ДРУЗЬЯ ЗА ГРОБОМЪ.
Гонг-Конгъ, 15 ноября, 1844.
Туземцы Южныхъ провинцій Китая не имѣютъ, подобно Европейцамъ, правильныхъ кладбищъ; гробницы ихъ разсѣяны тамъ-и-сямъ по скатамъ холмовъ, вообще въ самыхъ живописныхъ мѣстахъ. Богатые обыкновенно далеко относятъ своихъ покойниковъ и прибѣгаютъ къ совѣту гадателя при выборѣ мѣста для гробницы. Гадатель провожаетъ покойника до назначеннаго мѣста и съ самоувѣренностью опредѣляетъ положеніе могилы и почву, которой долженъ быть преданъ прахъ усопшаго. Найдя мѣстоположеніе неудобнымъ, гадатель ведетъ процессію къ другому пункту, гдѣ всѣ признаки окажутся благопріятными. Многія китайскія семейства, кажется, сами назначаютъ эти признаки еще до смерти. Одинъ изъ богатѣйшихъ купцовъ нашихъ приводитъ тому примѣръ: посѣтивъ однажды стараго кантонскаго Гауква, онъ увидѣлъ передъ нимъ блюдо съ нѣсколькими пригоршнями земли; старикъ долго и внимательно разсматривалъ всѣ кучки и наконецъ, указавъ на одну изъ нихъ, назначилъ почву, которой хотѣлъ быть преданъ послѣ смерти. Не менѣе важенъ выборъ мѣстоположенія. Счастливымъ мѣстомъ для могилы считается холмъ, съ котораго виднѣется живописная бухта или озеро, еще лучше, если у подножія его извивается рѣка. Для большей вѣрности своихъ соображеній, гадатель-распорядитель похоронъ вооружается компасомъ. Эти люди, какъ увѣрялъ меня одинъ умный, знакомый мнѣ Китаецъ, иногда съ увлекательнымъ краснорѣчіемъ описываютъ будущее блаженство тѣхъ, которые вполнѣ подчиняются ихъ распоряженіямъ. Они щедро сулятъ имъ послѣ смерти несметныя богатства и почести въ награду за уваженіе къ праху родителей. Онъ сравниваетъ эти богатства и почести съ водоворотомъ, эмблемою безконечнаго блаженства.
Между этими велерѣчивыми гадателями часто встрѣчаются плуты, которые умѣютъ ловко пользоваться народными предразсудками. Случается, что они приходятъ къ родственникамъ умершаго, уже нѣсколько времени спустя послѣ похоронъ и настоятельно требуютъ перенесенія гроба на другое мѣсто. Встрѣтивъ сомнѣніе, они готовы поддержать свои требованія множествомъ доводовъ и доказательствъ, ясныхъ какъ день, но обыкновенно кончаютъ словами: «Какъ хотите! Да и мнѣ-то что за дѣло? Но не забудьте, что и вы умрете и не найдете успокоенія въ могилѣ, потому-что и ваши дѣти и родственники пренебрегутъ моими совѣтами». Бѣдные Китайцы трусятъ и платятъ все, что отъ нихъ требуютъ, лишь бы возобновить похороны своихъ родственниковъ.
Путешествуя на югѣ Китая, я часто встрѣчалъ гробницы въ самыхъ безмолвныхъ горныхъ мѣстахъ. Вообще онѣ мало разнятся между собою наружнымъ видомъ: на днѣ полукруглаго углубленія, подъ камнемъ, на которомъ высѣчена надпись, покоитсятѣло усопшаго. Богатые выкладываютъ полукружіе камнемъ или кирпичомъ и украшаютъ гробницу барельефами. Впереди гробницы обыкновенно устроена терраса. Келлери, ученый синологъ, говорилъ мнѣ, что надгробныя надписи Китайцевъ всегда просты, состоятъ лишь изъ имени покойника и времени его смерти. Лаконизмъ этихъ надписей могъ бы служить примѣромъ нашимъ громкимъ эпитафіямъ, которыя отличаются такою тщеславною болтливостью. Иногда (я не утверждаю, чтобъ это дѣлалось постоянно), по прошествіи времени, достаточнаго для превращенія трупа въ скелетъ, родственники вынимаютъ кости изъ гроба, и, тщательно уложивъ ихъ въ глиняную урну, ставятъ ее на вершину горы. Повременамъ все семейство навѣщаетъ урны и гробницы своихъ предковъ, начиная съ самаго старшаго: сжигаютъ благовонія, читаютъ молитвы, и обѣдаютъ по окончаніи церемоніи.
Въ окрестностяхъ Эмуи, весьма-населеннаго города, при похоронахъ слѣдуютъ другимъ обычаямъ: огромность населенія тому причиною. Тамъ встрѣчаются кладбища, подобныя европейскимъ; однакожъ богатые все-таки относятъ останки своихъ родныхъ на горы, какъ въ южныхъ провинціяхъ.
Чѣмъ далѣе подвигаешься къ сѣверу, тѣмъ рѣже встрѣчаются гробницы полукруглой формы и внѣшній видъ ихъ болѣе разнообразится. Въ Чу-санѣ, Нинг-по и другихъ мѣстахъ этой провинціи, большая часть гробовъ поставлена на поверхности земли и покрыта соломой. Ихъ можно было встрѣтить вездѣ, при дорогахъ, по рѣкамъ и каналамъ, въ рощахъ и другихъ уединенныхъ мѣстахъ… Иногда, если солома снята, дерево гроба сгнило, и голыя кости попадаются на глаза прохожимъ. На островѣ Чу-санѣ цѣлый холмъ покрытъ черепами и разными костями всѣхъ родовъ; отправляясь въ рощу за травами, я самъ часто проваливался въ развалившіеся гробы.
Однако, богачи этого округа съ большими почестями хоронятъ своихъ родственниковъ; иные воздвигаютъ даже каменные памятники. Мнѣ случалось видѣть на островѣ Чу-санѣ три или четыре истинно-великолѣпныя гробницы; онѣ построены не въ видѣ полукружія, какъ въ Южномъ Китаѣ, а четыреугольникомъ, и украшены барельефами работы извѣстныхъ художниковъ. Въ Китаѣ, какъ въ Европѣ, и почти на всемъ земномъ шарѣ вѣчнозеленый кипарисъ и ель посвящены могиламъ. Китайцы сажаютъ ихъ обыкновенно полукружіемъ, а иногда замѣняютъ растеніемъ photinia serrulata.
Разъѣзжая по округу Шангае, я встрѣтилъ большія зданія, построенныя богачами по-видимому для того, чтобъ служить имъ послѣднимъ жилищемъ. Въ одной изъ комнатъ зданія иногда виднѣлся гробъ передъ алтаремъ, со всею утварью для служенія идолопоклонническаго. Въ извѣстные дни на алтарѣ совершаются разные набожные обряды, сожигаются благовонія съ молитвами. Эти скорбные храмы строятся большею частію изъ пихты; иногда покойника хоронятъ внѣ храма, а внутри находятся только алтарь, утварь и помѣщеніе для сторожа съ его семействомъ.
Но самую замѣчательную изъ всѣхъ китайскихъ гробницъ я видѣлъ въ окрестностяхъ города Лонг-кин-фо. Она построена на отлогости небольшаго холма, и по-видимому принадлежитъ одному изъ важнѣйшихъ лицъ въ городѣ. Съ подножья холма широкая лѣстница ведетъ къ памятнику; по сторонамъ ея разставлены въ самомъ странномъ порядкѣ нѣсколько каменныхъ статуй; сколько я помню, внизу стоитъ пара козъ, далѣе, двѣ собаки, потомъ двѣ кошки, пара осѣдланныхъ и взнузданныхъ коней и, наконецъ, два великана-жреца. Въ-послѣдствіи, я видѣлъ въ Нинг-по двѣ или три гробницы, подобныя этой, только въ меньшемъ размѣрѣ.
Китайцы иногда долго не разстаются съ своими умершими родственниками. Этому обычаю одинаково слѣдуютъ богатые и бѣдные. Судя по множеству гробовъ, встрѣчающихся въ домахъ, можно полагать, что они по нѣскольку лѣтъ оставляютъ у себя покойниковъ. Эти гробы изъ толстыхъ, хорошо-сколоченныхъ досокъ, даже замазаны, для предупрежденія вредныхъ испареній.
Безъ сомнѣнія, многія изъ почестей, отдаваемыхъ мертвымъ, просто обычаи, освященные вѣками; но не ужели нельзя искать источника нѣкоторыхъ изъ нихъ въ искренней привязанности къ усопшему? Развѣ Китаецъ не можетъ сохранить память о друзьяхъ, родныхъ, которыхъ онъ любилъ въ жизни? Посѣщая могилы отцовъ, онъ можетъ вспомнить, что и его дѣти и внуки также пріидутъ поклониться праху его, исполнить обрядъ, который мы встрѣчаемъ, хотя въ разныхъ формахъ, у всѣхъ народовъ, дикихъ и образованныхъ.
Въ царствѣ Тси когда-то жили два бѣдняка. Съ самаго дѣтства, ихъ соединяла нѣжнѣйшая дружба. Одинъ изъ нихъ, Куан-Чунгъ, прозванъ былъ Ю; имя другаго Пао-шо, по прозванію Сіуен-дзе. Въ царствованіе Ванг-Кунга, первый, Пао-шо, сдѣланъ судьею: вѣрный данной клятвѣ, онъ употребилъ всѣ средства, чтобъ друга его Куан-Чунга сдѣлали министромъ, и постоянно старался быть ниже его. Они управляли государственными дѣлами въ примѣрномъ согласіи, составляя какъ-бы одно лицо.
— Я участвовалъ въ трехъ сраженіяхъ, говаривалъ Куан-Чунгъ: — и три раза обращался въ бѣгство; однакожъ Пао-шо не считаетъ меня трусомъ; ему извѣстно, что у меня есть престарѣлая мать, и хотя меня три раза отставляли отъ должности, онъ увѣренъ въ моей сыновней любви. Хоть я не всегда соглашаюсь съ его мнѣніемъ, иногда даже спорю съ нимъ, онъ не считаетъ меня глупцомъ; онъ знаетъ, что я всегда дѣлюсь съ нимъ, что всегда даю ему большую часть, выигралъ ли я или проигралъ; онъ убѣжденъ, что я не скупъ. Онъ зналъ меня бѣднымъ; жизнью я обязанъ моимъ родителямъ; но знаетъ меня лишь Пао-шо.
И до нынѣшняго дня, говоря объ истинныхъ друзьяхъ, всегда называютъ Куана и Пао. Разскажемъ теперь исторію двухъ друзей, подобныхъ Куану и Пао, которые, будучи сведены случаемъ, пожертвовали одинъ за другаго жизнью и оставили по себѣ неизгладимую память.
Это было во время Чюен-дзіеу, когда Юен-ватъ, царь Тсу, окружая почестями послѣдователей Конфуція и Лаодзе, призывалъ къ себѣ мудрецовъ и ученыхъ. Желавшіе воспользоваться милостью государя, со всѣхъ сторонъ стекались на зовъ его.
Въ горахъ Ди-ши, къ западу отъ Кіанга, въ то время жилъ глубоко-ученый мужъ, котораго имя Цо, и прозвище Пе-тао. Лишившись родителей еще въ первой молодости, онъ съ жаромъ предался ученымъ занятіямъ, — изъискивалъ лучшую систему управленія государствомъ и средство осчастливить народъ.
Пе-тао было около сорока лѣтъ: сильные васаллы средней шинеры въ это время явно стремились къ независимости. Мало было князей истинно-добродѣтельныхъ; самозванцамъ же, которые уважали только право сильнаго, не было счета. До-сихъ-поръ, Цо-пе-тао не искалъ должностей и чиновъ; но когда до него дошли слухи, что Юен-вангъ, владѣтель Тсу, страстный любовникъ добродѣтелей и правосудія, призываетъ къ себѣ всѣхъ ученыхъ и мудрецовъ, онъ уложилъ свои книги, простился съ родными и сосѣдями, и направилъ путь въ царство Тсу.
Небольшими переходами достигъ онъ Юич-ти. Это было зимой.
Не смотря на вѣтеръ и дождь, Цо-пе-тао не унывалъ. — Однажды, промокнувъ до костей, онъ подходилъ къ селенію; начинало смеркаться. — Озираясь, чтобъ найдти убѣжище отъ непогоды, онъ замѣтилъ не вдалекѣ, посреди бамбуковаго лѣсу, свѣтъ огонька. Онъ тотчасъ повернулъ въ ту сторону, и скоро увидѣлъ маленькій домикъ, крытый соломой и огражденный бамбуковымъ заборомъ. — Вошедъ въ ограду, онъ слегка постучалъ въ дверь. Дверь отворилась; на порогѣ показалась человѣческая фигура и Цо-пе-тао не замедлилъ сдѣлать ей должные поклоны.
— Вашъ нижайшій слуга изъ Си-кіанга, началъ онъ: — имя его Цо-пе-тао; путь его лежитъ въ царство Тсу. Остановленный дождемъ и ненаходя гостинницы, онъ проситъ у васъ ночлега. Завтра рано утромъ онъ опять отправляется въ путь. Ему неизвѣстно, будетъ ли исполнена его просьба.
Услышавъ такую рѣчь, незнакомецъ поспѣшилъ отвѣтить на поклоны и пригласилъ путника войдти въ хижину.
Окинувъ комнату взоромъ, Цо-пе-тао увидѣлъ въ ней только кровать, заваленную книгами. Изъ этого онъ заключилъ, что находится у ученаго, и принялся дѣлать предписанные поклоны.
— Безъ церемоній, лучше посушите свое платье, сказалъ неизвѣстный и бросилъ нѣсколько бамбуковъ въ огонь. Пока Цо-пе-тао грѣлся и сушилъ свое платье, хозяинъ приготовилъ ужинъ и, поставивъ бутылку вина передъ гостемъ, сталъ подчивать его самымъ вѣжливымъ образомъ. — Пе-тао спросилъ его имя.
— Имя вашего нижайшаго слуги Янгъ, отвѣтилъ тотъ, прозвище — Кіо-нгай. Рано я лишился своихъ родителей; съ-тѣхъ-поръ живу одинъ въ этой хижинѣ и нахожу самое пріятное развлеченіе въ ученыхъ занятіяхъ. Полевыя работы теперь окончены, и встрѣча съ такимъ ученымъ докторомъ, пришедшимъ издалека, истинное счастіе. Сожалѣю только, что домъ мой въ такомъ жалкомъ состояніи, и смиренно испрашиваю извиненія.
— Въ такую погоду найдти кровъ, пищу и вино — это превышаетъ мои самыя дерзкія ожиданія, отвѣтилъ Цо-пе-тао. — Могу ли я не быть признательнымъ?
Они легли, но долго, до глубокой ночи продолжали разговаривать о своихъ ученыхъ занятіяхъ и уснули только на разсвѣтѣ.
Между-тѣмъ, дождь не переставалъ. Кіо-нгай уговорилъ Цо-пе-тао обождать непогоду, и вскорѣ истощилъ всѣ свои запасы. — Между ними завязалась тѣснѣйшая дружба. Кіо-нгай, будучи пятью годами моложе Пе-тао, обходился съ нимъ, какъ съ старшимъ братомъ.
По прошествіи трехъ дней, непогода утихла, и дороги сдѣлались проходимыми.
— Мудрый братъ мой, сказалъ Пе-тао: — своими талантами и добродѣтелями заслуживаетъ быть министромъ. Но онъ лелѣетъ тонкій шолкъ бамбуковъ и любитъ журчанье источника въ глухомъ лѣсу. Это достойно самаго искренняго сожалѣнія.
— Я не прочь отъ должности, отвѣтилъ Кіо-нгай: — но до-сихъ-поръ не искалъ мѣста.
— Государь Тсу возразилъ Пе-тао: — призываетъ къ себѣ ученыхъ всей имперіи; отъ-чего же братъ не рѣшится идти со мной?
— Я готовъ повиноваться приказаніямъ моего старшаго брата.
Кіо-нгай тотчасъ сдѣлалъ всѣ приготовленія и запасы, необходимые для этого путешествія. — Друзья вмѣстѣ вышли изъ хижины, и направились къ югу.
Послѣ двухдневнаго похода, дождь возобновился: они принуждены были остановиться въ трактирѣ, гдѣ скоро большая часть ихъ припасовъ пришла къ концу. Замѣтивъ это, они рѣшились идти далѣе, невзирая на непогоду. — Дождь лилъ какъ изъ ведра, жалобно вылъ порывистый вѣтеръ, и скоро страшная мятель смѣнила вихрь и дождь. Друзья стремились все далѣе на югъ; путь ихъ пролегалъ черезъ горы Ліангъ. Встрѣтившіеся имъ дровосѣки убѣждали ихъ воротиться, говоря, что на сто ли кругомъ нѣтъ и слѣда человѣческихъ жилищъ: только глубокія ущелья и безплодная пустыня, жилище волковъ и тигровъ.
— Что скажешь, мудрый братъ мой? спросилъ Пе-тао.
— Давно уже извѣстно, отвѣтилъ Кіо-нгай: — что жизнь, смерть и все предопредѣлено; дошедши до сихъ поръ, дойдемъ и далѣе, отбросивъ всякую мысль объ отступленіи.
Еще цѣлый день они шли неостанавливаясь и провели ночь въ древнихъ гробницахъ. Холодный вѣтеръ продувалъ ихъ легкую одежду. На слѣдующій день, вьюга усилилась; въ горахъ снѣга выпало на цѣлый футъ. Пе-тао началъ изнемогать: ему не по силамъ было бороться съ холодомъ.
— Намъ остается пройдти болѣе ста ли безлюдной пустыней, сказалъ онъ: =-- мы слишкомъ-легко одѣты, и запасы наши замѣтно истощаются. — Если только одинъ изъ насъ пойдетъ далѣе, онъ, вѣроятно, достигнетъ царства Тсу; продолжая же путь вмѣстѣ, мы замерзнемъ или умремъ голодною смертью. И къ-чему послужитъ наша смерть посреди растеній и деревъ?… Я сниму свою одежду и отдамъ ее моему добродѣтельному брату. Пусть онъ возьметъ и запасы, которые еще остаются: они поддержатъ его силы до конца путешествія. Я же останусь здѣсь и умру. Когда государь Тсу увидитъ моего брата, онъ тотчасъ сдѣлаетъ его важнымъ государственнымъ человѣкомъ, — тогда будетъ время заняться моими похоронами.
— Какъ, братъ мой можетъ предаваться такимъ мыслямъ! отвѣтилъ Кіо-нгай. — Конечно, мы не отъ однихъ родителей, но развѣ родство плоти могущественнѣе узъ добродѣтели? Я никогда не перенесъ бы мученій совѣсти, еслибъ оставилъ тебя, о братъ мой, одного на произволъ судьбы, а самъ пошелъ искать почестей! Нѣтъ, я никогда не соглашусь на это.
И Пе-тао, поддерживаемый Кіо-нгаемъ, прошелъ еще десять ли.
— Вьюга усиливается, а я не въ-силахъ сдѣлать шагу болѣе, сказалъ совершенно-ослабѣвшій Пе-тао.
Отъискивая убѣжище, они увидѣли на краю дороги пустой пень тутоваго дерева, въ которомъ человѣкъ легко могъ укрыться отъ снѣга. Кіо-нгай помогъ своему другу помѣститься внутри пня. Пе-тао попросилъ его высѣчь огня, ударивъ камень о камень, и зажечь нѣсколько сухихъ вѣтвей. Исполнивъ его просьбу, Кіо-нгай обернулся и увидѣлъ Пе-тао совершенно-нагимъ; платье свое сложилъ онъ въ кучи подлѣ себя.
— Къ-чему братъ мой сдѣлалъ это? вскричалъ Кіо-нгай внѣ себя отъ удивленія.
— Я разсудилъ, сказалъ Пе-тао: — что намъ осталось лишь это средство. — Пусть братъ мой перестанетъ заблуждаться; пусть онъ поторопится взять это платье, остающіеся припасы и отправится въ путь. — Я умру здѣсь!
Кіо-нгай зарыдалъ, обнялъ брата говоря. — Мы должны жить и умереть вмѣстѣ; мы не можемъ разстаться.
— Если мы умремъ здѣсь съ голоду, кто же похоронитъ наши бѣлыя кости?
— Такъ я же сниму свою одежду, сказалъ Кіо-пгай, и отдамъ ее моему старшему брату. Пусть онъ беретъ и припасы; если надо умереть, такъ слѣдуетъ умереть младшему брату.
— Я всегда былъ чрезвычайно-нѣженъ и слабъ, возразилъ Пе-тао — и хотя младшій братъ мой не силенъ, но въ сравненіи со мною онъ очень-крѣпокъ. — Его познанія гораздо-обширнѣе моихъ, и если король Тсу его увидитъ, то вѣрно дастъ ему важное мѣсто. — И стоитъ ли толковать о моей смерти? Не оставайся здѣсь долѣе, братъ мой, удались немедленно.
— Оставить брата умирать голодной смертью у этого дерева, а самому идти искать почестей — развѣ такъ поступаетъ человѣкъ добродѣтельный? Я этого не сдѣлаю.
— По собственному желанію, сказалъ Пе-тао: — оставилъ я горы Хи-ши; случайно вошелъ въ домъ моего брата, и съ первой встрѣчи мы стали друзьями. Скоро я открылъ въ моемъ братѣ рѣдкія сокровища познаній и убѣдилъ его искать должности. — Къ-несчастію, вѣтеръ и дождь противодѣйствуютъ намъ. Это судьба моя; я долженъ покориться. Но если я сдѣлаюсь причиной смерти брата, это будетъ грубая ошибка съ моей стороны.
Съ этими словами онъ хотѣлъ броситься въ рѣку, которая тутъ протекала. Но Кіо-нгай съ плачемъ удержалъ его въ своихъ объятіяхъ, хотѣлъ закутать одеждою и снова укрыть въ пнѣ. — Пе-тао противился. — Кіо-нгай хотѣлъ настаивать. Вдругъ Пе-тао измѣнился въ лицѣ; холодъ окостенилъ его члены; онъ не могъ говорить, и только знаками просилъ брата удалиться. — Кіо-нгай старался согрѣть своего друга, но холодъ уже проникъ до начала жизни. Члены его вытянулись; грудь судорожно вздымалась, и дыханіе готово было остановиться.
— Если я еще останусь здѣсь, подумалъ Кіо-нгай: — то самъ замерзну; кто тогда похоронитъ моего брата?
Онъ опустился на колѣни передъ Пе-тао, и, проливая горькія слезы, сказалъ ему:
— Удаляясь, недостойный братъ твой надѣется на покровительство твоего духа. Если онъ сдѣлается нѣсколько-извѣстнымъ, то обѣщаетъ тебѣ великолѣпныя похороны.
Пе-тао кивнулъ ему головой, хотѣлъ говорить, но дыханіе его остановилось: Кіо-нгай взялъ одежду и припасы, но все еще не могъ оторвать глазъ отъ друга. Наконецъ, онъ пошелъ съ растерзаннымъ сердцемъ и глазами, полными слезъ. — Ре-тао умеръ въ пнѣ тутоваго дерева.
Оцѣпенѣлый и полумертвый отъ голода, Кіо-нгай добрался до царства Тсу. Онъ остановился въ гостинницѣ и на слѣдующій день вошелъ въ городъ.
— Владѣтель Тсу, сказалъ онъ первому, попавшемуся ему на встрѣчу. — призываетъ къ себѣ умныхъ и мудрецовъ. Какъ же къ нему попасть?
— Двери дворца открыты для всѣхъ иностранцевъ, отвѣтили ему. — Тамъ Пей-чунгъ, въ званіи піанг-та-фу, принимаетъ ученыхъ всей имперіи.
Кіо-нгай пришелъ къ указанному ему мѣсту въ то самое время, когда Пей-чунгъ сходилъ съ колесницы. — Кіо-нгай подошелъ къ нему и, скрестивъ на груди руки, отвѣсилъ низкій поклонъ. Пей-чунгъ поспѣшилъ отвѣтить на поклонъ, ибо тотчасъ замѣтилъ, что Кіо-нгай, хотя и покрытъ рубищемъ, однако человѣкъ не дюжинный.
— Откуда ученый докторъ? спросилъ онъ тотчасъ.
— Вашъ покорнѣйшій слуга, Янг-Кіо-нгай изъ Іонг-чеу, отвѣтилъ онъ. — Услышавъ, что великій государь призываетъ къ себѣ ученыхъ, я поспѣшилъ на зовъ его.
Пей-чунгъ ввелъ его въ домъ, назначенный для иностранцевъ, и приказалъ угостить яствами и виномъ. — Кіо-нгай провелъ тамъ ночь. На слѣдующій день, Пей-чунгъ пришелъ убѣдиться въ его познаніяхъ. Кіо-нгай отвѣчалъ на всѣ вопросы: рѣчь его лилась рѣкою. Пей-чунгъ былъ восхищенъ и тотчасъ поспѣшилъ дать Юен-Вангу отчетъ объ экзаменѣ. Государь приказалъ позвать къ себѣ Кіо-нгая и спросилъ его какимъ-образомъ увеличить богатства и силы государства? Кіо-нгай, немедля много, предложилъ десять плановъ, удивительно-приспособленныхъ къ нуждамъ времени. Царь былъ въ восторгѣ, приказалъ задать пиръ въ честь Кіо-нгая, возвелъ его въ званіе чунг-та-фу, и подарилъ ему его унцій золота и сто кусковъ шелковой матеріи самыхъ различныхъ цвѣтовъ.
Кіо-нгай дѣлалъ поклонъ за поклономъ, и глаза его наполнились слезами.
Юен-Вангъ спросилъ причину его грусти. На вопросъ царя, Кіо-нгай разсказалъ, какъ Цо-пе-тао снялъ съ себя одежду, отдалъ всѣ припасы и умеръ въ пустынѣ. Юен-Вангъ и весь дворъ его были глубоко тронуты.
— Что же угодно вашей милости? прервалъ его царь.
— Вашъ министръ, отвѣчалъ Кіо-нгай: — желаетъ получить отпускъ, чтобъ отправиться въ горы Ліангъ. Предавъ землѣ прахъ Цо-пе-тао, онъ вернется на службу къ великому государю. Юен-Вангъ взвелъ покойнаго Цо-пе-тао въ званіе чунг-та-фу, приказалъ сдѣлать великолѣпныя похороны и назначилъ отрядъ всадниковъ въ конвой къ колесницѣ Кіо-нгая.
Простившись съ царемъ, Кіо-нгай поспѣшилъ въ горы Ліангъ. Онъ нашелъ трупъ Цо-пе-тао въ томъ же положеніи, какъ оставилъ его: трупъ былъ совершенно-свѣжъ. Кіо-нгай сдѣлалъ нѣсколько поклоновъ своему другу, потомъ приказалъ свитѣ своей собрать старшинъ изъ окрестностей и съ ними выбралъ мѣсто могилы у источника Пу-танга. Впереди протекала широкая рѣка, сзади могила упиралась въ гигантскую отлогость горы, съ правой и съ лѣвой стороны ее ограничивалъ рядъ холмовъ: нельзя было найдти мѣста, которое бы соединяло въ себѣ болѣе благопріятныхъ признаковъ.
Трупъ Цо-пе-тао вымыли благовоніями, украсили знаками и колпакомъ та-фу и въ двойномъ гробѣ опустили въ могилу, окруженную насыпью и усаженную деревьями. Шагахъ въ тридцати отъ могилы выстроили храмъ для надгробныхъ жертвоприношеніи. Статуя Цо-пе-тао изъ обожженой глины украсила внутренность его, а надпись на столбѣ увѣковѣчила имя покойника. Даже для сторожа не забыли построить возлѣ насыпи кирпичный домикъ. Когда постройки были окончены, начались жертвоприношенія. Всѣ присутствовавшіе проникнуты были глубокою печалью; старшины же и спутники Кіо-нгая плакали на-взрыдъ.
По окончаніи церемоніи, всѣ удалились. Кіо-нгай приказалъ освѣтить храмъ и провелъ тамъ всю ночь, проливая горькія слезы. Вдругъ холодный вѣтеръ съ шумомъ ворвался въ храмъ и едва не задулъ лампъ. Когда внутренность храма вновь освѣтилась, Кіо-нгай увидѣлъ въ тѣни человѣческую фигуру. Изъ груди незнакомца вырывались тяжелые вздохи: онъ стоялъ въ нерѣшимости, подвинуться впередъ или нѣтъ.
— Кто тамъ? закричалъ Кіо-нгай: — кто осмѣлился войдти сюда ночью, несмотря на строгое запрещеніе?
Отвѣта не было. Кіо-нгай подошелъ къ незнакомцу, и тотчасъ узналъ Цо-пе-тао.
— Духъ брата моего еще не удалился, вскричалъ онъ съ удивленіемъ. — Вѣрно какая-нибудь важная причина заставила его навѣстить своего младшаго брата.
— Благодарю моего добродѣтельнаго друга, что онъ не забылъ меня, сказалъ Цо-пе-тао: — едва ступивъ на стезю почестей, онъ и спросилъ у государя позволеніе похоронить меня. Я ему обязанъ высокимъ званіемъ, которымъ меня почтили. Гробы мои и памятники красоты неукоризненной. Одно лишь — вблизи моей могилы гробница Кинг-ко. Этотъ человѣкъ при жизни возмутился противъ государя Тсина и былъ убитъ, претерпѣвъ пораженіе. Духъ его заносчивъ и дикъ. Каждую ночь онъ приходитъ ко мнѣ, вооруженный мечомъ, и ругается надо мной, говоря: «Жалкій нищій, умершій съ голоду и холоду какъ ты осмѣлился лечь мнѣ на плечи, лишить меня воды и вѣтра моего? Если ты тотчасъ не покинешь эти мѣста, я разорю твою могилу, выну трупъ твой и по полямъ размечу куски его!» Находясь въ такомъ отчаянномъ положеніи, я пришелъ къ моему брату съ просьбою перенести тѣло мое въ другое мѣсто и спасти меня отъ ужаснаго несчастія.
Кіо-нгай хотѣлъ ему отвѣтить, по вѣтеръ снова задулъ нѣсколько лампъ, и тѣнь исчезла. Кіо-нгай хотя принялъ это явленіе за сонъ, однакожь всѣ обстоятельства ясно врѣзались ему въ память.
Только-что начало свѣтать, онъ послалъ за старшинами и спросилъ ихъ, нѣтъ ли какой могилы въ сосѣдствѣ гробницы Пе-тао? Ему отвѣтили, что вблизи, подъ сѣнью кипариса, находится могила Кинг-ко, а передъ нею храмъ, посвященный духамъ.
— Человѣкъ этотъ, сказалъ Кіо-нгай: — убитъ въ возмущеніи противъ царя Тсинъ. Отъ-чего же могила его здѣсь?
Узнавъ, что Кинг-ко убитъ и трупъ оставленъ на полѣ битвы, Као-цейи-ли, житель этой страны, принесъ его сюда и похоронилъ на этомъ мѣстѣ. Это былъ знаменитый духъ, и жители окрестныхъ странъ воздвигли ему храмъ, въ которомъ четыре раза и;ь годъ приносятъ жертвы, чтобъ онъ даровалъ имъ счастіе и богатство.
Кіо-нгай не сомнѣвался болѣе въ дѣйствительности видѣнія. Окруженный всѣмъ конвоемъ своимъ, онъ отправился въ храмъ Кинг-ко и, погрозивъ кулакомъ изображенію его, произнесъ слѣдующую рѣчь:
«Наслѣдникъ престола царства Іенъ поддерживалъ тебя, неизвѣстнаго поддавнаго. Помощь знаменитой красавицы и богатыя награды служили ему порукой твоей преданности. Не придумавъ плана для осуществленія своихъ честолюбивыхъ замысловъ, онъ послалъ тебя въ царство Тсинъ, чтобъ тамъ поднять знамя бунта и убить тебя. Въ этой странѣ ты обманывалъ жителей, а теперь пользуешься ихъ жертвоприношеніемъ. Ты даже осмѣлился безпокоить брата моего, Цо-пе-тао, одного изъ извѣстнѣйшихъ ученыхъ нашего времени, человѣка добраго, великодушнаго и справедливаго, человѣка истинно-ученаго? Но знай, что я разрушу храмъ твои, разрою могилу, и навсегда отрѣжу тебѣ корни и вѣтви за малѣйшую обиду, нанесенную моему брату.»
Съ этими словами онъ повернулся и пошелъ молиться на могилу Цо-пе-тао.
— Пусть старшій братъ увѣдомитъ меня, сказалъ онъ: — если Кинг-ко еще разъ пріидетъ къ нему съ угрозами.
Онъ рѣшился провести ночь въ храмѣ и опять освѣтилъ его.
Цо-пе-тао не замедлилъ явиться.
— Благодарю брата моего за то, что онъ сдѣлалъ, сказалъ онъ со вздохомъ: — но у Кинг-ко множество приверженцевъ и вся страна приноситъ ему жертвы. Я прошу моего брата сдѣлать нѣсколько чучелъ изъ соломы, вооружить ихъ, одѣтыхъ въ разноцвѣтныя платья, и сжечь передъ моей могилой. Съ помощью ихъ я надѣюсь обезоружить Кинг-ко.
И онъ исчезъ съ послѣдними словами.
Кіо-нгай приказалъ надѣлать къ слѣдующей ночи множество чучелъ, одѣлъ ихъ въ разноцвѣтныя шелковыя платья, далъ каждому въ руки копье или мечъ, и, исполняя наставленія Пе-тао, сжегъ всѣхъ передъ могилою. По окончаніи церемоніи, онъ опять обратился къ своему другу, прося увѣдомить, окажется ли это средство недѣйствительнымъ. Кіо-нгай отправился въ храмъ. Всю ночь слышали шумъ дождя, свистъ вѣтра и стукъ оружія. Кіо-нгай вышелъ, чтобъ узнать причину этого шума: Цо-пе-тао бросился къ нему на встрѣчу.
— Люди, сожженные моимъ братомъ, оказались безполезными, сказалъ онъ. Као-ціен-ли поддерживаетъ Кинг-ко, и скоро прахъ мой будетъ изгнанъ изъ могилы. Я надѣюсь, что братъ мой схоронитъ меня въ другомъ мѣстѣ, предупредитъ угрожающую опасность.
— Этотъ человѣкъ рѣшился еще разъ поругаться надъ моимъ братомъ! вскричалъ Кіо-нгай. — Такъ я же самъ пойду съ нимъ сражаться.
— Братъ мой только человѣкъ, возразилъ Пе-тао: — мы же всѣ духи. Храбрый человѣкъ можетъ воспротивиться своимъ ближнимъ, но какъ бороться съ тѣнью? Чучелы помогли мнѣ своимъ оружіемъ, но не могли обратить въ бѣгство этихъ сильныхъ духовъ.
— Поди, братъ мой, сказалъ Кіо-нгай. — До завтра. Я знаю, что мнѣ остается дѣлать.
На слѣдующій день, онъ отправился въ храмъ Кинг-ко. Осыпавъ изображеніе его ругательствами, онъ разбилъ его и готовился сжечь храмъ, но старшины убѣдительно стали просить пощады.
— Это священный огонь цѣлаго селенія, говорили они ему. — Страшное бѣдствіе грозитъ народу, если вы его разрушите.
Вслѣдъ за ними и всѣ жители соединились, чтобъ просьбами своими смягчить сердце Кіо-нгая. Онъ не могъ устоять, — вернулся въ храмъ и написалъ слѣдующее посланіе къ царю Тсу:
«Цо-пе-тао снабдилъ вашего министра пищею, и, сохранивъ его жизнь, далъ ему случай представиться святому владыкѣ, который осыпалъ его благодѣяніями, облекъ въ высокое званіе, даіъ ему все, чтобъ сдѣлать жизнь его пріятною. Нынѣ министръ долженъ истощить свое сердце, чтобъ доказать другу свою безпредѣльную признательность.»
Отдавъ это посланіе одному изъ своей свиты, онъ пошелъ съ ними къ могилѣ Цо-пе-тао, и тамъ, проливая горькія слезы, сказалъ:
— Брата моего Цо-пе-тао преслѣдуетъ могущественная тѣнь Кинг-ко. Ничѣмъ онъ не можетъ избавиться отъ гоненій: я этого не потерплю. Еслибъ я разрушилъ храмъ, разрылъ могилу Кинг-ко, то, можетъ-быть, навлекъ бы бѣдствія на эту страну. Лучше умереть и сдѣлаться духомъ горныхъ источниковъ, чтобъ помочь брату сражаться съ ужасною тѣнью. Вы похороните тѣло мое съ правой стороны могилы Пе-тао. Въ жизни и смерти я хочу быть возлѣ него. Воротитесь въ Тсу и отдайте это посланіе госуларю. Я настоятельно прошу государя слѣдовать совѣтамъ его министра, и неизмѣнно покровительствовать горамъ, рѣкамъ и духамъ, которые управляютъ произведеніями земли.
Съ послѣдними словами, онъ пронзилъ себя мечомъ. Послѣ тщетныхъ усилій привести Кіо-нгая къ жизни, спутники положили его въ двойной гробъ и похоронили возлѣ Цо-пе-тао.
Ночью дождь и вѣтеръ усилились; все небо было въ огнѣ; страшные перекаты грома сливались со стукомъ оружія, который слышенъ былъ на нѣсколько ли кругомъ. Пораженная молніей, могила Кинг-ко разверзлась, и обнаженныя кости его разсѣялись по равнинѣ; кипарисъ, осѣнявшій могилу, вырванъ съ корнемъ; храмъ сгорѣлъ, и на мѣстѣ его осталась безплодная земля; старшины, пораженные ужасомъ, приносили жертвы и падали ницъ передъ могилами Цо-пе-тао и Янг-кіо-нгая.
Вернувшись въ царство Тсу, конвой покойнаго министра разсказалъ все, что случилось. Чтобъ почтить память своего достойнаго совѣтника, Юен-Вангъ поручилъ одному изъ судей построить храмъ передъ могилою Кіо-нгая и возвелъ его въ званіе шанг-та-фу. Въ указѣ, которымъ назначалась постройка храма, онъ названъ храмомъ вѣрности и добродѣтели.
Надпись увѣковѣчила это происшествіе. Священный огонь сохранился до нашихъ дней; душа Кинг-ко навсегда уничтожена, хотя сельскіе жители и продолжаютъ приносить жертвы по четыре раза въ годъ для искупленія душъ.
- ↑ Помѣщаемъ это письмо англійскаго садовода Р. Фортюна въ видѣ предисловія къ слѣдующей за нимъ китайской повѣсти.