H. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. 3
Издательство Саратовского университета 1962
Статья Чернышевского «Откупная система» широко известна в экономической литературе. Автограф ее скорее всего утерян. Поэтому во всех изданиях сочинений Чернышевского текст «Откупной системы» воспроизводился по первой журнальной публикации («Современник», 1858, № 10). Отсутствие данных о ее цензурной истории, казалось, свидетельствовало о том, что эта работа не вызвала каких-либо серьезных замечаний со стороны цензуры и что напечатанный в «Современнике» текст должен быть весьма близок к автографу. Между тем это не так. Из обнаруженных нами цензорской и авторской корректур «Откупной системы» видно, сколь жестоким сокращениям и искажениям подверглась эта статья[1]. Достаточно сказать, что примерно одна пятая часть текста не появилась в печати.
Как цензорская, так и авторская корректуры состоят из трех форм (по четыре полосы каждая), на каждой из них указано: «2 кор<ректура>. Окт 3». В конце каждой из форм цензорской корректуры имеется подпись цензора Д. И. Мацкевича, сделанная, очевидно, после разрешения Министерства финансов, куда «Откупная система» была послана для отзыва. На первой из форм читаем:
"К напечатанию сей статьи с указанными изменениями не представляется со стороны Министерства финансов препятствия.
Действительный статский советник Юханцев".
Ознакомившись с цензорской корректурой, Чернышевский вынужден был не только исключить в авторской корректуре вымаранные цензором отдельные места и фразы, но и в ряде случаев внести измененный цензором текст. Так, например, в слова Чернышевского о том, что «система откупов неизбежно разоряет нацию» Юханцев внес замену: «расстраивает нацию»; вместо «ни один честный человек» вписал: «ни один благонамеренный человек» и т. д. Таким образом, известный по своей первоначальной журнальной публикации текст «Откупной системы» с одной стороны сильно сокращен цензурой, с другой — содержит ряд изменений, сделанных цензором.
Впечатления Чернышевского от цензорской корректуры до некоторой степени раскрываются его надписью на авторской корректуре: «Остальные корректуры пришлю, когда прочту. Сводку этой статьи прошу прислать ко мне, если где выйдет без смысла.
Это поместить после библиографии первою статьею в „Современном обозрении“, а Панаева фельетон не ждать, последует после».
Исключенные цензором места представляют значительный интерес, еще сильнее подчеркивая революционный смысл статьи и не нуждаются в специальном разъяснении. Остановимся лишь на той части Исключенного Юханцевым текста, которая относится к «городу N». Под «городом N» Чернышевский, конечно, имел в виду родной Саратов. Чтобы убедиться в этом, следует остановиться на некоторых фактических данных, содержащихся в этом отрывке. Так, число жителей «города N» (70 000) соответствует количеству населения Саратова в это время. Обращают на себя внимание слова о том, что «по непредвиденному случаю изменилась граница губернии, центром которой служит город N, два или три уезда его отошли к соседней губернии». Действительно, в 1850 г. от Саратовской губернии отошли три уезда: «Николаевский и Новоузенский к Самарской губернии, Царевский уезд — к Астраханской»[2]. Наконец, в отрывке дается положительная характеристика губернатора «города N», подчеркивается его честность и говорится о том, что он вынужден был подать в отставку. Здесь, несомненно, «дет речь о саратовском губернаторе М. Л. Кожевникове, с которым Чернышевский был хорошо знаком и о котором год спустя в статье „Суеверие и правила логики“ писал: „Мы жили в провинции, губернатором которой был человек честнейший, редкого ума и чрезвычайно хорошо знавший дело. Каждый житель того края скажет вам, что при нем делалось то же самое, что и до него. Должности продавались с формального торга. Суда и управы не было: грабительство было повсеместное: оно владычествовало в канцелярии губернатора, в губернском правлении, по всем ведомостям и инстанциям“[3]. В связи со значительным объемом „Откупной системы“ текст ее сокращен за счет той его части, которая не подвергалась изменениям со стороны цензуры.
К числу особенностей нашей литературы принадлежит какое-то особенное ее расположение к повальным припадкам накидываться вдруг, без всяких новых видимых причин, всеми силами на какой-нибудь предмет, который вчера был совершенно таков же, как ныне, и совершенно таким же останется завтра, а между тем ни вчера не занимал, ни завтра не будет занимать ни одной страницы печатной бумаги, а сегодня служит целью бесчисленных патетических рассуждений. Искони веков, от Рюрика до наших дней, богата была наша Русь взяточникам»; в 1856 году взятки вовсе не были ни безнравственнее, ни вреднее, чем в 1852 или 1851, или 1850. Скажите же, с какой стати было так свирепо набрасываться на то, о чем можно было до той поры так удобно молчать? Что за странные люди! Лет пятьдесят очень хладнокровно носили в груди так называемую на высоком языке страшную язву, и хоть бы кто-нибудь когда-нибудь слыхивал от нас об ней, — и вдруг ни с того ни с сего начинаем с жаром бить себя по этой груди и кричать: «Ах, посмотрите, добрые люди, у нас тут глубокая язва!»[4]
Что случилось со взятками года два тому назад, то же самое произошло на сих днях с откупами. Какой новый вред стали приносить с половины нынешнего лета откупа, мы не знаем, да и никто, кажется, не может сказать, чтобы ныне позволяли они себе какое-нибудь злоупотребление или налагали бы на страну какую-нибудь тяжесть, которой не налагали бы и два и три года, и двадцать и тридцать лет тому назад. На каком же основании вдруг так набросились мы «а откупа, с которыми так мирно и молчаливо уживались прежде?
Зато какою же неопределенностью порицаем[5] и вознаграждаем мы себя за упущенное для порицания времени![6]
Действительно откупа — вещь не очень прекрасная, вещь, защищать которую не решится ни один честный[7] человек[8].
И[9] какие надежды на будущее могу я иметь, когда вижу, что общество, пользовавшееся услугами шулера, восстает против него только для того, чтобы иным способом еще усовершенствовать те удовольствия, какие прежде доставлял ему шулер? Если, например, я вижу, что какой-нибудь кум, державший прежде половину в игре шулера, мечтает теперь воспо0льзоваться всею выгодою, какую прежде делил с ним, и только ради этой надежды вооружается против него, я тут не вижу ни благородства, ни пользы для страны. Я вижу только с одной стороны тоже своекорыстие, тоже намерение эксплуатировать народные слабости, с другой стороны, легковерное самообольщение добродушных идеалистов, обманываемых словами[10].
Откупав защищать нельзя; действительно они вообще представляются самою[11] несовершенною формою взимания государственных налогов или пошлин. Коренное несоответствие этой формы с истинными основаниями государственного хозяйства заключается в том, что[12] при системе откупов государство передает часть своих прав нескольким частным лицам. Из этого уже ясно, что откупною системою неизбежно устанавливается в государстве порядок дел, противный и выгодам государственной власти и благу народа. Что касается до государственной власти, она[13] лишается через откупа[14] свободы своих действий, дозволяет[15] появляться административному могуществу, действующему независимо от нее. Каково бы ни было подчинение откупщика местным властям по формальным условиям откупного контракта, откупщик все-таки имеет свой круг действия, в котором распоряжается он, а[16] не государственная администрация. Таким образом в государстве является вместо одной две правительственные власти, — царство в царстве. Пока существуют откупа, государство еще не вышло из периода тарханных грамот и средневековой неурядицы. Еще значительнее этого прямого урона косвенный вред, наносимый правительству действием откупной системы на общество. Каково бы ни было правительство, его интересы[17] всегда связаны с выгодами общества; оно всегда до известной степени сознает эту связь и больше или меньше всегда[18] заботится о национальном благе. Правительство не вчера начало, не завтра кончит свои сношения с обществом, оно считает себя вечным его спутником; потому собственная выгода заставляет[19] щадить силы общества ныне, чтобы самому не остаться без средств, если истощить их. Совершенно не таково положение откупщика: до будущности общества ему нет никакого дела, он думает только о том, чтобы как можно больше собрать с общества ныне; завтра оно увидит себя разоренным и с этим обеднеет правительство — какая нужда в том ростовщику? Он уже кончил свои счеты и знать ни о чем не хочет. Его девиз: „после меня хоть трава не расти“. Поэтому система откупов неизбежно разоряет[20] нацию, истощает те средства, которыми может располагать правительство — результатом[21] бедственного состояния общества является беспомощность правительства. Правительство — это хозяин поместья; откупщик — это чеченец, на несколько часов вторгающийся в поместье; можно представить себе, каково будет состояние хозяина после того, как поместье испытает набег чеченца. Нет, наше сравнение еще не полно: разорительный набег уничтожает только жатву и уже готовое богатство жителей, он не портит самой почвы, он не портит нравственных сил ее населения. Откуп делает и это. Мало того, что он стремится как можно скорее истощить материальные средства населения, вдобавок он разрушает моральный капитал, которым могли бы скоро быть восстановлены все потери. Каково бы ни было правительство, каковы бы ни были его стремления, все-таки[22] деньги не составляют основного и единственного предмета его действий; они представляются ему только средством для достижения целей, например, для возвышения своего могущества среди других держав, для приобретения славы, для упрочения известной политической системы, для развития известных общественных учреждений, для поддержания известной законодательной и административной системы. Денежные соображения правительства вытекают из этих желаний и подчиняются им. Таким образом правительство по самой своей сущности никогда не ограничивает своих отношений к нации одними финансовыми видами. В его деятельности всегда есть другая более нравственная сторона, всегда есть некоторая степень заботливости[23] о национальной чести, о нравственном благосостоянии нации, о справедливости и правосудии. Откуп совершенно чужд всех подобных отношений по самой своей натуре. Единственное основание его существования — чисто денежное, единственная цель и забота его — деньги и деньги. Самый дурной чиновник все-таки хотя сколько[24] помнит, что он представитель власти, поддерживающей благоустройство в обществе; как бы превратно ни понималось им это благоустройство, как бы бессовестно ни нарушались им эти обязанности, все-таки сознание о них дает ему в собственных глазах некоторое нравственное достоинство, и все-таки люди, подвергающиеся его решениям или распоряжениям, видят в нем представителя нравственной идеи, — он может быть неверен ей, но она все-таки дает некоторую возвышенность его[25] характеру, его власти в их глазах: если будут падать упреки, они упадут на его личность, на личность тех, кто сделал дурной выбор, вручив власть недостойному[26], но самым существованием той обязанности, которая лежит на нем, не возмущается общественная совесть; напротив, она признает нравственную сторону порученного ему дела. Совершенно не таково положение откупного агента: он сам знает, что он — только орудие частного прибытка, и общество не признает за ним другого значения; оно не может находить в нем других прав, кроме прав эгоистического корыстолюбия, а этому принципу никто не подумает давать в своей совести прав на власть над обществом. Таким[27] образом вручение власти принципу, который не имеет никаких прав на власть, который напротив должен быть предметом обуздания, преследования со стороны власти, которым возмущаются все идеи общественного благоустройства, — такое вручение власти принципу, чуждому нравственности, прямо противоречит всякому нравственному чувству, и факт открытого присвоения власти этому принципу потрясает, разрушает все нравственные убеждения в обществе. Мы говорим пока еще вовсе не о злоупотреблениях, которые слишком легко возникают из откупной системы, — хороша та вещь, в которой дурны только злоупотребления, — нет, мы говорим теперь о самом принципе откупа. Предположим, что он безукоризненно держится своих законных обязательств, что он ведет свои дела с добросовестностью честнейшего из всех европейских негоциантов; предположим, что агенты его по своему личному характеру и поведению относительно народа — образцовые примеры доброжелательности, мягкосердечия, прямодушия и всевозможной правоты, — все-таки существование даже и такого откупа убийственно[28] для нравственных убеждений нации, все-таки роль даже и таких агентов откупа прямо гибельна для общества, прямо возмутительна для общественного сознания, потому что все-таки откуп есть не что иное, по самой своей натуре, как олицетворение корыстолюбия, имеющего право владычествовать[29] надо мною во имя собственное свое, во имя корыстного расчета.
Легко[30] теперь понять, как должны отзываться неизбежные результаты такого отношения на нравственных силах народа, по самой своей натуре, мимо всяких своих злоупотреблений, откуп колеблет веру в господство правды и добра над общественною жизнью, внушает обществу мысль, что все — трын-трава перед владычеством эгоистического корыстолюбия, а в этой мысли моральный источник всех пороков, всех зол. Честный труд ничтожен, любовь или доверие к человеку вздорны, корыстный расчет правит человеческими делами „падши, поклонись ему, сын человеческий“, он не только терпим, он узаконен обществом: что же мне совеститься в своих средствах к достижению наслаждений в таком обществе? Какие бы вещи я ни делал, я не сделаю ничего такого, что не происходило бы из принципа, признанного, узаконенного этим обществом. Гуляй, душа! Люди — пешки, нравственные принципы--предрассудок глупцов, не понимающих жизни. Таков вывод из самого существования откупа, то есть из облечения голого, открытого корыстолюбия нормальною властью над обществом.
Надобно ли говорить, какими следствиями в народном быте сопровождается падение нравственных принципов? Ослабление любви к труду, ослабление всякой честной энергии, развитие преступлений и пороков всякого рода — вот эти следствия, слишком известные каждому. При[31] таком состоянии общества оскудевают все источники силы для самого правительства, и этот косвенный вред, приносимый ему откупом через расслабление и развращение народа, еще гораздо важнее того прямого вреда, который наносится раздроблением власти между правительством и откупом.
Каждое правительство знает это и при первой возможности освободиться от столь неудовлетворительной финансовой системы спешит освободиться от нее. Вред, наносимый откупною системою благосостоянию частных лиц, чувствуется ими еще живее и[32] во всех странах, где существовали откупа, они были предметами народной ненависти.
Первый источник ее тот самый, о котором шла речь выше:[33] самый простой, самый неразвитый человек понимает разницу между моральным значением правительства и откупа. Подчиняясь правительству, человек сознает, что эта власть основана на нравственном принципе, вытекает из потребностей общественной жизни, имеет своею коренною целью охранение национальных благ; это подчинение не противоречит совести, напротив, требуется ею; оно не уничтожает, а облагораживает человека, возвышает его в собственных глазах. Но требует ли, дозволяет[34] ли совесть, чтобы я подчинялся частному корыстолюбию, вредному не для меня одного, а также и для всех моих сограждан? Нет, это противно совести[35], унизительно для моего нравственного достоинства[36]. Человек платил презрительною ненавистью тому, кто, пользуясь обстоятельствами, захватывает право унижать его; он ненавидит такого человека, как притеснителя, презирает его, как существо, недостойное уважения по безнравственности поступка: потому у всех народов ненависть к откупу соединена была с презрением[37].
Стеснение государственной власти, нарушение единства и правильности в управлении через появление администрации откупа независимо от администрации правительства[38], истощение тех источников, на которых основываются доходы правительства и его могущества, взимание с народа суммы гораздо большей, нежели какая получается правительством, разрушение всех[39] нравственных убеждений в народе, ослабление честного труда, возбуждение недовольства[40] — вот неизбежные действия откупной системы вообще, каков бы ни был предмет откупа и как бы честны ни были его поступки в смысле формальной законности[41].
Притом что такое откуп? Постановление власти[42]; откуп сам есть власть, он сам[43] дает постановления, он выше их, он чувствует себя хозяином над обществом[44], и как хозяин считает себя вправе делать все, что хочет и может[45]. Нам[46] нет нужды подробно говорить здесь о том, что самая администрация постоянно принуждена уступать желаниям откупа. Юридические рассказы, которых так много явилось в последнее время, довольно разъяснили этот факт. Не говоря уже о второстепенных лицах, даже губернатор, всемогущий в других случаях, не может отважиться на серьезную борьбу с откупом: при первой попытке такого рода он был бы низвергнут. Напрасно некоторые писатели слишком преувеличивают влияние подарков, имеющих вид почти правильного жалованья, выдаваемого откупом чиновничеству; напрасно думать, что эти подарки--главная причина подчиненности, в которой находится областная администрация относительно откупа. Мы знали губернаторов, которые не брали суммы, назначавшейся им от откупа: в провинциях таких губернаторов откупные дела шли точно таким же образом, как и в других местах, и губернаторы точно так же, как и другие, не дерзали полагать преград ни одному из тех правил откупного управления, которые называются злоупотреблением его. В пример мы припомним один случай, бывший на наших глазах. Город N. имеет до 70 000 жителей и принадлежит к небольшому числу самых оживленных пунктов нашей внутренней торговли. В нем постоянно находятся тысячи людей, приезжающих туда на короткое время по торговым делам. Читатель поймет, как много гостиниц и трактиров должно существовать в этом обширном городе. По непредвиденному случаю изменилась граница губернии, центром которой служит город N: два или три уезда отошли к соседней губернии. Этим до некоторой степени расстроились рассчеты откупщика, взявшего на содержание губернский город с его уездом. Число крестьян, приходящих в губернский город по тяжебным и административным делам, уменьшилось на пятую часть; на пятую часть уменьшилось также число народа, прибывающего в губернский город по случаю рекрутских наборов. Откуп вздумал вознаградить эту убыль несоразмерным возвышением в количестве и в цене вина, которое должны брать у него трактиры. Содержатели трактиров, разоряемые непомерным требованием, обратились к губернатору. Они говорили, что и прежде уже принуждены были брать, не помним, по 12 или 15 рублей за ведро, гораздо большее количество вина, нежели какое действительно распродавалось у них; что каждый месяц они приплачивали таким образом сотни и тысячи рублей откупу, возвращая ему по три рубля то самое вино, за которое платили ему по 12 или 15 рублей; что новые условия решительно невыносимы. Губернатор был тогда из таких, которые не берут откупного жалованья. Он видел справедливость жалобы трактирщиков; он старался убедить управляющего откупом оказать снисхождение содержателям трактиров. Управляющий не согласился. Губернатор сделал по принадлежности представление в защиту трактирщиков. Тем не менее, в ожидании решения, он должен был по требованию управляющего откупом закрыть трактиры, не соглашавшиеся на условия откупщика. Их содержатели, ободренные заступничеством губернатора, все, за исключением только двух, объявили, что будут ожидать решения, а до той поры не уступят. Что же? В огромном городе действительно все трактиры, кроме двух, были закрыты. Не умеем сказать год, или полтора года тянулось такое положение; но дело кончилось тем, что, разорившись, содержатели должны были исполнить требование откупа, а губернатор получил неприятность за свое ходатайство. Представляем экономистам сообразить, какое неудобство терпел город и насколько улучшилась нравственность людей, посещавших прежде трактиры, когда они принуждены были вместо трактиров посещать кабаки. Надобно притом заметить, что губернатор, человек безукоризненной честности, отличался страшною энергиею характера и имел в Петербурге чрезвычайно сильные связи. Читатель, не бывший в управляемой им провинции, не поверит примерам чрезвычайной отважности и силы его распоряжений. Он мог делать все, что хотел, но воспротивиться откупу, как видим, решительно не мог, хотя был совершенно прав в этом деле. После этого, скажите, действительно ли в содержании, какое платит откуп чиновничеству, заключается истинная причина постоянных побед откупа при столкновении со всеми другими интересами, истинная причина того послушного содействия, которое постоянно оказывается ему во всем областною администрациею? Нет, содержание, назначаемое чиновникам от откупа, дает им откуп не затем, чтобы подкупить их; он не нуждается в том, чтобы они были подкуплены; для него все равно, с охотою или без охоты вы будете исполнять его желания: во всяком случае вы будете исполнять их. Это содержание от откупа не причисляется к взяткам по суду общественного мнения; и действительно, оно не взятка, даваемая для того, чтобы чиновник поступил против закона, когда может поступить сто закону; нет, оно просто любезный подарок от богатого бедному, не от просителя правителю, а от господствующего подчиненному. Мы готовы объяснить это новым примером из истории того же губернатора, о котором сейчас рассказывали. Человек без состояния и притом человек одинокий, он проживал все свое жалованье без заботы о завтрашнем дне и, получив отставку, должен был занять у одного из своих знакомых несколько сот рублей на проезд в Петербург, где хотел жить, получая свою небольшую пенсию. Перед отъездом его к нему явился управляющий откупом и положил на стол 20 000 рублей, извиняясь, что не мог теперь же привезти других 20 000, которые будут высланы отставному губернатору в Петербург в самом непродолжительном времени. Отставной губернатор в совершенном изумлении смотрел на эти деньги и слушал эту речь. „Да, что такое это значит, объясните, наконец“, — сказал он. — „Ваше превосходительство не изволили брать следовавшего вам содержания от нас. Таким образом за время вашего управления губерниею мы остались вам должны 40 000. Я теперь привез вам половину, другую буду иметь удовольствие прислать вам в самом непродолжительном времени“. — Это истинный факт. Отставной губернатор не взял и этих денег, но был чуть не до слез растроган таким, уже в полном смысле слова, бескорыстным исполнением обязанностей, принимаемых на себя откупом относительно областной администрации. В самом деле, зачем было бы теперь откупу давать взятку ему, отставному чиновнику, потерявшему решительно всякое влияние на дела, притом такому чиновнику, который во время своего управления никогда не имел наклонности оказывать откупу услуг и старался сколько мог препятствовать его злоупотреблениям? В этом случае прозаические отношения откупа к чиновникам возвысились до поэзии; но в поэзии выражается чистейшая сущность, сублимированная квинтэссенция житейских дел. Не от каждого откупщика можно ожидать рыцарски-самоотверженной деликатности, правилам которой остался верен откуп города N относительно отставного губернатора. Но трогательный поступок этого откупа может служить выражением сущности положения, в котором стоит откуп к чиновникам по предмету содержания, которое дает он.
Эти взятки вовсе не имеют целью купить содействие администрации. Оно без всяких взяток уже приобретено откупом. Это содержание имеет тот самый смысл, какой имеет целковый рубль, даваемый вами рассыльному, посланному к вам из какой-нибудь канцелярии с документами и книгою, для расписки в их получении. Рассыльный послан и обязан доставить вам книгу и документы. Хотя бы он и не надеялся получить, от вас вознаграждение за свой поход к вам, хотя бы и не хотел идти к вам, все-таки он пришел. Неужели вы купили эту услугу вашим рублем? Неужели этот рубль взятка? Нет, он действительно только благодарность за невольную услугу, полученную от человека недостаточного.
Мы говорим все это к тому, чтобы разъяснить истинную причину влияния откупа на администрацию. Она лежит не в. каких-нибудь полузаконных денежных сделках между откупом и чиновниками. Нет, она дается самою сущностью дела. Суммы, доставляемые откупу, служат главною статьею» бюджета, самым важным из всех его оснований. Интерес откупа по этому самому необходимо должен стоять в администрации выше всяких других интересов[47].
Медики говорят, что чем хуже качество водки, тем более располагает она организм к тому, чтобы человек сделался пьяницею. Известно, что в Западной Европе не существует болезнь, называемая у нас запоем. Конечно, могут быть для нее какие-нибудь моральные особенности нашего общества, но несомненно то, что важнейшею причиною ее надобно полагать именно дурное качество нашей водки. Это крайняя степень развития гибельных действий разных примесей, которыми подправляет откуп вкус слишком рассыропленного вина, чтобы придать ему обманчивую жгучесть. Каковы[48] эти примеси для здоровья, можно судить по одной из них, для очень многих из наших провинций не составляющей секрета, — в водку, страшно разбавленную водою, льют купоросное масло, — и находятся люди, утверждающие, что эта примесь не вредна, — вероятно, не вредна по сравнению с сулемою или мышьяком. Как бы то ни было, люди, знакомые по опыту с употреблением водки, свидетельствуют, что похмелье от вина, разбавленного водою и приправленного для вкуса разными жгучими веществами, гораздо тяжелее, нежели от хорошей водки, и что позыв снова налить себя водкою для погашения тоскливого жара, оставляемого прежним приемом, тем непреодолимее, чем хуже водка.
Но все эти вредные последствия злоупотреблений откупа, как ни тяжелы они и вообще для народного хозяйства, и для здоровья[49] отдельных лиц, мы считаем еще маловажными по сравнению с самым страшным из всех злоупотреблений откупа, — злоупотреблением, столь же неизбежно вытекающим из его сущности, как и все остальные, — и рассыропление водки, и вредные[50] подмеси, и подавление земледелия и скотоводства, — все это ничтожно по сравнению с прямою заботою откупа о развращении народа. Каждому известно, что если село было зажиточно, пока не существовал в нем кабак, оно неминуемо беднеет вслед за основанием в нем кабака. Отчего это? Неужели в самом деле только оттого, что явилось под руками у мужиков место продажи вина? Неужели сам по себе наш мужик так падок на пьянство, что при первой возможности начнет пить до тех пор, пока весь пропьется? Если так, почему же в юго-западных губерниях при вольной продаже водки и вольном винокурении было меньше пьянства, нежели в восточных и северных, где был откуп? Нет, дело разрешается, если вы первого встречного мужика или мещанина -опросите, что такое кабак. Кабак не просто лавка, в которой продается вино тому, кто приходит купить его, — нет, кабак употребляет всю изобретательность соблазна и плутовства, чтобы стать притоном всех возможных пороков и мошенничества[51]. Он не ограничивается продажею вина желающим, он всеми средствами заманивает покупать его и тех, которые сами по себе вовсе не имели этого желания, — дело коммерческое, как же вы хотите иначе? Развитию[52] других подобных коммерции мешает администрация, но над кабаком она бессильна. Это блаженный азиль всего того, что не может быть терпимо ни в каком другом месте, это[53] вольная республика среди русского царства, не подлежащая власти русских законов. Власть русского правительства легче арестует беглого вора в Бразилии, нежели в кабаке. За его полуразвалившимися стенами прекращается действие всяких законов, кроме законов, предписанных выгодами откупа. Он всеми средствами заманивает[54] к пьянству каждого окольного жителя. Как усердно и любезно целовальник заманивает его к своей стойке посредством своих агентов! Ни наш незабвенный Излер, ни великий американец Барнум не превосходили любого целовальника изобретательностью в средствах заманивать[55] к себе посетителей. Для посетителя кабак уже приготовил и общество обоего пола. Тут уже готовы ободрать новичка своим примером и просьбами несчастные инвалиды пьянства, — кабак даром содержит, кормит и поит их, чтобы они своею беседою и помощью вели по надлежащему пути мужика, попавшего в этот вертеп. Тут есть и раздражающие вкус к вину закуски. Тут есть и женщины, какие нужны для развития пьянства, они также состоят в штате кабака, содержатся на его счет. У посетителя нет денег, чтобы окончательно напиться пьяну? Это не помета: кабак разменяет ему на вино любую вещь, какую угодно: кафтан, полушубок, рубашку, сапоги, лошадь, телегу, хлеб, баклагу с дегтем, привешенную под телегой, и все, что угодно, что бы ни лежало на телеге. Это[56] строго воспрещено законом, но что за помеха кабаку закон русского правительства? Мы уже сказали, что кабак — независимая от русского царства республика, признающая из всех властей земных и небесных одну власть откупщика, из всех законов, божеских и человеческих, подчиняющаяся одному закону выгоды откупщика. Этими приятностями и удобствами, доставляемыми обществу, не ограничивается благодетельная роль кабака. К чему бы существовали азили, если бы они не давали приюта людям, преследуемым злобою человеческою? Кабак верен этому высокому призванию. Он служит притоном всех[57] воров и разбойников, которым заблагорассудится искать его гостеприимного крова. Он не выдаст никому своих доверчивых гостей: их невинность останется неприкосновенна под его бдительным охранением, под его мощным заступничеством[58]. И те, более счастливые артисты, которые имеют притоны свои вне кабака, процветают только благодаря его участию в их отважном промысле. Индустрия упадает, если не находит сбыта своим продуктам; верный рынок — важнейшее условие для ее преуспевания. Кабак подавляет земледелие — неужели он не поймет обязанности своей вознаградить общество за потерю в одной отрасли деятельности поддержкою другой отрасли? Это было бы тупою неблагодарностью, а мы уже убедились, что[59] агенты откупа обязательны до великодушия. За вред, приносимый земледелию, кабак с лихвою вознаграждает нацию тою помощью, какую оказывает воровству. Краденая или приобретенная грабежом, убийством вещь всегда найдет верный сбыт в кабак: сюда, к нам, приятели, мы все у вас купим, за все заплатим наличными деньгами или водкою по вашему желанию. Этот род торговли развит до того, что берет во многих кабаках решительный перевес над официальным их промыслом, продажею водки. И они кабаки только по названию, а на деле — исключительно биржи воровского промысла. Утешительным примером того, что конкуренция вовсе не так убийственна для соперников более счастливого торговца, как уверяют некоторые, служит то, что это особенно живое сосредоточение воровских вещей в некоторых кабаках нимало не препятствует очень деятельному ходу того же занятия и во всех других.
Совершенно[60] ошибаются те, которые говорят, что откуп обкрадывает и грабит народ продажею по страшно дорогой цене страшно разбавленного водою, испорченного вредными примесями вина. Мы торжественнейшим образом протестуем против этого неосновательного мнения. Не следует называть воровством или грабежом ничего иного, кроме прямого, настоящего воровства в строгом смысле слова. Обман в цене и качестве продаваемого предмета не есть еще грабеж — это только обман, плутовство. Потому мы думаем, что называть кабатчиков ворами за дурное качество и высокую дену водки значит клеветать на них. Клеветать — дело гнусное.
Нам очень прискорбно, что эту, столь жаркую роль в защиту кабатчиков от клеветы мы должны заключить некоторою, впрочем, незначительною уступкою их противникам: кабатчики действительно могут быть названы ворами и грабителями, потому что занимаются воровством и грабежом в точном и подлинном смысле слова.
Да, и на солнце есть пятна, и в откупной системе есть не совершенно безукоризненные стороны, которых не может вполне одобрить строгий моралист.
Впрочем, мало ли чем бывает недоволен строгий моралист? Нам кажется, что[61] он не был бы доволен и тем, что русское общество нуждается в статьях против откупа. Ведь[62] не нуждается оно в статьях против людоедства, в доказательствах непохвальности грабежа на больших дорогах, в диссертациях, объясняющих преступность делания фальшивой монеты. Нам кажется, что рассуждать о вреде откупа значит оскорблять читателя, как оскорбляло бы рассуждение о том, что грязь действительно грязна и надобно смыть ее с своего лица, если оно осквернено ею.
Не по этой одной причине нам было тяжело приниматься говорить против откупа. Неприятность дела усиливалась теми мыслями, которые мы высказали в начале статьи. Странно, до обидности странно видеть людей, говорящих ныне то, чего не говорили они вчера, хотя нет ныне ни одной такой причины воспламеняться этим предметом, которая не существовала бы в такой же сильной степени и вчера; обидно видеть и самого себя в таком нелепом положении. Но есть еще третье обстоятельство, едва ли не более неприятное, чем два первые.
Мы, кажется, не смягчали гибельных[63] следствий откупа, — наше изложение не отличалось снисходительностью к нему. Мы доказывали, что все эти последствия необходимо вытекают из самой сущности откупа, не могут быть никакою силою отделены от нее; что пока будет существовать откуп, он будет обманывать и обессиливать[64] правительство, обманывать, разорять и развращать, преднамеренно, систематически развращать нацию[65].
Мы не будем говорить о том, сколько выиграли бы земледелие и скотоводство от такой перемены. Этот выигрыш надобно было бы оценивать не десятками, а сотнями миллионов рублей.
К выгодам, о которых говорят все, могут быть присоединены еще и другие, не менее важные, указанные[66] уже предыдущим очерком роли, какую играет откуп в государстве. С уничтожением откупа прекратится разновластие, отнимающее силу у правительственной администрации; областное управление избавится от соперника, над которым теперь оно бессильно, которому принуждено уступать во всех случаях столкновения[67].
Но эта великолепная перспектива все-таки не ослепляет нас относительно главнейшей выгоды, которую многие считают удободостижимой посредством одного только уничтожения откупов; вся[68] ненависть, с которой изображали мы сущность откупа и неизбежные его последствия, не должна помрачать нашего беспристрастия настолько, чтобы приписывать прямо и единственно откупу того бедствия, которые многие приписывают почти исключительно ему[69].
- ↑ Корректуры «Откупной системы» найдены в архиве Академии наук СССР в Ленинграде в фонде А. Н. Пыпина вместе с корректурами ряда других статей, опубликованных в «Современнике» или подвергшихся запрету цензуры. В настоящее время все эти материалы переданы в Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом).
- ↑ Список населенных мест. Саратовская губерния, стр. XXXI.
- ↑ Н. Г. Чернышевский. ПСС, т. V, М., 1950, стр. 705.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 318 (строки-19—30) V тома ПСС Н. Г. Чернышевского (в дальнейшем указываются только страницы без ссылки на том).
- ↑ Слова: неопределенностью порицаем заменены: безграничностью порицаний.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 319 (строки 8—23).
- ↑ Слова: ни один честный исправлены: ни один благонамеренный.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 319, строка 26, стр. 320, строка 13.
- ↑ Весь этот абзац зачеркнут.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 320 (строки 14—22).
- ↑ Слово самою зачеркнуто.
- ↑ Слова: Коренное несоответствие этой формы с истинными основа-лиями государственного хозяйства заключается в том, что зачеркнуты.
- ↑ Слова: Из этого уже ясно, что откупною системою неизбежно устанавливается в государстве порядок дел, противный и выгодам государственной власти и благу народа. Что касается до государственной власти, она исправлены: и чрез то отчасти.
- ↑ Слова: чрез откупа зачеркнуты.
- ↑ Отсюда и до конца фразы зачеркнуто.
- ↑ Отсюда и до слов: интересы всегда связаны с выгодами общества зачеркнуто.
- ↑ Исправлено: интересы правительства.
- ↑ Слова: больше или меньше всегда зачеркнуты.
- ↑ Вставлено: его.
- ↑ Слова: неизбежно разоряет исправлены: расстраивает.
- ↑ Отсюда и до конца фразы зачеркнуто.
- ↑ Слова: Каково бы ни было правительство, каковы бы ни были его стремления все таки исправлены: Для правительства.
- ↑ Слова: некоторая степень заботливости исправлены: заботливость.
- ↑ Слово: сколько исправлено: сколько-нибудь.
- ↑ Слово: его зачеркнуто.
- ↑ Слова: на личность тех, кто сделал дурной выбор, вручив власть недостойному зачеркнуты.
- ↑ Отсюда и до конца фразы зачеркнуто.
- ↑ Слово: убийственно заменено: тягостно
- ↑ Слова: имеющего права владычествовать исправлено: властвующего
- ↑ Весь этот абзац зачеркнут.
- ↑ Отсюда и до конца абзаца зачеркнуто.
- ↑ Отсюда и до конца фразы зачеркнуто.
- ↑ Слова: Первый источник ее тот самый, о котором шла речь выше зачеркнуты.
- ↑ Слова: ли, дозволяет зачеркнуты.
- ↑ Слова: противно совести зачеркнуты.
- ↑ Дальнейшая фраза зачеркнута.
- ↑ Последующий текст опускается. Он соответствует стр. 322, строка 30, стр. 323, строка 5 сн.
- ↑ Слова: Стеснение государственной власти, нарушение единства и правильности в управлении через появление администрации откупа независимо от администрации правительства зачеркнуты.
- ↑ Слово: всех зачеркнуто.
- ↑ Слова: возбуждение недовольства зачеркнуты.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 324 (строки 4—17).
- ↑ Слова: что такое откуп? Постановление власти; зачеркнуты.
- ↑ Слова: есть власть, он сам зачеркнуты.
- ↑ Слова: он выше их, он чувствует себя хозяином над обществом зачеркнуты.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 324 (строки 19—40).
- ↑ Отсюда и до абзаца, начинающегося словами: Медики говорят, что чем хуже зачеркнуто.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 324, строка 7 сн., стр. 326, строка 19.
- ↑ Отсюда и до слов: люди, знакомые по опыту зачеркнуто.
- ↑ Слово: здоровья зачеркнуто.
- ↑ Слово: вредные зачеркнуто.
- ↑ Слово: и мошенничества зачеркнуто.
- ↑ Отсюда и до конца фразы зачеркнуто.
- ↑ Отсюда и до слов: Он всеми средствами зачеркнуто.
- ↑ Слово: заманивает исправлено: зазывает
- ↑ Слово: заманивать исправлено: завлекать.
- ↑ Отсюда и до слов: Этими приятностями и удобствами зачеркнуто.
- ↑ Слово: всех зачеркнуто.
- ↑ Слова: под его мощным заступничеством зачеркнуты.
- ↑ Слова: мы уже убедились, что зачеркнуты.
- ↑ Отсюда и до абзаца, начинающегося словами. Да и на солнце есть пятна зачеркнуто.
- ↑ Слово: что зачеркнуто.
- ↑ Отсюда и до конца абзаца зачеркнуто.
- ↑ Слово: гибельных зачеркнуто.
- ↑ Слова: и обессиливать зачеркнуты.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 328, строка 13 сн., стр. 330, строка 8.
- ↑ Отсюда и до конца абзаца текст зачеркнут.
- ↑ Дальнейший текст опускается. Он соответствует стр. 330 (строки 13-41).
- ↑ Отсюда и до конца фразы зачеркнуто.
- ↑ Окончание статьи опускается. Оно соответствует стр. 330, строка 4 сн., стр. 334.