Александр Кондратьев
правитьГОЛОВА МЕДУЗЫ
Избранные рассказы
Том 1
править
ДРЕВНЕЕ ПРЕДАНИЕ
правитьТри храма посвящены Афродите в карийском городе Книде. В одном из них, том самом, где ее почитают под именем Эвплонии — Дающей доброе плавание — знаменитом изваяньем Богини работы самого Праксителя, случилось некогда необычайное дело.
Некий молодой человек, родившийся, если верить историкам, в Акарнании, ежедневно стал являться за храмовую ограду и приносить к ногам Афродиты много даров. Целые часы проводил он в священной роще за первой стеной, не обращая внимания на зазыванья гиеродул и вырезая украдкой на светлой коре миртов и стройных платанов имя или символ Богини. Порою его видели среди приносящих жертву или в немом благоговении созерцавшим превосходное изваяние Праксителя.
Благодаря щедрым приношениям Эвплойе, в том числе серебряному треножнику с искусным изображением ласкающих друг друга грифонов и египетских сфинксов, как жрецы, так и служительницы храма относились к молодому человеку радушно. Ему позволялось даже являться на поклонение Пенорожденной раньше, чем толпе остальных богомольцев, и, как раскрыло потом следствие, его видели у входа в святилище во время совершения обряда утреннего омовения Богини.
К молодому акарнанцу так привыкли, что не обращали внимания на некоторые его странности, вроде бросания в помещении храма игральных костей или громкого восторженного шепота, в котором выливались его пылкие чувства к матери Эроса. Кости же он бросал, как бы гадая об исполнении какого-то задуманного им предприятия, и весьма радовался, выкинув знаки Богини.
Вероятно, злые демоны овладели умом и духом молодого человека, так как он не удовольствовался поклонением изображенью Киприды, но преступил за грань благоговейного почтения к ней, и был за то справедливо наказан.
Однажды утром явившиеся для уборки прислужницы храма, отдернув завесу святилища, застали молодого безумца у самой Праксителевой статуи, которую он, забыв всякое уважение к святыне, дерзостно обнимал. Платье и волосы преступника были в большом беспорядке; он громко произносил самые необузданные выражения страсти и, казалось, не замечал ни криков негодования пришедших в смятение служительниц храма и гиеродул, ни появившейся в дверях вооруженной копьями стражи. Когда пришел, наконец, верховный жрец, и по его прикзанию безумца повлекли из святилища, преступник неоднократно пытался вырваться из рук его тащивших людей, чтобы еще раз обнять изваяние.
Несмотря на явное помрачение рассудка, виновный был приведен пред лицо долженствовавших его судить жрецов и архонтов. Судьи взглянули на совершенное им преступление строго, и молодой акарнанец, осмелившийся оскорбить прикосновением священную статую, приговорен был к смерти под ударами бичей, а имущество его — к отобранию и храмовую казну.
Во время пытки, которой подвергли подсудимого с целью узнать вдохновителей преступления и его сообщников, акарнанец рассказал много невероятных вещей, порою прямо противоречащих религиозным преданиям и вполне могших доказать его безумие, если бы священный совет заранее не обрек его смерти.
Подсудимый признался в своей кощунственной страсти к богине. Рассказал будто менее чем за два месяца до преступления Афродита явилась ему во сне и обещала обладанье собою. Для этого ему надобно было в течение сорока дней по нескольку часов пребывать вблизи наиболее похожего ее изображения и всеми силами воли ее призывать, а затем, свершив над собой обряд очищения морскою водою, проникнуть на ночь в святилище, куда в том же сне обещала ему явиться Богиня…
При допросе выяснилась также виновность одной из прислужниц, с вечера запиравшей ворота внутренней ограды. Эта женщина дозволила себя подкупить и дала молодому безумцу возможность проникнуть ночью в святилище, будто бы для получения пророческого сна. Сама же она, по собственным словам, беспросыпно спала в близлежащем притворе притворе и ничего не видала и не слыхала.
Прислужница в тот же день подвергнута была сперва пытке каленым железом и, когда эта пытка ничего нового не принесла, — казни чрез удушение.
О своих отношениях к Богине акарнанец повествовал пространно и с преступным бесстыдством. Он говорил, будто от Праксителевой статуи отделился обитавший в ней, как то утверждают египтяне, божественный дух; будто дух этот принял уплотненную сущность и вел себя по отношению к нему как страстно влюбленная женщина.
Члены священного совета, вняв показанию одной из служительниц храма, видевшей поутру как молодой человек обнимал самую статую, не придали веры словам подсудимого, хотя тот и клялся, что богиня не только ласкала его, но и рассказала ему многое про себя и прочих богов. Хотя все данные под пыткой показания преступника были, несомненно, ложны, тем не менее иерофант-председатель суда делал вид, что им верит, выспрашивал о подробностях и отдал распоряжение тут же находившемуся писцу-логотахиграфу их записать.
По этой записи, тайно извлеченной из храмовых запретных архивов, и излагаются здесь речи явившейся акарнанцу богини и все происходившее, по его словам, в ту ночь в святилище храма.
— «Я лежал ниц перед изваянием, отцы-судьи, и почувствовал вдруг чей-то взор у себя на затылке. Приподняв голову, я увидел, что от освещенного луной мрамора отделяется подобие тумана или белого пара. Постепенно сгущаясь, туман этот образовал собой очертания божественно-прекрасного женского тела, стоявшего в том же положении, как и Праксителево изваяние. Страх и восторг так овладели мною, что я не мог промолвить ни единого слова и лишь простер к видению руки.
— „Встань“, — услышал я голос: „думай, что пред тобой не богиня, а давно тобой любимая дева, тайно пришедшая к тебе в сумраке ночи, когда спят люди, а боги заняты каждый своими делами. Не бойся меня. Твое сорокадневное воздержание и непрестанные мольбы привлекли к тебе мои благосклонные взоры. Все реже и реже встречается здесь, на омываемой зелеными волнами земле, любовь, в которой люди могли когда-то спорить с бессмертными…“
Исполнившись смелости, я подполз и поцеловал розоватые пальцы богини на ее стройных ногах… Клянусь Ахероном и тенью отца, который меня на его берегах ожидает, что под губами моими почувствовал я не пар и не жесткий мрамор, а лепесткам нежных роз подобное тело.
— „Подымись, обними стан мой, ибо давно не испытывал он влюбленных объятий“, снова услышал я голос богини в то время, как две ее легких руки легли на плечи мне и обвили шею.
Радость наполнила душу мою, и в то время как я, подымаясь, скользил дрожащей рукой по ее безупречному телу, в моей голове пронеслась крылатая мысль: „я счастлив, как бог, как те бессмертные боги, которые раньше меня любили ее“…
Дальше не думал я ни о чем, отцы-судьи. Богиня, хотя вы и не верите мне, все-таки любила меня, и казнь, которую вы мне готовите, не страшна для того, кто полон нездешнею радостью.
Помню и ласки, которые мне расточала та, пред кем преклоняются боги и люди, возлежа возле меня на разостланном мною плаще.
Осмотрите гиматий мой, высокие судьи. От ткани его до сих пор исходит благоухание роз…
Помню также речи, которые она шептала, склонясь надо мною, распростертым в любовном бессилии:
— „Как слабы вы, люди, и как нежна ваша любовь! Нежность — это то, чего нет у бессмертных богов, которые всегда жестоки в страсти своей и любви…
Мне вспоминается день, когда родилась я из пены морской, оплодотворенной кровью низверженного небесного бога. Этот день был днем победы восставших против него сыновей. Лишив власти своего старца-отца, они плясали в безумном веселье, все кроме Океана, который обнимал, содрогаясь от ужаса, мать свою Гею… Едва я вышла из волн родного мне моря, навстречу мне попался торжествовавший победу Крон. Откинув свой запачканный отчею кровью изогнутый серп, как зверь бросился на меня этот преступный отпрыск Урана и насильно заставил быть своею наложницей. От него родила я Пофа и Эроса, унаследовавших крылья отца. Кроме меня необузданный бог соединился также с Дионой, которую финикияне называют Белит и Реей, почитаемой в Иоппее, а кроме того и с другими титанидами. Я была счастлива, когда он ради них оставил меня…
К борьбе, возникшей затем у Крона и прочих титанов с восставшими против них Зевсом, Гадесом и Посейдоном, я была безучастна. Победив отца и воцарясь на Олимпе, Зевс, по требованию ревновавшей его ко мне сестры своей Геры, отдал меня, с согласия прочих богов, своему покрытому копотью сыну Гефесту. Это любимое детище обутой в золото Геры всегда было мне неприятно, и я мстила ему, деля ложе со многими другими богами. Когда же он, мучимый ревностью, застал меня однажды с Аресом, я велела жестокому как и отец его Эросу внушить хромоногому сыну волоокой богини несчастную страсть к Афине-Палладе. Плодом этой страсти был тайно воспитанный мудрой божественной полудевицею бог Эрехфей… Зевсу и его белорукой жене я отомстила, постоянно внушая Кронову сыну пылкое чувство то к той, то к другой грязной дикарке, которых он, ослепленный властью, моей, считал прекраснее гладко причесанной Геры. Ради внушенной мною любви царь богов не раз принужден был становиться быком, так же как его украшенный темною гривой брат Посейдон — морским конем или бараном.
Ставший царем подземного мира Гадес был много наказан за обиду мою тем, что женился на Персефоне. Эта богиня принесла ему много несчастья…
Но бессмертные боги скоро узнали о моих тайных делах и в свою очередь мстили мне, как могли. Едва удавалось мне полюбить кого-либо из смертных, олимпийцы тотчас же умерщвляли его. Обратившись вепрем Арест убил Адониса, аргонавт Бутэс умер в объятьях моих, благочестивый Анхиз был поражен преждевременной старостью…
И тебе также грозит, возлюбленный мой, их бессмертная зависть, и ты должен заплатить будешь жизнью за сладость объятий моих“, говорила она…
Да, высокие судьи, я знал, что меня ожидает, и не хотел покидать храма Киприды и ее божественных ласк до наступления рассвета, когда она ушла от меня, погруженного в сон… Когда я очнулся, богини уже не было возле, но я не хотел уходить, не прикоснувшись к прекрасному камню, из которого вышел его бессмертный двойник. В этот миг вошли прислужницы храма… Вот и все, священные судьи»…
До конца остававшийся верным своему нечестивому измышлению преступник умер, как было постановлено, под ударами бичей.
Сама богиня свидетельствовала о лживости рассказа его, так как до сих пор показывают богомольцам темные пятна на паросском мраморе изваяния в тех местах, где осмелился прикоснуться к нему пораженный безумием акарнанец.
Древнее предание // Альманах Гриф 1903—1913. — М., 1914.