ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:
правитьАктеры:
Донъ-Жуанъ Ла-Гранжъ.
Сганарель Мольеръ.
Эльвира, жена Донъ-Жуана Г-жа Дю-Паркъ
Гусманъ, конюшій Эльвиры.
Донъ-Карлосъ, Донъ-Алонзо, братья Эльвиры.
Донъ-Люисъ, отецъ Донъ-Жуана Бежаръ.
Францискъ, нищій.
Матюрина, г-жа Де-Бри.
Шарлотта Г-жа Мольеръ
крестьянки
Пьерро, крестьянинъ Гюберъ.
Статуя командора.
Ла-Віолеттъ, Раготенъ, слуги Донъ-Жуана.
Г. Диманшъ, купецъ Дю-Круази.
Ла-Раме, бандитъ Де-Бри.
Привидѣ ніе.
Что ни говори Аристотель и другіе философы, но нѣ тъ ничего лучше табаку: это страсть всѣ хъ порядочныхъ людей, и кто не употребляетъ его, тотъ не достоинъ жить. Табакъ не только развеселяетъ и очищаетъ людскіе мозги, но и поощряетъ къ добродѣ тели и пріучаетъ къ порядочности. Посуди самъ, — лишь только его понюхаешь, какъ вдругъ дѣ лаешься привѣ тливымъ со всякимъ и ощущаешь удовольствіе, предлагая его направо и налѣ во. Даже не ведешь, чтобы попросили, — самъ предупреждаешь; до такой степени табакъ внушаетъ чувства вѣ жливости и добродѣ тели всѣ мъ, кто его нюхаетъ. Впрочемъ, довольно объ этомъ; перейдемъ къ дѣ лу. И такъ, любезный Гусманъ, твоя госпожа, донна Эльвира, пораженная нашимъ внезапнымъ отъѣ здомъ, пустилась за нами въ погоню и, по твоимъ словамъ, до такой степени влюблена въ моего барина, что не можетъ жить безъ него. Сказать ли мнѣ всю правду? Я боюсь, что ея любовь останется безъ отвѣ та, что ея поѣ здка сюда не приведетъ ни къ чему хорошему и что вы сдѣ лали бы гораздо лучше, если бы остались у себя дома.
Съ какой стати у тебя, Сганарель, такія дурныя мысли! Развѣ твой баринъ говорилъ тебѣ объ этомъ? Развѣ онъ сказалъ, что охладѣ лъ къ намъ и что именно это заставило его уѣ хать?
Положимъ, нѣ тъ; но я по опыту знаю толкъ въ такихъ дѣ лахъ, и готовъ биться объ закладъ, — хотя мнѣ баринъ ничего еще не говорилъ, — что въ этомъ-то и есть вся суть. Можетъ быть, я и ошибаюсь, но моя опытность все-таки кое-чему научила меня.
Неужели причиною этого неожиданнаго отъѣ зда была измѣ на донъ-Жуана? И онъ могъ до такой степени оскорбить чистую любовь донны Эльвиры!
Нѣ тъ, онъ просто еще молодъ, и у него не хватаетъ рѣ шимости…
Человѣ къ съ его званіемъ способенъ рѣ шиться на такое гнусное дѣ ло!
Да, да!… съ его званіемъ! Нечего сказать, недуренъ резонъ! Какъ будто это можетъ помѣ шать…
Однако священные узы брака обязываютъ его…
Эхъ, милый Гусманъ, повѣ рь мнѣ , ты еще не знаешь, что за человѣ къ донъ-Жуанъ.
Да ужъ я, право, не знаю, что онъ можетъ быть за человѣ къ, если онъ дѣ йствительно сдѣ лалъ съ нами такую подлость; я не понимаю, какъ послѣ такой любви, такого нетерпѣ нія и такой настойчивости, послѣ столькихъ обѣ товъ, вздоховъ и слезъ, послѣ всѣ хъ страстныхъ писемъ, пылкихъ увѣ реній и постоянныхъ клятвъ, наконецъ, послѣ такой восторженной страсти, которая довела до того, что онъ похитилъ донну Эльвиру изъ монастыря, — я не понимаю, какъ могло хватить у него на столько наглости, чтобы измѣ нить своему слову!
А мнѣ такъ вовсе не трудно понять! Знай ты этого молодца, какъ я, — дѣ ло вышло бы очень просто! Я не говорю, чтобы онъ измѣ нилъ свои чувства къ доннѣ Эльвирѣ , — въ этомъ я еще не вполнѣ увѣ ренъ. — Ты знаешь, что онъ велѣ лъ мнѣ ѣ хать сюда раньше его; а съ тѣ хъ поръ, какъ онъ пріѣ халъ, онъ со мною еще не говорилъ. Но, изъ предосторожности, я долженъ тебѣ сказать, inter nos, что въ моемъ господинѣ , донъ-Жуанѣ , ты можешь видѣ ть величайшаго негодяя, какой когда либо существовалъ на свѣ тѣ , безумца, собаку, дьявола, турка, еретика, который не вѣ ритъ ни въ Бога, ни въ чорта, который всю свою жизнь проводитъ какъ настоящій скотъ, какъ свинья Эпикура, какъ сущій Сарданапалъ, который затыкаетъ себѣ уши, чуть станешь его укорять, который считаетъ чушью все, во что мы вѣ римъ. Ты говоришь, что онъ женился на твоей госпожѣ ; повѣ рь, что, увлеченный страстью, онъ женился бы и на тебѣ , и на ея собакѣ , и на ея кошкѣ . Ему ровно ничего не значитъ жениться, чтобы поймать женщину въ свои сѣ ти; обѣ щаніе жениться для него первѣ йшее средство, онъ готовъ жениться на комъ угодно, зажмуря глаза. Будь это замужняя женщина, барышня, купчиха, крестьянка, — ему и горя мало, и еслибъ я сталъ перечислять тебѣ имена всѣ хъ женщинъ, на которыхъ онъ женился въ разныхъ мѣ стахъ, то не окончилъ бы до вечера. Ты удивленъ и блѣ днѣ ешь отъ моихъ словъ; но это еще слабый портретъ моего молодца, а чтобы судить о немъ, надо знать его на чистоту. О, еслибы когда нибудь гнѣ въ Божій разгромилъ его! Для меня было бы лучше закабалить себя чорту, чѣ мъ попасть въ лапы къ своему господину! Я столько насмотрѣ лся ужасовъ, что съ удовольствіемъ желалъ бы ему провалиться сквозь землю. — Но такой знатный и распутный баринъ — жестокая штука! Я долженъ потакать ему поневолѣ , страхъ замѣ няетъ мнѣ услужливость, страхъ сковываетъ мои чувства и часто заставляетъ меня хвалить то, что претитъ моей душѣ . — Однако, разойдемся. Я вижу, что онъ расхаживаетъ здѣ сь по замку… Но, слушай: я говорилъ съ тобою откровенно, — можетъ быть, я немножко погорячился… если же это дойдетъ до его ушей, то я прямо скажу, что ты навралъ.
Съ кѣ мъ это ты говорилъ? Кажется съ простакомъ Гусманомъ, конюшимъ донны Эльвиры?
Да, что-то въ родѣ его.
Такъ это онъ?
Онъ самый.
Когда-же онъ пріѣ халъ сюда?
Вчера вечеромъ.
Съ какой стати?
Вы сами лучше знаете.
По случаю нашего отъѣ зда?
Да, онъ очень встревоженъ… Онъ спрашивалъ, почему собственно мы уѣ хали.
Ты что-же отвѣ чалъ?
Отвѣ чалъ, что ничего не знаю.
Однако, какъ ты объ этомъ думаешь? Какъ твое мнѣ ніе?
Мое мнѣ ніе? Я думаю, съ позволенія сказать, что у васъ опять какая нибудь новая интрижка.
Ты думаешь?
Да.
И не ошибаешься! Надо признаться, что образъ другой женщины занялъ мѣ сто Эльвиры въ моемъ сердцѣ .
Боже ты мой! Вѣ дь я знаю моего господина, донъ-Жуана, какъ свои пять пальцевъ! Я знаю, что ваше сердце, какъ флюгеръ, мечется во всѣ стороны и нигдѣ не можетъ остановиться на мѣ стѣ .
И ты не находишь, что я правъ?
Какъ вамъ сказать…
Говори.
Разумѣ ется, если угодно, вы правы; тутъ и спора нѣ тъ; но еслибы вамъ не было угодно такъ поступать, то, можетъ быть, дѣ ло вышло бы иначе.
Ну, хорошо, я позволяю тебѣ откровенно высказать все, что у тебя на душѣ .
Въ такомъ случаѣ , скажу вамъ, сударь, откровенно, что я не одобряю вашихъ поступковъ и считаю позорнымъ заводить любовь направо и налѣ во.
А! по твоему, разъ связавшись съ первою встрѣ чною, которая понравилась, нужно отречься отъ свѣ та и ни на кого не смотрѣ ть? Удивительная заслуга — корчить изъ себя вѣ чно влюбленнаго и, въ пылу молодости, оставаться равнодушнымъ при видѣ другихъ женщинъ, плѣ няющихъ красотою! Нѣ тъ, нѣ тъ! Постоянство пристало лишь къ тѣ мъ, кто хочетъ быть смѣ шнымъ; женщины имѣ ютъ полное право прельщать насъ своею красотою, а если одна изъ нихъ произвела впечатлѣ ніе, то изъ этого вовсе еще не слѣ дуетъ, чтобы всѣ другія отказались внушать намъ любовь. Красота приводитъ меня въ восторгъ повсюду, гдѣ я ее вижу, и я легко поддаюсь сладостному насилію, при помощи котораго она меня увлекаетъ. Напрасно восхищаюсь я одною; моя любовь не исключаетъ въ сердцѣ привязанности къ другимъ. У меня на то есть глаза, чтобы цѣ нить ихъ прелести, и каждой изъ нихъ я приношу должную дань. Какъ бы то ни было, но я не могу запретить моему сердцу любить то, что нахожу прелестнымъ. Какъ скоро я заинтересованъ красивымъ личикомъ, я готовъ отдать ему не только мое сердце, но и десять тысячъ сердецъ, еслибы они у меня были! Внезапная склонность имѣ етъ какую-то необъяснимую прелесть, и все наслажденіе любви именно и состоитъ въ перемѣ нѣ . Чувствуешь непостижимое удовольствіе, когда, всевозможными увѣ реніями, покоришь сердце молодой красавицы, когда видишь, что съ каждымъ днемъ, мало по малу, все ближе и ближе достигаешь своей цѣ ли, когда восторгами, слезами и вздохами покоряешь невинную стыдливость, которая не хочетъ сдаться, когда, шагъ за шагомъ, преодолѣ ваешь маленькія преграды, когда побѣ ждаешь мелкую щепетильность, которую многіе считаютъ за добродѣ тель, и когда, наконецъ, приведешь красотку къ заранѣ е предназначенной цѣ ли! Но разъ остался побѣ дителемъ, больше желать нечего; вся прелесть страсти исчезла, и мы засыпаемъ въ спокойствіи такой любви, если новый предметъ не возбудитъ нашихъ желаній и не Представитъ нашему сердцу обольстительной прелести новой побѣ ды. Словомъ, нѣ тъ ничего восхитительнѣ е, какъ восторжествовать надъ сопротивленіемъ красавицы. Тогда я чувствую въ себѣ честолюбіе завоевателей, которые одерживаютъ одну побѣ ду за другой и все-таки остаются недовольными. Ничто не можетъ противиться порывамъ моихъ страстей. У меня сердце, готовое любить весь міръ, и, какъ Александръ, я хотѣ лъ-бы, чтобы существовали другіе міры, гдѣ можно было бы одерживать любовныя побѣ ды!
Чортъ возьми! вы ловко говорите!.. Какъ по книгѣ , точно наизусть выучили!
А ты что на это скажешь?
Право, не знаю что и сказать!.. Вы такъ ловко повернете, что, какъ будто, дѣ йствительно, правда на вашей сторонѣ ; а между тѣ мъ вы совсѣ мъ неправы. Въ головѣ у меня отличные доводы, а чуть вы начнете говорить, — все и спуталось. Ужъ лучше оставимъ это. Въ слѣ дующій разъ я занесу мои разсужденія въ записную книжку и тогда стану спорить.
И прекрасно сдѣ лаешь.
Но, сударь, будетъ-ли это подходить къ данному вами позволенію, если я вамъ скажу, что меня немножко скандализируетъ, какъ вы себя ведете?
Что такое? какъ я себя веду?
Положимъ, отлично. Но, если, напримѣ ръ, видишь, что вы чуть-ли не каждый мѣ сяцъ женитесь то на одной, то на другой…
Можетъ-ли быть что нибудь пріятнѣ е!
Положимъ, это очень пріятно и доставляетъ много развлеченій; я и самъ съ удовольствіемъ занялся бы этимъ, еслибы тутъ не было ничего дурного… Но, сударь, потѣ шаться такъ надъ таинствомъ брака, и…
Оставь, оставь! Это дѣ ло между мною и небомъ, и мы разберемъ его безъ тебя.
Право, сударь, я всегда слышалъ, что съ небомъ шутить нельзя и вольнодумцы никогда не кончаютъ добромъ.
Ты просто дуракъ! Знаешь, я не терплю нравоученій!
Боже упаси! Я совсѣ мъ не про васъ говорю. Вы сами знаете, что дѣ лаете, и если вы не вѣ руете, то на это у васъ есть свои причины; но знаете, на свѣ тѣ встрѣ чаются ничтожные фатишки, которые сдѣ лались безбожниками, сами не зная отчего, и выдаютъ себя за вольнодумцевъ, въ чаяніи, что это имъ къ лицу; и еслибъ у меня былъ такой баринъ, то я, глядя ему въ глава, сказалъ-бы напрямки: Какъ смѣ ете вы насмѣ хаться надъ небомъ и но страшитесь шутить съ самыми священными вещами! Ахъ, вы, ничтожный червякъ, мелкая сошка (сказалъ бы я этому моему барину, еслибъ у меня былъ такой), какъ смѣ ете вы насмѣ хаться надъ тѣ мъ, что всѣ уважаютъ! Не думаете-ли вы, сказалъ бы я, что вы удивительно ловки, что все вамъ позволено, что никто не можетъ сказать вамъ правду, потому что вы благороднаго происхожденія, напялили на себя бѣ локурый завитой парикъ, шляпу съ перьями, золоченный камзолъ и пунсовыя ленты? (Я не вамъ это говорю, а другому). Такъ вотъ я, вашъ слуга, скажу вамъ, что небо рано или поздно наказываетъ безбожниковъ, что дурная жизнь ведетъ къ дурной смерти, и что…
Молчи!
Что случилось?
Дѣ ло въ томъ, что я влюбился въ одну красотку и пріѣ халъ сюда нарочно за нею.
А васъ, сударь, не смущаетъ мысль о командорѣ , котораго вы убили мѣ сяцевъ шесть тому назадъ?
Съ какой стати мнѣ смущаться? Я убилъ его какъ слѣ дуетъ.
Совершенно вѣ рно, и съ его стороны было-бы смѣ шно жаловаться.
Къ тому-же, я былъ помилованъ.
Да. Но, можетъ быть, это помилованіе не искоренило ненависти къ вамъ его родныхъ и друзей, и…
Перестань! Не стоитъ думать о непріятностяхъ, какія могутъ насъ ожидать; лучше поговоримъ о возможныхъ наслажденіяхъ. Моя красоточка — молоденькая невѣ ста, прелестная собою. Ее привезъ сюда ея женихъ; случай доставилъ мнѣ возможность встрѣ титься съ ними дня за три или за четыре до ихъ отъѣ зда. Никогда не видѣ лъ я людей, которые были бы такъ довольны другъ другомъ, которые такъ страстно выражали бы свою любовь! Нѣ га сіяла въ ихъ глазахъ, она привела меня въ волненіе, мое сердце было поражено и любовь моя началась съ ревности. Да, я не могъ видѣ ть ихъ вмѣ стѣ , зависть зажгла во мнѣ желанія, и я живо представилъ себѣ , какое было бы великое счастіе возмутить ихъ нѣ жныя отношенія и нарушить связь, которая какъ бы оскорбляла всю деликатность моихъ чувствъ. До сихъ поръ усилія мои были напрасны; я прибѣ гнулъ къ послѣ днему средству. Этотъ будущій мужъ вздумалъ угостить свою невѣ сту прогулкою по морю. Я ничего тебѣ не говорилъ, но уже все готово для исполненія моей цѣ ли; я нанялъ небольшую лодку и нѣ сколько молодцовъ, при помощи которыхъ мнѣ легко удастся похитить красотку.
Ну, сударь…
Что?
Это отлично, и вы мастеръ своего дѣ ла. Ничего нѣ тъ лучше, какъ быть довольнымъ самимъ собою!
И такъ, готовься отправиться вмѣ стѣ со мною; захвати оружіе, чтобы… (Увидѣ въ донну Эльвиру) Ахъ, досадная встрѣ ча!.. Мошенникъ, ты мнѣ не сказалъ, что она здѣ сь!
Вы, сударь, не спрашивали.
Да что она — съ ума сошла? даже не перемѣ нила костюма и явилась сюда въ дорожномъ платьѣ !
Узнаете-ли вы меня, Донъ-Жуанъ? Прошу васъ, говорите со мной откровенно. Могу-ли я, по крайней мѣ рѣ , надѣ яться, что вы взглянете прямо на меня?
Признаюсь, сударыня, я изумленъ и никакъ не ожидалъ васъ здѣ сь видѣ ть.
Да, я вижу, что вы меня не ожидали, и очень удивлены, но совсѣ мъ не такъ, какъ я надѣ ялась; вашъ пріемъ вполнѣ подтверждаетъ то, чему я отказывалась вѣ рить. Я удивляюсь моей простотѣ и слабости моего сердца, которое до сихъ поръ не могло убѣ диться въ вашей измѣ нѣ ! Признаюсь, я была на столько добра, или, скорѣ е, на столько глупа, что хотѣ ла обмануть самое себя и отвратить свои глаза и сердце отъ того, что происходитъ. Я искала повода извинить вашу измѣ ну; я нарочно выдумывала тысячу причинъ такого поспѣ шнаго отъѣ зда, съ цѣ лью оправдать вашъ непостижимый поступокъ. Напрасно справедливыя подозрѣ нія гнѣ здились во мнѣ , я отталкивала ихъ и съ наслажденіемъ поддавалась совершенно пустымъ ментамъ, которыя могли-бы объяснить ваши дѣ йствія. Теперь, конецъ обману! вашъ пріемъ убѣ дилъ меня во многомъ, чего я не хотѣ ла-бы знать. Но все-таки мнѣ желательно услышать отъ васъ самихъ, почему вы уѣ хали. Говорите-же, Донъ-Жуанъ, прошу васъ! Посмотримъ, какъ вы будете себя оправдывать.
Сударыня, — Сганарель знаетъ причину моего отъѣ зда.
Я, сударь, ровно ничего не знаю.
Сганарель, говорите хоть вы. Мнѣ все равно…
Иди сюда и разскажи.
Да что говорить?
Если онъ приказываетъ, — подойдите сюда и скажите, отчего онъ такъ скоро уѣ халъ.
Будешь-ли ты отвѣ чать, или нѣ тъ?
Мнѣ нечего отвѣ чать. Вы смѣ етесь надъ вашимъ слугою!
Говорю тебѣ , отвѣ чай!
Сударыня…
Что?
Сударь….
Если…
Сударыня, Александръ и другіе великіе полководцы — причина нашего отъѣ зда. Вотъ, сударь, все, что я могу сказать.
Не угодно-ли вамъ, Донъ-Жуанъ, разъяснить эту странную загадку?
Говоря отъ чистаго сердца…
Однако, какъ вы плохо защищаетесь, особенно для такого ловкаго придворнаго господина, которому пора-бы къ этому привыкнуть! Мнѣ жалко смотрѣ ть на васъ, — до такой степени вы сконфузились! Ужъ лучше прямо выказали-бы чистѣ йшее безстыдство! Лучше поклялись-бы, что любите меня по прежнему, что для васъ нѣ тъ мнѣ равной на свѣ тѣ и ничто, кромѣ смерти, не можетъ насъ разлучить! Отчего вы не скажете, что важныя дѣ ла заставили васъ уѣ хать, не предупредивъ меня; что вы здѣ сь вопреки вашему желанію и мнѣ остается только отправиться домой, въ полной увѣ ренности, что вы послѣ дуете за мною, какъ только вамъ представится удобный случай: что вы горите желаніемъ снова сойтись со мною и въ одиночествѣ страдаете такъ ужасно, какъ страдаетъ тѣ ло, разлученное съ душою! — Вотъ, какъ слѣ дуетъ оправдываться, а не стоять предо мною нѣ мымъ и растеряннымъ.
Сударыня, признаюсь вамъ, у меня нѣ тъ способности притворяться. Что я говорю, то говорю отъ чистаго сердца. Не скажу, чтобы я сохранилъ къ вамъ тѣ же чувства, какъ прежде, чтобы я нетерпѣ ливо желалъ увидѣ ть васъ, — такъ какъ это дѣ ло уже покончено: я убѣ жалъ отъ васъ, — не вслѣ дствіе тѣ хъ причинъ, какія вы себѣ представляете, а просто потому, что не хочу жить съ вами, изъ боязни предаться грѣ ху. Во мнѣ заговорила совѣ сть и глаза мои открылись. Я вспомнилъ о томъ, что, женившись на васъ, я похитилъ васъ изъ монастыря, что вы нарушили свой обѣ тъ и что небо грозитъ возмездіемъ за такіе грѣ хи. На меня нашло раскаяніе; я убоялся гнѣ ва небесъ. Я подумалъ, что нашъ бракъ — не что иное, какъ прикрытое незаконное сожительство, что онъ навлечетъ на насъ наказаніе свыше, что, наконецъ, я долженъ стараться васъ забыть и дать вамъ возможность возвратиться къ прежнимъ вашимъ обязанностямъ. Неужели вы захотите, сударыня, противиться такимъ святымъ мыслямъ и, по моей винѣ , навлечь на себя гнѣ въ небесный!.. Неужели, ради меня…
Злодѣ й! теперь я тебя вполнѣ узнала!.. На горе себѣ , узнала тогда, когда все уже кончено! Отчаяніе терзаетъ мою душу!.. Но знай, твое преступленіе не останется безнаказаннымъ, — и то небо, надъ которымъ ты смѣ ешься, отомститъ за твою измѣ ну!
Сганарель, слышишь — небо!..
Какъ-бы не такъ! Мы надъ небомъ смѣ емся!
Сударыня…
Довольно! болѣ е я не хочу слышать… Даже и этого черезъ-чуръ много, но въ томъ моя вина. Говорить о своемъ заблужденіи — недостойно порядочной женщины! Въ комъ есть малѣ йшая искра благородства, тотъ долженъ рѣ шиться навсегда. Не думай, чтобы я разразилась упреками и обидными рѣ чами… нѣ тъ! нѣ тъ! Мое сердце не выкажетъ нанесеннаго оскорбленія въ напрасныхъ укорахъ; весь пылъ свой оно сохранитъ для мести. Снова повторяю, небо накажетъ тебя, извергъ, за эту обиду, и если даже ты не боишься неба, то бойся мести оскорбленной женщины! (Уходитъ).
Хоть-бы заговорила въ немъ чуточка совѣ сти!
Ну, теперь подумаемъ, какъ получше устроить наше любовное похожденіе. (Уходитъ).
Ахъ, что за несчастіе быть слугою у такого отъявленнаго… человѣ ка, какъ мой баринъ!
Ты, однако, во время туда попалъ!
Еще-бы! Они были на волосокъ отъ смерти: чуть, чуть не утонули.
Такъ это утренняя буря опрокинула ихъ лодку?
Слушай, Шарлотта: я разскажу тебѣ все по порядку, такъ какъ я первый ихъ всѣ хъ увидѣ лъ, я первый. Шелъ я вмѣ стѣ съ Лукой по берегу моря… Забавлялись… Кидали, въ перемежку, другъ въ друга комками грязи… Лука, ты знаешь, пошутить любитъ, да и я весельчакъ не изъ послѣ днихъ. Вотъ такъ-то забавляясь, — потому ужъ безъ этого нельзя, — я увидѣ лъ, что что-то такое барахтается въ морѣ и скачками подплываетъ къ намъ. Сперва видѣ лъ я это очень хорошо, а потомъ вижу, что ничего не вижу. Эй, Лука, говорю я, кажись, тамъ люди тонутъ. Экъ тебя, говоритъ, угораздило, ты и кошку, говоритъ, примешь за человѣ ка! у тебя, говоритъ, видно, двоится въ глазахъ! Чортъ тебя побери! говорю я, у меня не двоится въ глазахъ, говорю, я вижу, что это люди. Совсѣ мъ нѣ тъ, говорить, у тебя, говоритъ, двоится въ глазахъ. Хочешь биться объ закладъ, говорю я, что у меня не двоится въ глазахъ и что къ намъ плывутъ два человѣ ка, говорю я? Бьюсь объ закладъ, говоритъ онъ, что нѣ тъ. Ну, говорю я, хочешь держать десять су, что да! — Хочу, говоритъ, и чтобы доказать тебѣ , говоритъ, вотъ тебѣ и ставка. А я, не будь дуракъ, вынулъ свои денежки, — смѣ ло, знаешь, точно пропустилъ стаканчикъ вина! Я, вѣ дь, тоже смѣ льчакъ, со мной не шути! Порѣ шили мы со ставкой, — вдругъ я вижу ясно, что два человѣ ка зовутъ на помощь. Я сейчасъ-же хвать за деньги. Ага, говорю я, видишь, Лука, говорю я, они насъ зовутъ; надо имъ помочь, говорю я. Нѣ тъ, говоритъ онъ, я изъ-за нихъ проигралъ. Ну, туда, сюда, уговорилъ я его, мы вскочили въ лодку, кое-какъ стали грести и, въ концѣ -концовъ, вытащили-таки ихъ изъ воды, привели къ себѣ , посадили у огня, потомъ они раздѣ лись до гола, чтобы высушиться, потомъ пришли двое изъ ихъ-же братьи, что спаслись сами, потомъ пришла Матюрина, и они начали къ ней приставать… Такъ-то и было все дѣ ло, Шарлотта!
Ты, кажется, говорилъ мнѣ , Пьерро, что одинъ изъ нихъ красивѣ е другихъ?
Да, это баринъ. Должно быть, знатный господинъ: все платье у него вышито золотомъ сверху до низу; но и тѣ , что ему прислуживаютъ, тоже похожи на господъ. А все-таки, какой бы онъ тамъ знатный баринъ ни былъ, но захлебнулся бы, — не будь меня тамъ!
Смотрите, пожалуйста!
Ей-ей, безъ меня — тутъ бы ему и карачунъ!..
А онъ такъ и сидитъ у тебя голый?
Нѣ тъ, они при насъ его одѣ ли. Вотъ, скажу я тебѣ : никогда не видывалъ я, чтобы кто нибудь такъ одѣ вался! Сколько разныхъ затѣ й у этихъ придворныхъ господъ! Я бы въ нихъ такъ и запутался; я, какъ увидѣ лъ, такъ даже ротъ разинулъ!.. Слушай, Шарлотта: у нихъ и волосы на головѣ сами не держатся, а надѣ ваютъ они ихъ на себя разомъ, точно колпакъ изъ мочалки. У рубашки такіе просторные рукава, что мы оба могли бы въ нихъ влѣ зть. Шаровары такіе широкіе, что хватитъ отсюда до моей избы; вмѣ сто жилета, коротенькая курточка, вмѣ сто воротника, большой сквозной платокъ, съ огромными кистями изъ полотна, которыя болтаются на брюхѣ . На рукахъ у него множество маленькихъ воротничковъ; а на ногахъ сапоги съ большущими раструбами; и на всемъ этомъ столько лентъ и бантовъ, что просто жалость беретъ! Даже сапоги унизаны бантами вдоль и поперегъ!.. И къ тому же, все это такъ прилажено, что и самъ чортъ не разберетъ.
Хотѣ лось бы и мнѣ посмотрѣ ть на это, Пьерро!
Послушай, Шарлотта, мнѣ надо кое о чемъ съ тобой потолковать.
О чемъ это?
Видишь ли: я долженъ, какъ говорится, открыть тебѣ мою душу. Ты знаешь, я тебя люблю и мы должны сдѣ латься мужемъ и женою; но, чортъ меня возьми, я тобою не доволенъ!
Это еще что значитъ?
То значитъ, что ты меня злишь.
Какимъ манеромъ?
А такимъ, что не любишь меня.
Только то и было?
И этого довольно!
Ахъ, Боже мой! Ты вѣ чно толкуешь объ одномъ и томъ же!
Я толкую тебѣ вѣ чно объ одномъ и томъ же, потому что это вѣ чно одно и то же; если бы это не было вѣ чно одно и то же, я не говорилъ бы тебѣ вѣ чно объ одномъ и томъ же.
Да чего тебѣ нужно? чего ты хочешь?
Я хочу, чтобы ты меня любила.
Развѣ я тебя не люблю?
Нѣ тъ, не любишь! А я стараюсь изо всѣ хъ силъ. Не говоря дурного слова, я покупаю для тебя ленты у всѣ хъ разнощиковь, которые здѣ сь проходятъ; чуть не ломаю себѣ шеи, чтобы достать для тебя птичьихъ гнѣ здъ; въ твои имянины — нанимаю всякаго встрѣ чнаго музыканта съ волынкою, — а между тѣ мъ все это похоже на то, какъ бы я хотѣ лъ лбомъ пробить стѣ ну. Съ твоей стороны нехорошо и нечестно не любить человѣ ка, который тебя любитъ!
Да вѣ дь я тоже тебя люблю.
Да, ловко ты меня любишь, нечего сказать!
Что же нужно для этого дѣ лать?
Дѣ лать то, что дѣ лаютъ другія, когда любятъ какъ слѣ дуетъ.
А развѣ я не люблю тебя какъ слѣ дуетъ?
Нѣ тъ. Когда любовь есть, то ее видно. Она доказывается тысячью разныхъ маленькихъ нѣ жностей, которыя расточаешь любимому человѣ ку. Посмотри на толстую Томасиху, — она до глупости влюблена въ молодого Робена, все такъ и вьется около него, вѣ чно его задираетъ, не оставляетъ ни на минуту въ покоѣ . Нѣ тъ, нѣ тъ, да и удеретъ какую-нибудь штуку: или ударитъ его кулакомъ мимоходомъ, или, — вотъ недавно, — онъ сидѣ лъ на скамейкѣ , она выдернула ее изъ подъ него, онъ и растянулся во весь ростъ. Вотъ это любовь!.. А ты никогда и слова не скажешь, точно бревно какое!.. Я пройду двадцать разъ мимо тебя, ты не двинешься съ мѣ ста, чтобы хватить меня по спинѣ или сказать ласковое словечко. Какъ хочешь, а это нехорошо! Ты черезъ-чуръ холодна.
Тутъ ничего не подѣ лаешь! Такой ужъ у меня нравъ! я не могу перемѣ нить себя!
Нравъ тутъ не причемъ! Кто съ кѣ мъ друженъ, можетъ доказать это на дѣ лѣ .
Словомъ, я люблю тебя, насколько могу. Если ты недоволенъ, — можешь искать другую.
Ну, вотъ, и моя правда! Еслибы ты любила меня, — не сказала бы ты такое слово!
А зачѣ мъ ты пристаешь ко мнѣ ?
Да я ничего дурного не сдѣ лалъ. Я только прошу тебя быть со мною подружнѣ е.
Да погоди, и не торопи меня этакъ. Можетъ быть, оно и придетъ само по себѣ .
И чудесно! Шарлотта, давай руку.
Бери.
Обѣ щай же меня побольше любить.
Сдѣ лаю, что можно. Но пусть это придетъ само по себѣ … Послушай, это тотъ господинъ?
Онъ самый.
Ахъ, какой душка!.. Вотъ была бы жалость, если бы утонулъ!..
Сейчасъ приду, выпью только стаканчикъ винца, чтобъ подбодрить себя послѣ такой возни.
Нашъ планъ не удался, Сганарель; неожиданная буря уничтожила его вмѣ стѣ съ нашей лодкой. Но, по правдѣ сказать, крестьяночка, которую я здѣ сь нашелъ, заставила меня забыть объ этой бѣ дѣ ; она такъ прелестна, что все мое горе разсѣ ялось, и я не жалѣ ю болѣ е о печальномъ исходѣ нашего предпріятія. Постараюсь, чтобы она отъ меня не ускользнула, и я повелъ дѣ ло такъ, что мнѣ не долго придется ограничиваться одними вздохами.
Признаюсь, сударь, вы меня удивляете! Только что удалось намъ спастись отъ такой неминучей бѣ ды, какъ, вмѣ сто того, чтобы благодарить небо за его благодѣ янія, вы опять призываете Божій гнѣ въ на свою голову, предаваясь обычнымъ фантазіямъ и, можно сказать, любви прест… (Донъ-Жуанъ принимаетъ угрожающій видъ) Молчи, болванъ! ты не знаешь, что говоришь, а твой баринъ знаетъ, что дѣ лаетъ. Идемте, сударь!
Ого! откуда явилась эта другая красотка, Сганарель? Видѣ лъ ли ты что либо прелестнѣ е? Не находишь ли ты, что она, пожалуй, не хуже той?
Точно такъ. (Въ сторону) Новая пѣ сня.
Не можете ли вы объяснить, чему я обязанъ такою неожиданно пріятною встрѣ чей? Какъ въ этихъ пустынныхъ мѣ стахъ, среди этихъ деревьевъ и скалъ можно увидѣ ть такихъ красавицъ, какъ вы?
Какъ видите, сударь.
Вы изъ этой деревни?
Да, сударь.
Вы здѣ сь живете?
Да, сударь.
А какъ васъ зовутъ?
Шарлоттой, сударь, къ вашимъ услугамъ.
Какая красавица, какіе плутовскіе глазки!
Мнѣ , сударь, совѣ стно…
Пожалуйста, не конфузьтесь, когда вамъ говорятъ правду. Ну, что скажешь, Сганарель? Видѣ лъ ли ты что нибудь восхитительнѣ е? Повернитесь-ка немножко въ эту сторону, прошу васъ. Боже, какая прелестная талія! Умоляю васъ, поднимите немножко голову. Какое обворожительное личико! Откройте совсѣ мъ ваши глаза. Что за восторгъ. Позвольте посмотрѣ ть ваши зубы. Точно жемчугъ, — и какія аппетитныя губки!.. Я въ восхищеніи! Я никогда не видывалъ такой красавицы!
Вамъ угодно надо мной смѣ яться, сударь!..
Смѣ яться надъ вами! Боже меня сохрани! Я влюбился въ васъ по уши, говорю это не шутя.
Очень вамъ благодарна, если это правда.
Я не заслуживаю вашей благодарности, вы обязаны ею только вашей красотѣ .
Все это слишкомъ хорошо сказано для меня, я не умѣ ю отвѣ тить…
Сганарель, взгляни на ея ручки!..
Что вы, сударь! Онѣ ужасно загорѣ ли…
Какъ можно! самыя бѣ ленькія ручки! Позвольте ихъ расцѣ ловать.
Слишкомъ много чести, сударь! Еслибы я раньше звала, то навѣ рное вымыла бы ихъ въ отрубяхъ.
Скажите, прелестная Шарлотта, вы, разумѣ ется, еще не замужемъ?
Нѣ тъ еще, сударь, но скоро выйду за Пьерро, сына нашей сосѣ дки Симонетты.
Какъ! такая красавица, — и вдругъ сдѣ лается женою простаго крестьянина! Нѣ тъ! нѣ тъ! Это было-бы оскорбленіемъ для такихъ прелестей! Вы не для того рождены, чтобы прозябать въ деревнѣ ! Вамъ, навѣ рное, предстоитъ лучшая участь, и если провидѣ нію угодно было привести меня сюда, то, безъ сомнѣ нія, для того, чтобы помѣ шать вашему выходу замужъ и оцѣ нить вашу красоту. Повѣ рьте, прелестная Шарлотта, я полюбилъ васъ всею душою, и отъ васъ зависитъ оставить эту ничтожную деревушку и достигнуть положенія, котораго вы вполнѣ заслуживаете. Не спорю, такая любовь черезъ-чуръ внезапна: но таково дѣ йствіе вашей красоты, Шарлотта, и въ четверть часа васъ можно полюбить такъ сильно, какъ другую не полюбишь въ теченіе полугода.
Ей Богу, я не знаю, сударь, что мнѣ дѣ лать, когда вы говорите! Мнѣ пріятно слышать ваши слова и я готова была бы охотно вамъ вѣ рить, но мнѣ говорили, что господамъ не слѣ дуетъ довѣ ряться, что знатные люди, какъ вы, ухаживаютъ за простыми дѣ вушками, желая только обмануть ихъ.
Я не изъ числа такихъ людей.
Вовсе не изъ такихъ!
Видите ли, сударь: быть обманутой — куда какъ не весело! Я бѣ дная крестьянка, но я честная дѣ вушка и хотѣ ла бы скорѣ е лежать въ гробу, чѣ мъ лишиться чести.
Неужели я буду настолько подлъ, чтобы обмануть такую дѣ вушку, какъ вы! Нѣ тъ, у меня есть совѣ сть. Я васъ люблю, Шарлотта, самою честною и почтительною любовью, и чтобы доказать справедливость моихъ словъ, знайте, что у меня только одно желаніе — жениться на васъ. Неужели вамъ нужно еще больше доказательствъ? Я готовъ на это, когда вы захотите, — и вотъ мой слуга пусть будетъ свидѣ телемъ того, что я говорю.
Да! да! не бойтесь, — онъ женится на васъ, сколько угодно.
Увы, Шарлотта, я вижу, что вы еще не знаете меня! Напрасно вы судите обо мнѣ , какъ о другихъ! Если есть на свѣ тѣ изверги, — люди, стремящіеся обманывать честныхъ дѣ вушекъ, то исключите меня изъ ихъ числа и не сомнѣ вайтесь въ моей искренности… Къ тому же ваша красота можетъ служить вамъ порукой. Когда дѣ вушка создана, какъ вы, она не должна поддаваться боязни. Повѣ рьте, вы совсѣ мъ не похожи на такую дѣ вушку, которую можно было бы обмануть; а что касается меня, то я скорѣ е рѣ шился бы пронзить себѣ сердце тысячью ударовъ, чѣ мъ измѣ нить вамъ.
Не знаю, вѣ рить вамъ или нѣ тъ. Но вы такъ хорошо говорите, что вѣ ришь поневолѣ !
Повѣ ривъ мнѣ , вы будете совершенно правы. Снова повторяю свое обѣ щаніе. Неужели вы отвѣ тите отказомъ? Неужели вы не захотите быть моею женой?
Я согласна, если только моя тетка не будетъ противъ…
Вы согласны, — и да будетъ такъ. Дайте мнѣ вашу ручку.
Но, по крайней мѣ рѣ , сударь, вы меня не обманете? Вамъ было бы стыдно! Вы видите, какъ я вамъ вѣ рю…
Неужели, послѣ всего этого, вы еще сомнѣ ваетесь въ моей любви? Хотите, я дамъ вамъ самую ужасную клятву: пусть небо…
Ради Бога, не клянитесь! я вѣ рю вамъ.
Такъ поцѣ луйте же меня хоть разокъ, въ знакъ вашего согласія.
Подождите, пока мы обвѣ нчаемся: потомъ, я расцѣ лую васъ, сколько угодно.
Прелестная Шарлотта! Я хочу того же, чего и вы хотите. Дайте мнѣ только вашу ручку и позвольте мнѣ тысячами поцѣ луевъ доказать, въ какомъ я восторгѣ !
Эй, господинъ, потише! Поудержитесь маленько! Слишкомъ вы разгорячились! Этакъ, чего добраго, можно и простудиться!
Это что за нахалъ?
Я не хочу, чтобы волочились за моей невѣ стой!
Что за шумъ!
Зачѣ мъ же толкаться?
Оставь его, Пьерро!
Какъ, оставь его! Да я не позволю…
Эй, берегись!..
Чортъ возьми! ради того, что вы баринъ, вы будете волочиться за нашими женами, у насъ подъ носомъ! Нѣ тъ, лучше убирайтесь по добру по здорову къ своимъ…
Что такое?
Что такое? (Донъ-Жуанъ дастъ ему пощечину). Ой! не бейте! (Другая пощечина). Ахъ, чортъ возьми! (Еще пощечина). Ай, дьяволъ! (Еще пощечина). Позвольте, позвольте! такъ драться нельзя, особенно, когда, по моей милости, вы вышли сухимъ изъ воды!
Пьерро, перестань сердиться!
Я хочу сердиться. Ты, дрянная дѣ вчонка, позволяешь волочиться за собой!
Это совсѣ мъ не то, Пьерро, что ты думаешь. Этотъ господинъ хочетъ жениться на мнѣ , ты не долженъ на него сердиться.
Вотъ новости! да вѣ дь ты моя невѣ ста!
Все равно, Пьерро. Если ты любишь меня, то порадуешься моему счастью, я сдѣ лаюсь барыней.
Нѣ тъ, чортъ возьми! Лучше тебѣ околѣ ть, чѣ мъ выдти за другого!
Прошу тебя, не сердись, Пьерро. Когда я буду барыней, ты тоже что-нибудь заработаешь, ты будешь приносить къ намъ сыръ и масло.
Честное слово, ничего не принесу, еслибы ты даже платила мнѣ вдвое дороже! А ты такъ-то развѣ сила уши на то, что онъ тебѣ говоритъ?.. Ну, еслибы я зналъ это раньше, не вытащилъ бы его изъ воды, а ловко хватилъ бы весломъ по башкѣ !
Что ты говоришь?
Я не боюсь никого!
Погоди, погоди!..
Плевать мнѣ на всѣ хъ!
Посмотримъ!
Я и не такихъ молодцовъ видалъ!
Берегись!..
Да оставьте, сударь, этого простака въ покоѣ ! Совѣ стно и бить-то его! (Обращаясь къ Пьерро и становясь между нимъ и донъ-Жуаномъ). Послушай, любезный, убирайся-ка отсюда по добру по здорову!
Нѣ тъ, я хочу ему сказать…
Ну, такъ знай…
Чтобы нелегкая тебя побрала!..
Впередъ не заступайся за другихъ!
Пойду, разскажу теткѣ обо всѣ хъ проказахъ Шарлотты.
Наконецъ-то я буду счастливѣ йшимъ изъ смертныхъ! Я не промѣ няю моего счастія ни на какія блага въ мірѣ ! Какое наслажденіе, когда вы сдѣ лаетесь моею женою и когда…
Ай, ай!..
Позвольте узнать, сударь, чѣ мъ занимаетесь вы здѣ сь съ Шарлоттой? Можетъ быть, и ей вы, точно также, клянетесь въ любви?
Нисколько! Напротивъ, она говорила о своемъ желаніи быть моею женой, а я ей отвѣ чалъ, что обѣ щалъ жениться на васъ.
Чего нужно отъ васъ этой Матюринѣ ?
Она сердится на то, что я говорю съ вами, и хочетъ чтобы я на ней женился. Но я сказалъ, что женюсь только на васъ.
Какъ, Шарлотта…
Все, что вы ей скажете, ни къ чему не поведетъ, она вбила себѣ въ голову…
Однако, Матюрина…
Напрасно будете съ ней говорить, ея ни въ чемъ не убѣ дите…
Развѣ …
Она не слушаетъ никакихъ доводовъ…
Я хотѣ ла бы…
Она упряма, какъ чортъ!
Все-таки…
Не говорите ничего, она съ ума сошла.
Я думаю…
Оставьте ее, у ней голова не въ порядкѣ .
Нѣ тъ, нѣ тъ! Я должна съ ней объясниться!
Я хочу послушать, что она скажетъ.
Какъ?..
Держу пари, она станетъ увѣ рять, будто я обѣ щалъ на ней жениться.
Я…
Побьемся объ закладъ, что она думаетъ, будто я далъ слово сдѣ лать ее моею женою.
Послушай, Шарлотта, вѣ дь не годится отбивать чужихъ жениховъ!
Не честно, Матюрина, быть такой ревнивой!
Онъ меня первую увидѣ лъ.
Онъ увидѣ лъ тебя первою, а меня увидѣ лъ второю, и обѣ щалъ на мнѣ жениться.
А что я вамъ говорилъ?
Нѣ тъ, ужъ извини! Онъ обѣ щалъ жениться не на тебѣ , а на мнѣ .
Развѣ я не угадалъ?
Не морочь, пожалуйста! Онъ женится на мнѣ .
Сдѣ лай милость, не дури! Онъ женится на мнѣ , говорю тебѣ .
Спроси у него, — вѣ дь онъ здѣ сь, — правду ли я говорю?
Онъ здѣ сь, и можетъ уличить меня во лжи, если я обманываю.
Скажите, сударь, обѣ щали ли вы на ней жениться?
Вы смѣ етесь надо мной!
Правда ли, сударь, что вы дали слово быть ея мужемъ?
Можете ли вы это думать?
Вы видите, она утверждаетъ!
Оставьте ее въ покоѣ !
Вы сами свидѣ тель, какъ она увѣ ряетъ…
Пускай себѣ говоритъ!
Нѣ тъ, нѣ тъ! намъ нужно знать правду!
Надо рѣ шить это дѣ ло.
Да, Матюрина, я буду очень рада, когда господинъ наклеитъ тебѣ носъ.
Да, Шарлотта, я буду очень довольна, когда господинъ оставитъ тебя въ дурахъ.
Рѣ шайте, сударь, нашъ споръ.
Скажите, сударь, кто правъ.
Ты увидишь!
Нѣ тъ, ты увидишь!
Скажите-же!
Говорите-же!
Что мнѣ сказать? Вы обѣ утверждаете, что на каждой изъ васъ я обѣ щалъ жениться. Развѣ каждая изъ васъ не знаетъ очень хорошо, въ чемъ дѣ ло, безъ того, чтобы я сталъ объясняться? Та, которую я обѣ щалъ сдѣ лать своею женою, имѣ етъ полное право смѣ яться надъ словами другой, и стоитъ ли ей хлопотать, лишь бы только я въ самомъ дѣ лѣ исполнилъ свое обѣ щаніе. Слова не ведутъ ни къ чему. Надобно дѣ ло дѣ лать, а не болтать языкомъ. Вотъ этимъ-то путемъ я и хочу рѣ шить вашъ споръ, и когда я женюсь, тогда и увидятъ, которой изъ васъ принадлежитъ мое сердце. (Тихо Матюринѣ), Пусть она воображаетъ что хочетъ! (Тихо Шарлоттѣ). Пусть она льститъ себя надеждой! (Тихо Матюринѣ), Я васъ обожаю! (Тихо Шарлоттѣ). Я весь вашъ! (Тихо Матюринѣ). Всѣ женщины въ сравненіи съ вами уроды! (Тихо Шарлоттѣ). Когда васъ видишь, невозможно смотрѣ ть на другихъ! (Громко). Мнѣ необходимо отдать приказанія; я вернусь сюда черезъ четверть часа.
Онъ любитъ меня.
Онъ женится на мнѣ .
Бѣ дныя дѣ вушки! Я жалѣ ю о вашемъ простодушіи, и не могу видѣ ть хладнокровно, какъ вы сами бросаетесь на встрѣ чу погибели. Повѣ рьте мнѣ обѣ : не поддавайтесь сладкимъ рѣ чамъ и оставайтесь въ деревнѣ .
Хотѣ лось бы мнѣ знать, отчего Сганарель не пошелъ за мною.
Мой баринъ негодяй, онъ хочетъ васъ обмануть и обманулъ уже многихъ, онъ обѣ щаетъ жениться на всякой и… (Увидѣ въ Донъ-Жуана). Это ложь, и кто вамъ это скажетъ, отвѣ чайте прямо, что онъ солгалъ. Мой баринъ не обѣ щаетъ жениться на всякой, онъ совсѣ мъ не негодяй, онъ не хочетъ васъ обмануть и никогда не обманывалъ другихъ. А вотъ и онъ! спросите у него самого.
Да, да!…
Такъ какъ на свѣ тѣ , сударь, много клеветниковъ, то я ихъ предупреждаю; я говорю, что если бы кто отзывался о васъ дурно, то чтобы онѣ этому не вѣ рили, а прямо сказали бы, что это вздоръ и клевета.
Сганарель!
Да, мой баринъ честный человѣ къ, я за это ручаюсь.
Гм!..
Кто говоритъ противъ него, тотъ наглецъ!
Сударь, я пришелъ васъ предупредить, что вамъ здѣ сь неудобно оставаться.
А что?
Двѣ надцать человѣ къ верхомъ ищутъ васъ и сейчасъ сюда нагрянутъ. Не знаю, какъ удалось имъ прослѣ дить васъ, но я слышалъ объ этомъ отъ одного крестьянина, котораго они разспрашивали: они описали ему ваши примѣ ты. Время не терпитъ, и самое лучшее, что вы можете сдѣ лать, — это поскорѣ е убраться отсюда. (Уходить).
Спѣ шное дѣ ло заставляетъ, меня уѣ хать отсюда, но прошу васъ, не забывайте даннаго мною слова и вѣ рьте, что вы получите обо мнѣ извѣ стіе не позже завтрашняго вечера. (Шарлотта и Матюрина уходятъ).
Шансы неравны, и нужно прибѣ гнуть къ военной хитрости, чтобы избавиться отъ грозящей бѣ ды. Переодѣ вайся-ка, Сганарель, въ мое платье, а я…
Вы смѣ етесь, сударь, надо мною! Подвергать меня риску быть убитымъ въ вашемъ платьѣ , и…
Скорѣ е, скорѣ е! Я дѣ лаю тебѣ слишкомъ много чести. Счастливъ тотъ слуга, который можетъ имѣ ть честь умереть за своего господина!
Сганарель.
Благодарю васъ за такую честь! (Одинъ) О, Боже! если дѣ ло идетъ о смерти, то не допусти, чтобы меня приняли за другого!
Согласитесь, сударь, что я былъ правъ, и что мы переодѣ лись на славу. Вашъ прежній планъ былъ совсѣ мъ не кстати, а моя выдумка обманетъ всѣ хъ гораздо лучше.
Правда, ты одѣ лся хорошо. Не понимаю, откуда ты выкопалъ этотъ шутовской костюмъ.
Да? Это платье одного стараго доктора, который заложилъ его тамъ, гдѣ я его нашелъ, — и это стоило мнѣ порядочно денегъ. Но можете себѣ представить, сударь, что этотъ костюмъ вселяетъ ко мнѣ уваженіе: кто ни встрѣ тится со мной, всякій раскланивается и многіе даже обращаются во мнѣ за совѣ томъ, какъ въ искусному врачу.
Неужели?
Человѣ къ пять-шесть крестьянъ и крестьянокъ, встрѣ тивъ меня, просили моего совѣ та насчетъ разныхъ болѣ зней.
Ты, разумѣ ется, отвѣ чалъ, что ничего въ этомъ не смыслишь?
Напротивъ! я хотѣ лъ поддержать честь моего костюма, разсуждалъ съ больными и каждому прописалъ лекарство.
Какія-же лекарства?
Да всякія, какія только могъ добыть; я прописывалъ ихъ на угадъ, — и было бы очень забавно, если бы мои больные выздоровѣ ли и пришли меня благодарить!
Отчего же и нѣ тъ? Съ какой стати ты оказался бы хуже другихъ докторовъ? Вѣ дь они не больше твоего дѣ лаютъ для выздоровленія больныхъ. Все ихъ знаніе — кукольная комедія. Всякій счастливый исходъ доставляетъ имъ почесть и славу, — и ты, точно также, можешь воспользоваться счастливой судьбой больного, и твоимъ лекарствамъ будутъ приписывать то, что зависитъ отъ простого случая и отъ силъ природы.
Какъ, сударь! Вы точно также не вѣ рите и въ медицину?
Вѣ рить въ нее — значитъ поддаваться одному изъ величайшихъ заблужденій, какія только свойственны людямъ!
Вы не вѣ рите ни въ александрійскій листъ, ни въ кассію, ни въ рвотный напитокъ?[1]
Съ какой стати мнѣ въ нихъ вѣ рить?
Однако у васъ душа совсѣ мъ еретическая! Вы хорошо знаете, какое дѣ йствіе производитъ рвотный напитокъ: его чудесныя свойства убѣ дили самыхъ невѣ рующихъ людей; и я самъ, не далѣ е, какъ три недѣ ли тому назадъ, былъ очевидцемъ его удивительнаго дѣ йствія.
Какого дѣ йствія?
Одинъ человѣ къ уже шесть дней былъ при смерти; не знали что ему прописать, никакое лекарство не помогало; наконецъ, рѣ шились дать ему рвотный напитокъ.
И что же, онъ выздоровѣ лъ?
Нѣ тъ, умеръ.
Отличное дѣ йствіе!
Помилуйте! Цѣ лые шесть дней онъ не могъ умереть, а только дали ему это рвотное, — онъ сейчасъ же умеръ. Развѣ можетъ быть что нибудь лучше?
Ты правъ.
Но оставимъ въ покоѣ медицину, въ которую вы не вѣ рите, и поговоримъ о другомъ. Этотъ костюмъ придаетъ мнѣ больше ума, и я чувствую, что теперь могу съ вами поспорить. Вы вѣ дь позволили мнѣ спорить, а запретили только читать нравоученія.
Ну, говори.
Мнѣ желательно знать, такъ сказать, суть вашихъ мыслей. Неужели вы совсѣ мъ не вѣ рите въ рай?
Оставимъ это.
Значитъ, не вѣ рите. Ну, а въ адъ?
Гмъ, гмъ!
Точно также. Ну, а въ чорта, съ позволенія сказать?
Да, да.
Тоже, не особенно. И въ будущую жизнь не вѣ рите?
Ого!
Вотъ человѣ къ, котораго трудно обратить на путь истины. Ну, а скажите-ка, что вы думаете насчетъ лѣ шаго? А?
Отстань съ глупостями.
Нѣ тъ, ужъ за это я постою; потому, нѣ тъ ничего вѣ рнѣ е, какъ лѣ шій. Наконецъ, надо-же во что нибудь вѣ рить! Во что же вы вѣ рите?
Во что вѣ рю?
Да.
Вѣ рю, что дважды два — четыре, а дважды четыре — восемь.
Хороша вѣ ра — и хороши догматы! Такъ ваша религія, значитъ, ариѳметика? Признаться сказать, странныя сумасбродства приходятъ инымъ людямъ въ голову, и многоученость весьма часто дѣ лаетъ людей еще глупѣ е. Я вотъ, сударь, слава Богу, не учился какъ вы, но своимъ маленькимъ умишкомъ вижу вещи лучше всякихъ книгъ, и понимаю очень хорошо, что свѣ тъ не грибъ и не могъ вырости самъ собою въ одну ночь. Я васъ спрашиваю: кто сдѣ лалъ эти деревья, эти скалы, эту землю, это небо? Или это сдѣ лалось само собою? Да вотъ, напримѣ ръ, хоть вы сами. Что-жъ вы сами себя сдѣ лали, или для этого нужно было соединеніе вашего отца и вашей матери? Можете-ля вы смотрѣ ть на всѣ тонкости человѣ ческой машины и не удивляться тому, какъ это все ловко пригнано одно къ другому? Эти нервы, эти кости, эти вены, эти артеріи, эти… эти тамъ легкія, это сердце, эта печень и всѣ эти принадлежности, которыя… Да возражайте же, пожалуйста! Я не могу спорить, если меня не прерываютъ. А вы нарочно молчите и съ умысломъ даете мнѣ все говорить.
Я, жду, когда твое разсужденіе кончится.
Мое разсужденіе таково, что въ человѣ кѣ , что бы вы тамъ ни говорили, есть что-то чудесное, чего не объяснятъ никакіе ученые. Развѣ не удивительно, что я вотъ тутъ стою, а во мнѣ что-то думаетъ сотню разныхъ вещей въ одну минуту и дѣ лаетъ изъ моего тѣ ла все, что хочетъ? Хочу похлопать въ ладоши, поднять руки, поднять глаза къ небу, опустить голову, пошевелить ногами, ходить направо, налѣ во, впередъ, назадъ, кружиться… (кружится и падаетъ).
Ну, вотъ, и твое разсужденіе съ разбитымъ носомъ.
А, чортъ возьми! Дуракъ же я, что разсуждаю съ вами! Вѣ рьте во что хотите. Велика мнѣ важность, что попадете въ адъ!
Но, разсуждая этакъ, мы кажется заблудились. Позови-ка вонъ человѣ ка, чтобы разспросить его о дорогѣ .
Эй, человѣ къ! Послушай, куманекъ! На одно слово, дружище. Укажи намъ, пожалуйста, дорогу въ городъ.
Идите, господа, все прямо по этой дорожкѣ , а какъ лѣ съ кончится, поверните направо. Только берегитесь, — тутъ съ нѣ котораго времени появились разбойники.
Очень благодаренъ, дружокъ, спасибо!
Не пожалуете-ли мнѣ , сударь, чего нибудь на бѣ дность?
А, такъ ты, предостерегая насъ, разсчитывалъ на награду!
Я, сударь, бѣ дный человѣ къ, живу вотъ ужъ десять лѣ тъ въ этомъ лѣ су, и буду за васъ Богу молиться.
Такъ ты и помолись Богу, чтобы Онъ далъ тебѣ платье, а о другихъ не хлопочи.
Ты, дружище, не знаешь, что это за господинъ, вѣ дь онъ вѣ ритъ только, что дважды два — четыре, а дважды четыре — восемь.
Что же ты тутъ дѣ лаешь въ этомъ лѣ су?
Молюсь Богу за добрыхъ людей, которые даютъ мнѣ что нибудь.
Такъ тебѣ , стало быть, хорошо?
Ахъ, сударь, я очень нуждаюсь.
Ты шутишь; человѣ къ, который цѣ лый день молится Богу, не можетъ нуждаться.
Увѣ ряю васъ, сударь, у меня часто нѣ тъ куска хлѣ ба.
Странно. Плохо, значитъ, вознаграждаются твои хлопоты. Ну, а вотъ я тебѣ дамъ золотой, но съ тѣ мъ, чтобы ты побогохульствовалъ.
Неужто вы, сударь, хотите, чтобы я такъ согрѣ шилъ?
Твое дѣ ло; хочешь заработать золотой или нѣ тъ? Вотъ золотой. Возьми его, если хочешь побогохульствовать.
Сударь…
А безъ этого не получишь.
Ну, немножко побогохульствуй; ничего, большаго грѣ ха не будетъ.
Да возьми, вотъ онъ, только побогохульствуй.
Нѣ тъ, сударь, лучше я умру съ голоду.
На, возьми, даю тебѣ его по человѣ колюбію. (Вглядываясь въ лѣ съ). Что я вижу! Трое напали на одного! Такой неравный бой! Я этого не допущу! (Обнажаетъ шпагу и устремляется на мѣ сто свалки).
Ну, мой баринъ взбѣ ленился; бросается въ опасность, когда его никто не проситъ!.. Однако, помощь подоспѣ ла кстати, и двое заставили бѣ жать троихъ.
Разбойники разбѣ жались! Вотъ какую услугу оказала мнѣ ваша шпага! Позвольте мнѣ поблагодарить васъ за великодушную помощь…
Я сдѣ лалъ то, что и вы сдѣ лали бы на моемъ мѣ стѣ . Наша честь заинтересована въ подобныхъ дѣ дахъ; а нападеніе этихъ негодяевъ было такъ нагло, что оставаться равнодушнымъ могъ только тотъ, кто держалъ бы ихъ сторону. Но какимъ образомъ попались вы къ нимъ въ руки?
Я нечаянно разъѣ хался съ моимъ братомъ и съ нашей свитой. Разыскивая ихъ, я попался разбойникамъ, которые убили моего коня, а потомъ сдѣ лали бы тоже и со мной, еслибы вы не подоспѣ ли.
Вы ѣ дете по направленію къ городу?
Да, по тому направленію, но въ городъ не заѣ ду. Я долженъ, вмѣ стѣ съ братомъ, разъѣ зжать по окрестностямъ, вслѣ дствіе одного изъ тѣ хъ прискорбныхъ обстоятельствъ, которыя заставляютъ дворянина принести въ жертву требованіямъ чести и самаго себя, и свое семейство; самый успѣ хъ въ этихъ случаяхъ всегда гибеленъ: если останешься въ живыхъ, придется оставить родину. Въ этомъ отношеніи, положеніе дворянина самое печальное: никакое благоразуміе и никакая честность его собственнаго поведенія не обезпечиваетъ его, по законамъ чести, отъ распутства другихъ, и его жизнь, спокойствіе и благосостояніе зависятъ отъ прихоти перваго наглеца, осмѣ лившагося нанести ему такую обиду, которую благородный человѣ къ можетъ смыть только кровью.
По крайней мѣ рѣ , имѣ ешь то преимущество, что подвергаешь такому же риску и такой же опасности и того, кто съ легкимъ сердцемъ вздумалъ нанести намъ обиду. Но позвольте спросить васъ, если это не будетъ нескромностью съ моей стороны, въ чемъ заключается нанесенное вамъ оскорбленіе?
Дѣ ло это теперь уже не составляетъ тайны, а какъ скоро оскорбленіе сдѣ лалось извѣ стнымъ, наша честь не нуждается въ томъ, чтобы скрывали причиненный ей позоръ, но требуетъ оглашенія нашего стремленія къ удовлетворенію чувства мести. Поэтому я не скрою отъ васъ, что мы обезчещены въ лицѣ нашей сестры, которая была обольщена и похищена изъ монастыря, и что виновникъ этого нѣ кто Донъ-Жуанъ Теноріо, сынъ дона Люиса Теноріо. Вотъ уже нѣ сколько дней, какъ мы вездѣ его ищемъ, и сегодня мы напали на его слѣ дъ, благодаря одному лакею, который сказалъ намъ, что Донъ-Жуанъ, въ сопровожденіи четырехъ или пяти всадниковъ, отправился верхомъ по этой сторонѣ ; однако всѣ наши хлопоты оказались напрасными, и мы не могли узнать, что съ нимъ сталось.
А знаете ли вы въ лицо этого Донъ-Жуана, о которомъ говорите?
Нѣ тъ, я собственно его не знаю; я его никогда не видалъ; но мой братъ описалъ мнѣ его. Репутація этого человѣ ка весьма нелестная, и его жизнь…
Позвольте, сударь! Онъ отчасти принадлежитъ къ числу моихъ друзей, и съ моей стороны было бы неудобно слушать, какъ отзываются о немъ дурно.
Изъ уваженія къ вамъ, я не скажу о немъ ничего. Послѣ того, какъ вы спасли мнѣ жизнь, это самое меньшее, что я могу сдѣ лать для васъ, и я поневолѣ долженъ молчать о вашемъ другѣ , если не могу сказать о немъ ничего хорошаго. Но я надѣ юсь, что, какъ бы вы ни были съ нимъ дружны, вы не одобрите его образа дѣ йствій и не найдете страннымъ, что мы хотимъ ему отомстить.
Напротивъ, я даже готовъ вамъ помочь, чтобы избавить васъ отъ излишнихъ хлопотъ. Признаюсь, я другъ Донъ-Жуана, но онъ не долженъ безнаказанно оскорблять благородныхъ людей, и я ручаюсь, что онъ дастъ вамъ полное удовлетвореніе.
Какое же можетъ быть удовлетвореніе за оскорбленія подобнаго рода!
Какое вамъ будетъ угодно. Не желая заставлять васъ искать снова Донъ-Жуана, я берусь свести васъ съ нимъ, гдѣ и когда вы захотите.
Сладкая надежда для оскорбленнаго сердца. Но послѣ того, что вы для меня сдѣ лали, мнѣ было бы очень прискорбно, еслибъ вы приняли участіе въ этомъ поединкѣ .
Я такъ привязанъ къ Донъ-Жуану, что онъ не можетъ выйдти на поединокъ безъ меня. Словомъ, я отвѣ чаю за него, какъ за самого себя. Вамъ стоитъ только сказать слово, онъ тотчасъ же явится передъ вами и дастъ вамъ удовлетвореніе.
Что за несчастная моя судьба! Я обязанъ вамъ жизнью, а Донъ-Жуанъ вашъ другъ!
Напойте лошадей и ведите ихъ за мною. Я хочу пройтись пѣ шкомъ. (Увидя обоихъ) Боже! что я вижу! Какъ! ты, братъ, вмѣ стѣ съ нашимъ злѣ йшимъ врагомъ!
Злѣ йшимъ врагомъ!?
Да, я Донъ-Жуанъ; сколько бы ни было враговъ, они не заставятъ меня скрывать мое имя.
Злодѣ й! ты долженъ погибнуть!.. (Сганарель прячется).
Остановись, братъ! Онъ спасъ мнѣ жизнь, безъ его помощи, я бы погибъ отъ руки разбойниковъ.
И ты хочешь, чтобы это удержало насъ отъ мести! Услуга врага не имѣ етъ никакого значенія, не измѣ няетъ чувства мести. Сравнивая услугу съ оскорбленіемъ, я нахожу твое заступничество смѣ шнымъ! Честь настолько дороже жизни, что мы ровно ничѣ мъ не обязаны тому, кто, отнявъ у насъ честь, спасъ намъ жизнь.
Я знаю разницу между тѣ мъ и другимъ; благодарность за услугу не уничтожаетъ во мнѣ чувства оскорбленной чести. Но дозволь отдать ему то, чѣ мъ онъ меня ссудилъ; дай мнѣ расквитаться съ нимъ за спасенную имъ жизнь, посредствомъ отсрочки нашей мести, и пусть онъ на нѣ сколько дней воспользуется послѣ дствіями своего благодѣ янія!
Нѣ тъ, нѣ тъ! Отсрочить минуту мщенія — значитъ идти на рискъ. Удобный случай можетъ впередъ не представиться. Небо ниспослало намъ этотъ случай, и мы должны имъ воспользоваться. Когда честь ранена смертельно, всякая умѣ ренность неумѣ стна; если ты не хочешь участвовать въ поединкѣ , то удались и оставь мнѣ одному славу пожертвовать жизнью…
Братъ, умоляю тебя!
Твои мольбы напрасны, онъ долженъ умереть!
Братъ, остановись, говорю тебѣ ! Я не потерплю, чтобы кто либо посягнулъ на его жизнь! Клянусь небомъ, я буду защищать его противъ всѣ хъ; жизнь, имъ спасенная, будетъ для всѣ хъ преградою. Рази прежде меня, вели хочешь убить его!
Какъ! ты защищаешь нашего врага! тебя не тревожатъ чувства, какія кипятъ во мнѣ , и тебѣ жаль его?..
Братъ! будемъ разсудительны въ исполненіи нашего долга и не выкажемъ раздраженія въ дѣ лѣ отомщенія нашей чести. Овладѣ емъ вполнѣ нашимъ сердцемъ, будемъ храбры безъ запальчивости, будемъ повиноваться голосу разсудка, а не слѣ пому увлеченію гнѣ ва! Я не хочу быть обязаннымъ врагу, и прежде всего долженъ отплатить ему услугой за услугу. Мы отдадимъ часъ мщенія, — но тѣ мъ болѣ е будетъ преимуществъ на нашей сторонѣ . Не воспользоваться имъ теперь, — значитъ пріобрѣ сти уваженіе въ глазахъ всѣ хъ.
Непостижимая слабость и безмѣ рная слѣ пота! Развѣ можно рисковать интересами чести ради нелѣ пой мысли о какой то призрачной услугѣ !
Не тревожься, братъ! Если я дѣ лаю ошибку, то я и исправлю ее. Я беру на себя заботу о нашей чести, и знаю, къ чему она обязываетъ насъ; временная отсрочка нашей мести, требуемая моею признательностью, только увеличитъ мою ревность. Вы видите, Донъ-Жуанъ, какъ я старался отплатить вамъ за добро, и прошу вѣ рить, что я точно также отплачу вамъ и за оскорбленіе. Я не хочу васъ стѣ снять, и даю вамъ полную свободу подумать о своемъ рѣ шеніи. Оскорбленіе ужасно; судите-же сами, какого удовлетворенія оно требуетъ. Тутъ возможны два способа: способъ мирный, и способъ насилія и крови. Каковъ бы ни былъ вашъ выборъ, но вы дали мнѣ слово, что Донъ-Жуанъ дастъ намъ удовлетвореніе. Подумайте объ этомъ и помните, что, выйдя отсюда, я буду заботиться только объ охранѣ моей чести.
Я ничего отъ васъ не требовалъ и сдержу все, что обѣ щалъ.
Идемъ отсюда! минута снисхожденія не повредитъ неумолимому чувству долга.
Эй, Сганарель! Гдѣ ты?
Что прикажете?
Какъ, мошенникъ! ты прячешься, когда на меня нападаютъ?
Простите, сударь. Я былъ здѣ сь недалеко. Это платье, кажется, производитъ слабительное дѣ йствіе, и, если его надѣ нешь, то все равно, что примешь лекарство.
Вотъ негодяй! Да прикрой, по крайней мѣ рѣ , поприличнѣ е свою трусость! Знаешь-ли ты, кому я спасъ жизнь?
Нѣ тъ, не знаю.
Брату Эльвиры.
Брату…
Онъ очень порядочный человѣ къ; ведетъ себя прилично. Досадно, что я съ нимъ въ ссорѣ !
Вамъ было бы легко помириться.
Да; но моя страсть къ Эльвирѣ выдохлась, и всякое стѣ сненіе мнѣ не по характеру. Ты знаешь, что въ любви я люблю свободу; я не могъ бы рѣ шиться закабалить мое сердце въ четырехъ стѣ нахъ. Сколько разъ я говорилъ тебѣ , что у меня какое-то невольное стремленіе поддаваться всему, что меня влечетъ. Мое сердце принадлежитъ всѣ мъ женщинамъ, ихъ дѣ ло привлекать его поочередно и хранить, пока можно. — Но что за великолѣ пное зданіе вижу я среди этихъ деревьевъ!
Вы не знаете, что это за зданіе?
Нѣ тъ, не знаю.
Отлично! Это гробница, которую заказывалъ для себя командоръ, незадолго передъ тѣ мъ, какъ вы его убили.
Вотъ что! Я и не зналъ, что она здѣ сь, въ этой сторонѣ . О ней разсказываютъ чудеса, точно также, какъ и о статуѣ командора; мнѣ хочется посмотрѣ ть.
Нѣ тъ, сударь, не ходите туда.
Отчего?
Да невѣ жливо идти смотрѣ ть на человѣ ка, котораго убилъ.
Напротивъ, по долгу вѣ жливости, я обязанъ сдѣ лать ему визитъ, и если онъ порядочный человѣ къ, то приметъ меня самымъ учтивымъ образомъ. Ну, войдемъ туда! (Гробница раскрывается; видна статуя командора).
Какое великолѣ піе! Что за статуя! Что за мраморъ! Что за колонны! Ахъ, какъ это красиво!.. Что вы скажете, сударь?
Далѣ е не могло бы идти честолюбіе покойника! Я удивляюсь только тому, что человѣ къ, который всю свою жизнь провелъ въ невзрачномъ жилищѣ , хотѣ лъ устроить для себя такое великолѣ пное зданіе, когда оно ему совсѣ мъ не нужно.
Вотъ статуя командора.
Какъ онъ величественъ въ одеждѣ римскаго императора!
Да, сударь, отлично сдѣ лано! Точно живой, — и, кажется, вотъ-вотъ заговоритъ! Онъ такъ смотритъ на насъ, что я навѣ рное испугался бы, если бы былъ одинъ. Я думаю, что ему не очень пріятно насъ видѣ ть.
Онъ былъ бы неправъ; это значило бы платить неучтивостью за оказанную ему честь. Спроси-ка его, не хочетъ ли онъ придти ко мнѣ поужинать.
Полагаю, теперь ему все равно.
Все-таки, спроси.
Вы шутите! Что за дуракъ станетъ говорить со статуей!
Дѣ лай, что тебѣ велятъ.
Странная фантазія! Господинъ командоръ… (Въ сторону). Смѣ юсь на свою глупость; но баринъ приказалъ… (Громко). Господинъ командоръ, мой баринъ, Донъ-Жуанъ, проситъ васъ пожаловать къ нему на ужинъ (статуя склоняетъ голову). Ай!..
Что такое? что съ тобой? Говори! Скажешь ли ты?
Статуя…
Ну, говори же, болванъ!
Говорю вамъ, статуя…
Такъ что же — статуя?.. Я отколочу тебя, если не скажешь…
Статуя сдѣ лала знакъ.
Чортъ бы тебя побралъ!
Сдѣ лала знакъ, говорю вамъ… Клянусь Богомъ! Идите сами, поговорите съ нею, вы увидите. Можетъ быть…
Иди сюда, иди, трусъ! Я хочу, чтобы ты самъ убѣ дился въ своей трусости. Ты смотри у меня! Господинъ командоръ, не угодно ли вамъ придти ко мнѣ поужинать? (Статуя снова склоняетъ голову).
Невиданное чудо! Ну что, сударь?
Уйдемъ отсюда! (Уходитъ).
Такъ всегда бываетъ съ вольнодумцами, которые ничему не вѣ рятъ!
Что бы тамъ ни было, оставимъ этотъ разговоръ. Это просто пустяки, и мы были обмануты какимъ нибудь особеннымъ мерцаніемъ свѣ та, или какимъ нибудь туманомъ, смутившимъ наше зрѣ ніе.
Лучше не старайтесь, сударь, опровергать то, что мы видѣ ли собственными глазами. Этотъ знакъ головою — безспорно былъ на самомъ дѣ лѣ , и я не сомнѣ ваюсь, что небо, возмущенное вашимъ образомъ жизни, явило это чудо съ цѣ лью убѣ дить васъ и спасти отъ…
Послушай! Если ты еще разъ будешь надоѣ дать мнѣ своими глупыми наставленіями, если ты еще разъ скажешь хоть слово по поводу этого случая, — я велю кому нибудь принести хлыстъ изъ бычачьихъ жилъ, прикажу держать тебя троимъ или четверымъ молодцамъ и отдую тебя на всѣ четыре стороны. Понялъ?
Какъ не понять, сударь! Вы говорите вполнѣ ясно. У васъ это и хорошо, что вы не прибѣ гаете къ уверткамъ, а объясняетесь съ удивительной отчетливостью.
Теперь, скажи, чтобы скорѣ е давали ужинать. Эй, мальчикъ, подай стулъ!
Сударь, вашъ поставщикъ, господинъ Диманшъ, желаетъ васъ видѣ ть.
Прекрасно! Не доставало еще претензій кредиторовъ! Съ чего онъ вздумалъ приходить за деньгами? Да отчего ты не сказалъ, что барина нѣ тъ дома?
Вотъ уже три четверти часа, какъ я ему это говорю, да онъ не хочетъ вѣ рить. Онъ тамъ сидитъ и ждетъ.
Ну, и пусть его ждетъ сколько угодно.
Напротивъ, пусть идетъ сюда. Ничего нѣ тъ хуже, какъ прятаться отъ кредиторовъ. Имъ надо дать хоть что нибудь, и у меня есть секретъ спроваживать ихъ вполнѣ довольными, не заплативъ ни копѣ йки.
А! господинъ Диманшъ, милости просимъ! Очень радъ васъ видѣ ть. Я только что распекъ моихъ людей за то, что они не тотчасъ васъ приняли. Я приказалъ никого не впускать; но это приказаніе до васъ не относится; вы имѣ ете право входить ко мнѣ , когда вамъ угодно.
Очень вамъ благодаренъ.
Я выучу васъ, канальи, чтобъ вы впередъ не смѣ ли заставлять г. Диманша ждать меня въ передней! я научу васъ различать людей!..
Помилуйте, это ничего не значитъ.
Какъ! осмѣ литься сказать, что меня нѣ тъ дома — господину Диманшу, моему лучшему другу!
Слишкомъ много чести, сударь. Я пришелъ…
Эй, скорѣ е, стулъ г. Диманшу!
Зачѣ мъ изволите безпокоиться! Мнѣ и такъ хорошо.
Нѣ тъ, нѣ тъ! Я хочу, чтобы вы сѣ ли подлѣ меня.
Это совершенно лишнее.
Возьмите прочь этотъ стулъ и принесите кресло…
Сударь, вы смѣ етесь надо мною…
Нѣ тъ, нѣ тъ, я знаю, чѣ мъ я вамъ обязанъ, и не хочу, чтобы между нами было какое нибудь различіе.
Помилуйте…
Прошу васъ, садитесь.
Это совсѣ мъ не нужно, сударь. Я пришелъ къ вамъ на два слова. Я былъ…
Сядьте, сдѣ лайте одолженіе…
Нѣ тъ, сударь, я постою. Я пришелъ…
Пока вы не сядете, не стану васъ слушать.
Извольте, сударь, если вамъ такъ угодно. Я…
Прежде всего, г. Диманпгь, позвольте спросить о вашемъ здоровьѣ .
Покорно васъ благодарю. Я здоровъ. Я хотѣ лъ…
У васъ должно быть отличное здоровье. Свѣ жія губы, румянецъ на щекахъ и блестящіе, живые глаза!..
Мнѣ желательно было-бы…
А какъ здоровье вашей супруги?
Очень хорошо, сударь, слава Богу.
Она отличная женщина.
Къ вашимъ услугамъ, сударь. Я пришелъ…
А ваша маленькая дочка, Клодина? Какъ она поживаетъ?
Прекрасно.
Что за прелестная дѣ вочка! Она мнѣ ужасно нравится!…
Вы слишкомъ добры, сударь. Я вамъ…
А маленькій Коленъ, — все по прежнему бьетъ въ барабанъ?
Все по прежнему, сударь. Я…
А ваша маленькая собачка Брюскэ, все такъ же громко лаетъ и хватаетъ за ноги всякаго, кто приходитъ?
Еще хуже, сударь, и мы просто не знаемъ, что съ нею дѣ лать.
Прошу васъ, не удивляйтесь, что мнѣ хочется знать, какъ поживаетъ все ваше семейство, — я принимаю въ немъ большое участіе.
Мы чрезвычайно обязаны вамъ, сударь… Я…
Позвольте пожать вашу руку, г. Диманшъ. Вѣ дь вы мнѣ другъ?
Я весь къ вашимъ услугамъ, сударь.
Я, право, преданъ вамъ всѣ мъ сердцемъ…
Для меня это большая честь. Я…
Я готовъ для васъ все сдѣ лать.
Вы слишкомъ добры.
И, повѣ рьте, безъ всякаго интереса.
Я совсѣ мъ этого не заслужилъ. Но, сударь…
Между прочимъ, г. Диманшъ, не хотите ли, совершенно за просто, поужинать со мною?
Нѣ тъ, сударь, я долженъ сейчасъ же вернуться домой. Я…
Эй, скорѣ е возьмите факелы, чтобы проводить г. Диманша, пусть пять-шесть человѣ къ захватятъ мушкетоны и сопутствуютъ ему до дома.
Это совершенно излишне, сударь, я и одинъ дойду. Но… (Сганарель быстро отставляетъ кресла).
Нѣ тъ, я хочу, чтобы васъ провожали, я такъ много принимаю въ васъ участія. Я вамъ такъ преданъ, да и къ тому же еще вашъ должникъ…
О, сударь…
Я нисколько этого не скрываю и громко говорю передъ всѣ ми.
Если…
Хотите, чтобы я васъ проводилъ?
О, сударь, не безпокойтесь! Я…
Въ такомъ случаѣ , обнимемтесь на прощанье. Еще разъ прошу васъ быть увѣ реннымъ въ моей привязанности и готовности сдѣ лать для васъ все на свѣ тѣ ! (Уходить),
Должно сознаться, мой баринъ къ вамъ очень привязанъ.
Да, онъ осыпаетъ меня такими учтивостями и комплиментами, что я просто не знаю, какъ получить отъ него свои деньги.
Увѣ ряю васъ, что для вашей пользы онъ готовъ отдать все, что у него есть. Я хотѣ лъ бы, чтобы съ вами что-нибудь случилось, чтобы, напримѣ ръ, кто-нибудь отдулъ васъ хорошенько палкой, вы посмотрѣ ли-бы, какъ…
Вѣ рю, вполнѣ вѣ рю. Но не можете ли хотя вы, Сганарель, замолвить ему словечко о моихъ деньгахъ?
О, не безпокойтесь! Онъ навѣ рное заплатитъ.
Однако и вы, Сганарель, должны мнѣ кое-что, по вашему отдѣ льному счету.
Фи! Объ этомъ не стоитъ и говорить.
Однако, я…
Развѣ я не знаю, что я вамъ долженъ?
Да. Но…
Идемте, г. Диманшъ, я вамъ посвѣ чу.
А мои деньги?
Вы шутите…
Я хочу…
Да ну-же!…
Необходимо…
Это пустяки!
Но…
Фи!…
Я…
Фи, говорю вамъ!
Сударь, въ вамъ идетъ вашъ батюшка!
Еще новости! Только этого еще не доставало, чтобы окончательно взбѣ сить меня!
Мое появленіе смущаетъ васъ, и вы охотно обошлись бы безъ него. Правду сказать, мы оба, страннымъ образомъ, досаждаемъ другъ другу: я — своимъ присутствіемъ, вы — своими безобразными поступками. Увы! Какъ мало понимаемъ мы что дѣ лаемъ, когда не предоставляемъ на волю неба заботу о томъ, что намъ нужно, когда мы хотимъ быть умнѣ е неба и надоѣ даемъ ему своими близорукими просьбами и безумными мольбами!… Я страстно желалъ имѣ ть сына; я постоянно и горячо молилъ о томъ небо; и вотъ этотъ сынъ, ниспосланный мнѣ , наконецъ, небомъ, вмѣ сто того, чтобы составлять радость и утѣ шеніе моей жизни, причиняетъ мнѣ только горе и страданія! Какими главами, думаете вы, могу я смотрѣ ть на всю громаду безчестныхъ поступковъ, которыхъ почти невозможно скрыть отъ свѣ та, на эту пучину безсовѣ стныхъ дѣ йствій, которыя чуть ли не каждый день заставляютъ насъ прибѣ гать къ милосердію великодушнаго короля, уставшаго расточать намъ благодѣ янія, несмотря на мои заслуги и на ходатайство друзей?… Какъ низко вы упали! Не бросается ли вамъ въ лицо краска стыда при мысли о томъ, что вы позорите свой родъ? Имѣ ете ли вы право имъ хвалиться? Что сдѣ лали вы хорошаго, чтобы заслужить названіе дворянина? Неужели вы думаете, что для этого довольно имѣ ть имя и носить гербъ? Можемъ ли мы гордиться своимъ происхожденіемъ, если живемъ какъ негодяи? Нѣ тъ, нѣ тъ! Происхожденіе не значитъ ничего, когда нѣ тъ добродѣ тели! Мы можемъ имѣ ть долю въ славѣ нашихъ предковъ только тогда, когда стараемся имъ подражать; извѣ стность ихъ имени, насъ озаряющая, обязываетъ насъ воздавать имъ должную честь, слѣ довать по ихъ стопамъ и не уклоняться отъ правилъ добродѣ тели, если мы хотимъ, чтобы насъ считали ихъ достойными потомками! А ваши предки не признаютъ въ васъ своей крови, и все, что сдѣ лали они хорошаго, не даетъ вамъ никакого преимущества; напротивъ, ихъ слава отражается на васъ къ вашему безчестію, ихъ извѣ стность — только свѣ точъ, освѣ щающій въ глазахъ каждаго позоръ вашихъ поступковъ. Знайте, наконецъ, что дворянинъ, позорно проводящій время — чудовище природы; что добродѣ тель — первый признакъ благородства, что я меньше уважаю имя, которымъ подписываются, чѣ мъ дѣ ла, которыя совершаются, и что я съ большимъ уваженіемъ буду смотрѣ ть на сына носильщика, который былъ бы честнымъ человѣ комъ, чѣ мъ на потомка царственнаго дома, который жилъ бы такъ, какъ вы живете!
Батюшка, если бы вы присѣ ли, вамъ было бы удобнѣ е говорить.
Нѣ тъ, дерзновенный, я не сяду и не буду больше говорить! Я вижу, что мои слова не трогаютъ твоей души. Но знай, недостойный сынъ, что любовь отца доведена твоими поступками до крайности; что я съумѣ ю скорѣ е, нежели ты думаешь, положить предѣ лъ твоимъ безобразіямъ, и, не дожидаясь гнѣ ва небесъ, я твоимъ наказаніемъ смою позоръ твоего рожденія! (Уходитъ).
Скорѣ е отправлялись бы на тотъ свѣ тъ, — это самое лучшее, что вы можете сдѣ лать. Всякому свой чередъ, и меня бѣ сятъ отцы, которые живутъ столько же, сколько ихъ дѣ ти! (Садится въ кресло).
О, вы, сударь, неправы!
Я неправъ?
Сударь…
Я неправъ?
Да, сударь, вы неправы, что слушали его слова до конца, и не вытолкали его въ шею. Видано ли такое нахальство! Отецъ является и читаетъ наставленія сыну, указываетъ ему, что онъ долженъ измѣ нить родъ жизни, подумать о своемъ происхожденіи, сдѣ латься честнымъ человѣ комъ, и тому подобныя глупости! Можетъ ли это перенести такой человѣ къ, какъ вы, который самъ хорошо знаетъ, какъ себя вести? Удивляюсь вашему терпѣ нію; и будь я на вашемъ мѣ стѣ , я прямо попросилъ бы его прогуляться. (Въ сторону). О, проклятое подобострастіе, до чего ты меня доводишь!
Что же, скоро подадутъ ужинъ?
Дама въ вуали желаетъ васъ видѣ ть.
Кто бы это?
Посмотримъ.
Не удивляйтесь, Донъ-Жуанъ, что я пришла къ вамъ въ такой часъ и въ такомъ костюмѣ . Настоятельное дѣ ло побудило меня къ этому, и то, что я имѣ ю вамъ сказать, не терпитъ отлагательства. Я прихожу къ вамъ неисполненная гнѣ ва, какъ прежде, но совсѣ мъ преображенная съ сегодняшняго утра. Передъ вами не та донна Эльвира, которая высказывала вамъ проклятія и возмущенная душа которой изливала угрозы и дышала местью. Небо изгнало изъ моего сердца недостойную страсть, всѣ бурные порывы преступной привязанности къ вамъ, всѣ увлеченія земной и грубой любви, — оставивъ въ немъ лишь чистое пламя, святую нѣ жность, любовь, которая отреклась отъ всего, отъ самой себя, и стремится только къ вашей пользѣ !
Ты, кажется, плачешь?
Простите!
Эта чистая и совершенная любовь привела меня къ вамъ для вашего блага, чтобы убѣ дить васъ именемъ неба и спасти васъ отъ той погибели, къ которой вы стремитесь. Да, Донъ-Жуанъ, мнѣ извѣ стны всѣ ваши порочныя дѣ ла; и небо, тронувшее мое сердце, открывшее мнѣ глаза и убѣ дившее меня въ порочности моей жизни, внушило мнѣ мысль придти къ вамъ сказать, что ваши преступленія истощили его милосердіе, что страшный гнѣ въ его готовъ разразиться надъ вами, что отъ васъ зависитъ избѣ жать его силою немедленнаго раскаянія, и что, можетъ быть, не пройдетъ дня, какъ вы уже не будете въ состояніи спастись отъ величайшаго бѣ дствія! Я теперь болѣ е не привязана къ вамъ ничѣ мъ. Благодаря Бога, я покинула всѣ свои безумныя помыслы; мое удаленіе отъ свѣ та рѣ шено, и я прошу небо даровать мнѣ жизнь лишь на столько, чтобы замолить свой грѣ хъ и строгимъ покаяніемъ заслужить прощеніе въ томъ ослѣ пленіи, въ какое ввергли меня увлеченія преступной страсти. Но въ моей отшельнической жизни мнѣ , было бы прискорбно, если бы человѣ къ, котораго я такъ нѣ жно любила, сдѣ лался роковымъ примѣ ромъ небеснаго правосудія; я была бы безконечно счастлива, если бы могла моими убѣ жденіями предотвратить грозящее вамъ наказаніе. Умоляю васъ, Донъ-Жуанъ, доставьте мнѣ , какъ послѣ днюю милость, это сладкое утѣ шеніе; не откажите мнѣ въ вашемъ спасеніи, о которомъ я прошу васъ со слезами! — Если васъ не трогаетъ ваше собственное благо, то троньтесь моими мольбами, и избавьте меня отъ жестокаго огорченія видѣ ть васъ осужденнымъ на вѣ чныя муки!
Бѣ дная женщина!
Я любила васъ безпредѣ льно, ничто на свѣ тѣ не было для меня дороже васъ, ради васъ я забыла свои обязанности, исполняла все, чего вы требовали, и въ награду за это прошу васъ только объ одномъ: исправьтесь и спасите себя отъ гибели! Спасите себя, заклинаю васъ, или ради любви къ себѣ , или ради любви ко мнѣ ! Еще разъ, Донъ-Жуанъ, съ мольбою и слезами прошу васъ объ этомъ, и если вамъ не довольно слезъ женщины, которую вы любили, то заклинаю васъ всѣ мъ, что для васъ дорого!
У него сердце точно у тигра!
Теперь, я ухожу. Вотъ все, что я имѣ ла вамъ сказать.
Сударыня, ужъ поздно, останьтесь здѣ сь. Я постараюсь, чтобы васъ помѣ стили какъ можно удобнѣ е.
Нѣ тъ, Донъ-Жуанъ, не удерживайте меня!
Увѣ ряю васъ, вы сдѣ лали бы мнѣ большое удовольствіе, если бы остались.
Нѣ тъ, говорю вамъ. Не будемъ терять время въ напрасныхъ рѣ чахъ. Я спѣ шу. Не настаивайте провожать меня, думайте только о томъ, какъ воспользоваться моимъ совѣ томъ.
Знаешь ли, — я даже почувствовалъ волненіе при видѣ ея, я нашелъ какое то удовольствіе въ этой странной новизнѣ . Ея безъискусственный нарядъ, тонная наружность и слезы пробудили во мнѣ маленькія искорки потухшаго огня!
То есть, ея слова не произвели на васъ никакого впечатлѣ нія.
Скорѣ е ужинать!
Сейчасъ, сударь!
Однако, Сганарель, время подумать о томъ, какъ бы исправиться.
Еще бы!
Да, надобно покаяться во грѣ хахъ. Вотъ лѣ тъ черезъ двадцать — тридцать, пора будетъ подумать и о душѣ .
Ого!
Что ты говоришь?
Ничего, сударь. Вотъ и ужинъ! (Беретъ кусокъ съ принесеннаго блюда и кладетъ его себѣ въ ротъ).
Мнѣ кажется, что у тебя одна щека вздулась. Что это? Говори: что съ тобой?
Ничего-съ.
Покажи-ка. Да у тебя сдѣ лался флюсъ! Эй, дайте сюда скорѣ е ланцетъ! Надо его проколоть! Бѣ дняга еле дышетъ; этотъ нарывъ можетъ его задушить. Подожди. И какой онъ большой! Ага, мошенникъ!…
Право, сударь, я хотѣ лъ только попробовать, не слишкомъ ли много положилъ поваръ въ кушанье соли или перцу.
Ну, садись сюда и ѣ шь. Я поговорю съ тобою послѣ ужина. Ты видно, проголодался?
Еще бы, сударь! я ничего не ѣ лъ съ сегодняшняго утра. Попробуйте-ка вотъ эту штуку: отличнѣ йшая вещь! (Раготену, который, по мѣ рѣ , какъ Сганарель накладываетъ себѣ на тарелку, уноситъ ее прочь, какъ только Сганарель повертываетъ голову въ другую сторону). А гдѣ же моя тарелка? гдѣ тарелка моя? Потише, дружокъ, не будь такой прыткій! Чортъ возьми! ты, видно, любишь мѣ нять чистыя тарелки!… Ну, а ты, мальчуганъ Ла-Віоллеттъ, наливай-ка половчѣ е въ стаканъ! (Въ то время какъ Ла-Віолеттъ наливаетъ вино въ стаканъ Сганареля, Раготенъ снова убираетъ отъ него тарелку).
Кто здѣ сь такъ стучится?
Что за чортъ мѣ шаетъ намъ ужинать!
Я хочу ужинать спокойно, пусть никого не принимаютъ.
Подождите, я пойду посмотрѣ ть.
Что такое? что случилось?
Этотъ… пришелъ….
Посмотримъ, что это такое. Я докажу, что ничто не можетъ меня встревожить.
Бѣ дный Сганарель! куда тебѣ спрятаться?
Кресло и приборъ! Скорѣ е! (Донъ-Жуанъ и Статуя садятся за столъ). (Сганарелю). Садись съ нами.
Сударь, теперь я ужъ не голоденъ.
Садись сюда, говорю тебѣ ! Налейте вина. За здоровье Командора! За твое здоровье, Сганарель! Дайте ему вина.
Сударь, у меня въ горло ничего нейдетъ.
Пей и спой пѣ сню, чтобы угостить Командора.
У меня, сударь, насморкъ.
Все равно, пой! (Людямъ) Эй, вы! подтягивайте хоромъ!
Довольно, донъ-Жуанъ. Приглашаю тебя завтра къ себѣ на ужинъ. Станетъ ли у тебя на столько смѣ лости?
Приду, — и вмѣ стѣ съ Сганарелемъ.
Покорнѣ йше благодарю, завтра постный день.
Возьми факелъ.
Не нужно свѣ та тому, кого ведетъ само небо!
Неужели, сынъ мой, благое провидѣ ніе вняло моихъ мольбамъ, и ты говоришь мнѣ правду? Ты не обманываешь меня пустой надеждой? Могу-ли я вѣ рить такой непостижимой перемѣ нѣ ?…
Да, я отрекся отъ всѣ хъ моихъ заблужденій; я уже не тотъ, что былъ вчера; небо вдругъ произвело во мнѣ такую перемѣ ну, которая удивитъ весь міръ. Благость небесъ коснулась моего сердца и отверзла мои очи! Я съ ужасомъ смотрю на свое прежнее ослѣ пленіе и на преступно безпорядочную жизнь. Въ умѣ моемъ проходятъ всѣ порочныя страсти, и я удивляюсь, какъ долго могло ихъ выносить небо, какъ не поразило оно меня раньше страшнымъ наказаніемъ! Я сознаю его милосердіе въ томъ, что оно снисходило въ моимъ порокамъ; теперь я воспользуюсь этимъ какъ должно, предъ глазами всѣ хъ измѣ ню мою жизнь, заглажу причиненный мною соблазнъ и постараюсь вымолить у неба полное прощеніе. Я буду о томъ заботиться, и прошу васъ, батюшка, содѣ йствовать моему намѣ ренію, помочь мнѣ избрать руководителя, подъ наблюденіемъ котораго я могъ бы идти по избранному мною пути.
О, сынъ мой! какъ легко вновь пріобрѣ сти родительскую любовь! Какъ скоро, при малѣ йшемъ словѣ раскаянія, исчезаютъ оскорбленія! Я уже позабылъ все причиненное мнѣ горе, твои слова — все изгладили. Сознаюсь, я внѣ себя, я плачу отъ радости, всѣ мои желанія исполнены, мнѣ не о чехъ болѣ е молить небо! Обними меня, сынъ мой! Заклинаю тебя, будь твердъ въ своемъ похвальномъ намѣ реніи! — Теперь я пойду возвѣ стить о счастливой новости твоей матери, раздѣ лить съ нею мою радость и возблагодарить небо за то, что оно внушило тебѣ такія святыя мысли!
Боже мой! какъ я радъ, сударь, что вы, наконецъ, увѣ ровали! Я этого давно ожидалъ, и вотъ, слава Богу, желаніе мое исполнилось!
Убирайся, болванъ!
Какъ, болванъ?
А ты принимаешь мои слова за чистую монету? Ты думаешь, что я говорилъ отъ души?
Какъ? Такъ значитъ, это… Вы не… Ваше… (въ сторону) Боже! что за человѣ къ! что за человѣ къ!
Нѣ тъ, я нисколько не измѣ нился, и мои чувства остались тѣ же, какъ и прежде.
Вы не поддаетесь вліянію этого непостижимаго чуда, этой движущейся и говорящей статуи?
Здѣ сь, дѣ йствительно, есть что-то такое, чего я не понимаю; но что-бы это ни было, оно не въ состояніи ни убѣ дить мой разсудокъ, ни поколебать мое сердце. Если я сказалъ, что хочу исправиться и вести примѣ рную жизнь, то это дипломатическая хитрость, полезная уловка, необходимая маска, чтобы умилостивить отца, въ которомъ я нуждаюсь, и избавиться со стороны людей отъ разныхъ непріятностей. Я сознаюсь тебѣ въ этомъ, Сганарель, и очень радъ имѣ ть въ тебѣ свидѣ теля, которому извѣ стны глубина моей души и настоящія побудительныя причины моихъ поступковъ.
Какъ, вы ни чему не вѣ рите, а между тѣ мъ хотите прослыть благочестивымъ человѣ комъ?
А почему же нѣ тъ? Развѣ мало на свѣ тѣ людей, которые дѣ лаютъ тоже, что и я, и надѣ ваютъ на себя маску, чтобы пользоваться довѣ рчивостью ближнихъ?
Ахъ, что за человѣ къ! что за человѣ къ!
Этого теперь нечего стыдиться: лицемѣ ріе нынче въ модѣ , а всѣ модные пороки считаются добродѣ телями. Роль добродѣ тельнаго человѣ ка — самая лучшая изъ всѣ хъ возможныхъ ролей. Въ наше время лицемѣ ріе представляетъ огромныя выгоды. Это искусство, всегда доставляющее обману уваженіе, и если даже его откроютъ, то никто не посмѣ етъ сказать противъ него слова. Всѣ другіе человѣ ческіе пороки подвергаются обсужденію, и всякій имѣ етъ право громко порицать ихъ; но лицемѣ ріе — порокъ привиллегированный, который зажимаетъ ротъ всѣ мъ и спокойно наслаждается полнѣ йшей безнаказанностью. При помощи извѣ стныхъ ужимокъ вступаешь въ тѣ сный союзъ со всѣ ми лицами партіи. Если кто задѣ нетъ одного человѣ ка этой партіи, то онъ возстановляетъ противъ себя всѣ хъ, — причемъ люди добросовѣ стные и завѣ домо искренніе дѣ лаются жертвою обмана: они пренаивно идутъ въ сѣ ти лицемѣ ровъ и слѣ по помогаютъ своимъ притворнымъ подражателямъ. Сколькихъ знаю я, которые при помощи такой хитрости ловко прикрыли грѣ хи своей молодости, надѣ ли на себя благочестивую мантію и подъ этимъ священнымъ прикрытіемъ совершаютъ самые гнусные поступки! Даже когда ихъ интриги извѣ стны, когда ихъ лицемѣ ріе открыто, они, тѣ мъ не менѣ е, продолжаютъ пользоваться вѣ сомъ въ обществѣ ; имъ стоитъ только склонить голову, вздохнуть съ сокрушеннымъ видомъ, закатить глаза, — и все опять улажено. Вотъ подъ какую охрану я хочу укрыться и обезпечить свои дѣ ла. Я не оставлю своихъ милыхъ привычекъ; но я ихъ скрою и буду наслаждаться втихомолку. Если меня и откроютъ, то, безъ всякихъ хлопотъ съ моей стороны, за меня заступится вся шайка и будетъ защищать меня противъ всѣ хъ и каждаго. Однимъ словомъ, это самое вѣ рное средство дѣ лать безнаказанно все, чего хочешь. Я стану строгимъ судьею поступковъ другихъ, буду осуждать всѣ хъ и высказывать хорошее мнѣ ніе только о себѣ . Если кто меня сколько нибудь задѣ нетъ, я никогда не прощу ему и сохраню къ нему непримиримую ненависть. Я сдѣ лаюсь блюстителемъ благочестія, и подъ этимъ благовиднымъ предлогомъ буду преслѣ довать моихъ враговъ, обвиню ихъ въ безбожіи и напущу на нихъ нахальныхъ ревнителей вѣ ры, которые, не вѣ дая причины, поднимутъ противъ нихъ крикъ, осыплютъ ругательствами и публично осудятъ своею властью. Вотъ какъ надо пользоваться людскими слабостями, и какъ умный человѣ къ можетъ примѣ ниться къ порокамъ своего вѣ ка!
Боже мой! Что я слышу? Только этого вамъ недоставало, чтобы все закончить! Сдѣ латься лицемѣ ромъ! Да это верхъ безобразія! Ваши послѣ днія слова переполнили чашу, и я не могу не высказаться. Дѣ лайте со мною, что хотите: бейте меня, изуродуйте, убейте, если угодно, но я долженъ облегчить свое сердце и сказать вамъ то, что я, какъ вѣ рный слуга, считаю долгомъ вамъ сказать. Знайте, сударь, что когда повадился кувшинъ по воду ходить, такъ тамъ ему и голову сломить; и, какъ совершенно справедливо замѣ чаетъ одинъ писатель, котораго я не имѣ ю чести знать, человѣ къ на этомъ свѣ тѣ все равно, что птица на вѣ ткѣ ; вѣ тка приросла къ дереву; кто приросъ къ дереву, тотъ слѣ дуетъ добрымъ правиламъ; добрыя правила лучше красивыхъ словъ; красивыя слова можно слышать при дворѣ ; при дворѣ бываютъ придворные; придворные слѣ дуютъ законамъ моды; мода рождается отъ прихоти; прихоть есть способность души; душа есть то, что даетъ намъ жизнь; жизнь оканчивается смертью; смерть наводитъ насъ на размышленіе о небѣ ; небо находится надъ землею; а земля вовсе не то, что море; море подвержено бурямъ; бури разбиваютъ корабли; корабли нуждаются въ опытныхъ кормчихъ; опытный кормчій благоразуменъ; благоразуміемъ не отличаются молодые люди; молодые люди должны слушаться старыхъ; старые любятъ богатство; богатство дѣ лаетъ человѣ ка богатымъ; богатые люди не бѣ дны; бѣ дные живутъ въ нуждѣ ; нужда не признаетъ закона; кто не признаетъ закона, тотъ живетъ, какъ дикій ввѣ рь; слѣ довательно — вы попадете прямо ко всѣ мъ чертямъ.
Отличное разсужденіе!
Если и послѣ этого вы не убѣ дитесь, тѣ мъ хуже для васъ.
Какъ нельзя болѣ е кстати засталъ я васъ, Донъ-Жуанъ, и очень радъ переговорить съ вами здѣ сь, вмѣ сто того, чтобы придти къ вамъ на домъ, узнать, какое вы приняли рѣ шеніе. Вы знаете, что дѣ ло это для меня важно и что я въ вашемъ присутствіи принялъ его на себя. Не скрою отъ васъ, что я былъ бы очень радъ порѣ шить это дѣ ло миромъ и готовъ сдѣ лать все возможное, чтобы направить васъ на этотъ путь и услышать, какъ вы публично назовете мою сестру своею женою.
Увы! отъ всего сердца хотѣ лъ бы я исполнить ваше желаніе; но небо противится этому; оно внушило душѣ моей намѣ реніе совершенно измѣ нить образъ жизни. Теперь у меня только одна мысль: отречься отъ всѣ хъ мірскихъ узъ, стряхнуть съ себя тщеславные помыслы и примѣ рнымъ поведеніемъ загладить преступныя дѣ ла, совершенныя мною въ пылу слѣ пой юности.
Ваше намѣ реніе, Донъ-Жуанъ, нисколько не противорѣ читъ моимъ словамъ: законная жена будетъ вамъ наилучшею помощницею для осуществленія тѣ хъ святыхъ мыслей, которыя внушило вамъ небо.
Къ сожалѣ нію, вы ошибаетесь. Мое намѣ реніе вполнѣ согласно съ желаніемъ вашей сестры; она рѣ шилась идти въ монастырь, и мы оба, въ одно и тоже время, осѣ нены небесною благодатью.
Ея удаленіе въ монастырь не можетъ насъ удовлетворить, такъ какъ оно можетъ быть истолковано какъ слѣ дствіе вашего пренебреженія къ ней и къ нашему семейству. Наша честь требуетъ, чтобы Эльвира жила съ вами.
Увѣ ряю васъ, что это невозможно. Я съ величайшею радостью согласился бы на это; я еще и сегодня просилъ у неба совѣ та объ этомъ; но услышалъ голосъ, говорившій, что я не долженъ думать о вашей сестрѣ , и что съ нею я не найду себѣ спасенія.
Донъ-Жуанъ, неужели вы думаете прельстить насъ такими увѣ реніями?
Я повинуюсь голосу неба.
И вы хотите, чтобы я удовлетворился такими рѣ чами?
Такъ повелѣ ваетъ небо.
Чтобы вы похитили мою сестру изъ монастыря, а потомъ бросили?
На то была Божья воля.
И мы перенесемъ такое безчестье въ нашемъ семействѣ ?
Пеняйте на небо.
Все небо и небо!
Небо того желаетъ!
Довольно, Донъ-Жуанъ! Я васъ понимаю. Только здѣ сь не мѣ сто для расправы, и я съумѣ ю найти васъ въ скоромъ времени.
Дѣ лайте что хотите! Вы знаете, что я не трусъ и умѣ ю владѣ ть шпагою, когда нужно. Я удаляюсь въ этотъ пустой переулокъ, ведущій къ монастырю, и заявляю вамъ, что я съ своей стороны не желаю драться: небо запрещаетъ мнѣ даже и мысль о томъ; но если вы меня заставите, — тогда увидимъ.
Увидимъ, увидимъ! Это правда! (Уходитъ).
Что это у васъ за тонъ, сударь! Это ужъ хуже всего что было!.. Все-таки прежде вы гораздо больше мнѣ нравились, чѣ мъ теперь. Я все еще вѣ рилъ въ ваше спасеніе, а теперь отчаиваюсь, и думаю, что небо, снисходившее до сихъ поръ къ вашимъ порокамъ, не потерпитъ такого страшнаго кощунства.
Не безпокойся; небо не такъ строго смотритъ на это, и если бы каждый разъ, когда люди…
Господи! само небо, сударь, глаголетъ вамъ!.. Оно предупреждаетъ!.
Если небо предупреждаетъ меня и хочетъ, чтобы я ему внялъ, то пусть объясняется понятнѣ е.
Донъ-Жуану осталось лишь нѣ сколько минутъ, чтобы воспользоваться небеснымъ милосердіемъ, и если онъ не раскается, то гибель его неизбѣ жна.
Слышите, сударь?
Кто смѣ етъ это говорить? Кажется, я узнаю этотъ голосъ.
Ахъ сударь! это привидѣ ніе, — я вижу это по походкѣ .
Привидѣ ніе, призракъ или чортъ, — но я хочу знать что это такое. (Привидѣ ніе измѣ няется въ формѣ и является въ видѣ времени съ косою въ рукѣ).
Боже! Посмотрите, сударь, видѣ ніе какъ измѣ нилось!
Нѣ тъ, нѣ тъ! Ничто не можетъ испугать меня. Моя шпага узнаетъ: тѣ ло это или духъ! (Въ ту минуту, какъ Донъ-Жуанъ намѣ ревается пронзитъ привидѣ ніе шпагою, оно исчезаетъ).
Ахъ, сударь, убѣ дитесь-же, наконецъ, этими привидѣ ніями, и изъявите скорое раскаяніе!
Нѣ тъ, нѣ тъ, что-бы тамъ ни было, никто не скажетъ, что я способенъ на раскаяніе. Пойдемъ, ступай за мной.
Остановись, Донъ-Жуанъ! Вчера ты далъ слово придти ко мнѣ на ужинъ.
Да. Куда же идти?
Дай руку.
Вотъ она.
Донъ-Жуанъ, закоснѣ лость въ грѣ хахъ ведетъ къ мучительной смерти! Кто отвергнулъ милосердіе неба, тотъ понесетъ весь ужасъ наказанія!
Боже! что я чувствую!.. Невидимый огонь пожираетъ меня!.. Я не могу выносить!.. Мое тѣ ло какъ-будто обращается въ раскаленный очагъ!.. А!.. (Раздается страшный ударъ грома, и молнія поражаетъ Донъ-Жуана. Земля разверзается и поглощаетъ его. Изъ бездны вырывается большое пламя).
Ахъ! Мое жалованье! Мое жалованье! Его смертью всѣ удовлетворены. Оскорбленное небо, попранные законы, обольщенныя дѣ вушки, обезчещенныя семьи, опозоренные родители, обиженныя женщины, мужья, доведенные до отчаянія, — всѣ довольны. Только я остаюсь несчастнымъ! Мое жалованье! Мое жалованье!
- ↑ Въ то время надѣ лало много шуму новое рвотное средство, vin émétique, о которомъ медики вели горячую полемику.