Иероним, отец церкви — отец церкви; после Оригена, который писал на греческом языке, наиболее начитанный в Библии среди латинских церковных писателей и, вплоть до нового времени, единственный христианский ученый, бывший в состоянии изучать Библию в подлиннике. Даты его рождения и смерти неизвестны; можно предположить, что он жил между 337—420 гг. Он родился в Стримоне в Далмации и юношей прибыл в Рим, где учился в грамматико-риторической школе. Затем он путешествовал по Галлии и Италии; в 373 г. пришел в Антиохию, где стал под покровительство Аполлинария Лаодикийского, представителя толковательной антиохийской школы; несмотря на это, Иероним не принял исторических толкований этой школы, а чаще всего следовал типологически-аллегорическому методу Оригена. Из Антиохии он ушел в Халкиду, в Сирийскую пустыню, и вел там строгую аскетическую жизнь отшельника для искупления грехов юности. Здесь, чтобы легче было поддерживать сношения с народом, он научился по-сирийски; этот язык, без сомнения. помог ему при изучении еврейского языка (Epistolae, XVII, 2; однако ср. ib., LXXVIII, и коммент. к Иер., 2, 18). Здесь уже Иероним начал с величайшим усердием изучать евр. язык с помощью одного крещеного еврея (ib., CXXV; 12), и, может быть, про него он говорит (ib., XVIII, 10), что иудейские ученые считали его халдеем и знатоком в толковании Св. Писания (ib., CXXV, 12). Во время своего вторичного посещения Антиохии Иероним был рукоположен в священники. Тогда он поехал в Константинополь, а оттуда в Рим, где предпринял литературный труд для папы Дамаса, и одновременно начал свои собственные библейские труды (ок. 383 г.). Наконец он отправился в Бет-Лехем Палестинский (ок. 385 г.), основал там монастырь и управлял им вплоть до своей смерти. Сообщенные краткие сведения о жизни И. показывают, что он был знатоком греческой и латинской учености и что, изучив, сверх того, сирийский и еврейский языки, соединил в своем лице культуру Востока и Запада.
В Бет-Лехеме И. посвятил себя особенно серьезным занятиям по изучению евр. языка. Здесь у него были в качестве учителей несколько евреев, один из которых научил его читать («Hebraeus autem, qui nos in veteris instrumenti lectione erudivit»; комм. к Ис., 22, 17); особенная транскрипция еврейских слов, часто встречающаяся в трудах Иеронима, вероятно, должна быть поставлена в счет этому еврею. Иероним не довольствовался одним только евреем-учителем, но пригласил их несколько, выбирая всегда наиболее ученых (предисл. к Осии: «Diceremque quid ab hebraeorum magistris uno et altero acceperim»; Epistolae, LXXIII, 9 [I, 443]: «haec ab eruditissimis gentis illius didicimus»). Подобными словами Иероним часто старается внушить доверие к своим толкованиям; но не следует понимать их буквально, так как И. был склонен преувеличивать свою ученость. Однако без сомнения, он выслушал мнения нескольких евреев, почему часто говорит «quidam Hebraeorum». Даже в Палестине Иероним путешествовал вместе со своими друзьями-евреями для того, чтобы лучше ознакомиться с местами, где когда-то протекла библейская история (предисл. к «Paralipomena», I); один из евреев был его проводником (предисл. к Нахуму). Только о трех учителях Иеронима известно нечто достоверное. Один, которого он называет «Lyddaeus» (Лиддей), по-видимому, научил И. только переводам и толкованиям, потому что «мидрашам» он научился от других евреев. Лиддей говорил на греческом языке, на котором говорил и Иероним (комм. к Иезек., 9, 3; комм. к Дан., 6, 4). Лиддей, объясняя Экклезиаст, сослался однажды на мидраш, который показался Иерониму нелепым (комм. к Эккл., 3, 1); Иероним считал его красноречивым, но не всегда логичным; его учитель был склонен к агаде; по временам он не хотел объяснять текст (ib., 5, 1). Порою И. не удовлетворялся толкованиями своего учителя и спорил с ним; часто он говорил, что он только читал с ним Писание (комм. к Эккл., 4, 14; 5, 3; Onomastica Sacra, 90, 12). Другой учитель И. был «Варанина» («Bar Chanina») из Тивериады. Он познакомил И. со множеством еврейских преданий; некоторые из них относятся специально к месту его рождения, Тивериаде. Он приходил только по ночам и несколько раз, не решаясь придти сам, посылал некоего Никодима (Epistolae, LXXXIV, 3 [I, 520]). Третий учитель И., которого можно назвать Халдеем (Chaldaeus), научил И. по-арамейски, что было необходимо для чтения некоторых мест Библии и апокрифических книг, написанных на этом наречии. Учитель арамейского языка был выдающимся человеком среди евреев, и И., которому стоило большого труда научиться по-арамейски, был чрезвычайно доволен его обучением (предисловия к кн. Тобита и Даниила). И. продолжал учиться у евреев в продолжении сорока лет, проведенных им в Палестине (Комм. к Нахуму II, 1: «а quibus [Judaeis] non modico tempore eruditus»). Враги И. часто ставили ему в упрек его сношения с евреями; но он отвечал: «Каким образом верность церкви может уменьшиться только от того, что читатель будет осведомлен о различных способах, которыми данный стих объясняется у евреев?» (Contra Rufinum, II, 476). Цель, с которою И. изучал еврейский текст Библии, обнаруживается из следующих слов: «Каким образом мне могли бы запретить для опровержения евреев пользоваться теми изданиями Библии, которые они считают подлинными? Тогда они не будут иметь никакого оправдания, когда христиане будут вести с ними диспуты» (ib., III; изд. Vallarti, II, 554). Познания И. в еврейском языке могут казаться значительными лишь по сравнению со сведениями других отцов церкви и всего христианского общества того времени. На самом деле познания Иеронима были очень недостаточны. Хотя он стремился вполне овладеть еврейским языком и гордо называл себя «trilinguis» (говорящий на латинском, греческом и евр. языках), он не мог, несмотря на приложенный громадный труд, опередить своих простых учителей-евреев. Но зато он избег тех ошибок, в которые обыкновенно впадали христиане; он сам говорил: «Евреи хвалятся своим знанием закона, упоминая некоторые имена, которые мы произносим извращенно, потому что они — варварские и мы не знаем их этимологии, а если мы случайно ошибемся в ударении (произношение слова зависит от его гласных) и в долготе слогов, удлиняя краткие и сокращая долгие, они смеются над нашим неведением, особенно заметным в придыханиях и в некоторых звуках, произносимых гортанью» (Комм. к Титу, III, 9). Иероним не только усвоил особенное свистящее еврейское произношение, но, по его словам, испортил им и свое латинское произношение, допустив в свою изысканную латынь много евреизмов (предисл. к кн. III, Комм. к Галатам; Epistolae, XXIX, 7; изд. Vallarsi, I, 143). Однако это заявление И. нельзя принять вполне на веру. В своих многотомных произведениях И. писал латинскими буквами массу еврейских слов, давая этим возможность более или менее точно судить о способе их произношения. Хотя он и учился у евреев, его произношение еврейских слов нельзя назвать безусловно правильным; это объясняется самым ходом его занятий евр. языком, привычкой и церковной традицией следовать в произношении собственных имен Септуагинте, а эта версия была очень древней. И. разделял уверенность евреев и многих отцов церкви, что от еврейского языка произошли все другие языки (Opera, VI, 730б). Иногда он отделяет еврейский язык от арамейского (предисл. к кн. Тобит), иногда же, по-видимому, называет их оба сирийскими. Ссылаясь на Ис., 19, 18 (Комм. ad loc.; ср. Epistolae, CVIII), он говорит, таким образом, об языке «канаанитов», очень похожем на еврейский, на котором до сих пор говорят в пяти городах Египта, подразумевая под ним арамейский или сирийский. Объясняя «Jemim», ימם (Быт., 36, 24), он правильно замечает о пунийском языке, что он имеет сходство с еврейским (Quaestiones hebraicae in Genesin). Его знание еврейского языка проявляется более всего в его двух важных трудах — о собственных еврейских именах и о положении местностей, упомянутых в Библии, в его обширных комментариях к большей части книг Библии, и особенно в его главном труде, новом латинском переводе Библии с еврейского подлинника (см. Вульгата). Благодаря этим трудам И. не только еще при жизни стал авторитетом при изучении Библии, но и оставался руководящим учителем христианства в последующие времена, потому что вплоть до новых времен никто не был в состоянии вернуться к изучению подлинного текста, как это сделал он. Значение И. было оценено евр. писателями средних веков; его часто цитируют Давид Кимхи, равно как Абуль-Валид (Sefer ha-Schoraschim, s. н. גלל и רום), Авраам ибн-Эзра (к Быт., 37, 35), Самуил бен-Меир (Исх., 20, 13), Нахманид (Быт., 41, 45), Иосиф Альбо (III, 25) и полемический писатель Исаак Троки (в Chizuk Emunah). Точно так же И. важен потому, что он мог обращаться к сочинениям, которые теперь почти исчезли, как, напр., «Hexapla» Оригена (он говорит, будто видел копию евр. Бен-Сиры, но И., по-видимому, не пользовался ею); у него были арамейские копии апокрифических книг Иудифи и Тобит; так называемое Еврейское Евангелие, написанное еврейским шрифтом на арамейском языке, он перевел на греческий и латинский языки (Contra Pelagianos, III, 2; De viris illustribus, II; Коммент. к Матф., XII, 13). Толкование И. Библии по духу — еврейское и находится под влиянием палестинских агадистов. В некоторых случаях он определенно заявляет, что следует мнениям евреев, особенно в тех случаях, когда он возражает своим оппонентам-христианам, замечая их ошибки (Комм. к Иоелю, 4, 11: «nobis autem hebraeorum opinionem sequentibus»); он воспроизводит еврейское толкование и дословно (Комм. к Амосу 5, 18—19), и по содержанию (παραφραστικώς; Комм. к Дан., IX, 24). Здесь И. является представителем еврейского толкования с еврейской точки зрения. Даже язык агады проявляется в его комментариях, где он дает объяснение в форме вопросов и ответов (Комм. к Дан., II, 12: «quaerunt hebraei»), или когда он говорит в объяснении «таково то, что сказано» (hoc est quod dicitur; ср. זה הוא שנאמר), также когда об одном предмете цитируется несколько мнений («alii judaeorum») или когда к этому прибавляется несогласие в мнениях (Epistolae, XIX, ad Hedybiam, I, 55). Он даже употребляет технические фразы, вроде «Мудрецы учат», תנו רננן (Epistolae, CXXI) или «Можно прочитать», יכול (Комм. к Нахуму, 3, 8). Такой способ агадистического толкования, который имеет целью дать объяснительное примечание, приводит И. к тому, что он несправедливо обвиняет евреев, будто они произвольно толкуют библейские тексты. Но он отнюдь не верил тому, чтобы евреи портили умышленно текст, как это утверждали про них христиане. Во время своего пребывания в Риме он получил от одного еврея синагогальный свиток (Epistolae, XXXVI, 1), потому что он признавал еврейский текст единственно правильным, «hebraica veritas», и с этого времени считал его авторитетом во всех спорах, касающихся толкования. И. установил закон для толкования Библии. Конечно, он признавал также некоторые ошибки в еврейском толковании, как, например, насильственное соединение стихов, не связанных по смыслу (Комм. к Ис., 44, 15: «stulta contentione»); иногда И. считает объяснение своих учителей произвольным и противопоставляет ему свое собственное (ib., 49, 1). В отличие от агадистического толкования евреев, он точно отмечает разницу между Chananeel (Иер., 31, 38; ср. Комм. ad loc.) и Hananuel (ib., 32, 7). И. редко употребляет простое историческое объяснение, но, подобно всем своим современникам, блуждает в лабиринте символических, аллегорических и и даже мистических толкований. В своем комментарии к Иоилю, 1, 4, он принимает евр. объяснение, согласно которому четыре рода саранчи соответствуют четырем царствам; Зехар., IV, 2, где светильник означает закон, его пламя — Мессию, его семь ветвей — семь даров святого духа, он объясняет совершенно мистически. В своем комментарии к Эккл., I, 9 он даже учит о предвечном существовании всех живых существ и человека. И. часто пользуется акростихическим толкованием («Notarikon»’ом), напр., по отношению к Зеруббабелю (Комм. к Хагг., 1, 1) или к Ависаг («Epistolae» LII [1, 210]). Толкование И. в некоторых отношениях было откровением для христ. мира и разъяснило многие трудные места Библии; напр., его объяснение еврейского алфавита (Epistola, XXX Ad Paulam, 1, 144) или объяснение десяти имен Божиих («Epistola» XXV; Ad Marcellam, I, 128). В большей части своих аллегорических толкований И. находится в согласии с эллинистическими методами; напр., в объяснении четырех цветов «Скинии Завета» (Epistola, LXIV; Ad Fabiolam, I, 364; ср. Philo, De Monarchia, §2; Иосиф, Иуд. война, V, 4, §4; Древн., III, 7, §7). Комментарии И. имеют мало ценности для толкования Библии, вследствие его склонности к аллегориям, что заставляет Иеронима свободно обращаться с текстом, и вследствие его полемики с иудаизмом. Труды И. особенно важны для иудаизма, вследствие многих евр. преданий в них, особенно в «Quaestiones Hebraicae in Genesin». И. обозначает общим именем «предания» все дополнительные и вымышленные истории, найденные в Мидрашах и относящиеся к библейским лицам и событиям; эти истории можно свободно назвать исторической агадой. Таким образом, здесь И. утверждает, будто он имеет счастье воспроизвести то, что ему рассказали евреи (Комм. к Амосу, 4, 16: «hoc hebraei antumant et sicut nobis ab ipsis traditum est, nostris fideliter exposuimus»). Он считает еврейскую легенду о мучениях Исаии подлинным преданием (Комм. к Ис., 57, 1: «apud eos certissima traditio»), в то время как сомневается в достоверности рассказа о распятии Иеремии, на основании того, что об этом не упоминается в Писании (Комм. к Иер., 11, 18). И. замечает, что известная история не встречается в Писании, а только в предании (комм. к Ис., 22, 15) и что подобные истории созданы учителями (magistri), т. е. раввинами (Комм. к Иезек., 45, 10), что эти «басни» вкрались в текст благодаря одному слову (комм. к Дан., 6, 4) и что многих авторов цитируют для того, чтобы подтвердить эти предания. Все эти замечания точно характеризуют природу агады. И., очевидно, подражает этим преданиям, хотя часто они ему не нравятся; тогда он называет их «fabulae», или «еврейские басни», «смешные басни» (Комм. к Иезек., 25, 8), «смешные вещи» (Комм. к Эккл., 3, 1) или «тонкие изображения» (прим. к Зех., 5, 7). Мнение И. об этих преданиях теперь не важно для нас. Важно то, что он их ценит; благодаря этому хорошо известные предания Мидрашей сохранились на латинском языке и в этом виде часто гораздо более доступны и понятны, а во многих случаях даже более интересны. Сверх того, многие предания, найденные в источниках позднейшего времени, благодаря труду И. датируются более ранней эпохой. И. рассказывает предания, которых теперь нельзя найти в еврейских канонических источниках, равно как и такие, которые сохранены в еврейских и христианских апокрифах. Интересно отметить то, что И. читал некоторые из этих преданий; следовательно, они были уже записаны в его время. Другие отцы церкви не так часто цитируют евр. предания, как Иероним, и не так точно передают их. Эта сокровищница Мидрашей все еще не вполне изучена; ученые только недавно начали исследовать их. Труды И. еще не изучены специально в отношении к тому материалу, который они дают для характеристики политического положения евреев в Палестине, их общественной жизни, их организации, их религиозных взглядов, мессианских надежд и их отношения к христианам. И. не был другом евреев, хотя был им обязан многим; он упрекает их за заблуждения, за то, что враждебно относятся к христианам, оспаривает их взгляды в самых строгих выражениях, проклинает и оскорбляет их, радуется их несчастиям; даже в обеих своих книгах, которыми он всецело обязан евреям, он выступает против них. Таким образом, и евреи, и христиане соглашаются в том, что Иероним замечателен своей ученостью, но не своим характером. — Ср.: O. Zöckler, Hieronymus, sein Leben und sein Wirken, Gotha, 1865; A. Thierry, St. Jérome, Paris, 1867, 1875; Grützmacher, Hieronmus, I, Leipz., 1901; Nowack, Die Bedeutung des Hieronymus für die Alttest. Textkritik, 1875, 6—10; S. Krauss, в Magyar Zsidт Szémle, 1890, VII, passim, id., в J. Q. R., VI, 225—261; M. Rahmer, Die hebräischen Traditionen in den Werken des Hieronymus, I, Бресл., 1861, II, Берл., 1898; id., в Ben-Chananja, VII; id., в Monatsschrift, 1865, 1866, 1867, 1868; id., в Grätz-Jubelschrift; Siegfried, Die Aussprache des Hebräischen bei Hieronymus, в Stade’s Zeitschrift, IV, 34—82; Spanier, Exegetische Beiträge zu Hieronymus, Берн, 1897; Bacher, Eine angebliche Lücke im hebräischen Wissen des Hieronymus, в Stade’s Zeitschrift, XXII, 114—116. [J. E., VII, 115]. 2.