Гоэль (גאל) — ближайший родственник и «искупитель». Ввиду существования особой солидарности в древнеизраильской семье и клане, на обязанности каждого лежало исполнять то, чего другой, сородич его, не мог исполнить в силу тех или иных причин. Все права, принадлежавшие члену семьи или клана, но не использованные им вследствие его неправоспособности, могли и должны были перейти от него к ближайшему сородичу. Это особенно применялось в случаях вынужденной вследствие объединения продажи израильтянином своего участка земли, который его родственник должен был выкупить (Лев., 25, 25). Из факта покупки Иеремией земельного участка его двоюродного брата на основании принадлежавшего ему права выкупа и наследования הגאולה, הירושה и משפט (Иер., 32, 8), явствует, что и в позднейшие времена израильской истории право преимущественного выкупа родовых (?) имений принадлежало родственнику, сородичу. Точно так же и в книге Руфи (4, 3) ближайший родственник призывается к покупке земельного участка, первоначально принадлежавшего Элимелеху, после которого не осталось никакого потомства. Из этого примера явствует, что на Г. лежала еще другая обязанность — создать потомство сородичу, если тот умер без такового (ibid., 5). Это уже, очевидно, является следствием распространительного толкования принципа левиратного брака, так как в случае с Ноэми обряд халицы (см.) выполнял Г., как если бы он был ее деверем. В Библии не устанавливается определенной градации родственников, долженствующих принять на себя обязанности гоэля; очевидно, ближе всех в этом случае считался брат, затем шли дядя или двоюродный брат (Левит, 25, 48, 49). — Далее, обязанность Г. заключалась в выкупе родственника из рабства, если он продался вследствие объединения туземцу-нееврею, или «геру» (Лев., 25, 47—55); в этом случае выкупная цена зависела от того, какой срок еще оставался до юбилейного года. — Главная обязанность Г. в отношении своего родственника заключалась в том, что он должен был мстить за него убийце из другого племени или рода. Этот обычай встречается среди всех народов, стоящих на первых ступенях цивилизации (ср. Post, Studien zur Entwickelungsgeschichte des Familienrechts, 103—137), так как в это время еще нет иных средств для того, чтобы наказать преступника и взыскать с него ущерб, причиненный его преступлением. В этом факте мести обнаруживается также принцип солидарности, объединявший семью убитого, смерть которого могла повлечь за собою в качестве результата только вендетту. И, обратно, в древнем Израиле существовал обычай, в силу которого преступление, совершенное одним членом семьи, падало своей тяжестью на всю семью (Иош., 7, 24; II Цар., 9, 26); но уже очень рано древнеизраильский закон, в отличие от других семитических кодексов, в том числе и кодекса Хаммурапи, стал различать между предумышленным и невольным убийствами(Исх., 21, 13—14). В силу именно этого различия и были установлены города-убежища, куда мог скрыться невольный убийца и где он мог себя считать в безопасности от Г. (Числ., 35, 9 и сл., Второзакон., 19, 11 и сл.), т. е. от «кровавого мстителя», גאל הדם. В том случае, если оказывалось, что скрывшийся в городе убежища убийца совершил преступление предумышленно, старейшины имели право выдать его Г., и тот мог безнаказанно убить его (Второзак., 19, 11—13). Точно так же Г. мог умертвить убийцу своего сородича, хотя бы убийство им было совершено нечаянно, если находил его вне стен города-убежища и если давность вины убийцы, зависевшая от дня смерти первосвященника, еще не наступила (Числа, 35, 26 и сл.). — В других законодательствах применялся принцип замены кровавой мести денежным штрафом, который варьировался в зависимости от общественного положения, занимаемого убитым (ср. древнерусскую виру и англосаксонское Wergild); в древнеизраильском праве подобный принцип был строжайше запрещен (Числ., 35, 31). Очевидно, обычай кровавой мести существовал еще в царствование Давида, как это явствует из жалобы женщины из Текои царю (II Сам., 14, 11 и сл.); позднее этой эпохи следы кровавой мести в жизни израильтян теряются. С развитием городов и укреплением административно-государственной власти право суда над убийцей сосредоточивается исключительно в руках судей и в судебных органах, и термин «гоэль» получает духовное значение в смысле «избавитель», как, напр., в известном восклицании Иова: «Я знаю, что избавитель (гоэль) мой жив» (Иов., 19, 25). Идея солидарности между людьми была уже весьма рано перенесена на взаимоотношения между Богом и Израилем. Господь рассматривался, как «избавитель» Израиля, его «гоэль», так как Он освободил, גאל, его из египетского рабства. Позднее данная идея получает чисто духовный спекулятивный характер и в этом смысле особенно ярко и рельефно проведена у Второго Исаии (41, 14; 43, 14; 44, 6, 24 и др.). В Талмуде слово Г. употребляется только в этом смысле. — Ср.: Hastings, Diction. Bible, s. v.; Fenton, Early Hebrew life; W. R. Smith, Kinship and marriage, passim; idem, The religion of the Sеmites, 32 и сл.; 272 и сл.; Benzinger, Hebr. Arch., 334—336; Levy, Heuhebr. Wörterb., s. v. [Из J. E., VI, 18—19].
1.
Г. в талмудической литературе. — В смысле близкого родственника Г. встречается в Талмуде только в связи со словом «ha-dam», גואל הדם, главным образом, по вопросу о законе, вменяющем в обязанность, по мнению одних, или предоставляющем право, по мнению других, мстить убийце за убийство близкого родственника (Числа, 35, 19; Мак., II, 7; ib., 10б, 11б; см. Убежище). В мидрашитской литературе Г. обозначает спасителя, Мессию (Levy; Пec. Селих., 166; Echa rabbati, Ι, 6). Название Γ. применяется также к Моисею. «Первый Г. (Моисей), — говорит Мидраш, — объявился евреям и затем на некоторое время скрылся; так и будущий Г. (Мессия) объявится и затем временно скроется» (Bemidbar r., XI; Ruth r., V). Тамарь во время беременности от Иуды говорила всем: «я царями беременна, я спасителями (גואלים) беременна» (Beresch. rab., 85). — Ср.: Levy, Neuhebr. u. chald. Wort; Aruch compl., s. v. גיאל.
А. К.3.