ЕЭБЕ/Кол-Нидре по русскому законодательству

Кол-Нидре по русскому законодательству
Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона
Словник: Кодашим — Коэн. Источник: т. 9: Иудан — Ладенбург, стлб. 680—682 ( скан )

Кол-Нидре по русскому законодательству — Молитва К.-Н. впервые обратила на себя внимание правительства в конце 18 века. Когда курляндские евреи возбудили ходатайство о предоставлении им гражданских прав, их враги пытались доказать, что молитва К.-Н., как несоответствующая общественной нравственности, препятствует евреям получить гражданское равенство, но защитник курляндских евреев бар. Гейкинг (см.), составивший по повелению имп. Павла I записку по поводу просьбы курляндских евреев, засвидетельствовал нравственную основу К.-Н., и они были уравнены в правах (1799). Тому же бар. Гейкингу пришлось высказаться по поводу К.-Н. и тогда, когда около 1811 г. в сенате возник вопрос о праве евреев свидетельствовать и присягать. Доказывая ложность обвинения, будто молитва К.-Н. освобождает евреев от «лживых свидетельств и присяг», Гейкинг сослался на Маймонида, а также на Дома (см.), который «опровергает с негодованием благородной души сие ужасное положение», указывая, между прочим, и на то, что и католическая церковь освобождает от необдуманных или незаконных обетов, но из этого нельзя заключить, что католическая церковь узаконяет и разрешает лживые присяги. Тем не менее, допуская, что молитва К.-Н. может «искусить и вовлечь некоторых евреев сделать клятвопреступление», Гейкинг предложил, чтобы раввин объяснял присягающему значение и смысл К.-Н. и чтобы соответствующее объяснение было в установленных выражениях включено в формулу присяги. Вопрос о праве евреев присягать и свидетельствовать был тогда разрешен в благоприятном смысле, но предложение Гейкинга относительно формулы не было принято. Однако позже оно было осуществлено. В 1852 г. в Варшаве появились еврейские молитвенники, «Хаие-Адам», в которых молитве К.-Н. предшествовало объяснение, что разрешительному действию К.-Н. подлежат лишь обеты, а отнюдь не присяги. Это стало известным министерству внутр. дел, и там был возбужден вопрос: не может ли формула молитвы «по своему содержанию обнаруживать вредное влияние на общие понятия евреев об обязательной силе присяг» и не представлялось ли бы поэтому необходимым включить объяснительное примечание в самый текст молитвы во всех молитвенных книгах. Этот вопрос был по Высочайшему повелению (в 1857 г.) передан на рассмотрение состоявшей при министерстве раввинской комиссии, которая и объяснила, что молитва освобождает еврея от одних лишь обетов, в которых не заинтересованы другие лица; что же касается клятв, «выполнение которых обусловливается существованием двух сторон и к коим относятся все присяжные формулы, определенные для евреев государственными постановлениями», то они должны соблюдаться свято и ненарушимо и не могут быть разрешаемы никакими духовно-религиозными средствами. При этом равв. комиссия пояснила, что примечание к молитве, встречаемое в новейших изданиях, введено «не в видах распространения между евреями правильного понятия о К.-Н., в чем не представлялось никакой надобности, но единственно с целью изгладить в некоторых германских правительствах родившееся сомнение насчет настоящего значения сей формулы». Поэтому равв. комиссия, не находя необходимым изменить текст молитвы включением в нее примечания, предложила печатать впредь непосредственно пред молитвой объяснение, в виде «начальной речи», в выражениях, выработанных комиссией, и вменить раввинам в обязанность следить за тем, чтобы возглашение кантором К.-Н. начиналось с чтения объяснительного текста. Министерство внутр. дел передало заключение комиссии на рассмотрение Комитета об устройстве евреев. Здесь, по-видимому, молитва вызвала к себе подозрительное отношение: был даже поднят вопрос, не запретить ли произнесение К.-Н. Однако все же Комитет не нашел основания для отмены «столь многоуважаемого евреями религиозного постановления», но, вместе с тем, он признал необходимым включить объяснение непременно в самую молитву, причем предложенную равв. комиссией формулу для ясности переработал в следующем виде: «Во имя Бога и закона мы разрешаем обеты и такого рода клятвы, которыми кто-либо, давая обет или клятву, чрез то возложил на себя воздержание или какое-либо лишение, и вообще клятвы, относящиеся лично и единственно к нему; но да сохранит Бог каждого помыслить, чтобы мы разрешали клятвы и присяги, даваемые правительству или пред судом и вообще в отношении к интересам другого лица, какого бы он происхождения и веры ни был. Сии клятвы и присяги, о которых писано, что Бог не оставит нарушителей без наказания, должны пребывать в неизменной силе, и кто их преступит, да подвергнется гневу Божию и вечному позору» (эта формула была составлена на еврейском языке; русский перевод был скреплен членом Комитета для рассмотрения еврейских учебных руководств, Д. Хвольсоном).

Заключение Комитета было высочайше утверждено 25 октября 1857 г., но лишь в 1860 г. раввинам были разосланы печатные экземпляры нового начала молитвы. Тогда же последовало соответствующее распоряжение по цензурному ведомству, и с тех пор во всех молитвенниках К.-Н. печатается по новому образцу. — Ср.: Ю. Гессен, «Из прошлого», «Восход», 1903 г., № 38.

8.