Аши (אשי, Рав) — редактор Талмуда, вавилонский аморай IV в. и глава академии; род. около 332 г. (или несколько позже); умер в 427 году. Ареной его долгой и плодотворной деятельности был город Махасья, где он, по-видимому, и родился. Отец его, рав Шими, известен как ученый талмудист. Город Махасья находился вблизи Нараша и Суры, которые издавна служили центром академической жизни вавилонского еврейства. Академия, основанная впервые Равом (Абба Арика) в Суре, переносилась то в предместье Суры, то в Нараш и наконец надолго утвердилась в Махасье благодаря деятельности Аши. Учителей y A. было много. Важнейшими из них были: Рава, рав Нахман бар-Ицхак, р. Амемар и р. Улла. Из того, что А. нашел нужным посещать школы столь многих ученых, можно заключить, что он еще с молодости готовился к своему великому труду по редактированию Талмуда, для чего требовалась прежде всего осведомленность во всех отраслях «устного учения». Выполнению этой задачи благоприятствовали не только его обширные познания и личная материальная обеспеченность, но также общее политическое положение вавилонского еврейства в его время. Деятельность А. совпадает с эпохой царствования в Персии Ездигерда II, который благосклонно относился к евреям и особенно уважал представителей их школ. В числе ученых, приглашавшихся в торжественные дни ко двору, был и А. — О нем Талмуд выражается так: «Со времен Рабби (патриарх Иегуда I) до Аши не случалось, чтобы ученость и высокое положение совмещались в одном лице» (Гиттин, 59а; Сангед., 36а; ср. Недар., 62б). Свои богатства А. употреблял исключительно в интересах науки и для поддержки ученых. Он на собственные средства выстроил новое здание для академии, причем лично следил за постройкой (Баба Батра, 3б и Шабб., 11a). Главой академии Аши сделался приблизительно в 371 году, после смерти Рав Папы, школа которого в Нараше и перешла в его ведение в Махасью (Halevy, Doroth-ha-Rischonim). Скоро его академия стала центральной, или «великой» (מתינתא רנתא). О ней говорили, что лучше для учеников жить бедно и стеснительно в Махасье, чем роскошничать в Пумбадите (Гориот, 12а). Издревле существовал обычай y эксилархов ежегодно в определенную «субботу» посещать главную академию, где им представлялись депутации еврейских общин для выражения чувств покорности и уважения (Сукка, 26а, 10б). В последние годы таким центральным местом считались Пумбадита и Нараш. Со времени же А. все народные собрания и торжественные выходы эксилархов стали происходить только в Махасье. Кроме постоянных учеников академии, был еще разряд слушателей, которые присутствовали на занятиях только два раза в году (Кетуб., 105а; ср. Галеви, III, 223). Эти последние являлись при А. в особенно большом количестве, и месяцы Элул и Адар, время их пребывания в Махасье, считались торжественными. А. даже выражал удивление, что из языческого населения города, дважды в году видящего «почет и величие Торы», никто не становится прозелитом, и потому он назвал махасьцев «жестокосердыми» (Берах., 17б). В эти «месяцы Кала» (Кид., 49б; Бер., 6б) А. проходил с своими учениками каждый раз по одному трактату Мишны, так что за свое почти шестидесятилетнее ректорство он успел 2 раза пройти весь Талмуд (Баба Батра, 157б). После 20-летнего управления А. академией, когда он был признан первым ученым и религиозным главой всего еврейства, он приступил к редактированию Талмуда, книги, скоро ставшей для евреев второй Библией. Эту работу он выполнил при помощи целой коллегии сотрудников, из которых особенно достойны быть отмеченными Рав, Аха бар-Равы и Абина, или, как его чаще называют, Равина. Последний, хотя и был старше Α., именуется в Талмуде «учеником-товарищем» его, תלמיד חנר (Эрубин, 63а). Из других сотрудников наиболее известны: Рав Аси, Рав Иеймар, Рав Мордехай, Рав Ахи бар-Авьи. Кроме того, в этой работе участвовала целая плеяда палестинских ученых, как, напр., р. Абба, р. Ханина и др., которые переселились в Вавилонию ввиду гонений, воздвигнутых в то время против евреев римскими наместниками в Палестине. — Еще по составлении Мишны оставался обширный галахический материал, состоявший из разных объяснений и школьных дебатов и не использованный редактором Мишны, цель которого была представить галаху в ее чистом, законченном виде, оставив в ней по возможности меньше следов процесса, результатом которого был этот кодекс. Все указанные дополнения к галахе преподавались ученикам отдельно, в виде комментариев и добавлений к Мишне. Из этих материалов, получивших название «Барайт» (см.), впоследствии составлены были Тосефта и др. сборники. Но и эти сборники не исчерпали всего внемишнаитского материала: оставалось еще многое из трудов первых амораев и даже некоторых таннаев, что не нашло себе в них места. Обширный внемишнаитский материал, названный Гемарой, естественным образом должен был с течением времени все более и более увеличиваться. Каждый новый случай в религиозной и гражданской жизни евреев, не находивший прямого разрешения в словах канонизированной Мишны, должен был быть подведен на основании аналогий к какому-нибудь из приводимых в Мишне случаев. Кроме того, тщательное, чисто теоретическое изучение текста последней и внимательное сравнение различных параграфов ее также должно было неминуемо вести к прогрессивному росту Гемары. Наконец, следует принять во внимание, что амораи очень скоро стали смотреть на Мишну почти как на Священное Писание, a потому толковали текст ее не только в буквальном смысле, но применяли к нему также и метод «дераш» (ср. от им. Илии Гаона נינת מקרא). Вот почему в течение нескольких веков внемишнаитский материал возрос до громадных размеров и, распределенный по трактатам и главам Мишны, изучался в связи с ней. Во всех вавилонских академиях преподавалась Гемара еще со времени Рава и Самуила, но особенно расцвела она при Аббаии и Раве. Последние своей остроумной диалектикой («пилпул», הויות) значительно раздвинули ее пределы. — Все материалы, входившие в состав Гемары, сохранялись в виде кратких формул, бесед и изречений с точным обозначением имени автора каждой из них. В связи с рядом с материалом, касающимся самого текста Мишны, передавались рассказы и факты из жизни людей того времени. Попутно приводились по какому-нибудь, иногда довольно отдаленному, поводу толкования разных библейских стихов, религиозно-философские рассуждения, моральные сентенции, анекдоты и вообще бесконечное множество разнообразнейших сведений. От всей массы нагроможденных друг на друга материалов в конце концов Гемара превратилась в настоящую энциклопедию, так как не было почти ни одного уголка человеческой жизни, который не был бы здесь в большей или меньшей степени, прямо или косвенно, затронут. — Гемара, создававшаяся трудами сотен ученых, в различные эпохи, не могла отличаться строгим порядком в распределении материала и единством общего плана. Oттого изучение ее сильно затруднялось. Она еще могла усваиваться людьми, посвятившими себя исключительно науке и привыкшими к ее трудностям, но в таком первобытном виде — не могла, конечно, стать достоянием всего народа. A между тем все ясно сознавали, что только тогда Талмуд будет действительным фактором в жизни народа, когда он выйдет из замкнутого круга ученых и сделается доступным всей массе. Необходимость редактирования Талмуда чувствовалась и внутри самой академии: этого требовали интересы учащих и учащихся. Уже давно было замечено неудобство параллельного существования нескольких Гемар. Каждый ученый в своей академии хотя и преподавал приблизительно одно и то же, но все же в разных вариантах, так что ученик, принужденный иногда переходить от одного учителя к другому, испытывал большие затруднения (срав. Абода Зара, 19а, б). Затем сам Аши жалуется на то, что его память постепенно ослабевает и ему трудно становится запоминать накопленный веками материал «устного учения» (Эрубин, 53а). Нужен был человек, который пересоздал бы всю Гемару, установил в ней единство и применил ее к новым требованиям жизни. Человеком, имевшим право и возможность взять на себя в то время эту миссию, был только Аши. Чрезвычайно богатый запас личных сведений и все, что могли ему дать его многочисленные сотрудники, тщательно изучившие результаты исследований ученых Палестины или Вавилонии, он внес в систематическом порядке в свою Гемару, сделав ее таким образом наиболее полной и вместе с тем наиболее доступной изучению. Существовавшая до него Гемара трудно запоминалась, потому что суждения разных ученых не были вполне связаны между собой и с текстом Мишны: недоставало промежуточных фраз и оборотов речи, которые обратили бы разнообразный материал, относящийся к данной галахе в Мишне, в одну неразрывную цепь суждений. А. внес эту необходимую связь между разрозненными толковательными фразами и формулами, довел до логического конца все начатые, но не оконченные рассуждения или прения и, наконец, разрешил не решенные до него теоретические споры и юридические вопросы (ולית הלכתא כפלוני, הלכתא כפלוני). Он создал все технические слова и обороты, обычные в Талмуде вавилонском и отсутствующие в иерусалимском; он также ввел необходимые объяснения к текстам цитируемых Барайт и амораев. Это объясняет, почему многие барайты, приводимые в вавилонском Талмуде, не всегда тождественны по тексту с теми же барайтами в других источниках: в Тосефте и в особенности в Иерушалми. Редакционная работа в вавилонских академиях началась, собственно, еще задолго до Аши, и многие места в Талмуде, проредактированные прежними учеными, остались совершенно нетронутыми Α., который их разъясняет так же, как трактовались древние барайты (Halevy, Doroth). Всю же важнейшую часть работы исполнил Α., который был не только редактором Талмуда, но и завершителем его, ибо следовавшие за ним ученые не позволяли себе многое прибавлять к его тексту или изменять в нем. Вставки позднейшего происхождения, встречающиеся в разных местах Талмуда, настолько незначительны по объему и содержанию, что существенных изменений никаких не внесли в него. (Об изменениях и дополнениях, которые Гемара р. Аши претерпела после него, см. Сабореи и Гаоны). А. составил Гемару только к 35 трактатам Мишны (Маймон., введ.), главным образом, к тем, которые касаются современной религиозной и гражданской жизни евреев. Поэтому нет Гемары ко всему отделу Тогарот, исключая трактата Нидда, к отделу Зераим, исключая тракт. Берахот. Впрочем, большинство трактатов в отделе Кодашим имеют Гемару, хотя большинство галах относится к вопросам храмовой службы и не должно было бы входить в круг интересов коллегии А. То же самое относится и к законам ритуальной чистоты, которым Гемара посвящает много внимания в разных отделах Талмуда, хотя эти законы давно уже были упразднены в религиозной практике народа. Но Гемара вовсе не преследовала одних только практических целей; она смотрит на изучение Торы как на нечто самодовлеющее, нечто важное само по себе (наука для науки, תורה לשמה). В вавилонском Талмуде есть целый отдел, не принадлежащий Аши: это так называемые «Малые трактаты» (см.), מסנתות קטנות. Они были составлены позже, в эпоху сабореев. — Вопрос о том, была ли Α. и его коллегией написана Гемара или она была только редактирована им и в таком законченном и отделанном виде преподана ученикам устно, — этот чрезвычайно важный вопрос, вероятно, никогда не будет разрешен, ибо никаких исторических данных для этого не имеется. Судя по тем обстоятельствам, которые послужили побудительной причиной к деятельности Α., именно стремление к популяризации Талмуда, к установлению единой общепризнанной Гемары и к облегчению запоминания ее учащимися, нужно полагать, что А. был составлен письменный экземпляр своего труда. Хотя и существовало положение, что «устное учение» нельзя записывать, דנרים שנע״פ אי אתה רשאי לאמרם נכתנ (Гиттин 60б; Тамура 14б), но это правило было уже раньше упразднено редактором Мишны. Затем «тайные свитки», מגילת סתרים (Шаб. 96б) и «агадические книги», ספרי דאגדתא, циркулировали среди ученых и никто не видел в этом ничего дурного (Эруб., 62б; Берах. 23а, б; ср. также Иебам., 10а; Баба Меция, 92а) и на этом основании можно полагать, что A. также записал свою Гемару. Недолго спустя Талмуд в редакции р. Аши сделался вполне народной книгой всюду в странах еврейской диаспоры. Он лег в основание религиозной и гражданской жизни всего народа. Даже в самой Палестине, колыбели иерусалимского Талмуда, Гемара А. получила первенство и в конце эпохи сабореев изучалась в академиях. Иерусалимский Талмуд не мог конкурировать с вавилонским, ибо все знали, что Α. при составлении своей Гемары имел перед собой иерусалимский Талмуд и с помощью палестинских ученых в достаточной степени использовал его для своего труда (Альфаси, конец Эруб., Гаэшкол, II, 49, от имени Гая Гаона). Большая часть суждений Α. как редактора вошла в вавилонский Талмуд анонимно. Но в Талмуде тем не менее есть много замечаний, отмеченных его именем. Из них можно заключить, что А. не был агадистом. Одно замечание агадического свойства приведено от имени А. (Иебам., 21а), и то Талмуд отрицает здесь авторство А. — Его замечания и суждения, касающиеся галахи, разделяются на три категории. Одни из них были им высказаны еще в период его ученичества, когда он занимался в академии Равы. Подобные его замечания начинаются обычно словами: מתינ רנ אשי, т. е. «И возразил Рав Аши». Ему отвечает в подобных случаях его учитель Рава, a его товарищи вступают с ним в прения. Таких мест не особенно много в Талмуде (напр. Нидда, 51а). Наиболее многочисленны те места, где Α. в качестве главы редакционной коллегии заключает своим авторитетным словом дебаты, в которых участвовал целый ряд ученых предшествовавших поколений. А. предлагает свое решение, вводя его формулой «Поди, послушай» — תא שמע, после которой Гемара резюмирует прения словами שמע מינה, т. е. «отсюда явствует», и т. д. (напр. Бер., 9б; Бехор., 2б, 7а). Эту роль председателя коллегии, дающего свое резюме, исполняли иногда — по-видимому, в отсутствие А. — его ближайшие сотрудники, Равина и Рав Axa бар-Рава (ср., напр., Баба Батра, 124б). — Кроме того, есть еще в Талмуде замечания от имени Α., внесенные туда сотрудниками А. после его смерти (Нидда, 63а). Иногда от его имени передавали мнения, которые при ближайшем рассмотрении оказывались несостоятельными. В подобных случаях позднейшие амораи объявляли эти суждения вымышленными, והא דרנ אשי נדותא (Пес., 11a; Иебам., 21а; Зебах., 100б). В отношениях к своим товарищам А. стремился быть безусловно самостоятельным и удержать за собой всю полноту авторитета. Он не допускал, чтобы кто-нибудь, даже из самых видных ученых, среди его сотрудников разрешал ритуальный вопрос помимо его (Эрубин, 63а). Аши любил останавливаться на значении отдельного слова и вкладывать в него особый смысл (ср. Керитут, 11a; Нидда, 63а). Эта склонность дошла у него до того, что и простые слова частного лица он обычно толковал своеобразно (Аб. Зара, 11б). А. вообще придавал живому слову большое значение, в особенности на собраниях и на свадьбах (Бер., 6б). По Α., некоторые главы Пятикнижия находятся не на своем месте и должны быть переставлены (Шаб., 116а). Несмотря на трезвый ум, А. не был чужд некоторых предрассудков: напр. верил в сны (Бер., 57а) и значение звезды (Баб. Батр., 12б). Ему приснился однажды царь Ахаб, который оказался большим знатоком галахи, и на вопрос Α., почему он все-таки оставался язычником, тот ему ответил: «если бы ты жил в мое время, ты также поднял бы полы своего платья и побежал бы за идолами» (Сангед., 102б). В то же время Аши был далек от господствовавших в его время мессианских увлечений. Вполне признавая значение мессианской идеи для еврейского народа и поддерживая ее всеми силами, он в то же время восставал против крайних мессианцев, которые полагали, что можно вычислить время пришествия Мессии, и тем приводили народ в волнение и замешательство (Сангед., 97б). Прекрасная и столь плодотворная жизнь Аши не могла не создать вокруг него массу легенд. Большинство из них касается Α. как ученого представителя своей эпохи. По одной версии, имя А. записано в «Книге Адама», где о нем сказано, что он будет «последним толкователем», סוף הוראה (Баба Меция, 86а). По другой — перед смертью А. к нему пришел ангел и заявил, что пора умереть; А. просил дать ему срок в тридцать дней для повторения Талмуда, ибо на небе говорят: «Блажен тот, кто является сюда с Талмудом в руках». Ангел смерти согласился; когда он через тридцать дней возвратился к Α., тот должен был последовать за ним, так как уже пришло время другому ученому занять его место (Моэд Катан, 28а). Ученые товарищи смотрели на А. как на светило еврейства и, согласно стиху Экклезиаста (1, 5), говорили: «Не успевает закатиться одно светило мира, как восходит другое; не умер еще Эли, как появился Самуил из Рамы…; не закатилось еще солнце Равы, как взошло на еврейском горизонте солнце Рав Аши» (Кед., 72б). — Ср.: Iggereth r. Scherire Gaon; Halperin, Seder ha-Doroth, s. v.; Weiss, Dor Dor, III, 208; Halevy, Doroth ha-Rischonim, II, III,
З. Крупицкий.3.