Кабаретные пьесы Серебряного века
М.: ОГИ, 2018.
Петр Потемкин
правитьДОМ В ПЕРЕУЛКЕ
правитьСАПОЖНИК, Федор Дмитрич.
ЕГО ЖЕНА, Ненила Ивановна.
ДОЧКА их — швейка, Сонечка.
ДВОРНИК, Фома Сидоров.
ЧИНОВНИК в отставке, Ферапонт Кузмич.
ПШЮТ, дурного тона.
ХОЗЯЙКА меблированных комнат, <Евдокия Максимовна>.
Ее любовник, <хахаль>.
ГОРОДОВОЙ.
ФЕНЬКА, <кухарка>.
Митька — мальчишка у сапожника.
ПРИКАЗЧИК из «Фруктовой», <Александр>.
МУЗЫКАНТ из «Одессы», Михаил Абрамыч.
КУМА, Анна Степановна.
<ДЕВИЦА, Марья Ивановна>.
Дворники из соседних домов.
ПШЮТ: Послушайте, любезный, это кто — дворник?
ДВОРНИК: Да, дворник.
ПШЮТ: Вот этого дома дворник?
ДВОРНИК: Вот этого дома.
ПШЮТ: И что же, всех жильцов знаешь?
ДВОРНИК: Всех знаю.
ПШЮТ: Ну так скажи мне, у вас Маня живет?
ДВОРНИК: Это Марья Иванна-то?
ПШЮТ: Ну уж не знаю, как ее папашу звали. Маня — девочка, в «Одессе» бывает. Курносенькая такая.
ДВОРНИК: Так это Марья Иванна и есть. Курносая.
ПШЮТ: У вас, значит, живет?
ДВОРНИК: У нас, у нас. Наверху, у Евдокии Максимовны. Она от хозяйки, а другие жильцы — другие. Один студент, вот окошко. Вон в том окне музыкант скрипичный из «Одессы», а там сама помещается.
ПШЮТ: А как она, девочка скромная?
ДВОРНИК: Скромная, скромная.
ПШЮТ: А тихо у вас здесь?
ДВОРНИК: То есть так тихо, что ни к чему. Почитай год уже никакого беспокойства не было. К ней гости не ходят. Так только разве старички когда знакомые, да и то украдкой. Зазорно им, что ли? Ну, ничего — нашему брату перепадает. Вы тоже ее повидать хотите?
ПШЮТ: Это уже не твое дело. На вот тебе. (Дает ему монету.) Скажи, чтобы дома была. Вечером приду.
ДВОРНИК: Благодарим покорно. Будьте спокойны.
ПШЮТ: Ну, ну. (Уходит.)
ДВОРНИК: Целковый дал. А я было за пятак принял. Знаменитый барин. Поди с него Марья Иванна заработает. Ну да ей и нужно. Поди уж вторую неделю без почину сидит. В такой дыре и муха сдохнет. Занятиев никаких. Свисток. А зачем мне свисток, коли мне и высвистывать некого. Как в прошлом годе Сенька народу набил, так с тех пор хоть бы что. Никакого скандала. (Прохаживается, потягивается, зевает. Нашел уголок и, от нечего делать, расписывается на заборе: «Фома Сидоров, Фома Сидоров»).
ЧИНОВНИК: Ты что это делаешь? Порядок охранять приставлен, сам непристойности на стенках пишешь. Тоже стенограф какой нашелся.
ДВОРНИК: Порядок порядком, а я никаких гадостей не делаю.
ЧИНОВНИК: А что на заборе пишешь?
ДВОРНИК: А вам какое дело? Коли грамотны, сами прочтете. Факсимилия это.
ЧИНОВНИК: Какая факсимилия?
ДВОРНИК: Имя, отчество. Подпись.
ЧИНОВНИК (читает): Фома Сидоров, Фома Сидоров. Ишь расписался. Сотри. За вами не пригляди. Вы сейчас напакостите. (Замечает оборванный звонок.) Почему звонок оборван?
ДВОРНИК: Да он почитай год уж как оборван.
ЧИНОВНИК: А за год починить некогда. Лентяй.
ДЕВИЦА (из окна): Что вы с ним связались, Ферапонт Кузмич?
ЧИНОВНИК: Не ваше дело, Марья Ивановна. Порядок люблю, потому и связался. Сам, небось, и оборвал.
ДВОРНИК: Вот не я, а гость ихний. (Показывает на Марью Ивановну.)
ДЕВИЦА: Не гость, а Митька хозяйский.
ДВОРНИК: Как сейчас помню, гость. Еще двугривенный на починку дал.
ЧИНОВНИК: Двугривенный-то взял, а звонок нет чтобы поправить. Погоди, доберусь Я ДО тебя. (Уходит в дверь дома.)
ДВОРНИК: Ишь расфуфырился. Форсу в нем на целковый, а сам хоть бы двугривенный дал. Хозяину пожалуюсь. Станет он тебя слушать. Регистратор моченый.
ДЕВИЦА: А насчет гостя это ты соврал.
ДВОРНИК: Не в том дело. У меня к вам, Марья Иванна, передача есть.
ДЕВИЦА: Какая передача?
ДВОРНИК: Приходил тут один. В цилиндре. Про вас спрашивал. Скажи, говорит, что приду, пусть дома будет.
ДЕВИЦА: А что, он как, интеллигентный?
ДВОРНИК: Должно, интеллигентный. На чай целковый дал.
ДЕВИЦА: В «Одессу» не пойду. Я было там свидание назначила. Ну что ж, посидим.
ДВОРНИК: Посидите, посидите, гость, видно, хороший.
ЖЕНА: Христом Богом тебе говорю, не пропей, Митрич, денег. Заказ снеси да сейчас же назад.
САПОЖНИК (мальчишке): Ты лаковых сапог не трогай. Те студенческие кончай, лаковые ни под каким видом.
МАЛЬЧИШКА: Я знаю.
САПОЖНИК: Смотри, уши нарву.
ЖЕНА: Митрич, тебе говорю. Не пропей, говорю, денег.
САПОЖНИК: Оставь, жена. Что я, запоем пью, что ли? Или необразованный в достаточной степени?
ЖЕНА: Вот ты всегда обижаешься, а, между прочим, всякую получку пропьешь.
САПОЖНИК: Жена, не учи мужа. Лучше за дочкой пригляди. Девка на возрасте. Не равно — грех случится.
ШВЕЙКА: Что вы, папенька. Мне даже стыдно.
САПОЖНИК: А ты не стыдись. Отцу с матерью покорись. Да с нея примера не бери. (Кивает на девицу.)
ДЕВИЦА: Напрасно вы, Федор Дмитрич, стараетесь. Не трону я вашей дочки. Не нужна она мне. А обижать себя тоже не позволю.
САПОЖНИК: Вас обидишь.
ДЕВИЦА: Конечно. У меня характер, может быть, легкомысленный. А только зачем на меня весь дом натравливать?
САПОЖНИК: Отчего на вас и не натравить? Вы на то и поставлены.
ДЕВИЦА: Я с вами и говорить не буду. Вы вечно меня ненавидите.
САПОЖНИК: Да, потому живи тихо, не баламуть.
ЖЕНА: Митрич, те говорю, перестань, Митрич.
САПОЖНИК: Я ее знаю. Она сама по кривой пошла и других кривить хочет. Нет, я не позволю. Я дочки не дам. Она у меня клад, что яблоко в глазу.
ДЕВИЦА: Яблоко-то кисленькое.
САПОЖНИК: Нет, не кислое. Первый сорт, золотое семяч-ко. Я ее замуж выдам. Жениха найду хорошего.
ЖЕНА: Шел бы ты, Митрич. Тебе говорю. Шел бы, чего расстраивать.
САПОЖНИК: Иду, иду, с вами разве сговоришься. (Уходит.)
ЖЕНА: А денег-то не пропей, Митрич, тебе говорю, не пропей.
ЖЕНА: Страсть как он ее любит. Так любит, так любит. Как напьется, сейчас за женихом посылает.
ДЕВИЦА: А кто жених-то?
ЖЕНА: А Господь его знает. Придет набравшись, ставь, говорит, самовар, жена. Покрой чистой скатертью. Митька, кричит, лети ходуном в «Одессу», жених дожидается. Ну, Митька бежит, а он к тому времени заснет, недождамшись. А кто жених-то, не говорит. Митька и бегать перестал. Раньше придет в «Одессу», спросит, кто, говорит, Федора Митрича дожидается. Никто, говорят. Так ни с чем и уйдет.
ШВЕЙКА: Как вы себе хотите, маменька, только мне эти шутки надоели. Даже охоту отбивают замуж идти. Я замуж никогда не пойду. Все мужчины — изменщики.
ДЕВИЦА: Молоды вы еще. Все от вас зависит. Если вы себе на уме, ни один мужчина вам не изменит.
ЖЕНА: Вам лучше знать. (Замечает мальчишку.) Ты чего, постреленок, вертишься? Иди сапоги тачать. (Мальчишка уходит.) Уж и темнеть же рано стало. Седьмой час, а на дворе темно.
ДЕВИЦА: Осенняя привычка.
ЖЕНА: С этой привычкой еще тише у нас стало. Только и развлечение, что к куме пойти. Вот хоть бы сейчас. Все прибрано, делать нечего. Тоска и берет.
ДЕВИЦА: А вы бы сходили. Далеко ли тут.
ЖЕНА: И то правда. (Швейка уходит за платком.) А вчера у кумы в доме холерного взяли. Синий лежит да зеленый. Ручка одна откинута на грудку. Жалостиво таково закоченела. Я из окошка глянула да и скорей назад. Карета за ним приехала, докторша…
ДЕВИЦА: Ну…
ЖЕНА: Ей-богу, говорю. И санитар с ней в халате.
ДЕВИЦА: Ой, Господи. А вот, подишь ты, у других каждый день что-нибудь случается. А мы будто и не люди, право, хоть что случилось. Так целый день прозябаем.
ШВЕЙКА (из окна): Маменька, извольте платок.
ЖЕНА: Давай, давай. Так я, Сонечка, сейчас. Ты посмотри, говорю тебе, чтобы Митька Ферапонту Кузмичу самовар поставил, а я сейчас. (Уходит.)
ДВОРНИК (кутается в тулуп и умащивается на ступеньках): О, Господи. (Зевает.)
ДЕВИЦА (зевает): Ах, Господи. Пива, что ли, выпить. (Кричит в комнату.) Фенька, Фенька. Сбегай, купи «Амуру»70 десяток, да дай бутылку граненого. Деньги под зеркалом, двугривенный есть.
ДВОРНИК: Которую это вы сегодня, Марья Иванна?
ДЕВИЦА: Пятую… Да что здесь делать, как не пить? Жизнь такая. Скука. Поневоле запьешь. Ни прохожих, ни проезжих. Тишина.
ШВЕЙКА: Ужасно скучно, Марья Иванна.
ДЕВИЦА: Бывало, я на Глазовой жила, так часу не пролежишь без развлечения, то жулика поймали, то пьяные подрались. И лежать-то весело было. А раз так вот посмеялись. Завелись против нас жильцы, студенты, что ли, какие или так — чиновники, только повадились постоянно из окон смотреть да с нами переговариваться. Хозяйка наша взяла да и накричала на них, зачем девиц от дела отбивать. Они ничего, будто стерпели. Только ночью слышим, вдруг стекло разбилось у нас, мы к нему, он, глядь, и второе, и третье. Так все стекла.
ДВОРНИК: Должно, горохом из стеклянной трубки били, а то с рогульки.
ДЕВИЦА: Уж я там не знаю с чего, только никого из них не видно было. После Митька нам сказывал, что это Ванька хозяйский сердце отвел. Ну да кто его знает?
ДВОРНИК: Где уж там уследить? Нешто можно? Ты сюды, он туды. А с нас спрашивают.
ДЕВИЦА (видя, что Фенька выходит из подъезда): Смотри, десяток купи да сбегай в «Одессу», скажи швейцару, что, мол, Маня не придет сегодня.
ФЕНЬКА: Я летом. (Хочет бежать и сталкивается с музыкантом.)
МУЗЫКАНТ: Стоп. Вы мене извините, только факт-то. Вы думаете, что я пьян? Так я трезв. Я могу хоть еще четверть выпить.
ДВОРНИК (завистливо сплевывает): Ишь, налакался, а все ему мало. Везет же людям.
МУЗЫКАНТ: Факт-то. Зачем они мне флейту горчицей вымазали? Играй, говорят, так дух деликатней. ДЕВИЦА: Кто же это тебя угостил?
МУЗЫКАНТ: Купец в «Одессе». И кинарочку71 зарезал. Вы меня извините, она с флейтой петь не умела. А мне разве нужно флейту? Я на футляре сыграю.
ШВЕЙКА: Идите, Михал Абрамыч, прилягте.
МУЗЫКАНТ: Вы мене извините, только факт-то. Я вам на футляре сыграю. А спать я тоже могу пойти. (Уходит.)
ДВОРНИК: До чего назюзюкался. А много ли выпил? Уменья в нем нету.
ДЕВИЦА: Жид, потому и нету.
ДВОРНИК: Соснуть бы.
ШВЕЙКА: Вот, Марья Иванна, хотела спросить вас, неужели все, все мужчины такие… вы ведь их много видели.
ДЕВИЦА: Разные есть. Зачем такие? Только все они народ нестоющий, пьяный и всех презирать надо.
ШВЕЙКА: Вот и я так думаю. Когда я еще у мадамы в ученицах жила, так бывало, как только на улицу покажешься, непременно кто-нибудь пристанет. Я сначала боялась, а потом ничего. У одного даже кофий пила. Только все они противные. Всякий только об одном и думает, и все скупые. Плитку шоколада и то купить жалко.
ДЕВИЦА: Нет, есть и щедрые. Мне раз князь попался, так два дня меня на автомобиле катал. Шампанское поставил ужас как много. А впрочем, деньгами только десятку дал.
ШВЕЙКА: Ну вот.
ДЕВИЦА: Грабить их нужно.
ДВОРНИК (почти во сне): Сперва облапь, потом ограбь.
ДЕВИЦА (пьет пиво): Да, так и говорю, грабить их надо. Только трудно это. Туги они. Умаешься. Мне бы только деньжат сколотить, я бы свое ремесло бросила. Трактир бы открыла, «Одессу». Сама бы за прилавком стояла: Вам какой прикажете? Английской горькой?.. Девицам всем кредит бы дала, пускай пользуются. А уже мужчинам, особенно знакомым, — ни за что! Шалишь, брат, сами ученые! Ты вот поставь девушке угощение.
ШВЕЙКА: Вам лучше знать. Только я вот не умею. Со мной сейчас прикащик познакомился, молоденький такой, желторотый, жалко мне его.
ДЕВИЦА: Не жалей. Жалость — самая подлая вещь. Кошку жалей, а мужчин не за что.
ШВЕЙКА: Бродит он всегда в это время поблизости. Мимо окон ходит, а подойти не решается. Его папенька спугнул когда-то.
ДЕВИЦА: Это щуплый такой, чернявенький, на носу бородавка? Из фруктовой?
ШВЕЙКА: Он, он.
ДЕВИЦА: То-то я его каждый день вижу.
ШВЕЙКА: Должно быть, и сегодня придет.
ДЕВИЦА: Да вот, легок на помине. Идет с пакетом. Верно, мармеладу стащил. Я спрячусь, тебе мешать не буду. А ты смелее.
ШВЕЙКА: Увидим, что Бог даст.
ШВЕЙКА (напевает)
Мне милый дал цветочек,
Цветочек голубой,
Сказал: люби, дружочек,
По саван гробовой.
ПРИКАЗЧИК (проходя мимо окна): Здравствуйте, София Федоровна. (Смущается и уходит.)
ШВЕЙКА: Здравствуйте. (Поет.)
Мне милый дал щегленка,
Щегленок хоть куда.
Сказал: люблю, миленка,
Люблю я навсегда.
ПРИКАЗЧИК (проходит обратно): Здравствуйте, София Федоровна. (Смущается и уходит.)
ШВЕЙКА: Здравствуйте. (Поет.)
Цветочек мой душистый,
Цветочек мой засох.
Щегленок голосистый,
Щегленок мой издох.
ПРИКАЗЧИК: Здравствуйте, София Федоровна.
ШВЕЙКА: Да что вы все здравствуйте да здравствуйте, никак не наздравствуетесь?
ПРИКАЗЧИК: А я… я ничего, София Федоровна… я думал, что поете вы…
ШВЕЙКА: Ну что ж?
ПРИКАЗЧИК: Так я мешать не хотел. Так, выжидал.
ШВЕЙКА: И странно. Очень невоспитан.
ПРИКАЗЧИК: Извините, София Федоровна.
ШВЕЙКА: Вы куда же это путь держите?
ПРИКАЗЧИК: Я к приятелю… То есть по дельцу… То есть в «Одессу», София Федоровна.
ШВЕЙКА: То-то и видно. Где же у вас «Одесса»? В «Одессу» назад идти нужно.
ПРИКАЗЧИК: Это, действительно, верно, что назад.
ШВЕЙКА: Признайтесь, что соврали? Верно, по любовным делам каким идете?
ПРИКАЗЧИК: Нет, что вы, София Федоровна.
ШВЕЙКА: Вот уж этого терпеть не могу. Соврали, так уж признавайтесь.
ПРИКАЗЧИК: Что ж, София Федоровна, соврал. Это я с робости и даже не с робости… (Выпаливает.) А какие же мои дела, как не сердечные?
ШВЕЙКА: Вот оно что.
ПРИКАЗЧИК: София Федоровна, не сердитесь. Я всегда. Я готов. Извольте принять от глубины сердца. (Дает ей мармелад.)
ШВЕЙКА: Что ж, спасибо, только я мармеладу не люблю.
ПРИКАЗЧИК: София Федоровна, да вы бы сказали, да я бы…
ШВЕЙКА: Я вообще сладкое не люблю, я музыку люблю.
ПРИКАЗЧИК: Вот свойственность душ. Представьте себе, и я музыку обожаю. Вот в залагическом…
ШВЕЙКА: Я садовой музыки не люблю. Я люблю из опер мотивы. Вот, говорят, в «Одессе» машина хорошо из «Травьяты» играет.
ПРИКАЗЧИК: Господи, София Федоровна, какая мне мысль пришла. Только возможно ли?
ШВЕЙКА: А вы скажите что.
ПРИКАЗЧИК: Соблаговолите со мной в «Одессу».
ШВЕЙКА: Фу, какое сказали. Как же я с чужим мужчиной. Что маменька скажет?
ПРИКАЗЧИК: Да какой же чужой? София Федоровна, да ведь вас люблю. Да я за вас. Да, Господи.
МУЗЫКАНТ (высовывается из окна): Вы мене извините, только факт-то. (Засыпает на подоконнике.)
ПРИКАЗЧИК: Ай, кажется, заметили.
ШВЕЙКА: Ничего, он спит. Так вы меня любите. А я, представьте себе, и не замечала ничего. Что это он, думаю, около наших окон зачастил. А оно вот что.
ПРИКАЗЧИК: Вы меня простите, София Федоровна, если я вас обидел. Я не хотел, я, право, я могу и уйти.
ШВЕЙКА: Куда же вы? Подойдите поближе. Сашечка мой. (Обнимает за шею.)
ПРИКАЗЧИК: Ай, заметили. Смеется кто-то.
ШВЕЙКА: Это тебе показалось, милый. Никого нет, все ушли. А дворник спит.
ПРИКАЗЧИК: Ох, не вышло бы греха.
ШВЕЙКА: Чего ж тебе бояться… Ты со мной теперь свой.
ПРИКАЗЧИК: Свой-то свой, а все-таки, что еще скажут. Пойдем лучше куда-нибудь.
ШВЕЙКА: В «Одессу».
ПРИКАЗЧИК: Ну в «Одессу», только скорей.
ШВЕЙКА: Сашечка, а ты ведь меня не любишь, коли боишься.
ПРИКАЗЧИК: Я-то не люблю. Да Бог ты мой. Да я для тебя все, хоть всю лавку ограблю.
ШВЕЙКА: А отца боишься?
ПРИКАЗЧИК: Боюсь. Я всякого крика боюсь. Как закричит, так и боюсь.
ШВЕЙКА: Ну, пойдем, заяц ты этакий. Помоги мне.
ПРИКАЗЧИК: Господи. Вот радость-то. (Снимает ее с окошка и ведет под ручку.)
ШВЕЙКА: А, мой Сашечка, знаешь, чего до смерти хочется? Платье я одно видела бархатное. Ты мне купи.
ПРИКАЗЧИК: Куплю, куплю. (Уходят.) Извозчик!..
ДЕВИЦА: Повели раба Божьего. Сцапали птичку. А что они в «Одессе» на тятеньку наткнутся, так это как пить дать. (Курит, пьет пиво и напевает.)
Я выйду, выйду в залу,
К роялю подойду,
И тихо, и нежно
Я песенку спою.
И подойдет хозяйка
И скажет мне: «Пошла,
И опять уж со студентом
Ты шашни завела».
Я выйду, выйду в кухню,
К графину подойду,
И тихо, и нежно
Я рюмочку налью.
ЖЕНА: Нет, матушка, ты уж как хочешь, а только помидору этого отродясь не пробовала и пробовать не желаю.
КУМА: Что ж, Ненила Иванна, не всем помидоры есть. Помидор-то ноне кусается.
ЖЕНА: Меня не укусишь, а я его сама кусать не желаю. Мы вот каждый день кофий пьем, с винной ягодой варим.
КУМА: Вкусно это, Ненила Иванна, вкусно. Не всем только пить его. Я вот жена прапорщика в запасе, однако насчет винной ягоды не слышала.
ЖЕНА: Что же я врать стану?
КУМА: Ну, врать не врать, а обмолвиться можешь.
ЖЕНА: Не имею привычки. И докажу. Сейчас докажу. Соня! Сонечка! Нет ее. Ничего, матушка, зайдем. Сейчас. Она, верно, на кухне. (Входят в дом.) Соня, Сонечка! (в окне) Да куда же она запропастилась? Куда пошла? И полушалка нет. Марья Иванна, вы часом не видели, куда Соня пошла?
ДЕВИЦА: Нет, не видала.
ФЕНЬКА: А я видала. С кавалером ушла.
ЖЕНА: С каким кавалером, что ты врешь?
ФЕНЬКА: Да с кавалером. В окошко выпругнула и ушла.
ЖЕНА: Да что же это? Пресвятые угодники! Куда же она?
ФЕНЬКА: Вон в ту сторону. Я их в спину видела. Он в черном пальте.
ЖЕНА: Фенька, лети вдогонку. Ворочай назад. Господи. (Девице.) Это уж не без вас. Ясное дело, что уж не без вас.
ДЕВИЦА: Подумаешь.
КУМА: И думать нечего, сразу видно.
ДЕВИЦА: А вы кто такие?
КУМА: Не такие, а этакие. Это вы такие.
ДЕВИЦА: То есть как такие?
КУМА: Неблагородного поведения.
ЧИНОВНИК (высунулся в окно): Совершенно верно изволили сказать, Анна Степановна. Легкого поведения женщины в литературе называются «такими женщинами».
КУМА: А, здравствуйте, Прохор Савельич. И вы на нашу конфузию пожаловали!
ЧИНОВНИК: Здравствуйте, сударыня, здравствуйте. Возмутительно. Повсюду такая распущенность. Дворнику, изволите видеть, делать нечего, так он забор марает. Звонка оборванного починить не может. Нет, в наши времена этого не было. Девка в окошко удирает. Я б ее проучил.
ЖЕНА: Ну учить-то вы, Прохор Савельич, оставьте. Я сама проучу, это дело материно.
ДЕВИЦА: Мать, мать, а дочка — гулять.
КУМА: А вы бы замолчали.
ДЕВИЦА: Молчала, молчала, начинай сначала.
ЖЕНА: Этого я вам, Марья Иванна, не забуду. Я думала, что в вас благородство есть, а ты девушек совращать. Ужо Федор Митрич придет, он тебе покажет. В полицию пойду.
ЧИНОВНИК: Непременно, в полицию.
ФЕНЬКА (скачет на одной ножке и хлопает в ладоши): Ведут, ведут.
ЖЕНА: Кто ведет?
ФЕНЬКА: Федор Митрич.
САПОЖНИК: …а ты паскудой вышла. Иди, иди, не топырься. Соня, Сонечка. Да что, я тебя чем обидел али мать? Да как же ты смела? Да как ты думать могла?
ЖЕНА: Да где ж ее встретил?
САПОЖНИК: Где? В «Одессе». Сижу, пивком балуюсь с молодым человеком, гляжу — Сонька. Я за ней: ты с кем тут? А он рукой закрылся да драла. Говори, Сонька, с кем мою голову порочила? Как ты уйти смела?
ШВЕЙКА: А вот захотела и ушла.
САПОЖНИК: Сонька, молчи! Не дразни. Говори, с кем была? Ну!
ШВЕЙКА: Не скажу.
ЖЕНА: Сонечка, да что же это?
ШВЕЙКА: Надоели вы мне все. Уйти бы куда.
САПОЖНИК: А, уйти, уйти хочешь? Соня. Сонечка. Ну, рассудите, люди добрые. Ну, вот на коленях прошу. Сонечка, скажи, с кем была? Ну что же ты? Эх, любил я тебя, Соня, а ты? Жениха тебе нашел хорошего. Сонечка. Зачем стариков обижаешь? Ведь жених-то дожидается, только послать за ним. Митька! Митька! Беги за женихом. Веди его сюда. (Митька смеется, но не идет.) Сонечка, ну скажи, с кем была? Ну на коленях прошу.
ФЕНЬКА: Она с тем, что в черном пальте. Двое их нынче приходило. Я видела. Один в цилиндре, а другой так. Так это, верно, тот, что в цилиндре. Да вот он сюда идет!
САПОЖНИК: Что идет? Где идет?
ДВОРНИК: Постой! Постой!
САПОЖНИК: Бей его! Бей, кто в Бога верует!
ШВЕЙКА: Папенька!
ПШЮТ: Позвольте. Позвольте. Караул!
САПОЖНИК: Лупи! Лупи его!
ЧИНОВНИК: Городовой!
ДЕВИЦА: Господин городовой. Режут!
САПОЖНИК: У! Гад! Я те дам девиц соблазнять!
ПШЮТ: Караул! Караул!
ЖЕНА: А ты ему в рожу, в рожу!
ГОРОДОВОЙ: Тащи всех в участок.
САПОЖНИК: Ну что ж, идем в участок. А только я дочь соблазнять никому не позволю. Идем, дочка!
ДВОРНИК (один из подошедших с городовым): Пошел, пошел.
ЧИНОВНИК: Хорошенько их. Как бляха-то, 417? Ну, смотри у меня.
ДЕВИЦА: Сапожники все такие.
САПОЖНИК: Сама курва.
ГОРОДОВОЙ: Пошел, пошел, все в участок, и ты тоже.
ДЕВИЦА: А я-то за что?
ГОРОДОВОЙ: Ну-ну, не разговаривай!
ПШЮТ: Вы понимаете, он меня убить, он убить меня хотел.
ХАХАЛЬ: Говорил, не поспеем. Нет. Целуй да целуй.
ХОЗЯЙКА: Федичка, поцелуй меня.
ХАХАЛЬ: Ну вот опять сначала. В кои веки скандал, а мы его за хорошим делом проспали. Поцелуй, ду-ура!
МУЗЫКАНТ: Вы мене извините, только факт-то. Скандал-то был вовсю.
70 «Амур» — марка дешевых папирос.
71 Канарейку (разг.).
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПечатается по: Slavic Almanac. 2012. Vol. 18. № 2. P. 150—163. Текст был воспроизведен как приложение к статье: Дмитриев О. Своеобразие потемкинского театра — краткий очерк // Slavic Almanac. 2012. Vol. 18. № 2. P. 143—175. Машинописная копия: СПбТБ ОРиРК. Фонд «Драматическая цензура». № 56209: Потемкин П. Дом в переулке: Происшествие в 1 действии. [Б. м.] 1912. Цена 75 к. На экземпляре печать цензора драматических сочинений Н. В. Дризена: «К представлению дозволено 10 сентября 1913 г.» На титульном листе помета цензора: «Фарс». «Дом в переулке» открывал осенний сезон Литейного Интимного театра 1913 г. Премьера состоялась 22 сентября. Б. С. Неволин, ставший во главе театра, обновил репертуар и состав труппы. Туда был приглашен, в частности, Потемкин и режиссер Барон Б. С. Унгерн, который и поставил эту потемкинскую пьесу. Первые рецензии были настороженными; см.: Амбо. Литейный Интимный театр // Театр и искусство. 1913. № 39 (29 сент.). С. 761.