Надпись Меши — знаменитый памятник с надписью, воздвигнутый моабитским царем Мешой (מישע; см. Меша), был найден в 1868 г. немецким миссионером Клейном в Dîbân’е, древнем Dîbôn’е. Начались переговоры с живущими в той местности бедуинами о продаже этого камня. Одновременно с немцами тогдашний канцлер-драгоман французского консульства в Иерусалиме, Клермон-Гано, также попытался приобрести камень. Вследствие этого соревнования бедуины стали несговорчивы, а когда турецкое начальство вмешалось в это дело, они, рассердившись, разбили монумент. Однако Клермону-Гано удалось перед тем получить оттиск, который, несмотря на несовершенство, дает представление о надписи. Кроме того, тому же французскому ученому вместе с другими удалось получить куски треснувшего камня, составляющие вместе приблизительно две трети надписи. Они теперь находятся вместе с оттиском в Лувре, где их соединили с помощью гипса в одно целое и надпись дополнили по оттиску. Таким образом можно получить приблизительную картину оригинала памятника, о котором до того имелось только описание Клейна, — это был черный базальтовый монолит, 3-х пядей в ширину, 5-ти — в высоту и 1½ — в толщину, покрытый 34 строками надписи. О подлинности Н. высказывались сомнения, но без достаточных оснований. То обстоятельство, что она ведется от имени единственного моабитского царя, известного нам из Библии, не может, конечно, служить основанием для сомнения в ее подлинности; скорее надо заключить, что только случайно сохранился именно памятник этого царя. С другой стороны, подлинность надписи ясно подтверждается историческим содержанием и лингвистическим и палеографическим характером ее.
(Сомнительное чтение отдельных букв обозначено горизонтальной чертой над буквами; буквы, вставленные исследователями, помещены в квадратные скобки).
Содержание надписи составляет благодарственное обращение царя Меши к моабитскому богу Кемош (см. Моаб), который ему помог в борьбе с врагами и с помощью которого Меша расширил и укрепил свое государство. В благодарность за это он, Меша, построил ему «это святилище» (הבמת זאת), т. е., вероятно, капище, в котором был воздвигнут камень. Вместе с тем, царь пользуется случаем и перечисляет все, что он сделал для своего народа на войнах и в мирное время. Среди врагов своих Меша называет израильского царя Омри (עמרי), который притеснял моабитов долгое время, «ибо Кемош гневался на свою страну». Современный Меше потомок Омри, Иегорам, также продолжал притеснять Моаб, но Меша «наслаждался зрением [гибели] его и его имени, и Израиль погиб навеки». Покоренную Омри область у Медебы (см.), где поселились израильтяне «в дни Омри и в половину дней его сына — в продолжение 40 лет», Меша отвоевал обратно с помощью Кемoшa; укрепленный израильским царем город Атарот, в области которого жили «люди Гад» с древних времен, Меша покорил и истребил все население, какое приятное зрелище (רית) для Кемоша и Моаба, после чего он поселил других жителей в Атарот. Он возвратил также (завоеванные израильтянами) принадлежности алтаря (אראל) в святилище Кемоша в Кериот. Он завоевал город Небо у израильтян и истребил все население как посвящение (анафема) богу כמש עשׁתר; принадлежности алтаря Jhwh, которые находились в этом городе, он перенес в святилище Кемоша. Он также завоевал города Иагац и Хоронаим и присоединил их к своему государству. Кроме того, он восстановил и укрепил целый ряд городов, прежде всего — главный город Дибон, где построил стены, ворота, башни и цитадель; он также позаботился о водоснабжении города. — Мы получаем, таким образом, по этой замечательной надписи, представление о политических и религиозных обстоятельствах в Моабе времени этого энергичного царя. Главный интерес, однако, кроется в том, что этот памятник сообщает об отношениях между моабитами и израильтянами, но как раз здесь встречаются некоторые трудности, если сопоставить эти данные с сообщением Библии. О завоеваниях Омри в Моабе Библия ничего не рассказывает, — относительно его военных подвигов она ограничивается указанием на Хронику израильских царей (I Цар., 16, 27). Напротив того, обстоятельно рассказывается в книге II Цар., 1, 1 (ср. 3, 4 и сл.) о том, что после смерти Ахаба Меша восстал против владычества израильтян над Моабом и не платил больше дани овцами и баранами. Вследствие этого израильский царь Иегорам предпринял в союзе с Иегошафатом иудейским поход против Моаба; судьба вначале благоприятствовала евреям, пока осажденный в одной крепости моабитский царь не принес в жертву своего первородного сына, — вслед за тем «был большой гнев над Израилем» (т. е., вероятно, вспыхнула эпидемия в лагере израильтян), и война должна была прекратиться (II Цар., 3). Что Меша в своей надписи ни словом не упоминает об этой войне и о средстве, к которому он прибег, — вполне понятно, но странным может показаться то, что по этой надписи отпадение Моаба от Израиля произошло не после смерти Ахаба, а еще при его жизни. Но слова надписи: «И заменил его его сын и сказал также он: порабощу Моаб» (ויחלפה בנה ויאמר גם הא אענו את מאב) (стр. 6) можно толковать, что это относится не к сыну Омри, а к его потомку. Слово בן допускает такое толкование. Это даже подтверждается следующей фразой надписи: «Израиль жил в Медебе в дни Омри и [половину] дней его сына (וחצי ימי בנה) сорок лет», и это может относиться только ко времени царя Иегорама, правнука Омри (последний царствовал 12 лет, Ахаб — 22, Ахазия — 2 и Иегорам — 12, всего 48 лет). Меша упоминает, таким образом, для краткости только основателя династии, Омри, и своего современника, Иегорама. Число 40 он берет как круглое, точнее было бы сказать: 42, или же возможно, что Омри покорил Моаб не в самом начале своего царствования, а немного спустя. Слово בנה не надо поэтому понимать во множественном числе, в смысле потомков, как это делает, например, Галеви. Надпись была, по-видимому, сделана позже, так как Меша говорит уже о гибели дома Омри, которому положил конец Иегу. — Кроме своего исторического значения, надпись важна также для истории развития семитского алфавита, правописания и языка. Письменные знаки те же, что финикийские и древнееврейские, но имеют более древний характер. Язык очень близок к еврейскому, но возможно, что произношение звуков, особенно гласных, еще сильнее отличало его от еврейского языка. К главнейшим грамматическим особенностям, свойственным языку этой надписи наравне с еврейским, принадлежат: употребление waw consecut. (ו׳ המהפך) с сокращением глагольной формы; אשר как относительная частица, также некоторые характерные слова, как, например, עשה (по-финик. פעל), בקרב, загадочное אראל (ср. II Сам., 23, 20 אראל מואב שני); это слово, очевидно, имело в моабитском языке особое значение. К этому еще прибавляются различные обороты речи, которые живо напоминают библейский язык, например: ראה ב (мстительно смотреть на гибель врагов) и др. Есть и особенности, отличающие этот язык от библейского. Женский род обозначается не посредством окончания на ha (ה), а на ta (ת), שת вместо שנה; окончание множественного и двойственного числа на ן, а не на מ; הבמת זאת, а не הבמה הזאת; מלך ישׂראל, а не על ישראל; ויענו, а не ויענה; אלתחם (8-ая конъюгация в арабском языке), אחז («взять город» — по-еврейски לכד) и проч. Другие выражения встречаются также в еврейском языке, но реже, да и то более в поэзии, например חלף — «наследовать»; גברן и גברת — «мужчины» и «женщины»; רחמת — «рабыни» (ср. Суд., 5, 30). Орфография стоит в общем ближе к библейской, чем к финикийской (например, כי по-финикийски כ), но древнее масоретской; scriptio defectiva преобладает, например אש вместо איש; קר вместо קיר; ימן вместо ימין (= ימים); הא вместо הוא и т. д. Своеобразно правописание названий двух городов: מהדבא (по-еврейски — מידבא) и נבה (по-еврейски — נבו). — Ср. ΡRΕ, XII, 654 и сл. А. С. К.1.