Антисемитизм в России. — Евреи в Польше были совершенно отчуждены от общей гражданской и политической жизни страны; составляя как бы особое сословие, они не входили ни в одну из групп христианского населения; при таких условиях интересы евреев и христиан сталкивались лишь на экономической почве, в связи с чем антисемитизм в Польше питался только (если исключить религиозную вражду) материалистическими вожделениями. Указанное взаимоотношение между евреями и христианами коренным образом изменилось, когда с первым разделом Польши (в 1772 г.) Белоруссия перешла к России. Здесь — а позже и в других губерниях, присоединенных при дальнейших разделах Польши, — евреи перестали быть особым сословием и превратились в русских граждан; войдя в состав купечества и мещанства, они получили те права, которыми пользовались христиане торгово-промышленных классов; вместе с тем приписанные к городам (даже те, которые фактически жили в уездах) евреи были уравнены в правах с городскими обывателями. В то время торгово-промышленный класс, равно как и городские общества, пользовался широким самоуправлением, органы которого представляли собою финансовые, административные и судебные учреждения. Таким образом, в руки евреев наравне с христианами была передана известная административная и судебная власть, благодаря чему еврейское население приобрело силу и значение в общественно-государственной жизни. Это именно обстоятельство создало, наряду с экономической, новую почву для антисемитизма. Общественная вражда к евреям обнаружилась тогда, когда христианское население некоторых белорусских городов, привыкшее видеть евреев в политическом бесправии и общественном унижении, воспротивилось осуществлению повеления Екатерины II (1783) об участии евреев в сословно-городском самоуправлении. Благодаря особой настойчивости Екатерины II белорусские евреи воспользовались тогда своим избирательным правом, но общественный протест не остался без последствий, и в дальнейшем под давлением христианских обществ, находивших поддержку в местных властях, избирательные права евреев были постепенно ограничены как в Белоруссии, так и других бывших польских губерниях, что в значительной степени ухудшило их общественное положение. Особенно решительно выступили против предоставления евреям избирательных прав важнейшие литовские городские общества: ссылаясь на свои привилегии, они требовали, чтобы евреи были совершенно устранены от общественного самоуправления, так как еврейское население никогда не пользовалось гражданскими правами, — и правительство Александра I удовлетворило их ходатайство, сделав для Литвы исключение из общего закона. Представители местной власти не все одинаково относились к умалению гражданских прав евреев; некоторые шли навстречу требованиям еврейского населения; те же, которые поддерживали домогательства христиан, указывали, что евреи вносят беспорядок и злоупотребления в общественное управление. Однако в действительности тут играли роль другие мотивы: устраняя евреев от общественных должностей, христианские общества сосредоточивали этим путем в своих руках финансовые функции городских учреждений (раскладку и взимание податей и сборов), а также судебные, и таким образом они получали возможность воздействовать на экономическое положение и на торгово-промышленную деятельность еврейского населения; но, помимо этих материальных выгод, христиане добивались в данном случае также общественного унижения евреев. В 1802 году каменец-подольские евреи жаловались правительству, что христианские купечество и мещанство, «будучи недавно присоединены к России, не столько еще просвещены и не столько еще исполнены духа терпимости, чтобы по делам гражданским почитали равным с собою того согражданина, который по делам, до религии касающимся, неодинакового с ними мнения; при таковых понятиях, почитая распоряжение (об ограничении прав)… нарочитым уничижением для евреев и возмня, что сии последние лишены от правительства единой доверенности и уважения, присвоили себе неограниченное во всем преимущество пред еврейскими членами». Но особенно ярко подчеркивали свое презрение к евреям литовские городские общества; виленские христиане указывали в своем всеподданнейшем ходатайстве (1803), что «христиане… с прискорбием видя, что евреи смешаны с ними, стеснен их дух унынием и отнята вовсе из них у каждого охота к принятию публичного служения тогда, когда евреям дана воля возрастать над христианами, а особенно если их начальствование — сколько унижает уважение к судилищу…, столько соделается следствием, что пришельцы из границы… потеряют, конечно, охоту селиться в Вильне… Более же всего доверие публичное и доверие к людям, правосудие наблюдающим, падут; послушание черни обратится в поругание, когда приходящий в место, так сказать, освященное, обретет еврея и в нем своего начальника и судью, которому подчинену быть несвойственно ни по состоянию, ни по религии». В тех же литовских губерниях некоторые городские общества, враждуя с евреями на экономической почве, пытались восстановить старинные привилегии, в силу которых евреям запрещалось жить в известных городах. В 1797 г. с подобным ходатайством выступили ковенские христиане; они добивались не только изгнания евреев из города (с употреблением даже воинской силы), но и конфискации их имущества в пользу христианского общества; надворный суд, разбирая дело по повелению Павла I, применительно к привилегиям Ковны постановил, что евреи могут жить только на двух улицах; это решение не удовлетворило христиан, и они продолжали хлопотать о полном изгнании конкурентов, но в то время Павел I повелел оставить евреев в Каменец-Подольске независимо от его привилегий, и это принципиальное разрешение вопроса о запрещении евреям жить в известных городах, а также заявление литовского генерал-губернатора, что ковенские христиане «следовали только устарелой их легкомысленной и, так сказать, бессмысленной к евреям зависти», привело к тому, что евреям было разрешено не только жить в Ковне, но и вопреки прежнем запрету заниматься ремеслами и торговлею. Тогда же (1801) о выселении евреев из города просили киевские христиане; с подобным же ходатайством выступили (одновременно, в 1803 г.) три литовских города (между ними и Ковна). Несколько лет спустя возобновило свое ходатайство киевское общество, но все эти домогательства были отклонены. — Враждебное отношение к евреям как к конкурентам проявили и те два города вне черты оседлости, торговое положение которых особенно привлекало к себе евреев, — Смоленск и Москва; оба добились в 1791 г. того, что у евреев было отнято право записываться в их купечество, причем ходатайство московского купечества послужило поводом к установлению черты оседлости; в начале 19 в. по настоянию смоленского торгового класса состоялось повеление даже о высылке евреев из города, но вследствие ходатайства евреев выселение было приостановлено. Более благоприятно в силу экономических соображений относились к евреям помещики (отдавая им в аренду различные отрасли хозяйства, помещики извлекали из них значительные выгоды); но при всем том они, быть может больше, чем городские общества, привили правительству враждебное отношение к евреям как к эксплуататорам крестьянского населения; когда в последние годы ХVIII века голод среди крестьян в бывших польских губерниях достиг чрезмерных размеров и правительство обратилось к местным дворянам за разъяснением причин этого явления, помещики некоторых губерний, если не исключительно, то более других виновные в жалком положении крестьян, желая снять с себя ответственность, объявили евреев главными виновниками бедствия (хотя было очевидно, что сами помещики удерживают у себя евреев; иначе они, как господа земли, могли бы их удалить), и этот общественный приговор сказался на дальнейшем законодательстве о евреях. Внести дух антисемитизма в законодательство о евреях пытался и поэт Державин, командированный в качестве сенатора в Белоруссию для оказания помощи крестьянам и по собственной инициативе выдвинувший еврейский вопрос. Питая ненависть к евреям как к «врагам христиан», Державин выработал в 1800 году законопроект, который должен был лишить их некоторых прав и подвергнуть их религиозную жизнь строгому надзору с стороны правительства. Его обширный доклад (известный под названием «Мнение») обратил на себя внимание; правда, он привел в то время к меньшим практическим результатам, чем можно было ожидать, так как благодаря перемене царствования Державин потерял свое значение; тем не менее, еще долгое время спустя труд Державина служил компетентным источником для антисемитов и, вероятно, даже сыграл известную роль в позднейшем ограничительном законодательстве. — Хотя при Екатерине II были изданы отдельные ограничительные законы о евреях, все же неприязнь к евреям не имела в ее царствование сколько-нибудь доминирующего значения; еще менее антисемитизм был присущ времени Павла I, который лично, как кажется, был благоприятно настроен к евреям; отсутствует вражда к евреям и в первую половину царствования Александра I; но во вторую половину в отношениях правительства к евреям уже несколько сказывается та неприязнь к ним, которая побуждала правительство прибегать к стеснительным мерам, не потому чтобы они вызывались хотя бы ложно понятыми, но по существу реальными причинами, а потому, что общее настроение — если и не всецело враждебное, то во всяком случае презрительное — было таково, что подобные меры принимались без особых размышлений. Можно думать, что такое же отношение к евреям существовало и в тех кругах русского общества, которые не имели непосредственного общения с еврейским населением и интересы которых не сталкивались с еврейскими интересами, и в этом случае, по-видимому, играло роль превратное представление о благосостоянии евреев. Сохранились два проекта еврейской реформы, относящиеся к началу XIX века и принадлежащие перу простых обывателей; в них одинаково высказывается, что евреи в России живут в исключительно благоприятных условиях, не в пример прочему населению, и что они пользуются тем преимуществом, что не отбывают воинской повинности натурою; оба автора желают извлечь из евреев путем принудительных мер возможно большую пользу для государства, и один из них заявляет: «если во всем государстве из пятисот человек должно будет поставить одного рекрута, то негрешно будет брать от толикого же числа пятерых жидов». Такое же представление о благосостоянии евреев, живущих на счет крестьян, разделял 20 лет спустя декабрист Пестель; в своем проекте русской конституции (Русская Правда) он предлагал освободить Россию от евреев (путем учреждения при русском содействии в Малой Азии особого еврейского государства). — Наиболее широких размеров достигло репрессивное законодательство в царствование Николая I (см.), лично сгущавшего антисемитскую атмосферу в правительственных кругах. Те, для кого евреи являлись конкурентами, пользовались этим настроением; так, киевские горожане добились в то время запрещения евреям иметь оседлость в Киеве, а московские купцы содействовали тому, что для приезжавших в Москву евреев было учреждено особое подворье, вне которого они не могли останавливаться в городе. Показателем общественного настроения по отношению к евреям служит, между прочим, и многолетний процесс (Велижское дело) по обвинению евреев в употреблении христианской крови; в ходе его принимали живейшее участие представители различных общественных кругов. Литература также не щадила еврея, являвшегося в современных произведениях олицетворением всевозможных человеческих пороков. «Нравоописательный роман» бесславного Ф. Булгарина «Иван Выжигин» (1829), в грубой форме рисующий преступного «жида», является типичным образцом писаний того времени о евреях (С. Гинзбург, «Забытая эпоха», «Восход», 1896 г.). Характерным для тогдашнего отношения русского общества к евреям служит и то обстоятельство, что, хотя в законодательных актах обычно употреблялось слово «еврей», в обществе более ходко было наименование «жид», нередко встречающееся, между прочим, у Пушкина. Тургенев даже в более позднее время (1847) озаглавил свой рассказ — «Жид». Подобные литературные выпады укрепляли в русском обществе презрительное, если не всегда враждебное отношение к евреям и вызывали превратное понятие об их религии и быте, но не могли иметь непосредственного политического значения при тогдашнем отношении к евреям со стороны правительства, совершенно устранявшем всякую мысль хотя бы о частичной эмансипации. Тем не менее, еврейское интеллигентное общество было особенно чувствительно к обидам, наносимым печатью, сознательно (из опасения преследования) или бессознательно обманываясь относительно истинного отношения правительства к евреям; об этом свидетельствует известная восторженная статья Осипа Рабиновича «По случаю доброго слова» («Одесский вестник», 1848 г., № 34), явившаяся откликом на статью «Прежнее и нынешнее положение евреев в Европе» («Иллюстрация», № 12), написанную без предубеждения и пристрастия к евреям, в которой «благородный автор очень ясно говорит, что портреты евреев, набросанные русскими писателями, ничуть не верны».
Более важное значение для еврейского вопроса получила печать в позднейшее время, когда с воцарением Александра II пресса стала быстро развиваться и вместе с тем смягчились цензурные условия. Для характеристики отношения русского общества к евреям в первые годы царствования Александра II приводится обычно в виде примера подписанный 140 видными русскими общественными деятелями «литературный протест» («Русск. вестник», 1858, т. XVIII, ноябрь) против «Иллюстрации» (В. Зотова), высказавшейся в обидной форме о двух еврейских журналистах. В протесте не упоминалось еврейское происхождение обиженных писателей, и это обстоятельство как бы говорило об отсутствии антисемитизма среди русской интеллигенции, заявившей таким путем о забвении векового предрассудка. В действительности же под протестом были собраны столь многочисленные подписи именно потому, что речь шла не о защите евреев, а об обиде, нанесенной литераторам. И уже первая подпись принадлежала И. Аксакову, выступившему вскоре с антисемитской проповедью. Но если, с одной стороны, литературный протест не свидетельствует об отсутствии вражды к евреям в русском обществе, то, с другой стороны, представляется несомненным, что русская общественная мысль, воодушевленная прогрессивными мечтаниями о новой государственной жизни, смягчила характер суждений о евреях даже в устах тех, кто не относился дружелюбно к евреям. Человеконенавистничества не было; вопрос о правах евреев рассматривался, по крайней мере внешне, с точки зрения государственных интересов или интересов крестьянства, находившегося в Западном крае в тяжелых экономических условиях, — и на заявления передовых органов печати («Русский вестник», «Русский инвалид» и др.) о необходимости улучшить гражданское положение евреев консервативная пресса, за небольшими исключениями, отвечала более или менее сдержанно, чему, быть может, способствовало отношение правительства к еврейскому вопросу, которое, хотя и медленно, шло по пути эмансипации евреев (см. Александр II). Сама «Иллюстрация» пыталась как бы снять с себя обвинение в слепой вражде к евреям. Высказываясь против предоставления евреям гражданского равноправия — «каким образом при таком нравственном и умственном состоянии западно-русских жидов („мы не видим ничего унизительного в слове жид“) дать все права гражданства этому темному, упорно-фанатическому племени и допустить его к высшим административным постам?» — журнал вместе с тем писал: «Только образование, нравственное развитие и общественный прогресс могут искренне сблизить их с христианами. Образуйте наших жидов, введите их в общую семью цивилизации — и мы первые скажем им слово любви и примирения. Людей равняет одно образование». Расовой ненависти нет и в книге Н. Герсеванова «О народном характере евреев», направленной против гражданского равенства евреев (1860 г.); часть ее, напечатанная в булгаринской «Северной Пчеле» в 1859 г., вызвала полемику в прессе; автор, в сущности, желал бы сближения христиан с евреями, но его тревожит, что евреи ненавидят другие народы. Имея в виду хвалебную статью известного ученого Пирогова («Одесская талмуд-тора», «Одесс. вестник», 1858, № 28), Герсеванов замечает: «Восхваление евреев возбуждает противодействие и питает вражду, которую пора давно забыть». Но и желание юной России дать евреям полноправие преждевременно, так как они «не довольно приготовлены, не отреклись от грубости восточных преданий». Евреи должны сблизиться с христианами, оставаясь евреями. «Цивилизация вообще выиграет от этого сближения, которое обещает ей содействие племени умного и энергичного. Не изменяя вере отцев, евреи, знакомясь с другими нравственными доктринами, придут к убеждению, что пора сбросить иго нетерпимости, к которой привели их слишком строгие толкования талмудистов». Нужно также сгладить бытовые обычаи (при сохранении догматов и обрядов), отделяющие евреев от христиан. И только тогда, когда воздействием образованных евреев будет достигнуто то, что еврейское население откажется от предрассудков, не будет внешне отличаться от христиан, станет разделять трапезу последних, что очень важно для славянского гостеприимства, — словом, только тогда, когда евреи до наружности сделаются русскими, можно будет открыть им доступ во внутреннюю Россию. Вообще же уравнение евреев с христианами в России затрудняется многочисленностью первых и «не столь быстрыми способностями» последних, равным образом господством евреев над крестьянами". — Страх перед Талмудом, препятствующим участию евреев в государственной жизни на равных с христианами правах, замечаемый у Герсеванова, сказался еще с большей силой у славянофила И. Аксакова (см.). Когда законом 1861 года евреям были предоставлены некоторые права по государственной службе, Аксаков предупреждал правительство в своей влиятельной газете «День» (1862 г., № 19), что если и возможно дарование евреям гражданских прав, то во всяком случае их никак нельзя допускать к таким должностям, «где власти их подчиняется быт христиан, где они могут иметь влияние на администрацию и законодательство христианской страны», и это потому, что еврей, поступая согласно Талмуду, «не может иначе действовать, как в духе своего учения, противоположного всем началам, которые легли в основу частного и общественного и государственного быта в христианской земле». A два года спустя Аксаков писал, что для разрешения еврейского вопроса существует одно только средство — чтобы евреи «отступились от своих религиозных верований и признали в Христе истинного Мессию». Заявление Аксакова в «Дне» вызвало негодование в либеральных органах. Упреки в антисемитизме посыпались и по адресу «Основы», когда в ней появилась статья Кулиша «Передовые жиды» (1861), а затем статья Костомарова «Иудеям» (1862). Указывая по поводу слова «жид», что «некоторые из тех, которых мы (т. е. малороссы) по простоте сердца так называли с незапамятных времен, оскорбляются этим», Костомаров, явно неискренне, заменил слово жид наименованием «иудеи, которое употребляется только в высоком слоге»; он уверял, что Кулиш, желая взаимного сближения евреев с малороссами, отнюдь не проповедует вражды к евреям. Считая вредной ту народность, которая, «пользуясь обстоятельствами страны, захватывает в свои руки исключительно какую-нибудь ветвь общественной деятельности и вместе с тем сохраняет свои особые цели и стремления», Костомаров обвинял евреев в таком именно образе действия в Малороссии; они в качестве factotum’oв панов угнетали народ; малороссы вообще не любят евреев, но не враждебны к ним; виноваты обе стороны: евреи по своей религии стоят особняком, а христиан толкает на путь преследования евреев «тупая ненависть, сопровождающаяся фанатизмом, часто варварским и бесчеловечным». При таких условиях надо желать не истребления, не изгнания и не насильственного перерождения евреев, а предоставления им совершенно равных прав, и Костомаров приветствует новый закон о праве евреев на государственную службу; «но в таком случае нам нужно будет стараться возбудить в нашем (малорусском) народе сильнейшую конкуренцию против евреев, дабы не дать им возможности иметь в чем бы то ни было монополию в нашем краю; при полной обоюдной свободе, при сообщении нашему народу средств стать в полную конкуренцию, — если Иудеи возьмут над нами верх, тогда мы уже не можем жаловаться… Мы сочувствуем всякому стремлению Иудеев поддерживать и развивать свои вековые особенности; всякое нерасположение к Иудеям по религиозному различию есть в наших глазах признак крайнего невежества и глупого фанатизма, противного духу христианского благочестия». — В начале 60-х годов русское общество получило возможность и помимо печати высказать свое отношение к евреям, когда в городах были учреждены комиссии из местных людей для обсуждения реформы городского управления. Правда, из 170 комиссий, созванных в губерниях черты оседлости, лишь единичные высказались против участия евреев в общественных делах, но при всем том не была совершенно исключена система общественного отделения евреев от христиан и ограничения евреев в правах. По проекту ряда комиссий евреи (подобно грекам и др.) должны были быть выделены в особую группу обывателей, причем одним из мотивов выставлялось то, что они «изолированы отчасти религиозными, не мирящимися с христианством взглядами»; вместе с тем многие комиссии требовали, чтобы число выборных гласных от инородцев не превышало заранее определенной цифры. Вообще, как свидетельствовало министерство внут. дел (при министре Валуеве), стремившееся к уравнению евреев в избирательном праве, большинство комиссий выражало опасения относительно последствий уравнения евреев в правах по участию в общественных делах. Между прочим, многие комиссии не признавали возможным допустить евреев к занятию должности городского головы. К началу 70-х годов характер суждений о евреях значительно изменился; с одной стороны, дух антисемитизма проник в наиболее влиятельные газеты, а с другой стороны — в прессе голоса в защиту евреев стали раздаваться реже. Передовые газеты отказывались отвечать на всевозможные обвинения со стороны антисемитских органов печати («Евр. библиотека», т. IV, 292—301), Когда в 1871 г. в Одессе разразился погром, вызванный главным образом членами местной греческой колонии (см. Погромы), пресса не осудила с должной строгостью этого акта насилия; он как бы оправдывался чувством мести «эксплуатируемого», а со страниц некоторых органов раздались слова, как бы призывавшие к общему походу против евреев («Евр. библиотека», III, «Вечно новый вопрос»). И если в 60-х годах русская печать обращалась к Западной Европе за примерами толерантного отношения к евреям, то теперь в пример русскому обществу ставились гонения, которым евреи кое-где подвергались в Западной Европе. К этому времени успело получить широкое распространение в русском обществе сочинение ренегата Я. Брафмана (см.) «Книга Кагала» (1869), продиктованное злобой к евреям. Публицисты-антисемиты стали широко пользоваться ею, придавая таким образом своим нападкам как бы научный характер. В русском обществе стала укрепляться мысль, будто евреи всех стран объединены крепкой политической организацией, центральное управление которой сосредоточено в Alliance Israélite Universelle (см.); в представлении русского общества еврейская внутренняя жизнь стала наполняться какими-то страшными тайнами, грозящими христианскому миру. Наиболее распространенная и влиятельная в свое время газета «Голос» (в числе сотрудников которой находился и Брафман), относившаяся в 60-х годах терпимо к евреям (хотя и одобряла крайнюю постепенность в деле эмансипации), жестоко обрушилась на них в 1872 г. (№ 104, 111, 114 и 117), опираясь в своих нападках на Талмуд. Считая, что Талмуд — гражданско-политический кодекс, устанавливающий раздельность, поддерживающий фанатизм и невежество и во всех своих определениях идущий против течения политического и нравственного развития христианских стран", газета настаивала на том, что «разрешение еврейского вопроса должно начаться с самой тщательной разработки талмудического законодательства, с отделения догматов Моисеева закона от обрядов, имеющих значение поддержки замкнутого общественного их управления, и с уничтожения и искоренения этих обрядов, мешающих вступать евреям на путь христианской цивилизации». С этой целью газета рекомендовала отменить прежде всего те законы, «которые как бы определяют как бы духовные, а в сущности политические учреждения, прекратив вместе с тем для них право на общественное богослужение до тех пор, пока талмудисты не укажут истинного своего иудейского учения и пока этот религиозный кодекс не будет утвержден законодательной властью»; когда же эта мера будет осуществлена, тогда можно будет «отменить для них всякие ограничения, сделав их полноправными русскими гражданами». — После 1874 года, когда был введен новый устав о воинской повинности, неприязнь к евреям стала разжигаться в обществе многочисленными статьями по вопросу об уклонении евреев от воинской повинности; тот же «Голос» вооружал общественное мнение против евреев, как людей, лишенных патриотического чувства и сознания гражданского долга. Особенно тяжелое впечатление производили на еврейское интеллигентное общество выпады против евреев со стороны Достоевского; отвечая по этому поводу некоторым своим корреспондентам-евреям, Достоевский («Дневник писателя», 1877 г., март), заявляя, что у него в сердце нет ненависти к евреям как к народу, нации, все же отмечал жесткими словами, что евреи экономически господствуют над низшими слоями коренного населения, чуждаются окружающего христианского общества, что «верхушка евреев воцаряется над человечеством все сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть»; высказываясь далее за «совершенное расширение прав евреев в формальном законодательстве и, если только возможно, и за полнейшее равенство прав с коренным населением», Достоевский, однако, рисует вслед за тем такую картину страшных для крестьян последствий от этой меры, что его согласие на равноправность евреев теряет всякое значение. Если евреи ограничены в правах, то в этом, по его словам, они сами более виноваты, чем русские: евреи относятся презрительно к русским; «нужно братство с обеих сторон»; для этого именно Достоевский и предлагает дать евреям права, «насколько сам еврейский народ докажет способность свою принять и воспользоваться правами этими без ущерба коренному населению». A в заключение Достоевский выражает сомнение, способны ли евреи к «прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и по крови людьми». — В 70-х же годах возник новый мотив для преследования евреев — участие их в революционном движении; высчитывая процентное соотношение между численностью еврейского населения в России и количеством евреев, привлеченных по политическим процессам, антисемиты преднамеренно переоценивали в этом отношении роль евреев, желая, с одной стороны, дискредитировать в глазах общества революционное движение, а с другой стороны — вызвать репрессии против евреев. — К концу 70-х годов получает весьма широкое распространение и миф об употреблении евреями христианской крови, чему в значительной мере способствовало появление клеветнической книги Ип. Лютостанского «Вопрос об употреблении евреями-сектаторами христианской крови для религиозных целей в связи с вопросами об отношениях еврейства к христианству вообще» (1876); создаются слухи о похищении евреями христианских детей, возникает кутаисский процесс (1879) по обвинению евреев в ритуальном преступлении. Все эти проявления неприязненного или недоверчивого отношения к евреям создавали вокруг еврейского вопроса напряженную атмосферу, но при всем том правительство не останавливалось на пути к постепенной эмансипации евреев — в 1879 г. лицам с высшим образованием и некоторым другим группам было предоставлено право повсеместного жительства. Этот законодательный акт вызвал среди антисемитов опасение, что предстоит дальнейшее расширение прев. Газета «Новое время», принадлежащая A. C. Суворину (перекочевавшему из либерального лагеря в реакционный), пользовавшаяся таким же влиянием, как прежде «Голос», стала вести усиленно кампанию против разрешения еврейского вопроса в прогрессивном направлении. «Пока образование не приведет евреев к мысли, что надо жить не только на счет русского общества, но и для пользы этого общества, до тех пор не может быть и речи о большей равноправности, чем та, которая существует» («Н. вр.», № 1529). Несмотря на эту пропаганду, в бюрократических сферах продолжало господствовать сознание, что разрешение еврейского вопроса возможно лишь путем эмансипации: еще в марте 1880 г. большинство членов «Комиссии по устройству быта евреев» склонялось к мысли о необходимости уравнения евреев в правах с прочим населением, однако в кругах, более близких к центральной власти, тогда уже чувствовалось новое настроение: председатель комиссии, товарищ министра внутр. дел, «имея в виду могущий произойти вред прочему населению Империи от предоставления евреям одинаковых со всеми прав», пытался изменить решение комиссии. Когда же в 1880 г. последовал закон о запрещении евреям жительства в Области Войска Донского, «Новое время» приветствовало эту меру, как поворот в правительственной политике по отношению к евреям, как «надежду на принятие в будущем предохранительных мер против евреев в ограждении преимущественно крестьянства» (№ 1584). Вслед за тем «Новое время»(№ 1699) напечатало письмо историка Кояловича (хотя и с оговоркой, что евреи имеют такое же право на покровительство законов, как и другие подданные), предложившего следующую программу «исследования о жидах»: 1) Сходство основных принципов современного, особенно русского жидовства, с принципами иезуитизма и социализма; 2) неоспоримые признаки тайного общества в учреждениях современного, особенно русского жидовства; 3) страшный гнет интеллигентной жидовской корпорации над хорошими людьми из простых жидов и страшное поощрение всем негодным, дурным людям из простого еврейского народа; 4) необходимость всеми силами закона, администрации и общественного мнения стремиться к разрушению вредной еврейской интеллигентной жидовской корпорации и к освобождению простых людей еврейского народа от пагубного ее влияния. — Несколько позже «Новое время» вновь забило тревогу по поводу возможности дарования евреям прав. Равноправием, заявляло оно, правительство не избавит коренного населения от эксплуатации; в еврейском вопросе есть один узел; он запутан, но знание в лице Брафмана развернуло перед правительством стройную систему внутреннего управления с Всемирным Союзом (Alliance Israélite Universelle) во главе; вопли евреев о равноправии не имеют серьезного значения — это только шум, чтобы отвести глаза от сути дела. — Проповедь «Нового времени» находила живые отклики в прочей столичной и провинциальной прессе (так, напр., на юге России действовала грубая газета «Новороссийский телеграф», единственной задачею которой являлась травля евреев) и в разнообразных кругах русского общества. Общественное внимание искусственно фиксировалось на евреях, как на виновниках всех несчастий русского народа.
В этих целях была использована и смута, вызванная в широких кругах русского общества насильственной кончиной императора Александра II. И трагически то, что наряду с реакционной печатью, признававшейся некоторыми органами непосредственной виновницей разразившихся вскоре погромов, вражду к евреям в темных слоях массы разжигали в дни смуты также единичные революционеры, мнившие, что, подняв массу против евреев, с которыми она сталкивалась в экономической борьбе, нетрудно будет дать впоследствии этому движению иное направление, соответствовавшее революционным задачам. В народе распространялись всевозможные слухи — источники которых нельзя установить — с целью вызвать в нем кровавую месть; в этом отношении, с одной стороны, учитывалось отношение народа к царю-мученику («Дворяне в отмщение за уничтожение крепостничества пошли на злодейство, а что не хватало средств (для найма убийц), то жид дал помощи… Они (жиды) тоже мстят, что у них дорого берут за то, чтобы не идти в военную службу»), с другой стороны — пропаганда рассчитывала на грубые инстинкты, легко разжигаемые в атмосфере тяжелых, экономических условий; она также имела в виду издавна укоренившееся в народе сознание, что закон отличает еврея от христиан, и вытекавшую отсюда уверенность в безнаказанности за насилие над евреями. В апреле 1881 г. на юге России начались погромы, продолжавшиеся несколько недель (см. Погромы). Этот акт народного произвола снес всякие преграды для открытого выражения общественной вражды к евреям. Реакционная печать в оценке погромов дошла до цинизма: Аксаков объявил их проявлением «справедливого народного гнева». Одна столичная газета предлагала сделать евреям жизнь «неудобной» в России. Но и в прогрессивных кругах сочувствие к еврейскому народному горю не было проявлено в достаточной мере. Даже некоторые из тех, кого нельзя было приписать к идейным погромщикам, взглянули на эту катастрофу с точки зрения насильников, в лице которых представлялся обездоленный крестьянин, совершенно игнорируя нравственные страдания и материальное положение погромленного еврейского народа. Радикальные «Отечественные записки», свидетельствуя, что народ восстал против евреев за то, что они «взяли на себя роль пионера капитализма, за то, что они живут по новой правде и широкою рукою черпают из этого нового источника благоустроение собственного благополучия на несчастие околодка», опасались лишь того, чтобы «антиеврейское движение не направилось против других общественных групп», чтобы «антиеврейское движение не выродилось в движение против имущих классов». Необходимо, чтобы «народ был огражден от еврея, а еврей от народа», а для этого надо улучшить положение крестьян. О материальных нуждах еврейского населения, о его бесправном положении как о факторах, косвенно вызвавших погромное движение (ибо ими отчасти определялись местные неблагоприятные экономические условия), обычно умалчивалось, когда речь шла о причинах и последствиях погромного движения. Правительство же, с своей стороны, признало погромы естественным протестом коренного населения против эксплуатации евреев и, под предлогом предотвращения возможности повторения погромов, решило оградить народ от еврея применением репрессивных мер по отношению к последнему (см. Александр III). Учредив в губерниях черты оседлости губернские комиссии (см.) с участием в них общественного элемента, которые должны были ответить на вопросы — в чем заключаются вредные последствия экономической деятельности евреев и какие меры нужно принять для устранения их в будущем, министр внутренних дел гр. Игнатьев преподал комиссиям указания в том смысле, что погромы произошли на экономической почве, что, захватив в свои руки торговлю и промыслы, приобретя значительную поземельную собственность, евреи «благодаря своей сплоченности и солидарности, за немногими исключениями, направили все свои усилия не к увеличению производительных сил государства, а к эксплуатации коренных жителей и преимущественно беднейших классов населения… Подавив энергично бывшие беспорядки и самоуправство для ограждения евреев от насилия, правительство признает справедливым и неотложным принять не менее энергичные меры… для ограждения населения от той вредной деятельности евреев, которая, по местным сведениям, вызвала волнение». Это разъяснение было правильно понято общественными кругами, более близкими к местной администрации и представленными в губернских комиссиях, в том смысле, что думать об улучшении положения евреев нет надобности, и благодаря этому антисемитское течение нашло новые пути для своего развития. Вражда к евреям, питаемая совершенно фантастическим представлением о них, отразилась на работах комиссий. Виленская комиссия так и заявляла, что она «вовсе не призвана изучать, насколько хорошо или дурно настоящее положение евреев, какие меры нужно принять для его улучшения». «Для еврея нет отечества, нет государства, нет законов, кроме кастовых, нет власти, кроме власти кагала. Они представляют подвижное государство в государствах, с которыми ведут вечную, ожесточенную экономическую войну». Все евреи, где бы они ни жили, преследуют одинаковые цели и стремятся к общим идеалам. Об этом свидетельствует существование Всемирного еврейского союза, который не раз выступал в защиту «кастовых интересов». И Общество для распространения просвещения между евреями в России имеет своей задачей — путем содействия развитию древнееврейской литературы — «достижение и укрепление всемирной еврейской солидарности и кастовой замкнутости; притом же можно ли поручиться, что в этих изданиях, не подлежащих никакому контролю христианского начальства и находящихся исключительно в руках племени, не пропагандируются тенденции, враждебные Правительству и всему христианскому миру». В годины народных бедствий, когда русское население несло убытки, евреи наживались. Захватив в свои руки торговлю, промышленность и ремесла, евреи развивают эту деятельность обманными путями. — Грубыми предрассудками пестрят также записки других комиссий. Евреи овладели экономическим господством «благодаря ошибочно понятой общечеловеческой идее равноправности, вредно примененной по отношению иудейства в ущерб коренной народности». Вообще, «религиозный еврейский закон и все еврейские моралисты не только не воспрещают обманывать и обирать незаконно, но, напротив, повелевают пользоваться всякою слабостью и доверчивостью иноверца и благословляют всякого еврея, который успевает обогащаться всеми возможными средствами на счет гоя… Кагалы, как еврейское правительство, продают имения, деревни, дома, лавки, приходы, монастыри и даже самих жителей: помещиков, чиновников, священников и крестьян, в ведение одного еврея (именуемого хозаком), которому в силу такого определения кагала принадлежит исключительное право эксплуатации данных лиц и данной местности». Есть у евреев одно положительное качество — они ведут трезвый образ жизни, но и в этом, в сущности, нет ничего хорошего, так как благодаря трезвости евреев питейная статья бюджета падает на один лишь трудящийся люд. «Дальнейшее расширение прав евреев представлялось бы в настоящее время опасным. Пусть евреи отрекутся от своей замкнутости и обособленности, пусть откроют тайники своей общественной организации, допустят свет туда, где посторонним лицам представляется лишь мрак, и только тогда можно будет думать об открытии евреям новых сфер деятельности без опасения, что евреи желают пользоваться выгодами национальности, не будучи членами нации и не неся на себе долю национального бремени». Вообще губернские комиссии, из коих некоторые находились под влиянием книги Брафмана, предложили целый ряд мер против них: удалить евреев из деревень, запретить им винные промыслы и аренды, ограничить их в праве земельной собственности, уничтожить сословие евреев-земледельцев, закрыть специальные еврейские школы, допускать в общие учебные заведения в определенном соотношении с христианами, ограничить участие евреев в органах общественного самоуправления, упразднить благотворительные и прочие еврейские общественные учреждения, пересмотреть Талмуд и еврейские бoгocлyжeбные книги с целью исключить из них все то, что правительство найдет вредным, обратить внимание на тлетворное направление органов русских евреев («Восход», «Рассвет», «Русский еврей»), потворствующих уклонению их от исполнения требований закона, закрыть Общество для распространения просвещения между евреями в России, запретить театральные представления на жаргоне. Столь же далеко по пути ограничения евреев в правах пошел товарищ министра внутрен. дел Готовцев, который еще более, чем губернские комиссии, подпал под влияние сочинения Брафмана-отца и докладных записок Брафмана-сына. В качестве председателя Комитета о евреях он предложил «придерживаться выработанных всей предшедшей историей государства начал, выраженных в стародавнем законе, по которому евреи считаются инородцами» и выработал широкий план нового ограничительного законодательства о евреях. Гр. Игнатьев в принципе разделял взгляд своего товарища, но осуществление законопроекта требовало времени, а потому под предлогом, что для предотвращения повторения погромов необходимо без промедления доказать русскому народу, что правительство заботится о его интересах, он решил провести более скорым путем, впредь до выработки нового законодательства, несколько суровых «временных» мер — между прочим, выселение евреев в короткий срок из сел и деревень. Казалось, что общее настроение благоприятствовало осуществлению не только «временных» мер, но и задуманной Игнатьевым и Готовцевым законодательной системы, основанной на фактическом признании евреев «инородцами»; антисемитская проповедь реакционной печати и сдержанное отношение к еврейскому бедствию со стороны прогрессивных органов как будто безошибочно свидетельствовали о полной беззащитности еврейского населения. Но оказалось, что в правительственных кругах еще находились люди, которые не считали возможным вообще изменить политике предшествующего царствования и, в частности, возложить ответственность за погромы на одних евреев. Совет министров, рассматривавший предложение гр. Игнатьева, заявил, что, охраняя интересы русского населения, правительство не может относиться безразлично к судьбе евреев; воспротивившись вследствие этого замыслам Игнатьева, совет министров, с одной стороны, сделал невозможной дальнейшую деятельность комитета Готовцева, который фактически и не продолжал более своей работы, а с другой стороны, оставил в виде «Временных правил» (см.) из предложенных гр. Игнатьевым мер лишь то сравнительно немногое, от чего нельзя было отказаться ввиду общественной антисемитской реакции. Важное общественное значение имело то обстоятельство, что совет министров признал недопустимым, чтобы возможность возобновления погромов предотвращалась репрессивными мерами против евреев: «правительство должно ныне же (апрель 1882 г.) твердо заявить во всеобщее сведение, что всякое насилие над личностью евреев и их имуществом, находящихся под охраною общих для всего населения законов, составляет прямое посягательство на установленный законом порядок вещей, что правительство не остановится перед мерами самой крайней строгости для подавления беспорядков против евреев»; действительно, вскоре состоялось соответствующее правительственное сообщение, которое должно было ослабить буйный антисемитизм, разлитый погромами в различных кругах общества; если в ближайшие два года и возникали беспорядки, направленные против евреев, то все же они носили менее острый характер. Но одно уже появление «Временных правил», хотя и значительно смягченных советом министров, было принято общественным мнением как санкция народного недовольства евреями, и реакционная пресса продолжала традиционную травлю. Однако большинство членов Высшей (Паленской) комиссии, учрежденной в 1883 г. для пересмотра законов о евреях, не подчинилось крику улицы и заявило о необходимости продолжать, хотя и чрезвычайно медленным темпом, эмансипационную программу правительства Александра II. Но то была лебединая песнь либерализма эпохи великих реформ. Законодательным предположениям Паленской комиссии не было дано хода, и правительство твердо ступило на путь репрессивной политики. Последовавшее, между прочим, устранении евреев из некоторых сфер общественно-государственной деятельности, а наряду с этим произвол местных властей, доходивших в истолковании и осуществлении репрессивных мер до глумления над евреями, углубили ров между еврейским и окружающим населением, вырытый погромами.
С половины 90-х годов в общем положении евреев не произошло никакого изменения: администрация действовала в прежнем духе; прогрессивная печать была бессильна перед потоком клеветы и злобы, не сходивших со столбцов крупной и мелкой антисемитской прессы; обычная форма, в которой велась антисемитская проповедь, — передовые статьи, корреспонденции, фельетоны (особенно прославились фельетоны Буренина, Амфитеатрова, а позже Меньшикова в «Новом времени») и quasi-научные исследования — была нарушена появлением в 1899 г. драматического произведения ренегата Литвина (Эфрона) «Сыны Израиля», полного самых диких измышлений. Почти все действующие лица, среди которых выведен и раввин, являются преступниками; хотя действие происходит «в наши дни», в пьесе изображается «кагальная изба». «Евреи умеют прилагать добрые чувства только к своим, к евреям, а не ко всем людям», «сделать зло христианину ему (т. е. еврею) позволено», «трудно мирным людям (т. е. неевреям) бороться с кучкой врагов (т. е. евреев), которые крепко сплотились и ведут партизанскую войну… страшную войну, хуже всякой кровавой резни», — эти реплики должны были воскресить в русском обществе те представления, которые насаждались Брафманом и Лютостанским. Постановка пьесы в петербургском театре, принадлежащем редактору-издателю «Нового времени», сопровождалась исключительными демонстрациями; возмущение части публики было доведено до крайних пределов появлением в роли главного действующего лица актера Тинского, родом еврея. — Богатую пищу для антисемитской пропаганды в литературе и обществе дало дело Дрейфуса. «Новое время» явилось главным источником, откуда по всей стране распространялась клевета, созданная этим процессом. Характерным для настроения русского общества является, между прочим, его отношение к возникшему у порога двадцатого века так называемому «делу Блондеса» (см. Блондес) по обвинению еврея в ритуальном преступлении — вера в кровавую легенду глубоко гнездилась даже в наиболее интеллигентных кругах.
В апреле 1903 года неожиданно вспыхнул в Кишиневе небывалый по жестокости и числу жертв погром, исподволь подготовленный местной газетой Паволакия Крушевана (см.), тем свободнее призывавшей к расправе с евреями, что возникновение в Бессарабии прогрессивной печати встречало препятствия со стороны администрации. Эта «кровавая баня», как назван был погром возмущенной частью русского общества, заставила призадуматься над положением еврейского народа тех русских людей, которые, доверчиво относясь к мифу о безжалостной эксплуатации евреями крестьянской массы, до сих пор недостаточно реагировали на печальные события в еврейской жизни. Если стихийные погромы 80-х годов были сдержанно встречены даже радикальными органами, отчасти вследствие непродуманного убеждения, что еврейская буржуазия действительно самая вредная в мире, отчасти из различного рода тактических соображений, то кишиневский погром, искусственный характер которого ни для кого не мог составлять тайны, показал, что антиеврейские беспорядки нисколько не являются протестом эксплуатируемой массы против еврейского гнета и что громилы, вербовавшиеся из подонков городского и пришлого населения, являлись слепым орудием в руках фанатиков-антисемитов. — В начале японской войны устраивались патриотические манифестации, сопровождавшиеся бесчинствами, буйством и угрозами по адресу не только внешнего врага, но и внутреннего, под которым разумелись преимущественно евреи. Во время призыва на службу запасных солдат громилы, назвав себя истинно русскими людьми, натравливали их на еврейские лавки и магазины, и в целом ряде городов предпоходные гулянья оставили по себе в еврейском населении самую тяжелую память. Известия о военных неудачах, злонамеренно объясняемых предательством евреев (как, напр., легенда, будто евреи поддерживают японцев деньгами), вызывали в разных местах страны погромные движения (погромы дали возможность московскому адвокату Шмакову проповедовать антисемитизм в зале суда при защите громил). Было желание омыть еврейской кровью горечь военных поражений, еврейскими интригами объяснить все неурядицы внутренней жизни; еврейские погромы должны были служить тем клапаном, который открыл бы выход наружу народному гневу и направил бы его по определенному руслу. Однако темным силам прошлого не удалось отвлечь внимания общества от истинных виновников тяжелых испытаний, обрушившихся на русское государство. Наступило «освободительное движение» (см.), и в то самое время, когда бюрократия официально заявляла о своей готовности идти навстречу народным нуждам и требованиям, контрреволюционные элементы, опираясь на начавшие организовываться со времени кишиневского погрома подонки общества, устроили по всей стране погромы, исходившие якобы от тех, которые, возмутившись революционной пропагандой евреев, решили открыто проявить свою преданность исконным началам православного русского государства. Евреи были объявлены главными виновниками сперва забастовочного, а затем быстро развившегося революционного движения, и на них преимущественно были направлены удары контрреволюции, сорганизовавшейся в черные сотни. — Разлившиеся по стране погромы (см.), не щадя русской интеллигенции, вырвали более всего жертв из среды еврейского населения. — Во время выборов в первую Государственную Думу (см.) общество разделилось на две далеко не равные части: одни желали радикального изменении строя и полного проведения в жизнь обещанных актом 17 октября реформ, другие звали темную народную массу назад, пугая ее призраком инородческого господства и разделом России между евреями, поляками и др. Однако и выборы дали блестящую победу партии прогресса и свободы. Не будучи в состоянии в стенах Государственной Думы проявлять своих антисемитских чувств, контрреволюционеры повели в стране отчаянную кампанию против евреев, увенчавшуюся Белостокским погромом (см.). С падением революционного подъема и с наступлением после роспуска первой Государственной Думы (июль 1906 г.) шансы контрреволюции быстро стали подыматься, и на почве травли евреев развилась богатая литература, издававшаяся Союзом русского народа (см.) и другими подобными организациями. Прежде всего нужно было скомпрометировать первую Думу, высказавшуюся в пользу евреев, и многочисленные антисемитские брошюры стремятся доказать, что она находилась «во власти жидов». Убийством депутата Герценштейна (см.) изуверы-антисемиты хотели отомстить «жидовской» Думе, покушавшейся на землю истинно русских людей. Одновременно с этим на видных депутатов взводились самые гнусные обвинения. Так, анонимный автор памфлета «Амнистию! полную амнистию! долой смертную казнь!» скорбит по поводу того, что «двуглавого орла терзают воры-воробьи, и льва лягают ослы. Ильи Муромцы, Микулы Селяниновичи, очнитесь! ведь сумасшедшие овладевают русскою землею!». Он предлагает следующую меру по отношению к евреям: «неотложное выселение их всех до единого из пределов России с воспрещением въезда в Россию даже на самое короткое время, каким бы мотивом ни было оправдываемо их ходатайство на въезд. Каждого еврея, осмелившегося нарушить этот закон и вернувшегося в Россию, подвергать без всякого снисхождения наказанию, предложенному иудеем Винавером для наших министров: пригвождению к позорному столбу». Другая брошюра, «Поминки по первой Государственной Думе» некоего Терентьева, утверждает, что «между русскими Думы большинство было таких, которые быть русскими не могли или не хотели. Евреи и поляки шли во главе и говорили решительно… Русское большинство Думы не пожалело бы ни русской земли, ни русских денег, ни тем более русской чести для своих союзников-инородцев, лишь бы им угодить». В то же время народу выяснялись истинные цели, преследовавшиеся «еврейской» Думой: «Расселятся евреи по всей России, — говорит анонимный автор памфлета „Равноправие евреев“, — закабалят русский народ, и природный хозяин своей земли опять станет рабом, крепостником, как был прежде, только с той разницей, что прежде он работал на своего барина-христианина, а теперь будет проливать кровавый пот в трудах на торгаша-еврея». Одна Дума, по мнению Добромыслова («Инородцы в России»), не могла бы гарантировать евреям успеха, и «чтобы вернее добиться своего, евреи устроили революционный союз, так называемый „Бунд“, а этот Бунд подчинен еще другому революционному союзу, который называется „Всемирный еврейский союз“. Кровью царских слуг евреи хотят купить для себя равноправие». Та же мысль развивается в брошюре «Распущенная Дума»: «Главная партия, руководившая в Думе, называемая „конституционно-демократической“, попала в большинство только благодаря поддержке евреев и на еврейские деньги. И за это евреям обещано равноправие; а равноправие значит, что 6 млн евреев, которые теперь прикреплены к месту жительства в Польше и Западных губерниях и которым запрещено жить в селах и покупать землю, разольются широким потоком по всей русской земле и получат все права по состоянию, владению имуществом, службе и занятиям». Еврейские революционеры извне готовы ежеминутно оказать «не русской» Думе необходимые услуги: недаром «она перво-наперво осудила законную кару для этих разрушителей России, отвергнула смертную казнь предателей и изменников и потребовала амнистии». Еще резче о деятельности первой Государственной Думы отзывалась брошюра «Русские и евреи в нашей революции»: «Винаверы и Герценштейны вели всю Думу к полному разрыву с Царем и к превращению России в еврейскую республику, в которой евреи-капиталисты были бы хозяевами, а русские — рабочим скотом». Одновременно с походом против «жидовской» Думы антисемиты и скрывающиеся под покровом антисемитизма реакционеры повели кампанию против всех партий, в той или иной степени готовых идти на улучшение правового положения евреев, причем не щадились даже и члены умеренного «Союза 17 октября» (см.), так как «в основе их партии лежат такие начала, которые не позволяют считать ее партией русской и вполне честной» (К-в, «Политические партии в России перед второй Государственной Думой»). Агитация Союза русского народа не прошла бесследно, и в черте оседлости, где была сосредоточена главная деятельность истинно русских людей, в умах массы произошло смешение между требованиями свободы и справедливости и чисто еврейскими нуждами: темному люду казалось, что все социально-политические лозунги передовой России имеют в виду одни лишь интересы евреев, нисколько не заботясь о крестьянской массе и других классах населения. Это ложное представление, столь выгодное реакционерам, поддерживалось многочисленными брошюрами, памфлетами, листками и воззваниями, и образ демократии мало-помалу принимал еврейские черты. Некто Яковлевин в «Русской революции и еврейской социал-демократии» доказывал, что увлечение русских рабочих социал-демократическими идеями не только позорно, но и преступно, так как они «жидовеют и проникаются зловредным духом Талмуда». «Евреи признают только резиновую совесть своего Талмуда и алчную правду своих алчных же богов и царей Молоха и Мамоны… Социал-демократические речи Бебеля и прочей еврейской компании хорошо уясняют тенденцию ихнего „социал-демократзима“: учение это, внушающее и оправдывающее убийство и ограбление христианскими народными массами родных им по вере и народности имущественных классов, имеет несомненной затаенной целью закрыть глаза и отвлечь внимание христианских народов от скопленных и скопляемых в их среде и за счет их труда и достояния капиталов и богатств самими евреями. Возбуждая гражданскую междоусобицу в христианских государствах, поднимая вражду между сословиями и братоубийственную войну одной части народа против другой, еврейский социал-демократизм достигает, кроме ближайшей своей затаенной цели, отвлечения внимания от обогащения еврейства за счет христиан, и другой, основной и главной: разрушения христианских государств и обнищания христианских народов, а от этого тем скорейшего их закабаления под иго всемирного иудейского владычества». Требования евреями свободы являются одним лишь обманом, так как они, по словам автора брошюры «Религиозные убийства евреев» (Б. Васильев), стремятся лишь к разрушению государственности, к анархии, при которой еврейской эксплуатации никто не будет в состоянии положить предел. «Им страшна законная государственная власть, и жиды бомбами и браунингами начинают уничтожать эту власть, требуя свободы… Необходимо покончить с ложною жидовскою свободою, именно с свободою ограбления и преступлений». Осуществление программы левых партий, выступающих в защиту равноправия евреев, приведет, по мнению бессарабского помещика Шербана, к следующему: «Тысячи тысяч пиявок присосутся к мужицкому телу; будут они судить да рядить по-своему, „по-ученому“, заведут суд да волокиту, будут трепать мужика кляузами да апелляциями, будут вытягивать из него жилы, будут выматывать душу, отрывать от работы. Заведут агентов повсюду, и ни один гарнец зерна, ни одна курица не будут проданы в деревне без того, чтобы не заплатить налога еврею». «Вслед за евреями поплетутся в хуторы и прочее хищное воронье — немцы, бельгийцы, англичане и проч. и проч… Будет мужичок батраком-работником у еврея, и может, не раз, как это водилось в старину, попробует кнута-арапника, и уже никто-никто никогда не снимет с него этого ярма… Не забунтует, не забастует уже тогда батрак-Иван, а не то губернатор-еврей пришлет генерала, своего же брата еврея, и офицеров-евреев и поляков, так они расправятся с Иваном по-своему, и не у кого тогда просить заступы-защиты… Еврей наседает, просите, русские люди, Христом Богом, умоляйте со слезами, на коленях, чтобы евреев всех выселить из России, как это было в старину». Истинно русский патриот Бутми доказывал избирателям из крестьянской среды, каким страшным бедствием явилось для Западной Европы господство либералов и конституционалистов. «За спиною подстроенного народного представительства страною управляет иудейско-масонский синдикат грабителей народа и предателей государства; за громкими фразами о народной свободе скрипит тяжелая цепь позорной иудейской кабалы. Аристократ, склонивший некогда голову, и крестьянин, озабоченный небывалым количеством новых господ, которых не помнят ни отцы, ни деды и которых теперь должен кормить его земледельческий труд, ищут в древних храмах, воздвигнутых усердием благочестивых предков, воспоминаний о славной седой старине, надеясь в молитве найти утоление общей скорби об утраченном отечестве; но двери церковные заперты гонителями веры Христовой, лицемерно проповедующими права человека и свободу вероисповеданий». Автор зовет народ к борьбе с конституцией, которая «вместо татарского ига сулит России позорное иго международного кагала, поругание славных дедовских заветов, наглое издевательство над народною гордостью». Нарисовав картину бедствий, ожидающих Россию в случае торжества либерализма и равноправия, антисемитские агитаторы давали народу советы, как избавиться от наступления «страшного будущего». Время течет быстро, и зло от евреев так же быстро распространяется, и, не предупредив его, можно дождаться такого момента, когда борьба сделается непосильной. Поэтому, чтобы вред от евреев более не усилился, необходимо принять следующие меры: 1) всех евреев, невзирая на звание и состояние, выселить из всех городов и губерний Европейской и Азиатской России в пределы еврейской оседлости; 2) на местах оседлости предоставить право торговли и занятий ремеслами определенному числу лиц из евреев, пропорционально количеству торгового и ремесленного сословия коренного населения, с воспрещением евреям торговать хлебом в зерне, лесом и лесным материалом; совершенно воспретить открывать, стоять во главе или принимать участие в биржевых, банковых, а также банкирских конторах, торговых домах и т. п. учреждениях; 3) остальному еврейскому населению предоставить право наниматься в качестве рабочих на фабриках и у землевладельцев и заниматься всевозможными каменными, земляными, плотничными и другими работами; 4) разрешение выезда из пределов оседлости (за исключением столиц, куда въезд евреям безусловно воспретить) предоставить губернаторам в течение на срок не более 7 дней, с поручительством состоятельного еврея; 5) закрыть все еврейские училища с предоставлением евреям права поступать в русские (начальные) школы на общих основаниях; 6) лишить евреев права поступать во все высшие, средние и специальные учебные заведения; 7) лишить права иметь особых резников-евреев; 8) обязать евреев являться к отправлению служебных обязанностей в субботы и праздничные их дни; вообще лишить всякой обособленности и предоставить пользоваться общими порядками, установленными в государстве; относительно отбывания воинской повинности ввиду не только бесполезности, но и вреда от таких защитников, как евреи, выработать закон, по которому за каждого подлежащего отбыванию воинской повинности еврея все население евреев в России, за круговою порукою, должно вносить определенную плату; 9) запретить евреям выступать в какие бы то ни было казенные и общественные подряды и поставки. Виновные в том, как евреи, так и все русские подданные, взявшие подряд фиктивно на свое имя, подвергаются заключению в тюрьме на сроки не менее года; 10) …; 11) в случае возвращения евреев после выселения из пределов России подвергать таких заключению в арестантские роты на сроки не менее 1 года, а затем поселению в Колымском округе Якутской области навсегда; 12) предоставить евреям поселяться безвозвратно и безвыездно с семействами в Верхоянском округе Якутской области, с наделением землею по 15 десятин на каждую душу бесплатно; 13) всех евреев, принявших русские и иностранные фамилии и имена, обязать в течение года заменить прежними еврейскими и воспретить на будущее время принимать новые имена и фамилии; 14) не только во всей России, но и на местах постоянной их оседлости воспретить евреям поступать в оперные и драматические театры; 15) губернии Киевскую, Таврическую, Херсонскую и г. Екатеринослав исключить из пределов оседлости евреев; 16) всех лиц иудейского закона без различия звания, приобретших имения как на черте, так и за чертою оседлости, обязать продать таковые в течение 5 лет и после 5 лет продавать с аукциона; 17) …; 18) …; 19) воспретить издавать на еврейском языке газеты, а евреям быть редакторами и издателями каких бы то ни было печатных органов в России; 20) …; 21) воспретить евреям держать у себя христианскую прислугу и рабочих; 22) только внукам евреев, принявших православие, предоставить полные права, какими пользуется остальное население в России". (Лавров-Калужский, «Дружеский совет евреям»). В брошюре «Антисемиты» Bac. Куличев предлагает «прежде всего настаивать на том, чтобы равноправия евреям не было дано, чтобы все запрещения, которые касаются евреев, были сохранены, и не на бумаге, как зачастую теперь, а на деле. Далее, необходимо настаивать перед правительством и Государственной Думой, чтобы евреи были признаны иностранцами и были лишены права участия в выборах в Государственный совет, Думу, в земские и городские собрания… Евреи должны иметь особое разрешение городских дум для проживания в городах, городские думы должны иметь право выселять их из городов по первому своему желанию. Наконец, надо хлопотать, чтобы все евреи, не знающие ремесла и потому совершенно бесполезные, были высланы на окраины (напр. в Мерв или за Алтайский хребет), и там водворять их на жительство в особых земледельческих и промышленных колониях, под строгим надзором». Некто Россов в своем «Еврейском вопросе» выражает опасение, как бы евреи не захотели остаться в России, несмотря на крик истинно русских людей «уходите от нас». «Несмотря на народные „тонкие“ намеки, несмотря на частые погромы в Киеве, Одессе, Кишиневе, Гомеле, Житомире и др., несмотря на новое страшное народное разгромление в 49 городах и местечках, евреи, съедаемые жаждой корысти, продолжают оставаться на тех же местах и принимаются за прежнее ремесло. Эти паразиты, присосавшиеся к народному телу, никогда добровольно не отпадут. Следовательно, их придется отрывать силою». Автор не останавливается ни перед какими мерами, утешая себя, что «питающиеся духовно-гибельным талмудическим учением и без того уже вымирают… без внутреннего перерождения евреи вечно будут гонимы, преследуемы, истребляемы, пока совершенно не исчезнут с лица земли, и сметет их с арены жизни их же собственный Талмуд». — Особенно широкую антиеврейскую агитацию вели «Почаевские известия»; из Почаевской лавры, куда стекается религиозный народ со всего Юго-Западного края, не раз раздавался призыв не только к недопущению евреев в Государственную Думу, но и к активному выступлению против них как врагов отечества, религии и народа. Еще резче выступила против евреев газета «Русское знамя», которая совершенно открыто заговорила о необходимости массовых убийств «евреев-революционеров» и, организуя черные сотни, угрожала смертью евреям-депутатам и наиболее видным выборщикам и общественным деятелям, так или иначе известным своей преданностью интересам еврейского народа. Результатом этой устной и литературной антисемитской агитации был почти полный провал во время выборов во вторую Государственную Думу по черте еврейской оседлости прогрессивных кандидатов: из 15 губерний, где евреи пользуются правом жительства, лишь Ковенская и Екатеринославская губернии провели во вторую Думу (см.) защитников уравнения евреев в правах с коренным населением; остальные же губернии были представлены ярыми антисемитами, причем Кишинев избрал в Думу Крушевана. И если в первой Государственной Думе против еврейской эмансипации открыто выступил лишь кн. Волконский, а октябрист гр. Гейден должен был скрывать свою вражду к проекту уравнения евреев под маскою неудобства решения вопросов в чересчур общих формах, то теперь, при наличности целой сотни антисемитских депутатов, всякий намек на предоставление евреям одинаковых с коренным населением прав встречал сильный протест. Крушеван и прославившийся дикими выходками в Думе депутат Пуришкевич неоднократно, при самых незначительных обстоятельствах, обрушивались на евреев, якобы виновных во всех событиях последнего времени. Однако большинство второй Государственной Думы далеко не разделяло взглядов депутатов, представлявших черту оседлости, и было настроено в пользу евреев. — Избирательный закон 3 июня 1907 г. сделал излишним широкую антисемитскую агитацию, так как он и без того обеспечивал победу реакционным партиям, группировавшимся вокруг Союза русского народа. Достойно отметить, что Союз 17-го октября, до наступления полной реакции не занимавший определенной позиции в еврейском вопросе, теперь стал на сторону врагов еврейской эмансипации, и третья Государственная Дума тверже, чем правительство, стоит за сохранение всех существующих ограничительных законов о евреях. Торжество реакции вызвало к жизни политику министерских циркуляров и распоряжений, толкующих в невыгодном для евреев смысле и без того суровые законы о них.
Ю. Гессен.и С. Лозинский.8.