности въ любви чтобъ мнѣ паки непривязатся къ неи. тогоради я токмо желалъ дабы мнѣ гдѣ только пріятную наити потѣху.
Въ семъ намѣреніи выходилъ я изъ города на всякой день смотрѣть, что непопадетсяли мнѣ какой случаи. Тогда въ нѣкоторой день встрѣтилася со мной едина жена, къ которой доступъ былъ весма благопріятной; Оная имѣла поступь смѣлую и веселую, и нѣчто иное которое нравилося тотъчасъ лишъ бы ея увидѣть. Сія жена едва толко меня увидѣла, какъ она тотъ часъ ко мнѣ подошла прося меня благосклонно да бы ея посѣтить, и говорила мнѣ при томъ, что есть чѣмъ мнѣ у нея быть доволну.
Многія оную называли ЩОГОЛСТВОМЪ: Но прямое еи имя есть ЛЮБОВНОСТЬ, которая мнѣ потомъ показала цѣлой листъ бумаги, на которомъ слѣдующія вирти написаны были:
Видѣть всѣ женски лицы
безъ любви безъ пристрастно;
Спознать нову съ дѣвицы
учинять повсечастно;
Казать всѣмъ тожъ учтивство,
все искать свою радость.
такову то любимство
даетъ въ жизни всѣмъ сладоть!
Сеи способъ провождать мою жизнь весма мнѣ понравился. Того ради охотно я принявъ всѣ сія предложенія слѣдовалъ за ЛЮБОВНОСТІЮ до одного города, которой ея имя носитъ. Сеи городъ очюнь великолѣпенъ, и весма пребогато построенъ; въ воротахъ города того стоитъ ЧИВОСТЬ, НРАВЪ учтивой, РАЗГОВОРЪ СЛАДКОЙ и УГОДНОСТЬ, которыя даютъ пропуски чтобъ во всѣ собранія имѣть входъ свободной, безъ чего очюнь тамо скушно препровождать надлежитъ свое время. Въ протчемъ, говоря по краинѣи мѣрѣ не весма довлѣетъ чтобъ отъ всѣхъ оныхъ четырехъ лицъ имѣть четыри пропуска. Доволно имѣть и два толко, а иногда и одинъ: Но что больше имѣется пропусковъ, то больше можно потѣхъ имѣть. Наинужнѣишія пропуски, которыя необходимо надлежитъ имѣть, и которыя всѣмъ тамо пріятны толко суть два, то есть УЧТИВОИ НРАВЪ, и СЛАДКОЙ РАЗГОВОРЪ, но чивость и угодность не въ болшои тамъ чести находятся, и съ которыми обыкновенно многія въ обманъ себя даютъ. Къ томужъ, сіе мѣсто есть для великихъ потѣхъ построено, а прохладныхъ собраніи весма тамъ много и часто находится. Тамо на всякой день изобрѣтаются новыхъ игръ превеликія тысячи; музыка, піры, танцы, комедіи, вечернія пѣсни бываютъ тамъ повседневно. А понеже я былъ съ самой ЛЮБОНОСТІЮ, тогоради я имѣлъ всѣ четырѣ пропуска, и отъ того времяни началъ я входить повсюду, и такъ я много тамъ учинилъ знакомости; что я знатенъ сталъ быть по всѣмъ собраніямъ въ городѣ. День я препровождалъ по пирушкамъ, а по ночамъ давалъ музыку подъ окнами, и тако неимѣлъ я времяни чтобъ мнѣ досугъ было скучиться. Но на конецъ, сія жизнь меня утрудила.
Вкусивъ сладость быть любимымъ,
Чтобъ потомъ нибыло, все немило бываетъ;
и ежели же сердце съ любови незгараетъ,
Всякъ прохладъ кажется мнимымъ.
Я уже началъ въ ЛЮБОВНОСТИ вскуку приходить, когда я былъ въ одномъ веселомъ мѣстѣ, гдѣ нашлися двѣ дѣвицы, разныя межъ собою красоты. Одна изъ нихъ называлася СИЛВІА, которая имѣла станъ удивителнои, и имѣла все то что чинитъ прекрасное лице; а сіе наипаче меня въ неи усладило, для того что она была весела, и въ молодомъ самомъ вѣкѣ, которой вдыхаетъ въ серце всякую утѣху. Она имѣла такъ нѣчто всепріятное и любителное, что невозможно увидѣвъ ея нелюбить. Другой имя было ІРИСА, которая, по правдѣ сказать, что не имѣла такъ хорошаго стану; однако очюнь собой поставка была, а съ другой стороны въ походкѣ своей имѣла она поступь простую, но весма во всемъ пріятную. Всякая черта лица ея была совершенно правилная, румянецъ игралъ на томъ весма живои и очюнь свѣтлой; глаза она имѣла черныя и превеликія, носъ какъ Орлинои, уста невеликія и сахарныя. И казадося что всѣ стати, и прикрасы въ неи жилище свое имѣли: Ибо наипаче когда она смѣялася, тогда такъ видѣлося въ неи много красоты, что мнѣ оную невозможно описать.
Видя ту нѣчемъ щититься
Да бы хоть на малъ часъ быть предъ нею свободну.
И чтобъ во всемъ еи свершиться
Умъ и кросоту равно имѣла природну.
Оныя двѣ прекрасныя дѣвицы въ такъ великую меня радость прівели, что таковой по другимъ мѣстамъ нигдѣ я неимѣлъ; А ростался я съ ними имѣя чювство весма несходное съ тѣмъ, которое я обычаино имѣлъ, и хотя я весма былъ радъ что я чювствовалъ въ моемъ сердце еще нѣкакую склонность къ любви, однако нехотѣлъ я со всѣмъ на ту попуститься; А съ другой стороны казалося мнѣ весма странно чтобъ имѣть купно къ двумъ любовь, и немогъ я того понять что какъ бы то можно было двухъ въ одно время любишь и двумъ въ одно время служить. Когда сія мысль непрестанно съ ума у меня несходила, тогда я увидѣлъ едину предомною жену весма въ пребогатомъ одѣяніи. Оная наипаче то все на одеждѣ своей имѣла, которое бы могло прикрасы придать ея пригожству, и весма была чисто убрана; такъ же и ни какова тѣлодвиженія нечинила, которое бы могло испортишь оныя стать. Взглядъ она имѣла очюнь привѣтливой, пріемъ весма пріятельской и благочеловѣчнои, и казалося что она желала отъ всѣхъ быть любима, и что въ томъ всю свою утѣху она имѣла.
За неи слѣдовало премногое множество пригожихъ молодцовъ, но оная мнѣ больше ласки казала нежели другимъ.
Вы изволите видѣть, любезный мои ЛІЦІДА, съ описанія моего что то есть ГЛАЗОЛЮБНОСТЬ, хотя и многія съ неучтивой ненависти называютъ оную ЧЕСТНЫМЪ БЛЯДОВСТВОМЪ, и ненадлежитъ вамъ о семъ удивляться, что она мнѣ паче всѣхъ ласковости чинила, понеже я былъ еще новопріѣзжей въ томъ мѣстѣ. А когда лишъ оная меня увидѣла, тогда тотчасъ начала мнѣ говорить слѣдующимъ образомъ:
Перестань противляться сугубому жару:
двѣ дѣвы въ твоемъ сердце вмѣстятся безъсвару,
Ибо ежель безъ любви нельзя быть щасливу,
то кто залюбитъ болше,
тотъ щасливъ есть надолше.
Люби СІЛВІЮ красну, ІРИСУ учтиву,
и еще мало двухъ; быть коли нада чиву.
Мочнои Богини любве сладость такъ есть многа,
что на сто олтаряхъ еи жертва есть у Бога.
Ахъ! коль есть сладко сердцу на то попуститься!
Одна любить нерада?
то другу искать нада,
Дабы непрестать когда въ похоти любиться,
и не позабыть того что въ любви чинится.
Непечался что будетъ столко любви имѣть:
ибо можно съ услугой къ той и другой поспѣть,
Льзя удоволить одну, такъ же и другую;
Часовъ во дни довольно,
отъ той съ другой быть вольно.
Удоволивъ первую, доволь и вторую,
а хотя и десятокъ, немного сказую!
Я велми возблагодарилъ ГЛАЗОЛЮБНОСТИ за сія ея добрыя совѣты, которыя я нашолъ такъ по моей мысли, что я ни мало незамедля слѣдовалъ за нею до самого города, которой также какъ и она называется. Тамо я увидѣлъ на воротахъ слѣдующее надписаніе писменами золотыми:
Царица сердецъ видя что изъ ея царства
всякой день любовниковъ много изходило,
И послѣ первой любви долгаго коварства
сердце устало паки тамъ быть нелюбило.
Велѣла сеи градъ сздати,
любовниковъ изъяли
Отъ жестокихъ законовъ;
чтобъ въ немъ быти безстановъ.
И чтобъ они находя любовь здѣ способну,
безъ жестоты, безъ муки, безъ всякой страсти,
По своимъ мыслямъ ведя жизнь свою удобну,
побывавъ здѣ въѣзжали таки безнапасти.
Здѣ царствуетъ нетрудна
любовь пріятна чюдна.
Та велитъ всѣмъ любиши
всегда въ радости быти.
Котора прогонила печалныя муки,
смятеніе, гнѣвъ, ревность, и жаркую ярость.
Безчеловѣчнымъ много нечинитъ докуки,
а кто любится лринеи, тотъ саму пьетъ сладость.
Множество въ неи успѣху,
подаетъ всѣмъ потѣху,
Всѣ роскоши здѣсь многи,
всѣмъ свободны дороги.
Сія ласковая и пріятная надпись наиболшее придала мнѣ желаніе видѣть оной городъ, въ которомъ мнѣ попалось премножество прекрасныхъ женскихъ лицъ; оныя всѣ были убраны, яко бы нарошно для побѣжденія всѣхъ. На нихъ видѣлося все то, что нравится и въ любовь приводитъ, и употребляли оныя всею своею хитростію и искусствомъ чтобъ какъ привлеки мимо идущіхъ.
Словомъ, оныя жены изъ тѣхъ тамо были,
которы только любятъ, чтобъ всѣ ихъ любили.
И хоть имъ всегда даромъ то непроходило,
однакъ любятъ чтобъ много при оныхъ насъ было.
ГЛАЗОЛЮБНОСТЬ вшедъ въ оной городъ дала мнѣ въ проводники одного КУПІДОНА глазуна. А что бы вамъ прямо донесть кто то оной былъ, то надлежитъ мнѣ вамъ сказать, что КУПІДОНЫ глазуны вышли отъ прямыя породы КУПИДОНОВЪ самыхъ: Но будучи дѣтми КУПІДОНА и ГЛАЗОЛЮБНОСТИ имѣютъ оныя нѣчто отъ матери своей, отъ отца имъ достался лукъ и стрѣла но да бы показать, что они не отъ прямыя матери рождены, тогоради неимѣютъ оныя ни перевязки на глазахъ, ни свѣчи горящія въ рукахъ. Оныя неживутъ подъ законами какъ ГЛАЗОЛЮБНОСТИ которыя они весма исправно наблюдаютъ. Я лишъ едва сталъ быть вмѣстѣ съ онымъ КУПІДОНОМЪ, какъ онъ мнѣ тотчасъ всѣ свои розказалъ уставы и права, которыя гораздо нетяжки; и нужды никакои въ томъ нѣтъ, дабы вамъ ихъ подробну изъявить: по тому что вы дѣиствително имѣете ихъ познать чрезъ то что мнѣ еще осталося вамъ донесть. Я возъимѣлъ намѣреніе въ тотъ же самой часъ исполнять самымъ дѣйствіемъ повсюду совѣты сего КУПІДОНА; и въ вечеръ тогожъ самого дни къ попадшеися наветрѣчю мнѣ СИЛВІѢ подошолъ я, и былъ чрезъ нѣсколькое время съ нею.
Я думалъ, что я весь былъ СІЛВІИНЪ въ то время,
и мнилось что толко та могла разъярити;
А не мнилъ, что ІРИСА плодоносно сѣмя любви,
въ сердце мнѣ больше возмогла вложити.
Но едва лишъ я покинулъ СІЛВІЮ, какъ я встрѣтился съ ІРИСОИ, при которой мнѣ тожъ случилось какъ и при первой то есть:
IPICA токмо своимъ едінымъ тамъ взглядомъ,
премѣнила мнѣ любовь къ СІЛВІѢ въ обѣтѣ;
И позабылъ я заразъ шелъ съ ІРИСОИ рядомъ
что была ли СИЛВІЯ когда-либо въ свѣтѣ.
Въ семъ состояніи серце мое находилось чрезъ многія дни, и тогда началъ я имѣть нѣкакову радость, для того что я любилъ, а нечювствовалъ никакова безпокойства. Когда я былъ печаленъ, тогда я прямо шолъ къ ІРИСЪ, которая чрезъ сладость своихъ словъ, и чрезъ умилность свою природную увеселяла меня всепріятно въ гномъ состояніи; въ которомъ я находился; а когда я имѣлъ къ веселію сердце склонно, тогда я тотчасъ бѣжалъ къ СИЛВІѢ.
Чтобъ въ той любви мнѣ было все благопріятно,
Я немогъ лучше мою доволствовать похоть;
мало я имѣлъ любви дабы мнѣ неохать,
но много, чтобъ веселье серцу было внятно.
По долгомъ моемъ пребываніи въ ГЛАЗОЛЮБНОСТИ. оной КУПИДОНЪ, которой мнѣ тамъ былъ данъ за вожатаго, восхотѣлъ меня вестъ во ОБЪЯВЛЕНІЕ. Сіе его предложеніе припомнило мнѣ что въ первомъ моемъ похожденіи ПОЧТЕНІЕ запретилъ мнѣ туда ходитъ. И тако съ противленіемъ доказывалъ я тогда непристойность, которая въ томъ была, моему KУПИДОНУ глазуну. Оной услышавъ отъ меня мое доказателство тотъ часъ началъ смѣяться надрывая свои животъ, и говорилъ мнѣ что ПОЧТЕНІЕ запрещаетъ онымъ толко ходить во ОБЪЯВЛЕНІЕ, которыя еще прямого способа незнаютъ какъ любить, и смѣялся онъ также надъ всѣми тѣми, которыя проходя чрезъ МОЛЧАЛИВОСТЬ продолжали свою дорогу болше половшія цѣлой, къ сему онъ прибавилъ еще слѣдующее:
Къ почтенью, лзя объявить любовь, безъ презора,
Буде хочетъ на серце держать твою тайну,
то къ цѣлбѣ швоеи страсти нѣту средства скора.
Ахъ! ненадлежітъ молчю имѣть чреззвычаину.
Что ни говорятъ красны, но весма имъ мило
Видѣть предъ собою всегда въ страсти на колѣнахъ
любяща, чъебы серце онымъ знать чинило
что вздохи постоянны; и жаръ не въ премѣнахъ.
Онѣ никогда за то нигдѣ негнѣвятся
Что ихъ находятъ красныхъ, что имъ объявляютъ
любовь къ нимъ, и что онѣ всѣмъ любимы зрятся;
на конецъ, что всѣ у нихъ любви же прошаютъ.
По сихъ его словахъ я неимѣлъ болше нікакова затрудненія за німъ слѣдовать, а будучи съ нимъ на дорогѣ предложилъ онъ мнѣ совѣтъ слѣдующей:
Предъявляя о любви, нечини ту трудну,
но во всемъ сладку, также весма многолюдну:
Ибо ежели любовь сказуется злою,
то невозможно имѣть любви ни съ какою.
Мы прибыли чрезъ самое краткое время въ ОБЪЯВЛЕНІЕ, которое есть весма малое мѣстечко: потому что чрезъ оное токмо лишъ проходить надлежитъ, того ради оно и ненаселено. Входъ въ него нѣкакимъ способомъ есть бѣдственъ, для того что тамъ много глубокихъ пропастей находится, въ которыя всѣ споткнувшіяся падаютъ беззвороту. Чтожъ касается до самого мѣстечка, въ ономъ на всякой день такъ густая мгла бываетъ, что насілу можно встрѣтівшіся съ кѣмъ разпознатся. Выходіть изъ него надлежитъ чрезъ двои вороты, изъ которыхъ однѣ называются ОТКАЗЪ, а другія СНОСНОСТЬ, первыя вороты со всѣмъ непріятны, и выводятъ на премногія худыя поля; но другія обычаіно неведутъ какъ впревеселыя мѣста. Я тогда имѣлъ со мной такъ искуснаго оного проводника, что входя въ объявленіе никакои я неимѣлъ трудности, а вшедъ въ него тотъчасъ я весма щасливо нашолъ ІРИСУ и СИЛВІЮ, и предложилъ имъ обѣимъ о моей къ нимъ любви.
При СИЛВІИ красной
Все мое сердце тогда горящи желаньми,
Чтобъ похоти сласнои
Моей тамо угодить, кипѣло вздыханьми.
Что она причиной,
Когда я о семъ при неи чрезъ все клялся свято,
Была въ томъ единой,
Казалось что то въ самомъ сердце было взято.
Но ІРИСѣ другой
Когда я игамъ объявлялъ ту жъ любовь самую
Будучи единъ стой;
Мнилось, что я предлагалъ истиннужъ прямую.
Когда я СИЛВІИ говорилъ о моей любви, тогда оная притворившися что якобы она мнѣ въ томъ невѣрила. Потомъ вышла чрезъ вороты СНОСНОСТИ. Но ІРИСА другимъ способомъ поступила, и ушла отъ меня чрезъ вороты ОТКАЗУ. Я оставивъ оную, вышелъ и самъ чрезъ вороты СНОСНОСТИ, дабы достичь СИЛВІЮ, и чрезъ самое краткое время поискавъ, потомъ нашолъ я оную въ одномъ городкѣ весма веселомъ. Оной городокъ былъ немноголюденъ, но самое оное малое число людей пребываетъ межъ себя въ великомъ согласіи. И хотя они мало межъ собой говорятъ, однако всякъ, лишъ половина толко слова выговорится, о всемъ, что желается предложить, знаетъ,
Тамъ всѣ любовники стараются всяко,
чтобъ имѣть разговоры на единѣ како;
И всякой тамъ свои языкъ, но рѣчистъ имѣетъ,
которого нимало имъ неразумѣетъ.
По правдѣ можно сказать, что столько въ семъ городкѣ слышится разныхъ языковъ, сколько въ немъ находится лицъ. Оному городку имя есть СОЮЗНОСТЬ.
СОЮЗНОСТЬ, которая владѣетъ симъ мѣстомъ, боярыня весма преизбранная кажется тѣмъ, которыя ея знаютъ; но которыя знакомства никакова съ неи неимѣютъ, тѣ со всѣмъ за скушную ея почитаютъ. Оная премного разума имѣетъ и искусна весма во всемъ. Много у неи находится способовъ, чтобъ какъ себя всѣмъ вразумитедну показать, и во мгновеніи ока можетъ выразумѣть все что еи ни предлагается.
Тамо для своей выгоды,
И дабы розговоры возъимѣть особны,
всякихъ средствіи тысящи найдутся способны.
Тамъ вездѣ на нихъ походы,
Хотя индѣ бываютъ ни къ чему негодны.
Въ самой тотъ же часъ, какъ я вошолъ въ СОЮЗНОСТЬ, увѣдомился я, что ІРІСА уедінілась въ пещеру ЖЕСТОКОСТИ. Сія вѣсть весмо меня оскорбила; Въ протчемъ я неимѣлъ охоты чинить тожъ, что я чинилъ въ первой моей любви, ниже такъ-же хотѣлося мнѣ болше наводнять источникъ оной моими слезами: Но толко и въ силу всего я чинилъ, дабы непотерять какъ мнѣ ІРИСУ, которая поистиннѣ у сердца мнѣ была, что я часто ходилъ къ неи на посѣщеніе, и тамъ разговарилъ съ нею; а ставя еи въ великую вину ея незговорность, слѣдующее еи говорилъ:
Вы сердитеся за то превесма доволно,
когда кто вамъ говоритъ что васъ любитъ больно!
Симъ красотѣ обиду чините вы вашей.
Ежели что васъ любить,
тѣмъ васъ на гнѣвъ приводить:
То чтожъ можетъ наитится на сеи земли нашей,
которое бы могло здѣсь вамъ по нраву быть?
Но видя что въ своемъ намѣреніи весма твердо она стояла, того ради я ея тамъ покинулъ съ велікою горестію, отъ которыя утѣшился я въ СОЮЗНОСТИ, куды я въ тотъ же день возвратился.
Я ходя къ оной на всякой день всегда чинилъ тожъ. А съ начала самого оная жестота ІРИСИНА доволно мнѣ чинила потѣхи, такъ же и радъ я былъ видѣть ея незговорчиву для веселія обѣщаемаго отъ надежды, которою я себя льстилъ побѣдить въ нѣкоторое время ея жестоту.
О коль сладости сердце чювствуя имѣетъ,
Видѣть протівность всегда красоты любовну,
что въ благородной спеси чрезъ жестокость нессловну,
Сладку огня въ немъ наглость зажещи умѣетъ!
О коль сердце для гнѣва сего веселится!
О коль сеи ея отказъ кажетъ ему слѣду
возъимѣшь побѣду!
О коль торжество само сладко ему зрится
что много трудится!
Но я притворялся при неи быть весма печалнымъ для того что она въ жестотѣ своей твердо стояла, и сказывалъ еи, что чрезъ всѣ часы дня и нощи, которыхъ я въ свѣтѣ сладчаішихъ неімѣлъ, (ибо я ихъ провождалъ съ СИЛВІЕЮ:) въ великомъ я отчаяніи находился. Сеи родъ вести мою жизнь казался мнѣ весма пріятенъ. Когда я былъ въ СОЮЗНОСТИ, тогда я былъ весма веселъ, а когда я былъ при жестокой ІРИСѢ, тогда я казался весма быть печалнымъ. Наконецъ, такъ я привыкъ лицемѣрствовать когда мнѣ хотѣлось, что плакатьли бы надлежало, то тотчасъ, меня появятся слезы какъ градъ. Такъ же умѣлъ я и скорбнымъ казаться когда за благопріятное я находилъ.
По моей воли я зналъ и стонать и плакать,
какъ то къ лутчему чинить весма надлежало.
Но въ любви притворяться довлѣетъ немало,
и знать гдѣ быть въ печали, и гдѣ нада такать.
Но на конецъ притворялся чрезъ долгое время въ сокрушеніи быть при ІРИСѢ, воспріялъ я намѣреніе вывесть оную изъ сего премерзскаго жилища, и нетребуя никаковои помощи отъ ЖАЛОСТИ я учинилъ токмо то, что мнѣ присовѣтовалъ КУПІДОНЪ ГЛАЗУНЪ, но и вотъ его совѣтъ которой онъ мнѣ далъ:
Вмѣсто чтобъ тебѣ у неи милости просити.
показуи еи холодность, и крои твою муку:
Нѣтъ того чтобъ невозмоглъ женскъ полъ учинити,
дабы всегдашню имѣть съ любовникомъ слуку.
Сего ради когда паки напосѣщеніе Я къ неи пришолъ, притворивъ мои глаза въ лицемѣрство, такъ же и всѣ рѣчи, весело слѣдующее началъ еи говорить:
Ну, такъ уже я несталъ быть вашимъ отъ нынѣ:
ибо нада оставить васъ мнѣ на единѣ.
Днесь ваши очи чорны, и все лице красно,
нечинятъ мнѣ никакои муки за напрасно.
Правда, что вы безмѣрно находитесь слична,
и смягчить ваше сердце, похвальба есть зычна.
Но, ІРІСА; вы лишъ быть хотите жестокой,
а любовь снесть неможетъ такъ спеси высокой.
Я предъ, тобой и слезы имѣлъ и унылость,
и все что бы васъ могло преложить на милость.
Вы зрѣли вздыхающа по вашей красотѣ,
просяща на колѣнахъ въ сердечной тѣснотѣ.
Но понеже ваше сердце такъ ожесточенно,
что ни отъ чего быти неможетъ смягченно.
Такъ прости ужъ, жестока, я васъ покидаю:
и мое сердце отъ васъ во вся отнимаю.
Вы ко мнѣ нехотите милости показать,
а я нехочю также отъ того пропадать.
Илишъ выговоривъ къ неи сію рѣчь, тотчасъ тамъ я оную одну отставилъ, и отъ того времяни неприхаживалъ къ неи. Тогда я присталъ къ моей СІЛВІИ паче нежели какъ мнѣ было обычаино, и непренебрегъ я ничего того, которое бы могло ІРИСѢ показать что я во вся оную позабылъ.
Но по нѣсколкомъ времяни сія незговорна,
чрезъ весма мнѣ щасливу тогда перемѣну,
Возлюбила лучше быть весма неупорна,
И болше застѣну
нашла, быть невѣрной
Нежели съ любовникомъ въ ссорѣ жить чрезъ мѣрной.
И тако тотчасъ она преселилась въ СОЮЗНОСТЬ, гдѣ ни съ чемъ сперва, какъ съ пенми на меня напала. Я непреминулъ еи божбу чинить изовсеи мочи, что то я длятого учинилъ нарошно, дабы мнѣ видѣть, что печалноли бы еи было меня потерять.
Въ то время очюнь у меня дѣлъ умножилося: Ибо сіе весма трудно, чтобъ жить съ двѣмя персонами въ одной союзности! На всякій день надлежало мнѣ было писать два писма, на всякой день имѣлъ я два назначенныхъ СХОДБІЩЪ, и надобно было имѣть много хитрости, чтобъ какъ утаіть отъ одной знакомость, которую я имѣлъ съ другой. Но со всѣмъ симъ оной недосугъ мнѣ весма былъ пріятенъ; и я бы прожилъ съ нимъ охотно чрезъ долгое время, ежели бы НЕНАВИСТЬ, которая незюжетъ ненавидѣть никого въ СОЮЗНОСТИ, помѣшателства мнѣ въ томъ неучинила. Сія НЕНАВИСТЬ столко произносила тамъ рѣчей неоснователныхъ, что ІРИСА и СИЛВІЯ принуждены стали быть вытти оттуду, и ожідать въ одномъ удаленномъ мѣстѣ, пока оная перестанетъ болтать. Тогда я въ едино мгновеніе ока нашолся лишенъ всея моея утѣхи. И хотя бы мнѣ осталася одна которая нибудь изъ нихъ, тобы я съ нею могъ утѣшиться о отсутствіи другой. Но понеже обѣ онѣ выѣхали вонъ, того ради я незнаю какъ бы мнѣ было тогда и быть, ежели бы КУПІДОНЪ ГЛАЗУНЪ непривелъ меня въ иное мѣстечко очюнь веселое, котораго мѣсто положеніе есть удивительное. Земля которая есть въ околности его, всепріятно украшена потоками. КУПІДОНЪ ГЛАЗУНЪ приводя меня туды говорилъ мнѣ тако:
Это напрасно, что кто будучи въ разлукѣ
хочетъ пребыть на всегда въ мучителнои скукѣ.
На что быти въ печали,
чрезъ всѣ дни чрезъ всѣ ночи,
когда тѣ дни настали,
Въ которыхъ изъ всей мочи
Хотя бя кто все кричалъ, но то безъ успѣшно?
ТИРСИСЪ, имѣи отъ нынѣ сердце ты утѣшно;
Скорбь хотя какъ чрезъ мѣрна,
любовника все страстна
Отъ сердца его вѣрна
Нездѣлать паче щастна.
Къ тожъ самое время, мы прибыли въ оное мѣстечко, которое называется ЗАБАВА. Всѣ тамо домы весма пріятны, вездѣ находятся воды въ верхъ біющія, и видятся повсюду непрестанно игры, и прикрасы; самая малая вещь въ неисповѣдимую приводитъ утѣху, и всѣ тамошнія жители придаютъ, къ тому веселію много причины, ЗАБАВА, которая владѣетъ тѣмъ мѣстомъ, дѣвица еще очюнь молода, оную остановляетъ все чтобъ еи нипопалось, и которой чинитъ утѣху самая малая бездѣлушка. Я лишъ прибылъ въ сіе мѣстечко, то я тщался тамъ чинишь какъ и другія, то есть тѣшітся всѣмъ чтобъ мнѣ ніпопалось, дабы тѣмъ прогонитъ печаль, которую могла мнѣ дать РАЗЛУКА съ тѣмъ что я любилъ.
Разлучившіяся тогда съ милыми дружками,
дабы въ великои скукѣ не быть ночми днями,
Весма я забавлялся въ потѣхахъ различныхъ;
Я имѣлъ толь въ разлукѣ скорбей неприличныхъ,
Что тысячу всѣхъ забавъ желалъ я имѣти
чтобъ чювствителну скуку тогда нетерпѣти.
Я могу вамъ признаться, что чрезъ все время, которое я пробылъ въ ЗАБАВЪ, неімѣлъ я нікакова безпокойства, и ожидалъ я съ самою малою нетерпѣливостію возвращенія ІРИСИНА и СИЛВІИНА. Однако почитаи на всякой день я къ нимъ писалъ, и тожъ одно писмо для обѣихъ было. Я имъ писалъ въ писмахъ моихъ великія тысячи учтивостей любовныхъ. Но и поправкѣ сущей сказать, я бы желалъ лучше ихъ видѣть, нежелибъ быть такъ долго въ ЗАБАВЪ; но понеже надлежало ихъ ожидать, тогоради я имѣлъ терпѣніе весма охотно. Нѣкоторое время въ томъ прошло, что мы другъ къ другу писали безперемѣшки: Но потомъ такъ вдругъ случилось, что я неполучилъ ни одного писма отъ нихъ: Ибо увѣдомившися ІРИСА и СИЛВІЯ, что я пребывалъ въ ЗАБАВѢ, заразъ ушли обѣ въ ЗАМОКЪ ДОСАДЫ. Я имѣлъ честь объявить вамъ въ первомъ моемъ писмѣ о ДОСАДѢ, но я ничего вамъ не предъявилъ о ея замкѣ.
Сіе есть такое мѣсто, что въ которомъ надобно всегда ссорится. Сама ДОСАДА между всѣми тамо смуты великія чинитъ тысячю разъ на день, и принуждаетъ часто ласково говорить съ тѣми, которыя смертелно ненавидимы бываютъ. Но оныя ссоры недолго длятся: ибо любовь во всемъ чинитъ миръ, и соидиняетъ паки тѣхъ, которыя непоссорились какъ по совѣту ДОСАДЫ.
Сіе тамо весма смѣшно и потѣшно есть видѣть, что тѣ которыя такъ межъ себя любятся что того болше быть нельзя, почти мерзкими словами съ собой бранятся, и всѣми богами кленутся что они не хотятъ другъ друга видѣть до смерти; Но чрезъ малое самое потомъ время другъ у друга прощенія просятъ, и соединяются въ паче тѣсную дружбу нежели прежде.
Вся любовничья досада
чрезъ долго время недлится:
Ибо какъ долго сердится
Когда мысль все любишь рада?
Есть въ томъ замкѣ одинъ человѣкъ, которой при всѣхъ ссорахъ посредственникомъ бываетъ. Сеи то человѣкъ первенствуетъ въ примиреніи, и которой много подаетъ къ тому способовъ; однѣ его называютъ РАЗГОВОРОМЪ, другія ПЕРЕГОВОРОМЪ; но я увѣдомился вѣрно отъ нѣкоторыхъ что онъ называется ТОЛКЪ. Когда я прибылъ въ тотъ замокъ ДОСАДЫ, тогда заразъ встрѣтілась со мной СІЛВІЯ, которая литъ меня увидѣла, то тотъчасъ приставивши къ одному человѣку, которого я никогда незналъ, начала ему чинить великія и многія ласкателства, и такъ поступала что яко бы она меня и незнада. Тогда немедленно подбѣжала ко мнѣ сама ДОСАДА и вдохнула мнѣ горячее желаніе къ отмщенію еи онаго поступка.
ІРИСА въ тожъ самое время увидѣвши меня тамъ наивяшще меня утвердила въ томъ моемъ намѣреніи: Ибо она и сама такожъ слѣдовала примѣру СИЛВІИНУ. Я тогда нашолъ за благопотребное, чтобъ мнѣ поступить но совѣту моего КУПІДОНА ГЛАЗУНА, то есть чтобъ несмошрѣть на нихъ. Отходящему отъ нихъ встрѣтилася мнѣ на дорогѣ одна жена весма пригожа, и которая была почитай въ такъ же великомъ сердце какъ и я. Оной имя есть МЕСТЬ, и понеже мы небыли тамъ вмѣстѣ одинъ и другая какъ для отмщенія; того ради наши розговоры не могли быть долго. Но гнѣвъ не такъ меня ослѣплялъ какъ оную, и тогда я толко началъ за весма мнѣ пріятную имѣть МЕСТЬ, когда ІРИСА и СИЛВІА проходя мимо насъ видѣли меня при оной женѣ съ лщемъ весма веселымъ.
При самомъ вечерѣ тогожъ дня гуляя въ одномъ мѣстѣ встрѣтился я тамъ съ ІРИСОИ, которая была такъ-же одна, тогда въ первомъ моемъ опылѣ я еи говорилъ все то что гнѣвъ мнѣ вдохнулъ, такъ же и она съ своей стороны тожъ чініла; но ТОЛКЪ подбѣжавши къ намъ спрашивалъ у насъ чего бы ради мы такъ ссоріліся, при которомъ тотъ часъ мы узнали, что наша ссора непроизошла, какъ отъ ложныхъ мнѣніи, и что она основана была на ЛЮБВИ. Тогда я нимало немѣшкая палъ еи въ ноги, и прося прощенія обѣщался еи хранить мою вѣрность до самой смерти. Съ своей стороны и она себя извиняла такъ любовно, что она меня тѣмъ весма усладила. Потомъ она мнѣ чинила много ласканіи, и непозабыла ничего того, чѣмъ бы она могла меня увѣрить, что все, которое она ничинила, непроисходило какъ по наученію ДОСАДЫ.
О коль сердцу есть пріятно,
видѣть за невѣрну мниму
Рѣчи намъ предлагать внятно!
къ оправданію любиму
Тысящи извиненіи
искать, и своей рукою
Отстужныхъ сердца кипѣніи
утирать плачъ, а собою
Чрезъ великія милости
платить за горкія очамъ
слезы и заунылости
что были но днямъ, по ночамъ.
Я сіе мое примиреніе съ ІРИСОЮ такъ нашолъ быть сладко, что я въ тотъ же часъ побѣжалъ искать СИЛВІЮ, да бы съ неи тожъ самое учинить. Можетъ быть что онѣ непоступали со мной чрезъ свои дѣйствія въ лучшей усердности, какъ и я съ ними, такъ же можетъ быть что онѣ меня обманывали обѣ, какъ и я ихъ обманывалъ обѣихъ: Но въ протчемъ сіе мнѣ нечинило никакова безпокойства:
Токмо бы намъ божились что любятъ насъ они,
что боятся оскорбить, и чинить намъ споны,
И что потомъ всѣ тщатся всяко утаити
свою невѣрность, любя съ другимъ въ любви, жити,
въ протчемъ, буде улестить сладко намъ умѣютъ,
И обманывая насъ хитрость всю имѣютъ;
то для чего такъ долго съ сердца на нихъ дуться,
и кто бы нехотѣлъ такъ сладко обманутся?
Я нежелалъ видѣть что у оныхъ на сердце было, и доволілся я токмо тѣмъ, что онѣ мнѣ показались быть ради, да бы чинить со мной примиренія.
И я нашолъ такъ сладко, будучи въ ДОСАДѢ
відѣть гнѣвъ въ молчаніи прилюбовномъ ладѣ,
Что дабы таковыжъ всегда чинишь миры,
сотью на всякъ день съ ними имѣлъ я тамъ стыры.
Удоволившися весма сими малыми ссорами похоть, возъимѣлъ я такъ наглую, что я немогъ ни мало еи попротивиться чтобъ невесть ІРИСУ и СИЛВІЮ въ одну долину превесма веселую, хотя КУПИДОНЪ ГЛАЗУНЪ и несовѣтовалъ мнѣ того чинить. Горы, которыя кругомъ обошли сію долину, очюнь высоки; и много на нихъ почитай повсюду великаго камня дикаго на подобіе пещеръ природно учинившагося, которые въ той долинѣ и идутъ за пещеры уединенныя, таможъ находится одинъ очюнь изрядной замокъ, котораго почитай видѣть Нельзя, для того что оной окруженъ со всѣхъ сторонъ высокимъ лѣсомъ, которой его покрываетъ. Солнце незаходитъ туды съ своею свѣтлостію: Ибо его тамо ясность со всѣмъ не мила, хотя бы какъ мало она туды ни зашла. Тогоради тамо царствуетъ непрестанно нощь, которая неприноситъ въ то мѣсто обычаиныхъ своихъ страшиліщъ, и чѣмъ болше она бываетъ темна; тѣмъ наипаче она кажется красна.
Хотя сіе мѣсто весма многолюдно, однако кажется что никово нѣтъ, понеже всѣ того мѣста обыватели любятъ весма уединеніе, и тако всенародныя и многолюдныя собранія оттуду всѣ выгнаны, а доволны бываютъ всѣ токмо быть по два вмѣстѣ, всѣ другія лишнія худо тамъ приняты живутъ. Словомъ, одно третіе лице хотя нененарошно, но весма туды не къ статѣ и не учтиво заходитъ. Сеи замокъ называется ЗАМОКЪ МИЛОСТЕЙ, которыя суть лица очюнь уединенныя, однако онѣ кажутся, тѣмъ которыя ихъ весма принуждаютъ къ тому, но и то невсегда.
Сихъ милостей есть много, которыя всѣ межъ собой родныя сестры одна другой краше, и когда ихъ кто сподобится видѣть, то онъ ихъ видітъ всегда по степенямъ, то есть послѣ хорошои, лучшую. Нельзя ни по какой мѣрѣ нежелать другую съ вящшеи утѣхой видѣть, видѣвъ первую съ великимъ удоволствованіемъ. Въ прочемъ почитай всегда трудно ихъ всѣхъ видѣть, и часто некажется изъ нихъ какъ одна самая малая часть. Надобно имѣть много хитрости, щастія, и превеликія докуки, дабы какъ изнихъ получишь видѣть одну токмо; А наипаче послѣдняя такъ незговорчива, что ежели кто ея желаетъ видѣть, то тотъ больше возъимѣетъ трудности съ одной съ не и, нежели со всѣми первыми. Но уже и она когда кому покажется, то тотъ часъ потомъ преведетъ оного въ замокъ ПРЯМЫЯ РОСКОШИ. Которой не подалеку разстоитъ отъ замка МИЛОСТЕЙ.
Чтожъ до меня касается, я хотѣлъ видѣть оныхъ двухъ красныхъ дѣвушекъ обѣихъ вмѣстѣ: Но въ томъ я много нашолъ трудностей, и еще больше, когда я увѣдомился что надлежитъ быть всегда съ однимъ лицемъ. Я въ раскаяніе пришолъ почитай тогдажъ, для того что я непослушалъ совѣту КУПИДОНА ГЛАЗУНА дабы неходить въ тотъ замокъ. Въ протчемъ я желалъ весма чтобъ какъ мои походъ туды вотще не про толъ, и того для вознамѣрился я силъ своихъ беречь какъ бы мнѣ можно было, такъ же и казаться, что ни которую изъ нихъ я больше нелюблю по тѣхъ мѣстъ, пока мнѣ долѣе того невозможно будетъ чинить. И тако будучи одинъ на одінѣ съ ІРИСОЮ, препроводилъ я цѣлую ночь съ нею, и чтобъ отъ васъ, любезный мои ЛІЦІДА, ничего мнѣ неутаить, въ тои ночи вотъ что мнѣ случилося:
Мое сердце все было въ страсти,
съ моей на единѣ былъ милои,
Слѣдомъ получить все не силой:
но со всѣмъ я симъ небылъ въ щасти.
Дабы то въ полнѣ получити,
Я принуждалъ, но вотще всегда
Я токмо позналъ, что никогда
Такъ ту красну невидѣлъ быти.
На завтрѣ увидѣлъ я себя
Что я сто разъ паче былъ въ страсти.
Всегда въ скорби, всегда въ напасти,
А всегда оную же любя.
Будучи въ моемъ задорѣ искушеніе было на меня нашло, чтобъ для нея оставить СИЛВІЮ, и къ неи толко одной привязаться. Но потомъ очюнь я радъ сталъ быть, что я того неучинилъ: Ибо покинувъ ІРИСУ подъ предлогомъ самымъ бездѣлнымъ я нашолъ СІЛВІЮ такъ красну, и такъ пригожю, что я весь на ту смотря розпался. И былъ съ нею вмѣстѣ цѣлой день, но не лучше я себя съ онои нашелъ какъ и съ ІРИСОИ.
Въ бѣлосши ея румяннои,
Такъ же въ очахъ ея ясныхъ
Не много хоти желанной
Видѣлъ я и въ рѣчахъ красныхъ.
И едва было то несталось,
имѣя охоты болше,
А я нудя тую дольше,
что въ любви сладко казалось.
Въ протчемъ хотя безъ всего, но я себя такъ щаслива быть нашолъ при неи, что я болше и непомышлялъ о ІРИСѢ, и въ то самое время, когда она меня, какъ говоритъся, въ мѣстѣ застала съ СИЛВІЕИ.
Я занепотребное нахожу, чтобъ вамъ описать подробну всѣ укоризны и пени, которыя мнѣ были отъ тои и отъ другой. Тогда я обернулся къ моему КУПИДОНУ ГЛАЗУНУ. Которой мнѣ показался, что онъ мнѣ неможетъ уже никакимъ добрымъ совѣтомъ помощи. Сеи случаи въ такой великои меня стыдъ привелъ, что я ни мало немешкая побѣжалъ отъ нихъ обѣихъ, и бѣжалъ все грунью даже до одного мѣстечка, которое мнѣ попалось и въ которомъ меня покинулъ мои КУПИДОНЪ ГЛАЗУНЪ говоря что сіе мѣсто ему неугодно есть. Многія въ томъ мѣстечкѣ домы до половины толко построены, а другія тремя или четырми розными образцами поставлены.
Иные называютъ сіе мѣстечко НЕЗНАМОСТЬ ЧТО ЧИНИТЬ: Но мнѣ другіе сказали, что прямое его имя есть. НЕРАЗРѢШИМОСТЬ: Ибо и помѣщица, которая симъ мѣстомъ владѣетъ, тѣмже именемъ именуется.
Сія госпожа есть очень смѣшна, и оная нікогда неодѣвается въ платье: потому что она неможетъ разрѣшится которой бы лучше вздѣть уборъ. И хотя она непрестанно кидается, но однако съ мѣста своего никогда несходитъ: Понеже она намѣряется итти въ толь многія мѣста, что, наконецъ, ни въ которомъ неможетъ побывать. Можно примѣтить скоро что въ ея гл азахъ непрестанное есть смятеніе, и которыя очюнь мутны; такъ же можно видѣть, что она нѣкоторыя имѣетъ намѣренія въ своей головѣ; но которыхъ число такъ есть велико, что она ни одного неможетъ въ дѣйство произвести. Я себя нашолъ въ великомъ затрудненіи въ семъ мѣстечкѣ: Ибо воспомяновеніе ІРИСЫ И СИЛВІИ раздѣляло мою мысль на двѣ части равныхъ. Я несомнѣвался чтобъ мнѣ невозможно было помириться съ одной, ежели бы одну изъ нихъ которую покинулъ: Но то что я видѣлъ ВЪ ЗАМКѢ МИЛОСТЕЙ, къ тому меня недопускало. Я уже тогда имѣлъ чювствіе къ той и другой таково, каково я имѣлъ прежде къ АМРІНТѢ. Всѣ мои мысли имѣли межъ собою великое побоище, и хотя я нехотѣлъ ихъ весма обѣихъ покинуть, однако больше я склонности имѣлъ, чтобъ ихъ потерять обѣихъ вмѣстѣ, нежели выбравъ одну другой предпочтить, такъ что въ боязни, дабы непотерять ни ту ни другую я немогъ имѣть ни той ни другой. Словомъ сказать, я былъ тогда въ превеликомъ безъизвѣстіи что чинить.
Когда любовь чье сердце двумъ краснымъ вручаетъ,
о коль тотъ во все время въ безчасти бываетъ!
У сердца любви вкупѣ къ обѣимъ есть много,
а къ одной каждой весма у него убого.
Я тогда незналъ какъ быть, и какъ жить; такъ же и немню я, чтобъ я могъ когда намѣреніе какое воспріять, ежели бы въ единъ изъ тѣхъ дней одна женщина со мной невстрѣтилась.
Сія жена весма была краевого лица; станомъ и величавостію своею походила на богиню, и отъ все я ея персоны изходило сіяніе, которое ослѣпляло очи. Я толко литъ оную увидѣлъ, то я такъ великое къ неи почтеніе на сердцѣ моемъ почювствовалъ, что я немогъ никакимъ яспособомъ оного къ неи неимѣть. Тогда она повышая свои гласъ слѣдующее мнѣ говорила:
Выди ТИРСИСЪ отсюду, пора любовь кинуть:
доволно и долго здѣ въ любви моглъ ты гінуть.
Не въ семъ то островѣ, гдѣ мысль быватъ уныла,
находится честь, что всѣмъ добрымъ людемъ мила.
Нада любить было: Любовь учитъ жити,
той огнь безъ свѣта въ сердцѣ невозможетъ быти.
Но уже, ТИРСИСЪ, за мной слѣдовать есть время,
и знаи что мое сличье не отъ смертна племя.
Сія слова будучи произнесены съ повелѣніемъ проникнули даже до самыя глубины сердца моего. Тогда я покраснѣлъ весь съ стыда тотъ часъ литъ увидѣлъ состояніе, въ которомъ я себя находилъ. И въ тожъ самое время такъ я влюбился въ СЛАВУ (ибо то она была) что воспріявъ намѣреніе слѣдовать за нею вышелъ я немедленно изъ НЕРАЗРѢШИМОСТИ. Съ начала самого, сердце мое имѣло нѣсколко трудности привыкнуть къ сеи премѣнѣ; и того ради надлежало слѣдующее ему говорить не по одинъ разъ:
Некажи болше моей днесь памяти слабкои
что невозможно въ свѣтѣ жить безъ любви сладкой,
Некажи, мое сердце, надобно чтобъ СЛАВА,
болше тысячи ФИЛИСЪ возъимѣла права.
Ступай, и непротився куды ведетъ тая:
сеи любви не можетъ быть лучше иная.
Ты выгратъ сеи премѣнои: СЛАВА паче красна,
нежель сто АМИНТЪ, ІРИСЪ, СИЛВІИ, и всѣмъ ясна.
Тако слѣдуя за СЛАВОЮ прибылъ я на берегъ острова ЛЮБВИ. Тамо паки я увидѣлъ гуляющихъ всѣхъ красотъ, всѣхъ сладостей, всѣхъ прикрасъ, и всѣхъ статей, которыя уже тогда меня немогли, хотя и много старалися прелстить. Тамо увидѣлся я паки и съ РАЗУМОМЪ, у которого я весма просилъ прощенія, для того что я непослушалъ его совѣта входя въ островъ ЛЮБВИ, онъ меня принялъ очюнь благопріятно, и видя что я имѣлъ намѣреніе выѣхать оттуду, на это далъ мнѣ и судно.
Я немогу вамъ сказать что я вышелъ не смотря съ охотой, такъ же и съ нѣкоторою болѣзнію на мѣста, въ которыхъ, хотя и много я имѣлъ нещастія, но однако болше сладкого и веселаго препроводилъ времяни. Но по прошествіи сего перваго моего устремленія неімѣлъ я о томъ нирадостного чювствія ниже печалного. И тако простился я съ ЛЮБОВІЮ на всегда.
Простите вы нынѣ всѣ, хороши! пригожи!
вашъ плѣнникъ я долго былъ, и навашемъ ложи.
Вы мною владѣли всѣ, но безъ всяка права;
вы вездѣ всему миру велика отрава!
Простите вы нынѣ всѣ; любить неимѣю:
зная что есть любовь, ту ненавидѣть смѣю.
Всѣ наши въ неи похоти во всемъ безконечны,
а въ сластѣхъ ея муки пребезчеловѣчны,
Хотя много радости та всѣмъ обѣщаетъ,
но чрезъ свои потѣхи всѣхъ она прелщаетъ.
Наше плаваніе отъ самого острова даже до сего мѣста, весма было благополучно; плитъ вышелъ я изъ судна моего на землю, то тотчасъ сталъ писать къ вамъ, любезный мои ЛИЦИДА, сіе писмо, чрезъ которое дабы вамъ объявить состояніе моего сердца, въ каковомъ оно нынѣ находится, то есть:
Я уже нынѣ нелюблю, какъ похвалбу красну:
она толко заняла мою душу власну.
Я изъ памяти изгналъ
всѣхъ моихъ нынѣ ФІЛІСЪ
и яко бы я незналъ ни
АМИНТЪ ниже ІРИСЪ
И хотя страсть прешедша чрезъ нѣчто любовно
услаждаетъ мнѣ память часто и способно;
Однакъ сіе есть толко
какъ Сонъ весма пріятный,
Кого помнить не горько,
хоть обманъ его знатный.
Въ протчемъ, любезный мои ЛІЦІДА, я нынѣ иного неимѣю достойнаго во извѣстіе вамъ учинить, токмо что въ близости слѣдовать буду и самъ за симъ моимъ. Итогоради уповаю, что вскорѣ возъимѣю радость съ вами увидѣтся и дружески объняться.
СТИХИ НА РАЗНЫЯ СЛУЧАИ.
По совѣту моихъ пріятелей осмѣлился я здѣсь приложить нѣсколко стиховъ моей работы Рускихъ, Французскихъ, и Латинскую Эпіграмму, хотя и невесма сеи книгѣ нѣкоторыя изъ нихъ находятся приличны. Но ежелибъ онымъ здѣсь небыть, то бы имъ надлежало въ вѣчномъ безъизвѣстіи пропасть, чего имъ друзья мои вѣдущія въ стихахъ силу непожелали.
Къ томужъ, понеже сія книга очюнь собой мала, тогоради за блато и мнѣ разсудилось сими оную понаполнить. Ежели ОХОТЛИВЫИ ЧІТАТЕЛЮ, оныя вамъ покажутея, то обѣщаюсь и другими со времянемъ васъ увеселять; а буде непонравятся, то я во вся замолчю, и больше вамъ скучить небуду.
ПѢСНЬ
Со чинена въ ГАМБУРГѢ къ торжественному празнованію
КОРОНАЦІИ ЕЯ ВЕЛІЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ІМПЕРАТРИЦЫ
АННЫ ІОАННОВНЫ САМОДЕРЖИЦЫ ВСЕРОССІЙСКІЯ, бывшему
тамо Августа 10 го (по новому стилю) 1730,
Да здравствуетъ днесь ІМПЕРАТРИКСЪ АННА
на престолъ сѣдша УВѣНЧАННА,
Краснѣйте Солнца и звѣздъ сіяюща нынѣ!
Да здравствуетъ на многа лѣта,
Порфирою златой одѣта
въ ИМПЕРАТОРСКОМЪ ЧИНѢ.
Се благодать всѣмъ отъ небесъ ліется:
что днесь вѣнцемъ АННА вязется.
Бѣгутъ къ намъ изъ всей мочи Сатурновы вѣки!
Миръ, обиліе, щастье полно
всегда будетъ у насъ довольно;
Радуйтесь человѣки.
Небо все нынѣ весело играетъ,
Солнце на немъ лучше катаетъ,
Земля при АННѢ вездѣ плодовита будетъ!
Воздухъ всегда въ Россіи здравы,
перемѣнятся злыя нравы,
и всякъ нужду избудетъ.
* * *
Рѣчныя въ брегахъ станутъ своихъ токи,
выбѣгутъ всѣ мерзски пороки.
ПРАВДА, БЛАГОЧЕСТІЕ АННУ окружаютъ.
ЛЮБОВЬ къ подданнымъ, СУДЪ и МИЛОСТЬ
изъ всѣхъ сердецъ гонятъ унылость;
Тѣмъ АННУ прославляютъ.
Прочь всѣ отсюду враждебныя ссоры:
АННА краснѣиша ауроры
Всѣхъ въ любовь себѣ сердца преклонила вѣчну!
Все почитаетъ должно АННУ
САМОДЕРЖІЩУ БОГОМЪ данну,
Вѣрность имать сердечну.
Торжествуйте вси Россіисти народы:
у насъ идутъ златыя годы.
Воспріимемъ съ радости полныя стаканы,
восплещемъ громко и руками,
за скачемъ весело ногами
мы вѣрныя гражданы.
Имѣемъ мы днесь радость учреждену,
повсюду славно разнесенну:
АННА надъ Россіею во царилась ВСЕЮ!
Тото есть прямая ЦАРИЦА!
Тото бодра ИМПЕРАТРИЦА!
признаютъ всѣ душею.
- * *
Да здравствуетъ намъ ІМПЕРАТРІКСЪ АННА
на престолъ сѣдша, УВѢНЧАННА,
Краснѣйше Солнца и звѣздъ сіяюща нынѣ!
Да здравствуетъ на многа лѣта,
Порфирою златой одѣта,
въ ІМПЕРАТОРСКОМЪ чинѣ.
ЭЛЕГIА
О СМЕРТИ ПЕТРА ВЕЛИКАГО.
Что за печаль повсюду слышится ужасно?
Ахъ! знать Россія плачетъ въ многолюдствѣ гласно!
Гдѣжъ повседневныхъ торжествъ, радостей громады!
Слышъ, не токмо едина; плачютъ ужъ и чады!
Се она то мещется, потомъ недвижима,
Вопіетъ, слезитъ, стенетъ, въ печали всѣмъ зрима.
Что то за причина? (лишъ рекла то ВСЕЛЕННА)
Летитъ, ахъ горесть! СЛАВА весма огорченна,
Вопіетъ тако всюду, но вопіетъ право;
Ахъ! позабылаль она сказывать не здраво?
О когда хоть бы и въ семъ была та невѣрна!
Но вопіетъ, вопіетъ въ печали безмѣрна:
ПЕТРЪ, ахъ! Алексіевичь вящшіи человѣка,
ПЕТРЪ, глаголю, Россійскій отбылъ съ сего вѣка.
Не внушила ВСЕЛЕННА сіе необычно:
Ибо вѣщала СЛАВА ужъ сипко, незычно.
Паки СЛАВА: Россійскій ІМПЕРАТОРЪ славный,
всяку граду въ мудрости и въ храбрости явный.
Того правда, того милость тако украсила,
что всю тебе ВСЕЛЕННУ весма удивила,
Кто когда воискуствѣ? кто лучшій въ наукѣ?
Любовь ко отечеству далаль мѣсто скукѣ?
Что же бодрость? что промыслъ? православна вѣра?
Ахъ! неимамъ горести нынѣ я примѣра!
Паче грома и молни се МІРЪ устрашило,
и почитай внѣ себя тои весь преложило.
Но по удивленіи въ незапнои причинѣ
Со стенаніемъ въ слезахъ ВСЕЛЕННАЯ нынѣ:
увы мои ПЕТРЕ! ПЕТРЕ верхъ царскія славы!
увы предрагоцѣнныи! о судебъ державы!
увы вселенныя ты едина доброта!
увы моя надежда! тяжка мнѣ сухота!
увы цвѣте и свѣте! увы мои единый!
по что весма сиру мя оставилъ, любимый?
Кто мя ВСЕЛЕННУ тако іныі царь прославітъ
кто толики походы во весь свѣтъ уставитъ?
всюду тебѣ немогла САМА надивиться?
но, уже ПЕТРЪ во мнѣ днесь, ПЕТРЪ живыи, незрится!
Ахъ увяде! ахъ уже и сеи помрачися!
Праведно, Россія днесь тако огорчися.
Се бѣгутъ: ПАЛЛАДА, МАРСЪ, НЕПТУНЪ, ПОЛИТИКА
убоявшеся громка ВСЕЛЕННЫЯ крика.
Что тако (глаголютъ) мати ты затѣла?
Но ПАЛЛАДА прежде всѣхъ тутъ оцепенѣла
уразумѣвши яко ПЕТРА ужъ нестало;
ПЕТРА, но Россіиска: ахъ! рече, все пропало
падаетъ, обмираетъ, власы себѣ комитъ,
все на себѣ терзаетъ, руки себѣ ломитъ.
Зіяетъ, воздыхаетъ, мутится очима,
бездыханна, какъ мертва неслышитъ ушима,
всѣхъ чювептвъ лишенна, мало здѣ въ себе приходитъ,
тихо, непостоянно, такъ гласомъ заводитъ:
Мое Солнце, и слава! моя ты ПАЛЛАДА!
куды нынѣ убѣгла? до коего града?
Я прочихъ мудрости всѣхъ мною наставляла;
а тебя я сама въ той слышати желала;
О премудрый ПЕТРЕ! тыль не живеши нынѣ?
кая безъ тебе мудрость уставится въ чинѣ?
плачь винословна плачи, плачь ФІЛОСОФІЯ,
плачьте со мною нынѣ науки драгія,
стени МЕХАНИКА, вся МАТЕМАТИКА,
возопіи прежалостно и ты ПОЛИТИКА.
Но тебѣ плакать будетъ въ своемъ свое время,
оставь мя нынѣ мое оплакать волъ бремя,
плачъ со мною искусство, но плачи чрезмѣрно:
оставилъ насъ ПЕТРЪ, что я узнала еи вѣрно.
Ахъ! покинулъ всѣхъ насъ ПЕТРЪ мудростей хранітель,
своего государства новый сопхворитель.
МАРСЪ: не о Россійскомъ ли, мати, ПЕТРѢ слово,
нарицаемомъ МАРСѢ во всемъ свѣтѣ ново,
емуже въ храбрости я немогу сравниться,
развѣ только сѣнь его могу похвалиться?
Сказала ВСЕЛЕННА. МАРСЪ завопилъ жестоко;
палъ было, но всталъ заразъ; на небо взвелъ око:
О небесни! небесни! и вы зависть взяли,
что толико прехрабра у земныхъ отняли?
болту же мнѣ нанесли нынѣ вы обиду,
по противился бы вамъ безъ почтенна виду,
но, отдайте мнѣ ПЕТРА, ПЕТРА въ мощныхъ славна
въ храбрости, въ бодрости, и въ полѣ исправна.
Въ болшу пришедъ МАРСЪ ярость, кинувъ шлемъ и саблю;
дѣла, рече, храбра я одинъ неисправлю.
О ПЕТРЕ! ПЕТРЕ! ПЕТРЕ! воине силныи!
при градѣхъ, и во градѣхъ, и въ полѣ весь дивный.
возвратись моя радость, МАРСОВА защита:
МАРСЪ, не МАРСЪ безъ тебе есмь, ахъ! но волокита.
Увы мои ПЕТРЕ! како возмогу стерпѣгпи
тебѣ несущу, въ слезахъ что бы не кипѣти?
вѣмъ что недолжно храбру; нобыти неможно,
егда вѣмъ яко уснулъ нынѣ ты неложно,
уснулъ сномъ, но по вѣкахъ возбнуться имущимъ.
уснулъ сномъ, но намъ многи печали несущимъ.
Въ протчемъ пойду скитаться лишившись Клеврета.
о плачу ПЕТРА всегда землею одѣта.
Починаетъ по томъ здѣсь ПОЛІТИКА стужна
рыдати неинако какъ жена безмужна;
дайте, глаголетъ, плачу мому мѣсто други:
немогу бо забыти ПЕТРА мнѣ услуги,
кто имъ тако первѣе скрасилъ ПОЛИТИКУ!
кто мене въ конецъ досшиглъ толь весма велику?
разсмотритъ, въ велъ, премѣнилъ, укрѣпилъ онъ нравы,
много о томъ глаголютъ изданныя правы.
Но о и его правившъ БОЖЕ ты державный!
почто мнѣ ПЕТРА отнялъ? тѣмъ подалъ плачь главный.
Я толику на него надежду имѣла,
чтобъ воистинну въ первомъ мѣстѣ ужъ сидѣла
Предовсѣми; Но твоя то Божія сила:
хотя сія причина весма мнѣ не мила.
Се подъ НЕПТУНОМЪ моря страшно закипѣли,
се купно съ вѣтры волны громко заревѣли!
стонетъ ОКІАНЪ, что ужъ другаго нестало
Любителя. БАЛТІИСКО, что блиско то стало
нещастье при берегахъ. КАСПІИСКО же нынѣ
болше всѣхъ, что однажды плавалъ по немъ синѣ.
Всюду плачь, всюду туга презѣлна бываетъ:
Но у Бога велика радость процвѣтаетъ:
яко ПЕТРЪ пребываетъ веселъ нынѣ въ небѣ,
ибо по заслугамъ тамъ ему быти требѣ.
СТИХИ ПОХВАЛНЫЯ РОССІИ.
Начну на флейтѣ стихи печальны
зря на Россію чрезъ страны дальны:
Ибо всѣ днесь мнѣ ея доброты
мыслить умомъ есть много охоты.
* * *
РОССІЯ мати! свѣтъ мои безмѣрный!
позволь то, чадо прошу твои вѣрный,
ахъ какъ сидишъ ты на тронѣ красно!
небо Росеіиску ты Солнце ясно!
Красятъ иныхъ всѣхъ златыя скиптры,
и драгоцѣнна порфира, митры;
Ты собой скипетръ твои украсила,
и лицемъ свѣтлымъ вѣнецъ почтила.
О благородствѣ твоемъ высокомъ
кто бы невѣдалъ въ свѣтѣ широкомъ?
Прямое сама вся благородство:
Божіе ты, еи! свѣтло изводство.
Въ тебѣ вся вѣра благочестивымъ,
къ тебѣ примѣ у нѣтъ нечестивымъ;
въ тебѣ небудетъ вѣры двойныя,
къ тебѣ несмѣютъ приступить злыя.
Твои всѣ люди суть православны
и храбростію по всюду славны;
Чада достойны таковой мати,
вездѣ готовы за тебя стати.
Чѣмъ ты, Россія, неизобилна?
гдѣ ты, Россіа не была силна?
Сокровище всѣхъ добръ ты едина,
всегда богата, славѣ причина.
- * +
Коль въ тебѣ звѣзды всѣ здравьемъ блещутъ!
и Россіяне коль громко плещутъ:
Виватъ Россіа! виватъ драгая!
виватъ надежда! виватъ благая.
Скончу на флейтѣ стихи печальны
зря на Россію чрезъ страны дальны:
сто мнѣ языковъ надобнобъ было
прославить все то что въ тебѣ мило.
СТИХИ ЭПІТАЛАМИЧЕСКІЯ
НА БРАКЪ ЕГО СІЯТЕЛЬСТВА КНЯЗЯ
АЛЕКСАНДРА БОРІСОВИЧА КУРАКИНА,
И КНЯГИНИ АЛЕКСАНДРЫ ІВАНОВНЫ.
О единъ день, прошлаго въ городъ Гамбургъ лѣта
при самомъ ясномъ небѣ отъ солнечна свѣта
влетѣлъ вѣстникъ МЕРКУРІИ; но весь запыхался,
такъ что смотря на него и я изпужался,
мысля, чтобъ за причина его чреззвычаина
учинила уставша? бѣдаль неначаина
надъ кѣмъ стряслася чтоли? вижу что непросто:
Ибо таковъ онъ небылъ, говорятъ, лѣтъ со сто.
сталъ я нетерпѣливныи Меркура улещать,
то гладкимъ, то сердитымъ его словомъ прельщать:
Что, сударь, тебѣ сталось Министръ перва Бога!
или тебѣ некошна вся была дорога!
пожалуйста скажи мнѣ, благодаренъ буду,
и какъ Аполлона, такъ тебя незабуду.
Дышетъ Меркуріи, а я: эхъ, сударь, ужъ скучишъ!
что хорошева? по что долго меня мучишъ?
Веть я равно и тебѣ, какъ и Аполлону
служу, не болше чести имамъ твоей ону.
такъ то, право, служи вамъ, а вы неглѣдите,
и не смотря на вѣрность въ смѣхъ все становите.
ну, сударь; веть таки мнѣ сказать случаи нада,
и не даромъ ты прибылъ до сего днесь града?
молчитъ МЕРКУРІИ; толко кажетъ мнѣ рукою
на одного малчика прекрасна собою,
которой недалеко веселъ стоялъ тамо,
маленкои саидакъ его украшалъ все рамо,
Калчанъ ему каленыхъ висѣлъ стрѣлъ за плечми,
быстрехонекъ казался, какъ бы рѣка течми.
Узналъ я заразъ что то Купидонъ воришка:
ибо уменя таки столко есть умишка.
Тогда хоть еще сердце мое трепетало,
но видѣвъ Купидона легче ему стадо;
уже я сталъ ожидать все благополучно,
и молчаніе оно не такъ было скучно
Меркуріево; къ томужъ, что я строи великои
и здали увидѣлъ со сладкой музыкой;
На которой дивяся немогъ насмотрѣться,
Такъ хорошему нельзя въ Пруссіи имѣться.
ГѴМЕНЪ на торжественной ѣхалъ колесніце,
Купидушки ту везли, прочія шли сице:
ЛЮБОВЬ, держа два сердца пламенемъ горящы,
цепочкои залотою связаны блестящы,
шла за Гѵменомъ; блізко потомъ Вѣрность міла,
съ неи Постоянство, Радость все въ ладоши била.
Корнукопіа вездѣ по дорогѣ цвѣты
бросала, которыми богато одѣты
подбирая межъ собой Дѣточки играли,
а все таки за строемъ онымъ Тѣ бѣжали,
мужеска всѣ казались пока Княжичами,
а женска, прекрасными видѣлись Княжнами.
По обѣимъ сторонамъ много Купідоновъ,
гдѣ воздухъ разбѣгался отъ ихъ крыльныхъ звоновъ
всѣхъ прохлаждая, изъ нихъ держалъ въ рукѣ всякой
факелъ съ огнемъ яра воску, неинакои.
Всѣ восклицали вкупѣ согласно устами:
БРЯКНУЛИ КНЯЖЕСКИМИ на ЛЮБОВЬ РУКАМИ!
БРЯКНУЛИ, ГЕИ! Но болше еще и дивился,
какъ тамъ Аполлонъ съ скрипкой появился,
весь статнѣе *Гінніона, также и Батиста,
и всякъ бы его назвалъ тогда Божка иста,
которой смычкомъ весма такъ началъ красно,
такъ же приговаривать и языкомъ ясно:
(когда онъ пѣлъ и игралъ, музыка молчала,
но толко въ удивлени се своемъ внимала.)
БРЯКНУЛИ КНЯЖЕСКИМИ на ЛЮБОВЬ Руками,
юже чтобъ никакои день разторглъ! ни косами
смерть сурова! Брякнули, Геи! въ Княжескомъ чинѣ:
щасливо вѣкъ Вамъ златой встаетъ въ благостынѣ!
О Васъ новобрачніи! О съ надеждой многи
Потомки! О и Чада! О брачни Чертоги!
Зрите всѣ люди нынѣ на отроковицы
Посягающей лице, чистой голубицы:
Палладіискои вся ЕЯ красота есть равна,
власами ни Венера толь чисто приправна,
Таковыми Юнона очесы блистаетъ,
или Діана, когда калчаны скидаетъ,
изъ лѣсовъ на небо та прибыти хотягца,
красится; но сія въ сеи красотѣ есть вяща.
Такая то у насъ есть Княгиня! днесь тыя
- два славныя въ Парижѣ игроки на скрипицѣ.
Божески дары, Князю, зри вся, а благія,
свѣтъ души видя въ Оной, смертну Тую быши
не речеши, и щастьемъ Богамъ СЯ сравниши
не устыдится. Она поступь Твою равно,
и златомъ блещущую одежду всю славно,
и свѣтлыя пламенемъ наичистымъ оки
зрѣти любитъ, ТЯ любя, а мыслми глубоки
въ себѣ изображаетъ: какъ то съ Неи любо,
поступитъ! и какъ то ЕИ вмѣстѣ быть не грубо!
и какъ то славна всюду узрится съ Тобою!
и еще боится, что мысль та невѣтръ ли съ тщетою?
Но небоися, небоися, О Красна Княгиня!
тебя любитъ Юпітеръ, Юнона Богиня:
не бо во снѣ зрится Ты такова днесь радость.
истинна то самая, истинна то сладость.
Любовь Князя вся къ тебѣ будетъ благородна,
со мною, всѣмъ Богамъ ты, о со всѣмъ угодна!
нынѣ воскликните вси согласно устами;
Брякнули княжескими на любовь руками!
Брякнули, Геи! руками, княгиня прекрасна
съ княземъ такимъ, какова зорница есть ясна,
что въ небѣ равныхъ своихъ весь свѣтъ погашаетъ,
а сама едина тамъ паче всѣхъ блистаетъ.
Тутъ замолчалъ Аполлонъ. Но купиды сами:
Брякнули княжескими на любовь руками!
Какъ все въ удивленіе сіе мя привело!
какъ велико веселье все мнѣ сердце развело!
тотъ часъ я узналъ что строи весь тотъ шолъ отъ брака
Князя, но Александра: ибо то мнѣ всяка
въ ономъ строю о оба извѣстно казала,
что свадба Александры такъ быть надлежала!
Увидѣвъ тогда Меркуръ, что то я догадался,
сталъ ужъ мнѣ тожъ подтверждать; но я разсмѣялся:
Молчи, Меркуріи, пожалуйста молчи,
сказывать то другимъ лѣти, иль поскачи.
Выговоривъ, немогъ я съ радости усидѣть,
чтобъ слѣду ющу пѣсню весело незапѣшь.
БАЛАДЪ
О томъ, что ЛЮБОВЬ безъ заплаты
не бываетъ отъ женска пола.
Tout le beau sexe (et c’est partout constant)
paye les feux des coeurs de cent maniérés,
une coquette, apres tout, rend à l’instant
Amant l’heureux par la faveur derniere.
Douce, faveur, quand elle est la première!
l’autre à la fin tient quelque doux discours
au coeur soumis, qui lui fait bien sa cour,
cela n’est rien; mais c’est la recompense:
Jamais sans prix on ne reste en amour.
Il est enfui Vultieme complaisance.
Cupidon va quelque fois à pas lent,
lors qu’il rencontre une Prude à cythere
Et si jamais il ne cede en aimant,
il est bien vrai, qu’il ne reste en arriéré.
Bien qu’elle lui fasse par tout la guerre,
qu’il ne craint point tout ce bruit du
Tambour ,
s’il ne parvient jusqu'à quelque fàuxbourg,
il en aura du moins une assurance:
toujours les soins sont paje’s deretour.
il est enfin Vultieme complaisance.
Ton croit en vain, que c’est perdre son temps,
que d’en vouloir à la beauté trop lierre;
quand elle voit que son fidel galant
par chaque endroit tache de lui plaire,
bien qu’elle ait sa vertu trop severe,
Je gagerai ma tête, qu'à son tour,
apres plusieurs fins et rusés détours,
Elle en aura quelque reconnoissance:
l’on n’est jamais pour rien en son débours.
Il est enfin Vultieme complaisance.
Envoy
Тоy, Belle Iris, que le ciel fit autour!
quand tu changeas de ton avis un jour
pour satisfaire à ma treshumble instance;
plus que content dans ce monde je cours:
Ce fut enfin Vultieme complaisance.
БАСЕНКА
о непостоянствѣ дѣвушекъ.
Un jour Dämon le plus tendre Berger
Revint chez lui tout joyeux d’un verger,
où sa Daphné lui fut très favorable,
croyant ce sort être a jamais durable
Le lendemain il y hata ses pas.
Qu’y fit Daphné fierre de ses apas ?
Elle l’evite, et prend un autre route.
Damon la suit n’etant de rien en doute,
Il la salue en termes fort polis,
Dont il faisoit ses cornplitnens jolis;
il s’informoit, comment elle se porte,
Pour lui prouver sou zele de la sorte.
Puis franchement il commence a causer
avant de lui donner aucun baiser,
en lui faisant la suivante demande:
Est ce pour moy, que vous quitez la bande?
Vous êtes seule! Est ce de votre ardeur
pour m’assurer, dont je fait mon bonheur?
sera ce donc pour m’exposer vos charmes,
afin de jouir des plaisirs sans al larmes?
Alors enfin il se mit en devoir
de l’embrasser, et de la faire asseoir.
Tout doucement, lui dit elle, en colere,
de tous vos soins vraiment je n’ai que faire.
Comment Daphné? lui répliqua Damon,
que voulez vous? est ce enfin tout de bon?
puis je du moins scavoir quel est mon crime?
ofiense-t-on par un excès d’eslime?
eli! laissez moi, répond elle, en repos.
Et tout d’abord elle tourna le dos.
Damon surpris d’une action si dure
Crût que ce fût une illusion pure,
mais c’est en vain qu’il vouloit la toucher!
lors tout en pleurs il ne put s’empêcher
de s'écrier avec raison, ce semble;
un jour suit Vautre, et point ne lui ressemble.
ПѢСЕНКА
Къ красной дѣвушкѣ, которая стыдится; и будто
невѣритъ; когда еи говорятъ что она хараша.
Vous étés belle, il faut dire vraiment;
Je le dis donc, mais avec tout le monde
J’ajoute à part, qu’il n’est point de seconde
en doutez vous? pour le coup, franchement,
c’est être bien rebelle;
vous'étés pourtant belle.
Consultez bien vôtre chéri miroir;
Il vous fait voir dans la sincere glace,
qu’on vous prendroit aisément pour la
Grâce.
mirez vous y du matin jusqu’au soir,
de plus, à la chandelle,
vous étés toujours belle.
Balances vous encor? voici mon coeur,
dont, je suis sur, qu’il n’a daté persone,
qui tout entier à vos charmes se donne,
mais vous direz, que c’est un grand flateur;
non, non, c’est avec zele:
vous êtes, dit il, belle.
ОБЪЯВЛЕНІЕ ЛЮБВИ
Французской работы.
Il est un berger sincere
Délicat, constant, discret,
Qui vous adore en secret,
Et qui mourroit pour vous plaire.
Je n’en dirai pas le Nom:
Je crains toujours votre colere
Je n’en dirai pas le nom:
Mais écoutez ma chanson.
Si tôt qu’il vous voit paroitre,
La joie éclaté en ses yeux.
Tout lui paroit ennuyeux ,
Où vous ne pouvez pas être.
Je n’en dirai pas le Nom
Vous m’exileriez peut être.
Je n’en dirai pas le nom.
Mais écoutez ma chanson.
Quand de la faveur suprême
Vous auriez payé ses feux,
à son air respectueux
Vous en douteriez vous meme.
Je n’en dirai pas le Nom.
peu d’amans feroient de même
Je n’en dirai par le nom.
Mais écoutez ma chanson.
Si sensible au caractère
De l’auteur de ses couplets,
Yous voulez savoir qui c’est;
Je peux seul vous satisfaire.
Je n’en dirai pas le Nom.
Sachez moi gré du mystère.
Je n’en dirai pas le nom.
Mais retenez ma chanson.
ОТВѢТЪ НА ОНОЕ МОЕГО труда.
Ou’il soit un berger sincere
Délicat, constant, discret;
Je vous dirai sans secret,
Qu’il ne sauroit point me plaire.
Ne m’en dites pas le Nom :
Craignez toujours ma colere.
Ne m’en dites pas le Nom.
Peste soit de sa chanson !
Sitôt qu’il me voit paroitre,
Qu’il se dérobé à mes jeux :
Tout me paroitra joyeux ,
Où lui ne pourra pas être
Ne m’en dites pas le nom:
Je m’eu moquerai peut être.
Ne m’en dites pas le Nom.
Peste soit de sa chanson!
Treve de faveur suprême
Je donne au Diable ses feux;
Il est fort audacieux,
Je crois qu’il le voit lui même.
Ne m’en dites pas le nom.
Un sot amant fait de même.
Ne m’en dites pas le Nom.
Peste soit de sa chanson!
Quelque soit le caractère
De l’auteur de vos couplets;
Mais si je savois qui c’est,
Je lui dirois de se taire.
Ne m’en dites pas le Nom.
Gardez en bien le mystère.
Ne m’en dite’s pas le Nom.
Peste soit de sa chanson.
ПРОШЕНІЕ ЛЮБВѢ.
Покинь Купидо стрѣлы:
уже мы всѣ не цѣлы
но сладко уязвлены
любовною стрѣлою
твоею золотою;
всѣ любви покорены:
Къ чему насъ ранить больше?
себя лишъ мучишъ дольше
Кто любовью недышешъ?
Любовь всѣмъ намъ нескучитъ,
хоть насъ тая и мучитъ.
ахъ сеи огнь сладко пышетъ!
Соизволь опочинуть,
и саидакъ свои покинуть:
мы любви сами ищемъ,
ту ища не устали
а сласть ея познали,
въ вскачь и пѣши къ той рыщемъ.
За любовь (не буду дивно,)
не емлемъ что противно
еи надъ всѣми царице:
Та вездѣ свѣтло блещетъ
такъ что всякъ громко плещетъ,
видѣть радъ любовь сице:
Стрѣлъ къ любви ужъ ненада:
воля всѣхъ любишь рада.
ахъ любовь дарагая!
любовь язвитъ едину,
другой раненъ чрезъ ину.
буди ненависть злая!
ПѢСЕНКА ЛЮБОВНА.
Красотъ умилна!
паче вѣхъ силна!
Уже склонивши,
ужъ побѣдивши,
Изволь сотворить
Милость, мя любить:
люблю драгая
тя, самъ весь тая.
Нужъ умилися,
сердцемъ слонися j
Не будь жестока
мнѣ паче рока:
сличью обидно
то твому стыдно.
люблю драгая
тя, самъ весь тая.
Такъ въ очахъ ясныхъ!
такъ въ словахъ красныхъ!
въ устахъ сахарныхъ,
такъ въ краснозарныхъ!
милости нѣту,
ниже привѣту?
люблю драгая,
тя, самъ весь тая.
Ахъ! я незнаю,
такъ умираю,
что за причина
тебѣ едина
любовь уноситъ?
а сердце проситъ:
люби драгая
мя поминая.
СТИХИ ПОХВАЛНЫЯ ПАРИЖУ
Красное мѣсто! драгой берегъ Сенски!
тебя не лучше поля Элісеиски:
всѣхъ радостей домъ и сладка покоя,
гдѣ ни зимня нѣтъ ни лѣтняго зноя.
Надъ тобой солнце по небу катаетъ
смѣясь, а лучше ни гдѣ не блистаетъ.
Зефиръ пріятный одѣваетъ цвѣты
красны и воины чрезъ многія лѣты.
Чрезъ тебя Лкмфы текутъ всѣ прохладны,
Нѵмфы гуляя поютъ пѣсни складны.
Любо играетъ и Аполлонъ съ музы
въ лѵры и въ гусли такъ же и въ флеидузы.
Красное мѣсто! драгой берегъ сенски!
гдѣ быть несмѣетъ манѣръ деревенски:
Ибо все держишъ въ себѣ благородно,
Богамъ, богинямъ, ты мѣсто природно.
Лаѵръ напаяютъ твои сладко воды!
въ тебѣ желаютъ всегда быть всѣ роды:
Точитъ млеко, медъ, и веселье мило,
каково нигдѣ истинно не было.
Красное мѣсто! драгой берегъ сенски!
кто тя нелюбитъ? развѣбъ былъ духъ звѣрски!
А я немогу никогда забыти,
пока имѣю здѣсь на земли быти.
СТИХИ СЕНЕКОВЫ О СМИРЕНІИ
Переведены съ Латінскихъ.
Стой кто хочетъ на сколзскои придворной дорогѣ,
будь силнымъ и любимымъ при царскомъ чертогѣ;
Старайся инои всяко о высокой чести
ищи другой чтобъ выше всѣхъ при царѣ сѣсти
Пускай сеи любитъ славу и уборъ богатый
палаты высоки дворъ полемъ необъятыи,
Слугъ стадо, села, замки, суды позлащенны,
одежду дорогую, власы на магценны.
Той богатство, веселье, такъ же поступь смѣлу;
заживай пріятелей силныхъ на жизнь цѣлу.
Но мнѣ въ убогой жизни любъ есть покои сладки,
домъ простои, и чинъ низкой, къ томужъ уборъ гладки;
Акомпанія съ МУЗЫ веселитъ мя съ мала,
покорность ужъ святою казатся мнѣ стала.
Тако когда мои дни пробѣгутъ безъ шума
(пріятна во дни въ ночи, сія мнѣ есть дума!)
Простачкомъ и старичкомъ веселъ приду къ гробу
оставивши на свѣтѣ всю свѣцкую злобу.
Тотъ кто очюнь всѣмъ знатенъ въ сеи жизни бываетъ,
часто не знатенъ себѣ горько умираетъ.
ОДА
о непостоянствѣ міра.
Гдѣ бодрость! гдѣ надѣя!
отъ куду дики мысли?
что случилось всѣхъ злѣя?
Міръ сеи изъ сердца вышли,
все зло отстанетъ.
Такъ малая премѣна
въ сердце взявши начало
въ тѣлѣ всемъ размножена,
хоть мучитъ и немало;
будь терпѣливыи.
Что въ мірѣ постоянно?
сіе всѣмъ очюнь знатно,
смотри на все созданно,
не всели есть превратно?
кои цвѣтъ невянетъ?
Весну съ жигаетъ лѣто,
осень то премѣняетъ;
плодомъ древо одѣто
Зима намъ отнимаетъ,
а вѣтръ гнѣвливый
Уноситъ у насъ тихость,
боится свѣтъ ненасья,
въ щасти много нещасья,
скорый припадокъ!
Бои у чернаго съ бѣлымъ,
у сухова есть съ влажнымъ,
младое? по томъ спѣлымъ,
бываетъ легко важнымъ,
низкимъ высоко,
Не болше есть дня ночи,
ни ночи есть дня болше;
сила? анъ и нѣтъ мочи.
жизнь? но не ста лѣтъ долше.
въ чести упадокъ!
То стоитъ, то восходитъ,
сіе тушъ пребываетъ;
глѣдишъ? другое сходитъ,
иное пропадаетъ
въ ничто глубоко!
словомъ, нѣтъ и небудетъ
ничего кромѣ Бога,
(которой неизбудетъ,
ни милость его многа)
чтобъ было вѣчно.
Сеи единый, сеи вѣчный,
сеи силныи, сеи правдивый,
благій и безконечный,
всевѣдущъ прозорливый
вся управляетъ.
Сего должно едина
повиноваться воли:
первая (онъ) причина
дарующая доли
примемъ сердечно
Чтобъ отъ него нибыло;
которой недастъ влаго.
О великая сило!
въ тебѣ мнѣ есть все благо
сердце вѣщаетъ.
ТАЖЪ САМАЯ ОДА ПО Французски.
Point de courage î point d’espoir!
mille objets obsèdent mon ame!
mais, d’où me vient ce penser noir?
ah! l’amour du monde m’enflamme
depuis le malin jusqu’au soir!
Quoi que ce petit changement
n’ayant que dans mon coeur sa source
abat le corps cruellement,
et me fasse être sans resource,
que je le souffre constament !
Que voit on au monde, apres tout.
qui soit daus la même constance?
tout fuit, tout suit, rien n’est de bout
tout y vacille, tout balance,
tout est sujet aux mortels coups.
Le printemps se cache à l'été,
l'été se dérobé à l’automne;
mais d’abord l’hyver enteté
avec les rudes froids se donne,
et tout raisin est arreté
Les vents, quand ils sont en fureur,
otent l’agreable bonace;
la noire malice avec ardeur
poursuit la bonté, la menace,
après l’heur on a le malheur.
Le noir dispute avec le blanc,
le sec de même avec l’humide,
le leger cede au lourd son rang,
le beau jeune au vieux insipide;
en vaste mer change un étang.
L’efïroiable nuit à son tour
nous prive tous de la lumière.
Je suis ? et je perds tôt le jour.
je puis ? d’abord étant par terre
personne ne me fait sa cour.
L’un s’arrête, et l’autre descend ,
un autre tombe, un autre monte ;
l’autre reèois tous les encens.
l’un s’abaisse, l’autre surmonte,
un autre périt sans accens.
En un mot, au monde il n’est rien
de stable, que l'être suprême,
qui fut toujours riche en tout bien,
il est le premier, et l’extreme.,
à lui la constance convient.
Il est seul, il est eternel,
il est tout puissant il est juste,
il voit tout, entend notre apel,
il sait tout, il est tout auguste,
il est éternellement tel.
On doit obéir a lui seul:
Car il est la première cause,
il fait la joie, il fait le deuil,
et comme il lui plait il dispose.
ainsi recevons sans orgueil.
Tout ce quil nous voudroit donner,
il n’est jamais que favorable.
O DIEU! veuille donc m’ordoner,
ce qu’il Te convient, adorable!
mon coeur autrement faèoner.
ЭПІГРАММА ГОСПОДИНУ K:
Accidit id linguis Tibi (Homero ex ur-bibus olim
Quas septem numerant) has numerare licet.
Itala vuït sermone suo fieri Italum a-mœnum ;
Et Germanica vox te facit esse suum;
Illustris Gallum ore, sono quoque Gallia adoptat.
Quae spectanda Polo Bella novi generis!
Sed cessare licet nunc his de lite perenni:
Nomine nam ROSSY Tu mihi Rossus eris.
СТИХИ О СИЛѢ ЛЮБВИ.
Можно сказать всякому смѣло,
что любовь есть велико дѣло:
Быть надъ всѣми и вездѣ силну,
а казаться всегда умилну,
кому бы случилось?
въ ЛЮБВѣ совершилось,
Ктобъ смѣлъ встать на ІОВИША славна?
любовь его, княгиня главна
принудила взять виды разны
птичьи, скотски, красны, влобразны;
ІОВИШЪ негордился,
охотно склонился.
* * *
Трудно МАРСА побѣдить было;
у всѣхъ сердце съ страха застыло
Переднимъ. Любовь только едина
побѣдивши (смѣшна причина)
его оковала
плѣненнымъ звать стала.
Что больше? та царитъ царями,
старыхъ чинитъ тажъ молодцами,
Любовь правитъ всѣми гражданы,
ту чтятъ вездѣ и поселяны,
Та всчинаешъ брани,
налагаетъ дани.
Не безъ любви миръ, договоры;
а прекращалъ ктобъ инои ссоры?
Словомъ, чинить по своей воли
что захочетъ гдѣ сели толи;
и дѣвицъ скланяетъ
а насъ запаляетъ.
Не убѣжитъ той въ манастыряхъ,
любовь во всѣхъ предъ сѣдитъ пирахъ.
Для любви всѣ танцовать любятъ,
и музыку, чтобъ играть, нудятъ.
Всѣ еи угождаютъ,
всѣ любви желаютъ.
ОБЪЯВЛЕНІЕ ЛЮБВИ ОДНОЙ
дѣвицѣ, которая всегда любила
чорнинкую сабачку на рукахъ держать.
Vous avez un petit Gerbere
des plus mal né , des mieux appris
À garder, charmante bergere,
chez vous les jardins de Cypris.
l’exemple de fidelité
peut bien se trouver dans tout autre ;
mais celui de sa cruauté,
certe, il n’en est point que la vôtre.
Or comment vous faire l’eloge
de ce noir petit loup garou?
qui prés de vôtre coeur ne loge
que pour y servir de verrou.
S’il a de la fidelité,
La miene est encore toute autre;
mais pour applaudir la fierté ,
il n’a qu’une voix, c’est la vôtre,
ЖЕЛАНІЕ УЧИНЕННОЕ ОДНОЙ ДѢВИЦѢ.
Que le ciel vous donne un amant
Toujours tendre, lidel, constant;
Et que dans cent ans d’ici,
Vous puissiez dire cecy:
J’ignore le soucy!
ПѢСНЯ КЪ ЛЮБОВНИКУ И ЛЮБОВНИЦѢ ОБРУЧИВШИМСЯ.
Accourrez plaisirs
Calmez les soupirs
d’un couple si tendre!
hatez le rendre — - —
heureux, sans desirs:
ils n’ont qu’une ame,
Et leur pure llamme
ressemble aux Zephirs.
Chantons leur bonheur
devant tout le monde,
leur sort le seconde!
eux deux n’ont qu’un coeur.
Celebrons tous
ce lien si doux:
elle est sans pareille!
il est la merveille!
tous deux charment nous.
Douce union!
puisse etre eternelle;
mais, c’est tout de bon.
ПѢСНЯ ОДНОЙ ДѢВИЦѢ ВЫШЕДШЕЙ ЗА МУЖЪ.
uel hymen! quel fidel amour!
En si bel вge
Susanne s’engage.
Quel hymen! quel fidel amour
Tous les plaisirs ici font leur sйjour
Jeunes coeurs!
Vos tendres ardeurs
Tous promettent mille douceurs:
Le ciel vous fit en tout pour ses faveurs
Tout seconde ces deux amans?
Tout conspire
Tous vous desire
Un siecle entier de doux ravissemens.
ПОХВАЛА ВСЯКОЙ МИЛОИ.
Rien ne peut sur moi Tabsence
même de cent milles jours:
j’aime constament Constance,
je ladorerai toujours.
Par un destin necessaire ,
Elle seule aura mon cœur:
Elle seule ma scû plaire ,
Elle seule est mon vainqueur.
Qu’elle est en tout sans pareille!
Il n’est point de si doux traits;
son esprit est la merveille ,
Tout adore ses attraits.
Par un destin necessaire,
Elle seule aura mon cœur:
Elle seule ma scu plaire:
Elle seule est mon vainqueur.
Bel objet de ma tendresse!
approuves donc mes beaux feux:
à toi mon ardeur sans cesse
aspire par mille vœux.
Par un destin necessaire,
Tu dois seule avoir mon cœur:
Car tu seule m’a sèû plaire,
Et tu seule es mon vainqueur.
Si par quelque circonstance
Tu t’engages promptement
Helas! ma chere Constance
Tu me perdra sûrement.
Par un destin necessaire ,
Tu dois seule avoir mon cœur:
Car tu seule m’a sèû plaire,
Et tu seule es mon vainqueur.
ПРОЩЕНІЕ
при разлученіи со всякой милои.
Divin objet d’un feu pur et celeste,
à qui mon cœur adressoit tous ses voeux,
ce jour funeste,
mais pretieux,
où je te fais mes éternels adieux
est le seul prix, le seul bien qui m’en este.
A ses rigueurs, bêlas! livré sans crime,
Amour, j’etois encore trop heureux,
et dans l’abyme
de mille feux ,
me faire envain soupirer sous ses yeux,
C’etoit de fleurs couroner sa victime.
Quoi que à mes yeux, la Parque qui m’entraîne,
Ait déjà mis un funebre bandeau;
Cliere inhumaine !
C’est ton flambeau
Qui me conduit au delа du tombeau;
J’у vais porter ton adorable chaоne.
Trop cher objet, à qui me sacrifie
L’affreux instant d’un depart si cruel,
adjeu! j’essuye
le coup mortel.
Mais, pourquoi donc frappé sur ton autel
en d’autre lieux t’aller rendre ma vie?
ТОСКА ЛЮБОВНИЦЫНА
въ разлученіи съ любовникомъ.
Eh ! destin cruel,
arraches donc mon ame:
Je ne vois plus, ah! mon amant fidel.
Rien n’eteindra ma flamme!
mais, toi sort,
jusqu’au Port
Et sur le bord ne lui fais aucun tort.
ТОСКА ЛЮБОВНИКОВА
въ разлученіи съ любовницею.
Eh! cruel destin
arraches donc mon aine :
En vain tu veux renverser mon dessein.
Rien n’eteindra ma flamme !
En tous lieux
Les beaux yeux
De ma Pliilis font alumer ses feux.
ПЛАЧЬ ОДНОГО ЛЮБОВНИКА
Разлучившагося съ своей милои,
которую онъ видѣлъ во снѣ.
Ахъ! невозможно сердцу пробыть безъ печали,
хоть ужъ и глаза мои плакать перестали:
Ибо сердечна друга немогу забыти,
безъ котораго всегда принужденъ я быти
Но, принужденъ судьбою или непремѣнной
и отъ всея вѣчности тако положенной,
или насилію волей во всемъ неразсуднои,
и въ порывѣ склониться на иное трудной,
Ну! чтожъ мнѣ нынѣ дѣлать? коли такъ ужъ стало?
розстался я съ сердечнымъ другомъ не на мало.
Увы! съ нимъ раздѣлили страны мя далеки,
моря, лѣсы дремучи, горы, быстры рѣки.
Ахъ! всякая вещь изъ глазъ мнѣ его уноситъ,
и кажется что всяка за него поноситъ
меня, симъ разлученьемъ страшно обвиняя,
и надежду, чтобъ видѣть, сладку отнимая
Однакъ вижю что съ німи одинъ сонъ глубоки
не согласился, мнить ли что то ему Роки
представлять мила друга велѣли предъ очи
и то въ темноту саму половины ночи!
Свѣтъ любимое лице! чья и стѣнъ пріятна!
и рѣчь хотя мнимая въ самомъ снѣ есть внятна!
Уже поне мнѣ чаще поночамъ кажи ея,
и къ спящему безъ чювства ходить нестыдися.
ПРАВИЛА
Какъ знать надлежитъ гдѣ ставіть запятую, точку съ запятою,
двоеточіе, точку, вопросителную, и удивителную.
, Il faut un repos court où la virgule arrête.
- Mais la virgule et point brouille certe la tête.
Coupez, sans balancer, la moitié cle tout sens
Par la virgule et point; la grammaire y consent.
On veut rendre raison dans chaque période
En y mettant deux point; en prose ou : bien en ode.
L’on soait qu’il est aisé à la fin du discour
. De poser un grand point; c’est sans faire l’amour:
Car Fon dit qu’il est bien expert en tou-res choses,
Qu’il se mele de tout, jusqu'à plaider les causes.
! Par un longue et ronde il faut marquer du coeur
Toutes les passions; le ton aussi moqueur.
? Ronde et courbe se met apres chaque demande,
Sois quelle soit petite, ou bien quelle soit grande.
ПѢСЕНКА
Котрую я сочинилъ еще будучи въ Московскихъ
школахъ на мои выѣздъ въ чужія край.
ВЕСНА катитъ,
ЗИМУ валитъ,
и ужъ листикъ съ древомъ шумитъ.
поютъ птички
со синички,
хвостомъ машутъ и лисички.
Взрыты брозды,
цвѣтутъ грозды,
Кличетъ щегликъ, свищутъ дрозды,
льются воды,
и погоды;
Да веть знатны намъ походы.
конатъ рвется,
якарь бьется,
Знать корабликъ понесется.
нужъ плынь спѣшно,
не помѣшно,
Плыви смѣло, то успѣшно.
Ахъ! широки
и глубоки
воды морски, разбьютъ боки,
вось заставятъ
не оставятъ
добры вѣтры и приставятъ.
плюнь на суку
морску скуку,
Держись черней, а знай штуку:
стать отишно,
и непышно;
Такъ не будетъ волнъ и слышно
ОПИСАНІЕ ГРОЗЫ
бывшія въ Гагѣ.
Съ одной страны громъ,
съ другой страны громъ,
смутно въ воздухѣ!
ужасно въ ухѣ!
набѣгли тучи
воду несучи,
небо закрыли,
въ страхъ помутили!
Молніи сверкаютъ,
страхомъ поражаютъ,
трѣскъ въ лѣсу съ Перуна,
и тѣмнѣетъ луна,
вихри бѣгутъ съ прахомъ,
полоса рветъ махомъ,
страшно ревутъ воды
отъ той непогоды.
Ночь наступила,
день измѣнила,
сердце упало:
все зло настало!
пролилъ дождь въ крышки,
трясутся вышки,
сыплются грады,
бьютъ вертограды.
Всѣ животны рыщутъ,
покоя несыщутъ,
біютъ себя въ груди
виноваты люди
бояся напасти,
и чтобъ непропасти,
руки воздѣваютъ,
на небо глашаютъ.
О солнце красно!
стань опять ясно,
разжени тучи,
слезы горючи,
столкай премѣну,
отсель за Вѣну,
дхнуть бы Зефіромъ
съ тишаишимъ миромъ!
А вы, Аквилоны,
будьте какъ и оны;
лютость отложите,
только прохладите,
побѣги вся влоба
до вѣянаго гроба:
дни намъ нада красны
пріятны и ясны.
СОНЪ
учиненъ пѣснію на подобіе одной
пѣсни Французской La Reine si belle,
и съ ея же Рефренемъ.
Aimable delire
D’un songe amoureux!
Seul prix du martyre,
de mes tendres feux!
Instant, ou ma belle
me serroit si fort,
Tu fuis avec elle!
vraiment elle а tort.
Sa langue à ma bouche
Répondoit si bien ,
Son coeur si farouche
Se changeoit au mien;
Nos bras pèle mêle
Se serroient si fort.
Où s’envole-t-elle?
vraiment elle a tort.
Est il bien possible,
Disois-je en son sein,
que tu sois sensible,
que tu m’aime enfin!
Iris moins cruelle
Ne veut plus ma mort!
ali! répondoit elle:
vraiment elle a tort.
Je i’entendois dire
D’un ton plein d’amour,
Cruel, tu peut rire ,
Je souffre à mon tour.
Sa tendre prunelle
Le disoit encor.
Que ifattendoit elle?
vraiment elle a tort.
Tandits que mes larmes
Couloient de plaisirs,
Par quelles alarmes
Se met elle a fuir?
Pour fruit de mon zele
Quand je mouille au Port,
Où s’envole-t-elle?
vraiment elle a tort.
Celte enchanteresse
Change en se moment
Ma tendre allégresse
En affreux tourment.
Comme une hyrondelle
Qui prend son essort
Ou s’envole-t-elle!
vraiment elle a tort.
Mais par quelle route
La suivre en ces lieux ?
Je n’y vois plus goûte.
En ouvrant les yeux.
A demi pucelle
Qu’elle etoit encor,
Où s’envole-t-elle?
vraiment elle a tort.
ЭПІГРАММА
къ охуждателю Зоілу
МНОГО НА МНОГИ КНИГИ васъ, братецъ БЫВАЛО,
А НА ЭТУ НЕ УЖЛИ васъ ТАКИ НЕСТАЛО?