Акиба бен-Иосиф в легенде — Α., происходивший из «простого народа», любил его, а народ в свою очередь выразил свое преклонение перед его гением на своем языке — в легенде. Агада, в которой нашли себе место все легендарные повествования, начинает следить за жизнью А. с тех пор, как он в ранней молодости посвятил себя изучению закона, и продолжает интересоваться всеми событиями его жизни вплоть до его кончины. Украшенные легендой указания на перелом в жизни А. существуют в двух различных вариантах, из которых следующий приходится считать более древним. — Α., заметив однажды выдолбленное каплями падающей воды углубление в камне водоема, сказал: «Если эти капли могут, беспрерывно падая, продолбить крепкий камень, то тем скорее может всепроникающее слово Господне воздействовать на податливое, состоящее из плоти сердце человека, особенно если это слово проповедуется с терпеливой настойчивостью» (Аб. раб. Нат., изд. Шехтера, VI, 28). Согласно другой легенде, А. всем был обязан своей жене. А. был пастухом в имении богатого и уважаемого Кальбы Сабуа, дочь которого полюбила его, скромного и добросовестного слугу. Она согласилась на тайное с ним обручение при условии, что А. посвятит себя изучению закона. Когда богатый тесть узнал об этом, он выгнал из дома свою дочь и поклялся, что никогда не будет помогать ей, пока А. останется ее мужем. А. с молодой женой были принуждены жить в крайней нужде. Нужда их дошла до того, что новобрачная должна была срезать и продать свои волосы, чтобы дать мужу возможность продолжать учение. Но эта же нужда явилась для А. случаем обнаружить величие своего характера. Легенда рассказывает, что однажды, когда связка соломы была единственным ложем бедной четы, к ним пришел бедняк попросить соломы для постели своей больной жены. А. тотчас же поделился с ним своим скудным достоянием, заметив жене: «Видишь, дитя мое, бывают люди беднее нас с тобою!» Этот мнимый бедняк был не кто иной, как пророк Илия, пришедший испытать А. (Нед., 50а). С согласия своей жены А. двенадцать лет оставался вдали от нее, предаваясь науке под руководством Элиезера бен-Гиркана и Иошуи бен-Ханании. Возвращаясь по истечении этого времени и приближаясь к своему дому, странствующий ученый вдруг услышал следующий ответ его жены на горькие упреки соседки на его, Α., долгое отсутствие: «Если бы это зависело от моего желания, он мог бы остаться еще двенадцать лет в Академии». Не входя в дом, А. вернулся в Академию, где и пребывал до истечения следующего двенадцатилетия. По истечении этого времени он вернулся уже знаменитым ученым в сопровождении 24000 учеников, которые почтительно следовали за своим любимым учителем. Когда вышедшая ему навстречу бедно одетая жена А. бросилась обнять его и некоторые из учеников Акибы, не зная, кто она, пытались, отстранить ее, Акиба воскликнул: «Пустите ее, ибо всем, чем я и все вы стали, мы обязаны этой женщине» (Нед., 50а; Кет, 62б и след.). Успех Α. как учителя положил конец его бедности; богатый тесть был теперь очень рад признать своим зятем такого знаменитого ученого, как A. Ho были еще и другие обстоятельства, которые превратили в богатого человека бывшего пастуха. Рассказывают, что A. по поручению известных законоучителей взял взаймы крупную сумму у знатной римской матроны. В качестве поручителей А. назвал Бога и море, на берегу которого стоял ее дом. Впав в болезнь, А. не имел возможности вернуть долг к назначенному сроку, но его поручитель не покинул его в затруднительном положении. Императорская принцесса в припадке помешательства бросила в море ящичек с императорскими драгоценностями, и волна прибила его к берегу, где жила матрона. Когда матрона подошла к берегу, чтобы потребовать от моря уплаты денег, данных ею А. взаймы, прилив прибил к ее ногам несметные богатства. Когда, выздоровев, А. пришел расплатиться с матроною, она не только отказалась принять от него деньги, но настояла на том, чтобы А. взял от нее довольно значительную часть того, что принесло ей море (комментарий к Нед., цит. м.). — Это был не единственный случай, когда А. пришлось убедиться в истинности своего любимого изречения: «Все, что Милосердый делает, Он делает к лучшему». Однажды, не найдя ночлега в одном городе, А. был принужден провести ночь вне его стен, под открытым небом. Он без ропота подчинился этому лишению. В эту же ночь лев растерзал его осла, кошка задушила его петуха, пение которого возвещало ему наступление рассвета, и, наконец, ветер потушил его свечу. Единственное замечание, которое сделал A. по поводу всех этих неприятностей, было: «Все, что Милосердый делает, к лучшему». Когда рассвело, А. увидел, насколько справедливы были его слова: шайка разбойников напала ночью на город и увела в плен его жителей; сам он избежал этой участи, так как его местопребывание не могло быть замечено в темноте, осел же его и петух не могли выдать его (Бер., 60б).
В своих многочисленных путешествиях А. пришлось испытать немало приключений, из коих некоторые украшены легендарным вымыслом. Так, например, однажды он был приглашен в Эфиопию разобрать спор, возникший между чернокожим царем и его женой; последняя обвинялась в неверности, так как родила своему мужу белого ребенка. Α., удостоверившись в том, что царская комната была украшена белыми мраморными статуями, и основываясь на физиологической связи, существующей между утробным плодом и окружающей обстановкой, снял с королевы всякое подозрение (Бамид. раб. IХ, 34). Сообщается, что во время своего пребывания в Риме А. весьма близко познакомился с влиятельным римлянином, впоследствии еврейским прозелитом, Кетией бар-Шалом (некоторые авторы отождествляют его с племянником Домициана, Флавием Климентом), который перед своею казнью, вызванной его заступничеством за евреев, завещал А. все свое имущество. Другой римлянин, на отношениях А. к которому легенда подробно останавливается, был Тинний Руф, которого Талмуд называет «тираном» Руфом. Однажды последний задал А. вопрос: «Что прекраснее — творение Бога или дело рук человека?» — «Без сомнения — созданное человеком лучше, — был ответ Α., — так как природа по повелению Бога снабжает нас лишь сырым материалом, а только человеческое знание дает нам возможность обработать его согласно требованиям искусства и изящного вкуса». Руф надеялся поставить А. в тупик своим необычным вопросом; он ожидал совершенно другого ответа от ученого и намеревался признанием совершенства всего созданного Богом заставить А. признать безнравственность обрезания. Далее он предложил ему вопрос: «Почему Бог не создал человека таким, каким Он желал бы его видеть?» — «По очень простой причине, — был находчивый ответ Α.: — ведь долг человека — самоусовершенствование» (Тан. Тазриа, V, изд. Бубера 7). — Наряду с преданием, согласно которому для А. были открыты ворота подземного царства, существовала легенда о том, что он вошел в рай, или «пардес», и невредимым вышел из него (Хаг., 14б; см. статью Акиба бен-Иосиф). — К циклу этих легенд относится и следующий рассказ: Встретив в аду черного, как уголь, человека с тяжелой вязанкой дров, бежавшего с быстротою лошади, А. остановил его и спросил: «Сын мой, что принуждает тебя так тяжело работать? Если ты раб и имеешь сурового господина, я выкуплю тебя у него. Если бедность заставляет тебя так трудиться, я позабочусь о твоих потребностях». — «Ни то, ни другое, — отвечал человек, — я уже умер, и за свои великие грехи принужден ежедневно сооружать костер для личного самосожжения. Наказан же я за то, что при жизни, будучи сборщиком податей, притеснял бедняков. Дай мне идти, иначе демон замучит меня за мое промедление». — «Разве тебе нельзя помочь?» — спросил А. — «Почти невозможно, — ответил покойник: мне было сообщено, что мои муки прекратятся только в том случае, если у меня родится благочестивый сын. Когда я умирал, моя жена была беременна; но я мало надеюсь на то, что она воспитает моего сына благочестивым человеком». А. спросил имя человека, его жены и название их местожительства, и когда во время одного из своих путешествий он прибыл в это место, то навел справки о семье упомянутого покойника. Соседи убежденно говорили, что этот человек и жена его, наверно, навсегда останутся обитателями преисподней; последняя по той причине, что даже не ввела своего сына в союз Авраама. Акибу, однако, нельзя было отклонить от принятого им решения — спасти того человека от мук ада; он отыскал сына сборщика податей и долго и настойчиво трудился над ним, наставляя его в слове Божием. После сорокадневного поста, когда он молил Бога благословить его усилия, А. услышал небесный голос («бат-кол»), вопрошавший: «Почему ты так заботишься об этом едином?» — «Потому, что он как раз таков, что о нем стоит позаботиться», — ответил А. И он продолжал свое дело до тех пор, пока ученик его не был в состоянии публично выступить в синагоге в качестве чтеца; когда же он впервые произнес молитву «Да возвеличится и да освятится имя Его!», его отец предстал перед Α., чтобы выразить ему признательность за освобождение от мук преисподней благодаря заслугам сына (Калла, изд. Коронеля, 4б, цитируется в «Менорат га-Маор» Абоаба, I, 1, 2, § 1, изд. Фюрстенталя, стр. 82; также Махзор Витри, стр. 112). В несколько переработанном виде эта легенда появилась на еврейском жаргоне под заглавием «Ein ganz neie Maase vun dem Tanna R. Akiba», Лемберг, 1893 (ср. Танна дебе Элиагу Зутта, XVII, где вместо имени A. стоит имя Иоханана б.-Заккаи). — Мученическая смерть А., как важное историческое событие, дала содержание многим легендам. Следующая описывает его сверхъестественное погребение. Илия-пророк в сопровождении верного слуги Α., Иошуи, незамеченным проник в темницу, где положено было тело Α.; они подняли его, несмотря на то, что пророк был священник, — тело такого святого мужа не могло осквернять — и с помощью нескольких отрядов ангелов перенесли ночью в Кесарею. Ночь же была такая ясная, как прекрасный летний день. Здесь Илия и Иошуа выкопали пещеру, в которую поместили ложе, стол, кресло и лампу и внесли туда тело А. Затем, заделав вход пещеры так, чтобы никто никогда не мог ее найти, они покинули это место (Иеллинек, Бет га-Мидраш, VI, 27, 28; II, 67, 68; Braunschweiger, Lehrer der Mischnah, 192—206). [J. E., I, 308].
3.