Дома и на войнѣ. 1853—1881 гг. Воспоминанія и разсказы А. В. Верещагина. Спб., 1886 г. Почти половина «разсказовъ», помѣщенныхъ въ этой книгѣ, была напечатана въ первыхъ книжкахъ Европы за 1885 г. и составляетъ наиболѣе интересную часть книги. Они относятся къ послѣдней турецкой войнѣ 1877—1878 гг.; о нихъ мы въ свое время дали отзывы въ I и III нашихъ книжкахъ. Въ вышедшемъ теперь отдѣльномъ изданіи авторъ дѣлитъ свои воспоминанія и разсказы на три части: первая — Дома, вторая — На войнѣ за Дунаемъ и третья Воспоминанія о текинской экспедиціи Скобелева 1880— 81 г. Воспоминанія о жизни автора дома начинаются раннимъ дѣтствомъ, разсказами о послѣднемъ времени крѣпоетнаго права, которое А. В. Верещагинъ хотя и засталъ еще, но такимъ малымъ ребенкомъ, что у него отъ этого времени сохранились отрывочныя и очень неполныя представленія. Затѣмъ слѣдуютъ кое-какія воспоминанія о годахъ ученья въ нѣмецкомъ пансіонѣ, въ гимназіи, въ военномъ училищѣ, о производствѣ въ офицеры, короткомъ пребываніи въ полку и возвратѣ «домой», въ деревню. Все это довольно безцвѣтно и неинтересно. Въ дѣтскихъ и юношескихъ воспоминаніяхъ г. Верещагина не встрѣчается ни одного типическаго или оригинальнаго лица, ни одного сколько-нибудь выдающагося событія.
Разсказы А. В. Верещагина о турецкой войнѣ любопытны уже по самому сюжету и написаны живо; главное же ихъ достоинство заключается въ большой искренности и правдивости, съ которою авторъ передаетъ объ очень многомъ такомъ, о чекъ предпочитаютъ умалчивать почта всѣ повѣствовать", бравшіеся за описаніе боевой жизни. Особенный интересъ этимъ разсказамъ и слѣдующимъ за ними, относящимся въ экспедиціи въ Ахалъ-Теке, придаютъ воспоминанія г. Верещагина о Михаилѣ Дмитріевичѣ Скобелевѣ, при которомъ онъ безотлучно находился во все время пребыванія его въ закаспійскомъ краѣ. Характеренъ, между прочимъ, нижеслѣдующій разсказъ: 20 іюня Скобелевъ послалъ доктора Студицкаго, съ конвоемъ изъ 12 Козаковъ, осмотрѣть трупъ убитаго козака, найденный въ степи. Генералъ думалъ, не свои ли джигиты покончили его измѣннически. "На другой день утромъ иду купаться, — разсказываетъ г. Верещагинъ. — Смотрю, генералъ вышелъ изъ своей палатки съ какою-то бумагой въ рукахъ, весь красный отъ слезъ. Завидя меня, онъ подзываетъ къ себѣ и съ грустью крикливо говоритъ: "А вы знаете, что Студицкаго убили? А?.. Каковы подлецы текинцы? Цѣлая шайка напала, — разсказываетъ онъ захлебывающимся отъ слезъ голосомъ. Затѣмъ добавляетъ: «Я, все-таки, очень доволенъ, что при немъ былъ конвой изъ 12 человѣкъ. Это снимаетъ съ меня нравственную отвѣтственность. Ну, что дѣлать, на войнѣ несчастіе со всякимъ можетъ случиться». Любопытенъ и такой разсказъ: хоронили двухъ солдатъ, убитыхъ во время рекогносцировки. Скобелевъ и нѣсколько офицеровъ присутствовали при церемоніи. "Священникъ, который еще во время рекогносцировки находился въ сильномъ волненіи, и теперь, послѣ благополучнаго ея исхода, пришелъ въ веселое настроеніе, вдругъ вздумалъ сказать надгробное слово. Въ концѣ рѣчи, указывая рукой на заровненную пескомъ могилу, онъ громко и плаксиво воскликнулъ: «И слава человѣческая, аки дымъ преходящій!» "Когда мы шли обратно съ похоронъ, — разсказываетъ Баранокъ, — Скобелевъ идетъ рядомъ со мной и говоритъ:
" — Вѣдь, вотъ, Алексѣй Никитичъ, подгулялъ попъ, а дѣло сказалъ: «И слава человѣческая, аки дымъ преходящій».
"Два года спустя, генералъ обѣдалъ въ Москвѣ, въ гостиницѣ Дюссо и, обращаясь къ Баранку, сказалъ:
« — А помнишь, Алексѣй Никитичъ, „и слава человѣческая, аки дымъ преходящій“? — Черезъ четыре часа послѣ этого Скобелева не было въ живыхъ»
Какъ образецъ искренности, доходящей до наивности, съ которою Верещагинъ передаетъ свои личныя впечатлѣнія, мы приведемъ еще одну выдержку:
" — А, здравствуйте, Верещагинъ! Вы знаете, что генералъ говорилъ мнѣ сейчасъ дорогой? — весело восклицаетъ Гродековъ, здороваясь со мной. — Ну, ежели у Верещагина есть убитые или раненые, то его надо немедленно представить къ георгіевскому кресту.
«Придавъ лицу вопросительное выраженіе, онъ улыбается и, еще разъ споткнувшись обо что-то, скрывается, между деревьями. Когда я услышалъ это, мнѣ еще болѣе стало досадно за тѣхъ пятерыхъ текинцевъ, которые ускакали у насъ изъ-подъ носу. Вотъ, думаю, кабы они теперь лежали около нашей купы (башенка), такъ и было бы чѣмъ похвастать…» Комментарій тутъ едва ли нуженъ. Вообще Воспоминанія и разсказы А. В. Верещагина имѣютъ анекдотическій характеръ; въ этомъ они совершенно сходны съ разсказами, которые всѣмъ намъ приходилось слышать отъ бывалыхъ офицеровъ. Если бы иные изъ нихъ записать и немного обработать, то составилась бы книга, ничѣмъ не уступающая верещагинской.