Арабско-еврейская поэзия — Поэтическая литература арабских евреев, судя по сохранившимся образцам, по-видимому, так же стара, как и сама арабская поэзия, и в большинстве случаев носит на себе тот же отпечаток и ту же форму. В истории арабско-еврейской поэзии различаются две эпохи — 1) доисламская, или лирическая, и 2) период, современный пророку Магомету, носящий исключительно полемический характер. Древнейшие стихи первой эпохи принадлежат еврейской поэтессе Cappе из племени Бану-Курайдза; в небольшой прочувствованной песне она горько оплакивает предательское убийство многих соплеменников, совершенное одним арабским предводителем. Об этом же происшествии, случившемся приблизительно в конце пятого века, также упоминает в своем стихотворении один неизвестный еврейский поэт. Своего апогея достигает еврейско-арабская поэзия того периода в песнях знаменитого поэта Самауаля (Самуил) ибн-Адийя, который жил в замке Аль-Аблак, находившемся в области Тайме (в середине VI века). Для арабских писателей всех времен он являлся образцом верности: он жертвует жизнью своего сына, которого отдает в залог за своего друга, — друг же этот был не кто иной, как славнейший из всех арабских поэтов древности, Имруль-Кайс. Одна из его поэм, посвященная описанию этого случая, когда он во имя верности должен был пожертвовать жизнью своего сына, много раз печаталась как в оригинале, так и в различных переводах, хотя разные вставки позднейшего характера несколько затемнили первоначальный ее текст. Другая поэма, также приписываемая Самауалю, является сомнительней в отношении своей подлинности. Предполагают, что сын Самауаля — Джарид — также был поэтом. Во время появления Магомета особенно славился в Медине поэт Аль-Раби ибн-Абул-Хукайк из племени Бану-Надир; из его поэм многие сохранились до настоящего времени. В одной из них встречается следующая сентенция: «Для каждой болезни существует лекарство, только глупость неизлечима». Поэт Шурайх, время жизни которого осталось и доныне неизвестным, является автором одного прекрасного стихотворения. Вот перевод отрывка из него: «Примкни к благородным, если найдешь путь к их союзу, и пей из их кубка, хотя бы тебе пришлось испить сильнейший яд». К доисламскому периоду относится также поэт Абул-Дияль, который, однако, не был еврейского происхождения.
Во втором периоде, который начинается со времени поселения Магомета в Медине, в истории арабско-еврейской поэзии замечается большая перемена. После изгнания племени Бану-Кайнукаа поэт Ка’аб ибн-аль-Ашраф, происходивший из племени Бану-Надир, увидел, что та же опасность грозит всем мединским евреям. Тогда он отправился в Мекку и там стал пламенными стихами возбуждать курайшитов отмстить за удары, нанесенные их братьям при Бадре. Полагают, что пророк имел в виду именно воинственную поэму Ка’аба, когда в одной из сур Корана упомянул о собаке, «которая, если ее прогоняешь, высовывает язык или, если оставляешь ее, также высовывает язык» (Коран, VII, 174). Колкость этого сравнения заключается не только в аллитерации «Ка’аб» и «Кальб» (собака), но также в том, что выражение «высовывать язык» несомненно представляет символическое обозначение поэтической сатиры. Действительно, Ка’аб был вскоре убит по наущению Магомета, но его поэмы сохранились у мусульманских биографов пророка. Смерть его была оплакана в стихах другим еврейским поэтом, Саммаком, произведения которого также сохранились до наших дней. Незадолго до того, как Магомет совершил нападение на Бану-Курайдза, последнее еврейское племя, оставшееся еще в Медине, одна женщина из этого племени приняла ислам. Ее муж, по имени Аус, желая склонить ее к возвращению в лоно еврейства, обратился к ней с посланием, в котором в поэтических выражениях умолял ее вернуться к нему и к ее народу. Из этого поэтического послания несколько стихов сохранилось до настоящего времени. Убийство Худжейджа, раввина племени Бану-Надир, было оплакано в особой поэме Джебелом ибн-Джаувалем. Он же слагал скорбные песни о судьбе изгнанных и избитых еврейских племен. Последним поэтом этой эпохи был Мархаб. Будучи родом из Йемена, он принял иудейство и сражался против мусульман, когда они напали на Хайбар, последний оплот евреев. В одной своей поэме, состоявшей из трех строф, он вызвал на поединок одного из героев — сподвижников Магомета — и пал в этом единоборстве. Им заканчивается список арабско-еврейских поэтов древнего времени. Последующие столетия не отличались особенным развитием арабско-еврейской поэзии. Известное значение имели лишь макамы Харири (XI) и поэмы Ибн-Эзры. В начале четырнадцатого столетия в Севилье жил Муса ибн-Туби, написавший философскую поэму под заглавием «Al-Sabinijja» (стихотворение из семидесяти строф), в которой строго придерживался философской аргументации Маймонида.
Значительное число еврейских поэтов, писавших по-арабски, жило в Испании; но, к сожалению, ничего, кроме их имен, до нас не дошло. Среди них особенно выдавались: Моисей ибн-Самуил ибн-Гикатилия (одиннадцатого века; см. Познанский, Ibn Gikatilla, стр. 23, Berlin, 1895), Авраам ибн-Сагл (Севилья, XIII в.), Нахим аль-Израиль (Севилья), Авраам Альфакар-Исмаил аль-Ягуди, наконец, его дочь Касмуна. Все они писали свои поэмы согласно тому виду арабской поэзии, который назывался «Muwaschschach» (Hartmann, Das arabische Strophengedicht, стр. 45, 63, 73, 74, 225, 244). — Нечто вроде возрождения арабско-еврейской поэзии наблюдается в конце Средних веков в тех странах, где говорили по-арабски вообще или где он являлся господствующим языком; но поэзия этой эпохи носит почти исключительно литургический характер, причем язык, которым пользовались поэты того времени, не был классическим, а приспособлялся к наречиям тех стран, в которых евреям приходилось жить. Многие из этих поэм вошли в качестве «пиутов» в различные молитвенные сборники, употребляющиеся на Западе и на Востоке. Но критическое и внимательное их изучение до сих пор еще не было предпринято в такой мере, в какой они заслуживают. В последнее время появились сборники поэм и стихотворений йеменского поэта Шалом ибн-Юсуф Шаббеци, который в своих произведениях широко воспользовался позднейшими формами арабской поэзии, преимущественно уже выше упомянутой формой «Muwaschschach». — Ср.: Nöldeke, Beiträge zur Kenntniss der Poesie der alten Araber, стр. 52—86; Delitzsch, Jüdischarabische Poesien aus vormuhammedanischer Zeit, 1874; Ihn Hischam, изд. Вюстенфельда, passim; Hirschfeld, Essai sur l’histoire des juifs de Medine, в Revue des études juives, VII, 167—193, Χ, 10—31; idem, «Al-Sab’inijja» в еврейском переводе Соломона бен-Иммануил да Пиера, издано и переведено на английский язык в Report of Montefiore College, Ramsgate, 1894; idem, Contribution to the study of the Jewish-Arabic dialect of the Maghreb, помещен. в Journal of Royal Asiatic Society, 1891, стр. 293—310 (Song of Elijah); idem, Jewish-Arabic liturgies, в Jewish Quarterly Review, VI, 119—185, VII, 418—427. [Статья H. Hirschfeld’a, в J. E., II, 59—60].
4.