Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2015.
ДРУЖКИ править
Когда Ленин неожиданно, не постучавшись, вошел в кабинет Троцкого — тот сделал молниеносный прыжок тигра к письменному столу и, благодаря этому, очутился спокойно покуривающим папиросу в подозрительном отдалении от лежащего на полу раскрытого чемодана.
— Что это вы делаете? — осведомился Ленин, поглядывая то на Троцкого, то на чемодан.
— Не видите разве? Папиросу курю.
— А чемодан? Почему раскрыт?
— Ветром раскрыло.
— Но вы, я вижу, укладывали в него белье. Вон еще носки лежат не уложенные.
— На дачу собираюсь.
— В сентябре-то?
— А что ж. В сентябре дача имеет свою прелесть: эти летающие золотые нити паутины, эти печальные георгины и астры, свесившие головки, этот плачущий ветер в трубе…
— Именно, что плачущий… Все оказалось золотыми нитями легкой путины, всюду свисшие головки и повсюду скоро плач будет!.. Когда?
— Что когда?
— Удираете.
— А вам какое дело? Я же вас не спрашиваю.
— Я и не собираюсь. Что бы там ни было, я все равно останусь тут — на страже Третьего Интернационала, в этом прекрасном пылающем очаге мировой революции, освещающем прекрасными лучами…
— Бросьте дурака валять. Надоело.
— Могу и бросить. Слушайте, как вообще дела на фронте? А? Чего ж вы молчите? Так-с. Навоевались, значит. Хе-хе!.. Наполеон-то оказался на короткую дистанцию!..
— Вам-то уж помолчать надо! Хвалились мировой пожар зажечь! Синица несчастная!
— Я и обещал зажечь. Но как? При помощи вашего оружия ваших войск. Разве я знал, что Наполеону со всех сторон по шее дадут…
— А зачем в семнадцатом году армию разложили?
— А вы зачем потом ее плохо сложили?
— А почему вы мне не предоставили неограниченной диктатуры?
Ленин хитро усмехнулся и пронзительно взглянул на Троцкого:
— Ой, Лева, Лева! Ведь насквозь я вас вижу. Дай я вам неограниченную власть — да вы сейчас же бы сковернули меня и короновались на царство.
Троцкий покраснел и отшвырнул папиросу:
— Что вы за глупости такие говорите!
— Ладно вам! Знаю. Была мыслишка помазаться на царство. Ну, посуди сам, голубчик: с твоим ли рылом…
— Что вам вообще угодно?
— Да-с… Вместо помазания — мазали, мазали по губам да как смажут!.. Вот теперь и приходится с чемоданом возиться.
— Небось, и вы около чемодана, как дитя около елки, резвитесь?
— Я? Нет, мой милый. Не такой Ленин человек. Я, как капитан, не сойду с тонущего корабля и мое последнее воззвание к пролетариату всего мира… Вот я вам сейчас прочту черновичок… Где он? А, вот: в боковом кармане…
— Послушайте! Из кармана что-то выронили!
— Где? Ничего не выронил.
— Как ничего? Да это паспорт. И заграничный! Послушайте! Ведь это ваш паспорт. Почему заграничный?
— Что за глупости! Почему — мой? Меня зовут — Владимир Ленин, а это — Григорий Трошкин. На улице давеча нашел.
— А почему ж ваш портрет приклеен?
— Это я ему на память наклеил. Очень хороший человек этот Гриша Трошкин. «Володя, говорит, дай мне на память о наших отноше…».
— Эх, Гриша, Гриша! Вот — те и капитан на корабле. Крыса вы с корабля, а не капитан. Однако, послушайте… Неужели вы думаете, что вас по лицу не узнают — Трошкин вы, Вошкин или Картошкин?
— Да уж… Это вас нужно поблагодарить. Черт вас наддал наши портреты совать куда надо, куда и не надо. Царствующих особ нашел, нечего сказать! Когда в коллекции хотя бы одного сыскного фигурируешь — и то засыпаться можно, а тут — накося! И в журналах, и на витринах, и у коммунистов, в домах вместо образа — чуть в Успенском соборе не повесил…
— Это разве я? Это Луначарский с большого ума. Куда думаешь махнуть?
— На Бермудские острова. А ты?
— В Мельбурн.
— Так-с. Ну, предположим, мы это оба соврали. Теперь по-настоящему — куда ты едешь?
— По-настоящему? На Вандименову землю. А ты?
— По-настоящему? На Землю Франца-Иосифа.
— Правильно. А так как мы опять оба для конспирации соврали, и так как все делается до трех раз, — то говори теперь истинную правду: куда едешь?
— Правду сказать? К черту на кулички… А ты?
— Я? Куда ворон костей не заносил.
Ленин встал и, протянув Троцкому руку, и пожимая ее, и потрясая ее, и глядя в глаза друга своими бегающими, узкими калмыцкими глазками, сказал на прощанье:
— Поцарствовали, значит?
Троцкий усмехнулся:
— Вот уж о ком можно сказать: «Попили кровушки». Засмеялись. Разошлись.
До скорого свидания, товарищи!
Скоро, вероятно, встретимся.
КОММЕНТАРИИ править
Впервые: Юг России, 1920, 12 (25) сентября, № 132 (327). Печатается по тексту газеты.