Агапа (άγαπή — «вечеря любви») — так называлась в древнехристианской церкви общая трапеза, объединявшая богатых и бедных, свободных и рабов. Имя и сущность А. засвидетельствованы наиболее ясно Тертуллианом в его «Апологии» (гл. 39): «Наш обед своим именем показывает свою сущность: он называется так же, как любовь у греков» (именно άγαπή). Древнейшее свидетельство об агапах — послание ап. Иуды, 12: «Таковые (т. е. недостойные члены) бывают соблазном на ваших вечерях любви: пиршествуя с вами, они без отдыха утучняют себя». В истории А. мы различаем три фазиса: I) древнейший фазис соединения с евхаристией, II) празднование А. отдельно от евхаристии и III) постепенное упразднение А. — I. Что А. первоначально была соединена с евхаристией, доказывается упоминанием ее в «Учении XII апостолов» (гл. 10; см. примечание Функа к этому месту). Если согласно этому месту евхаристия происходит «после насыщения» (μετά το έμπλησθηναι), то ясно, что ей предшествовала трапеза — в отличие от более позднего обычая справлять ее натощак. Именно этот обычай соединения А. с евхаристией и подал, по всей вероятности, повод к возникновению обвинения христиан в каннибализме, против которого так усердно их отстаивают древнейшие апологеты. Подобно тому, как самое имя «вечери любви» навело противников христиан на мысль, что их трапезы оскверняются свальным грехом, так точно и непонятое или намеренно извращенное известие, что христиане во время своих обедов приобщаются «телу и крови» Господа, могло послужить основанием мнению, что у них происходило людоедство. Выразителем этого мнения является язычник Цецилий у Минуция Феликса (гл. 9, 5): «Относительно приема неофитов их обряд столь же известен, сколь и отвратителен. Младенец покрывается мукою и предлагается посвящаемому. Этот младенец убивается посвящаемым посредством слепого удара, причем слой муки, которым он покрыт, дозволяет неофиту считать свой удар безвредным. И вот они — о ужас! — жадно лижут его кровь, взапуски разрывают его члены, скрепляют свой союз этой жертвой, взаимное же знание преступления служит им залогом молчания». Хотя подобные рассказы часто возникали относительно тайных и доступных только посвященным культов, все же в данном случае «младенец, покрытый мукой» так разительно соответствует «телу Господа под видом хлеба», что его отношение к евхаристии не может быть признано сомнительным. Правда, Минуций говорит об этом посвящении отдельно от Агап (к ним он переходит ниже: et de convivio…), откуда можно вывести заключение, что в его время евхаристия уже не входила в церемониал вечерей любви; но зато у других, более древних греческих апологетов оба обвинения, и в людоедстве («Фиестовы пиршества»), и в свальном грехе («Эдиповы совокупления»), встречаются вместе (см. Geffcken, Zwei griechische Apologeten, стр. 167, 234 и сл.), что и заставляет нас относить их к одному и тому же обряду. — II. Очень может быть, что именно это обвинение, тяготевшее над самым священным христианским таинством, повело к отделению евхаристии от А. около середины 2-го века: первая стала чисто церковным обрядом и справлялась утром, до завтрака, вторая — к вечеру, около обычного времени обеда. Это, в свою очередь, повело к прогрессирующей секуляризации А. Сначала полагалось начинать и кончать трапезу, а после заключительной молитвы читать какое-нибудь место из Писания (описание у Тертуллиана, см. выше); если приглашен был и епископ или вообще священник, то следовало еще особое торжественное славословие (eulogia; см. Египетский церков. уст., 42 и сл.); наконец, А. нередко происходила в церкви (там же). Но именно это последнее явление признавалось нежелательным, так как всякое угощение естественно вело к излишествам, нарушавшим церковное благочиние. И вот мы видим, как в эпоху св. Августина (5-й в.) А. устраняется из церкви и переходит в частные дома. — III. Это перенесение А. в частные дома повело к прекращению ее существования, как таковой: она просто превратилась в один из видов частной христианской благотворительности, перестав быть общинным институтом. A так как и само имя А. исчезло еще ранее, то уже ничто в тех частных угощениях бедных, которые, разумеется, никогда не прекращались и не прекратились до сих пор, не напоминало их первоначального значения как союза любви в общине Христа. — Что касается вопроса о происхождении Α., то он осложняется тем, что его можно решить в трояком направлении, т. е. признать либо самобытно христианское, либо античное (языческое), либо, наконец, еврейское ее происхождение. Об еврейских аналогиях к А. см. ниже. Мнение о христианском происхождении основано на первоначальном соединении А. с евхаристией и несомненном факте, что последняя происходила в память о Тайной Вечере. Все же не должно забывать, что для того языческого мира, в который было занесено христианство, Α., как таковая (т. е. без связи с евхаристией), ничего нового не представляла: она была давным-давно в ходу в так наз. коллегиях, т. е. тех обществах греко-римского мира, которые были отчасти братствами, отчасти артелями, отчасти клубами и во многих отношениях послужили прообразами для первобытных христианских общин. Здесь часто в дни рождения или поминальные дни патронов и патронесс коллегии происходило даровое угощение коллегиалов без различия сословия и пола: рабы приравнивались к свободным, бедные к богатым, если только они были членами одной коллегии (см. Waltzing, Étude historique sur les corporations professionelles chez les romains, I, 470 сл.). Кроме того, идея равенства свободных и рабов нашла вещественный символ в празднике Сатурналий, установившемся как в греческом, так и в римском мире в память о золотом веке, когда рабства еще не существовало: в этот праздник рабы пользовались полной свободой и угощались наравне со свободными. — Ср.: Weizsäcker, Das apostolische Zeitalter, III, 574 и сл.; Zahn в Herzog-Hauck, Rеаl Encyclop. f. protest. Theologie u. Kirche, V, 234 и сл.
Ф. З.2.
— В талмудической литературе упоминается о празднестве, подобном Агапе, причем «стол, поставленный пред дверьми богача для бедняков, уподобляется жертвеннику, на котором искупляются грехи богача» (Тарг. Иеруш. Шем., 40, 6). Всякая трапеза, за которой уделено место бедняку, именуется «трапезою пред Господом Богом» (Иезек., 41, 22; Берах., 55а; см. Аб., III, 20); отсюда возникло и выражение «вечеря Господня» (I Коринф., 11, 20), которое, несомненно, гораздо старше эпохи Иисуса. Некоторые из вавилонских «святых» придерживались древнего обычая — раньше преломления хлеба раскрывать двери дома и громко кричать на улицу: «Пусть все голодные идут ко мне и участвуют в моей трапезе» (р. Гуна в Таанит, 20б). Запасы, которые заготовлялись для бедняков на общественный счет, назывались «корбан» — жертвоприношение (Мидр. Зутта; см. Мидраш Шир га-Ширим, изд. Бубера, 23). Указанием на этот «жертвенник благостыни» Иоханан б.-Заккаи утешил ученика своего Иошую б.-Хананью, когда тот печаловался по поводу разрушения храма; при этом он сослался на сказанное у Осии (6, 6): «Ибо Я милосердия хочу, а не жертвы», и привел в пример Даниила, который «поклонялся Господу Богу» во время изгнания, отнюдь не принося Ему кровавых жертв, но заботясь о бедняках (Абот р. Натан, 4, 4). [J. E., I, 230].
3.