Леонид Андреев править
Друг править
Когда поздний ночью он звонил у своих дверей, первым звуком после колокольчика был звонкий собачий лай, в котором слышались и боязнь чужого и радость, что это идет свой. Потом доносилось шлепанье калош и скрип снимаемого крючка.
Он входил и раздевался в темноте, чувствуя недалеко от себя молчаливую женскую фигуру. А колена его ласково царапали когти собаки, и горячий язык лизал застывшую руку.
— Ну, что? — спрашивал заспанный голос тоном официального участия.
— Ничего. Устал, — коротко отвечал Владимир Михайлович и шел в свою комнату.
За ним, стуча когтями по вощеному полу, шла собака и вспрыгивала на кровать. Когда свет зажженной лампы наполнял комнату, взор Владимира Михайловича встречал упорный взгляд черных глаз собаки. Они говорили: приди же, приласкай меня. И, чтобы сделать это желание более понятным, собака вытягивала передние лапы, клала на них боком голову, а зад ее потешно поднимался, и хвост вертелся, как ручка у шарманки.
— Друг ты мой единственный! — говорил Владимир Михайлович и гладил черную блестящую шерсть. Точно от полноты чувства, собака опрокидывалась на спину, скалила белые зубы и легонько ворчала, радостная и возбужденная. А он вздыхал, ласкал ее и думал, что нет больше на свете никого, кто любил бы его.
Если Владимир Михайлович возвращался рано и не уставал от работы, он садился писать, и тогда собака укладывалась комочком где-нибудь на стуле возле него, изредка открывала один черный глаз и спросонья виляла хвостом. И когда, взволнованный процессом творчества, измученный муками своих героев, задыхающийся от наплыва мыслей и образов, он ходил по комнате и курил папиросу за папиросой, она следила за ним беспокойным взглядом и сильнее виляла хвостом.
— Будем мы с тобой знамениты, Васюк? — спрашивал он собаку, и та утвердительно махала хвостом.
— Будем тогда печенку есть, ладно?
«Ладно», — отвечала собака и сладко потягивалась: она любила печенку.
У Владимира Михайловича часто собирались гости. Тогда его тетка, с которой он жил, добывала у соседей посуду, поила чаем, ставя самовар за самоваром, ходила покупать водку и колбасу и тяжело вздыхала, доставая со дна кармана засаленный рубль. В накуренной комнате звучали громкие голоса. Спорили, смеялись, говорили смешные и острые вещи, жаловались на свою судьбу и завидовали друг другу; советовали Владимиру Михайловичу бросить литературу и заняться другим, более выгодным делом. Одни говорили, что ему нужно лечиться, другие чокались с ним рюмками и говорили о вреде водки для его здоровья. Он такой больной, постоянно нервничающий. Оттого у него припадки тоски, оттого он ищет в жизни невозможного. Все говорили с ним на «ты», и в голосе их звучало участье, и они дружески звали его с собой ехать за город продолжать попойку. И когда он, веселый, кричащий больше всех и беспричинно смеющийся, уезжал, его провожали две пары глаз: серые глаза тетки, сердитые и упрекающие, и черные, беспокойно ласковые глаза собаки.
Он не помнил, что он делал, когда пил и когда к утру возвращался домой, выпачканный в грязи и мелу и потерявший шляпу. Передавали ему, что во время попойки он оскорблял друзей, а дома обижал тетку, которая плакала и говорила, что не выдержит такой жизни и удавится, и мучил собаку за то, что она не идет к нему ласкаться. Когда же она, испуганная и дрожащая, скалила зубы, то бил ее ремнем. Наступал следующий день; все уже кончали свою дневную работу, а он просыпался больной и страдающий. Сердце неровно колотилось в груди и замирало, наполняя его страхом близкой смерти, руки дрожали. За стеной, в кухне, стучала тетка, и звук ее шагов разносился по пустой и холодной квартире. Она не заговаривала с Владимиром Михайловичем и молча подавала ему воду, суровая, непрощающая. И он молчал, смотрел на потолок в одно давно им замеченное пятнышко и думал, что он сжигает свою жизнь и никогда у него не будет ни славы, ни счастья. Он сознавал себя ничтожным, и слабым, и одиноким до ужаса. Бесконечный мир кишел движущимися людьми, и не было ни одного человека, который пришел бы к нему и разделил его муки, — безумно-горделивые помыслы о славе и убийственное сознание ничтожества. Дрожащей, ошибающейся рукой он хватался за холодный лоб и сжимал веки, но, как ни крепко он их сжимал, слеза просачивалась и скользила по щеке, еще сохранившей запах продажных поцелуев. А когда он опускал руку, она падала на другой лоб, шерстистый и гладкий, и затуманенный слезой взгляд встречал черные, ласковые глаза собаки, и ухо ловило ее тихие вздохи. И он шептал, тронутый, утешенный:
— Друг, друг мой единственный!..
Когда он выздоравливал, к нему приходили друзья и мягко упрекали его, давали советы и говорили о вреде водки. А те из друзей, кого он оскорбил пьяный, переставали кланяться ему. Они понимали, что он не хотел им зла, но они не желали натыкаться на неприятность. Так, в борьбе с самим собой, неизвестностью и одиночеством протекали угарные, чадные ночи и строго карающие светлые дни. И часто в пустой квартире гулко отдавались шаги тетки, и на кровати слышался шепот, похожий на вздох:
— Друг, друг мой единственный!..
И наконец она пришла, эта неуловимая слава, пришла нежданная-негаданная и наполнила светом и жизнью пустую квартиру. Шаги тетки тонули в топоте дружеских ног, призрак одиночества исчез, и замолк тихий шепот. Исчезла и водка, этот зловещий спутник одиноких, и Владимир Михайлович более не оскорблял ни тетки, ни друзей. Радовалась и собака. Еще звончее стал ее лай при поздних встречах, когда он, ее единственный друг, приходил добрый, веселый, смеющийся, и она сама научилась смеяться; верхняя губа ее приподнималась, обнажая белые зубы, и потешными складками морщился нос. Веселая, шаловливая, она начинала играть, хватала его вещи и делала вид, что хочет унести их, а когда он протягивал руки, чтобы поймать ее, подпускала его на шаг и снова убегала, и черные глаза ее искрились лукавством. Иногда он показывал собаке на тетку и кричал: «куси», и собака с притворным гневом набрасывалась на нее, тормошила ее юбку и, задыхаясь, косилась черным лукавым глазом на друга. Тонкие губы тетки кривились в суровую улыбку, она гладила заигравшуюся собаку по блестящей голове и говорила:
— Умная собака, только вот супу не любит.
А по ночам, когда Владимир Михайлович работал и только дребезжание стекол от уличной езды нарушало тишину, собака чутко дремала возле него и пробуждалась при малейшем его движении.
— Что, брат, печенки хочешь? — спрашивал он.
— Хочу, — утвердительно вилял хвостом Васюк.
— Ну погоди, куплю. Что, хочешь, чтобы приласкал? Некогда, брат, некогда. Спи.
Каждую ночь спрашивал он собаку о печенке, но постоянно забывал купить ее, так как голова его была полна планами новых творений и мыслями о женщине, которую он полюбил. Раз только вспомнил он о печенке; это было вечером, и он проходил мимо мясной лавки, а под руку с ним шла красивая женщина и плотно прижимала свой локоть к его локтю. Он шутливо рассказал ей о своей собаке, хвалил ее ум и понятливость. Немного рисуясь, он передал о том, что были ужасные, тяжелые минуты, когда он считал собаку единственным своим другом, и шутя рассказал о своем обещании купить другу печенки, когда будет счастлив… Он плотнее прижал к себе руку девушки.
— Художник! — смеясь, воскликнула она. — Вы даже камни заставите говорить; а я очень не люблю собак: от них так легко заразиться.
Владимир Михайлович согласился, что от собаки легко можно заразиться, и промолчал о том, что он иногда целовал блестящую черную морду.
Однажды днем Васюк играл больше обыкновенного, а вечером, когда Владимир Михайлович пришел домой, не явился встречать его, и тетка сказала, что собака больна. Владимир Михайлович встревожился и пошел в кухню, где на тоненькой подстилке лежала собака. Нос ее был сухой и горячий, и глаза помутнели. Она пошевелила хвостом и печально посмотрела на друга.
— Что, мальчик, болен? Бедный ты мой!
Хвост слабо шевельнулся, и черные глаза стали влажными.
— Ну, лежи, лежи.
«Надо бы к ветеринару отвезти, а мне завтра некогда. Ну, да так пройдет», — думал Владимир Михайлович и забыл о собаке, мечтая о том счастье, какое может дать ему красивая девушка. Весь следующий день его не было дома, а когда он вернулся, рука его долго шарила, ища звонка, а найдя, долго недоумевала, что делать с этой деревяшкой.
— Ах, да нужно же позвонить, — засмеялся он и запел: — Отворите!
Одиноко звякнул колокольчик, зашлепали калоши, и скрипнул снимаемый крючок. Напевая, Владимир Михайлович прошел в комнату, долго ходил, прежде чем догадался, что ему нужно зажечь лампу, потом разделся, но еще долго держал в руках снятый сапог и смотрел на него так, как будто это была красивая девушка, которая сегодня сказала так просто и сердечно: да, я люблю вас. И, улегшись, он все продолжал видеть ее живое лицо, пока рядом с ним не встала черная, блестящая морда собаки, и острой болью кольнул в сердце вопрос: а где же Васюк? Стало совестно, что он забыл больную собаку, но не особенно: ведь не раз Васюк бывал болен, и ничего же. А завтра можно пригласить ветеринара. Но во всяком случае не нужно думать о собаке и о своей неблагодарности — это ничему не помогает и уменьшает счастье.
Сутра собаке стало худо. Ее мучила рвота, и, воспитанная в правилах строгого приличия, она тяжело поднималась с подстилки и шла на двор, шатаясь, как пьяная. Ее маленькое черное тело лоснилось, как всегда, но голова была бессильно опущена, и посеревшие глаза смотрели печально и удивленно. Сперва Владимир Михайлович сам вместе с теткой раскрывал собаке рот с пожелтевшими деснами и вливал лекарство, но она так мучилась, так страдала, что ему стало тяжело смотреть на нее, и он оставил ее на попечение тетки. Когда же из-за стены доходил до него слабый, беспомощный стон, он закрывал уши руками и удивлялся, до чего он любит эту бедную собаку.
Вечером он ушел. Когда перед тем он заглянул в кухню, тетка стояла на коленях и гладила сухой рукой шелковистую горячую голову. Вытянув ноги, как палки, собака лежала тяжелой и неподвижной, и только наклонившись к самой ее морде, можно было услышать тихие и частые стоны. Глаза ее, совсем посеревшие, устремились на вошедшего, и, когда он осторожно провел по лбу, стоны сделались явственнее и жалобнее.
— Что, брат, плохо дело? Ну, погоди, выздоровеешь, печенки куплю.
— Суп есть заставлю, — шутливо пригрозила тетка.
Собака закрыла глаза, и Владимир Михайлович, ободренный шуткой, торопливо ушел и на улице нанял извозчика, так как боялся опоздать на свидание с Натальей Лаврентьевной.
В эту осеннюю ночь так свеж и чист был воздух, так много звезд сверкало на темном небе. Они падали, оставляя огнистый след, и вспыхивали, и голубым светом озаряли красивое женское лицо, и отражались в темных глазах — точно светляк появлялся на дне черного глубокого колодца. И жадные губы беззвучно целовали и глаза эти, н свежие, как воздух ночи, уста, н холодную щеку. Ликующие, дрожащие любовью голоса, сплетаясь, шептали о радости и жизни.
Подъезжая к дому, Владимир Михайлович вспомнил о собаке, и грудь его заныла от темного предчувствия. Когда тетка отворила дверь, он спросил:
— Ну, что Васюк?
— Околел. Через час после твоего ухода.
Околевшую собаку уже вынесли и выбросили куда-то, н подстилка была убрана. Но Владимир Михайлович н не хотел видеть трупа: это было бы слишком тяжелое зрелище. Когда он улегся спать и в пустой квартире замолкли все звуки, он заплакал, сдерживая себя. Безмолвно кривились его губы, и слезы набухали под закрытыми веками и быстро скатывались на грудь. Ему было стыдно, что он целовал женщину в тот миг, когда здесь, на полу, одиноко умирал тот, кто был его другом. И он боялся, что подумает тетка о нем, серьезном человеке, услышав, что он плачет о собаке.
С тех пор прошло много времени. Слава ушла от Владимира Михайловича так же, как и пришла — загадочная и жестокая. Он обманул надежды, которые возлагали на него, и все были злы на этот обман и выместили его негодующими речами и холодными насмешками. А потом, точно крышка гроба, опустилось на него мертвое, тяжелое забвение.
Женщина покинула его: она также считала себя обманутой.
Проходили угарные, чадные ночи и беспощадно карающие белые дни, и часто, чаще, чем прежде, гулко раздавались в пустой квартире шаги тетки, а он лежал на своей кровати, смотрел в знакомое пятнышко на потолке и шептал:
— Друг, друг мой единственный…
И бессильно падала на пустое место дрожащая рука.
Впервые, под заглавием «Собака» и с подзаголовком «Эскиз», в газете «Курьер», 1899, 13 ноября, № 314.
Л. Н. Андреев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати трех томах
Том первый
М., «Наука», 2007
Другие редакции и варианты править
В настоящем издании материалы располагаются хронологически внутри каждого тома по следующим разделам: произведения, опубликованные при жизни писателя; не опубликованные при его жизни; «Незаконченное. Наброски»; «Другие редакции и варианты»; «Комментарии».
Основной текст устанавливается, как правило, по последнему авторизованному изданию с учетом необходимых в ряде случаев исправлений (устранение опечаток и других отступлений от авторского текста). Если произведение при жизни Андреева не публиковалось, источником текста является авторская рукопись или авторизованный список, а при их отсутствии — первая посмертная публикация или авторитетная копия с несохранившегося автографа. При наличии вариантов основной текст печатается с нумерацией строк.
При просмотре источников текста регистрируются все изменения текста: наличие в нем авторской правки, а также исправления других лиц.
В случае искажения основного текста цензурой или посторонней редактурой восстанавливается первоначальное чтение, что оговаривается в комментарии. Очевидные же описки и опечатки исправляются без оговорок.
Незавершенные и не имеющие авторских заглавий произведения печатаются с редакционным заголовком, который заключается в угловые скобки (как правило, это несколько начальных слов произведения).
Авторские датировки, имеющиеся в конце текста произведений, полностью воспроизводятся и помещаются в левой стороне листа с отступом от края. Даты, вписанные Андреевым в начале текста (обычно это даты начала работы) или в его середине, приводятся в подстрочных примечаниях.
Независимо от наличия или отсутствия авторской даты в письмах письмо получает также дату редакторскую, которая всегда ставится в начале письма, после фамилии адресата и перед текстом письма. Рядом с датой указывается место отправления письма, также независимо от его наличия или отсутствия в тексте письма. Редакторская дата и указание на место отправления выделяются курсивом. Письма, посланные до 1 февраля 1918 г. из-за рубежа или за рубеж, помечаются двойной датой. Первой указывается дата по старому стилю.
Подписи Андреева под произведением не воспроизводятся, но приводятся в «Комментариях». Под публикуемыми текстами писем, текстами предисловий и деловых бумаг подписи сохраняются.
Письма печатаются с сохранением расположения строк в обращении, датах, подписях.
Иноязычные слова и выражения даются в редакционном переводе в виде подстрочных примечаний под звездочкой и сопровождаются указанием в скобках, с какого языка сделан перевод: (франц.)., (нем.) и т. п.
Тексты приведены в соответствие с современными нормами орфографии, но при этом сохраняются такие орфографические и лексические особенности языка эпохи, которые имеют стилистический смысл, а также языковые нормы, отражающие индивидуальное своеобразие стиля Андреева.
Сохраняются авторские написания, если они определяются особенностями индивидуального стиля. Например: галстух, плеча (в значении «плечи»), колена (в значении «колени»), снурки (в значении «шнурки»), противуположный, пиеса (пиесса), счастие и т. п.
Не сохраняются авторские написания, являющиеся орфографическими вариантами (при наличии нормативного написания, подтвержденного существующими авторитетными источниками): лице (в значении «лицо»), фамилиарный и т. п., а также специфические написания уменьшительных суффиксов имен собственных (Лизанка, Валичка, Маничка) и написание с прописной буквы названий дней недели, месяцев и учреждений (Июль, Суббота, Университет, Гимназия, Суд, Храм и т. п.).
Пунктуация, как правило, везде приведена к современным нормам, а при необходимости исправлена (прежде всего это касается передачи прямой речи). В спорных случаях в подстрочных примечаниях может быть дан пунктуационный вариант.
Не опубликованные при жизни автора произведения даются с сохранением следов авторской работы над текстом, как и самостоятельные редакции (см. ниже).
Текст, существенно отличающийся от окончательного (основного) и образующий самостоятельную редакцию, печатается целиком. Таковым считается текст, общее число разночтений в котором составляет не менее половины от общего объема основного текста, либо (при меньшем количестве разночтений) текст с отличной от основного идейно-художественной концепцией, существенными изменениями в сюжете и т. п.
При подготовке текста, отнесенного к редакциям, должны быть отражены все следы авторской работы над ним.
В случаях, когда этот текст представляет собой завершенную редакцию, он воспроизводится по последнему слою правки с предшествующими вариантами под строкой. В случаях, когда правка не завершена и содержит не согласующиеся между собой разночтения, окончательный текст не реконструируется, а печатается по первоначальному варианту с указанием порядка исправлений под строкой.
В подстрочных примечаниях редакторские пояснения даются курсивом; при цитировании большого фрагмента используется знак тильды (~), который ставится между началом и концом фрагмента.
Слова, подчеркнутые автором, также даны курсивом, подчеркнутые дважды — курсивом вразрядку.
В подстрочных примечаниях используются следующие формулы:
а) зачеркнутый и замененный вариант слова обозначается так: Было:… В случае, если вычеркнутый автором текст нарушает связное чтение, он не воспроизводится в примечании, а заключается в квадратные скобки непосредственно в тексте;
б) если заменено несколько слов, то такая замена обозначается: Вместо:… — было …;
в) если исправленное слово не вычеркнуто, то используется формула: незач. вар. (незачеркнутый вариант);
г) если слово вписано сверху, то используется формула: … вписано; если слово или группа слов вписана на полях или на другом листе, то: … вписано на полях: … вписано на л. …; если вписанный текст зачеркнут: Далее вписано и зачеркнуто …
д) если вычеркнутый текст не заменен новым, используется формула: Далее было:… ; если подобный текст является незаконченным: Далее было начато:…
е) если рядом с текстом идут авторские пометы (не являющиеся вставками), то используется формула: На л. … (на полях) — помета:…
ж) если цитируемая правка принадлежит к более позднему по сравнению с основным слою, то в редакторских примечаниях используются формулы: исправлено на или позднее (после которых приводится более поздний вариант). Первое выражение обычно используется при позднейшей правке непосредственно в тексте, второе — при вставках на полях, других листах и т. п. (например: … — вписано на полях позднее);
з) если при правке нескольких грамматически связанных слов какое-либо из этих слов по упущению не изменено автором, то оно исправляется в тексте, а в подстрочном примечании дается неисправленный вариант с пометой о незавершенной правке: В рукописи:… (незаверш. правка);
и) если произведение не закончено, используется формула: Текст обрывается.
В конце подстрочного примечания ставится точка, если оно заканчивается редакторским пояснением (формулой) или если завершающая точка имеется (необходима по смыслу) в цитируемом тексте Андреева.
Внутри самого текста отмечены границы листов автографа; номер листа ставится в угловых скобках перед первым словом на данном листе. В необходимых случаях (для понимания общей композиции текста, последовательности разрозненных его частей и т. п.) наряду с архивной приводится авторская нумерация листов (страниц); при этом авторская указывается после архивной, через косую черту, например: (л. 87/13). При ошибочном повторе номера листа после него ставится звездочка, например: (л. 2*).
Редакторские добавления не дописанных или поврежденных в рукописи слов, восстановленные по догадке (конъектуры), заключаются в угловые скобки.
Слова, чтение которых предположительно, сопровождаются знаком вопроса в угловых скобках.
Не разобранные в автографе слова обозначаются: <нрзб.>; если не разобрано несколько слов, тут же отмечается их число, например: (2 нрзб.).
Все явные описки, как правило, исправляются в редакции без оговорок, так же как и опечатки в основном тексте. Однако если попадается описка, которая имеет определенное значение для истории текста (например, в случае непоследовательного изменения имени какого-либо персонажа), исправленное редактором слово сопровождается примечанием с пометой: В рукописи: (после нее это исправленное слово воспроизводится). В случае если отсутствует возможность однозначной корректной интерпретации слова или группы слов, нарушающих связное чтение текста, такие слова не исправляются и сопровождаются примечанием с пометой: Так в рукописи.
В Полном собрании сочинений Л. Н. Андреева приводятся варианты всех авторизованных источников.
Варианты автографов и публикаций, как правило, даются раздельно, но в случае необходимости (при их незначительном количестве и т. п.) могут быть собраны в одном своде.
Основные принципы подачи вариантов (печатных и рукописных) в данном издании таковы. Варианты к основному тексту печатаются вслед за указанием отрывка, к которому они относятся, с обозначением номеров строк основного текста. Вслед за цифрой, обозначающей номер строки (или строк), печатается соответствующий отрывок основного текста, правее — разделенные косой чертой — варианты. Последовательность, в которой помещается несколько вариантов, строго хронологическая, от самого раннего к самому позднему тексту. Варианты, относящиеся к одному тексту (связанные с правкой текста-автографа), также, по мере возможности, располагаются в хронологическом порядке (от более раннего к более позднему), при этом они обозначаются буквами а…. б.… и т. д.
В больших по объему отрывках основного или вариантного текста неварьирующиеся части внутри отрывка опускаются и заменяются знаком тильды (~).
Варианты, извлеченные из разных источников текста, но совпадающие между собой, приводятся один раз с указанием (в скобках) всех источников текста, где встречается данный вариант.
В случаях, когда в результате последовательных изменений фрагмент текста дает в окончательном виде чтение, полностью совпадающее с чтением данного фрагмента в основном тексте, этот последний вариант не приводится, вместо него (в конце последнего воспроизводимого варианта) ставится знак ромба (0). При совпадении промежуточного варианта с основным текстом используется формула: как в тексте.
Рукописные и печатные источники текста каждого тома указываются в разделе «Другие редакции и варианты» сокращенно. Они приводятся в перечне источников текста в начале комментариев к каждому произведению. Остальные сокращения раскрываются в соответствующем списке в конце тома.
Справочно-библиографическая часть комментария описывает все источники текста к данному произведению. Порядок описания следующий: автографы и авторизованные тексты; прижизненные публикации (за исключением перепечаток, не имеющих авторизованного характера). При описании источников текста используется общая для всего издания и конкретная для данного тома система сокращений.
При описании автографов указывается: характер автографа (черновой, беловой и т. п.), способ создания текста (рукопись, машинопись и т. п.), название произведения (если оно отличается от названия основного текста), датировка (предположительная датировка указывается в угловых скобках), подпись (если она имеется в рукописи). Указывается местонахождение автографа, архивный шифр и — если в одной архивной единице содержится несколько разных автографов — порядковые номера листов согласно архивной нумерации (имеющая иногда место нумерация листов иного происхождения не учитывается).
После перечня источников могут следовать дополнительные сведения о них:
1. Отсутствие автографа, которое обозначается формулой: «Автограф неизвестен».
2. Информация о первой публикации (если она имеет отличия от основного текста, перечисленные ниже), которая обозначается формулой "Впервые: ", после которой дается сокращение, использованное в перечне «Источники текста», с необходимыми дополнениями:
а) название произведения, отличное от названия основного текста (включая подзаголовки);
б) посвящение, отсутствующее в основном тексте;
в) подпись при первой публикации (если это псевдоним или написание имени и фамилии отличается от обычного, например: «Л.А.»).
3. Сведения об основном тексте и сведения о внесенных в этот текст исправлениях в настоящем издании (обозначаются формулой: «Печатается по …, со следующими исправлениями по тексту …», после которой следует построчный список внесенных в основной текст исправлений, а также цензурных и других искажений, конъектур с указанием источников, по которым вносятся изменения).
ДРУГ править
<л. 80>
Когда позднею ночью он звонил у своих дверей, первым звуком после колокольчика1 был звонкий собачий лай, в котором слышалось и боязнь чужого, и радость, что это идет свой. Потом слышалось шлепанье калош и2 скрип крючка.
Он входил и раздевался в темноте, чувствуя недалеко от себя молчаливую женскую фигуру. А колена его ласково царапали когти собаки, и горячий язык лизал застывшую руку.
— Ну что? — спрашивал резкий, заспанный голос тоном официального участия.
— Ничего. Устал, — отвечал он и шел в свою комнату. За ним, стуча ногтями по полу, шла собака3 и вспрыгивала на кровать. Когда свет зажженной лампы наполнял комнату,4 взгляд5 Степана Гаврилыча встречал упорный взгляд черных глаз собаки. Они говори<ли>: «приди же, приласкай меня». И чтобы сделать это желание более понятным, собака вытягивала передние лапы, клала на них боком голову, а зад ее потешно поднимался и хвост вертелся, как ручка у шарманки.
— Друг ты мой единственный! — говорил Степан Гаврилович и гладил черную блестящую шерсть. Точно от полноты чувства собака перекидывалась (л. 81) на спину и6 слегка ворчала, радостная и возбужденная. А он вздыхал, гладил ее и думал, что нет на свете никого больше, кто бы любил его.
Если С<тепан> Г<аврилович> возвращался рано и не уставал от работы7, он садился писать, и тогда собака укладывалась комочком где-нибудь возле него на стуле и изредка открывала один глаз и виляла спросонья хвостом. И когда, возбужденный процессом творчества, измученный муками своих героев, задыхающийся от наплыва мыслей и образов, он ходил по комнате и курил папиросу за папиросой, она следила за ним беспокойным взглядом и сильнее виляла хвостом.
— Будем мы с тобой знамениты, Моисей Моисевич? — спрашивал он собаку, и та утвердительно махала хвостом.
— Тогда будем печенку есть, а? Ладно?
— Ладно, — отвечала собака и сладко потягивалась: она любила печенку.
У Степана Гавриловича часто собирались гости. Тогда его тетка, с8 которой он жил, добывала у соседа9 посуды, поила чаем, ставя самовар за самоваром, и ходила покупать водку и колбасу. В накуренной комнате звучали громкие голоса. Спорили, смеялись, говорили смешные и острые вещи, завидовали друг другу и советовали С10<тепану> Г<авриловичу> бросить литературу, заняться другим выгодным делом11. Одни говорили, что нужно ему (л. 82) лечиться, другие, чокаясь с ним, говорили о вреде водки для его здоровья. Он такой больной, постоянно нервничающий. Оттого у него и припадки тоски, оттого он и ищет чего-то невозможного. Все говорили с ним на «ты», и в голосе их звучало участье, и они дружески звали его с собою ехать дальше продолжать попойку. И когда он, веселый, кричащий больше всех, уезжал, его провожали две пары глаз: серые глаза тетки, сердитые, упрекающие, и беспокойные глаза собаки.
Он не помнил, что он делал, когда пил и когда12 возвращался13 домой,14 выпачканный в грязи и мелу. Говорили ему, что он незаслуженно оскорблял товарищей и15 тетку и заставлял ее плакать, мучил собаку за то, что она не идет ласкаться к нему, и когда она, испуганная и дрожащая, скалила зубы, бил ее ремнем. На другое утро он просыпался больной и страдающий. Сердце неровно колотилось в груди и замирало, наполняя его страхом близкой смерти, руки дрожали. За стеной стучала в кухне тетка, и звук ее шагов разносился по пустой квартире. Она не заговаривала с С<тепаном> Г<авриловичем> и молча подавала ему воду, суровая, непрощающая. И он молчал, смотрел в потолок, в одно давно им замеченное пятнышко, и думал, что он сжигает свою жизнь и никогда у него не будет ни славы, ни счастья. Он сознавал себя ничтожным, и слабым, и (л. 83) одиноким до ужаса. Не было в мире ни одного человека, который пришел бы к нему, разделил его муки, помыслы о славе и сознание ничтожества. Дрожащей рукой он16 хватался за холодный лоб17 и сжимал веки, но, как ни крепко он их сжимал, слеза вырывалась и скользила по щеке. А когда он опускал руку, она падала на другой лоб, шерстистый и гладкий, и сквозь затуманенные слезой глаза он видел черные ласковые18 глаза собаки и слышал ее тихие вздохи. И он шептал, утешенный, тронутый:
— Друг мой единственный!..
Когда он выздоравливал, к нему приходили друзья и мягко упрекали его и давали советы и говорили о вреде водки. А те из друзей19, кого он оскорбил пьяный, переставали кланяться с ним. Они понимали, что он не хотел им зла, но они не желали натыкаться на неприятности. Так протекали дни и ночи в борьбе с самим собою, неизвестностью и одиночеством. И часто в пустой квартире гулко20 отдавались шаги тетки, и на кровати слышался шепот, похожий на вздох:
— Друг мой единственный!..
И наконец она пришла, эта неуловимая слава,21 и22 наполнила светом пустую квартиру. Шаги тетки тонули в топоте дружеских ног, и призрак одиночества исчез, и замолк (л. 84) тихий шепот. Окрыленный, бодрый, Степан Гаврилович купался в чувствах приязни и дружбы. Он уже не пил водки и не оскорблял ни тетки, ни друзей. Радовалась и собака. По-прежнему она лежала возле него, когда он писал, и, веселая, шаловливая, начинала играть, хватая его вещи и делая вид, что хочет убежать с23 ними. И когда он догонял ее, она подпускала его на шаг и убегала, и черные24 глаза ее искрились лукавством и весельем. Она умела и25 смеяться.
— Что, брат, печенки хочешь?
— Хочу, — утвердительно26 вилял хвостом М<оисей> М<оисевич>27.
— Ну погоди, куплю.
Но он забывал купить, потому что голова его была полна замыслами новых творений. Однажды он вспомнил о печенке: это было вечером и он проходил мимо мясной лавки, а под руку с ним шла красивая девушка, и локоть ее плотно прижимался к его локтю. Он28 шутливо рассказал ей о своей собаке, хвалил ее ум и понятливость и добавил, что иногда он считал ее единственным своим другом и обещал купить печенки, когда будет счастлив.
— Художник! — смеясь, воскликнула девушка, — у вас даже камни заговорят. А я очень не люблю собак: от них так легко заразиться.
(л. 85) Степ<ан> Г<аврилович> промолчал о том, что он иногда целовал блестящую черную морду, и плотнее прижал к себе локоть девушки.
Однажды утром М<оисей> М<оисевич> играл больше обыкновенного, и даже тетка улыбнулась на его резвость, а вечером, когда С<тепан> Г<аврилович> пришел домой,29 не вышел его встречать, и тетка сказала, что собака больна. С<тепан> Г<аврилович> обеспокоился и пошел в кухню, где лежал М<оисей> М<оисевич>. Нос его был сухой и горячий, и черные глаза помутнели. Он пошевелил хвостом и печально30 посмотрел на С<тепана> Г<авриловича>.
— Что, мальчик, болен? Бедный ты мой. Хвост слабо шевельнулся.
— Ну лежи, лежи.
«Надо бы к ветеринару отвезти, а мне завтра некогда.31 Да и денег сейчас нет. Ну да так пройдет», — думал С<тепан> Г<аврилович> и забыл о собаке и стал мечтать о том счастье, какое может дать ему красивая32 девушка.33 Весь следующий день его не было дома, а когда он вернулся, рука его долго шарила, ища звонок, а когда нашла, не знала, что с ним делать.
— Ах да, нужно позвонить, — засмеялся он и запел: — отворите!
Одиноко звякнул колокольчик, зашлепали калоши, и скрипнул34 крючок. Напевая, (л. 86) С<тепан> Г<аврилович> прошел в комнату, долго ходил, прежде чем догадался, что ему нужно зажечь лампу, потом разделся, но еще долго держал в руках снятое платье и смотрел на него так, как будто это была красивая девушка, которая сегодня сказала так явственно и сердечно: да, я люблю вас. И, улегшись, он долго еще видел ее улыбку, пока острою болью не кольнуло в счастливое сердце: а где же М<оисей> М<оисевич>? Стало совестно, что он забыл больную собаку, но явилось успокоение: ведь не раз М<оисей> бывал болен, и ничего же. А завтра можно пригласить ветеринара. Но не нужно во всяком случае думать о собаке и о своей неблагодарности — это уменьшает счастье и ничему не помогает.
С утра собаке стало худо. Ее мучила рвота, и, воспитанная в правилах приличия, она тяжело поднималась с подстилки и шатаясь шла на двор. Ее маленькое черное тело лоснилось и блестело, как всегда, но голова была бессильно опущена и посеревшие35 глаза смотрели печально. Сперва С<тепан> Г<аврилович> сам вместе с теткой раскрывал рот с пожелтевшими деснами и вливал лекарство, но он не мог выносить вида ее мучений и вскоре оставил ее на попечение одной тетки. Когда же из-за стены доходил до него слабый, беспомощный стон, он закрывал уши руками и по привычке шептал: бедный мой мальчик.
Вечером он ушел. Когда перед тем он заглянул к больной собаке, тетка (л. 87) его стояла на коленях и гладила рукой черную шелковистую голову собаки. Вытянув ноги, как палки, она лежала тяжелой и неподвижной, и только наклонившись к самой ее морде, можно было услышать тихий стон. Глаза ее,36 совсем посеревшие, устремились на вошедшего, и когда он осторожно провел по лбу, стон сделался явственнее и жалобнее. У С<тепана> Г<авриловича> было доброе сердце, и ему невыносимо было видеть страдания животного. Поэтому он ушел и, выйдя на улицу, нанял извозчика, т<ак> к(ак) боялся опоздать на свидание с Евгенией Николаевной.
В эту весеннюю ночь так свеж и чист был воздух, так много было37 звезд38 на39 темном небе. Они падали, оставляя огнистый след, и вспыхивали и голубым светом озаряли красивое женское лицо и отражались в темных глазах, с любовью смотревших на С<тепана> Г<авриловича>. И он беззвучно целовал и глаза эти, и свежие, как воздух ночи, уста, и холодную щеку, и счастьем переполнялось его сердце. Он не был одинок.
Подъезжая к дому, С<тепан> Г<аврилович> вспомнил о собаке, и грудь его заныла от темного предчувствия. Когда тетка отворила дверь, он спросил:
— Ну, как М<оисей> М<оисевич>?
— Околел. Через час после твоего ухода.
Околевшую собаку уже вынесли и выбросили куда-то. Но С<тепан> Г<аврилович> и не хотел видеть трупа: это было бы невыносимое зрелище для его доброго сердца, (л. 88) Он ушел спать.40 Когда в квартире умолкли все звуки, он заплакал, сдерживая себя. Безмолвно41 кривились его губы, и слезы набухали под закрытыми веками и быстро скатывались на грудь. Ему было стыдно, что он целовал женщину в тот миг, когда здесь, на полу, умирал тот, кто был его другом. И он боялся, что подумает тетка, узнав, что он плачет о собаке.
С тех пор прошло много времени. Слава ушла от С<тепана> Г<авриловича> так же, как и пришла — загадочная и жестокая.42 Он обманул надежды, которые возлагали на него, и все были злы за этот обман и выместили его злобными речами и насмешками. Женщина изменила ему. И часто, чаще, чем прежде, гулко раздавались в пустой комнате шаги тетки, а он лежал на своей кровати, смотрел на43 знакомое пятнышко на потолке и шептал:
— Друг, друг мой единственный…
И бессильно падала на пустое место дрожащая рука.
28 июля
1 Было: звонка
2 Далее было: щелканье
3 Далее было:. Когда
4 Далее было: собака
5 Далее было начато: А
6 Далее было: легко
7 Далее было: — он был театральным репортером,
8 Было: у
9 Было: гостей
10 Было: О.
11 Далее было:, и лечиться
12 когда пил и когда вписано.
13 В рукописи: возвращаясь (незаверш. правка)
14 Далее было: иногда ограбленный и
15 товарищей и вписано.
16 Далее было начато: бр<ался?>
17 Было: рук<ой>
18 ласковые вписано.
19 из друзей вписано.
20 гулко вписано.
21 Далее было: и принесла с собою счастье,
22 Далее было начато: обе
23 Было: за
24 черные вписано.
25 и вписано.
`26 утвердительно вписано.
27 Далее было: и
28 Далее было начато: в
29 Далее было: ему сказ<али?>
30 печально вписано.
31 Далее было: Ну
32 красивая вписано.
33 Далее было начато: Но след<ующий?>
34 Было: дверь
35 посеревшие вписано.
36 Далее было: серые
37 было вписано.
38 Было: звездно
39 Было: было
40 Он ушел спать, вписано.
41 Было начато: тоскли<во?> — далее было: губы его к<ривились>
42 Далее было: Оказалось
43 Далее было: пустое
2 Когда поздней ночью / Когда, позднею ночью, (ЧА2)
4 слышались /слышалась (ЧА2, Пр)
5 доносилось / доносились (ЧА2)
5 и скрип снимаемого крючка / и скрип крючка <> (ЧА2)
29 возле него, изредка / , возле него, и изредка (ЧА2)
30 взволнованный / возбужденный О (ЧА2)
31 своих героев / своих выдуманных героев <> (ЧА2)
35 мы с тобой / мы с тобою (ЧА2)
37 есть, ладно? / есть. Ладно? (ЧА2)
38 «Ладно» / — Ладно (ЧА2)
42 за самоваром, ходила / за самоваром и ходила <> (ЧА2)
49 с ним / с ними (Пр)
56 и черные, беспокойно ласковые / и беспокойно ласковые (ЧА2)
58 когда к утру / когда, наконец, к утру (ЧА2)
62 мучил собаку / мучал собаку (ЧА2)
68-69 по пустой и холодной квартире / по квартире <> (ЧА2)
76 и разделил его муки / и разделил бы его муки <> (ЧА2)
82 слезой / слезою (ЧА2)
87 упрекали его, давали / упрекали его и давали <> (ЧА2)
90 неприятность / неприятности (ЧА2)
90 Так, в борьбе / Так протекали <> (ЧА2)
96 слава, пришла, / слава, (Пр)
98-99 призрак одиночества исчез / исчез призрак одиночества <> (ЧА2)
103 добрый / бодрый (ЧА2)
107 когда он протягивал / когда он бр<ал?> <> (ЧА2)
108 и снова убегала / и убегала <> (ЧА2)
112 на друга / на хозяина <> (ЧА2)
113 заигравшуюся / запыхавшуюся (ЧА2) и супу не любит / щей не любит <> (ЧА2)
116 от уличной езды / от экипажей <> (ЧА2)
121 — Ну, погоди / — Погоди (Пр)
132 рассказал о своем обещании купить другу / добавил, что обещал купить своему другу <> (ЧА2)
135 говорить; а я / говорить. А я (ЧА2)
143 встревожился / об<еспокоился> <> (ЧА2)
151 думал / подумал (ЧА2)
163 просто / явственно <> (ЧА2)
164 живое / красивое <> (ЧА2)
166 острой / острою (ЧА2)
179 ему стало / ему было <> (ЧА2)
183 заглянул в кухню / заглянул к больной собаке <> (ЧА2)
184 на коленях / на коленах (ЧА2)
185 голову / голову собаки <> (ЧА2)
192 Суп есть / Щи есть <> (ЧА2)
192 пригрозила / пригрозилась (ЧА2)
194 шуткой / шуткою (ЧА2)
202-203 шептали о радости и жизни / шептали: радость моя, жизнь моя, жизнь <> (ЧА2)
207 — Ну, что Васюк? / — Ну, как Васюк? (К, Зн)
222 на этот обман / за этот обман (ЧА2, К, Зн)
225 Женщина покинула его /Женщина изменила ему <> (ЧА2)
225 считала себя обманутой / была обманутой <> (ЧА2)
229 в знакомое пятнышко / на знакомое пятнышко (ЧА2)
КОММЕНТАРИИ править
Источники текста:
ЧА1 — черновой автограф. Под заглавием «Собака». 28 июля (1899 г.) Подписы Леонид Андреев. Хранится: Т4. Л. 80-88.
ЧА2 — черновой автограф. Под заглавием «Собака. Эскиз». Б.д. Хранится: Hoover. Box 4. Envelope 22. Item 3.
К. 1899. 13 нояб. (№ 314). С. 3.
Зн. Т. 3. С. 74-82.
Яр. Т. 4. С. 309—318.
ПССМ. Т. 8. С. 74-79.
Впервые: К (под заглавием «Собака. Эскиз»).
Печатается по тексту ПССМ со следующим исправлением по тексту ЧА1 и ЧА2.
Стр. 49: с ним — вместо: с ними
Герой рассказа — начинающий писатель Владимир Михайлович (в ЧА1 он театральный репортер) — наделен некоторыми автобиографическими чертами. Это и «горделивые помыслы» Владимира Михайловича «о славе», и его сомнения в своих силах, одиночество, страх перед «зловещим спутником одиноких» — водкой, и надежда, что взаимная любовь к Наталии Лаврентьевне возродит его к жизни. Примечательно, что имя и отчество возлюбленной героя рассказа в ЧА1 совпадают с именем Евгении Николаевны Хлуденевой, в которую Андреев был влюблен зимой 1892 г. (подробнее о ней см. с. 776 наст. тома). Имя героини в позднейших редакциях — Наталья Лаврентьевна — явно ассоциируется с упоминаемой в дневнике курсисткой Натальей Лаврентьевной Ждановой, с которой Андреев познакомился 14 ноября 1897 г. Роман с ней длился с перерывами до конца сентября 1898 г. (см. Дн9).
В полученном Андреевым письме от провинциального писателя Владимира Сысоева от 1 января 1900 г. рассказ упоминается в ряду других лучших его рассказов: «Во всех Ваших рассказах, — писал В. Сысоев, — „Собака“, „Большой шлем“, „Ангелочек“ — нет ни одной художественной ошибки, все они так же психологически верны и трагичны, как сама жизнь» (Дн9. Л. 172). Комментируя письмо В. Сысоева, Андреев иронически отмечает: «Мораль та, что нет пророка в своем отечестве. „Курьер“ платит Гославскому 7 к. за строку, а мне 5. Патрон смеялся, прочтя „Собаку“» (Там же. Л. 174).
Отклики на рассказ в прижизненной критике не отмечены.
При жизни автора рассказ был переведен на финский (1906, 1908), английский (1910, 1915), японский (1913) языки и на идиш (1912).
1 В перечень общих сокращений не входят стандартные сокращения, используемые в библиографических описаниях, и т. п.
Б.д. — без даты
Б.п. — без подписи
незач. вар. — незачеркнутый вариант
незаверш. правка — незавершенная правка
не уст. — неустановленное
ОТ — основной текст
Сост. — составитель
стк. — строка
АГ ИМЛИ — Архив A.M. Горького Института мировой литературы им. A. M. Горького РАН (Москва).
ИРЛИ — Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Рукописный отдел (С.-Петербург).
ООГЛМТ — Орловский объединенный государственный литературный музей И. С. Тургенева. Отдел рукописей.
РАЛ — Русский архив в Лидсе (Leeds Russian Archive) (Великобритания).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
РГБ — Российская государственная библиотека. Отдел рукописей (Москва).
Hoover — Стэнфордский университет. Гуверовский институт (Стэнфорд, Калифорния, США). Коллекция Б. И. Николаевского (№ 88).
Автобиогр. — Леонид Андреев (Автобиографические материалы) // Русская литература XX века (1890—1910) / Под ред. проф. С. А. Венгерова. М.: Изд. т-ва «Мир», 1915. Ч. 2. С. 241—250.
Баранов 1907 — Баранов И. П. Леонид Андреев как художник-психолог и мыслитель. Киев: Изд. кн. магазина СИ. Иванова, 1907.
БВед — газета «Биржевые ведомости» (С.-Петербург).
БиблА1 — Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1995. Вып. 1: Сочинения и письма / Сост. В. Н. Чуваков.
БиблА2 — Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1998. Вып. 2: Литература (1900—1919) / Сост. В. Н. Чуваков.
БиблА2а — Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 2002. Вып. 2а: Аннотированный каталог собрания рецензий Славянской библиотеки Хельсинкского университета / Сост. М. В. Козьменко.
Библиотека Л. Н. Толстого — Библиотека Льва Николаевича в Ясной Поляне: Библиографическое описание. М., 1972. [Вып.] I. Книги на русском языке: А-Л.
Боцяновский 1903 — Боцяновский В. Ф. Леонид Андреев: Критико-биографический этюд с портретом и факсимиле автора. М.: Изд. т-ва «Литература и наука», 1903.
Геккер 1903 — Геккер Н. Леонид Андреев и его произведения. С приложением автобиографического очерка. Одесса, 1903.
Горнфельд 1908 — Горнфельд А. Г. Книги и люди. Литературные беседы. Кн. I. СПб.: Жизнь, 1908.
Горький. Письма — Горький М. Полн. собр. соч. Письма: В 24 т. М.: Наука, 1997—.
Дн1 — Андреев Л. Н. Дневник. 12.03.1890-30.06.1890; 21.09.1898 (РАЛ. МБ. 606/Е.1).
Дн2 — Андреев ЛЛ. Дневник. 03.07.1890-18.02.1891 (РАЛ. MS.606/E.2).
Дн3 — Андреев Л. Н. Дневник. 27.02.1891-13.04.1891; 05.10.1891; 26.09.1892 (РАЛ. MS.606/ Е.3).
Дн4 — Андреев Л. Н. Дневник. 15.05.1891-17.08.1891 (РАЛ. MS.606/ E.4).
Дн5 — Андреев Л. Дневник 1891—1892 гг. [03.09.1891-05.02.1892] / Публ. Н. П. Генераловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1991 г. СПб., 1994. С. 81-142.
Дн6 — «Дневник» Леонида Андреева [26.02.1892-20.09.1892] / Публ. H Л. Генераловой // Литературный архив: Материалы по истории русской литературы и общественной мысли. СПб., 1994. С. 247—294.
Дн7 — Андреев Л. Н. Дневник. 26.09.1892-04.01.1893 (РАЛ. MS.606/E.6).
Дн8 — Андреев Л. Н. Дневник. 05.03.1893-09.09.1893 (РАЛ. MS.606/E.7).
Дн9 — Андреев Л. Н. Дневник. 27.03.1897-23.04.1901; 01.01.1903; 09.10.1907 (РГАЛИ. Ф. 3290. Сдаточная опись. Ед.хр. 8).
Жураковский 1903а — Жураковский Е. Реально-бытовые рассказы Леонида Андреева // Отдых. 1903. № 3. С. 109—116.
Жураковский 1903б — Жураковский Е. Реализм, символизм и мистификация жизни у Л. Андреева: (Реферат, читанный в Московском художественном кружке) // Жураковский Е. Симптомы литературной эволюции. Т. 1. М., 1903. С. 13-50.
Зн — Андреев Л. Н. Рассказы. СПб.: Издание т-ва «Знание», 1902—1907. T. 1—4.
Иезуитова 1967 — Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892—1904): Дис…. канд. филол. наук. Л., 1976.
Иезуитова 1976 — Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892—1906). Л., 1976.
Иезуитова 1995 — К 125-летию со дня рождения Леонида Николаевича Андреева: Неизвестные тексты. Перепечатки забытого. Биографические материалы / Публ. Л. А. Иезуитовой // Филологические записки. Воронеж, 1995. Вып. 5. С. 192—208.
Измайлов 1911 — Измайлов А. Леонид Андреев // Измайлов А. Литературный Олимп: Сб. воспоминаний о русских писателях. М., 1911. С. 235—293.
К — газета «Курьер» (Москва).
Кауфман — Кауфман А. Андреев в жизни и своих произведениях // Вестник литературы. 1920, № 9 (20). С. 2-4.
Коган 1910 — Коган П. Леонид Андреев // Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы. Т. 3. Современники. Вып. 2. М.: Заря, 1910. С. 3-59.
Колтоновская 1901 — Колтоновская Е. Из жизни литературы. Рассказы Леонида Андреева // Образование. 1901. № 12. Отд. 2. С. 19-30.
Кранихфельд 1902 — Кранихфельд В. Журнальные заметки. Леонид Андреев и его критики // Образование. 1902. № 10. Отд. 3. С. 47-69.
Краснов 1902 — Краснов Пл. К. Случевский «Песни из уголка»; Л. Андреев. Рассказы // Литературные вечера: (Прилож. к журн. «Новый мир»). 1902. № 2. С. 122—127.
ЛА5 — Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения / Под ред. К. Д. Муратовой. М.; Л.: АН СССР, 1960.
ЛН72 — Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. М.: Наука, 1965 (Литературное наследство. Т. 72).
МиИ2000 — Леонид Андреев. Материалы и исследования. М.: Наследие, 2000.
Михайловский 1901 — Михайловский Н. К. Рассказы Леонида Андреева. Страх смерти и страх жизни // Русское богатство. 1901. № 11. Отд. 2. С. 58-74.
Неведомский 1903 — Неведомский М. [Миклашевский М. П.] О современном художестве. Л. Андреев // Мир Божий. 1903. № 4. Отд. 1. С. 1-42.
HБ — журнал «Народное благо» (Москва).
HP — Андреев Л. Я. Новые рассказы. СПб., 1902.
Пр — Андреев Л.Н: Собр. соч.: [В 13 т.]. СПб.: Просвещение, 1911—1913.
OB — газета «Орловский вестник».
ПССМ — Андреев Л. Н.-- Полн. собр. соч.: [В 8 т.]. СПб.: Изд-е т-ва А. Ф. Маркс, 1913.
Реквием — Реквием: Сб. памяти Леонида Андреева / Под ред. Д. Л. Андреева и В. Е. Беклемишевой; с предисл. ВЛ. Невского М.: Федерация, 1930.
РЛ1962 — Письма Л. Н. Андреева к A.A. Измайлову / Публ. В. Гречнева // Рус. литература. 1962. № 3. С. 193—201.
Родионова — Родионова Т. С. Московская газета «Курьер». М., 1999.
СРНГ — Словарь русских народных говоров. М.; Л., 1965— . Вып. 1— .
Т11 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп., 4. Ед.хр. 3. + РАЛ. MS.606/ В.11; 17 (1897 — начало осени 1898).
1 Т1-Т8 — рабочие тетради Л. Н. Андреева. Обоснование датировок тетрадей см. с. 693.
Т2 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 4. (Осень 1898., до 15 нояб.).
Т3 — РГБ. Ф. 178. Карт. 7572. Ед.хр. 1 (7 дек. 1898 — 28 янв. 1899).
T4 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 1 (18 июня — 16 авг. 1899).
Т5 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 2 (конец августа — до 15 окт. 1899).
Т6 — РАЛ. MS.606/ А.2 (15-28 окт. 1899).
Т7 — РАЛ. MS.606/ A.3 (10-19 нояб. 1899).
Т8 — РАЛ. MS.606/ A.4 (14 нояб. 1899 — 24 февр. 1900).
Урусов — Урусов Н. Д., кн. Бессильные люди в изображении Леонида Андреева: (Критический очерк). СПб.: Типогр. «Общественная польза», 1903.
Фатов — Фатов H.H. Молодые годы Леонида Андреева: По неизданным письмам, воспоминаниям и документам. М., Земля и фабрика, 1924.
Чуносов 1901 — Чуносов [Ясинский И. И.]. Невысказанное: Л. Андреев. Рассказы. СПб., 1901 // Ежемесячные сочинения. СПб., 1901. № 12. С. 377—384.
Шулятиков 1901 — Шулятиков В. Критические этюды. «Одинокие и таинственные люди»: Рассказы Леонида Андреева // Курьер. 1901. 8 окт. (№ 278). С. 3.
S.O.S. — Андреев Л. S.O.S.: Дневник (1914—1919). Письма (1917—1919). Статьи и интервью (1919). Воспоминания современников (1918—1919) / Под ред. и со вступит. Р. Дэвиса и Б. Хеллмана. М; СПб., 1994.