Дон Жуан (Доувес Деккер; Чеботаревская)/ДО
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. |
См. также одноимённые страницы.
| Донъ-Жуанъ |
| Оригинал: нидерландскій. — Источникъ: Мультатули. Повѣсти. Сказки. Легенды. — СПб.: «Дѣло», 1907. — С. 183. |
Нѣтъ у меня больше моего Мольера… ахъ, Тина, гдѣ наши книги! Вспоминаешь ли ты о томъ, что нѣкогда у насъ были книги и домъ? И что мы приглашали въ свой домъ бездомныхъ людей? Какъ все это странно… Иной разъ я задаю себѣ вопросъ: какъ случилось, что у насъ нѣтъ больше дома? Это такъ глупо… точно маленькій Максъ со своими дурацкими вопросами. Я съ трудомъ заглушаю въ себѣ зависть, когда думаю, что многіе устроились и живутъ. И часто… но я лучше разскажу тебѣ о Донъ-Жуанѣ. Впрочемъ, хорошо даже, что у насъ нѣтъ Мольера. А то я, пожалуй, занялся бы переписываньемъ, а это мнѣ такъ надоѣло.
Донъ-Жуанъ толстъ и жиренъ, какъ подобаетъ, а Dimanche[1] худъ и истощенъ.
— Семья моя въ большой нуждѣ, благородный Донъ-Жуанъ! Вы вѣдь знаете, что я для васъ сдѣлалъ…
— Хорошо сказано, любезный Dimanche[1], садитесь, пожалуйста!
— Спасибо, господинъ Жуанъ… я хотѣлъ бы получить по этому счету…
— Вашъ счетъ восхитителенъ. Продолжайте! Могу ли предложить вамъ понюхать табаку?
— Спасибо за понюшку, Донъ-Жуанъ… Все же взгляните на этотъ счетецъ и…
— А знаете ли вы, что у васъ хорошій почеркъ, о универсальный Dimanche[1]? Я назначаю васъ моимъ секретаремъ… Тогда вы будете имѣть счастіе писать для меня!
— Спасибо за это, господинъ рыцарь, но домашніе мои терпятъ нужду… и ради васъ мы принуждены…
— Нужду? терпятъ нужду?… О, дивное соединеніе глубокопрочувствованныхъ словъ! Я… горю… желаю… жажду… самъ не знаю, чего; ну да не въ этомъ дѣло… прекрасное выраженіе! Сдѣлайте мнѣ удовольствіе, повторите его еще разъ…
— Мы терпимъ нужду, сударь…
— Божественно! Сколько жизни… сколько огня… море огня! Я жалую васъ въ свои лейбъ-поэты. Продолжайте же, о краснорѣчивый Dimanche[1]!
— Спасибо за должность стихотворца… я предполагалъ, что вы… ради Бога, подумайте, вѣдь мы умираемъ… сверхъ того, у меня долги… я не могу заплатить… про меня говорятъ, что я нечестенъ… между тѣмъ, какъ вы… поймите, господинъ рыцарь, Жуанъ… какъ обратиться къ вамъ, чтобы быть понятымъ? Донъ-Жуанъ… о Господи… мы гибнемъ, а обо мнѣ говорятъ, будто я…
— Умереть?… Высокая идея, но она здѣсь не у мѣста… Другъ мой, Dimanche[1]! Вдохновеніе влечетъ васъ къ неточности. Умереть вамъ, съ вашимъ даромъ изложенія? Умереть вамъ… съ такимъ почеркомъ? Это немыслимо, Dimanche[1]! Слушайте меня! Я, Донъ-Жуанъ… жалую вамъ… принимайте безъ стѣсненія… я вѣдь вамъ долженъ… я приношу вамъ въ даръ, ex plenitudine potestatis[2]… понимаете ли вы это?
— Ахъ, нѣтъ… но мой счетъ…
— Я дарю вамъ безсмертіе! Лепорелло, выпусти этого господина!
Не знаю, такъ ли это описано у Мольера, не знаю также, успѣлъ ли Dimanche[1] отвѣтить: «Благодарю тебя, Донъ-Жуанъ… благодарю тебя, Публика, за твое безсмертіе!», но я такъ ясно представляю себѣ этого бѣдняка, горестно понесшаго свое безсмертіе женѣ и дѣтямъ, которые, чтобы не умереть, ожидали хлѣба!