Антисемитизм в Царстве Польском. — Вопрос о предоставлении евреям гражданских прав в Польше возник впервые в Смутные времена, уже после первого раздела ее территории, когда на четырехлетнем сейме (1788—1792) несколько депутатов с Матвеем Бутримовичем во главе выступили с заявлением о необходимости еврейской реформы. Защитники реформы настаивали лишь на частичном расширении прав, отнюдь не имея в виду немедленной полной эмансипации, для осуществления которой, по их мнению, требовалось, чтобы евреи предварительно отреклись от религиозных предрассудков, отказались от кагальной обособленности и традиционного костюма и воспитали подрастающее поколение в польско-патриотическом духе. Тем не менее, большинство депутатов высказалось против преобразований в гражданском быте евреев. Это враждебное отношение сейма к евреям разделялось и большей частью польского общества, принципиально противившегося всякой попытке улучшить положение евреев. Наиболее ярким представителем антисемитского течения был публицист Сташиц («Przestrogi dla Polski», «Предостережение Польше»), называвший евреев «саранчой, которая опасна и летом, и зимою». Главные возражения появившихся в то время многочисленных брошюр против эмансипации сводились к тому, что евреи составляют государство в государстве, эксплуатируют в качестве арендаторов крестьян, ненавидят польское население и, будучи закоснелыми фанатиками, никогда не ассимилируются с поляками. Впрочем, внешние события помешали сейму закончить свою законодательную работу, вследствие чего остался нерешенным, в частности, и еврейский вопрос. Конституционный устав герцогства Варшавского, созданного на развалинах Польши (1807), объявил свободу вероисповеданий и равенство всех граждан перед законом, но министр юстиции Лубиеньский, приводя в пример французский закон 1808 г., установивший ограничения для евреев сроком на десять лет с тем, чтобы они могли быть в случае надобности возобновлены, предложил применить эту меру и к евреям герцогства, вполне ее достойным «за испорченные нравы, в которых воспитываются с раннего детства», думая, что христиане радостно примут подобное решение. И герцог издал соответствующий декрет «в надежде, что евреи в продолжение этого времени уничтожат в себе все исключительные признаки, столь резко отличающие их от прочих жителей». — Полемика по еврейскому вопросу возобновилась в 1815 г., когда с учреждением Царства Польского вопрос о еврейской реформе был вновь поставлен на очередь. Большинство авторов выступало против евреев, и эта общественная неприязнь достигла крайней степени, когда комиссар русского правительства в Польше, Н. И. Новосильцев, выработал либеральный проект еврейской реформы. В государственном совете Царства Польского проект вызвал очень резкий отпор. Докладчик — статс-секретарь и поэт Козьмян — не щадил евреев, доходя в своих отзывах о них до цинизма. «Пока евреи, — говорил он, — не очистятся от паршей, им нельзя дать гражданских и политических прав». При этих словах наместник Заиончек громко расхохотался и, с своей стороны, не постеснялся подтвердить мнение Козьмяна подобными же циническими примерами. В своем представлении государю по поводу проекта Новосильцева (апрель 1817 года) Государственный совет настаивал на невозможности расширить права евреев и во имя обездоленного крестьянства, которое будто доведено до своего бедственного состояния одними евреями, и во имя городского населения, у которого они завладели торговой и промышленной деятельностью. Дарование евреям гражданских и политических прав, вопреки конституционному уставу, предоставляющему их только христианам, привело бы к последствиям, печальным как для поляков, так и для евреев. В результате проект Новосильцева был отвергнут. Особенно ожесточенными сделались нападки на евреев накануне сейма 1818 г. Еще в конце 1816 г. Сташиц выступил с резкой статьей в журнале Biblioteka Warszawska (O przyczynach szkodliwości żydów i o środkach sposobienia ich, aby się Spoleczności użytecznymi stali). Поселение евреев в Польше, заявлял Сташиц, было одной из главных причин гибели Речи Посполитой; следовало бы совершенно изгнать их из Польши, но для такой меры время прошло, а потому надо отвести евреям особые кварталы и строго следить за тем, чтобы они воспитывали своих детей в духе, враждебном традиционному еврейству. Лишь после того, как евреи откажутся от занятия арендой, шинкарством и торговлей и перейдут к полезным ремеслам и вместе с тем постепенно ассимилируются с поляками, им можно будет разрешить повсеместное жительство и постепенно даровать прочие гражданские права. Другой, анонимный публицист (Sposób na żydów, czyli środki nezawodne zrobienia z nich ludzi uczciwych i dobrych obywateli, dzielko dedukowane poslom i deputowanym na Sejm Warszawski, 1818) считал изгнание евреев из Польши не только желательным, но и возможным; он предложил выселить всех евреев из Польши в течение года: Александр I охотно, вероятно, уступит им для жительства одну из губерний Южной России; Польша будет тогда себя чувствовать, как больной после удаления нароста, и только тогда обретет здоровье; в заключение автор обращается к депутатам с горячим призывом серьезно призадуматься над еврейским вопросом. Эта антисемитская проповедь встречала порою отпор, но число защитников евреев (из коих особенно выдается патриот майор Лукасинский, автор брошюры «Uwagi pewnego oficera nad uznana potrzeba urzadzenia żydow w naszym kraju i nad niektóremi pisemkami w tym przedmiocie teraz z druku wyszłemi», 1818), было незначительно. В бумагах сейма сохранился не получивший движения характерный документ, гласивший: «Евреи, это отдельное племя, составляющее теперь седьмую часть населения страны, угрожает близкой гибелью нашей родине, если не будут приняты против этого скорые и действительные меры. Умоляем тебя, Пресветлейший Государь, чтобы ты обратил свою мудрость на столь тревожащую нас будущность. Народ Израиля совершенно отличается от нас языком, религией, законами, обычаями, составляет государство в государстве, народ в народе, растет, размножается непомерно и по истечении немногих лет превзойдет численностью христианское население. Каковы же будут последствия этого странного в политике явления, трудно предвидеть. Мы поэтому просим Ваше Королевское Величество приказать внести в сейм следующей сессии проект еврейской реформы, которая так необходима для свободного и мирного развития страны. Пока нам кажется необходимым и безотлагательным удаление евреев из городских и деревенских шинков, сообразно прежде изданным декретам, и привлечение их к рекрутскому набору». Суждение сейма, однако, не представляло собою общественного настроения. Широкие круги польского общества, воодушевляемые корыстными целями, шли гораздо далее сейма в борьбе с еврейским населением: целый ряд городов выступил с ходатайствами о восстановлении старинных привилегий, в силу которых отдельным городам предоставлялось не допускать к себе евреев. В самой Варшаве было увеличено число улиц, на которых евреям запрещалось жить; когда наступил срок для выселения евреев из этих улиц, между домовладельцами — из коих одни извлекали выгоду из пребывания там евреев, а другие — предвидели прибыль от их удаления, — началась открытая борьба во имя наживы. — Общее неприязненное отношение сказывалось и на законодательстве о евреях; в представлениях варшавского правительства государю односторонне рисовалась роль евреев в экономической жизни страны, и это приводило к постепенному расширению ограничительных мер, в особенности по отношению к праву жительства и передвижения. — Даже во время восстания 1830 г., несмотря на то, что евреи Ц. Польского приняли в нем участие (они образовали свой особый отряд, дравшийся заодно с поляками), враждебное отношение польского общества к ним не изменилось; военный министр Моравский заявил, что польскому шляхтичу не приличествует сражаться рядом с евреем, а один из главных вдохновителей восстания 1830 г., историк Иоаким Лелевель, освободился от неприязненного чувства к евреям только после восстания, находясь в изгнании, на чужбине. — Когда с воцарением Александра II правовое положение евреев в России стало постепенно улучшаться, варшавское правительство не реагировало на это новое прогрессивное веяние и нужна была особая настойчивость со стороны русского правительства, чтобы уравнять евреев Ц. Польского с имперскими единоверцами в новых гражданских правах. Отношение польского общества к евреям приняло более дружелюбный характер в начале 1861 г.: в то время страна, охваченная тревогой, нуждалась в единодушии. Но уже вскоре, с передачей власти в руки маркиза Велепольского, этого искреннего друга евреев, и позже, после его падения, антисемитизм вновь охватил польское общество. В частности и польская печать проявляла отрицательное отношение к евреям. Даже в зарубежной польской печати иногда появлялись явно антисемитские статьи. По поводу одной корреспонденции в «Przegląd rzeczy polskich» польский эмигрант, еврей Люблинер, выпустил (1858) брошюру «Obrona żydów zamieszkalych w krajach polskich od niestusznych zarzutow i falszywych oskarzern» («Защита евреев от незаслуженных упреков и ложных обвинений»), в которой, указывая на целый ряд юдофобских статей в «Gazeta Warszawska», замечает: «Непонятно, почему польская периодическая печать, несмотря на то, что пользуется вот уже два года относительной свободой, вместо того чтобы стремиться к объединению всех элементов польского населения в одно целое, старается доказать свой патриотизм тем, что призывает к борьбе с евреями. Польские евреи, не имея собственного органа печати, вынуждены молча переносить клевету и обвинения, распространяемые злобными писаками. Ядовитые перья покрывают евреев бесчестьем; темные фанатики преследуют их, и они вынуждены искать защиты в печати тех стран, где существует свобода слова для всех элементов общества».
М. В.8.
— В первые годы после восстания 1863 года антисемитизм не проявляет особенной силы и живучести. Этому в значительной степени способствовало сочувствие полякам со стороны тогда еще немногочисленных культурных кругов еврейства. Если еврейская масса жила еще жизнью старого гетто и почти совсем не проникалась польской культурой, то еврейская интеллигенция, принадлежа к идейным ассимиляторам, стремилась к окончательной полонизации и во всех важнейших вопросах была солидарна с поляками. Еврейская учащаяся молодежь, воспитывавшаяся в варшавской польской Главной школе (университете) и др. учебных заведениях, дала польскому еврейству «поляков Моисеева вероисповедания», идеологов ассимиляции, преданных интересам «polskości» (польской национальности). Впоследствии, когда наступил период обострения еврейско-польских отношений, указанное время не без преувеличения изображалось, как эра гармонии между поляками и евреями. Но потом это изменилось. Разгром шляхты, которым завершилось восстание, и раскрепощение крестьян окончательно подорвали силы шляхетского сословия и оттеснили его на второй план; превращение феодально-шляхетского строя в современный капиталистический выдвинуло значение городского сословия — буржуазии. Лозунгами тогдашней Польши были «органическая, культурная работа» и экономическое усиление — накопление богатств. Эти лозунги вскоре превратились в своего рода национальную программу возрождения Царства Польского, с точки зрения которой антисемиты и неантисемиты упрекали евреев главным образом в том, что их экономическая деятельность мало способствует этому органическому развитию производительных сил края, так как евреи предпочитают торговлю — промышленности, труд непроизводительный — производительному и т. п. Второй мотив антисемитской пропаганды — культурная отсталость евреев и медленные успехи ассимиляции в среде еврейства. Осуждая эти явления, польское общество не пыталось, однако, бороться с ними путем законодательных репрессий по отношению к евреям; вопрос об ограничении евреев в гражданских правах не возбуждался в польских кругах. Напротив, местные власти проявляли особую готовность прибегать к этого рода воздействию. Когда в 1871 г., т. е. спустя всего девять лет после частной эмансипации евреев Царства Польского, в Петербурге был возбужден вопрос о совокупном пересмотре законов о евреях, наместник гр. Берг формулировал мнение большинства губернаторов в том смысле, что, несмотря на правовое облегчение, дарованное указом 1862 г., еврейское население «сохранило по-прежнему то же отчужденное положение и те же вредные стороны своей деятельности для общества и государства, а дарованными ему важными правами воспользовалось только в своекорыстных своих видах». Вообще все меры, принимавшиеся правительством по отношению к евреям, не могут «поколебать в чем-либо их закоренелые, невежественные убеждения или изменить к лучшему их быт и характер их деятельности, по-прежнему исполненной грубой корысти, талмудических предрассудков и фанатического отвращения от слияния с христианами». — В дальнейшем развитии антисемитизма отмеченное выше стремление заставить евреев приняться за ремесло, промышленность и даже земледелие заменяется пропагандой вытеснения евреев из всех отраслей хозяйственной жизни страны, независимо от их производительности и полезности в экономическом отношении; деление наиболее ярыми антисемитами польского еврейства на общественно полезные и вредные группы, на близкие по духу к полякам и на враждебные и чуждые элементы уступает место безграничной и безусловной ненависти ко всему еврейству и евреям. Эта эволюция нашла свое выражение в сочинениях Яна Еленского. Нынешний вождь антисемитов в Царстве Польском и редактор юдофобской газеты «Rola» Еленский, выпуская в середине 70-х годов книгу «Żydzi, niemcy i my», не был еще чужд симпатий к ассимилированному еврейству. Правда, он уже тогда выставил лозунгом — «полонизация торговли и промышленности», и призывал поляков овладеть теми отраслями хозяйства, которые находятся в руках «obcych» чужих общественных групп (борьба польской буржуазии за экономическое господство была объявлена, как показывает само название, одновременно евреям и немцам, в руках которых была сосредоточена фабрично-заводская промышленность), но вместе с тем он из добрых чувств желал, чтобы евреи просветились и обратились к производительному труду; «признавая в принципе, что евреи — наши сограждане, „дети одной и той же земли“, — говорил Еленский, — мы желаем только пробуждения в нашем обществе стремления к уничтожению веками образовавшейся еврейской привилегии на торговую монополию (там же, изд. 1880 года). Необходимо „взять под свою опеку и совместно с еврейским прогрессивным классом активно содействовать распространению просвещения среди невежественной массы евреев, а вместе с тем помнить, что важнейшие экономические дела нам следует вести собственными силами и на свой риск и страх“ (там же, стр. 115). Еленский считает еврейскую плутократию чуждой понятию об обязанностях к краю; еврейскую массу он упрекает в невежестве, паразитизме и враждебном отношении к польской культуре, но он признает „среднезажиточную интеллигенцию“ общественно полезным элементом в еврействе. Таковы же по своему характеру и тону и другие его сочинения того времени. Идеи Еленского встретили отпор в польской печати: „Przegląd tygodniowy“, „Prawda“, „Rygor Codzienny“, еврейская „Izraelita“ A. Свентоховский, Болеслав Прус, Богумил Правдзицкий (автор брошюры „Żydzi nasi wobec handlu i przemysłu krajowego“, изд. 1875) и мн. др. с различных точек зрения оспаривали антисемитские предпосылки и выводы Еленского, обострившего своими сочинениями еврейско-польские отношения и развившего антисемитскую пропаганду в намеченном им направлении. — Когда в начале царствования императора Александра III в России разразились погромы, атмосфера в Польше была уже настолько сгущена, что опасения откликов антиеврейских беспорядков встревожили как евреев, так и поляков. Сознательные элементы польского общества, не исключая и антисемитов, не желали перенесения погромов на польскую почву. Однако к концу 1881 года, во время Рождества, разыгрался варшавский погром (см. Погромы). В 1883 году начал выходить под редакцией Еленского еженедельный журнал „Rola“, направление которого по еврейскому вопросу в первые годы соответствовало взглядам Еленского, высказанным в „Żydzi, niemcy i my“, но затем оно изменилось, знаменуя собою перемену в характере общественного антисемитизма, все больше сближавшегося с ультраклерикализмом и реакцией и принимавшего постепенно грубые формы открытого человеконенавистничества. Из более ранних сотрудников „Roli“ приобрели известность Теофил Мерунович, Клеменс Юноша (см.), ксендз Гнатовский и др.; позже к ним примыкает плеяда других писателей и публицистов — Э. Еленская, Теодор Еске-Хоинский („Żydzi na tułactwie“), кс. Игнатий Клопотовский и др. (Мерунович стал впоследствии во главе антисемитского движения в Галиции). В 80-х годах антисемитизм получает новый импульс благодаря массовому наплыву русских евреев, выселенных из центральных губерний России. Образовавшаяся новая общественная группа „русских евреев“, или так назыв. „литваков“, должна была привести к ухудшению еврейско-польских отношений, так как она обострила торгово-промышленную конкуренцию. Кроме того, „русские евреи“, чуждые влияния польской культуры в эпоху борьбы поляков с системой насильственного обрусения Привислянского края, дали возможность антисемитам и крайним националистам раздувать опасность, грозящую польской нации со стороны пришельцев-евреев, культивирующих в Царстве Польском русский язык, литературу, прессу и т. п. и действующих таким образом в антинациональном, враждебном „polskości“ направлении. В 90-х годах — периоде пробуждения политической жизни в Польше, затихнувшей после крушения 63 г., — наряду с развитием революционно-социалистической пропаганды народились националистические организации, приведшие к образованию национал-демократической партии (1897). Широкие круги общества подпали под влияние националистической пропаганды в духе национальной исключительности и национального „эгоизма“, часто переходивших в нетерпимость и шовинизм. В народе распространялись нелегальные издания („Polak“ и др.), пропитанные шовинизмом и клерикальными тенденциями, культивировавшие враждебное отношение не только к евреям, но и к русинам, литовцам и др. народам, живущим на территории Польши. Антисемитизм, до того времени господствовавший в одном только лагере „Roli“, мало-помалу стал проникать и в широкие слои населения. Ему были приданы более культурные формы. Национал-демократическая партия подготовляла и поддерживала развитие этого „культурного антисемитизма“, идущего рука об руку с признанием еврейского равноправия в гражданско-правовом отношении. Ссылаясь на это признание необходимости равноправия, национал-демократы не раз отрицали и отрицают свой антисемитизм, в существовании которого менее всего сомневаются польские евреи. Беспристрастный исследователь польской политической жизни профессор А. Л. Погодин („Главные течения польской политической мысли 1863—1897 гг.“), указывает, что упрек в антисемитизме, делаемый национал-демократической партии, „справедлив в том отношении, что она не признает возможным существование status in statu, т. е. массы еврейства среди народа, еврейства, не склонного к ассимиляции. В этом отношении народная демократия оставалась чрезвычайно последовательной. Ею проводится мысль, что в польском еврействе следует различать две части: первая, которая сливается с народом, имеет в глазах партии то самое значение, какое и сам польский народ; что касается другой части, то она должна точно и определенно высказать, что не считает себя принадлежащей к польскому народу, который и будет к ней относиться, как к чуждому для себя элементу… Это принципиальное разрешение еврейского вопроса не исключает антисемитских выходок со стороны национал-демократической печати“. Национал-демократ Дмовский, сыгравший в политическом движении за последние годы видную роль, в своей книге „Мысли современного поляка“ (Myśli wspólczesnego polaka») выделяет еврейство из массы польского народа как элемент чуждый и враждебный и объясняет влияние еврейства на польское общественное мнение беззастенчивостью (bezwzględność) еврейского характера. Влияние это весьма печально, потому что «даже лучшие и наиболее ополяченные евреи не думают, не чувствуют в народном духе». Однако антисемитизма в смысле ограничения прав евреев на передвижение, обучение и т. п. нельзя найти ни в программе, ни в других изданиях народно-демократической партии. Она хотела бы воспитать польский народ в духе культурной борьбы с еврейской торговой и промышленной предприимчивостью; она не чувствует связи с еврейским населением Царства Польского, не питает симпатии к нему, но она все же держалась в этом вопросе всегда на известной моральной высоте и никогда не опускалась до проповеди грубой ненависти к евреям, тем более погромов. «Борьба с еврейским элементом всеми возможными способами» (Przegląd Wszechpolski, 1901, стр. 376) никогда не подразумевала в числе последних «грубых мер насилия». — Отношение национал-демократии к еврейскому вопросу лучше всего выясняется из ее партийной программы: «Еврейский элемент, не имеющий отдельной территории, но живущий в большей или меньшей примеси с польским на всем пространстве края, национал-демократическая партия не признает за политическую народность; она противится всем его политико-организационным стремлениям и, предоставляя его выбору — подчиниться или нет культурной ассимиляции, требует безусловной зависимости от национальных польских интересов». Ввиду разнородности элементов, входящих в состав еврейства, и различного их отношения к польским национальным интересам, программа национал-демократии отличает три категории евреев; к каждой из них она относится различно: 1) первая категория — это евреи, вредные «polskości», поддерживающие чужой язык, культуру или «враждебные нам элементы»; партия объявляет им непримиримую борьбу и будет вытеснять их «из занимаемых ими общественных позиций»; 2) вторая категория — евреи нейтральные; к ним партия относится толерантно, ограничиваясь только: а) уничтожением «аномалии», заключающейся в господстве евреев в некоторых отраслях экономической жизни, и б) уничтожением вредного влияния евреев повсюду, где оно значительно; 3) третья категория евреев — их очень мало — по определению программы, вполне готова поддерживать виды и деятельность партии национал-демократической повсюду, даже там, «где вопрос касается ограничений общественной роли еврейства»; евреи этой категории без оговорок объединяются с польским обществом — партия считает их равными с поляками в правах и обязанностях. — В этой формулировке основных положений программа сходна во многом с антисемитской платформой Еленского в 70-х годах. Но тогда Еленский был представителем крайнего течения антисемитизма в Ц. Польском, ко времени же создания национал-демократической программы крайние антисемиты с «Rol’ей» и ее редактором дошли до кульминационной точки в своей ярой ненависти к евреям и еврейству. Эта ненависть смешала в их глазах все элементы еврейства, она вооружила их против интеллигенции за ее «безбожие», подрыв «устоев» польско-католической жизни, «масонство» и т. д. Бойкот в экономической сфере, в повседневной жизни, изолирование всего польского от прикосновения евреев заменили давние проекты о совместном воспитании поляков с евреями, о распространении среди них просвещения и производительных ремесел с целью культурного сближения.
С возникновением в России освободительного движения начался период братания демократических элементов еврейского и польского населения: национал-демократия была на время оттеснена на задний план, и вместе с тем были заглушены антисемитские выкрики. Идеи свободы, равенства и братства и вера в близкое наступление новой эры воодушевляли все население Польши без различия национальности и исповедания. Общественным движением руководили социалистические партии, сорганизовывавшие как еврейские, так и христианские массы. Польские партии («P. P. S.» — «польская социалистическая партия» и «S. D. К. Pi. L.» — «социал-демократия Царства Польского и Литвы»), насчитывая в своих рядах немало евреев, издавали партийную литературу и на польском, и на еврейском языках. Манифестации по поводу акта 17-го октября с десятками тысяч участников — поляков и евреев, — протекавшие в атмосфере энтузиазма и единения, завершили собою период гармонии в еврейско-польских отношениях. Уже тогда стали устраиваться во всех почти городах польско-католические процессии с иконами и крестами, с национально-польскими эмблемами, долженствовавшими служить «антикосмополитическим» и национальным («narodowy») протестом. Под влиянием недовольства населения анархией, наступившей после октябрьских дней, реакция быстро возвратила националистам и клиру их поколебленный во время освободительного движения авторитет. Национал-демократическая партия вскоре заняла боевую позицию и объявила ожесточенную войну революционно-социалистическим партиям. Для дискредитирования этих крайних течений демагогическая агитация националистов и клерикалов всячески раздувала антисемитизм в народной массе, отождествляя «социализм» с ненавистным «жидовством», призывая к беспощадной борьбе с антинациональными элементами. При таком положении дел новая полоса пооктябрьских погромов не могла не вызвать среди польского еврейства паники, которая была тем более основательна, что не было недостатка в провокаторах, заинтересованных по различным мотивам в устройстве погромов и в национальной распре. Однако в эти тяжелые дни польское общество — не исключая и антисемитов — принимало все меры для ограждения Польши от «позора погромных насилий». Прогрессивные же партии, а главным образом, организованные рабочие-христиане массами участвовали в «самообороне» и готовились к открытому подавлению всяких попыток к кровавой расправе с евреями. Погромная трагедия благодаря всему этому прошла благополучно для Царства Польского. Единственный погром в Царстве Польском произошел в эти бурные годы в г. Седлеце (1905), но в нем польское население не приняло никакого участия. Польская пресса отнеслась к нему, как к общему горю и удару, нанесенному всему населению Польши. Несмотря, однако, на общее отвращение к некультурным формам борьбы против евреев, наиболее влиятельная партия — нац.-демократическая — все больше и больше склонялась в сторону активного антисемитизма. Под эгидой борьбы с евреями велась вся ее партийная борьба с другими политическими организациями, которым, как «еврейским по духу», отказано было национал-демократами в праве причислять себя к польской нации. Патент на «narodowość» (национальный характер) эта партия присвоила себе, вместе с правом говорить от имени всего народа, еще прежде, чем достигла апогея своего влияния. Прогрессисты, радикалы, социалисты смешались в ее глазах в одну «еврейскую» массу, враждебно относящуюся к польской культуре и нации. Это обострение еврейско-польских отношений с особенной силой сказалось во время выборов в первую Государственную Думу. То было время, когда возбуждение против евреев охватило наиболее широкие массы, когда агитация клира и националистов против евреев приняла во многих местах крайне уродливые формы. Национал-демократия вступила в борьбу с прогрессивным блоком, за который голосовали евреи. В воззваниях и на предвыборных собраниях преобладал резкий, не стеснявшийся в выражениях антисемитизм. Еврейскому населению Царства Польского не дали возможности послать в Государственную Думу своего представителя, а еврейская кандидатура в Варшаве, «сердце Польши», посылавшей двух депутатов, стала рассматриваться как национальный позор для поляков. Известный драматург И. Киселевский опубликовал воззвание к избирателям, составленное в антисемитском духе, а маститый писатель Болеслав Прус признал на основании статистических подсчетов за варшавскими евреями право на часть депутата, выражающуюся дробью, числитель которой меньше знаменателя. В провинции избирательная кампания проведена была в еще более сгущенной атмосфере племенной розни и антисемитских эксцессов. Появились брошюры вроде «Долой врагов отечества, выбирайте во имя национальных лозунгов!» «Не бейте евреев, но не поддавайтесь им!». В Варшаве во время выборов раздавались воззвания такого содержания: «Поляки! Дадим клятву, что в случае победы евреев мы не будем покупать у них товаров ни на грош! Погромов не желаем, но дерзость сумеем наказать по заслугам». — Выборы во вторую Госуд. Думу прошли при меньшем возбуждении общества и более спокойном проявлении партийных страстей. Хотя прогрессивный блок не выставлял еврейских кандидатур, а в Варшаве голосовал за известного польского писателя Александра Свентоховского и ученого Людовика Крживицкого, тем не менее, пресса и ораторы на предвыборных собраниях националистов агитировали против «евреев» и вели всю кампанию под лозунгом национальной борьбы. Материалом для характеристики отношения наиболее ответственных представителей национал-демократии к евреям может служить речь лидера польского «кола» в Госуд. Думе, Романа Дмовского, произнесенная почти накануне избрания его депутатом от гор. Варшавы: «Евреи, — сказал между прочим Дмовский, — живущие уже много веков на нашей земле, прежде не противоставляли себя нам в политическом отношении. Мы были сильны как общество, потому что чувствовали себя хозяевами на собственной земле. Правительственная политика, разбивавшая в продолжение 40 лет основы нашего народного существования, ослабила веру в польский дух даже у многих поляков; тем более она должна была влиять на евреев и учить их относиться к „polskości“ (всему польскому) с пренебрежением. Наплыв русских евреев, которые сделались политическими руководителями наших и которые издают газеты на жаргоне, должен был еще более усилить это влияние. Наши евреи как масса оборачиваются теперь спиной к польскому обществу и обращаются к России. Они не понимают того, что для нас всех очевидно, что для нас несомненно, а именно что с переменой условий жизненность польского народа вернет ему роль хозяина на этой земле и заставить их считаться с его волей. И чем позже они это поймут, тем хуже для них; на прежних выборах они уже получили урок; если они теперь еще раз хотят получить его, то пусть его получат. Мы никогда не стояли на почве исключительных законов, сами же дали им общественное равноправие и теперь требуем для них равноправия в государстве. Тем более мы имеем право требовать, чтобы они считались с нами». — В выборах депутатов в третью Гос. Думу после сокращения законом 3 июня числа представителей Царства Польского евреи под влиянием прежних неудач и разочарования в близком осуществлении реформ почти не принимали участия. К этому времени партийные страсти и антисемитская агитация на почве политической борьбы перестали волновать широкие круги общества. Реальный результат антиеврейской пропаганды во время первых трех избирательных кампаний привел к тому, что евреи Царства Польского не имели ни одного своего представителя в Гос. Думе, если не считать двух крещеных, ополяченных членов «кола» второго призыва, фактически избранных поляками, примыкавших к «национальной концентрации», — Генриха Коница (см.) и Сундерлянда. Упадок интереса к политической жизни не знаменует, однако, упадка борьбы против евреев. Центр тяжести антисемитизма из области политики перенесен в сферу экономической жизни, в сферу повседневных общественно-культурных отношений. Если нельзя обвинять широкие круги населения в явной ненависти к евреям, то все же несомненно приходится констатировать большие успехи агитации, направленной к изоляции еврейства, к устранению еврейских сил и элементов в общественных, культурных и торгово-промышленных учреждениях края. Почти вся польская пресса, за исключением прогрессивных органов, изо дня в день обращается к обществу с призывами поддерживать «национальную» промышленность и торговлю, которые масса понимает в том же смысле, что и более определенные юдофобские выкрики «Покупайте только у христиан! Не покупайте у евреев!», провозглашаемые ультраантисемитской печатью, каковы «Rola», «Polak-Katolik», «Posiew», «Przegląd Katolicki» и мн. др. Правда, для антисемитов борьба с еврейством превратилась в самодовлеющую цель, и их деятельностью руководят главным образом ненависть и мракобесие, а так называемые «асемиты» заинтересованы в полонизации торговли, в очищении пути для все возрастающего польского купеческого и промышленного класса, благодаря чему борьба с еврейством является для асемитов как бы косвенным результатом их националистических стремлений. Этот фазис еврейско-польских отношений тяжело отражается на положении польского еврейства. Кредитные учреждения, отдельные группы богатых покровителей «польской» торговли финансируют специально открываемые (преимущественно в провинции) «польские» магазины, создаваемые ad hoc, для конкуренции с евреями, для освобождения торговли от еврейского «засилья». Культурная, творческая деятельность в крае также очень часто ставит себе антисемитские по существу цели, базируя на национально-вероисповедных основаниях. В этом отношении характерно кооперативное движение. Кооперации создаются под влиянием двух стимулов, весьма часто действующих совместно. Первый — сознание экономической выгоды кооперации, другой — лозунг «полонизации» торговли и промышленности, стремящийся создать «национальную» торговлю и промышленность, самостоятельную и конкурирующую с еврейством. Вследствие этого кооперативное движение в Польше приняло такое направление и поддерживается такими элементами, что прогрессивная по существу идея приняла резко шовинистический и антисемитский характер и совершенно затемнила сознание многих, не отличающих кооперации как хозяйственной необходимости от кооперации как орудия юдофобов и шовинистов. Не все, конечно, кооперации создаются во имя лозунгов борьбы с еврейством: рядом с деятелями ультрареакционного лагеря идея кооперации имеет своих приверженцев и среди прогрессистов. — Бойкот немецких товаров, вызванный антипольской политикой Пруссии, дал пропаганде «полонизации» торговли новый материал для экономической борьбы с евреями. Евреев без особенных оснований обвиняют в равнодушии к этому бойкоту, и для большего успеха подобных средств борьбы за национальные права в будущем польские националисты и антисемиты стали проповедовать на тему о необходимости перехода экспорта и импорта товаров в руки поляков. Эта проповедь нашла свое выражение не только в повседневной агитационной печати, но и в серьезном «Сборнике» о польской торговле и промышленности, составленном в качестве руководства для борьбы за вытеснение германских продуктов с польских рынков: отдельная статья рассматривает вопрос о взаимоотношении между бойкотом немецких товаров и преобладанием евреев-оптовиков в торговле и приходит к крайне неблагоприятным для польского еврейства выводам. Антисемитизм в культурной жизни поляков выпукло проявляется также и в образовании целого ряда «христианских» или «католических» просветительных и общественных учреждений: «христианских союзов приказчиков», «католической гимназии» в Варшаве и мн. др. Антисемитская пресса, вдохновляемая ультрамонтанами и ярыми врагами либерализма (каковы ксендз Игнатий Клопотовский и др.), в последние годы мрачной реакции также разрослась до внушительных размеров.[1]
Примечания править
- ↑ История антисемитизма в тех странах, где он в настоящее время заглох или проявляется в слабой форме см. соответствующие страны.