Амос — первый по времени пророк из числа тех, произведения которых дошли до нас в письменном виде; жил приблизительно в VIII в. дохрист. эры. Имя А. явилось, по-видимому, сокращением имени עמסיה («обременил Господь»), встречающегося в II Хрон., 17, 16. Точные даты его рождения и смерти неизвестны. Родиной его был город «Текоа» (Амос, 1, 1), находившийся в Иудее, в пяти милях к югу от Вифлеема, и славившийся в древности своим оливковым маслом (Менахот, 85; Тосефта Шебиит, 87). Предполагают, однако, что такой же город существовал и в Израильском царстве, так как только последнего касались пророчества A. Но это предположение опровергается следующими соображениями. Амация, священник Бетэля, говорит Амосу: «Пойди и убеги в страну иудейскую… и там ты будешь пророчествовать» (Ам., 7, 12). Из этого можно заключить, что А. не был подданным Иеробеама, царя израильского; кроме того, первая речь А. открывается следующими словами: «Господь возгремит с Сиона и подаст свой глас из Иерусалима» (Амос, 1, 2), что, в свою очередь, объясняет не только его приверженность к Иудее как к главному религиозному центру Палестины, но и его благоговение и привязанность к ней как к своей родине. Что же касается того, что Α., будучи родом из Иудеи, жил, однако, в царстве израильском и там пророчествовал, то это объясняется тем, что пророки никогда не переставали исповедовать единство еврейского народа и всегда выступали ярыми противниками политики разъединения, которую поддерживали цари из династических соображений (Каценельсон). — Время, в которое жил и пророчествовал Α., указано в начале его книги — «во дни Уцции, царя иудейского, и Иеробеама, сына Иоаша, царя израильского, за два года до землетрясения» (Амос, 1, 1). Впрочем, оно может быть выведено и из того, что А. пророчествовал о доме Иеробеама и что Амация, священник бетэльский, донес о нем именно этому царю. Иеробеам, сын Иоаша, или Иеробеам II, принадлежал к династии Иегу, прекратившейся со смертью Захарии, сына Иеробеама (II Цари, 15, 10). Об этой именно династии и пророчествовал Α., говоря: «И Я восстану на дом Иеробеама с мечом» (Ам., 7, 9). Эпоха Иеробеама должна быть признана весьма блестящей. Он одержал целый ряд побед над соседними неприятелями и расширил пределы своего государства, по свидетельству летописца, «от входа в Хамат до потока в пустыне» (II Цар., 14, 25; ср. выражение Α., 6, 14: «Ибо вот Я, говорит Господь, Бог Саваоф, воздвигну народ против вас, дом Израилев, и будут притеснять вас от входа в Хамат до потока в пустыне», подтверждающее сообщение летописца). Весьма вероятной является также и его победа над Дамаском, который, по данным ассирийских памятников, лишь за несколько лет до этого (772) потерпел сильное поражение от ассирийского царя Салманассара III и настолько ослабел, что мог действительно стать добычей царства израильского. И вот в такое-то время, когда израильтяне, гордясь своими победами, наслаждались добром, награбленным ими у неприятелей, и забыли о том, что и им угрожает страшный враг с севера, в такое время, конечно, речи пророка не могли иметь должного влияния на народ. Пророк не мог радоваться вместе с теми близорукими которые не видели или не хотели видеть, что государство, опирающееся на военный грабеж извне и на обирание неимущих классов внутри, должно скоро погибнуть. Исходя из этого, он так неумолчно и безустанно взывает к «живущим спокойно в Сионе» и «наслаждающимся тишиною на горе Самарийской». — Что же касается землетрясения, упоминаемого в книге Амоса и приписываемого эпохе Уцции, царя иудейского, то оно упоминается также у пророка Захарии в его пророчестве о гибели Иудеи и Иерусалима, где, между прочим, говорится: «И вы побежите (от Господа), как бежали от землетрясения во дни Уцции» (Зах., 14, 5). В самой книге А. также встречается указание на землетрясение, в стихе «Я перевернул среди вас (все), подобно страшному разрушению Содома и Гоморры» (Ам., 4, 11). Вполне, однако, невероятно, чтобы А. говорил именно об этом землетрясении, так как он пророчествовал за два года до него. Тогда остается предположить или то, что он имеет в виду другое землетрясение, бывшее до него, или же что выражение «за два года до землетрясения» вставил сам пророк в свою книгу, когда он ее составлял, поселившись уже в Иудее, после своего изгнания из Самарии (Ам., 7, 13). Но возможно и то, что он к своим первоначальным пророчествам, произнесенным им в Самарии до этого события, впоследствии присоединил позднейшие и в них указал на то страшное событие, которое имело место уже давно. — Время, к которому относятся дошедшие до нас пророчества Α., определяются различно: Будде относит их к 750—740 гг. до Р. X., тогда как Марти указывает на период 782—743 как на время, когда эти пророчества сложились и произносились, ибо, по-видимому, А. пророчествовал в конце царствования Иеробеама II и во всяком случае не позже 740 г., так как в то время уже пророчествовал Исаия, который А., без сомнения, знал и из пророчеств которого, несомненно, кое-что заимствовал (см. ниже).
О жизни А. почти ничего не известно. Те скудные данные, которые можно почерпнуть из его книги, рисуют нам А. человеком простым и по положению, и по занятиям. Он пастух и земледелец. Земледелие его заключается в том, что он разводит сикоморы. Явившись в пределы Израильского царства, он вначале присматривается к тому, что там делается. Он видит кругом грубый произвол, тщеславие сильных, утопающих в богатстве, и рабство бедных, отсутствие справедливости и издевательство над человеком; прикрыто все это богатыми жертвоприношениями и пышным богослужением. На первых порах ему, по-видимому, не препятствуют всенародно пророчествовать и бичевать пороки, потому что его речи носят только обличительный характер; когда же он начинает предсказывать гибель Израильского царства и падение царствующей династии, тогда он возбуждает против себя тех, судьба которых была связана с судьбою этой династии, и его пророчествам в пределах Израильского царства ставится предел. Священник бетэльский Амадия доносит царю Иеробеаму, что «земля не может вынести всех его речей» (Ам., 7, 10). В глазах Амации Α. — заговорщик, вносящий смуту в спокойное израильское население; и так как А. предвещает несчастия и презрительно отзывается о верховной власти и ее слугах, то в наказание он должен быть изгнан. Вероятно, что по настоянию священника Амации Амос покинул пределы Израильского царства и вернулся назад на родину, свою дорогую Иудею. Живя здесь, Α., по-видимому, записывает те пророчества, которые он уже произнес на севере, и, вероятно, также те, которые Амация помешал ему произнести. Он это делает для того, чтобы дать возможность своим современникам и будущим поколениям читать то, что его устами говорил Господь. И хотя все его пророчества собраны в беспорядке и не отделаны, но они имеют то великое преимущество, что являются первыми писаными пророчествами. Амосу, по-видимому, подражали и последующие пророки, оставившие свои пророчества в писаном виде. — Возможно, что А. пророчествовал и об иудейском царстве, и о судьбе, которая его постигнет, но эти пророчества до нас не дошли.
Α., без сомнения, является одним из величайших пророков Ветхого Завета; он — выдающаяся личность также в том отношении, что был первым пророком-писателем. Простой поселянин, воспитанный на лоне природы, как бы в постоянном общении с Богом, с созерцательной душой, устремленной на размышления о Боге, о добре и справедливости, Α., вероятно, первоначально не готовился в пророки. Только под влиянием великой идеи вернуть народ на путь истины он отрывается от своей крестьянской работы и созерцательной жизни и уходит в царство Израильское, чтобы призвать его назад к Богу, указать ему на его грехи. Его заявление, что он не живет от своих пророчеств, еще более возвышает его над современными ему лжепророками, для которых профетизм являлся только ремеслом. А. стал пророком вследствие внутреннего переворота, переворота, пережитого им, не дававшего ему покоя и насильно оторвавшего его от стад и сикомор. Он заявляет, что он «не пророк и не сын пророка» (Ам., 7, 14), ибо, с его точки зрения, пророчество есть лишь божественное вдохновение, увлекающее человека против его воли. «Лев зарычал — кто не содрогнется? Господь Бог повелел — кто не будет пророчествовать?» (Амос, 3,8). Поэтому именно появление А. и знаменует важный поворотный пункт в развитии ветхозаветного профетизма. Не простая случайность, что пророки — Гошеа, Исаия, Иеремия, Иезекиил и др. — дают в самом начале своих пророческих речей историю своего призвания, ибо все они по примеру Α. этим выражают протест против подозрения, будто они являются пророками по профессии, а не по призванию. С теми ложными пророками, которые самих себя унижали в глазах народа раздуванием национального тщеславия и игнорированием преступлений, совершаемых могущественными людьми, у них никогда не было ничего общего. По-видимому, и А. стал в оппозицию этому фальшивому пророческому течению. Это его отношение ясно выразилось в вышеприведенном ответе священнику Амации, которому он гордо заявил, что он ничего общего не имеет с ложными пророками, сделавшими из профетизма ремесло. А. почувствовал себя призванным проповедовать людям правду и милость, предсказывать падение Северного царства и стоящей во главе его династии, а также нарушающих право и творящих зло, и уже ничто не могло его остановить в исполнении взятой им на себя миссии. Его возвышенное понимание Бога, его непоколебимо нравственный взгляд на мировой порядок, в котором милость занимает первое место после права, наконец, его равнодушное отношение к религиозным обрядам — рисуют его нам не только как пророка, но и как человека (Амос, 1, 2; 9, 7; 3, 2; 3, 21—25; 4, 5, 13; 5, 18—20). Он — пророк неподкупный; истина, как бы горька она ни была для других, постоянно глаголет его устами. Страшное несчастие готово разразиться над Израильским царством, и он не может об этом не говорить, хотя бы ему угрожала не только высылка из пределов этого царства, но даже смерть. На протяжении девяти глав изображает Амос все нестроение Израильского царства, говорит о гибельных последствиях, ожидающих его, но, подобно пророку Иеремии (см.), в конце не выдерживает этого обличительного тона, полного угроз, и рисует уже картину новой жизни Израиля, возрожденного и счастливого, ибо подобно тому, как Божеству вечно свойственно милосердие, так и человеку свойственно возрождаться нравственно, как бы низко он ни пал. Таково нравственное воззрение Амоса.
Книга А. в Библии занимает третье место в ряду так называемых Малых Пророков, которых всего двенадцать. Она следует непосредственно за Гошеей и Иоэлем. Относительно последнего нам ничего не известно; напротив, о Гошее мы достоверно знаем, что он был современником А. и моложе его. В Септуагинте она также следует непосредственно за книгой Гошеи. — Пророчества, приведенные в книге Α., расположены, вероятно, не в том порядке, как он их произносил. Из главы VII, 10—17 можно заключить, что пророчество, изложенное в ней, явилось последним в цикле тех, которые им были произнесены в Израильском царстве. Между тем за этой заключительной главой идут еще VIII и IX главы, которые, в свою очередь, также подробно говорят о гибели, грозящей Израильскому царству и его династии, несмотря на то, что они должны были бы находиться раньше VII главы. По-видимому, после смерти А. остались разрозненные манускрипты, которых он сам не успел привести в порядок, и уже впоследствии кто-нибудь из его учеников собрал эти пророчества, расположил их в таком порядке, который ему казался наиболее верным, и, может быть, прибавил к ним отдельные стихи. То, что в книге Амоса имеются посторонние добавления, видно из VII главы (10—17), где рассказывается о столкновении А. с бетэльским священником Амацией. Едва ли можно в данном случае предполагать, что сам Амос прервал посередине свои пророчества и описал этот инцидент; невероятно также, чтобы он сам о себе говорил в третьем лице. Остается поэтому одно предположение: книга дошла до нас не в своем первоначальном, а в весьма измененном виде. Но, с другой стороны, весь инцидент должен был бы быть описан сейчас же после того, как он произошел, и таким лицом, которое имело об А. достоверные сведения. — По-видимому, книга составлена в обычном для того времени порядке. Так, I и II главы представляют целый ряд угроз, направленных против различных грешных народов, провинившихся пред Богом в том или ином отношении. Здесь проходят перед нами Дамаск, Тир, царства аммонитян, моавитян, Эдома и т. д., и уже только после этого вступления пророк переходит к специальному разбору грехов Израиля (2, 6 и след.). В главах VII—IX приводятся пять видений, которые, вероятно, были обычны в тогдашних пророческих речах как особенно красивые риторические фигуры (об этом см.); главы же III—VI представляют совокупность рассуждений, ничем между собою не связанных, отрывочных и подчас непонятных. Впрочем, то же мы встречаем и в других пророческих книгах, где главы иногда состоят из нескольких самостоятельных рассуждений, ничем не связанных ни с предыдущим, ни с последующим; да и вряд ли сам пророк придавал особенное значение бессвязности отдельных рассуждений, когда он писал или диктовал свои пророчества. Но наряду с этим критическая школа допускает и позднейшие изменения и дополнения. Штаде и Велльгаузен первые положили начало критическому исследованию пророческих текстов, и с тех пор изменения текстов как пророков, так и других библейских частей устанавливаются в весьма большом числе. В отношении Амоса наиболее полное исследование текстов произведено Шейном (Cheyne, Encycl. Bibl., под словом «Amos»), который разделяет позднейшие вставки на следующие три группы: 1) случаи расширения рамок книги, как, напр., включение в пророчества и Южного, Иудейского царства; 2) вставки, указывающие на такое высокое духовное представление о Боге, которое будто бы не было свойственно эпохе A., а сделалось достоянием лишь более позднего времени; 3) глоссы и объяснения, вытекающие из ошибочного понимания текста. Примеры первой группы — это глава 2, 4 и след., где выражена угроза против Иудеи, как и против всех остальных грешных царств; точно так же вставка с угрозой Эдому в гл. 1, 11—12 и Тиру в 1, 9. К второй группе Шейн относит вставки в 4, 13; 5, 8; 9, 5—6, где Яхве изображается как творец и руководитель мира; подобное представление было чуждо, по мнению критической школы, эпохе Амоса и могло быть вставлено не раньше эпохи Исаии II. К третьей группе должны быть отнесены гл. 3, 14 и 8, 11—12. Встречаются и другие спорные случаи, в особенности загадочный стих 26 из 5 главы (Велльгаузен, Новак, Шейн), трудность которого можно объяснить только гипотезой, что он был просто заметкой на полях рукописи, а затем при переписи попал в текст. Наконец, в той же книге встречается много своеобразных слов, которые представляют немало затруднений при переводе. — Сущность пророчеств Α., которые им были, по-видимому, произнесены в Бетэле, когда туда по праздникам собирались все знатные и богатые представители Израильского царства, заключалась, с одной стороны, в изображении той опасности, которая грозит этому царству, а с другой стороны — в объяснении причины угрожающего падения. Современники А. совершили две ошибки — одну политическую, другую религиозную. Эпоха А. совпала как раз с тем временем, когда счастье улыбалось Израильскому царству. Счастливые войны не только расширили его пределы, но и дали большую и богатую добычу; вельможи и земельные собственники, т. е. тот именно элемент, который непосредственно разбогател от этих именно войн, уже думали о полном упрочении своей судьбы (ср. игру слов у Амоса, 6, 13: «О вы, радующиеся ничтожеству (לא דבו) и говорящие: — не силою ли своею приобрели мы себе могущество? (קונים)», где לא דבו и קדנים являются также названиями двух гилеадских городов). Они не понимали, что Ассирия лишь потому не мешала Израильскому царству в его наступательном шествии на север, что сама желала скорейшей гибели Дамаска, игравшего роль буфера между Палестиной и ею, чтобы затем без труда овладеть первою. А. глазами ясновидца и пророка проник в самое основание тогдашней жизни и увидел, что все оно источено червями и сгнило. Он видел, что Ассирия рано или поздно поглотит все мелкие царства, лежавшие вокруг Палестины (Амос, 1 и 2), а затем дойдет очередь и до царства Израильского (Амос, 6, 14). Поэтому пророк хочет раскрыть израильтянам глаза на то, что их уже не спасут ни временное могущество государства, ни его временное экономическое благополучие, ибо они обленились в роскоши и развратились на легком добывании богатства или путем набегов на соседей, или же вследствие обирания слабых. Такой безнравственный порядок, противный справедливости и правосудию, ненавистен израильскому Богу, который наглядно олицетворяет эти кардинальные принципы человеческого общежития. Неудивительно потому, что плодом этих преступлений будет гибель государства, уведение народа в плен. Но если народ не видит своей грядущей гибели и не понимает истинного положения вещей, убаюканный громом недавних побед и кажущимся экономическим благополучием, то виною этому его религиозное ослепление. Израильтяне считают себя «первенцем среди народов» (Ам., 6, 1). Господь не захочет уничтожить Бетэль — Его местопребывание на земле, тем более что народ исполняет все, что по ритуалу от него требуется: он кадит фимиам, приносит жертвы, дает десятину, наполняет храм своими песнопениями и т. д. и т. д. (Ам., 5, 5; 4, 4; 5, 22—23). Но против этих именно превратных понятий, установившихся в народе, и направил всю силу своего пророческого слова А. Прежде всего пророк доказывает, как ошибочно толкуют преимущество израильского народа перед остальными племенами земли. Если вы действительно избранный народ, то вы избраны для того, чтобы творить добро; если же вы будете, наоборот, творить зло, то знайте, что вы будете наказаны сильнее всякого другого народа, ибо вы знаете своего Творца, а они Его не знают: «только вас отличил Я пред всеми племенами земли — потому и взыщу с вас все беззакония ваши» (Ам., 3, 2). «Избранность» не дает никаких прав — она возлагает только великие обязанности. Напрасно Израиль указывает на то, что Господь вывел его из Египта, и следовательно, он находится под особенным Его покровительством. Нет, Бог управляет судьбою всех народов земли. «Не таковы ли, как сыны эфиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы?» — говорит Господь. — Не Я ли вывел Израиль из земли Египетской, как филистимлян из Крита и арамеян из Тира?" (Ам., 9, 7), ибо «Господь — владыка всего мира» (ibid., 4, 13; 5, 8; 9, 5—6). Он судит народы по их делам, и никакие жертвы и песнопения не отвратят Его гнева, если народ будет творить зло. С горькой иронией восклицает пророк: «Ступайте в Бетэль и грешите; в Гилгал — и увеличивайте свои преступления; приносите жертвы ваши каждое утро, десятины ваши хоть каждые три дня; курите квасное в жертву благодаренья, кричите о добровольных жертвах своих и разглашайте о них, ибо все это вы любите, сыны Израилевы, — говорит Господь» (Ам., 4, 4—5). Народ в своем ослеплении вовсе не считал себя грешным и полагал, что имеет право на Божье покровительство: «Взыщите добро, а не зло… и тогда Господь, Бог Саваоф, будет с вами, как вы это говорите». Ярче всего отношение А. к показной, чисто внешней религиозности, с одной стороны, и к добру и справедливости — с другой, выразилось в следующем месте: «Я ненавижу, Я отвергаю ваши празднества; неприятен Мне запах соборных жертв ваших; когда возносите Мне всесожжение и хлебное приношение, Я не благоволю к ним. Удали от меня гул песней твоих, и звуков твоих гуслей. Я не стану их слушать. Пусть (лучше) разольются, как вода, правосудие и правда, как неиссякающий поток» (Амос, 5, 21—24). Эти слова легли впоследствии в основание аналогичных речей пророков и создали ту великую формулу иудаизма, согласно которой правосудие, справедливость и милосердие одни только имеют значение в глазах Бога. Но, помимо этого, значение А. определяется также и теми социальными проблемами, которые он старался разрешить в своих речах-пророчествах. Почти в каждой главе он говорит о грабеже и насилии, которые учиняют сильные над слабыми (Ам., 2, 6—7; 4, 1; 5, 11; 8, 4—6). Он восстает против тех правителей и вельмож, которые высасывают кровь из неимущего класса, заботясь только о наполнении своего чрева; он призывает месть на тех, которые «возлежат на одрах из слоновой кости и нежатся на ложах своих, едят лучших овнов из стада и тельцов с тучного пастбища, бренчат на гуслях… пьют вино из больших кружек и умащаются лучшими маслами, не болея душою о гибели Иосифа» (т. е. народа израильского; Ам., 6, 4—6). Так же грозна его речь против еврейских женщин, жаждущих роскоши, против тех "телиц Басанских, которые на горе Самарийской… которые притесняют бедных, обижают нищих и говорят хозяевам своим — «давай и мы будем пить» (Ам., 4, 1). Все эти преступления настолько велики в глазах пророка, что он о религиозных преступлениях, например об идолопоклонстве, упоминает лишь вскользь и мимоходом (Ам., 2, 4; 5, 26; 8, 14). «Те лишь ненавистны Богу, кто думает, что множеством жертв и ханжеством можно будет снискать Его благоволение, совершая в то же самое время насилия над беззащитными» (Амос, 3, 15; 5, 11). «Бог Α. — судья и вершитель праведный, первое свойство которого — правосудие, доминирующее даже над милосердием» (Cornill, Die israelitischen Propheten, pp. 48–49). В этом отношении A. отличается от пророка Гошеи, который, наоборот, высшее свойство Бога видит в милосердии, а не в правосудии (Cornill, ibidem, стр. 49). Выдвигая на первый план справедливость, впоследствии действительно сделавшуюся основою иудаизма, Амос внедрял в народное сознание тот величайший демократический принцип, который рано или поздно должен будет привести к действительному равенству людей. С этой именно стороны А. особенно повлиял на Исаию I (см.), который должен быть признан не только его учеником, но и последователем.
День расплаты и возмездия у Α. — как впоследствии и у всех еврейских пророков — называется «день Господень» или «тот день», что, вероятно, являлось тогда обычным выражением для обозначения этого времени. А. рисует его очень мрачными, страшными красками. «В тот день будет царить одна сплошная тьма, ибо горек будет тот день» (Амос, 5, 18—20); «празднества обратятся в плач, а песнопения — в стенания» (ibid., 5, 10); юноши и прекрасные девушки погибнут от жажды, замки могущественных насильников падут в прах и народ будет изгнан «подальше от Дамаска» (указание на Ассирию). Придерживаясь обычной манеры пророков приписывать природе не только настроения души человеческой, но и характер событий, А. заставляет природу переживать все то, что переживут «в тот день» страна и народ. Солнце померкнет в полдень, поколеблется земля, взволнуется, как озеро, и будет подниматься и опускаться, как озеро Египетское (Ам., 8, 8—9; 9, 5). Следует еще отметить, что среди многих наказаний, которые постигнут человечество в день проявления Божьего гнева, наступит так же и уничтожение дара пророческого предвидения у человечества. А. говорит, что наступят такие дни, когда голод распространится по земле, «но это будет не нужда в хлебе, не жажда воды, но (жажда) слышать слово Господне» (Ам., 8, 11). И народ станет бродить «от севера к востоку, от моря до моря, ища слова Господня, но не найдет его» (ib., 12). — Во всех этих картинах пророк предвидит и изображает то, что скоро должно наступить — изгнание, разрушение и унижение. Он уже видит, как «пала и более не встает дева Израилева, повергнутая на земле своей, и некому поднять ее» (Ам., 5, 2). Однако под конец чувство сострадания все-таки охватывает А., и он рисует светлую картину возрождения Израиля по возвращении из плена (Амос, 9, 13—15). Впрочем, и место, занимаемое этой картиной (в конце книги), и характер ее, мягкий и нежный, не гармонирующий со всем ригоризмом Амоса, заставляет критиков предполагать, что все это — позднейшая вставка; однако если принять во внимание, что в этой вставке нет даже намека на идею мессианства, которая так пышно расцвела почти сейчас же после А. (особенно со времени Исаии I), то придется предположить, что заключение книги А. также принадлежит ему и что он меняет свой строгий тон на мягкий и нежный только потому, что в конце концов он ведь любит свой народ.
Хотя А. заявляет, что он «не пророк и не сын пророка», т. е. что он не готовился к этому званию в пророческих школах, подобно другим «сынам пророков», בני נביאים, тем не менее, чисто внешнее воздействие со стороны подобных школ на А. в смысле приемов речи, пользования различными риторическими фигурами ощущается несомненно. То, что в древности пророчество было занятием, нуждавшимся, как и всякое другое дело, в навыке и обучении, факт установленный (см. I кн. Сам., 10; I кн. Цар., 22, 6—25; II кн. Цар., 2, 3 и сл.; см. Пророчество). Этого влияния школы, конечно, не мог избегнуть и Α., несмотря на то, что он сам это отрицает. Все его видения (1, 9; 8, 1—4; 9, 1—7) носят явный отпечаток искусственности, что может быть объяснено только тем, что он, подобно, напр., Иеремии (1, 11 и 13 и сл.), пользовался теми приемами, к которым прибегали прочие пророки и которые, вероятно, всюду были одинаковы. Возможно, что Амос прибегал к ним для того, чтобы быть понятым народом, собиравшимся в Бетэль и уже привыкшим к определенному стилю, без которого он не мог бы воспринять никакое пророчество. Однако, будучи по роду своих занятий пастухом и земледельцем, Амос любил прибегать к образам, заимствованным из жизни полей или пустынь. Заявляя о том, что никто не спасется от гневной десницы Господа, он говорит: «Вот я сдавлю место под вами, как давит молотильная колесница гумно, наполненное снопами» (Ам., 2, 13). В другой раз он сравнивает знатных израильтянок, откормившихся на награбленной добыче своих мужей, с телицами басанскими (ib., 4, 1) и т. д. Как земледелец, А. представляет надвигающиеся на Израиль несчастия в виде саранчи, напавшей на поля и уничтожившей хлеб, или в виде степного пожара (7, 1—6); как пастух, он их изображает хищными и кровожадными зверьми, нападающими на пастухов и вносящими гибель в их стада (Ам., 3, 3— 5). Выражение его «истребил я плод его вверху и корни его внизу», по-видимому, являлось общеупотребительной аллегорией в древнее время, так как мы ее встречаем не только у пророков — Исаии (37, 31) и Малеахи (3, 19), но и на надписи ханаанского царя Ашмуназара (строки 11—12). Точно так же общеупотребительной была и другая аллегория: «Как гибель Содома и Гоморры» (Ам., 4, 11), ибо она также встречается у Исаии (13, 19), Иеремии (49, 18 и 50, 40) и во Второзаконии (29, 22). А. любит повторения как поэтическую фигуру, к которой прибегает весьма часто (Ам., 1, 3, 6 и сл.; 4, 6, 8, 9, 10, 11; 7, 2—3, 5—6). Впрочем, он применяет одни и те же образы в разных частях своей книги, хотя он несколько варьирует их прибавлением тех или иных новых слов, но всюду удерживая один и тот же смысл. Так, его аллегория о купле-продаже бедных «за пару башмаков» встречается в 2, 6 и в 8, 4 и в несколько видоизмененной форме в 5, 12. Подобные же повторения с употреблением одних и тех же аллегорий, повторяющихся дословно или с легкими изменениями в словах, но отнюдь не в смысле, встречаются в глав. 9, 5; 8, 8; 4, 13; 5, 8 и 9, 6. Вместе с тем Амос любит плеоназмы, напр. в выражении הנלנל נלה ינלה, что также, впрочем, встречается и у других пророков — у Михи (1, 10, 14), Цефаньи (2, 4), Исаии (5, 7) и т. д. — У A. часто применяются слова и выражения, которые свойственны только ему и ни у кого другого из пророков, а также в Библии не встречаются. Напр. выражение העיק — מעיק даже, по-видимому, не еврейского, но арабского происхождения и встречается только у Амоса; ему же принадлежат и слова צבזח и סדזה דונה (4, 2), так же как и выражение ההדמונה (4, 3), значение которого неясно (некоторые думают, что это был храм проституток, посвящавших себя богине любви), בשס, вероятно, вместо בזסס (от глагола בזס — 5, 11), פדט (6, 5) в значении «играть», נחלז (6, 6 от гл. חלה) в смысле «чувствовать боль», «болеть душою», которое впоследствии у Амоса заимствовал Бен-Сирах (Притчи, 49, 2), и т. п. (полный перечень всех характерных слов и выражений Амоса см. ст. «Амос» в «пробном выпуске» «Еврейской энциклопедии» на еврейском языке, стр. 82). Необходимо также указать на то, что в одном месте (Ам., 5, 2—3) мы встречаем стихотворный размер в следующей фразе:
נטשה על אדמתה |
где первая часть состоит из трех слов, а вторая из двух. Подобная форма была в большом употреблении в элегических произведениях древнейшей еврейской литературы, а впоследствии сделалась обычной поэтической фигурой даже в таких местах Св. Писания, которые, в сущности, совершенно лишены элегического характера.
Α., как первый пророк, оставивший после себя пророческие речи в письменном виде, должен был несомненно оказать влияние и на современных ему, и на последующих пророков. И действительно, уже на раннем пророке Гошее, жившем почти одновременно с А., замечается влияние последнего. Образное выражение Гошеи: «Не ходите в Гилгал, не поднимайтесь в Бет-Авен (ביה אזן) и не клянитесь: жив Господь» (Гошеа, 4, 15) почти дословно списано с следующего выражения A.: "Не обращайтесь в Бетэль, не ходите в Гилгал и в Бершебу не странствуйте, ибо Гилгал весь пойдет в плен и Бетэль превратится в «ничто» (און; Амос, 5, 5). «Высокомерие Израиля», נאון ישדאל — Гошеа, 5, 5; 7, 10 (см. также Нахум — 2, 3) очень напоминает «высокомерие Якова» Амоса (6, 8 и 8, 7). «Я пошлю огонь на города его и пожрет чертоги его» (Гошеа, 8, 14) по характеру своему напоминает целый ряд аналогичных мест у Амоса; сравнение же Бога с рыкающим львом, наводящим на всех ужас, напоминает такой же образ у Амоса (3, 8).
Иоэль изображает последний день — «день Бога» (2, 1—2) почти в тех же красках, что и А. (Ам., 5, 18—20). Выражение Иоэля «И возгремит Господь с Сиона и даст глас свой из Иерусалима» (4, 16) дословно повторяет такое же выражение А. (1, 2); точно так же много общего в картине будущего возрождения Иудеи, которую рисует Иоэль (4, 18), и той, которую дал относительно Израиля А. (9, 13).
Миха перечисляет те же преступления, совершаемые сильными над слабыми, что и Α.; в особенности же в 3 гл., 9—12 он с горькой иронией указывает, как и Α., на уверенность, царящую в израильском и иудейском обществах, будто Господь с ними и их не постигнет никакое несчастие.
Цефанья в своем пророчестве «Они построят дома, а жить в них не будут; насадят виноградники, а вина из них не будут пить» (1, 13) повторяет то же, что А. в 5, 11, хотя можно думать, что и тот и другой взяли это выражение из Второзакония (28,30, 39). Много у них сходства в изображении грядущего «дня Господня». Однажды встречающееся выражение у Цефаньи «Умолкни перед лицом Господа Бога» (1, 7) встречается дважды у A. (6, 10 и 8, 3). Да и вообще идеи Амоса и Цефаньи родственны, в особенности идея возмездия.
Захария, прибегая к выражению «Я не пророк, я земледелец» (Зах., 13, 5), конечно, почти слово в слово повторяет знаменитое выражение Амоса (7, 14), выше уже приведенное. На двух больших пророков, Исаию и Иеремию, А. влиял не только со стороны стиля, но и, главным образом, в области идей; они не только заимствовали у него притчи, параболы, а подчас и целые выражения, но и духовно были его учениками и последователями.
Исаия смотрит на «жертвы» и «справедливость» (Исаия, 1, 11, и сл.) с той же самой точки зрения, что и Амос (5, 21 и след.). Их общая ненависть к ханжеству и показной религиозности и, наоборот, их преклонение перед справедливостью выражаются почти в одних и тех же словах. Даже в знаменитой песне Исаии о винограднике (Ис., 5, 8 и сл.) чувствуется влияние пророка Амоса, в особенности там, где речь идет о возмездии за незаконные захваты и грабеж. Исаия, 5, 9 и сл. сильно напоминает Амоса (5, 11 и 3, 15). Картина пиров и пьянствующих до поздней ночи, услаждающихся музыкой и плясками, изображенная Исаией (5, 11—12), вполне соответствует такой же картине, нарисованной А. (6, 5—6). Однако еще большее влияние имел А. на Иеремию. Основная идея Α., что показное, неискреннее служение Богу духовно очень развращает народ, приучая его думать, что не сердце и душа человеческие важны, а важны дела, т. е. жертвы, легла также в основание всех пророчеств Иеремии. Так, напр., он предсказывает такое время, когда не вспомнят и не придут на поклонение к «ковчегу завета Господня», несмотря на то, что теперь он является главной святыней народа (Иеремия, 3, 16 и след.). Он восстает также против того заблуждения, будто никакое несчастье не может постигнуть народ, раз среди него находится божественная святыня (Иеремия, 7, 4 и след.). Ведь то же самое, в сущности, говорит и пророк А. Последний распространяет свои пророчества также на другие народы (Амос, 1, 2); то же делают Иеремия и Исаия. Пророческие видения Иеремии и по построению, и по содержанию напоминают видения А. (ср. Ам., 7, 1 и след. с Иерем., 1, 11 и след. и 24, 1 и след.), хотя возможно, что и тот и другой заимствовали их, как обычные формы пророческих речей, из практики школ пророков. Выражение Иеремии «Не убежит быстроногий и не спасется сильный» (Иер., 46, 6) является только сокращением следующего места у Амоса: «Даже проворный потеряет возможность убежать, и сильный не устоит в своей силе, и храбрый не спасет своей жизни» (Амос, 2, 14). У того и у другого встречается одно и то же выражение כל ואש קדחה (Иер., 48, 37 и Ам., 8, 10), точно так же как и выражение אבל יחיד (Иер., 6, 26; Ам., 8, 10; ср. также у Захарии, 12, 10). Следует также обратить внимание на то, что слова Псалмопевца «Взойду ли на небо — Ты там, лягу ли в преисподнюю — вот Ты» (Пс., 139, 8) выражают ту же мысль, что и слова Амоса, которые он произносит от имени Бога и которые также рисуют вездесущность Бога: «Хотя бы они зарылись в преисподнюю, и оттуда рука Моя возьмет их; хотя бы взошли на небо, и оттуда низведу Я их» (Амос, 9, 2). — Ср., помимо немецких и еврейских комментаторов, — Orelli, Hitzig, Steiner, Keil, Reuss, Marti, Раши, Радок и др., Cornill, Der israelitische Prophetismus, 2 изд., 1896 стр. 38 и сл.; Wellhausen, Die kleinen Propheten, 1892; Driver, Joel and Amos, в «Cambridge Bible for schools and colleges», 1897; Smith, The book of the Twelve Prophets", 1896; Budde, в J. E., I, 530—533; Hühn, Die messianischen Weissagungen des israelitisch-jüdischen Volkes, I, 11—13; Klausner, Die messianischen Vorstellungen des jüdischen Volkes, том I, кн. 1, стр. 23—28; Хайот, ст. «Амос» в חובדה לדונמא) אוצד היהדוה), стр. 75—84; Каценельсон, «Религия и политика в истории древних евреев», статьи в «Будущности» и «Восходе». — О месте, занимаемом А. в истории религий, ср. Giesebrecht, Die Geschichtlichkeit des Sinaibundes, стр. 14 и сл.; Budde, American lectures on the history of religions, т. IV, лекция 4; Volz, в «Theologische Literaturzeitung» Шюрера от 12 мая 1900 г.
Г. Красный.1.
В агадической литературе. — Согласно одному раввинскому преданию, народ называл А. заикой (Wajikra rab., X; Kohelet rab., I, 1); но, услыхав его речи, полные горечи и страданий, он воскликнул: «Неужели же Владыка мира отверг все свои творения, что дал вселиться своему духу в этого заику?» Относительно пророчеств А. в Талмуде существует следующее мнение аморая Симлая, жившего в начале третьего столетия: шестьсот тринадцать законов было дано Моисею, но царь Давид свел их к одиннадцати (Псал., 15), Исаия I — к шести (Ис., 33, 15), Миха — к трем (Миха, 6, 8), Исаия II к двум (Ис., 56, 1), А. — к одному: «Обратитесь ко Мне, и вы будете живы» (Ам., 5, 4; Мак., 24а). Согласно другому преданию, А. был убит царем Узией, ударившим его раскаленным железом по голове (Gedaliah ibn Jachja в своем «Schalschelet ha-Kabbalah»; его цитирует Гейльприн в «Seder ha-Dorot», I, 3110; венецианское же издание сочинения Гедалии от 1587 г. ничего об этом не упоминает). История мученичества Α., найденная в сочинении Псевдо-Епифана «Vita prophetarum», излагается несколько иначе, нежели у Гедалии. Согласно последнему варианту А. был убит священником Бетэля Амацией, который ему нанес смертельный удар во время храмового мятежа. [J. E., I, 533].
3.