Нет у меня больше моего Мольера… ах, Тина, где наши книги! Вспоминаешь ли ты о том, что некогда у нас были книги и дом? И что мы приглашали в свой дом бездомных людей? Как всё это странно… Иной раз я задаю себе вопрос: как случилось, что у нас нет больше дома? Это так глупо… точно маленький Макс со своими дурацкими вопросами. Я с трудом заглушаю в себе зависть, когда думаю, что многие устроились и живут. И часто… но я лучше расскажу тебе о Дон Жуане. Впрочем, хорошо даже, что у нас нет Мольера. А то я, пожалуй, занялся бы переписыванием, а это мне так надоело.
Дон Жуан толст и жирен, как подобает, а Dimanche[1] худ и истощён.
— Семья моя в большой нужде, благородный Дон Жуан! Вы ведь знаете, что я для вас сделал…
— Хорошо сказано, любезный Dimanche[1], садитесь, пожалуйста!
— Спасибо, господин Жуан… я хотел бы получить по этому счёту…
— Ваш счёт восхитителен. Продолжайте! Могу ли предложить вам понюхать табаку?
— Спасибо за понюшку, Дон-Жуан… Всё же взгляните на этот счётец и…
— А знаете ли вы, что у вас хороший почерк, о универсальный Dimanche[1]? Я назначаю вас моим секретарём… Тогда вы будете иметь счастье писать для меня!
— Спасибо за это, господин рыцарь, но домашние мои терпят нужду… и ради вас мы принуждены…
— Нужду? терпят нужду?… О, дивное соединение глубокопрочувствованных слов! Я… горю… желаю… жажду… сам не знаю, чего; ну да не в этом дело… прекрасное выражение! Сделайте мне удовольствие, повторите его ещё раз…
— Мы терпим нужду, сударь…
— Божественно! Сколько жизни… сколько огня… море огня! Я жалую вас в свои лейб-поэты. Продолжайте же, о красноречивый Dimanche[1]!
— Спасибо за должность стихотворца… я предполагал, что вы… ради Бога, подумайте, ведь мы умираем… сверх того, у меня долги… я не могу заплатить… про меня говорят, что я нечестен… между тем, как вы… поймите, господин рыцарь, Жуан… как обратиться к вам, чтобы быть понятым? Дон Жуан… о Господи… мы гибнем, а обо мне говорят, будто я…
— Умереть?… Высокая идея, но она здесь не у места… Друг мой, Dimanche[1]! Вдохновение влечёт вас к неточности. Умереть вам, с вашим даром изложения? Умереть вам… с таким почерком? Это немыслимо, Dimanche[1]! Слушайте меня! Я, Дон Жуан… жалую вам… принимайте без стеснения… я ведь вам должен… я приношу вам в дар, ex plenitudine potestatis[2]… понимаете ли вы это?
— Ах, нет… но мой счёт…
— Я дарю вам бессмертие! Лепорелло, выпусти этого господина!
Не знаю, так ли это описано у Мольера, не знаю также, успел ли Dimanche[1] ответить: «Благодарю тебя, Дон Жуан… благодарю тебя, Публика, за твоё бессмертие!», но я так ясно представляю себе этого бедняка, горестно понёсшего своё бессмертие жене и детям, которые, чтобы не умереть, ожидали хлеба!